Первая мировая война началась для всех стран одновременно, но кончилась в разные моменты времени. России, пережившей две революции за время боевых действий, пришлось подписывать мирный договор, находясь в состоянии почти полной разрухи. Рассказываем, как торговаться и заниматься геополитикой, не имея за спиной ничего.
Первый этап переговоров: 22–28 декабря 1917 года
Ситуация зимой 1917 года в странах-делегатах была нестабильной. В России не ещё не было устойчивой власти, да и обществом завладели пораженческие настроения. Германия жаждала перебросить значительную часть войск с восточного фронта на западный и улучшить положение в тылу, как и её союзница Австро-Венгрия. С такими желаниями страны выдвинулись на переговоры.
Австрийская и немецкая делегации прибыли в Брест-Литовск к 20 декабря. На открывшемся 22 декабря заседании глава советской делегации, революционер и дипломат Адольф Иоффе обозначил желание положить в основу будущего мирного договора «шесть основных директив, уже приведённых в печати». Речь идёт об общих принципах «Декрета о мире»:
1. Не допускаются никакие насильственные присоединения захваченных во время войны территорий; войска, оккупирующие эти территории, выводятся в кратчайший срок.
2. Восстанавливается полная политическая самостоятельность народов, которые были этой самостоятельности лишены в ходе войны.
3. Национальным группам, не имевшим политической самостоятельности до войны, гарантируется возможность свободно решить вопрос о принадлежности к какому-либо государству или о своей государственной самостоятельности путём свободного референдума.
4. Обеспечивается культурно-национальная и, при наличии ряда условий, административная автономия национальных меньшинств.
5. Производится отказ от контрибуций.
6. Решение колониальных вопросов проводится на основе тех же принципов.
Несмотря на согласие представителей стран Четверного союза с данными принципами, в переговоры путём телеграммы вмешался генерал Людендорф, потребовав от представителя Германии Кюльмана «обеспечить наши планы относительно Курляндии и Литвы и сохранить за нами возможность присоединения оборонительной полосы от Польши…».
Данное требование стало камнем преткновения для немецкой и советской делегаций. Немецкое требование звучало следующим образом: немцы не могут очистить территории Польши, Курляндии и Литвы до окончания войны, так как на их территориях располагаются заводы и мастерские, производящие вооружение для немецкой армии, которые достались им от Российской Империи из-за оккупации.
Протокол Чернина, министра иностранных дел Австро-Венгрии, предлагал следующее решение:
«1. Пока общий мир не будет заключён, мы не можем очистить оккупированную нами область, так как там организованы наши мастерские, работающие па вооружение (заводы, пути сообщения, обработанные поля и т. д.).
2. По заключении мира плебисцит Польши, Курляндии и Литвы должен решить судьбу этих народов; система голосования подлежит дальнейшему обсуждению; она должна обеспечить русским уверенность, что голосование происходит без давления извне».
Данное решение не устроило ни одну из сторон: советская сторона противится «неясной формулировки свободы голосования», немецкая, в частности Гиденбург, начальник генерального штаба Германии, и его заместитель Людендорф — не допускала мысли о том, чтобы покинуть территории Польши, Литвы и Курляндии.
В таком положении Оттокар заявляет, что готов поддерживать немцев до конца, однако если они приведут к неудаче, то Австро-Венгрия заключит сепаратный мир с Россией, так как Австро-Венгрия хочет только мира.
Накануне отъезда из Брест-Литовска дипломаты договариваются о создании комиссии, чьей задачей станет детальная разработка проекта очищения оккупированных областей и проведения плебисцита. Также было решено возобновить переговоры 5 января 1918 года.
Первый этап переговоров оставил стороны в неудовлетворении. Германия надеялась отстоять свои жёсткие позиции и закрепить за собой оккупированные территории. Австро-Венгрия рассчитывала на скорейшую ликвидацию противоречий между РСФСР и Германией и на заключение мира.
Второй этап: 9 января — 10 февраля 1918 года
Ещё до начала переговоров, 2 января 1918 года, советское правительство направило телеграммы председателям делегаций стран Четверного союза с предложением перенести мирные переговоры в нейтральный Стокгольм, однако предложение было отклонено немецким канцлером. Чернин так комментирует данную идею большевиков:
«Перенесение конференции в Стокгольм было бы для нас концом всего, потому что оно лишило бы нас возможности держать большевиков всего мира вдалеке от неё. В таком случае стало бы неизбежно именно то, чему мы с самого начала и изо всех сил стараемся воспрепятствовать: поводья оказались бы вырванными из наших рук и верховодство делами перешло бы к этим элементам».
Открывая конференцию, Кюльман, статс-секретарь по иностранным делам Германскии заявил, что поскольку в течение перерыва в мирных переговорах ни от одной из основных участниц войны не поступило заявления о присоединении к ним, то делегации стран Четверного союза отказываются от своего ранее выраженного намерения присоединиться к советской формуле мира «без аннексий и контрибуций», а сами дальнейшие переговоры следует рассматривать как сепаратные.
Чернин также высказался против перенесения переговоров в Стокгольм, но выразил готовность «подписать мирный договор в нейтральном городе, который надлежит ещё определить».
На следующее заседание была приглашена и делегация Украинской Центральной рады: её председатель Голубович огласил декларацию о том, что власть Совнаркома не распространяется на Украину, и что страна намерена самостоятельно вести мирные переговоры. Кюльман обратился к Троцкому с вопросом, следует ли считать эту делегацию частью русской делегации или же она представляет самостоятельное государство. Советскому представителю не оставалось ничего, недоумевая, ответить утвердительно.
По сообщениям Макса Гофмана, германского генерала и дипломата, немцы с радостью приняли делегацию, так как «представилась возможность использовать их в игре против петербургской делегации».
В свою очередь, Чернин был не так радушен по отношению к украинцам, так как полагал, что они будут предъявлять требования, касающиеся политических прав их единомышленников, живущих в Буковине и Восточной Галиции. Кроме того, изначально он не делит делегацию советов и украинской рады. Он называет представителей новообразованной страны «соотечественниками» Троцкого, руководителя делегации советов. Он начинает раздельно рассматривать их только после немцев. И вести переговоры с ними как с отдельными субъектами, что привело к известному «хлебному миру». Авторство этого названия Чернин приписывает себе.
Министр Австро-Венгрии видел в этом мире шаг к миру всеобщему. Он пишет, что «русский мир может стать ступенью лестницы, ведущей к общему миру».
Чернин также характеризует своих былых оппонентов. Про Троцкого он пишет, что тот «несомненно интересный, ловкий человек и очень опасный противник». Чтобы настроить положительно Троцкого, Чернин идёт на ловкий шаг. Он предлагает совнаркому содействие в деле доставки его личной библиотеки из Вены.
18 января 1918 года на заседании политической комиссии генерал Гофман предъявил конкретные условия Центральных держав — они представляли собой карту бывшей Российской империи, на которой под военным контролем Германии и Австро-Венгрии оставались Польша, Литва, часть Белоруссии и Украины, Эстонии и Латвии, Моонзундские острова и Рижский залив. Вечером того же дня советская делегация попросила о новом десятидневном перерыве в работе конференции для ознакомления правительства с германо-австрийскими требованиями.
Причинами смены риторики за столом переговоров в феврале 1918 года стали ослабление позиций Троцкого ввиду подписания мирного договора между Центральными державами и Украиной, а также распространение большевистской пропаганды среди немецкой армии, известия о чём стали поводом для выдвижения немецким правительством ультиматума.
Вечером 9 февраля Кюльман предъявил советской делегации категорическое требование немедленно подписать мир на германских условиях, сформулированных следующим образом:
«Россия принимает к сведению следующие территориальные изменения, вступающие в силу вместе с ратификацией этого мирного договора: области между границами Германии и Австро-Венгрии и линией, которая проходит <…> впредь не будут подлежать территориальному верховенству России. Из факта их принадлежности к бывшей Российской империи для них не будут вытекать никакие обязательства по отношению к России. Будущая судьба этих областей будет решаться в согласии с данными народами, а именно на основании тех соглашений, которые заключат с ними Германия и Австро-Венгрия».
Мир с Украиной же стал новостью для Людендорфа. Он пишет:
«Между тем выяснилось, что Троцкий говорит не от имени всей России».
Тут мы видим снова отношение генералитета Германии к Украине, как к части России. Мирное соглашение было более важным для Австро-Венгрии, чем для Германии, так как страна находилась на волоске от голода. Германия же, по мнению Людендорфа, могла использовать Украину для антибольшевистского плацдарма, ну а во вторую очередь уже как поставщика хлеба.
Стоит остановиться на реакции представителей Германии и Австро-Венгрии на провал второго этапа переговоров. Наибольшее разочарование выражает Оттокар Чернин:
«Так закончился этот период, который мы считали важным, но который в действительности не имел большого значения, потому что последствия его были лишь кратковременны. Волны войны захлестнули Брестский мир и разрушили его, точно постройку из песка, которую море заливает, выходя из берегов».
Разочарование министра нетрудно понять, его целью как представителя на мирных переговорах было заключение мирного договора для Австро-Венгрии, чего, впрочем, не произошло.
Возобновление военных действий было радостно принято немецкой стороной. Тон здесь задавал Гофман:
«Мы заключили с русскими перемирие с намерением при помощи последующих переговоров прийти к заключению мира. Раз дело до мира не дошло, то, значит, цель перемирия не осуществилась; таким образом, перемирие автоматически кончается, и должны возобновиться враждебные действия. По-моему, декларация Троцкого была не чем иным, как прекращением перемирия».
С ним были согласны и Людендорф, и кронпринц Вильгельм.
Третий этап переговоров: 1–3 марта 1918 года
Собравшиеся в марте 1918 года в Брест-Литовске делегации по выражению Гофмана были «деятели второго сорта», так как главные лица дипломатии Центральных держав в это время находились на переговорах с Румынией в Бухаресте.
Глава немецкой делегации Розенберг предложил в первом заседании обсуждать отдельные пункты мирного договора, проект которого он привёз с собой. Сокольников ответил на это предложение просьбой сначала прочесть ему весь проект целиком. По прочтении он объявил, что отказывается от обсуждения отдельных пунктов, и что русские готовы подписать прочитанный текст договора.
Единственным основанием для такого поступка являлось намерение ещё более подчеркнуть вынужденность «насильственного мира». Итоговый Брест-Литовский договор состоял из 14 статей, включал в себя пять приложений (первым из которых была карта новой границы РСФСР с областями, оккупированными Германской империей) и прибавления ко второму и третьему приложениям. Кроме того, советская сторона подписала два заключительных протокола и четыре дополнительных соглашения с каждой из Центральных держав.
По мнению Людендорфа, общество и солдаты чувствовали себя обманутыми, так как победитель не может правильно обойтись с проигравшим.
Генерал был не доволен теми условиями, в которых Россия оказалась после подписания мирного договора. Он надеялся, что большевики будут низвергнуты, и Украина станет катализатором возвращения империи. Он заявляет, что на самом деле условия могли бы быть хуже для России, и ничего смертельного, что могло бы унизить страну, в договоре нет. Это он пишет не случайно. Он писал эти мемуары после Великой войны, и генерал озирается на Версальский мирный договор.
Кронпринц Вильгельм пишет:
«… мы заключили сепаратный мир с революционной Россией — но что за мир!».
Стоит заметить, что в своих воспоминаниях наследник императорской короны Германии к одной из важнейших причин поражения причисляет гражданскую апатию к войне в тылу.
И заключение мира способствует усугублению этой проблемы. Он вспоминает:
«… господину Иоффе было разрешено <…> въехать в Берлин для того, чтобы здесь в Германии раздавать направо и налево во благо революции своё золото».
С другой же стороны Германия повела себя жёстко, «по-диктаторски диктуя свою волю», когда 3 марта 1918 года заключила такой, на первый взгляд, выгодный договор. В достигнутом соглашении первый сын императора Германии Вильгельма II не видел окончательного решения проблемы. «Опять-таки повсюду та же картина неисправимой половинчатости», — подытожил свои рассуждения несостоявшийся император Германии.
Читайте также «Первая мировая война в живописи».
