VATNIKSTAN готовит к публикации книгу «То, что не попало в печать» Станислава Максимилиановича Проппера — одного из ведущих деятелей отечественной прессы конца XIX — начала XX веков, издателя популярной газеты «Биржевые ведомости». Скоро мемуары появятся в нашем интернет-магазине и на других площадках.
Публикуем введение, которое подготовил переводчик и научный редактор издания Игорь Баринов. Вы узнаете, как и почему подданый Австро-Венгрии стал одной из ключевых фигур отечественной печати и за что его уважали и недолюбливали современники.
Пореформенное время в России (последняя треть XIX в.) и связанные с ним общественные изменения среди прочего резко усилили запрос на актуальную информацию. Технологический прогресс, сделавший к тому времени заметные шаги, в свою очередь позволял доставлять её быстро. Именно в этот период в Россию пришла общемировая тенденция оформления прессы как «четвёртой власти». Принцип личности, стоящей во главе периодического издания, был характерен для русской журналистики ещё первой половины XIX в., однако теперь он приобрёл новое звучание. Каждый значимый печатный орган теперь ассоциировался с его владельцем или главным редактором. Среди главных лиц тогдашней прессы особое место занял Станислав Максимилианович Проппер.
Стоит отметить, что будущий медиамагнат выделялся даже на фоне харизматичных фигур отечественной печати. Изначально Проппер был подданным Австро-Венгрии, и его почему-то считали «венгерцем» по происхождению [1].
На самом деле он родился в 1854 г. в Кракове. Его отец, Макс Проппер, владел виноторговой фирмой в краковском предместье Подгорье [2]. Вероятно, ранние годы, проведённые в Польше, позволили Пропперу быстро выучить русский. Образование он получил в Коммерческой академии в Вене [3] и, по собственным словам, планировал посвятить себя науке. Однако авантюрный склад характера и опыт работы в журналистике, очевидно, подтолкнули Проппера продолжить карьеру на данном поприще. В Россию он приехал в 1875 г. в качестве корреспондента нескольких австрийских изданий. Здесь Проппер провёл более сорока лет и построил свою империю. Его «Биржевые ведомости» в какой-то момент стали самой распространённой газетой России: всего за десять лет (с 1886 по 1897 г.) её тираж увеличился почти в 20 раз — с 2700 до 50 000 экземпляров. Помимо «Биржевых ведомостей» и журнала «Огонёк», созданный Проппером издательский комбинат [4] выпустил несколько десятков брошюр на исторические, общественно-политические и экономические темы в рамках научно-популярной «Библиотеки для саморазвития», а также множество переводных работ, посвящённых здравоохранению и культуре.
Высказывания современников о Проппере были прямо противоположными. Как писал Иосиф Гессен, видный политик и публицист своего времени, Проппер представлял собой «выдвиженца, отличающегося здоровыми и бесцеремонными локтями и захлёбывающегося мелким тщеславием» [5]. В мемуарах Иосифа Колышко, конфидента премьер-министра С. Ю. Витте, Проппер предстаёт изворотливым выскочкой, который начинал всё «тихонько и скромненько», однако со временем у него «вырастало брюшко и росла наглость» [6]. Бывший сотрудник Проппера Лев Клячко писал, что его работодатель «выскочил из биржевых маклеров в издатели большой газеты», сам писать не умел и подписывался под чужими статьями, а «тщеславие его не знало границ» [7].
Напротив, в воспоминаниях театрального критика Александра Кугеля, знавшего Проппера со времён молодости, последний предстаёт жизнелюбом, шутником и гурманом, «рачительным и ловким хозяином, отличным делателем денег» [8]. В некрологе Проппера, вышедшем в рижской немецкой газете Rigasche Rundschau, он именуется «не только блестящим журналистом венской школы, но и организатором высокого уровня», энергичным и всегда готовым помочь человеком [9].
«Нерусское» происхождение довлело над Проппером на протяжении всей его жизни в России. Он постоянно сталкивался с обвинениями в работе против «русских интересов» и даже незнании русского языка. Для своих оппонентов Проппер становился воплощением антисемитского стереотипа: недоброжелатели не отказывали себе в удовольствии лишний раз указать на его «большой живот и короткие кривые ноги», «польско-еврейский акцент», мелочность, смешанную с высокомерием и чванливостью. Доставалось и супруге Проппера — Флоре Мартыновне Лаской. Она рисовалась типичной дамой полусвета, которая решала дела мужа через свой «будуар» [10]. Вероятно, наиболее опасным для Проппера стало письмо петербургского градоначальника Николая Клейгельса, отправленное в Департамент полиции в ноябре 1903 г. В нём высокопоставленный чиновник утверждал, что владелец «Биржевых ведомостей» прибыл в Петербург, выдавая себя за католика, не представив при этом документов о крещении. Только в 1894 г. по настойчивому требованию полиции Проппер предъявил свидетельство о принадлежности к реформатской вере, полученное в Берлине.
По мнению Клейгельса, это было сделано, чтобы документ нельзя было проверить. Таким образом, принятие Проппера в русское подданство в 1899 г. было незаконным (в ту пору иностранцам иудейского вероисповедания было запрещено селиться в России). Кроме того, как подчёркивал Клейгельс, супруги Проппер оставались тайными иудеями и в этом качестве способствовали продвижению «еврейских интересов» в прессе [11]. От серьёзных последствий Проппера спас перевод Клейгельса в Киев в декабре того же года.
Тем не менее Проппер действительно пытался «понять» своё новое отечество. В его мемуарах содержится множество тонких наблюдений, попыток осмыслить русскую политическую культуру, размышлений о неочевидных взаимосвязях между различными событиями.
Не в последнюю очередь благодаря пониманию текущих реалий Проппер сумел развернуть небольшую газету в издание всероссийского масштаба. Бывший сотрудник Проппера Борис Оречкин, опубликовавший некролог о нём в рижской эмигрантской газете «Сегодня», отмечал, что «иностранец по происхождению, Проппер быстро впитал в себя все соки русской жизни, обрёл какое-то особенное чутьё, которое позволяло ему почти всегда безошибочно угадывать, что нужно в условиях данного момента дать своему читателю» [12].
Критики также упускали из внимания, что наряду с газетной Проппер активно занимался общественной и благотворительной деятельностью. Среди прочего он был гласным Петербургской городской думы, учредителем школьного печатного дома Императорского технического общества и организатором летней колонии для детей, призреваемых Императорским человеколюбивым обществом. Его супруга в свою очередь являлась председательницей особой комиссии Петербургского общества детских развлечений. В годы Первой мировой войны Проппер организовал лазарет (санаторий) на станции Школьная около Сестрорецка и заведовал им. За свою деятельность он был награждён орденами Св. Станислава 2‑й степени (24 марта 1916 г.) и Св. Владимира 4‑й степени (9 января 1917 г.). Сын Проппера в качестве уполномоченного Красного Креста стал помощником заведующего, а дочери трудились сёстрами милосердия.
Дети Проппера не пошли по его стопам. Его сын, Максимилиан Станиславович (род. 1 декабря 1889 г.), окончил 3‑ю Петербургскую гимназию с серебряной медалью, в 1908–1909 гг. учился в Петербургском психоневрологическом институте, затем до 1917 г. — на историко-филологическом факультете Петербургского (Петроградского) университета. В 1912–1914 гг. он стажировался в Париже, Берлине и Лозанне, занимаясь темой «Янсенизм как историко-культурное явление и как школа» [13]. Старшая дочь, Надежда Станиславовна (в замужестве Кржижановская, род. 16 октября 1893 г.), окончила гимназию в Петербурге, в 1909–1912 гг. училась в колледже в английском Истборне, а затем до 1915 г. — в Лозаннском университете. В 1920‑е гг. Надежда служила в берлинской полиции как «женщина-детектив». В 1931 г. она вместе с дочерью переехала в Ригу, преподавала иностранные языки в университете и военной академии, затем в средней школе. В августе 1944 г. она вновь оказалась в Германии, где после окончания Второй мировой войны работала переводчицей [14]. Младшая дочь, Софья Станиславовна, осталась в России.
После Октябрьской революции издания Проппера были закрыты, всё имущество национализировано, а сам он некоторое время провёл в тюрьме на Шпалерной улице в качестве заложника. При неизвестных обстоятельствах ему удалось бежать из революционного Петрограда. Известно, что в октябре 1919 г. Проппер находился в белой Северо-Западной армии в Эстонии [15]. Оттуда он переехал сперва в Берлин, а после смерти жены в августе 1922 г. перебрался в Гамбург, где его сын Максимилиан работал доцентом русского языка и литературы в местном университете. Остаток жизни Проппер провёл в работе над мемуарами.
В конце 1920‑х гг. он сотрудничал с рижской газетой «Сегодня», где печатались его «Листки из воспоминаний» [14]. Их немецкая версия публиковалась в газете Frankfurter Zeitung, которая в 1929 г. выпустила их отдельной книгой. Изначально Проппер планировал подготовить второй том воспоминаний, однако смерть, последовавшая 21 ноября 1931 г., не дала ему закончить эту работу.
Каким же на самом деле был «великий и ужасный» Проппер? Как представляется, он понемногу сочетал в себе все черты, которыми наделяли его наблюдатели. Проппер действительно был весьма тщеславным человеком. В мемуарах он нередко преувеличивает собственную значимость, когда речь заходит о тайных переговорах и судьбоносных публикациях. Иногда Проппер приписывает себе главную роль в ключевых исторических событиях своего времени. Как следует из его мемуаров, чуть ли не ему, а не министру финансов Витте, Россия обязана программой денежной реформы 1897 г.
Современники были правы, когда указывали, что Проппер оказался в нужное время в нужном месте. Общественный запрос и политическая конъюнктура тогдашней России способствовали развитию его дарований, а условия для выпуска массовой газеты были достаточно благоприятными. Любопытно, что для создания непротиворечивой картины собственной успешности Проппер иногда сглаживает неудобные моменты или обходит их стороной. В частности, это касается его главного детища — газеты «Биржевые ведомости». Проппер ни единым словом не упоминает обстоятельства её основания. Из-за этого уже тогда сложилась легенда о случайной покупке им газеты у предыдущего владельца, причём назывались самые разные суммы данной сделки.
Тем не менее, как следует из документов Главного управления по делам печати, в 1879 г. Проппер стал соиздателем экономиста И. В. Вернадского (отца и деда знаменитых учёных), выпускавшего журнал «Биржевой указатель». Впоследствии этот журнал был преобразован в газету «Биржевой вестник», которая в свою очередь была переименована в «Биржевые ведомости» [17].
Как будто оправдывая данную ему характеристику «делателя денег», немало места Проппер уделяет финансовым вопросам, в особенности биржевым спекуляциям и иным способам извлечения прибыли. Любопытно, что его представления были подкреплены не только теоретическими изысканиями, но и практической деятельностью. Так, согласно документам «Общества Сызранско-Печерской асфальтовой и горной промышленности», в качестве члена правления Проппер «много содействовал правильной постановке дел общества» [18].
Порой повествование Проппера приобретает черты плутовского романа, в котором главный герой ловко обходит расставленные ловушки, а если и попадает в неприятности, то легко выпутывается из них, нередко даже с выгодой для себя. Чем это объяснялось — наличием у Проппера неких высоких покровителей или обычным везением, — сказать трудно. Несомненно, однако, что благодаря своему обаянию, красноречию и уму Проппер легко устанавливал нужные контакты в самых различных сферах. Неискушённому читателю осведомлённость автора может показаться сенсационной. На самом деле Проппер, привыкший профессионально работать с информацией, внимательно следил за актуальными публикациями. Многие документы и материалы, относившиеся к событиям, о которых идёт речь в мемуарах, активно публиковались в Советском Союзе в то же время, когда Проппер работал над своими воспоминаниями.
Со страниц мемуаров Проппера на нас смотрит целая галерея государственных деятелей, предпринимателей и политических авантюристов России второй половины XIX — начала XX в. Складывается впечатление, что Проппер так или иначе был знаком со всеми сколько-нибудь значимыми фигурами русского общества своего времени. Со многими из них, как следует из текста, он общался весьма доверительно. Впрочем, независимость суждений и острый язык способствовали тому, что он одинаково легко приобретал друзей и наживал врагов. Одним из центральных сюжетов мемуаров являются сложные взаимоотношения Проппера с Сергеем Витте. Эта дружба-вражда спустя годы заставляла Проппера погружаться в философские размышления о природе власти и роли личности в истории.
Следует отметить, что в 1920‑е гг. и в Советском Союзе, и в Германии, где обосновалось немало русских эмигрантов, выходила масса «разоблачительной» литературы, посвящённой «старому режиму». Мемуары Проппера в этом смысле не были исключением: издатель изначально придал им некоторый оттенок «желтизны». Так, на мягкой обложке книги, стоившей демократичные шесть марок, крупным шрифтом была напечатана следующая аннотация:
«Ведущий публицист проникает в секреты политической кухни царизма. Государственные мужи, дипломаты, величины финансового мира, политические авантюристы разоблачаются перед лицом истории. Сборник анекдотов из области мировой политики, который позволяет заглянуть за кулисы недавних событий. Одна из наиболее занимательных и поучительных книг о довоенной России».
Очевидно, такая реклама сослужила книге дурную службу. Мемуары Проппера остались незамеченными ни в самой Германии, ни за её пределами. В Советском Союзе имя автора как будто было предано забвению [19]. Лишь изредка оно возникало в научной литературе, где Проппер характеризовался как «бульварный» редактор, гонявшийся за наживой [20]. Эта тенденция не изменилась и в наши дни [21]. При этом как сторонники, так и противники Проппера сходились в оценке значимости его личности для развития русской прессы. По мнению И. Колышко, он был «как личность настолько же мелок, насколько крупна была его роль как издателя» [22]. Как вспоминал А. Кугель, никому не приходило в голову, что Проппер станет «Левиафаном издательского дела» [23]. По словам Б. Оречкина, это был «один из бесспорно выдающихся представителей русского газетного дела, сумевший создать целую эпоху в истории русской дореволюционной газеты» [24].
За исключением публикаций в рижской газете «Сегодня» в 1928 г., мемуары частично переводились на русский язык всего один раз в виде приложения к монографии Б. Ананьича и Р. Ганелина, посвящённой С. Ю. Витте [25]. Настоящее издание представляет собой первый полный перевод мемуаров Проппера на русский. Оригинальный текст написан на витиеватом немецком, пересыпанном латинскими выражениями и французскими заимствованиями, и выдаёт в авторе образованного жителя Австрии. Любопытно, что долгие годы, проведённые Проппером в России, сказались на изложении: в ряде случаев даже в немецком тексте угадываются выражения, характерные для русского языка. Стиль мемуаров неравномерен: иногда он бойкий, местами развязный, в других случаях — академичный и излишне детализированный. При переводе стилевые особенности по возможности были сохранены.
Текст публикуется с незначительными купюрами. Исправлены очевидные ошибки автора, некоторые обозначения соотнесены с устоявшимися русскими аналогами, используются оригинальные названия государственных ведомств и должностей. Ряд цитат, приводимых Проппером, восстановлен по оригинальным документам.
1. Кугель А. Р. Литературные воспоминания (1882–1896 гг.). Пг., 1923. С. 137; Колышко И. Великий распад. СПб., 2022. С. 216.
2. Adressenbuch für Handel, Gewerbe und Aktien-Gesellschaften der Österreichisch-Ungarischen Monarchie… Wien, 1870. S. 366.
3. Jahres-Bericht der Wiener Handels-Akademie. Wien, 1872. S. 212.
4. Занимал комплекс зданий в Петербурге по адресу: Галерная улица, 40 / Набережная Адмиралтейского канала, 15. Наискосок, в доме 62 по Английской набережной, жил сам Проппер с семьёй.
5. Гессен И. В двух веках. Берлин, 1937. С. 218.
6. Колышко И. Указ. соч. С. 216–217.
7. Клячко Л. М. За кулисами старого режима (воспоминания журналиста). Л., 1926. С. 80.
8. Кугель А. Р. Указ. соч. С. 137–139.
9. Rigasche Rundschau. No 267 (27.11.1931).
10. Колышко И. Указ. соч. С. 216–217; Гессен И. Указ. соч. С. 218.
11. ГАРФ. Ф. 102, оп. 154а, д. 1568, л. 1–1 об.
12. Сегодня. No 328 (27.11.1931).
13. ЦГИА СПб. Ф. 14, оп. 3, д. 51735, л. 32; там же. Ф. 115, оп. 2, д. 7631, л. 4.
14. По материалам Центра документации в Бад-Арользене.
15. Маргулиес М. Год интервенции. Кн. 2. Берлин, 1923. С. 71.
16. «Дипломатия и финансы», No 258 (23.09.1928); «Первый день министра», No 272 (7.10.1928); «Бисмарк и чума в Ветлянке», No 296 (31.10.1928).
17. ГАРФ. Ф. 102, оп. 154а, д. 1568, л. 4.
18. РГИА. Ф. 40, оп. 1, д. 51, л. 156 об.
19. Тот факт, что в центральные библиотеки страны (ГБЛ им. Ленина и Всесоюзную библиотеку иностранной литературы) экземпляры мемуаров попали только после войны в качестве трофеев, говорит сам за себя.
20. Голомб Э. Г., Фингерит Е. М. Распространение печати в дореволюционной России и в Советском Союзе. М., 1967. С. 31–32.
21. По сути, единственным специалистом, изучающим личность С. Проппера в контексте его деятельности, является доцент Иркутского госуниверситета Екатерина Вахненко.
22. Колышко И. Указ. соч. С. 216.
23. Кугель А.Р. Указ. соч. С. 137.
24. Сегодня. No 328 (27.11.1931).
25. Ананьич Б., Ганелин Р. Сергей Юльевич Витте и его время. СПб., 1999. С. 403–419. Перевод выполнил сотрудник Санкт-Петербургского отделения ИИ РАН С. К. Лебедев.
Читайте также «Суворин и Сытин — первые русские медиамагнаты».