Василий Розанов писал:
«Есть ли что-нибудь „над Пушкиным и Лермонтовым“, „дальше“ их? Пожалуй — есть — Гармоническое движение».
Влияние Александра Пушкина и Михаила Лермонтова на авторов XIX, XX и даже XXI веков воспринимается как аксиома, а в литературоведении часто встречаются такие понятия, как «пушкинское» и «лермонтовское» направления. Но если мы введём в поисковой строке эти понятия, ни одна из ссылок не даст исчерпывающего описания направлений и уж тем более их сопоставления. Хотя ветви, идущие от этих писателей, прослеживаются достаточно чётко.
Пушкин — наше всё!
О двух направлениях русской литературы первым заговорил Виссарион Белинский. Сам не осознавая, критик предвосхитил развитие русской поэзии на полвека вперёд. В статьях о Пушкине и Лермонтове он проводил грань между двумя поэтами.
Не отрицая их очевидную связь, Белинский видел в Лермонтове представителя «нового поколения». Пушкин был для него поэтом, в творчестве которого завершились идеи, методы и принципы, развивавшиеся на протяжении предыдущих веков. Он стал «великим реформатором русской литературы». Во-первых, Пушкин усовершенствовал старые и развил новые художественные формы, создал русский литературный язык. Во-вторых, ввёл в неё национальную тематику, элементы русской действительности. Не зря «Евгения Онегина» называют «энциклопедией русской жизни». В‑третьих, главное, он не только утвердил идею, что с помощью литературы можно выражать социальные, политические, культурные проблемы общества.
«Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан…».
Из такого утилитарного представления о литературе вырастает гражданская лирика Некрасова, которая ещё больше углубляется в русский национальный быт, русскую действительность.
У Пушкина чувство несправедливости оттого, что «везде невежества убийственный позор» и «рабство тощее влачится по браздам неумолимого владельца» инкорпорировано в стихотворение о деревенской природе, и поэт может лишь восклицать:
«О, если б голос мой умел сердца тревожить!».
Некрасов не сомневается, что словом, а значит и поэзией можно влиять на читателей. С помощью пронзительных, ярких, очень натуралистичных образов, с одной стороны («Однажды в студёную зимнюю пору…», «Железная дорога»), и сатиры, аллегорий, даже некоторой мистики («Огородник», «Забытая деревня», «Вчерашний день в часу шестом…») － с другой, Некрасов обращает внимание читателей на страдающих, угнетённых людей. В такой резкой форме он обнажает проблемы общества, ожидая всеобщей заинтересованности в судьбах простых людей. От Пушкина Некрасов берёт «народность» как таковую, собирает фольклор, заимствует его мотивы, сюжеты, пародирует стиль народных песен, сказок, былин. Это проявляется, например, в его поэмах «Кому на Руси жить хорошо», «Русские женщины», «Коробейники».
«В Россию можно только верить…»
Другая сторона Пушкинских произведений － историзм, то есть умение проникать в своеобразие как прошлого, так и своей эпохи, осознавать действительность как «результат действий исторических сил» [1]. Этот метод развивается в творчестве другого поэта — Фёдора Ивановича Тютчева, современника Пушкина и Некрасова. Первым эту идею высказал Иван Аксаков. В доказательство критик писал:
«… стихи Тютчева представляют тот же характер внутренней искренности и необходимости, в котором мы видим исторический признак прежней поэтической эпохи» [2].
Данное утверждение оспаривалось многими исследователями и комментаторами тютчевской и пушкинской лирики. Но все они считали, что для Тютчева творчество Пушкина очень рано стало играть важную роль. Уже в 1820‑е годы юный Тютчев переписывает строфы «нелегальной» пушкинской «Вольности», а также посвящает ей стихотворение «К оде Пушкина на Вольность».
Подлинный литературный путь поэта начинается в 1827－1829 гг. В это время Пушкин уже стал корифеем русской поэзии, и Тютчев, как и другие, не мог этого не признавать. Более того, он ставил его «высоко над всеми современными французскими поэтами» [3] и называл его «живым органом богов» [4]. Всё же не следует, вслед за Аксаковым, категорично относить Тютчева к «пушкинской плеяде», но истоки его лирики идут именно из поэзии Пушкина. Произведения того и другого пронизаны философией, важное место в их творчестве занимает любовная тематика, схожи они и на структурном уровне: размер, рифмовки, паузы, использование выразительных средств. Чтобы увидеть сходство двух поэтов достаточно взглянуть на стихотворение «Я помню чудное мгновенье…» и тютчевское «Я встретил вас — и всё былое…».
Между ними невозможно не чувствовать разницы. При этом Тютчев берёт пушкинское стихотворение за основу и выводит тему на новый уровень, на котором находит отражение космизм. То есть некий синтез микро- и макрокосмоса, Вселенной и Человека, христианских и пантеистических мотивов. В стихотворении «Я помню чудное мгновенье…» важную роль играет стихийность, «мгновенность», мимолетность чувств, в отличие от «Я встретил вас — и всё былое…». В последнем — все ощущения, эмоции героя кажутся последовательными, упорядоченными, при этом есть трагическое ощущение раскрывающейся перед ним бездны «вековой разлуки». Такое восприятие мира совсем не характерно для пушкинского стихотворения, где всё-таки наступает «пробуждение души».
«Шёпот, робкое дыханье…»
Совершенно иными представляются художественные установки Афанасия Фета, которого в школьной традиции принято изучать вместе с Тютчевым. Несмотря на попытки разграничить две совершенно разные творческие системы, в сознании они сливаются в одно целое, и отличить одного поэта от другого оказывается трудной задачей. Тютчев, в первую очередь, поэт-философ, поэт-психолог, для которого собственное «я» и космос — две бесконечности, а лирический герой постоянно пытается постичь тайны мироздания. Фет － пейзажист, старающийся уловить и описать ускользающий момент бытия. Для обоих поэтов особенно важно ночное время. Для Тютчева ночь — это и есть олицетворение Вечности, для Фета же ночь － время для размышлений. Темнота и звёзды создают особую атмосферу, располагающую героя к откровению, выражению интимных, глубоко личных чувств и эмоций, обращению к высшим силам, тогда каждый миг в каком-то смысле становится Вечностью.
Фет не стремится познать бытие, он чувствует его, ощущает себя его частью, при этом отрываясь от мира реального. Истоки такой поэтической установки идут из романтизма, в частности, из поэзии Лермонтова, который создавал свой особый мир, отрешённый и отличающийся от действительности. Он также ощущал мимолётность бытия, пытался уловить ускользающий миг. Его лирика глубоко интимна, что позволяет исследователям в качестве доминирующих жанров называть «монолог-исповедь», элегию, романс. Те же жанры доминируют и в фетовском творчестве. Отсюда внимание к ритмико-мелодической стороне стихотворений, музыкальности, символичности.
«…всё видимое нами — Только отблеск, только тени От незримого очами?»
Ещё дальше в представлении о существовании двух миров пошёл Владимир Соловьёв. В его представлении есть два мира: божественный и земной. Человек принадлежит одновременно к обоим мирам, что выражается в символах «Вечной Женственности», «Души мира».
Он продолжает линию Фета, где на первый план выходит поэзия «намёка», иносказания, ведущую к младосимволистам, например, Александру Блоку и Андрею Белому.
«Чем выше ветви, тем глубже корни…»
Хотя Вячеслав Иванов принадлежал к группе младосимволистов, было бы правильнее отнести его к преемникам пушкинско-тютчевского направления литературы. Творческие идеалы поэт находил в Средневековье и Античности, а также в русской народной действительности.
Принцип «искусство ради искусства», который был характерен для творчества Фета, отвергается Ивановым в пользу религиозного, реалистического символизма.
«Быть может, всё в жизни лишь средство для ярко-певучих стихов…»
Другим автором, продолжающим пушкинско-тютчевскую традицию, стал Валерий Яковлевич Брюсов. На протяжении всего творческого пути поэта ориентиром для него был Пушкин. Уже в поздний период Брюсов так говорил о великом поэте:
«С ранней юности сочинения Пушкина — моё самое любимое чтение. Я читаю и перечитываю Пушкина, его стихи, его прозу, его письма, в разных изданиях, какие только мог получить для своей библиотеки. Читаю я обычно с карандашом в руках и люблю делать пометки и записи в своих книгах» [5].
При этом Брюсов не только прислушивался к нему как к художнику, но и являлся одним из его самых известных исследователей. В период с 1899 по 1923 год официально было напечатано более 80 работ по пушкиноведению, не считая черновых рукописей и набросков. Большинство из этих работ объединено в сборнике «Мой Пушкин» 1929 года.
В лирике у Брюсова доминируют два тематических направления. Одно из них посвящено эпизодам из мировой истории, мифологическим и сказочным сюжетам. С их помощью поэт обращается к общечеловеческим ценностям: любви, долгу, чести. Именно это направление связывает его с Пушкиным.
Другая тема, уходящая корнями из тютчевской традиции, город как символ современной цивилизации. Не зря его считают одним из первых поэтов-урбанистов. В центре его «городских» стихотворений — борьба материи и человеческой воли. Человек оказывается зависимым от материального мира, но пытается сохранить верность своему сердцу. В поэтике Брюсов также опирался на образцы классиков русской поэзии, в первую очередь, конечно, Пушкина. Чёткая композиция стиха, множество параллелизмов, анафор, антитез, большая роль символики, метафоризации, но при этом сохранение ясности образов.
«В свой час своя поэзия в природе…»
Очерченная нами линия преемственности поэтов, конечно, достаточно схематична. Нельзя представить творчество Фета без Пушкина, а Некрасова без Лермонтова. Но, так или иначе, в истории нашей поэзии сложились две магистральных линии, сыгравшие огромную роль в её становлении и формировании и давшие развитие последующим течениям и направлениям русской поэтической мысли. Мы коснулись лишь малой части того, что является причастным к этой линии. Конечно, она не обрывается на Брюсове или Владимире Соловьёве, а продолжает свой путь вплоть до наших дней, наполняясь опытом всё новых художников слова, поэтов, хранящих в глубине своего творчества память о первых творцах — Александре Пушкине и Михаиле Лермонтове.
Источники и литература
1. Томашевский Б. Пушкин: [В 2 кн.] / Отв. ред. В. Г. Базанов; АН СССР. Ин‑т рус. лит. (Пушк. дом). М; Л.: Изд-во АН СССР, 1956－1961. Кн. 2. Материалы к монографии (1824–1837). — 1961. С. 154.
2. Аксаков И. С. Федор Иванович Тютчев (Биографический очерк). «Русский архив», 1874, вып. 10; изд. 2‑е: И. С. Аксаков. Биография Федора Ивановича Тютчева. М., 1886. С. 82.
3. Тютчев Ф. И. Сочинения в 2 т. Т.2. Письма. М., 1984. С. 18－20.
4. См. стихотворение Тютчева «29‑е января 1837».
