В 1920 году Советская Россия подписала серию договоров с соседними государствами, закончившую войны с этими странами. В их числе была Литва, которая отстояла независимость ещё в 1919 году, но имела территориальные претензии к Польше. В условиях военного противостояния Варшавы и Москвы позиция Каунаса имела большое значение.
Тактика советской дипломатии не изменилась по сравнению с мирным договором с Эстонией — с помощью территориальных уступок и выплаты денег предполагалось «купить» нейтралитет Литвы и наладить торговые отношения. Однако теперь большевики попытались пойти на прямое военное сотрудничество с «буржуазным» государством. «Враг моего врага — мой друг» — так оценивали в Москве возможный союз с Литвой против Польши.
Мирный договор стал для молодой балтийской республики важной вехой в истории — Советская Россия первой признала её независимость. Для достижения этой цели литовские дипломаты были вынуждены пройти по тонкому льду.
Первые годы Литовской республики
В Первую мировую войну немецкие войска заняли пограничные губернии Литвы летом 1915 года, во время масштабного наступления Германской империи на восточном фронте. Большое число жителей губерний эвакуировалось в Россию. Страна оказалась под властью оккупационной администрации. Берлин рассчитывал если не присоединить, то создать на территории Литвы марионеточное государство, тесно связанное с Германией политически и экономически. Эти земли интересовали и польских националистов, которые мечтали восстановить страну в границах Речи Посполитой.
Конец Российской империи в 1917 году и приход к власти большевиков в ноябре того же года заставили литовские политические и интеллектуальные элиты начать реализацию проекта независимого национального государства. Ещё в сентябре 1917 года под контролем немцев была образована литовская Тариба — будущий Государственный совет. 16 февраля 1918 года очередной съезд Тарибы в Вильнюсе принял декларацию о независимости страны, но немецкие власти проигнорировали требования литовцев. После подписания Брестского мира территория Литвы с согласия Советской России осталась под контролем Берлина. В Германии вынашивали планы о создании королевства, связанного личной унией с одним из немецких княжеств. Монархия, возникшая летом 1918 года, просуществовала всего несколько месяцев. В ноябре, после поражения Германии в Мировой войне, появилась возможность для реализации подлинного суверенитета.
Немцы уходили, но по их следам на запад шли отряды Красной армии, стремившейся получить контроль над бывшими частями Российской империи. В 1919–1920 годах в Литве соперничали сразу несколько сил:
— сторонники независимой республики;
— большевики, поддерживавшие Москву и Литовско-Белорусскую ССР;
— немецкие добровольцы, приглашённые литовским правительством;
— польские войска.
При этом стороны не всегда были определёнными: часто на тактическом уровне бывшие соперники становились временными союзниками. В частности, это произошло в 1920 году, когда советско-польский конфликт вновь вошёл в горячую фазу.
На протяжении всей войны за независимость правительство в Каунасе не контролировало всю территорию страны. Одной из проблем стал статус Вильно, который литовцы считали столицей. Из-за географического положения и территориальных претензий молодая Литовская республика была вынуждена лавировать между более могущественными соседями. Одним из результатов такой политики стал мирный договор с Советской Россией.
Большевики предлагают мир. Реакция Каунаса
Отношение Литвы к Советской России в 1919–1920 годах было схоже с другими странами Балтии. Правительство в Каунасе стремилось прежде всего обеспечить свою легитимность в глазах мировой общественности. Соглашение с большевиками могло стать первым шагом к признанию суверенитета. При этом положение молодой республики было менее прочным, чем у восточных соседей. Правительство Литвы оказалось фактически между трёх огней: за включение страны в свою сферу влияния боролись одновременно Москва, Варшава и Берлин. Помимо этого, существовали и территориальные проблемы. Литва соперничала с Польшей за Вильно, а на западе республика спорила с Германией из-за статуса Мемеля (Клайпеда).
Во второй половине 1919 года Советская Россия предложила Литве начать мирные переговоры, однако Каунасское правительство отказалось. В условиях советско-польского противостояния для Москвы контакты с Литвой имели большое значение. Большевики зондировали почву, в чём активно участвовал находившийся в Германии Адольф Иоффе. Одним из вопросов, который продвигал советский дипломат среди литовских политиков, было заключение договора о транзите. Соглашение позволило бы Литве существенно пополнить государственный бюджет.
Литовское правительство готовилось к возможным переговорам. Дипломаты сформулировали проект перемирия, в котором, помимо прочего, определялась восточная граница страны, предлагалось вернуть литовское имущество, а также выделить Литве значительных запасов вооружения и боеприпасов. Однако до конца года стороны договорились лишь об обмене заложниками.
В начале 1920 года ситуация изменилась. Советско-польский конфликт вновь вступил в активную фазу. Помимо этого, в самой Литве возросла усталость от войны. Всё чаще бунтовали гарнизоны, раздражённые нестабильностью, которая длилась уже почти шесть лет, с начала Первой мировой войны. К тому же договорённость с большевиками могла помочь Литве в споре с Польшей за Вильно. Заключение мира с Советской Россией выглядело для правительства Литовской республики и руководителя внешнеполитического ведомства, министра иностранных дел Аугустинаса Вольдемараса одним из выходов из сложившегося положения.
Весной 1920 года Каунас инициировал начало переговоров. После неофициальных контактов литовских представителей Красного Креста с большевиками 31 марта Вольдемарас отправил в Москву официальную ноту с предложением о заключении мирного договора. При этом литовский министр иностранных дел озвучил одно из условий начала переговоров — признание независимой Литвы в её этнографических границах, в которые, помимо прочего, включались территории бывших Гродненской, Сувалкской, Виленской и Ковенской губерний. Ответ наркома по иностранным делам Георгия Чичерина был достаточно обтекаемым:
«Если Литовское правительство знает, что в силу этнологических данных названные им города должны быть отданы Литве, оно может быть уверено, что Российское Советское правительство без колебаний примет эти заключения…»
Несмотря на такую формулировку, литовские политики согласились на переговоры. Большевики выглядели для них меньшим злом, с помощью которого удастся решить в том числе виленскую проблему. Помимо этого, Москва давала понять Каунасу, что в других вопросах решения будут приняты в пользу Литвы. Представитель литовского Красного Креста сообщал:
«Мирные переговоры на основе эстонского договора [Тартуского мирного договора 2 февраля 1920 года] для них приемлемы… Согласны дать и золота».
Несколько месяцев обе стороны формировали делегации. Литовцы выехали в Москву в начале мая.
Мирные переговоры в Москве
«В Москве нам дали отдельный дом из восьми комнат и обставили таким комфортом, какого мы в Ковно не видели. Всё по-приличному. Такого обеда, каким нас угостили, мы в Ковно никогда не ели. Всё очень вежливо и благорасположенно к нашему новому государству», — сообщал литовский журналист, сопровождавший делегацию в столице Советской России. Радушный приём был призван хотя бы немного рассеять недоверие молодой республики к большевикам.
Литовская делегация состояла из нескольких десятков дипломатов, экспертов и технического персонала. Миссией руководил Томас Нарушявичюс. Советских представителей возглавил опытный Адольф Иоффе, за плечами которого уже было заключение мирного договора с Эстонией, прорубившее «окно в Европу». Помимо Иоффе, в переговорную группу вошли Юлиан Мархлевский, Леонид Оболенский и другие эксперты.
Переговоры начались 7 мая и продолжались чуть больше двух месяцев. На первом пленарном заседании стороны обменялись приветственными словами в максимально благожелательной атмосфере. Иоффе отметил, что «через Литву должны будут вестись сношения России с Западной Европой, — что находится ещё более в интересах Литвы, нежели в интересах России». Похожий тезис звучал на переговорах с Эстонией. В свою очередь Нарушявичюс выразил надежду на то, что Советская Россия исправит «историческую несправедливость, учинённую царским империализмом литовскому народу» и признаёт суверенитет Литвы.
Впоследствии на повестке дня возник территориальный вопрос — и дипломаты существенно разошлись в позициях. Требования Литвы были весьма обширными: в республику предполагалось включить не только литовские, но и частично белорусские губернии (в том числе Новогрудский уезд Минской губернии). Большевики отвергли эти притязания. Иоффе предложил перенести обсуждение вопроса о границе в специальную смешанную комиссию, которая немедленно начала работу.
Одновременно с «официальной» стартовала и «неофициальные» часть переговоров. Чичерин и Иоффе предложили заключить военную конвенцию. Фактически речь шла о советско-литовском союзе против Польши. Советские дипломаты неоднозначно намекали балтийским коллегам, что от результата этих обсуждений во многом зависит решение по территориальному вопросу. Литовцы незамедлительно доложили о вскрывшихся обстоятельствах Вольдемарасу. 8 мая Нарушявичюс сообщил министру иностранных дел:
«…Условия мира в значительной мере зависят от согласия по этому вопросу. Технически предлагается установить дату начала общего наступления. Ответ очень важен».
Спустя несколько дней председатель литовской делегации вновь поднял этот вопрос в разговоре с Вольдемарасом:
«Есть сведения, что с пятнадцатого большевики готовят наступление на поляков, <…> видимо, ожидают нашего наступления в то же самое время».
Ответ министра иностранных дел был однозначным:
«Объясните Чичерину, что мы не можем начать означенных действий, пока не договоримся с Россией и мир не будет ратифицирован Россией».
По всей видимости, Нарушявичюс и его коллеги склонялись к тому, чтобы принять предложение большевиков, в то время как Вольдемарас прекрасно осознавал риски, которые последовали бы после заключения конвенции. Тем более что западные союзники Литвы подозревали республику в обсуждениях подобных вопросов. В частности, военный представитель Франции в Каунасе сообщал правительству о том, что литовцы и большевики ведут переговоры о военном соглашении. Париж рассчитывал на сотрудничество Польши и Литвы в качестве «санитарного кордона» против Советской Россией. Маршал Петен утверждал, что «польско-литовская проблема должна быть решена немедленно. Польша должна понимать, что ее процветание <…> зависит от союза с Литвой». Однако Варшава настойчиво предъявляла претензии на Вильно, контролировала город к началу мирных переговоров в Москве и не слушала союзников.
Литовские дипломаты активно продавливали заключение конвенции, что заставило Вольдемараса отозвать их в Каунас для консультаций. Министр иностранных дел жёстко раскритиковал подчинённых и потребовал подробных отчётов о работе в Москве.
Ход переговоров обсуждали и большевики, причём мнения о будущем мирного договора разделились. Адольф Иоффе в случае высокий финансовых требований Литвы предлагал разорвать с ними контакты — не исключено, что дипломат рассчитывал на наступление Красной армии, которое могло привести к захвату и советизации Литвы. Чичерин, наоборот, настаивал на продолжении переговоров и объяснял позицию следующим образом:
«Эта видимость литовской дружбы имеет для нас настолько крупное значение, что вполне стоит потратить немножко более дипломатических манёвров товарища Иоффе, чтобы этого достигнуть. Поэтому мы решительно против скорого разрыва с Литвой и за то, чтобы насколько возможно будет, подольше продолжать переговоры».
21 июня в Политбюро Иоффе выступил с короткой речью, в которой затрагивал переговоры о возможной военной конвенции:
«Принципиально они соглашаются, но практических результатов пока нет. Даром, конечно, литовцы ничего не сделают, поэтому им приходится отдавать несколько большую территорию, нежели полагалось бы, но это несущественно, так как после нашей победы над Польшей неизбежна Советская Литва, а при нашем поражении эти территориальные проблемы могут иметь ещё меньшее значение. За скорый мир с Литвой можно отдать ей лишний кусок территории».
После возвращения Нарушявичюса из Каунаса переговоры возобновились. Литовские дипломаты попытались добиться 50 миллионов рублей золотом в качестве компенсации за литовскую часть бывшего российского долга и реквизированного литовского имущества. Иоффе назвал требования чрезмерными и пригрозил разрывом переговоров. Балтийским дипломатам пришлось умерить аппетиты. В итоге стороны сошлись на сумме в три миллиона рублей.
Большевики согласились на претензии Литовской республики на Вильно. Вместе с этим Литве передавались значительные территории, на которых проживало белорусское и еврейское население. Среди них были города Лида, Гродно, Сморгонь, Поставы и другие.
Дополнительно стороны сформулировали секретный протокол, по которому Каунас не препятствовал проходу советских войск к Вильно во время наступления. Тем не менее литовцы попытались занять город раньше большевиков. 10 июля делегация телеграфировала в Каунас:
«Русские движутся по направлению к Вильнюсу. Приложите все усилия, чтобы немедленно Вильнюс и железная дорога Двинск — Вильнюс — Гродно первыми перешли в наши руки».
Итог переговоров и его оценки
К 12 июля дипломаты подготовили окончательный вариант мирного договора и подписали его. Литовское учредительное собрание ратифицировало его 8 августа, советский ВЦИК — 9 сентября. Отношения между Советской Россией и Литвой наконец были урегулированы — в истории двух стран начался новый период.
Литовские войска не успели занять Вильно. 13 июля в город вошли части Красной армии. Фронт откатывался на запад, и вскоре после подписания мира Советская Россия предложила Литве заключить новый договор, который касался территорий республики, временно занятых большевиками. Соглашение было принято 6 августа, и к концу месяца Красная армия освободила литовские города, в том числе Вильно, переданный республике 28 августа.
На Западе Московский мирный договор был встречен неоднозначно. Польские политики расценивали этот акт как явно враждебный по отношению к Варшаве. Польша обвинила Литву в заключении союза с большевиками, несмотря на то, что Каунас после занятия Вильно объявил о нейтралитете в конфликте соседних стран. Пункт об отказе Литвы от долговых обязательств Российской империи вызвал протест со стороны Франции. Президент республики Александр Мильеран утверждал:
«Литовское государство, образованное из части территорий бывшей империи, не имеет права отказываться от части задолженности России, которая обычно возлагается на неё пропорционально её способностям и которая, в конечном итоге, будет определяться международным соглашением».
Литовский политический истеблишмент также воспринял договор неоднозначно. Комментаторы не сомневались в важности признания Вильно за Литвой, но отмечали, что существуют проблемы его легитимности. Договор был заключён с правительством, которое не признавала большая часть международного сообщества. Тем не менее Литва достигла поставленных целей — обрела суверенитет, признанный Советской Россией, и подтвердила за счёт договора территориальные притязания.
Судьба Вильно, впрочем, не была решена окончательно. После поражения в битве на Висле советские войска отступили, и польские силы вскоре появились на границе с Литвой. Уже в октябре 1920 года отряды генерала Люциана Желиговского, формально вышедшего из подчинения польского штаба (а на деле поддержанного им), выбили из города литовских защитников. Спустя два года Вильно и окружающие его территории были присоединены к Польше, как и территории, формально отошедшие к Литовской республике по Московскому мирному договору. Лишь в 1939 году, после раздела республики между нацистской Германией и СССР, город стал столицей Литвы.
Рекомендуемая литература
Литва — Россия. 1917–1920 гг.: сборник документов. Вильнюс, 2020.
Чтобы читать все наши новые статьи без рекламы, подписывайтесь на платный телеграм-канал VATNIKSTAN_vip. Там мы делимся эксклюзивными материалами, знакомимся с историческими источниками и общаемся в комментариях. Стоимость подписки — 500 рублей в месяц.
