Судебный процесс над Олегом Пеньковским в 1962–1963‑х годах стал шоком для всего мира. Советские граждане следили за этим делом так, как никогда прежде и после, школьники и рабочие, учёные и партийцы требовали скорейшей расправы над предателем. Приговор был предсказуемо жесток — расстрел.
Материалы дела издавались в брошюрах, обсуждались в коллективах. Показательный судебный процесс продемонстрировал непреклонность СССР в борьбе с предателями. Но сразу после казни Пеньковского родились домыслы и легенды, теории заговора и сомнения — а всё ли так однозначно? Появились вопросы: был ли он перебежчиком или это спецоперация КГБ? Был ли суд настоящим или это некий театр? Была ли казнь или разведчик просто изменил внешность и живёт где-то в Вильнюсе на пенсии?
Фрагмент телеверсии суда
Вопросы едва ли рождаются на пустом месте. Их нет в деле Гордиевского или Калугина. Сама история Пеньковского туманна. Его арест совпал с пиком холодной войны и угрозой удара США по СССР. В нашем повествовании мы приведём вам две версии «главного шпионского скандала СССР» — официальную и конспирологическую. Но сначала биография героя, та её часть, где все эксперты сошлись во мнении.
Краткая биография Олега Пеньковского
Пеньковского нельзя назвать баловнем судьбы. Он родился в 1919 году во Владикавказе. Для мальчика из провинции единственным вариантом карьеры в те годы была армия.
В 18 лет Олег Владимирович поступил курсантом в Киевское артиллерийское училище. Уже в 20 лет молодого офицера призвали на фронт. Как политрук он прошёл Польский поход и Зимнюю войну. За отличную службу его перевели в Московское артиллерийское училище в политотдел.
Пеньковский прошёл всю войну. Сначала в политуправлении, затем — в Военном совете Московского военного округа, с 1943 года командиром артиллерийского батальона 1‑го Украинского фронта. В 1944 году его назначают адъютантом командующего артиллерией 1‑го Украинского фронта С. С. Варенцова. На долгие годы маршал стал его лучшим другом и ангелом-хранителем. Военное братство они сохранили до последних дней. Войну Пеньковский закончил с двумя ранениями, орденами Красного Знамени, Невского, Отечественной войны и за город Прагу.
Благодаря боевым заслугам и помощи друга Пеньковский сделал блестящую карьеру: в 30 лет стал полковником. После этого было распределение в ГРУ на Ближний Восток.
Возникла первая проблема. Его направили на работу в резидентуру ГРУ в Турцию, но через год, в 1956 году, его выгнали и уволили из разведки. На удивление характеристику ему дали очень жёсткую:
«Мстительный, злобный человек, беспримерный карьерист, способен на любую подлость».
Причиной тому была фарцовка — КГБ ловила его на базарах Анкары, где он торговал ювелирными украшениями и вёл странные беседы с американцами. Правда это или вымысел, так и осталось неизвестным.
После провала Пеньковского вернули в ГРУ и взяли на работу в академию ракетных войск. В 1960 году он достиг пика карьеры в Управлении внешних сношений Госкомитета по координации научно-исследовательских работ. Комитет устраивал визиты многочисленных советских делегаций на Запад и приём иностранных учёных, инженеров и бизнесменов в СССР.
Официальная версия — шпион
Пеньковский озлобился на ГРУ и КГБ со времён турецкого скандала, после этого его не взяли атташе в Индию в 1959 году, что ещё больше задело его амбиции.
Устроившись в комитет внешних связей, он сразу ищет возможность предать родину. Летом 1960 года Олег Владимирович передал предложение помощи в американское посольство через туристов. Первой развединформацией для «партнёров из-за океана» стали секретные данные о сбитом лётчике ВВС США Пауэрсе.
В 1961 году во время командировки в Лондон в отеле «Маунт Ройял» Пеньковского завербовали. Ему выдали портативную фотокамеру, специальные рации и иные шпионские гаджеты и актуальные задания. На первой встрече Пеньковскому показали несколько тысяч фотографий советских граждан, подозрительных для западных спецслужб, новый агент опознал почти 700 из них как сотрудников КГБ и ГРУ.
Он получил псевдоним «Hero». С тех пор предатель зачастил «по работе» в военные архивы, где снимал документы своей камерой, благо Варенцов давал ему пропуск в самые секретные закоулки РВСН. Итоги были очень убедительны, как установило КГБ после:
«На Запад он сумел передать 111 плёнок „Минокс“, на которых было отснято 5500 документов общим объёмом в 7650 страниц. По его наводке, если верить опубликованным на Западе документам, „погорели“ 600 советских разведчиков, из них 50 — офицеры ГРУ».
Как вы понимаете, эта информация была очень ценной для ЦРУ. По данным о ракетах и иных видах вооружения американцы поняли, что декларируемого советским руководством паритета с США по вооружениям нет. А ведь на тот момент объективных цифр у Пентагона не было, но был свой «Hero»! В Лэнгли выдохнули — можно прекратить бешеную гонку вооружений.
После завершения шпионской миссии в СССР Пеньковскому обещали гражданство, высокую должность в США или Великобритании с окладом 2000 долларов в месяц и по 1000 долларов за каждый месяц агентурной работы в СССР. Кроме встреч во время командировок в Лондоне у него было двое связных в Москве — «бизнесмен» Гревилл Винн и жена консула Аннет Чизхолм. Оба, конечно, работали на МИ‑6.
Оставлять плёнки о состоянии войск СССР теперь надо было либо лично, либо в тайниках в районе Цветного бульвара, Пушкинской улицы и Арбата или в надгробии поэта Есенина на Ваганьковском кладбище. Пеньковский оставлял плёнки в одном из подъездов под досками или за батареей, а Чизхолм будто бы «поправляла колготы» и забирала нужное. Напоминает современную «индустрию закладок».
Провал случился не по вине Пеньковского. Наш советский агент в Англии, легендарный Джордж Блейк донёс КГБ о Чизхолм. Чекисты установили за дамой наружное наблюдение. Стало известно, что жена консула с завидной регулярностью встречается с неким типом в сером пальто весь 1961 и 1962 год. Стало ясно, что он чекист, ибо легко уходил от «наружки». Наверное, на него бы махнули рукой, но его контакты были очень странными — встречи с американцами, британцами, походы в «Интурист». Его решили не брать, посмотреть, что за «сеть» орудует в Москве. А был он один!
КГБ провело беспрецедентную в практике спецслужб операцию, чтобы уличить врага: по дну Москвы-реки к чердаку в доме предателя, на Гончарной набережной, протянули кабель, управляющий кинокамерой в ящике для цветочной рассады, находившемся на балконе этажом выше квартиры шпиона. С помощью кинокамеры агента удалось заснять в момент, когда он переснимал на подоконнике секретные документы.
Чтобы провести обыск, его одежду обработали раствором, который вызвал сыпь. Пока Пеньковский лежал в больнице, его дом обыскали и нашли плёнки. 22 октября 1962 года, на пике Карибского кризиса, его арестовали.
На суде в мае 1963 года Пеньковский признал вину во всём и на телекамеры рассказывал о визитах в Лондон, о том, как примерял форму США на себя. Процесс был показательным. В зале по спецпропускам присутствовало около 300 «представителей общественности», иностранные наблюдатели не допускались, в советских газетах печатались стенограммы слушаний, изданные затем стотысячным тиражом. 16 мая 1963 года Пеньковского расстреляли, а Винна приговорили к восьми годам.
Так закончилась история предателя. Главу КГБ Серова и маршала Варенцова сняли со своих должностей и понизили в званиях.
Версия вторая. Пеньковский — герой
Как утверждал разведчик Анатолий Максимов, Пеньковский был героем. Его как «крота» внедряли со времён турецкой командировки 1955 года, но ЦРУ испугалось выйти на контакт. После настойчивых попыток он «внедрился» в 1961 году в ряды МИ‑6. Целью «крота» было дезинформирование противника. Прежде всего необходимо было сообщать американцам заниженные цифры по ракетному потенциалу, численности войск, агентов КГБ, ослабить бдительность. Все документы «делались» на Лубянке для «наших западных партнёров».
В частности, обманом были сведения о том, что советские межконтинентальные баллистические ракеты (МБР) будто бы имеют недостаток — неточную систему прицеливания, и поэтому их невозможно использовать в качестве средства поражения в США. Американцам внушалось, что до политических центров на восточном побережье США наши ракеты не дотягивают.
Примечательно, что несмотря на то, что Пеньковский якобы сдавал агентов КГБ, массовой высылки нашей агентуры из США не было. Более того, те, кого засветили, продолжали работать за рубежом, как, например, морской атташе Евгений Иванов.
Арест и суд были лишь инсценировкой — нужно было убедить ЦРУ, что Пеньковский реальный шпион. Его речь на суде была будто заученной, он сознавался во всём подряд.
Было решено закончить миссию именно так, потому что американцы что-то подозревали. Демонстративность и театральность процесса были лишь красивой дымовой завесой, которая и убедила противника в том, что всё это правда. Расстрела также не было, ведь тело не было показано, Пеньковский с липовыми документами прожил аж до 1995 года под фамилией «Иванов» где-то в глуши, работал в школе.
В результате дезинформации США проиграл в Карибском кризисе и убрал ракеты из Турции. Мы же увезли оружие с Кубы, где оно пробыло всего полгода, так потери были невелики.
Отставку Серова Хрущёв планировал давно, а Варенцов, по его мнению, плохо справлялся со своей работой.
Нам слабо в это верится, но конспирология бывает очень убедительна и даже логична.…
Перебежчик Владимир Резун, более известен нам под псевдонимом «Виктор Суворов», является автором теории «нападения СССР на Германию» в 1941 году. Но кроме этой фантастики он написал весьма любопытные мемуары о службе в разведке под названием «Аквариум».
Мы не знаем, где Суворов услышал эту легенду, может быть, и сам придумал. Но бывший разведчик уверял — Пеньковского сожгли заживо в крематории и показывали плёнку всем, кто приходил на службу в КГБ, чтобы знали, каково это — изменять Родине. Конечно, этого не было. Приговорённых к смертной казни расстреливали в Бутырке, а после кремировали в Донском крематории. О фильме «Сожжение предателя» достоверных данных нет. Зато эту легенду потом любил рассказывать Бродский.
«Пролог»
Виктор Суворов (р. 1947)
Отрывок из книги «Аквариум», Лондон, 1985 год
— Закон у нас простой: вход — рубль, выход — два. Это означает, что вступить в организацию трудно, но выйти из нее ещё труднее. Для всех членов организации предусмотрен только один выход из неё — через трубу. Для одних этот выход — с почётом, для других — с позором, но для всех нас есть только одна труба. Только через неё мы выходим из организации. Вот она, эта труба, — седой указывает мне на огромное, во всю стену, окно, — полюбуйся на неё.
С высоты девятого этажа передо мной открывается панорама огромного пустынного аэродрома, который тянется до горизонта. А если смотреть вниз, то прямо под ногами — лабиринт песчаных дорожек между упругими стенами кустов. Зелень сада и выгоревшая трава аэродрома разделены несокрушимой бетонной стеной с густой паутиной колючей проволоки на белых роликах.
— Вот она, — седой указывает на невысокую, метров в десять, толстую квадратную трубу над плоской смоленой крышей.
Чёрная крыша плывет по зелёным волнам сирени, как плот в океане или как старинный броненосец, низкобортный, с неуклюжей трубой. Над трубой вьётся лёгкий прозрачный дымок.
— Это кто-то покидает организацию?
— Нет, — смеётся седой, — труба — это не только наш выход, труба — источник нашей энергии, труба — хранительница наших секретов. Это просто сейчас жгут секретные документы. Знаешь, лучше сжечь, чем хранить. Спокойнее. Когда кто-то из организации уходит, то дым не такой, дым тогда густой, жирный. Если ты вступишь в организацию, то и ты в один прекрасный день вылетишь в небо через эту трубу. Но сейчас организация дает тебе последнюю возможность отказаться, последнюю возможность подумать о своем выборе. А чтобы у тебя было над чем подумать, я тебе фильм покажу.
Седой нажимает кнопку на пульте и усаживается в кресло рядом со мной. Тяжелые коричневые шторы с легким скрипом закрывают необъятные окна, и тут же на экране без всяких титров и вступлений появляется изображение. Фильм черно-белый, пленка старая и порядочно изношенная. Звука нет, и оттого отчетливее слышно стрекотание киноаппарата.
На экране высокая мрачная комната без окон, напоминающая цех или котельную. Крупным планом — топка с заслонками, похожими на ворота маленькой крепости, и направляющие желоба, которые уходят в топку, как рельсы в тоннель. Возле топки люди в серых халатах. Кочегары. Вот подают гроб. Так вот оно что! Крематорий. Тот самый, наверное, который я только что видел в окне. Люди в халатах поднимают гроб и устанавливают его на направляющие желоба. Заслонки печи плавно расходятся в стороны, гроб слегка подталкивают, и он несет своего неведомого обитателя в бушующее пламя.
А вот крупным планом камера показывает лицо живого человека. Лицо совершенно потное. Жарко у топки. Лицо показывают со всех сторон бесконечно долго. Наконец камера отходит назад, показывая человека полностью. Он не в халате. На нем дорогой черный костюм, правда, совершенно измятый. Галстук на шее скручен в веревку. Человек туго прикручен стальной проволокой к медицинским носилкам, а носилки поставлены к стене на ручки так, чтобы человек мог видеть топку.
Все кочегары вдруг повернулись к привязанному. Это внимание ему, видимо, совсем не понравилось. Он кричит. Он страшно кричит. Звука нет, но я знаю, что от такого крика дребезжат стекла. Четыре кочегара осторожно опускают носилки на пол, потом дружно поднимают их. Привязанный делает невероятное усилие, чтобы воспрепятствовать этому. Титаническое напряжение лица. Вена на лбу вздута так, что готова лопнуть. Но попытка укусить руку кочегара не удалась. Зубы привязанного впиваются в собственную губу, и черная струйка крови бежит по подбородку. Острые у человека зубы, ничего не скажешь. Его тело скручено крепко, но он извивается как пойманная ящерка. Его голова, подчиняясь животному инстинкту, мощными ритмичными ударами бьет о деревянную ручку, помогая телу. Привязанный бьется не за свою жизнь, а за легкую смерть. Его расчет понятен: раскачать носилки и упасть вместе с ними с направляющих желобов на цементный пол. Это будет или легкая смерть, или потеря сознания. А без сознания можно и в печь. Не страшно…
Но кочегары знают своё дело. Они просто придерживают ручки носилок, не давая им раскачиваться. А дотянуться зубами до их рук привязанный не сможет, даже если бы и лопнула его шея.
Говорят, что в самый последний момент своей жизни человек может творить чудеса. Подчиняясь инстинкту самосохранения, все его мышцы, все его сознание и воля, все стремление жить вдруг концентрируются в одном коротком рывке…
И он рванулся! Он рванулся всем телом! Он рванулся так, как рвется лиса из капкана, кусая и обрывая собственную окровавленную лапу.
Он рванулся так, что металлические направляющие желоба задрожали. Он рванулся, ломая собственные кости, разрывая жилы и мышцы. Он рванулся…
Но проволока была прочной.
И вот носилки плавно пошли вперёд. Двери топки разошлись в стороны, озарив белым светом подошвы лакированных, давно не чищенных ботинок. Вот подошвы приближаются к огню. Человек старается согнуть ноги в коленях, чтобы увеличить расстояние между подошвами и бушующим пламенем. Но и это ему не удается. Оператор крупным планом показывает пальцы. Проволока туго впилась в них. Но кончики пальцев этого человека свободны. И вот ими он пытается тормозить свое движение. Кончики пальцев растопырены и напряжены. Если бы хоть что-то попалось на их пути, то человек, несомненно, удержался бы. И вдруг носилки останавливаются у самой топки. Новый персонаж на экране, одетый в халат, как и все кочегары, делает им знак рукой. И, повинуясь его жесту, они снимают носилки с направляющих желобов и вновь устанавливают у стенки на ручки.
В чём дело? Почему задержка?
Ах, вот в чём дело. В зал крематория на низкой тележке вкатывают ещё один гроб. Он уже заколочен. Он великолепен. Он элегантен. Он украшен бахромой и каемочками. Это почётный гроб. Дорогу почётному гробу! Кочегары устанавливают его на направляющие желоба, и вот он пошёл в свой последний путь. Теперь неимоверно долго нужно ждать, пока он сгорит. Нужно ждать и ждать. Нужно быть терпеливым…
А вот теперь, наконец, и очередь привязанного. Носилки вновь на направляющих желобах. И я снова вижу этот беззвучный вопль, который, наверное, способен срывать двери с петель. Я с надеждой вглядываюсь в лицо привязанного. Я пытаюсь найти признаки безумия на его лице. Сумасшедшим легко в этом мире. Но нет таких признаков на красивом мужественном лице. Не испорчено это лицо печатью безумия. Просто человеку не хочется в печку, и он это старается как-то выразить. А как выразишь, кроме крика? Вот он и кричит. К счастью, крик этот не увековечен. Вот лакированные ботинки в огонь пошли. Пошли, чёрт побери. Бушует огонь. Наверное, кислород вдувают. Два первых кочегара отскакивают в стороны, два последних с силой толкают носилки в глубину. Двери топки закрываются, и треск аппарата стихает.
— Он… кто? — я сам не знаю, зачем задаю такой вопрос.
— Он? Полковник. Бывший полковник. Он был в нашей организации. На высоких постах. Он организацию обманывал. За это его из организации исключили. И он ушёл. Такой у нас закон. Силой в организацию мы никого не вовлекаем. Не хочешь — откажись. Но если вступил, то принадлежишь организации полностью. Вместе с ботинками и галстуком… Итак, я даю последнюю возможность отказаться. На размышление одна минута.
Фрагменты судебного процесса над Пеньковским
Процесс показывали по ЦТ, на радио и обсуждали в школе. Воспитательное значение для нации было огромным — на пике Холодной войны всем надо было показать, что мы истребим крамолу. Весь процесс был открытым и все протоколировалось, ничего не утаили. Протоколы суда лежали в библиотеках как яркий артефакт.
Прокурор: О каких ещё возможностях связи шла речь в Лондоне?
Пеньковский: В Лондоне шла речь о поддержании связи через женщину по имени Анна. Ее фамилию, Чизхолм, я уже позже узнал. Я с Анной был познакомлен на одной из встреч во время моего второго приезда в Лондон, и тогда же были обусловлены два места для поддержания связи с нею: в районе Цветного бульвара и в районе Арбата.
…
Прокурор: Подсудимый Пеньковский, какие условия связи с Анной были предложены вам разведчиками?
Пеньковский: Мне было предложено встречаться с нею в обусловленный день. Такими днями были каждая пятница определенных месяцев в 13 часов 00 минут на Арбате, район антикварного магазина, и каждая суббота других условленных месяцев в 16 часов 00 минут на Цветном бульваре, где Анна обычно гуляла с детьми.
При необходимости я должен был посетить в это время указанные районы, не подходя к Анне. Анна, увидев меня, должна следовать за мной на расстоянии, а я по своей инициативе выбрать место для передачи ей материалов. Для этой цели я выбирал в основном подъезды домов в переулках, прилегающих к Арбату или Цветному бульвару.
Я шёл на расстоянии 30 — 40 метров впереди Анны, то есть на расстоянии, позволяющем меня видеть, заходил в тот или иной подъезд и передавал материалы, которые я имел, Анне Чизхолм, заходившей туда вслед за мной, или получал от нее.
…
Прокурор: Интересовались ли иностранные разведки вопросом о советско-китайских отношениях?
Пеньковский: Да, было такое задание — выяснить, каковы сейчас советско-китайские отношения, и, может быть удастся, достать соответствующее письмо ЦК по этому вопросу, но по этому заданию я не имел возможности ничего сделать, хотя и старался.
…
Прокурор: Какие еще кроме тайников виды связи были предложены вам разведчиками?
Пеньковский: Мне был предложен еще один способ связи, которым можно было пользоваться при необходимости и при невозможности использовать уже прежние варианты связи.
Для этого я должен был 21-го числа каждого месяца в 21 час 00 минут прибыть в район гостиницы «Балчуг» и по заранее обусловленному паролю войти в связь со связником для получения через него указаний или для передачи ему шпионских материалов.
Прокурор: Какой был обусловлен пароль?
Пеньковский: Я должен был прогуливаться по набережной с папиросой во рту, а в руке держать книгу или пакет, завернутые в белую бумагу. Очевидно, описание моего внешнего вида должно было быть известно тому, кто придет па связь.
Ко мне должен подойти человек в расстегнутом пальто, также с папиросой во рту, который скажет: «Мистер Алекс, я от ваших двух друзей, которые шлют вам свой большой, большой привет». Подчеркивание дважды «большой, большой» и «от ваших двух друзей» было условленностью.
…
Прокурор: Было ли вам сказано, что если бы сложилась такая необходимость, то американская разведка могла доставить вас в Америку?
Пеньковский: Разговор об этом был в связи с обсуждением вопроса о представлении меня президенту Кеннеди. Они говорили, что за короткое время самолетом меня можно доставить в Америку и вернуть обратно.
Это они сделали бы, если бы была острая необходимость.
…
Председательствующий: Подсудимый Пеньковский, у вас не возникала мысль, что пора явиться с повинной?
Пеньковский: Была такая мысль, но я не довел её до конца.
…
Прокурор: Какие инструкции вы получили об использовании для связи банки из-под порошка «Харпик»?
Пеньковский: В письме было сказано, что на одном из приемов в доме английского дипломата в туалетной комнате будет стоять банка из-под порошка «Харпик». Со стороны днища банки вынимается полая часть, куда можно заложить материалы или же забрать материалы, если они там находятся, после чего следовало банку опять поставить на место, а в последующем она будет заменена настоящим «Харпиком».
…
Прокурор: Расскажите о полученных вами сигнальных открытках.
Пеньковский: Сигнальные открытки в количестве семи штук представляли собой различные виды Москвы. Открытки были многокрасочными.
На открытках с обратной стороны рисунка был написан текст чернилами на английском языке с различным содержанием о времяпрепровождении в Москве и о посещении достопримечательных мест Москвы. Были указаны и различные адреса в Англии, и каждая открытка имела свое условное значение.
…
Прокурор: Расскажите, какие инструкции вы получили от иностранных разведок по приему радиопередач.
Пеньковский: Я получил указание о том, что прием радиошифрограмм будет облегчен путем присылки приставки к приемнику, что передачи будут меняться чаще, раньше передачи радиограмм менялись один — два раза в месяц, а в дальнейшем могут быть через три и пять дней. Вот эти вопросы и были освещены в этих инструкциях.
Прокурор: Какое время было назначено для приема радиотелеграмм?
Пеньковский: Время одно — 24 часа 00 минут.
Прокурор: У вас были позывные?
Пеньковский: Да. Три цифры в течение пяти минут.
Прокурор: Вы помните их?
Пеньковский: Да, один, шесть, три.
…
Прокурор: Подсудимый Пеньковский, сколько в общей сложности фотопленок со шпионскими материалами вы передали английской и американской разведкам за время вашей связи с ними?
Пеньковский: За все это время я передал им 105–106 пленок.
Прокурор: Сколько кадров в каждой пленке?
Пеньковский: В каждой пленке 50 кадров, но я экспонировал не все, а 42 — 46, в зависимости от того, как кончался материал.
Прокурор: В общей сложности сколько кадров вы передали иностранным разведкам?
Пеньковский: Пять тысяч кадров.
(Шум в зале.)
…
Прокурор: Подсудимый Пеньковский, что обещали вам иностранные разведки в качестве вознаграждения за вашу шпионскую деятельность?
Пеньковский: Мне предлагались деньги в рублях. Я говорил, что мне сейчас деньги не нужны, у меня есть достаточно своих накоплений в семье и я никакой нужды в деньгах, а также в валюте в настоящее время не испытываю.
Деньги мне предлагались несколько раз, но я не брал ни копейки. И для меня явилось неожиданностью, когда мне прислали три тысячи рублей в коробке от набора спичек. Из них я купил на сумму 500–600 рублей различные подарки — серебряные чернильницы и т. д. — каждому из разведчиков, часть из этой суммы я потратил на пребывание Гревилла Винна, а две тысячи рублей завернул и возвратил Гревиллу Винну для передачи разведчикам.
…
Прокурор: Какие ещё блага вам обещали иностранные разведки кроме 2 тысяч долларов в месяц?
Пеньковский: Из материальных ценностей больше никакие вопросы не обсуждались. Говорилось о характере и профиле моей работы на Западе.
Прокурор: Какой характер работы вам предлагали, вернее, обещали предложить?
Пеньковский: Работу, связанную с выполнением различных задании разведывательного порядка. Конкретная должность и работа не назывались.
Прокурор: Ведомство называлось?
Пеньковский: Да, говорилось. Центральное ведомство, или в Пентагоне, или в имперском генеральном штабе, в зависимости от выбора, который я мог бы в будущем сделать, подданства Англии или гражданства США, если бы к этому подошел.
Прокурор: И даже воинское звание обещали?
Пеньковский: Поскотьку они знали, что я полковник запаса, то было сказано, что мне будет сохранено звание полковника английской или американской армии. Об этом правильно сказано в обвинительном заключении.
Прокурор: Показывали вам форму одежды полковника английской и американской армий?
Пеньковский: Да, когда я был второй раз в Лондоне, мне показывали форму полковника английских вооруженных сил и форму полковника американских вооруженных сил.
Прокурор: Вы облачались в эти формы?
Пеньковский: Да, я надевал на себя эти мундиры.
(Шум возмущения в зале.)
Председательствующий: Какая больше понравилась вам?
Пеньковский: Я не задумывался над тем, какая мне больше понравилась.
Председательствующий: Вы фотографировались в той и другой форме?
Пеньковский: Да, но карточек мне не дали, а что было, о том я и рассказал. Я чистосердечно признался во всём.
…
Прокурор: Вы сознаете всю тяжесть совершенных вами преступлений?
Пеньковский: Я сознаю полностью тяжесть совершенного мною преступления, как самого гнусного и тяжкого преступления из преступлений.
Прокурор: Чем вы объясняете, что встали на путь преступления? Какие ваши личные качества способствовали этому?
Пеньковский: Самые низменные качества, моральный распад, вызванный почти постоянным, ежедневным употреблением спиртных напитков, недовольство своим служебным положением в Комитете: не нравилась работа в иностранном отделе, плюс родимые пятна, которые были ранее, но, может быть, не проявлялись полностью, а в какой-то степени подтачивали, и в трудные минуты получилось наваждение от алкоголя.
Я потерял дорогу, очутился у края пропасти и свалился. Себялюбие, тщеславие, недовольство работой, любовь к легкой жизни привели меня на преступный путь.
Это было действительно так, и оснований никаких нет для того, чтобы оправдать в какой-то степени мое преступление. Моральные низкие качества, полное разложение — я все это признаю.
Несмотря на то что я не принадлежу к числу людей слабого характера, я не смог взять себя в руки и обратиться к своим товарищам за помощью. Я всех товарищей обманул, говорил, что у меня все хорошо, все отлично.
А на самом деле всё было преступно: в душе, в голове и в действиях.
Публикацию подготовил автор телеграм–канала «Cорокин на каждый
день» при поддержке редактора рубрики «На чужбине» Климента Таралевича
(канал CHUZHBINA).
