Многие знают Татьяну Яблонскую как автора знаменитой картины «Утро», по которой, кажется, до сих пор школьники пишут сочинения. Творчество художницы не ограничивалось бытовыми сценками в реалистической манере. Всю жизнь она искала собственный художественный язык, пробовала новые стили и техники. Вдохновлялась полотнами импрессионистов, живописью эпохи Ренессанса или народным искусством. В советское время художницу обвиняли то в «формализме», то в «национализме», а в 90‑е — в «советскости».
VATNIKSTAN выбрал десять работ Татьяны Яблонской, которые могут рассказать не только о творческих поисках художницы, но и о её жизненном пути.
Перед стартом (1947)
«Перед стартом» — светлая, жизнерадостная картина с печальной судьбой. Задорные розовощёкие школьницы, прозрачный морозный воздух, юность, спорт и оптимизм могли идеально вписаться в эстетику соцреализма, тем более после окончания войны, когда люди особенно нуждались в положительных эмоциях. Сама Яблонская рассказывает, что работала над этой картиной с большим удовольствием:
«Я работала над ней сразу после войны. Увлекалась японцами, импрессионистами, Дега. Была молода в искусстве, удачлива, работала с огромным увлечением. Сама любила спорт, особенно лыжи, за тот простор, который они открывали…»
Влияние импрессионистов здесь чувствуется: «воздушный», почти акварельный, колорит картины, крошечные люди-пятнышки и едва намеченные кроны берёз на заднем плане, динамичные мазки, резкие тени деталей и складок одежды юных лыжников. Картина «Перед стартом» была продемонстрирована на одной из послевоенных выставок, её высоко оценили критики и искусствоведы. Но вместо признания и наград художница получила обвинения в формализме. Полотно надолго «похоронили» в фондах музея.
«… картина… „прозвучала“ на одной из послевоенных всесоюзных выставок. Она даже шла на Государственную премию. Ко мне уже приходили и репортёры, и фотографы. Вот-вот должно было выйти постановление… и вдруг поворот на 180 градусов — постановление о журналах „Звезда“ и „Ленинград“ об опере Мурадели… Удар по „формализму“…»
Удар дейсвительно оказался нанесён по многим «фронтам». В «Постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) Об опере „Великая дружба“ В.Мурадели» от 10 февраля 1948 года советских композиторов обвинили в «погоне за ложной оригинальностью»:
«Оргкомитет Союза советских композиторов превратился в орудие группы композиторов-формалистов, стал основным рассадником формалистических извращений… Руководители Оргкомитета и группирующиеся вокруг них музыковеды захваливают антиреалистические, модернистские произведения, не заслуживающие поддержки, а работы, отличающиеся своим реалистическим характером, стремлением продолжать и развивать классическое наследство, объявляются второстепенными, остаются незамеченными и третируются».
Хотя в постановлении речь шла только о музыке, оно затронуло всех советских деятелей искусства. Газета «Культура и жизнь» сразу же принялась «разоблачать» деятелей кино и театров, музыкальных критиков, живописцев и даже философов. Тогда же, в 1948 году Татьяна Яблонская уехала на летнюю практику в колхоз и начала работать над картиной «Хлеб». Через два года, в феврале 1950-го, она напишет заметку в ту же «Культуру и жизнь» , где скажет, что обвинения в формализме справедливы:
«… я совсем иначе стала смотреть на искусство. Основа формализма и натурализма лежит именно в отрыве художников от нашей социалистической действительности… До поездки в колхоз меня немного обижали упрёки в формализме. Теперь я соглашаюсь с ними».
Коллеги по цеху не оценили выступление Яблонской в прессе. И в поздних воспоминаниях художница жалеет об этой заметке, но говорит, что писала её совершенно искренне:
«Эта статья была принята как предательство. Мне и сейчас стыдно за неё, но тогда я была абсолютно убеждена в своей правоте…»
«Я тогда была ещё совсем молодая, недостаточно твёрдая в своих убеждениях, и поверила во всё то, что трубилось тогда об искусстве социалистического реализма»
Говоря о давлении властей, Татьяна Ниловна, тем не менее, отмечает, что свобода творчества, наступившая после распада СССР, привела к «полному развалу» в искусстве. Но заключает:
«Так что лучше? Гнёт? Нет! Всё-таки свобода!»
Хлеб (1949)
«Хлеб» — характерное для соцреализма монументальное «изобильное» полотно, которое принесло Татьяне Яблонской известность и Сталинскую премию II степени. Некоторые сравнивают «Хлеб» с фильмом «Кубанские казаки» Пырьева, обвиняя художницу в явно приукрашенном изображении голодной послевоенной действительности и пропаганде. Однако по мнению дочери художницы, Гаяне Атаян, румяные колхозницы и горы рассыпанного зерна созданы не в угоду действующему режиму, а совершенно искренне:
«После войны и двух полуголодных лет — 1946-го и 1947-го, в 1948‑м появился, наконец, хлеб. Мама увидела горы пшеницы — и это её потрясло. Она написала картину под впечатлением от увиденного. Зачем что-то выдумывать? Мама была жизнерадостным человеком… Радость в ней была сильнее других эмоций».
Сама Яблонская в воспоминаниях рассказывала, что «Хлеб» писала с «полнейшей отдачей, с сердцем, полным любви к этим женщинам, к зерну, к солнцу».
Замысел картины появился в 1948 году, когда художница руководила студенческой практикой в селе Летава Хмельницкой области. Её вдохновили наблюдения за работой колхозниц на току. Всего за четыре месяца Яблонская создала около 300 эскизов и рисунков для масштабного полотна. Центральная фигура — улыбающаяся девушка, закатывающая рукава — перекочевала на картину с отклонённого редакцией эскиза к плакату о «красоте труда», который Яблонская создавала под впечатлением от работы Иосифа Серебряного «А ну-ка взяли!».
Часть эскизов Яблонская сделала уже в Киеве. Писать предпочитала с натуры, пусть и бутафорской — кучи песка, рассыпанные во дворе Киевского художественного института, имитировали рассыпанное зерно, а совок, изображённый на переднем плане, был списан с картонного прототипа, который художница изготовила сама.
Девушек она изобразила в традиционных украинских юбках, широких и пышных (хотя на самом деле в то время в Летаве колхозницы уже отдавали предпочтения юбкам другого фасона — узким, «городским»). Дочь художницы вспоминает:
«На открытии юбилейной выставки Татьяны Яблонской в Национальном музее литературы меня подвели к статной красивой молодой даме. Она рассказала, что её бабушка позировала моей маме для картины „Хлеб“. Бабушка стояла в очереди, где Татьяна её и приметила — она в то время искала натуру, ей нужен был определённый типаж. Татьяна Ниловна подошла к ней и попросила позировать. Та смутилась, боялась, что заставят раздеваться. Мама её успокоила, но женщина переживала, мол, её не отпустят с работы. Решили и этот вопрос: от Художественного института, где Яблонская писала картину, направили письмо.
Позже мама вспоминала о Гале Невгад с большой благодарностью — сельская девушка Галя знала, как особым способом „пiдпинати“ подол юбки и умела по-крестьянски завязывать „хустку“ (платок — прим.), чем очень помогла маме создать образы картины…»
«Хлеб» был впервые представлен публике в 1949 году на Х Украинской художественной выставке, а затем на Всесоюзной выставке в Москве. Художница, ранее обвинённая во «вредном влиянии импрессионизма» за картину «На старте», теперь получила всеобщее признание и восторженные отзывы критиков, а год спустя — Сталинскую премию.
Художница, любившая путешествия и активный отдых, на премию купила лодку. Лена, старшая дочь Татьяны Яблонской, рассказывает:
«Я помню эту лодку. Тогда мы постоянно ездили на РОП (лодочная стоянка в Киеве — прим.), красили её, шпаклевали дырки. Каждую весну с этой лодкой была целая эпопея».
В 1950 году Татьяна Яблонская создаёт второй вариант полотна для Национального художественного музея Украины в Киеве. Улыбка девушки на переднем плане стала шире, фигуры позади неё — выразительнее. Результат не понравился художнице — эту картину она посчитала слабее оригинала.
Гаяне Атаян вспоминает, что в конце жизни, анализируя своё творчество, о первоначальном варианте работы Татьяна Ниловна говорила:
«Всё-таки лучшая моя картина — это „Хлеб“. Я всегда ею гордилась…»
Весна (1949)
Вслед за «Хлебом» появилась ещё одна масштабная работа — «Весна». Она исполнена в реалистической манере, без «импрессионистического формализма», отправившего румяных лыжниц с картины «Перед стартом» в запасники музея. Тем не менее сюжет выглядит очень мило и трогательно: толпа детей в разноцветных шапочках и пальто, женщины на скамейках, прижимающие к груди закутанных в одеяла младенцев, безоблачное небо и солнце, какое бывает только ранней весной — бледное, слепящее глаза, как в «Марте» Левитана.
Полотно можно долго рассматривать — у каждого персонажа своё настроение, своё выражение лица. Ясная, светлая, жизнеутверждающая — именно такой Яблонская задумывала эту картину:
«…жажда жизни. Как трава весной из каждой щёлки лезет. [Дети] грудные, побольше, разные и удивительно симпатичные. Возятся в песке. И тени на земле. И птицы чирикают. Всё живёт, всё хочет жить. Мне эта тема представляется очень значительной, жизнеутверждающей и нужной… она не будет смотреться лишь мелкой бытовой сценкой. Активность жизни. Неудержимость. И радость жизни. Все должны быть проникнуты радостью жизни».
В 1952 году за картину «Весна» Татьяна Яблонская была награждена Сталинской премией II степени. И если премия за «Хлеб» была потрачена на лодку, то теперь официальная награда подарила семье художницы телевизор. По словам старшей дочери Татьяны Ниловны, Лены, будущей героини знаменитого «Утра», это был маленький телевизор КВН-49, который смотрели через огромную линзу. Смотреть по нему было особо нечего — иногда передавали лекции и концерты, но чаще всего на экране появлялась настроечная таблица. Новая техника не прижилась — телевизор кому-то отдали.
Несмотря на Сталинскую премию, картину оценили не все. Так, первый биограф Яблонской, автор вышедшей в 1959 году монографии, Валентина Васильевна Курильцева, отмечала:
«…в картине не найден общий композиционный принцип. Очевидно, художница стремилась передать весенний шум в образе радостной, возбуждённой детворы на бульваре, однако не до конца решила то, что ею было задумано… Хорошо задуманный образ „Весны“ не нашёл своего всестороннего художественного воплощения».
Художница эту картину не любила и отзывалась о «Весне» в более резких выражениях:
«Весна» — уже падение во всём. Это уже чистейший фотографизм, натурализм и полная пассивность. И — тоже премия! Ну как не поверить, когда тебя так хвалят… В то время много было написано всевозможных детских сюсюкающих картинок. И всё казалось хорошо, «художественно».
Утро (1954)
Многие поколения школьников писали сочинение по этой картине, где худенькая пионерка с тугой косичкой, едва вскочив с кровати, начинает утреннюю зарядку. За распахнутыми дверями балкона в утренней дымке виднеется город, а в комнате, освещённой первыми солнечными лучами, краснеет перекинутый через спинку стула пионерский галстук. Картина написана в самом начале хрущёвской оттепели. Художественный критик Наталья Нехлебова отмечает:
«…человечность, теплота, свежесть [картины] стали символами оттепели. Летящее движение рук девочки и нежность утра создавали у современников ощущение надежды и начала нового времени».
На картине «Утро» изображена старшая дочь художницы — Лена. Надо сказать, что зарядка, которую делает девочка — вовсе не зарядка, а разминка перед выполнением гимнастической позиции «Ласточка» (в юности Лена занималась балетом и гимнастикой). О создании картины дочь Яблонской рассказывает:
«Я вставала пораньше. Позировала. Мама делала наброски. Зарисовывала комнату и уходила в мастерскую… На балконе в ящиках цветы — моё серьёзное увлечение, я мечтала стать биологом. Жаль, не вошли, хотя и были на набросках, рамки с коллекцией бабочек. Они висели над кроватью.
Школьная форма на стуле — отдельная гордость. Утюги тогда были очень неудобными, а галстук и ленты надо было гладить каждый день. Я натирала их о раскалённую настольную лампу. Кувшин на столе — очень редкий, чешский. Его мама привезла из первой командировки за границу. И та полосатая скатерть, что на столе, служила нам долгие годы».
Критики, искусствоведы и рядовые зрители сразу полюбили эту картину за трогательный образ юной девушки, уютную атмосферу залитой солнцем комнаты и светлый колорит. Сама художница была недовольна своей работой:
«А ведь по замыслу неплохая. Вдохновил меня на неё Евгений Волобуев (живописец, народный художник Украины, муж сестры художницы — Елены Яблонской — прим.). Но по живописи она абсолютный ноль. Все мои былые ощущения наглухо затянулись. И Волобуев, тогда мой сосед по мастерской, говорил, что я абсолютно не способна понять, что такое живопись».
Многие знают, что картина сыграла важную роль в жизни юной натурщицы — несколько лет назад эта удивительная история разлетелась по социальным сетям и новостным порталам. Репродукцию «Утра», опубликованную в «Огоньке» в 1954 году, увидел мальчик из Казахстана, будущий художник Арсен Бейсембинов. Увидел и влюбился. А потом подрос, уехал в Москву и поступил в Художественную академию имени Строганова, где и встретил ту самую девочку с картинки — Лена училась там же. Ребята быстро подружились, хотя свою «нарисованную» возлюбленную Арсен узнал в девушке не сразу. После окончания первого курса Лена приехала в гости к его семье в Казахстан, увидела на стене комнаты ту самую репродукцию и сказала — «Это я».
На втором курсе они поженились и не расставались 40 лет — в 2000 году Арсен ушёл из жизни. К сожалению, вместе взглянуть на «Утро» в Новой Третьяковке им так и не удалось — в молодости было не до того, а в зрелом возрасте добраться до музея мешала работа.
Свадьба (1964)
В начале 60‑х наступает новый период в творчестве художницы, который называют «украинским». Она путешествует по Закарпатью, где находит вдохновение для новых полотен. Одна из картин того времени — «Свадьба». Яблонская писала её в украинском селе Глеваха близ Киева, куда приехала специально для того, чтобы запечатлеть сюжет с натуры. О поездке Татьяна Ниловна вспоминает:
«Село широко раскинулось в разные стороны — улочки, переулки, чудесные, утеплённые кукурузой хатки. Чистейший, выпавший ночью белый снег. Тепло и тихо. Заходим в одну из хат, где живёт одна из невест. На столе — блюдо с аппетитными „шишками“. Шишки — ритуальные, специальной формы булочки, которые вручаются всем приглашённым на свадьбу… Невеста, волнуясь, причёсывается перед зеркалом…
Волнуется мать. К определённому времени по направлению к сельсовету из разных улочек и переулков появляются свадебные процессии. Впереди чинно, держась за руку, идут „наречені“ (брачующиеся — прим.). Невеста — в украинском наряде. За ними — весёлая пляшущая вереница дружек, сватов, музыкантов. Многие девушки в венках, с развевающимися в танце лентами. Вон сват — перевязанный рушником. Бегут и кричат дети. Соседи выскакивают посмотреть. Не успела пройти одна свадьба, как из соседнего переулочка — новая, а там ещё и ещё».
Невеста, расчёсывающая волосы перед зеркалом, станет героиней другой картины Яблонской, но позже, в 1966 году.
Как и в других своих работах, используя чистые и сочные цвета, художница изобразила персонажей радостными, румяными, широко улыбающимися. Полотно живёт, поёт, движется, пританцовывая под звуки гармони. Гармонь эту Татьяна Ниловна нашла сама — поехала на толкучку и купила. Куплен был и шерстяной платок, закутавшись в который в левой части картины стоит у забора женщина с ребёнком. Юбку в цветочек девушки на переднем плане тоже сшили специально. Кстати, возможно, эта же юбка появилась на картине «Сбор огурцов» 1966 года — уж очень похожа!
Какие-то детали добавлены художницей в «Свадьбу» намеренно, что не лишает обаяния это «шумное» полотно. Яблонская хотела, чтобы картина напоминала «праздничный, разноцветный украинский венок с лентами на фоне белого снега».
Однако, то, что мы видим — «переделка». Первоначальный вариант «Свадьбы» не устроил председателя Союза художников Украины Василия Касияна, которого художница цитирует в своих воспоминаниях:
«Це ж паплюження наших людей! Хіба ж так можна, щоб наречені були напідпитку? Хіба ви не знаєте, що на Україні це заборонено з давніх давен? Хіба ви не знаєте, що у шлюбну ніч обоє повинні бути тверезими, щоб не зачати хворе дитя?»
«Это же унижение наших людей! Разве так можно, чтобы брачующиеся были под хмельком? Разве вы не знаете, что на Украине это запрещено с давних времён? Разве вы не знаете, что в брачную ночь оба должны быть трезвыми, чтобы не зачать больного ребёнка?»
По словам Яблонской, работу не приняли ещё и потому, что «боялись Скабы». Андрей Скаба в то время был секретарём ЦК Коммунистической партии Украины по идеологической работе, активно продвигал русификацию и репрессии по отношению к оппозиционно настроенной интеллигенции — «шестидесятникам».
«Свадьбу» пришлось переделать. Второй вариант картины, к которому мы привыкли, нравился художнице меньше:
«Исчез пионер с развевающимся пионерским галстуком. Жених постарел лет на 10. Невеста поскромнела. С лица свата исчезла подозрительная краснота. На заднем плане появились на дороге современные автобусы. И „венок“ поблёк, хоть картина и стала более выработанной, законченной, „современной“. Жаль… Уверена, что первый свежее и образнее».
По словам художницы, первый вариант полотна не сохранился, хотя цветную репродукцию с него сделать успели. В сети есть изображение оригинала в низком качестве, и в нём сразу видны отличия от «переделки» — есть здесь и упомянутый Татьяной Ниловной пионер, и улыбка на лице невесты и жених с раскрасневшимся лицом и лихо сдвинутой на лоб меховой шапкой.
В гости к внукам (1964)
В этой картине заметно изменение художественной манеры Яблонской — на смену «казённому» реализму приходят более условные, декоративные формы. Меняется техника и колорит: вместо привычных масляных красок художница использует типографские. Татьяна Ниловна писала об этом:
«Мне тогда казалось: чем ярче — тем лучше. Яркости обыкновенных масляных красок мне не хватало. Как я радовалась, достав из типографии розовую краску невероятной интенсивности — родомин!»
В работах 60‑х заметно влияние народного искусства Западной Украины, которое вдохновляет художницу во время путешествий по Закарпатью. Татьяна Ниловна рассказывает:
«В 60‑е годы началось увлечение национальной формой в искусстве. Повальное. Выплыл лубок, всевозможные народные картинки, народное искусство всех видов, бумажные цветы. Я с восторгом верила в то, что нашла, наконец, настоящую точку опоры. В то время много было разговоров о самовыражении, о поисках своего „я“, и мне казалось, что и я, наконец-то, скажу „своё слово“ …
Как-то мы отправились на машине в Закарпатье, писать. Остановились в селе Апша Солотвинского района. Пограничная зона. Румынские села. Удивительная архитектура, красочные народные костюмы. Всё необычайно выразительное. Работали много, очень активно. Той весной и начался у меня новый творческий подъём».
Пожилая женщина с картины «В гости к внукам» чем-то напоминает героинь Виктора Попкова, что удивительно — художник был далёк от декоративности и являлся одним из знаковых представителей «сурового стиля» в живописи. Те же резкие линии морщин и складок одежды, пыльный, землистый колорит. И здесь же — «Вдовы» (1964) Яблонской и «Одна» Попкова (из цикла «Мезенские вдовы»). В картине Татьяны Ниловны «Управилась» (1977), написанной более десяти лет спустя, угадывается «Работа окончена» (1971).
Судьба полотен «украинского» периода оказалась незавидной — художницу обвинили в «украинском национализме», и картины приходилось прятать в мастерской, подальше от глаз комиссии Академии Художеств. Печальная судьба постигла книгу, которую Татьяна Яблонская планировала издать совместно с поэтом и прозаиком из Украины Иваном Драчом. Его баллады сопровождали картины художницы — свои произведения автор написал под впечатлением от её работ. В 1969 году книгу порезали «на лапшу» прямо в типографии. Уцелела лишь пара экземпляров. К счастью, «Книгу, яку знищили» удалось переиздать в 2018 году. Под каждой картинкой есть текст, написанный от руки. Гаяне Атаян поясняет:
«[под картинками] Написано, кто был прообразом каждого героя. Вот — тётка Химка и её сестра Лизавета. Они жили в Каневе. А тут пишет: «Задумала в хаті нащадків сестри Тараса Шевченка в селі Шевченкове — Кирилівці» («Задумала в доме потомков сестры Тараса Шевченко в селе Шевченково — Кирилловке»).
Картины «украинского» периода не нашли своего зрителя в 60‑е. Спустя годы и сама художница со скепсисом вспоминает о творческих поисках того времени:
«… я в своих поисках также пыталась выразить общие мысли, найти большие, ёмкие образы. Всё это было бы хорошо, ведь, по сути-то, это хорошо и есть, но у меня это дошло до пошлой безвкусной стилизации.
Наверное, в этом увлечении было и что-то хорошее. Ведь оно было искренним. Наверное, самые лучшие работы этого периода что-то стоят. Но в основном, как мне теперь представляется, это направление было ложным. Это был виток в сторону, в поисках выхода из тупика, куда завели меня 50‑е годы. Я забыла о возможностях живописи и стала на путь внешней декоративности. Этот путь более прост».
Тем не менее сказать, что эти работы чисто декоративные, нельзя. Их не назовёшь подражанием или стилизацией. Бумажные цветы, расшитые занавески, круглолицые барышни и сухонькие старушки, написанные яркими, контрастными красками — дань культуре родной страны, удивительный синтез народных мотивов и творческого видения художницы.
Юность (1969)
«Юность» Яблонская написала на пленэре в городке Седневе Черниговской области. Пожалуй, это одна из самых загадочных картин художницы. Она не похожа на её предыдущие работы — здесь нет весёлых жанровых сценок, множества деталей и сочных цветов. Скупой пейзаж, сдержанный колорит, одинокая фигура юноши, лица которого мы не видим. Ярким светло-синим пятном выделяется на полотне небольшое озерцо.
История создания «Юности» предельно проста. Искусствовед Анна Сидельникова рассказывает:
«Художница делала эскиз на загородном лугу, рядом с небольшим озерцом. Мимо проходил молодой человек, заметил, начал разглядывать, недоумевая, что такого нашла Яблонская в этом озере. „Постойте, пожалуйста, минуточку“ — попросила она».
Сидельникова сравнивает «Юность» с работами сюрреалистов и уличным искусством:
«…[картина] могла появиться в какой-нибудь сюрреалистической художественной атмосфере и занять место, например, рядом с мужчинами в котелках Рене Магритта. Она была бы абсолютно уместной в XXI веке в качестве граффити на какой-нибудь глухой серой стене в центре большого города — в качестве философского социального послания к прохожим».
Это действительно необычное для Яблонской полотно, в которое вложен глубокий философский подтекст. По словам искусствоведа Оксаны Гончарук, критики называют эту работу «несвоевременной, нетрадиционной и абсолютно несоветской». И тут же она рассказывает интересную историю, связанную с картиной:
«В семье художницы любят рассказывать историю о японце, который заочно влюбился в картину и будучи по делам в Европе специально заехал в Киев, чтобы увидеть „Юность“. Но оказалась, что она в запасниках, которые недоступны. Так японец и не постиг загадки полотна. Но ведь не он один».
И действительно, сама художница говорила, что «Юность» каждый понимает по-своему и что эта картина навсегда останется загадкой для неё самой. Вспоминала только:
«Я назвала картину „Юность“. Герой стоит перед чем-то таинственным, неизведанным, притягательным. Перед ним это тёмное озерцо и зелёная даль, зелень, которая уходит в небо. Ощущение манящей неизвестности».
Отсутствие ответа на хрестоматийное «что хотел сказать автор» даёт зрителю возможность рассматривать эту картину через призму собственного видения и опыта без привязки к искусствоведческим комментариям. Кто-то вспомнит пословицу «Жизнь прожить — не поле перейти». Кто-то увидит бесконечный простор, символизирующий свободу выбора жизненного пути. Кто-то воспримет синее пятно озера как преграду или зеркало, в котором юноша рассматривает своё отражение, изучает себя, прежде чем отправиться в дорогу. Кто-то будет искать тропинку через зеленеющее поле — и не найдёт.
Жизнь продолжается (1970)
Картина «Жизнь продолжается» также написана под впечатлением от путешествия по Закарпатью. Эту сцену Яблонская увидела в одной из деревень. Перед домом на лавочке сидит старик — взгляд полузакрытых глаз направлен вниз, задумчиво сдвинуты седые брови. Рядом — молодая женщина с ребёнком на руках. Она смотрит вперёд, её широкое лицо тронуто едва заметной улыбкой. Старость вспоминает прошлое, молодость с надеждой смотрит в будущее. По одежде персонажей и резким теням, ложащимся на стену мазанки, можно предположить, что это весна — время года, которое принято ассоциировать с началом новой жизни. Первое название работы — «Воспоминания и мечты».
Как видно по рассказам о предыдущих работах Яблонской, её картины часто не нравились действующей власти. Нервы не выдержали — в 1968 году на съезде художников Украины Татьяна Ниловна выступила с резкой критикой давления идеологического аппарата на деятелей искусства.
За «Жизнь продолжается» художницу вызвали «на ковёр» к Скабе, где ей пришлось выслушать многочисленные претензии — дом выглядит ветхим, девушка одета слишком бедно… Вердикт — «картина позорит советскую действительность». В 1971 году полотно сняли с выставки, а Яблонскую обвинили в «идеологически неправильном подходе», на несколько лет лишили всех занимаемых должностей и возможности участвовать в выставках.
К счастью, опала длилась недолго — вскоре самого Скабу сняли с должности за «разрыв с творческой интеллигенцией», а художнице вернули прежний статус. Переписывать картину не пришлось. Гаяне Атаян рассказывает:
«[Мама] спрятала картину в мастерской на долгие годы. Позже приехали академики из Москвы и увидели её. Сказали сделать ещё более народной, глубже подчеркнуть идею. Дописала так, как и хотела».
У Яблонской есть вторая картина с похожим сюжетом, написанная раньше — «Весеннее солнышко» (1964). Девушка выглядит тоньше, наряднее. Голова её туго повязана тонким платком, из-под полосатой кофточки выглядывает розовая блузка. Рядом с девушкой виднеется ручка коляски. Из конверта выглядывает голова младенца, на которую надета шапочка с помпоном. Старик сидит вполоборота и с улыбкой смотрит на ребёнка. Вместо окошечка мазанки — нарядные ставни, вместо венка с красными цветами — комнатные растения. Картина выглядит более современно, в ней, как и в других работах Яблонской, чувствуется жизнелюбие и теплота, но народного колорита нет.
Работа «Весеннее солнышко» находится в Третьяковской галерее. «Жизнь продолжается» экспонируется в Национальном художественном музее Украины.
Вечер. Старая Флоренция (1973)
Со «Старой Флоренции» начинается новый период в творчестве Яблонской. Путешествие в Италию, состоявшееся в 1972 году, сильно повлияло на художницу:
«Поездка в Италию опять перевернула моё сознание. Искусство раннего итальянского Возрождения поразило меня своей высокой духовностью и искренностью…»
«Тихие» полотна того времени, имеющие явный философский подтекст, представляют собой нечто совершенно противоположное ярким, декоративным работам «украинского» периода. Появляются картины с видами Италии — «На окраине Рима», «Понте Веккьо» и другие. Но в этих работах уже чувствуется влияние импрессионизма, а «Старая Флоренция», будто тронутая лёгкой дымкой, написанная мелкими мазками — поклон именитым мастерам эпохи Ренессанса.
Как и в «Юности», здесь нет динамики. Человек неподвижен и находится наедине с собой. Время, кажется, остановилось. Колорит сдержан. Золотистые лучи закатного солнца едва заметно отражаются на стенах домов и волосах героини. Тщательно прорисованный задний план со множеством прямых линий и углов напоминает фреску. Этому способствует и линейная перспектива картины — «изобретение» художника эпохи Возрождения Пьетро Делла Франческо. Примечательно, что теоретик искусства того периода, Леон Баттиста Альберти, называл перспективу «окном» — окно мы видим и на картине Яблонской. Расслабленная поза женщины, округлые контуры её фигуры противопоставлены строгому «фресочному» окружению. Это — сама Яблонская, рисунок которой специально для картины сделала дочь Ольга.
«Старая Флоренция» знаменует собой новую веху, коренной поворот в творчестве Татьяны Яблонской. За нее в 1974 году она получила Серебряную медаль АХ СССР. Эту картину искусствоведы называют одной из главных работ художницы, однако, сама Яблонская видит в ней только очередную попытку поиска себя в живописи:
«По сравнению с высоким, искренним и чистым искусством Пьеро делла Франческа, Мазаччо, Гоццоли, Гирландайо, Мантеньи наши поиски показались мне самовлюблённым кривляньем… Эта картина — дань моим чувствам и мыслям. Но в ней нет ещё свободы, есть влияние искусства старых мастеров. Новый плен. Вот беда — куда ни пойди, всюду плен».
Лён (1977)
«Лён» — последняя большая работа Яблонской. Татьяна Ниловна писала её, находясь под большим влиянием импрессионистов, о чём свидетельствуют частые, воздушные мазки, условно обозначенные люди на заднем плане, зыбкая линия горизонта. Как говорила сама художница, при работе над этим полотном она «перецеловала кисточкой каждый сантиметр картины». Несмотря на то, что «Лен» вдохновлён работами Писсаро, Сезанна и других художников, в лице главной героини всё ещё можно разглядеть влияние эпохи Ренессанса: его мягкие черты напоминают мадонн Леонардо да Винчи.
Над картиной Яблонская работала четыре года. В своих воспоминаниях она называет «Лён» одним из «наиболее выстраданных и любимых произведений» и рассказывает, что послужило вдохновением для его создания:
«С раннего детства образ льна жил в моей душе. И когда я увидела на полях Черниговщины вначале нежно-голубые волны льна, а в конце лета устланные чудесными коврами льняные поля, вспомнилась прадавняя песня про лён, которую отец нам пел в детстве, и чудесная история о том, откуда пришла сорочечка…» (возможно, имеется в виду рассказ Константина Ушинского «Как рубашка в поле выросла» — прим.)
«Родиной» картины стали те же места, где Яблонская писала «Юность» — окрестности города Седнев:
«Я начала ездить с этюдником по всем льняным полям поблизости от Седнева и писать, писать эту красоту…»
Сноп в правом углу полотна написан с натуры, но уже не в поле — в мастерской художницы стоял настоящий, большой сноп льна. Моделью стала дочь художницы Ольга. Статная фигура в белой сорочке, крупные ступни, почти безмятежное выражение лица с полуприкрытыми глазами, которое девушка сохраняет несмотря на то, что с усилием перевязывает большую охапку льна, создают «венециановский» образ крестьянки — сильной, спокойной, привычной к тяжёлому труду. Это не нравилось Яблонской. Как и в «Старой Флоренции», она не видит в картине ничего «своего»:
«Во „Льне“ — Венецианов. Где же, наконец, я? …хочется самого искреннего, своего слова, именно чистого. Наверное, его нет. Нет таланта…»
Несмотря на склонность к самокритике, Яблонская в конце концов признает, что, несмотря на кажущуюся ей незаконченность картины, в чём-то она оказалась удачной:
«Её я считаю также неоконченной. Я бы и сегодня стала её дописывать, и докомпоновывать. Но всё-таки кое-чего я добилась — единого живописного состояния всего полотна. Это для меня было тогда новым и очень, будто, ценным. Полное слияние человека и природы в единой живописной поверхности. Мне тогда пришла мысль, что духовность живописи именно в её вибрирующей, живой, разнообразно-единой поверхности».
«Лён» можно назвать ещё одной вехой в творчестве художницы, открывающей новый период творчества. В 80‑х она пишет много пейзажей и натюрмортов, в которых по-прежнему чувствуется влияние импрессионистов. Появляются такие полотна как «Туман» (1986) с растворяющимися в белесой дымке деревьями, «В осенней мгле» (1989), где отчётливо читаются знаменитые «Стога» Клода Моне и другие работы.
Колокольчики (2005)
В 1999 году Татьяна Яблонская перенесла инсульт, и последние годы жизни провела в инвалидном кресле. Правую руку парализовало. Но искусство не бросила. Училась писать левой рукой и вместо масляных красок использовала пастельные мелки — с ними легче было управляться. Как ни парадоксально, именно этот, последний период творчества, подарил ей ту свободу, которую она искала всю жизнь:
«Теперь я пришла „на круги своя“… Чувствую, что я полностью свободна в творчестве. Пишу из окон и поблизости от своего дома. Это „сужение горизонта“ напротив его расширило для меня — открыло красоту и поэзию там, где я их раньше не видела. У каждого из нас есть своё окно, в которое смотрит Природа».
Татьяна Ниловна оставалась верна живописи до самого конца. «Колокольчики» — её последняя работа, написанная за день до смерти.
Читайте также «Инклюзия как искусство: выставка „Вне истеблишмента“ в Русском музее».