В 1962 году Советский Союз посетил Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар — французские писатели и известные левые интеллектуалы. Супруги уже бывали в СССР в 1950‑х годах, но остались недовольны тем, что увидели только туристические места и смогли пообщаться лишь с представителями интеллигенции. На этот раз Сартр и Бовуар планировали узнать побольше о жизни в Стране Советов.
Рассказываем, чем был выгоден визит знаменитых иностранцев властям СССР, почему не все радовались встрече с французскими гостями, какие города посетили супруги и с кем из местных жителей им удалось познакомиться.
Сартр, Бовуар и СССР: общие интересы и социализм
К 1960‑м годам Сартр и Бовуар были не просто известными интеллектуалами, но и активными политическими фигурами. Сартр, сторонник социалистических идей и критик империализма, искал возможности лучше понять, как работает социалистическая система на практике. Хотя писатель был критично настроен к некоторым аспектам советского режима, его интерес к СССР как к альтернативе капиталистическому миру был искренним. Симона де Бовуар, его жена и активная феминистка, поддерживавшая борьбу за права женщин и меньшинств, тоже видела в социализме потенциальную модель более справедливого общества.
На момент поездки в СССР Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар уже были известны во всем мире как ведущие интеллектуалы своего времени. Сартр стал главным представителем экзистенциализма — философии, которая утверждала, что люди свободны выбирать судьбу и несут полную ответственность за свои решения. Ключевая работа «Бытие и ничто» сделала Сартра культовой фигурой в философии, а художественные произведения, такие как роман «Тошнота» и пьеса «За закрытыми дверями», исследовали сложность человеческой свободы и смысл существования.
Сартр активно участвовал в политике: выступал против колониализма и поддерживал борьбу Алжира за независимость, критиковал войну во Вьетнаме и американский империализм.
Симона де Бовуар тоже была влиятельной фигурой. Книга «Второй пол» (1949) сделала Бовуар одной из основоположниц современного феминизма. В этой работе писательница утверждала, что общество навязывает женщинам определённые роли и женщины должны бороться за свою свободу. Текст стал настоящим манифестом для женщин по всему миру и изменил понимание женской идентичности. Как и Сартр, Бовуар активно участвовала в политических движениях, поддерживала права женщин и выступала против социального неравенства.
Для советских властей приезд таких влиятельных западных интеллектуалов был отличной возможностью продемонстрировать силу и успехи социалистической системы и улучшить свой образ в глазах мировой общественности. Пропаганда пыталась использовать приезд Сартра и Бовуар для легитимизации достижений советского строя и смягчения западной критики.
Визит пары стал возможен благодаря тому, что с обеих сторон были взаимные интересы. Сартр и Бовуар стремились не только расширить свои знания, но и участвовать в диалогах, которые могли бы повлиять на глобальные политические процессы. Советское правительство, приглашая столь известных гостей, надеялось на укрепление связей с западной интеллигенцией и, возможно, даже на более лояльное отношение к СССР со стороны Сартра и его окружения.
Москва, часть первая: поэтический вечер Вознесенского
1 июня 1962 года Сартр и Бовуар прилетели из Парижа в Москву. Ближайшие дни пара провела в кругах советской интеллигенции: с Константином Симоновым, женой Эренбурга Любовью Козинцовой, Александром Корнейчуком, секретарём французского отделения Союза писателей и литературным критиком и переводчиком Лениной Зониной, с которой у Сартра закрутится большой роман, и ещё несколькими представителями интеллигенции. Был среди них и Андрей Вознесенский, который пригласил французов на поэтический вечер в районную библиотеку.
На вечере Вознесенский отвечал на критику своих произведений, только вышедшую в «Литературной газете». Поэт читал стихи, зал взрывался аплодисментами. Сартр и Бовуар, благодаря Зониной, присоединялись к общему ликованию. Публика обсуждала стихи и хвалила поэта. Но были и казусы. В мемуарах Бовуар писала:
«Поднялась одна учительница лет сорока и стала зачитывать длинный перечень упрёков: она вменяла в вину Вознесенскому его неясность; её двенадцатилетние ученики ничего не понимают. (Возражения, смех.) Он употребляет непонятные слова, такие как химера. (Смех, крики.) Под громкий насмешливый гул она невозмутимо продолжала свою обвинительную речь. “И она преподаёт литературу нашим детям. Какой стыд!” — кричали подростки».
В целом вечер прошёл во всеобщем превознесении стихов Вознесенского.
Появление Сартра где-либо производило фурор: мировая звезда философии здесь, в России, совсем близко. Неудивительно, что каждое публичная встреча француза притягивала интересующихся людей. Вот так время это описывает Александр Моисеевич Пятигорский, в будущем известный философ:
«Можете себе представить такого утончённого интеллигента, просто человека, у которого интеллект из ушей и ноздрей лез, как Сартр. И когда он первый раз приехал в Москву, мои друзья говорили: хоть краешком бы глаза на него посмотреть. Но я всегда был человеком резким и невоспитанным, говорил: дерьмо это (то есть перекладывал на него рефлексию).
<…>
То есть, конечно, по сравнению с Сартром, я думал, я какой-то партизан, тайком пробравшийся к философии задворками. Мне было противно всё, что он говорил здесь, я говорил друзьям:
— Ну это же пошлость, вы что, ребята, с ума сошли?
— Но ведь он же всё так тонко чувствует.
А я тогда сказал:
— Так вы с ним скоро дочувствуетесь до новой Октябрьской, тогда поговорим».
Москва, часть вторая: лаборатория Фейгенберга
Сартр хотел познакомиться с Иосифом Моисеевичем Фейгенбергом — исследователем, изучавшим психофизиологию и вероятностное прогнозирование поведения людей. Скорее всего, Сартр узнал о Фейгенберге от психолога Александра Лурии, который и договорился о встрече.
Утром Иосиф Моисеевич позвонил директору института психиатрии АМН СССР Андрею Владимировичу Снежневскому:
— Андрей Владимирович, я хотел, чтобы вы были в курсе дела, ко мне в лабораторию в десять утра собирается приехать Сартр.
— Сартр!? А вы получили разрешение?
— Чьё разрешение?
— А откуда это взялось?
— Александр Романович Лурия то ли рассказывал что-то Сартру о моей работе, и Сартр хотел…
— Жуть, жуть! Ужас!
— Так что, Андрей Владимирович, позвонить и сказать, что директор института не согласен на эту встречу?
— Нет, нет, нет! Ни в коем случае! Ладно, чёрт с ним. Пусть он приезжает, а потом сами будете расхлёбывать!
Иосиф Моисеевич опасался встречаться с Сартром — француз мог сослаться на его слова о научном прогнозировании, которое Фейгенберг разрабатывал. Упоминание советского психолога в контексте немарксистской, «неправильной» философии грозило вопросами, почему его исследования носят такой характер, не противоречат ли они марксизму-ленизму, да и вообще можно было лишиться финансирования или работы. Поэтому Фейгенберг посоветовался со знакомым, преподающим философию в одном из институтов, не будет ли встреча с иностранцем обращена ему во вред. Товарищ ответил, что это вполне возможно, учитывая, что Сартр может написать о схожести вероятностного прогнозирования и своей философии. Чтобы избежать проблем, друг рекомендовал от встречи не отказываться, но рассказать о мелочах и несущественных деталях, а суть обойти стороной.
Почти весь рабочий день Сартр и Бовуар провели рядом с Фейгенбергом и увлечённо слушали про эксперименты, интересовались деталями и узнавали подробности. Про прогнозирование Иосиф Моисеевич так и не рассказал, о чём, по собственному признанию, позже очень жалел.
Ростов и Ярославль: жизнь колхозников и уклад деревенской жизни
В Москве Сартр и Бовуар познакомились с Ефимом Дорошем, автором очерков о деревенской жизни. Дорош планировал отправиться в Ростов и описать всё, что увидит, ничего не приукрашивая и не скрывая. Сартр и Бовуар поехали с ним.
В Ростове компанию сопровождали «трое мужчин в соломенных шляпах» — руководители местного совета и начальник отдела пропаганды. По признаниям Бовуар, ростовский Кремль её впечатлил: она называет его «очень красивым», хотя и более «безыскусным», чем московский. В это время шла реставрация и гости познакомились с архитектором, который ей руководил.
Дорош обещал познакомить гостей с колхозниками. На предприятие компания попала поздно и застала только одну работницу — доярку. Но и она не пустила иностранцев в дом. Бовуар писала в воспоминаниях:
«…когда мы приехали, все крестьяне уже разошлись по домам, кроме одной женщины, задержавшейся в хлеву, которая оказалась лучшей дояркой в округе. Нельзя ли зайти к ней в избу? Нет, как раз сегодня она выстирала бельё».
Сартр и Бовуар пригласил к себе местный бригадир. На удивление, его дом был похож больше на жилище «бедного буржуа», чем на французского фермера. Гости удивились, что у бригадира в комнате была церковная лампада. Когда компания вышла из дома, Бовуар спросила, много ли верующих крестьян. Начальник отдела пропаганды ответил, что «каждый свободен в своём выборе».
Осмотреть город и Кремль самостоятельно французам не дали, как и познакомиться с местными жителями.
Компания поехала в Ярославль, где писатели гуляли по городу, смотрели на Волгу и старые церкви. Сартр и Бовуар решили вернуться в Москву. В поезде Дорош говорил о проблемах деревни, конфликте с городом, стремлении удержать молодёжь в сёлах и многом другом.
Ленинград: красота архитектуры и история города
Из Москвы супруги поехали в Ленинград. Бовуар понравилась роскошная архитектура: Смольный, Адмиралтейство, Петропавловская крепость. Город она назвала одним из самых красивых в мире. Визит совпал с сезоном белых ночей, описание которых у писательницы получилось весьма необычное:
«Волшебству ночного солнца необходима именно эта декорация, где прошлое окаменело и ему не дают покоя призраки».
В Ленинграде Бовуар с Сартом посмотрели постановку по пьесе Брехта «Добрый человек из Сезуана», сделанную под реалистический стиль Станиславского. Результат, по признаниям Симоны, оказался плачевным: зрители не только не поняли постановку, но и оказались ей шокированы.
Супруги подружились с писателем Юрием Германом и режиссёром театра Иосифом Хейфецем и его семьёй. Эта компания сопровождала иностранцев и показывала места, за которые так ценят Петербург: квартал Достоевского и здания, где по замыслу писателя жил Раскольников и бабка-процентщица, домик Рогожина, окно гостиницы «Англетер», где покончил с собой Сергей Есенин, и место последней дуэли Александра Пушкина, где все его помянули, выпив водки.
Советские друзья много рассказывали гостям об истории города, в том числе совсем недавней. Бовуар писала:
«Как и до войны, в Ленинграде четыре миллиона жителей, но почти все вновь приехавшие: во время блокады, после того как в первые же дни сгорели продовольственные склады, погибли три с половиной миллиона человек. Старый профессор описал Сартру обледенелые улицы, усеянные трупами, на которые прохожие даже не смотрели; думали лишь о том, как донести до дома миску супа, не упав от слабости: подняться уже не было бы сил, а если кто-то и протянул бы вам руку, это всё равно не помогло бы: он тоже упал бы».
После поездки в СССР Бовуар рассказывала, что их встречи и досуг сильно отличались от тех, какие были при первых посещениях Союза, в 1954 и 1955 годах. Тогда Сартру показывали специально выстроенный для него спектакль идеального государства: водили только по туристическим местам Москвы и Ленинграда. Теперь же Сартр вместе с женой увидели и другую сторону СССР. Симона подчёркивала, что жизнь в Советском Союзе наладилась, стала сытнее и обеспеченнее, люди интересуются культурой, а самое интересное наблюдение выглядит так:
«СССР человек творит самого себя, и даже если это происходит не без труда, если случаются тяжелые удары, отступления, ошибки, всё, что его окружает, всё, что с ним случается, наполнено весомым значением».
Читайте также о том, как проходили визиты других знаменитых иностранцев в СССР:
Визиты иностранных писателей в СССР 1920–1940‑х
«Stranger in Moscow»: самые странные визиты зарубежных артистов в Россию
«Моё место в Сибири!» Как Ален Делон генерала Лебедя поддерживал
