Короткую, но очень яркую жизнь прожила забытая ныне газета «Баклажка». Этот детский аналог «Крокодила» появился в 1928 году и скоропостижно скончался в 1934‑м, оставив после себя множество тонких страничек с фельетонами, стихами, анекдотами и карикатурами, которые от номера к номеру становились всё менее смешными и всё более пугающими. Наблюдать за тем, как менялось содержание газеты жутко интересно. Жутко — в буквальном смысле этого слова.
VATNIKSTAN приглашает читателей полистать выпуски «Баклажки» и узнать, как приготовить макароны с керосином, отучить родителей ходить в церковь и расправиться с нелюбимым учителем.
Собаке — собачьи косточки
Своим названием газета обязана популярной в 1920‑е годы пионерской песне:
Лейся, песнь моя, пионерская.
Буль-буль-буль, баклажечка походная моя!
Юмористическое издание выходило в качестве приложения к ленинградской газете для детей и подростков «Ленинские искры». Приветствие авторов «Баклажки», помещённое в первом номере, гласило:
От «Баклажки» строгой дудки
Не укроетесь, ребятки!
Мы весёлою погудкой, шаржем, шуткой, прибауткой
Будем бить по недостаткам.
Хулигана, ротозея,
Второгодника-бедняжку —
Никого не пожалеет пионерская «Баклажка».
Кстати, об авторах. Чаще всего в газете появлялось имя советского журналиста и детского писателя Марка Гейзеля, но бо́льшая часть заметок и фельетонов выходила без подписи. Регулярно публиковались сообщения деткоров (корреспондентов-школьников), которые сообщали о фактах нарушения школьной дисциплины, жаловались на низкую успеваемость сверстников и их безразличие к общественной работе, писали о плохом оснащении школ, призывали улучшить организацию внеклассной работы и детского досуга. «Баклажка» откликалась на письма читателей насмешливыми стихотворениями, фельетонами или карикатурами. Увы, значительная часть иллюстраций сохранилась в очень низком качестве, но кое-что с приличным разрешением найти всё-таки удалось.
Поначалу газета удивляла читателей любопытными литературными опусами. В первом номере «Баклажки» появился жутковатый рассказ «Съеденный Трезор» с подзаголовком «Отрывок из Майн Рида», где рассказывается о юных туристах Симе и Сене. Мальчики заблудились в лесу, и, оголодав, съели собственную собаку. «Бедный пёсик! Бедный Трезор! — сокрушались за трапезой ребята. — С каким бы удовольствием съел бы он эти косточки, если бы был жив».
К сожалению, «Баклажка» довольно быстро превратилась в сборник доносов. Уже 1929 году газета избавилась от подзаголовка «Юмористический журнал пионера и школьника» (он стал появляться лишь изредка) и почти полностью отказалась от шуток, не имеющих идеологического подтекста.
Бдительные деткоры неустанно сообщали об антисоветских высказываниях сверстников и учителей, упрекали школьников, вожатых и комсомольцев в «срывах» всевозможных планов и договоров, жаловались на тех, кто ходит в церковь и тех, кто не может внести достаточное количество денег на постройку военного самолёта или очередной займ индустриализации.
Сложно винить в этом редакцию издания — чем сильнее закручивались гайки, тем чаще на страницах советской детской периодики появлялись тексты и лозунги, посвящённые коллективизации, военизации, технологизации и прочим ‑циям, всё громче и эмоциональнее звучали призывы к борьбе с «врагами» и «лжеударниками».
От чего стошнило свинью
В 1920‑х — начале 1930‑х годов многие советские школы, особенно сельские, находились в плачевном состоянии. У некоторых школ не было собственного помещения, другие ютились в неприспособленных для занятий местах, например в домах учителей или раскулаченных крестьян. Деткоры «Баклажки» часто писали о нищете и неустроенности учебных заведений. На сообщение о том, что некоторые сельские школы не отапливаются зимой, газета отозвалась невесёлым анекдотом:
— Иван Иванович, что приготовить к следующему уроку?
— По два полена дров!
(№ 15, 1928)
«В четвёртом классе 80‑й школы классная доска стоит у стены на стуле и каждый раз падает, калеча ребят», — писал в «Баклажку» (№ 2, 1930) деткор Коля Максимов. Газета отреагировала трагикомической карикатурой, где ученик слёзно прощается с вызванным к доске товарищем: «Прощай Миша! Ты мой лучший друг!» Остальные дети в ужасе смотрят на обречённого одноклассника: один машет ему платком, второй закрывает глаза, третий в отчаянии рвёт на себе волосы.
Кроме того, школы не могли в полной мере обеспечить детей учебниками и письменными принадлежностями. Оригинальное решение этой проблемы нашли герои фельетона «Географический случай» (№ 4, 1928). Ребята разодрали учебник географии на страницы — каждый читал свою и передавал другому. Пользы такая подготовка к уроку не принесла:
— Расскажите мне, Верёвкин, где находятся Апеннины?
— Я не знаю, — отвечает Веревкин — Ей-богу, не знаю. Только не у меня… У меня — маленький кусочек.
— То есть как кусочек? Что вы там городите? Ну, кто знает — где находятся Апеннины?
— Я знаю! — слышится голос с задней скамейки. — Апеннины оторвал Сенька Кошкин.
— Как так оторвал? Кошкин, вы зачем оторвали Апеннины? Ничего не понимаю!..
Больше всего жалоб собрали школьные завтраки. Ситуацию хорошо иллюстрирует опубликованный в «Баклажке» (№ 8, 1928) анекдот:
— Что это за блюдо?
— Это сосиски с капустой.
— Сколько они стоят?
— 25 копеек.
— Я буду платить вам или вы мне?
По сообщениям деткоров, школьники находили в еде куски липкой бумаги для мух, ржавые гвозди, тряпки, щепки, червей, тараканов и даже «тяжеловесные слитки первосортного свинца». Ребята писали о тухлых щах, винегрете из гнилой свёклы, «вонючих котлетах», макаронах с запахом керосина. Последним газета посвятила «Песнь о макаронах»:
Повар тут ошибся — ясно.
Этот гражданин
В макароны вместо масла
Налил керосин!
Хоть желудки наши крепки,
Всё же — что и говорить —
Гвозди ржавые и щепки
Нелегко переварить.
(№ 9, 1932)
Такие завтраки готовили не только школьные столовые. Иногда «аппетитные» блюда школам поставляли другие учреждения. «16 ноября столовая третьей психиатрической больницы прислала в 201‑ю школу вермишель с тараканами. 17 ноября — перловую кашу с тараканами», — писали в газету деткоры Шишигин и Сморчков (№ 33, 1932). Под сообщением ребят «Баклажка» поместила картинку, где толпа тараканов подкидывает в воздух улыбающегося повара. «Нашему другу и благодетелю — ура!» — ликуют насекомые.
Школьные столовые «славились» не только качеством еды. «В столовой второй старорусской школы нет тарелок, — возмущался деткор Себейкин. — Дошло до того, что 13 декабря ребята подставляли руки, и им накладывали туда холодную кашу» (№ 34, 1932). В ответ на сообщение Себейкина художники газеты нарисовали карикатуру, где дети стоят в очереди за кашей с сапогами и галошами в руках. «Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты свои галоши починил! Вот сегодня опять без супа останешься, весь пролил!» — упрекает одного из учеников работник кухни.
Об антисанитарии, царящей на кухнях и в школьных столовых, рассказывает фельетон с экзотическим названием «„Соус-бешемель“, который срывает учёбу»:
«На большой перемене Мусин, чтобы позавтракать, зашёл в столовую и закачался. Его оглушил запах грязи!..
<…>
— Слушайте, почему на тарелках грязь? Вы кого, свинёй кормите?
— Э… Это не грязь… — залепетал заведующий — э… э… это краска, уз… зор на тарелках!..
<…>
— А ложка!.. Грязи-то, грязи!.. Вы что, землю ею пахали? — возмущался Мусин.
— Э… это не грязь, э… это соус о‑бешемель».
(№ 34, 1931)
Справедливости ради, стоит заметить, что и сами школьники часто вели себя очень неаккуратно. «В столовой первого отделения Детскосельского учкомбината ребята кидаются хлебом, разливают суп…» — докладывал «Баклажке» деткор К. Ответом стало стихотворение о свинье, которая, оказавшись в обеденном зале комбината, испытала культурный шок. Произведение было опубликовано под заголовком «Даже она не вытерпела»:
Пред свиньёй ужасный вид:
Суп разлит! Кисель разлит!
На столах огрызков хлеба —
Словно звёзд на летнем небе.
А огрызочков котлет
Скажем прямо: счёту нет!
Каша лужею застыла
Под столом и у окон…
…Тут, представь, свинью стошнило
И она удрала вон!
(№ 13, 1932)
Каторга за кражу ириски
Орлиный глаз деткора «Баклажки» зорко следил за жизнью и поведением сверстников. Все проступки ребят незамедлительно фиксировались на бумаге и передавались в редакцию газеты. Значительная часть сообщений публиковалась в разделе «Галстук в кармане». Название появилось неспроста: судя по письмам обеспокоенных деткоров, школьники порой пренебрегали ношением главного символа советской пионерии или использовали его не по назначению. «Пионер Антонов, ученик третьей школы четвёртого класса, вынув из кармана галстук, вытер им грязные сапоги», — писал «Баклажке» деткор П. Антипов (№ 50, 1929). Газета посвятила Антонову полное драматического пафоса четверостишие:
Он красный галстук вынул резко
И вытер грязь на сапогах.
Как видно, галстук пионерский
Не в пионерских был руках!
Деткор Беликов счёл неприемлемым поведение товарищей, которые, будучи пионерами, при встрече «друг другу не салютуют» (№ 16, 1933). «А сделаешь замечание — он драться лезет», — сетовал юный корреспондент. «Баклажка» отреагировала карикатурой, где мальчик в косоворотке и без галстука вместо пионерского салюта заносит кулак над испуганным товарищем, который галстук надеть не забыл.
Читатели часто сообщали об опозданиях, прогулах и низкой успеваемости. Среди писем деткоров встречаются довольно занятные примеры:
«В школе села Фёдоровское один из учеников был оставлен на второй год, так как он вместо приготовления уроков целыми днями играл на балалайке».
(№ 24, 1929)«Ученик третьего класса 201‑й школы Вася Кузнецов сбегает с уроков и катается на трамвайной колбасе (шланг воздушной магистрали пневматического тормоза, подвешенный позади вагона. — Прим. Л. Е.)».
(№ 2, 1933)«Ученик Абакановской ШКМ В. Аршинов опаздывает в школу и приходит только на третий урок с опухшим от спанья лицом».
(№ 9, 1932)
«Баклажка» получала большое количество писем, свидетельствующих о нежелании школьников учить немецкий язык. Такое поведение считалось возмутительным: знание немецкого требовалось для проведения интернациональной работы, значительную часть которой составляло общение с пионерами Веймарской республики. Газета посвятила нерадивым ученикам стихотворение «Глянцев, Толя»:
Как-то Глянцев Толя
Сознавался в школе:
— Я немецкий не учу,
Потому что не хочу.
Незачем в стране советской
Изучать язык немецкий.
<…>
Иностранец шепчет Толе:
— Вифиль ур ист, камерад?
Толя быстро, наугад
Отвечает невпопад:
— Это город Ленинград!
(№ 15, 1928)
Двоечники, прогульщики и «опоздуны» были далеко не единственной проблемой. «Драки на ножах — обычная вещь», «ученики во время уроков разжигают на партах костры», «ребята на уроках шумят, кидаются яблоками и желудями», «лентяй Кручинкин на уроках играет на гармошке», «Д. Давыдов испачкал и облил стену в уборной» — такие письма деткоров сыпались в почтовый ящик «Баклажки».
В фельетоне «Школьники, которые просвечивают» (№ 45, 1928) хулиганов пренебрежительно назвали «древними гимназистами» — по мнению автора, ученики дореволюционных гимназий только и делали, что колотили одноклассников и втыкали иголки в стулья учителей.
Ещё одним поводом для обращения в газету служило безразличие к общественной работе. Ребята неохотно брались за организацию детских площадок для октябрят и дошкольников, с большим трудом собирали деньги на покупку облигаций государственных займов, отказывались работать на колхозных полях и собирать макулатуру. Далеко не каждый ученик мог справиться с «добровольно-принудительной» нагрузкой, поэтому некоторые выполняли обязанности небрежно. Безымянный деткор писал «Баклажке» о школьном санитарном комитете, который «никакой работы не проводит, кроме рисования бессмысленных плакатов вроде „дыши ноздрёй“» (№ 15, 1929). Вопросы вызывало и содержание школьных стенгазет. Деткоры К. В. и Л. С. жаловались:
«Вместо освещения недостатков и общественной жизни школы ответственный редактор Федосьев напечатал пушкинского „Евгения Онегина“».
«Баклажка» ответила ироничным подражанием «солнцу русской поэзии»:
Федосьев, парень честных правил,
Должно быть, сильно занемог:
Онегина в газету вставил —
Другого ж выдумать не мог!
(№ 46, 1929)
Подобные действия пионерских редколлегий объяснялись не только безразличием, ленью и переутомлением. Писать критические заметки было попросту опасно: в лучшем случае недовольные ребята могли испортить газету, в худшем — устроить корреспонденту «тёмную». Пожаловаться на составителей стенгазеты могли и родители «прохваченного» в школьной прессе ученика. «Баклажка» остро реагировала на такие сообщения:
«…ученицу Рубис прохватили в стенгазете за хулиганство, за то, что она враждебно относится к пионерам… Рубис переговорила дома со своими родителями. После совещания родители надели пальто и пошли к родителям тех ребят, которые пишут в стенгазете. <…> Ребята теперь запуганы и боятся писать. <…> Поступок Рубис надо обсудить не только на собрании ребят. Надо поговорить с родителями… и вскрыть таких, как родители Рубис!»
(№ 22, 1930)
В 1930‑е годы тексты авторов издания превратились грубое «сукно», в котором многочисленные синонимы к слову «ликвидировать» переплетались с деревянными канцеляризмами советской эпохи. На сообщение деткора Морева о вожатом, который «сорвал проработку соцдоговора», газета предложила дополнить договор пунктом, который гласил:
«Ленинградская и областная пионерорганизации обязуются вычистить из своих рядов вредителей, лодырей и бездельников, которые всеми силами мешают и срывают работу ребят на фронте социалистического строительства!»
(№ 5, 1930)
Учеников, которые ломали школьный инвентарь и портили учебники, «Баклажка» обвиняла в том, что они «играют на руку классовому врагу» (№ 4, 1933), второгодников называла грозным словом «лжеударники» (№ 5, 1932), а ребятам, не участвующим в интернациональной работе, прочила в друзья капиталистов, кулаков, социал-демократов, фашистов и Папу Римского (№ 9, 1931).
Некоторые сообщения грозили провинившимся серьёзными последствиями. Письмо безымянного деткора об ученице Дновской ФЗС (школа фабрично-заводской семилетки), заявившей, что её «пятилетка замучила», «Баклажка» сопроводила стихотворением, где сравнивала школьницу с кулаком, который «мечется по клетке» (№ 11, 1931). Жалобу деткоров А. Орлова и М. Ващениса на ученицу третьего «Б» класса, которая «распевала контрреволюционные частушки во время работы в колхозе», дополняла карикатура, где коммунар приказывал пионерскому отряду выполоть сорную траву не только на огороде, но и «у себя» (№ 40, 1930).
Примечательны также вымышленные рассказы об ученических «судах», которые наверняка имели много общего с реальностью: практика таких «судов» в 30‑е годы была широко распространена. Фельетон «Преступление и наказание» рассказывает о «преступнике Барском, десяти лет от роду, не имеющем при себе никаких документов», которого судили за кражу ириски. Приговор ребят гласил:
«…отправить под вооружённым пешим и конным конвоем преступника… на каторжные работы в течение 45 минут. А именно: скалывать лёд на школьном дворе».
(№ 14, 1929)
Доносили и на учителей. «Учительница выступает против советской печати и срывает в школе работу по распространению газеты „Ленинские искры“», — гласило письмо с пометкой «Семь подписей» (№ 9, 1930). Не позавидуешь и учительнице Котовой из Подборьевской школы (Ленинградская область): школьники сообщали, что она отказала им в проведении собрания «о раскрытии контрреволюционной деятельности „Промпартии“» (№ 47, 1930). После такой публикации обвинение в контрреволюционной деятельности запросто могла схлопотать и сама Котова.
Антирелигиозный гусь
Годы существования «Баклажки» пришлись на вторую волну антирелигиозной кампании, масштабами не уступавшей своей предшественнице начала 1920‑х. Газета активно боролась с верующими и регулярно публиковала анекдоты, высмеивающие ребят, которые продолжали молиться и ходить в церковь тайком от сверстников. Из № 16 за 1929 год:
— Через 20 минут пора, Серёжа, в церковь идти, ты смотри, будь готов.
— Всегда готов!
— Что это ты так усердно перед иконой богу молишься?
— Молюсь, голубчик, чтобы бог не дал антирелигиозной кампании провалиться.
Объектом насмешек нередко становились и библейские персонажи. В «Оригинальном толковом словаре, помещённом в № 8 за 1928 год, находим такое определение:
«Ангел — распространённая в старое время домашняя птица. На самом деле её не существовало. Водится только на переводных картинках и в сказках. Питается исключительно отсталыми ребятами…»
Не остались в стороне и юные корреспонденты. Многие писали «Баклажке» о ребятах, прячущих крестик под пионерским галстуком (№ 14, 1931), а деткор Кабанов рассказал о товарище, который уверял, что в бане живут черти (№ 5, 1931). Встречались и такие письма:
«Пионеры городецкого отряда (Лужский округ) протестовали против снятий колоколов, заявляя, что „приятно на душе, когда идёшь в школу и колокола звонят в церкви“».
(№ 12, 1930)
В ответ на это письмо «Баклажка» напечатала рисунок с двумя мальчиками, ведущими за собой корову с колокольчиком на шее. «… нашли выход и ходим в школу не иначе как в сопровождении коровы! — говорит один другому. — Колокольчик звонит и на душе приятно».
Деткор Котов, заставший товарища за молитвой, не постеснялся сообщить газете отряд и имя нарушителя:
«Пионер Мозичского отряда имени Фрунзе Сергей Лебедев молится перед завтраком, обедом и ужином».
(№ 16, 1933)
Ответ газеты:
Не помолится парнишка —
Не полезет в рот коврижка,
А молитву загнусит —
Сразу волчий аппетит!
В № 31 «Баклажки» за 1931 год появилась статья Марка Гейзеля «Исповедь врагу», записанная со слов пионера из поселения Мороцкое Московской области. Мальчик считал, что мороцких пионеров «опутал по рукам и ногам местный поп», заставив ребят ходить в церковь. «Вожатый, да ячейка комсомольская, да районное бюро… смотрели на это сквозь пальцы, — возмущался собеседник Гейзеля, — мол, чего там беспокоиться… поп человек ласковый, ну, побалуется нежно с ребятами». Оказалось, что ребята «баловались» исповедями, признаваясь в «срыве сбора золы и протравки семян в колхозе», порче плаката «с лозунгом о посевкомпании» и отсутствии трудового воспитания в школе. Отпуская грехи, поп напоминал детям о необходимости интернациональной работы и просил передать вожатым, комсомольской ячейке и районному бюро «большой и пламенный воздушный поцелуй». Собеседник Гейзеля обвинял священнослужителя в том, что «ударничества в школе нет».
В конце 20‑х годов под запретом оказались и религиозные праздники. Больше всего досталось Рождеству, отмечать которое официально запретили в 1929 году. Советская пропаганда ассоциировала «поповский праздник» с повальным разгулом и пьянством. Подобные заявления встречались и в «Баклажке». Так, деткор Свой сообщал, что «в Рождество преподаватели Вольской школы напились и подрались» (№ 5, 1931). Газета ответила стихотворением «Рождественский мордобой», где требовала выгнать из школы верующих учителей, так как они «лакают водку, распевают во всю глотку» и устраивают кровавые побоища.
Юные «воинствующие безбожники» сохраняли бдительность не только в школе, но и дома. В конце 1928 года газета опубликовала инструкцию по изготовлению особого рождественского блюда для воспитания «малосознательных» родителей:
«Перед едой, когда мать с отцом уйдут в церковь, надо разрезать гуся и вложить в него радиоприёмник (радиотрубу надо провести через горло гуся). Когда мать с отцом сядут за стол, шнур от радиоприёмника соединяется с антенной и гусь начинает читать антирелигиозную лекцию. Насчёт лекции не беспокойтесь — мы уже договорились с радиостанцией».
(№ 17, 1928)
В том же номере появился фельетон «25 декабря 1978 года», где описывался сон пионера Вани Сорокина. Мальчику снилось, что через 50 лет в СССР школьники будут гулять по светлым залам «Музея дикого и некультурного прошлого», разглядывая ёлочные игрушки, ватные фигурки Деда Мороза и другие экспонаты:
— А вот жалкий остаток тёмного прошлого — бутылка водки. Её пили взрослые, религиозные дяди-пьяницы.
— А водку тоже вешали на ёлку и прыгали вокруг неё?
— Нет.
— Жалко…
— Вот ещё — жалкий остаток одного пионера, объевшегося рождественским гусём. Он заспиртован, чтобы совсем не разложился. Просьба руками не трогать…
Много внимания деткоры и авторы газеты уделяли празднику Пасхи, который в 1929 году перестал быть выходным днём. В № 14 за 1931 год «Баклажка» опубликовала сообщение некоего Следопыта, сообщавшего, что «в 182‑й ФЗС в день Пасхи ребят угостили на завтрак компотом с куличом». Авторы газеты отреагировали стихотворением «Место жительства попа»:
Ели сладкое. Причём
Закусили куличом!..
Это значит, поп «святой»
Агитирует едой
И находится на воле
Где-то близко, где-то в школе!..
Досталось и Масленице. «24 февраля третья школа торжественно отпраздновала первый день масленицы коллективной выпечкой блинов», — сообщал «Баклажке» деткор Гриша (№ 9, 1931). Ответ последовал незамедлительно:
Классы слухами полны:
— Сегодня митинг и блины!
<…>
Я скажу коротким словом:
Блин, ребята, вышел комом,
Ну а этот самый ком
Грязным лёг на вас пятном!
Иногда «Баклажка» позволяла себе отпускать колкие шутки в адрес особенно рьяных борцов с религией. Например, в анекдоте «Воинствующий лодырь» (№ 11, 1930) мальчик отказался решать математическую задачу на сложение, заявив учителю, что воинствующий безбожник «крестиков не пишет». Герой анекдота «Верующий» (№ 19, 1929) хотел донести на товарища, калоши которого были помечены буквами «Х. В.», но потерпел неудачу — буквы оказались инициалами Христофора Василевского.
Попова и противогаз
Характерной чертой общественно-политической жизни СССР конца 1920‑х — 1930‑х годов стала военизация, вызванная обострением международной обстановки. Советское правительство поддерживало национально-освободительное движение в Китае и пыталось спонсировать бастующих английских рабочих, после чего Великобритания разорвала дипломатические отношения с СССР.
Одной из главных задач советского образования стало обучение детей и подростков военному делу. Военизация проходила под лозунгом «Войны не хотим, но к войне готовы!», который появлялся на страницах детских газет. В школах и пионеротрядах проводились утренники, вечера и выставки в честь Красной армии, создавались военные уголки, стрелковые кружки, курсы по топографии, военно-химическому делу и другим военным дисциплинам. «Баклажка» рассказала, как должен выглядеть правильно организованный военный кружок:
Вот налево кто-то ловко
Разбирает сам винтовку.
А направо — шумный спор:
— Как скорее вдеть затвор?
А в углу почти вся база
Занялись противогазом…
Наконец-то кто-то вник,
Как завинчивают штык!
Объясняет пулемётчик,
Как работает замок…
И вот так до поздней ночи
Занимается кружок.
(№ 6, 1931)
Изменился и детский досуг. В пионерлагерях и на детских площадках регулярно проводились военные игры. Здесь хочется сделать небольшое отступление и обратиться к работе историка Елены Ефимовой, которая рассказывает, во что играли ребята:
«Надо надеть противогаз и затем вдеть нитку в иголку; двоим участникам игры одновременно надеть противогазы друг на друга; „Туши бомбу“ — прицельное кидание мешочков с песком в круг; броски в цель деревянной гранаты или мяча; „Проводка линии“ — эстафетный бег с разматыванием шпагата и сматыванием его на обратном пути; „Не касайся земли“ — задание перейти „заражённый“ участок по кирпичам, перекладывая их».
Также Ефимова рассказывает о военизированных походах, которые проводились в детских лагерях. Ребята выполняли задания по ориентированию, маскировке от вражеского самолёта, проводили разведку расположения противника, демонстрировали знание правил устройства бивуака и поведения на привале. Целью «военных действий» обычно был захват знамени.
На практике ситуация с военно-физической подготовкой детей и подростков обстояла плохо. Большинство вожатых слабо разбиралось в военном деле, а попытки привлечь к «военизации пионеров» красноармейцев порой оказывались неудачными. В работе историка Дмитрия Листопадова можно найти жалобу пионеров, адресованную Костромскому губбюро:
«…нам дают прикреплённых красноармейцев, которые не могут провести беседы… один читал письмо от своей барышни».
Читатели регулярно докладывали «Баклажке» о плохой организации работы военных кружков. В № 8 за 1930 год деткор Боря сообщал:
«В школе ФЗУ при заводе „Центрошамот“ ребята рады бы учиться военному делу, но комсомольская ячейка до сих пор не организовала военного кружка. Ребята совсем не умеют обращаться с винтовкой».
Газета ответила четверостишием «Не туда, куда надо»:
Без военного кружка
Не нащупаешь курка
И положишь ты заряд
Не в коробку, а в приклад.
Письмо деткора Комолова с аналогичной жалобой газета сопроводила карикатурой, где зайцы, повстречавшие в лесу школьников с ружьями, не торопятся убегать, так как знают, что ребята «винтовки держать не умеют» (№ 10, 1931). Жалоба другого читателя вдохновила авторов «Баклажки» на стихотворение «Странный курс»:
Знать винтовку, целить метко,
Дисциплина, твёрдый шаг
И военная разведка —
Это как же? — Да никак!
База в деле обороны
Позабыла, что должны
Пионеров миллионы
Стать защитой для страны.
(№ 20, 1933)
Ответом на жалобу деткора В. Иванова, который писал, что «в 188‑й школе завалена работа военного кружка», стало стихотворение «Попова и противогаз», написанное по басне Крылова «Мартышка и очки»:
Попова масок дюжину достала
И вертит ими так и сяк,
То к темю их прижмёт, то на руку нанижет,
То их понюхает, то их полижет…
Что с ними делать — не понять никак.
— Тьфу, пропасть! — говорит она.
Про пользу их наврали мне сполна.
(№ 15, 1933)
Просматривая номера «Баклажки» 1930‑х годов, можно заметить, что в текстах всё чаще начинает мелькать специфическая лексика. Стихотворение об отсутствии детских площадок называлось «На фронте летней школы неблагополучно» (№ 19, 1930). Деткор Рабинович призывал «объявить беспощадную войну вредителям и лодырям», «драться за выполнение наказов [пионерского] слёта» и бросаться в «бой за перестройку школы» (№ 6, 1931). «Коопчинуш» (членов кооператива) грозили «взять на вилы» за плохую организацию детских столовых (№ 26, 1931). Карикатура с подписью «Братская могила учебных планов» изображала детей, собравшихся вокруг огромного портфеля (№ 9, 1932). Прогулы, недисциплинированность и второгодничество «Баклажка» требовала «похоронить» (№ 24, 1931). На сообщение деткора Баркова об отсутствии в школе музыкального отделения (№ 21, 1932) газета ответила рисунком, где выставленные в ряд музыкальные инструменты сопровождала надпись «Смертный приговор».
Как сделать чучело микроба
Попробуем закончить рассказ о судьбе «Баклажки» на позитивной ноте (спойлер: попытка оказалась неудачной). Обратимся к замечательной рубрике «Почтовый ящик», где публиковались письма со стихами, рассказами и рисунками читателей. Редакция газеты не скупилась на критику и иронические комментарии. В № 2 за 1928 год находим короткое стихотворение, опубликованное под псевдонимом Весёлый Клоп:
Педагог давно нас ждёт (в физическом кабинете).
А из нас никто не идёт.
Весёлый Клоп сообщал, что «давно чувствует призвание к юмору» и пишет рассказы на «общественно-политическую тему». Послание завершала подпись «С юмористическим приветом. Весёлый Клоп». «Баклажка» ответила:
«Дорогое насекомое! „Баклажка“ спешно интересуется: а нет ли у тебя рассказов на астрономическую и алгебраическую тему? Если есть, то, пожалуйста, не присылай.
С электрическим приветом,
„Баклажка“».
В № 4 за 1928 год в газете опубликовали загадочное стихотворение некоего Селектора:
Вечер был, сверкали звёзды,
На дворе мороз трещал.
Шёл по улице малютка
И прохожих раздевал.
«Очень тоскливый случай. Малютка-то подозрительный — комментировала редакция газеты. — Только ты зря его нам направил. Ты бы его в губрозыск, что ли, вместе со своим заявлением».
Другое стихотворение из того же номера, подписанное псевдонимом Гайдамак, было настолько плохим, что «Баклажка» даже не стала его публиковать:
«Самое остроумное из присланного — это твоя подпись: „С алгебраическим приветом, Гайдамак“. Что же касается присланной тобой остроты, то она, как бы тебе это сказать, не совсем. Грустная острота. Почему ты думаешь, что пьеса „Любовь самурая“ означает по-японски „Любовь яровая“?»
Не напечатали в номере и рисунок читателя под псевдонимом Тиль:
«У парня слишком длинная шея… похожа на самоварную трубу. Девочка же (наверное, это девочка?) похожа на головастика. У руки у неё ты по ошибке нарисовал растущими из живота».
Иногда ребята рассказывали «Баклажке» о своих изобретениях и научных проектах. Коля Колбаскин предлагал читателям изготовить белые чернила из воды и зубного порошка. «Единственный недостаток чернил — это ничего не видно, что написано, — утверждал Коля, — но зато и ошибок не видать и тетрадь всегда чистенькая, новая, как из магазина» (№ 1, 1929).
В № 17 за 1928 год в газете появилось письмо Миши Пузыркина, который сообщал:
«Дорогая редакция!
Я в настоящее время занят очень серьёзной работой: разрабатываю проект, как сделать чучело микроба. В скором времени пришлю этот экспонат к вам».
Вполне вероятно, что эти забавные письма были написаны в редакции газеты. Так поступали и другие издания: например, сборник «Советские ребята», выходивший в 1920‑х годах, несколько раз публиковал стихотворения своих авторов — Николая Олейникова и Евгения Шварца, которые выдавали себя за юных читателей.
К сожалению, рубрика с письмами продержалась в «Баклажке» всего несколько номеров. Впоследствии редакция газеты часто жаловалась, что читатели даже не пытаются придумать что-то своё и постоянно присылают чужие стихотворения. Жертвами плагиата стали не только поэты-любители из школьных стенгазет, но и столпы русской литературы — Пушкин и Лермонтов. Со временем отправлять в «Баклажку» своё творчество стало опасно: одно неосторожное слово могло повлечь за собой серьёзные обвинения. В № 5 за 1932 год газета жёстко раскритиковала стихотворение, которое обладало сомнительной художественной ценностью, но выглядело вполне безобидно:
Не боимся грозы, не боимся трудов,
Мы построим машины, машины,
И не будет усталости, слёз и трудов,
Жизнь поднимут они на вершины!
Можно сказать, что посвящённая четверостишию критическая заметка «Молодой, но больной „поэт“» буквально «размазала по стенке» несчастного автора:
«Кто поднимет жизнь на вершины? Машины? Это они только для рифмы могут сделать. А на самом деле переделывают жизнь трудящиеся, который управляют машиной.
Дальше. Что не будет усталости и слёз — с этим мы согласны. Но что трудов не будет, это извините! Лодырей не будет, вот кого! В том числе и автора этого стихотворения, который такие стишочки без труда пишет!»
Читайте также «„Мамочка, почему ты мне не пишешь?“ Две истории детей репрессированных в письмах и рисунках».