Печать революции. Что и как читали в 1917 году

Фев­раль­ская рево­лю­ция снес­ла мно­гие запре­ты, суще­ство­вав­шие при ста­ром режи­ме. Не ста­ла исклю­че­ни­ем и сфе­ра печат­но­го сло­ва: пра­ви­тель­ствен­ная цен­зу­ра пала, а тираж книг и газет зна­чи­тель­но вырос. Воен­ная цен­зу­ра сохра­ни­лась, но рас­про­стра­ня­лась толь­ко на фронт.

В одно­ча­сье в моду вошла поли­ти­ка. Люди раз­лич­ных зва­ний и про­фес­сий жела­ли как мож­но ско­рее овла­деть ранее запрет­ной темой, чтоб быть актив­ны­ми и созна­тель­ны­ми граж­да­на­ми «сво­бод­ной Рос­сии». Отсю­да — взлёт спро­са на про­дук­цию, свя­зан­ную с поли­ти­че­ской деятельностью.

Рынок отве­тил пред­ло­же­ни­ем мас­со­вой поли­ти­че­ской печа­ти (газет, бро­шюр, лист­ков, сло­ва­рей), при­зван­ной помочь граж­да­нам разо­брать­ся во мно­же­стве вопро­сов. Так­же появи­лись поч­то­вые кар­точ­ки, знач­ки, кино­кар­ти­ны и теат­раль­ные пье­сы, ноты и грам­мо­фон­ные пла­стин­ки, кото­рые так или ина­че отно­си­лись к рево­лю­ци­он­ной теме.

VATNIKSTAN рас­ска­зы­ва­ет, что зна­чи­ли для чита­те­лей 1917 года газе­ты, бро­шю­ры и кни­ги, как пред­при­ни­ма­те­ли реа­ги­ро­ва­ли на всплеск спро­са на печать и поли­ти­ку и какую про­дук­цию пред­ла­га­ли потен­ци­аль­но­му покупателю.

Мате­ри­ал под­го­то­вил Рауф Шумя­ков, маги­странт факуль­те­та исто­рии ЕУСПб, в рам­ках про­ек­та PETROWORKERS, осве­ща­ю­ще­го исто­рию Рос­сии и про­мыш­лен­но­го Петер­бур­га через рабо­чую тематику.


Февральское восстание и газетный голод

Нача­ло мас­со­вых демон­стра­ций в Пет­ро­гра­де 23 фев­ра­ля 1917 года очень ско­ро при­ве­ло к пре­кра­ще­нию регу­ляр­но­го выпус­ка боль­шин­ства газет в сто­ли­це. Исклю­че­ние соста­ви­ли «Изве­стия», изда­ние кото­рых было ини­ци­и­ро­ва­но 27 фев­ра­ля Коми­те­том пет­ро­град­ских жур­на­ли­стов при Госу­дар­ствен­ной думе с целью инфор­ми­ро­ва­ния насе­ле­ния о про­ис­хо­дя­щем в сто­ли­це, и «Изве­стия Пет­ро­град­ско­го Сове­та рабо­чих депу­та­тов», пер­вый номер кото­рых вышел 28 фев­ра­ля. Мно­гие печат­ни­ки басто­ва­ли вме­сте с дру­ги­ми рабо­чи­ми. Собы­тия, в свою оче­редь, раз­ви­ва­лись очень быст­ро, и отсут­ствие газет при­ве­ло к инфор­ма­ци­он­но­му вакууму.

Вплоть до нача­ла регу­ляр­но­го выхо­да газет 5 мар­та ситу­а­ция в сто­ли­це обо­зна­ча­лась как «газет­ный голод», ходи­ли раз­ные слу­хи и тол­ки. Поэтес­са Зина­и­да Гип­пи­ус 26 фев­ра­ля 1917 года запи­са­ла в дневнике:

«День чрез­вы­чай­но рез­кий. Газе­ты совсем не вышли. Даже „Новое вре­мя“ (сня­ли наборщиков)».

5 мар­та, когда нако­нец появи­лись пер­вые газе­ты, поку­па­те­ли ярост­но набро­си­лись на них, желая узнать послед­ние ново­сти. Мно­гие совре­мен­ни­ки запе­чат­ле­ли этот момент. Гип­пи­ус писала:

«Вышли газе­ты. За ними — хвосты».

Алек­сей Реми­зов отмечал:

«Сего­дня вышли все газе­ты. <…> Сто­ял сего­дня в хво­сте за газе­та­ми. Небы­ва­лая вещь — газет­ный хвост».

Писа­тель Миха­ил При­швин вспоминал:

«В ожи­да­нии пер­вых газет длин­ная оче­редь. И когда они вышли, то все с раз­ных <…> весь день, воз­вра­ща­ясь домой, пука­ми, как носят вер­бу, цве­ты, нес­ли газе­ты, кто какие добыл».

Исто­рик Геор­гий Кня­зев рассказывал:

«За день набрал несколь­ко газет, лист­ков, пла­ка­тов. Откле­и­вая вече­ром один пла­кат, за кото­рым охо­тил­ся дол­гое вре­мя днём, ози­рал­ся: а вдруг запо­до­зрят, что я нароч­но или из-за озор­ства сры­ваю? Не раз­де­ла­ешь­ся потом».

Раз­да­ча про­кла­ма­ций и газет. 1917–1923 годы. Источ­ник: russiainphoto.ru/photos/145360/

Пресса революции и её читатель

Оста­но­вим­ся на газет­ном репер­ту­а­ре 1917 года. До рево­лю­ции, по сло­жив­шей­ся в исто­рио­гра­фии клас­си­фи­ка­ции, суще­ство­ва­ло три сег­мен­та пери­о­ди­че­ских изда­ний: «большая»[1], «малая»[2] и «копеечная»[3] прес­са, — каж­дый из кото­рых ори­ен­ти­ро­вал­ся на чита­тель­скую ауди­то­рию опре­де­лён­но­го обра­зо­ва­тель­но­го уров­ня и куль­тур­ных запро­сов. Поми­мо это­го, суще­ство­ва­ли ведом­ствен­ные изда­ния: «Пра­ви­тель­ствен­ный вест­ник», «Цер­ков­ный вест­ник», «Ведо­мо­сти обще­ствен­но­го гра­до­на­чаль­ства». После Фев­раль­ско­го пере­во­ро­та рас­тут в первую оче­редь ведом­ствен­ные и пар­тий­ные изда­ния — воз­ни­ка­ют все­воз­мож­ные «Изве­стия»: Сове­тов, сол­дат­ских и рабо­чих коми­те­тов, армий, про­фес­си­о­наль­ных сою­зов и тому подоб­ных. Пар­тии орга­ни­зу­ют выпуск соб­ствен­ных изда­ний — как в сто­ли­цах, так и в про­вин­ции, тогда как до рево­лю­ции пар­тий­ной печа­ти в стро­гом смыс­ле не суще­ство­ва­ло. Даже газе­та «Речь», изда­вав­ша­я­ся пар­ти­ей каде­тов, пози­ци­о­ни­ро­ва­ла себя как «вне­пар­тий­ную».

Инте­рес­ным явле­ни­ем, отра­зив­шим рыноч­ную конъ­юнк­ту­ру — поли­ти­за­цию чита­те­ля, а вслед за ним и печа­ти, — ста­ла мимик­рия пери­о­ди­че­ских изда­ний, выхо­див­ших ранее или вновь обра­зо­ван­ных, под газе­ты левой ори­ен­та­ции. Подоб­но хаме­лео­нам, непар­тий­ная прес­са заяв­ля­ла о при­вер­жен­но­сти соци­а­лиз­му либо даже при­сва­и­ва­ла «лейб­лы» и лозун­ги той или иной соци­а­ли­сти­че­ской пар­тии. Так, копе­еч­ная «Малень­кая газе­та», кумир город­ско­го про­сто­на­ро­дья, в 1917 году пре­вра­ти­лась в «орган вне­пар­тий­ных соци­а­ли­стов». Неод­но­крат­но раз­лич­ным левым пар­ти­ям при­хо­ди­лось опро­вер­гать связь с ново­об­ра­зо­ван­ны­ми газе­та­ми. Так слу­чи­лось и 9 мая: народ­но-соци­а­ли­сти­че­ская пар­тия отрек­лась от выхо­див­ше­го с 6 мая в Пет­ро­гра­де «неза­ви­си­мо­го орга­на народ­но-соци­а­ли­сти­че­ской мыс­ли» «Сво­бод­ная Россия».

Пись­мо народ­но­го соци­а­ли­ста Алек­сея Пеше­хо­но­ва в газе­ту «Дело наро­да» с опро­вер­же­ни­ем газе­ты «Сво­бод­ная Рос­сия». 3 мая 1917 года

Тира­жи газет, после­до­ва­тель­но уве­ли­чи­вав­ши­е­ся с нача­лом Пер­вой миро­вой вой­ны, стре­ми­тель­но рос­ли после Фев­ра­ля. Агент паро­ход­ства «Само­лёт» в Москве Ники­та Оку­нев 13 мар­та запи­сал в дневнике:

«Сего­дняш­ний номер „Рус­ско­го сло­ва“, по заяв­ле­нию редак­ции, печа­та­ет­ся в коли­че­стве 1 013 000 экзем­пля­ров. Каков тираж этой газеты!»

В 1917 году мак­си­маль­ный тираж «Рус­ско­го сло­ва», круп­ней­шей газе­ты в Рос­сии нача­ла XX века, дохо­дил до 1,2 мил­ли­о­на, тогда как после рево­лю­ции 1905–1907 годов дости­гал раз­ве что 250–300 тысяч экзем­пля­ров. Тира­жи про­чих наи­бо­лее замет­ных газет в 1917 году коле­ба­лись в пре­де­лах от 30 до 200 тысяч экзем­пля­ров. Этот рубеж пре­одо­ле­ва­ли толь­ко «Рус­ское сло­во» (в 1916 году тираж состав­лял более 700 тысяч экзем­пля­ров), «Изве­стия Пет­ро­град­ско­го Сове­та рабо­чих и сол­дат­ских депу­та­тов» (мак­си­маль­ный тираж — 215 тысяч) и «Бир­же­вые ведо­мо­сти» (420 тысяч).

Оче­вид­но, газет ста­ло боль­ше, но мно­го ли было гра­мот­ных, спо­соб­ных эти газе­ты про­честь? По под­счё­там исто­ри­ка Бори­са Миро­но­ва, в 1917 году сре­ди лиц стар­ше девя­ти лет были гра­мот­ны 42,8%. В сель­ской мест­но­сти уро­вень гра­мот­но­сти тогда же состав­лял 37,4%[4]. В горо­дах гра­мот­ных было больше[5].

Одна­ко гра­мот­ность толь­ко тогда име­ет зна­че­ние, когда ею поль­зу­ют­ся. Чис­ло чита­ю­щих не может быть при­рав­не­но к чис­лу гра­мот­ных. С дру­гой сто­ро­ны, даже негра­мот­ные мог­ли быть при­об­ще­ны к печат­но­му сло­ву — в кре­стьян­ской сре­де рас­про­стра­нён­ны­ми были кол­лек­тив­ные чит­ки газет и книг. Сель­ские мигран­ты при­но­си­ли подоб­ную прак­ти­ку с собой в горо­да. В дни Фев­раль­ско­го пере­во­ро­та вслух чита­ли повсе­мест­но. Ком­по­зи­тор Сер­гей Про­ко­фьев отме­чал в дневнике:

«Гос­по­дин в очках читал наро­ду соци­а­ли­сти­че­ский листок».

Геор­гий Кня­зев писал:

«На обрат­ном пути у апте­ки (угол 12‑й линии) какой-то маль­чик читал листок газе­ты. Несколь­ко чело­век слу­ша­ли. Он читал тихо и пло­хо. К тому же и снег, падая, хло­пья­ми, покры­вал печать. Я вызвал­ся почи­тать погром­че. Мне пере­да­ли газе­ту. Это были „Изве­стия“ 1 мар­та № 3. В них сооб­ща­лось о новом пра­ви­тель­стве. <…> Снег падал хло­пья­ми. Тол­па все рос­ла, слу­шая чтение».

Нико­лай Оку­нев так­же запе­чат­лел кол­лек­тив­ную читку:

«Опять на пло­ща­дях круж­ки и сре­ди них чте­ние каких-то листков».

Сле­до­ва­тель­но, при­ме­ни­тель­но к 1917 году мы можем лишь кон­ста­ти­ро­вать воз­рос­ший спрос на печать, широ­кое рас­про­стра­не­ние чте­ния как инди­ви­ду­аль­но­го, так и кол­лек­тив­но­го, одна­ко не в состо­я­нии очер­тить гра­ни­цы этих процессов.

Пер­вое изве­стие о новом пра­ви­тель­стве. Искры: Иллю­стри­ро­ван­ный худо­же­ствен­но-лите­ра­тур­ный жур­нал с кари­ка­ту­ра­ми. № 13, 2 апре­ля 1917 года

Какие груп­пы и слои обще­ства в 1917 году были вовле­че­ны в сфе­ру поли­ти­че­ско­го чте­ния? Этот вопрос так­же нель­зя решить однозначно.

Извест­но, что с пер­вых дней рево­лю­ции в обсуж­де­ние поли­ти­че­ских про­блем втя­ги­ва­ет­ся армия. Хре­сто­ма­тий­ным явля­ет­ся слу­чай, опи­сан­ный аме­ри­кан­ским жур­на­ли­стом и левым акти­ви­стом Джо­ном Ридом:

«Мы при­е­ха­ли на фронт в XII армию, сто­яв­шую за Ригой, где босые и исто­щён­ные люди поги­ба­ли в окоп­ной гря­зи от голо­да и болез­ней. Зави­дев нас, они под­ня­лись навстре­чу. Лица их были измож­де­ны; сквозь дыры в одеж­де сине­ло голое тело. И пер­вый вопрос был: „При­вез­ли ли что-нибудь почитать?“»[6].

Актив­но поли­ти­зи­ро­вал­ся рабо­чий класс — в том чис­ле и через печать. Газе­ты реа­ги­ро­ва­ли на инте­рес потре­би­те­лей. «Пет­ро­град­ский листок» — «малая» газе­та, рас­счи­тан­ная на двор­ни­ков, пра­чек, куче­ров, рабо­чих и про­чий «мел­кий люд» сто­ли­цы, — отклик­ну­лась на запрос боль­шим вни­ма­ни­ем к съез­дам и засе­да­ни­ям поли­ти­че­ских и обще­ствен­ных орга­ни­за­ций. Изда­ние наблю­да­ло как за круп­ны­ми и каса­ю­щи­ми­ся зна­чи­тель­но­го чис­ла горо­жан (Пет­ро­град­ский совет, Город­ская дума), так и узко­пар­тий­ны­ми собы­ти­я­ми. Так, в апре­ле изда­ние рас­ска­зы­ва­ло о съез­де тру­до­вой пар­тии, дале­ко не лиде­ра на поли­ти­че­ской арене того вре­ме­ни. «Малень­кий чело­век» мог напря­мую заяв­лять о сво­ём инте­ре­се, кото­рый, одна­ко, был доволь­но рас­плыв­ча­тым. В номе­ре от 29 мар­та 1917 года «Малень­кая газе­та» засвидетельствовала:

«Подав­ля­ю­щее боль­шин­ство писем от наших чита­те­лей заклю­ча­ет прось­бу выслать кни­ги, да не то что­бы какой-нибудь одной пар­тии, а всех, что­бы сво­им умом разобраться».


Спрос на политику и ответ рынка

Мгно­вен­но после паде­ния монар­хии воз­ник запрос на поли­ти­че­скую кни­гу, кото­рый взя­лись удо­вле­тво­рить в первую оче­редь пар­тий­ные груп­пы. Ста­ли рас­про­да­вать­ся остат­ки лите­ра­ту­ры, издан­ной в 1905–1907 годах. Попу­ляр­но­стью поль­зо­ва­лись сло­ва­ри и «тол­ков­ни­ки» поли­ти­че­ских тер­ми­нов, сбор­ни­ки рево­лю­ци­он­ных песен, речи и био­гра­фии извест­ных поли­ти­ков, раз­лич­но­го рода «рево­лю­ци­он­ные» открытки.

«Итак, в 1917 году спа­се­ние роди­ны зави­се­ло от успе­ха зай­ма сво­бо­ды…». Худож­ник Алек­сандр Зелен­ский. Рос­сия, 1917 год. Источ­ник: элек­трон­ный ката­лог «Элек­тро­не­кра­сов­ки»
Гран­ди­оз­ные похо­ро­ны жертв Рево­лю­ции. Вре­мен­ное пра­ви­тель­ство у брат­ских могил: откры­тое пись­мо. Пет­ро­град. 1917 год. Источ­ник: Элек­трон­ный ката­лог РНБ

Одна­ко пар­тий­ные изда­тель­ства не справ­ля­лись с лави­но­об­раз­ным уве­ли­че­ни­ем спро­са. Как в мае писа­ла газе­та социалистов-революционеров:

«Спрос на наши кни­ги, бро­шю­ры и газе­ты колос­са­лен и рас­тёт с каж­дым днём, с каж­дым часом. Но, несмот­ря на самое край­нее напря­же­ние сил, с каж­дым днём и с каж­дым часом мы ста­но­вим­ся всё менее и менее спо­соб­ны­ми удо­вле­тво­рить его»[7].

Куда более успеш­ным на ниве поли­ти­че­ско­го про­све­ще­ния и книж­ной про­мыш­лен­но­сти ока­зал­ся «част­ник». По дан­ным Книж­ной пала­ты, в 1917 году эсе­ры выпу­сти­ли 15,1% обще­го мас­си­ва поли­ти­че­ской лите­ра­ту­ры, соци­ал-демо­кра­ты — 8,7%, каде­ты — 4,8%, в то вре­мя как бес­пар­тий­ные изда­тель­ства — 71,4%[8]. «Книж­ный рынок, застиг­ну­тый врас­плох, не мог сра­зу угнать­ся за чита­те­лем и на пер­вых порах моби­ли­зо­вал запа­сы попу­ляр­ной лите­ра­ту­ры, уце­лев­шие от 1905 года. Но эти запа­сы быст­ро иссяк­ли и все сколь­ко-нибудь зна­чи­тель­ное в насто­я­щее вре­мя уже рас­куп­ле­но. На выруч­ку кни­го­про­дав­цам при­шли изда­те­ли и в тече­ние полу­то­ра-двух меся­цев навод­ни­ли рынок целым пото­ком поли­ти­че­ских бро­шюр, кото­рые сып­лют­ся теперь на чита­те­лей как из рога изоби­лия и… всё же рас­ку­па­ют­ся нарас­хват», — кон­ста­ти­ро­вал современник[9].

Доми­ни­ро­ва­ние част­но­го изда­те­ля, устре­мив­ше­го­ся в при­быль­ную сфе­ру, ста­ло фак­том как для сто­лиц, так и для окра­ин. В Сиби­ри вни­ма­тель­ный наблю­да­тель пере­да­вал услы­шан­ный разговор:

«Кни­га — это теперь очень хоро­ший товар — слы­шал я от людей, кото­рые ника­ких книг, кро­ме „гроссбухов“[10], не при­зна­ва­ли… О кни­ге гово­рят у „Мед­ве­дя“, как гово­рят о коже, угле, ста­ли и ману­фак­ту­ре. Как о „това­ре“, с кото­рым сто­ит счи­тать­ся, на кото­ром мож­но даже „спекульнуть“…»[11].

В сжа­тые сро­ки воз­ник­ло мно­же­ство «акту­аль­ных» кни­го­из­да­тель­ских серий: «Биб­лио­те­ка Вели­кой рус­ской Рево­лю­ции», «Обще­до­ступ­ная народ­ная биб­лио­те­ка», «Сол­дат­ский Уни­вер­си­тет», «Обще­до­ступ­ная поли­ти­че­ская биб­лио­те­ка» и дру­гих. Пока­за­тель­ную гиб­кость про­явил кни­го­из­да­тель Нико­лай Кар­бас­ни­ков. До рево­лю­ции пред­при­ни­ма­тель спе­ци­а­ли­зи­ро­вал­ся на худо­же­ствен­ной лите­ра­ту­ре, гума­ни­тар­ной и учеб­ной книге[12], а в 1917 году учре­дил серию бро­шюр «Биб­лио­те­ка сво­бод­но­го гражданина»[13]. В мар­тов­ские дни пред­при­им­чи­вые кни­го­про­дав­цы даже на изда­ния, совер­шен­но не имев­шие ника­кой свя­зи с рево­лю­ци­ей, веша­ли над­пись «Была запре­ще­на» — и взвин­чи­ва­ли цены. Надо ли гово­рить, что и такие сочи­не­ния, в усло­ви­ях горяч­ки на все рево­лю­ци­он­ное и запрет­ное, были нарасхват.

Облож­ка «Крат­ко­го поли­ти­че­ско­го сло­ва­ря для всех» Нико­лая Арсе­нье­ва. Москва, 1917 год

«Спе­ку­ля­ции» выра­жа­лись в про­из­вод­стве не толь­ко поли­ти­че­ских бро­шюр по вопро­сам госу­дар­ствен­но­го устрой­ства, изби­ра­тель­ных систем или пар­тий­ной орга­ни­за­ции, но и в «выбро­се» на рынок лите­ра­ту­ры на пикант­ные и «жгу­чие» темы. Так, попу­ляр­ность полу­чи­ла «пор­но­гра­фия», клю­чом бив­шая в «Распутиниаде»[14]. В мар­те на стра­ни­цах «Пет­ро­град­ско­го лист­ка» отмечалось:

«Теперь какая-то мос­ков­ская фир­ма уже широ­ко пуб­ли­ку­ет о пор­но­гра­фи­че­ской кни­ге, о целой серии книг, при­кры­ва­ясь тем же Рас­пу­ти­ным, и тут же пред­ла­га­ет фото­гра­фии спе­ци­аль­но­го жан­ра для любителей»[15].

В апре­ле 1917 года в Пет­ро­град вер­ну­лась груп­па поли­ти­че­ских эми­гран­тов во гла­ве с Вла­ди­ми­ром Лени­ным. На волне борь­бы с «ленин­ца­ми», воз­вра­тив­ши­ми­ся в Рос­сию через тер­ри­то­рию враж­деб­ной Гер­ма­нии, изда­тель­ство «Сво­бод­ная биб­лио­те­ка» выпу­сти­ло бро­шю­ру «Что такое Ленин»[16].

Облож­ка жур­на­ла «Новый Сати­ри­кон». 1917 год, № 13. Автор кари­ка­ту­ры Ре-Ми (Нико­лай Ремизов)
Облож­ка бро­шю­ры Пет­ра Южно­го «Что такое Ленин?». Пет­ро­град, 1917 год

Воз­вра­ща­ясь к всплес­ку чита­тель­ско­го запро­са на поли­ти­че­скую кни­гу, бро­шю­ру, газе­ту, важ­но ука­зать на изна­чаль­но недиф­фе­рен­ци­ро­ван­ный спрос — не вла­дев­шие поли­ти­че­ски­ми поня­ти­я­ми, мно­гие про­сто не зна­ли, с какой лите­ра­ту­ры начать, какую спра­ши­вать. В такой ситу­а­ции чита­те­ли часто были все­яд­ны — если и делал­ся выбор, то очень смут­ный. Какая-нибудь груп­па заин­те­ре­со­вав­ших­ся поли­ти­кой кре­стьян вполне мог­ла послать запрос в газе­ту со сло­ва­ми: «Тре­бу­ем сво­бо­до­лю­би­вой лите­ра­ту­ры». Исто­рик Борис Коло­ниц­кий отметил:

«Отно­ше­ние к поли­ти­че­ской лите­ра­ту­ре было под­час наив­но-довер­чи­вым, источ­ни­ки отра­жа­ют жела­ние мно­гих чита­те­лей сра­зу и рез­ко путём чте­ния повы­сить уро­вень поли­ти­че­ской информированности»[17].

В после­ду­ю­щие меся­цы спрос на печат­ную про­дук­цию пре­тер­пе­вал изме­не­ния. Если часть чита­те­лей разо­ча­ро­вы­ва­ет­ся в книж­ном пото­ке, то «всё боль­шее их чис­ло отно­сит­ся к лите­ра­ту­ре более тре­бо­ва­тель­но и кри­ти­че­ски, тре­бу­ет изда­ния опре­де­лён­но­го направ­ле­ния и тематики»[18].


Ради­каль­ные поли­ти­че­ские изме­не­ния, допол­нен­ные инфор­ма­ци­он­ным голо­дом фев­раль­ско-мар­тов­ских дней, вызва­ли ажи­о­таж­ный, мас­со­вый спрос на печат­ное сло­во вес­ной 1917 года. Днев­ни­ки пест­ре­ли упо­ми­на­ни­я­ми покуп­ки и чте­ния газет, охо­ты за лету­чи­ми лист­ка­ми и объ­яв­ле­ни­я­ми, фик­са­ци­ей и обсуж­де­ни­ем прочитанного.

В пер­вые после­фев­раль­ские дни воз­ни­ка­ли спе­ку­ля­ция газе­та­ми. Тира­жи изда­ний рос­ли, на свет рож­да­лось мно­же­ство пери­о­ди­ки, преж­де все­го пар­тий­ной и ведом­ствен­ной — «Изве­стий» сою­зов и коми­те­тов. Объ­яс­не­ние сле­ду­ет искать в неор­ди­нар­но­сти соци­аль­ных изме­не­ний, посто­ян­ном пото­ке ново­стей из мира поли­ти­ки, кото­рые затра­ги­ва­ли каждого.

В этой свя­зи обще­ство стре­ми­тель­но поли­ти­зи­ро­ва­лось. В поли­ти­че­ское чте­ние втя­ги­ва­лись соци­аль­ные груп­пы, ранее не свя­зан­ные с этой сфе­рой: армия, «низо­вые город­ские слои». Стрем­ле­ние разо­брать­ся в поли­ти­че­ских вопро­сах ста­ло все­об­щим. Прес­са пере­пол­ни­лась поли­ти­че­ски­ми ново­стя­ми, редак­ции газет, Сове­ты и коми­те­ты ока­зы­ва­лись зава­ле­ны прось­ба­ми о высыл­ке лите­ра­ту­ры и газет­ных под­ши­вок. При этом запро­сы чита­те­лей чаще все­го были раз­мы­ты. Спро­сом поль­зо­ва­лись газе­ты и бро­шю­ры всех без исклю­че­ния идей­ных направ­ле­ний, неред­ко тре­бо­ва­ли при­слать лите­ра­ту­ру всех пар­тий, «что­бы сво­им умом разо­брать­ся», кто прав.

Потреб­ле­ние печат­но­го сло­ва, свя­зан­но­го с поли­ти­че­ским, пре­вра­ти­лось в сфе­ру досу­га. Рынок отре­а­ги­ро­вал на спрос обиль­ным выпус­ком поли­ти­че­ских сло­ва­рей, про­грамм и срав­ни­тель­ных таб­лиц пар­тий, речей и био­гра­фий попу­ляр­ных поли­ти­ков, бро­шюр на акту­аль­ные темы.

Харак­тер­ным явля­ет­ся обра­ще­ние в эту область не толь­ко идей­ных изда­те­лей, но и чистых ком­мер­сан­тов. Поми­мо это­го, рынок насы­щал­ся лите­ра­ту­рой о ста­ром режи­ме, ажи­о­та­жем поль­зо­ва­лась «Рас­пу­ти­ни­а­да», в свет выхо­ди­ли рево­лю­ци­он­ные открыт­ки, бро­шю­ры на поли­ти­че­скую зло­бу дня.

Пер­вые дни и неде­ли после Фев­раль­ско­го пере­во­ро­та мож­но гово­рить о пре­об­ла­да­нии лите­ра­ту­ры, про­из­во­ди­те­ля­ми кото­рой высту­па­ли пар­тии. Одна­ко в ско­ром вре­ме­ни рынок поли­ти­че­ской кни­ги проч­но заня­ли вне­пар­тий­ные изда­тель­ства и пред­при­ни­ма­те­ли, кото­рые вос­поль­зо­ва­лись момен­том, чтоб зара­бо­тать на ново­мод­ном явлении.


Рекомендуемая литература

  1. Дж. Брукс. Гра­мот­ность и печать в Рос­сии, 1861–1928 // Чте­ние в доре­во­лю­ци­он­ной Рос­сии: Сб. науч. тр.: [Вып. 1]. Москва, 1992. С. 82–99
  2. Зина­и­да Гип­пи­ус. Собра­ние сочи­не­ний. Т. 8. Днев­ни­ки 1893–1919. Москва, 2003
  3. Дело наро­да. Пет­ро­град, 1917
  4. Искры: Иллю­стри­ро­ван­ный худо­же­ствен­но-лите­ра­тур­ный жур­нал с кари­ка­ту­ра­ми. Москва, 1917
  5. Геор­гий Кня­зев. Из запис­ной книж­ки рус­ско­го интел­ли­ген­та за вре­мя вой­ны и рево­лю­ции 1915–1922 гг. // Рус­ское про­шлое: Исто­ри­ко-доку­мен­таль­ный аль­ма­нах. 1991. № 2. С. 97–199
  6. Борис Коло­ниц­кий. Цен­тры бур­жу­аз­ной печат­ной про­па­ган­ды в Пет­ро­гра­де и их кру­ше­ние (март — октябрь 1917 г.): дис. … канд. ист. наук. Ленин­град, 1987.
  7. Борис Коло­ниц­кий. Сим­во­лы вла­сти и борь­ба за власть: к изу­че­нию поли­ти­че­ской куль­ту­ры рос­сий­ской рево­лю­ции 1917 года. Санкт-Петер­бург, 2012
  8. Давид Ман­дель. Пет­ро­град­ские рабо­чие в рево­лю­ци­ях 1917 года (фев­раль 1917 г. — июнь 1918 г.). Москва, 2015
  9. Алек­сей Наза­ров. Октябрь и кни­га: Созда­ние совет­ских изда­тельств и фор­ми­ро­ва­ние мас­со­во­го чита­те­ля. 1917–1923. Москва, 1968
  10. Новая жизнь. Пет­ро­град, 1917
  11. Нико­лай Оку­нев. Днев­ник моск­ви­ча: в 2 кн. Москва, 1997. Т. 1: 1917–1920
  12. Пет­ро­град­ский листок. Пет­ро­град, 1917
  13. Алек­сандр Посад­сков. Сибир­ская кни­га и рево­лю­ция. 1917–1918. Ново­си­бирск, 1977
  14. Миха­ил При­швин. Днев­ни­ки. 1914–1917. Кн. 1. Москва, 1991
  15. Сер­гей Про­ко­фьев. Днев­ник 1907–1933: в 3 т. Paris: 2002. Т. 1: 1907–1918
  16. Абрам Рейт­блат. От Бовы к Баль­мон­ту и дру­гие рабо­ты по исто­ри­че­ской социо­ло­гии рус­ской лите­ра­ту­ры. Москва, 2009
  17. Алек­сей Реми­зов. Днев­ник 1917–1921 / подг. тек­ста Аллы Гра­чё­вой и Егора
  18. Рез­ни­ко­ва; вступ. замет­ка и ком­мент. Аллы Гра­чё­вой // Минув­шее: Исто­ри­че­ский аль­ма­нах. 16. Москва; Санкт-Петер­бург, 1994. С. 407–549
  19. В. Слав­ская. Кни­га и рево­лю­ция // Кни­га и рево­лю­ция. 1920. № ¾
  20. Ген­на­дий Собо­лев. Рево­лю­ци­он­ное созна­ние рабо­чих и сол­дат Пет­ро­гра­да в 1917 г: Пери­од двое­вла­стия. Ленин­град, 1973

Примечания

  1. «Новое вре­мя», «Рус­ское сло­во», «Речь», «Бир­же­вые ведо­мо­сти» и другие.
  2. «Пет­ро­град­ский листок», «Пет­ро­град­ская газе­та», «Мос­ков­ский листок» и другие.
  3. «Газе­та-копей­ка», «Листок-копей­ка», «Малень­кая газе­та» и другие.
  4. Ука­за­но по: Абрам Рейт­блат. От Бовы к Баль­мон­ту и дру­гие рабо­ты по исто­ри­че­ской социо­ло­гии рус­ской лите­ра­ту­ры. Москва, 2009. С. 284.
  5. «В Пет­ро­гра­де, в част­но­сти, в нача­ле 1918 года сре­ди муж­чин сред­ний уро­вень гра­мот­но­сти дости­гал 92% (до 20 лет — 98%, 21–30 лет — 95% и&nbsp;так далее), сре­ди жен­щин — 70%». Давид Ман­дель. Пет­ро­град­ские рабо­чие в рево­лю­ци­ях 1917 года (фев­раль 1917 года — июнь 1918 года). Москва, 2015. С. 58, 61 — 62.
  6. Джон Рид. 10 дней, кото­рые потряс­ли мир. Москва, 1957. С. 36.
  7. Ека­те­ри­на Бреш­ков­ская, Алек­сандр Керен­ский, Вик­тор Чер­нов. Ко всем // Дело наро­да. 12 мая 1917 года.
  8. «О доле боль­ше­вист­ской („ком­му­ни­сти­че­ской“) лите­ра­ту­ры дан­ных за 1917 года нет». В. Слав­ская. Кни­га и рево­лю­ция // Кни­га и рево­лю­ция. 1920. № 3/4. С. 5.
  9. А. Куд­ряв­цев. Обзор поли­ти­че­ской попу­ляр­ной лите­ра­ту­ры // Дело наро­да. 1917. 4 июня 1917 года.
  10. Гросс­бух — бух­гал­тер­ская кни­га, даю­щая свод­ку всех сче­тов и при­хо­до-рас­ход­ных операций.
  11. Омский вест­ник. 1917. 28 мая. Цита­та по: Алек­сандр Посад­сков. Сибир­ская кни­га и рево­лю­ция. 1917 — 1918. Ново­си­бирск, 1977. С. 80 — 81.
  12. Сре­ди изда­ний Нико­лая Кар­бас­ни­ко­ва: Лео­нид Дени­сов. Белая лилия: (Из запи­сок девоч­ки): Рас­сказ для малень­ких детей. Москва, 1896; Викен­тий Вере­са­ев. Очер­ки и рас­ска­зы. Изд. 2‑е. Санкт-Петер­бург, 1899; Спра­воч­ная книж­ка фран­цуз­ских непра­виль­ных гла­го­лов: посо­бие в фун­да­мен­таль­ных и уче­ни­че­ских биб­лио­те­ках. Изд. 12‑е. Пет­ро­град, 1914.
  13. К при­ме­ру: Вла­ди­мир Дин­зе. Что такое авто­но­мия? Пет­ро­град, 1917; Сер­гей Тхор­жев­ский. Госу­дар­ствен­ный строй Англии. Пет­ро­град, 1917; Сергей
    Воз­не­сен­ский. Про­фес­си­о­наль­ные сою­зы рабо­чих. Пет­ро­град, 1917; Лев Клейн­борт. О пар­ти­ях и пар­тий­но­сти. Пет­ро­град, 1917.
  14. «Рас­пу­ти­ни­а­да» — тек­сты и обра­зы, посвя­щен­ные Гри­го­рию Рас­пу­ти­ну. Тема Рас­пу­ти­на и его вли­я­ния на импе­ра­тор­скую семью, яко­бы суще­ство­вав­шей любов­ной свя­зи с импе­ра­три­цей Алек­сан­дрой Фёдо­ров­ной, в 1917 году ока­за­лась одной из самых попу­ляр­ных в рос­сий­ском обществе.
  15. Под шумок // Пет­ро­град­ский листок. 20 мар­та 1917 года.
  16. Пётр Южный. Что такое Ленин? (Опыт харак­те­ри­сти­ки). Пет­ро­град, 1917.
  17. Борис Коло­ниц­кий. Цен­тры бур­жу­аз­ной печат­ной про­па­ган­ды в Пет­ро­гра­де и их кру­ше­ние (март — октябрь 1917 г.): дис. … канд. ист. наук. Ленин­град, 1987. С. 54.
  18. Борис Коло­ниц­кий. Цен­тры бур­жу­аз­ной печат­ной про­па­ган­ды в Пет­ро­гра­де и их кру­ше­ние (март — октябрь 1917 г.): дис. … канд. ист. наук. Ленин­град, 1987. С. 57.

Читай­те так­же «„Сажай и власт­вуй“: сати­ри­че­ские жур­на­лы Пер­вой рус­ской рево­лю­ции».

Поделиться