Десятилетиями граждане нашей страны жили мыслью о том, что оказаться в условиях боевых столкновений — это худшее, что может произойти. Нам постоянно напоминали об этом в школе, книгах, кино и на телевидении. Пацифистская тема неизменно встречалась и в музыке. Даже рок-андеграунд, долгое время существовавший в подполье, был един с официальным советским мейнстримом в одном: мирное небо — это главная, фундаментальная ценность в жизни людей.
VATNIKSTAN представляет краткую подборку популярнейших пацифистских песен, созданных отечественными музыкантами ХХ века. Все они, от эстрадной классики до рока с нью-вейвом, призывают беречь мир как зеницу ока.
Александр Вертинский — То, что я должен сказать
Вертинский — один из тех отечественных артистов, что оказались «меж двух миров»: наследник эпохи Российской империи, он долгое время пребывал в эмиграции. Однако в 1943 году ему разрешили вернуться в Москву, а в 1951 году маэстро даже удостоился Сталинской премии.
Тем не менее изначально он относился к советской власти с нескрываемым скепсисом. Когда Октябрьская революция только произошла, русский бомонд раскололся по отношению к ней. Ряд поэтов и музыкантов выступали в защиту «освистанной и осмеянной батареями» революции.
Но классик русских романсов не поддался этому настроению. По воспоминаниям близких, Вертинский написал «То, что я должен сказать» к концу 1917 года — ещё находясь на территории новоявленной Советской России. Высказаться артиста заставила трагическая гибель молодых юнкеров, сражавшихся с большевиками на улицах Москвы в октябре.
Романс не просто стал главным номером в репертуаре Вертинского, но оказался подлинным гимном всех скорбящих. В равной степени проникнутым чувством общего горя и осуждением бессмысленной бойни, устроенной в центре города.
Сам артист вспоминал в мемуарах один из первых случаев его исполнения:
«Последней была песня „То, что я должен сказать“. Я уже был в ударе, что называется. В полной боевой готовности. Подойдя к краю рампы, я бросал слова, как камни, в публику — яростно, сильно и гневно! Уже ничего нельзя было удержать и остановить во мне. Зал задохнулся, потрясённый и испуганный. Я запел: „Только так беспощадно, так зло и ненужно отпустили их в Вечный Покой“.
Я думал, что меня разорвут! Зал дрожал от исступленных аплодисментов. Крики, вой, свистки, слёзы и истерики женщин — всё смешалось в один сплошной гул. Толпа ринулась за кулисы. Меня обнимали, целовали, жали мне руки, благодарили, что-то говорили. Я ничего не слышал и ничего не понимал».
«То, что я должен сказать» оказала огромное влияние не только на поколение эмигрантов, но и на культуру СССР — тем более, что песни Вертинского проникали из-за границы к преданному им советскому слушателю даже в суровые 1930‑е. Написанный в последний год истории старой России, романс сформировал песенный канон страны на десятилетия вперёд. Его помнили и исполняли артисты в диапазоне от Бориса Гребенщикова до софт-инди певицы «Наади».
Аркадий Островский и Лев Ошанин — Пусть всегда будет солнце
«Солнечный круг, небо вокруг…» — едва ли найдутся школьники, которые бы не слышали эти слова. Простая мелодия Аркадия Островского и понятный даже трёхлетнему ребёнку текст Льва Ошанина сделали песню хрестоматийной для разучивания с детского сада. Между тем история создания песни сложнее, чем её содержание. Как минимум она обросла преданиями.
По легенде, однажды в 1928 году четырёхлетний советский мальчик Костя придумал стишок:
Пусть всегда будет солнце,
Пусть всегда будет небо,
Пусть всегда будет мама,
Пусть всегда буду я.
Где-то через год детский психолог Ксения Спасская, узнав от мамы мальчика об этой истории, использовала четверостишие в статье для журнала «Родной язык и литература в трудовой школе». Кажется, жизнерадостному детскому стихотворению поистине суждено было пойти в народ. Ведь как ещё объяснить, что статью в журнале случайно прочёл не кто-нибудь, а сам Корней Чуковский? И в 1933 году он уже цитировал слова Кости в книге «От двух до пяти».
Что-то было в этих словах, что заставляло их передаваться из поколения в поколение. Спустя 28 лет художник Николай Чарухин использовал памятное четверостишие в плакате «Пусть всегда будет солнце». Плакат, выражаясь современным языком, завирусился. Увеличенный во много раз, он стал одним из главных украшений демонстрации 1960 года на Красной площади. Именно в этот момент мудрость четырёхлетнего мальчика вдохновила Аркадия Островского. Композитор сочинил музыку к четверостишию, а старому товарищу и соавтору поэту Льву Ошанину предложил написать текст, используя строки с плаката в качестве припева.
Два года спустя певица Тамара Миансарова исполняет «Солнечный круг» на VIII Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Хельсинки, становится лауреатом фестиваля и получает золотую медаль. Песню записали на Всесоюзном радио в исполнении Миансаровой на 11 языках народов мира. Так «Солнечный круг» стал гимном пацифизма не только в нашей стране, но и за рубежом.
Как сложилась судьба автора главных слов — самого мальчика Кости? Его история стала известна из воспоминаний Чуковского. Впрочем, сам поэт не был уверен в достоверности имени. Позже стали ходить слухи, что создатель строк «Пусть всегда будет солнце» стал инженером, работал на одном из уральских заводов и почему-то не хотел объявляться как автор. По другой версии, Костя двадцатилетним погиб на фронте.
Кино — Я объявляю свой дом
Виктор Цой не был первым русским рокером, заговорившим с людьми на простом языке. Этот метод до него ввёл в обиход Майк Науменко. Но Цой существенно его дополнил, придав бытовой речи лаконичность и тем самым сделав её по-настоящему доступной.
«Я объявляю свой дом» из альбома «Это не любовь» — очень показательный в этом смысле пример. До пафоса поздних «Кино» было ещё далеко, группа пока работала по-другому: лексика снижена, а гимны в репертуаре вовсе отсутствовали.
В «Я объявляю свой дом» очевидный пацифистский мотив стихов Цоя, что важно, был выражен почти по-мальчишески. Вокалист пел припев так, будто это стоп-фраза для игры в пятнашки. Этот приём и сделал песню о ядерном разоружении такой убедительной: мудрость в том, чтобы петь о подобном со стороны пацанёнка не старше 12 лет. Столкнув с ядерной угрозой вплотную столь хрупкий, но лишённый сентиментальности образ, Цой гораздо убедительнее донёс смысл песни, чем если бы пел от имени старца, повидавшего жизнь. Да и потом, простое стихосложение попросту легче запоминается, а не это ли главное для пацифистских посланий?
Интересную историю, связанную с песней, рассказывал Николай Михайлов, президент Ленинградского рок-клуба:
«…К нему [Цою] комсомольцы пристали: „О чём поешь? Что имел в виду? Почему не призываешь молодёжь к созидательному труду?“ Он отвечал односложно: „да“ или „нет“. Но последний вопрос его как-то задел, что ли, он задумался. И на втором выступлении спел относительно недавнюю песню „Я объявляю свой дом безъядерной зоной“.
Комсомольцы сразу к нему: „Ведь можешь же! Здесь видны твои гражданские позиции“. На что Виктор ответил: „Я ведь имел в виду „ядерную зону“ в более широком смысле слова. Может быть, это и об атомных станциях, которые время от времени взрываются“. А через несколько дней после Витькиных слов произошла авария на Чернобыльской АЭС».
Аквариум — Поезд в огне
Борис Гребенщиков с самого начала пути зарекомендовал себя как «советский Боб Дилан». Кажется, с течением времени патриарх русского рока только закрепил этот статус — едва ли можно найти иного кандидата на столь почтенную роль. Но самым социально значимым доказательством эпохального титула стала песня «Поезд в огне».
И дело не в том, что БГ напрямую вдохновлялся дилановской «Wheel’s On Fire» при сочинении собственного магнум-опуса. Важнее, что в культуре России «Поезд в огне» занял место, полностью эквивалентное статусу баллад Дилана в Америке. А ведь по ту сторону Атлантики песни гнусавого поэта недвусмысленно сравнивают с творчеством Шекспира — что по статусу, что по значению, что по цитированию.
Важность песни БГ подтверждает Артемий Троицкий:
«Можно сказать, что у того же Бориса Гребенщикова есть масса популярных песен, которые народ исполняет вместе с ним всем залом. Но более важной песни, чем, скажем, „Поезд в огне“, в плане социальном и социокультурном, у него нет».
Лирика Дилана была напрямую связана с протестом против агрессии США во Вьетнаме, расколовшей американское общество. Песня Гребенщикова создавалась в другой стране и в иных условиях, но точно так же неизбежно несла на себе ассоциации с современными ей трагическими событиями.
Её текст был написан в феврале 1988 года, когда группа «Аквариум» была на гастролях в Баку. Тогда как раз начали разгораться первые сполохи конфликта Армении и Азербайджана вокруг Нагорного Карабаха, который в 1991 году окончательно перейдёт в «горячую» фазу. Буквально в конце того же февраля 1988-го разразилась резня армян в Сумгаите, азербайджанском городе к северу от Баку.
В итоге рок-баллада БГ стала народной, идеально отразив дух эпохи. Гребенщикову удалось уже одним названием песни коротко сформулировать то, как растерянные жители страны ощущали себя в период кровоточащего распада СССР. Однако музыкант во множестве интервью настойчиво подчёркивал, что песня не касалась актуальной политики:
«Я клянусь, что „Поезд в огне“ не был политической песней. Все без исключения песни написаны не потому, что у меня была какая-то идея, а потому, что мне в голову приходила строчка, образ или рифма, и я начинал с ними работать, не имея представления, куда меня это заведёт».
Впрочем, есть основания считать, что Борис Борисович лукавил: в 2010 году на музыкальном фестивале Meltdown в Великобритании организаторы попросили его выбрать из своего репертуара именно «политические» композиции. Гребенщиков отобрал три — и одной из них стал «Поезд в огне».
Что делает «Поезд в огне» одновременно великой и легко уязвимой песней, так это её пафос. А также лёгкость, с которой можно вырывать из контекста отдельные фразы. С одной стороны, музыкальная и лирическая патетичность делает песню доходчивой, а оттого и народной. Но, с другой стороны, по тем же причинам песню легко способны присваивать толкователи совсем иного взгляда на жизнь. Стоит вырвать строчку «пора вернуть эту землю себе» из контекста, как песня теряет изначальный пацифистский окрас. Это, впрочем, проблема самих толкователей, а не Бориса Борисовича.
ДДТ — Не стреляй!
Юрий Шевчук всегда обладал репутацией правдоруба. Даже те, кто на дух не переносят творчество ДДТ, с уважением отзываются о его гражданской позиции. Песня «Не стреляй!» — лучшее тому доказательство.
Она была написана Шевчуком в 1980 году. Тогда школьный друг Юрия Юлиановича, воевавший в Афганистане лейтенант артиллерии Виктор Тяпин, привёз в Уфу первый для города «груз 200». Земляк Шевчука покончил с собой в Кабуле, не в силах вынести творившиеся ужасы.
В 1982 году состоялся первый Всесоюзный конкурс молодых групп «Золотой камертон», организованный газетой «Комсомольская правда». Группа Юрия Шевчука, пока ещё не имевшая названия, исполнила песню «Не стреляй!» и с ней прошла во второй тур. Неожиданная победа вынудила музыкантов задуматься о названии коллектива, сама же композиция стала лауреатом конкурса.
«Не стреляй!» — возможно, первая русская стадионная рок-песня, написанная до начала стадионных выступлений отечественных рокеров. Но главное, это пример удачного совмещения пения и речитатива Шевчука. До ДДТ такого голоса русский рок ещё не слышал.
Слова Шевчука никогда не расходились с делом. В 1995 году он поехал в Чечню, где не только играл концерты, но и помогал перевозить раненых солдат. Когда его спрашивали, зачем он рисковал собой, не будучи военным, автор песни «Не стреляй!» отвечал:
«Художник должен видеть то, о чём поёт».
На рубеже XX-XXI веков он неоднократно бывал с благотворительными миссиями в «горячих точках» Таджикистана, Югославии и других стран. Даже был награждён медалью МЧС России «Участнику чрезвычайных гуманитарных операций».
В августе 2008 года Шевчук стал живым свидетелем вооружённого конфликта в Цхинвале. После чего сразу выступил с концертной программой «Не стреляй!», призванной содействовать примирению враждующих сторон. Часть вырученных средств была направлена на восстановление Цхинвала и грузинских деревень, пострадавших от боевых действий.
Наутилус Помпилиус — Шар цвета хаки
Забавно, что Данила Багров в фильме «Брат» критиковал хаус-музыку как «бездушную», предпочитая ей душевный рок «Наутилуса Помпилиуса». Герой Бодрова-младшего утверждал: на фронте бы слушали скорее Бутусова, чем прямой техно-бит. А забавно это потому, что сам Бутусов отчаянно не хотел ассоциироваться с армейской этикой и эстетикой — в первую очередь потому, что упорно не желал стричься налысо.
В результате этих событий в 1986 году он сочинил песню «Шар цвета хаки». Как он сам объяснял: «Это была… также одна из тех крайностей, в которые я впадал в то время по отношению к армии». На счастье Вячеслава, служить ему не пришлось: знакомство с армией ограничилось военными сборами во время учёбы в Свердловском архитектурном институте. Позже Бутусов рассказывал, что «Шар цвета хаки» стал «наивной попыткой в образе армии как-то опровергнуть идею агрессии».
Музыкально в песне можно уловить отдалённое сходство с композицией «I Don’t Mind» рок-группы Slade, а вот лирически это явный оммаж к «Paint It Black» Rolling Stones: тот же приём перекрашивания на основе одной и той же темы.
Телевизор — Музыка для мёртвых
Нью-вейв группа «Телевизор» всегда отличалась тем, что воспринимала английский пост-панк глубже всех остальных исполнителей в СССР. Они не стали эпигонами жанра — наоборот, были и остались политически активной формацией. Так и тянет сказать, что группа, появившаяся в символический 1984 год, просто не могла пойти по другому пути.
Практически каждая их песня критиковала обрюзгший советский образ жизни и массовое отупление. «Музыка для мёртвых» с альбома «Отчуждение» логично продолжила эту линию. Звуки выстрелов и снарядов, апокалиптический настрой и образы «кровь на обратной стороне медали», «там, где кончается слава, — праздник для мёртвых» — чем не иллюстрация прямого следствия аполитичности карикатурных героев остальных песен?
Конечно, такая позиция влекла за собой неизбежный конфликт с властями. Фронтмен группы Михаил Борзыкин вспоминал:
«Однажды для концерта в рок-клубе нам по цензурным соображениям пришлось назвать её „Мы за мир“. Тогда песню с названием „Музыка для мёртвых“ не могли залитовать и разрешить исполнять. Впрочем, для нас такой ход не был компромиссом, слов в песне мы не меняли. Только для идиотов из обкома ВЛКСМ она называлась „Мы за мир“. [Я] пацифист».
«Музыка для мёртвых» — не единственная песня с пацифистским посылом в творчестве Борзыкина. Однако первая, что продемонстрировала его критическую позицию по широкомасштабным конфликтам.
Читайте также «„Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант“: малоизвестные и недооценённые барды».
