Противоречивое, а порой даже анекдотичное состояние современного женского движения — в лице так называемого «феминизма третьей волны» — нередко вызывает споры о его целесообразности. Действительно, если по закону все уже давно равны, то с чем бороться? Со стереотипами и предрассудками? Стереотипы, как нетрудно заметить, иногда лишь усугубляются при сомнительных общественных акциях, которые устраивают феминистки.
Столетие назад ситуация была иной, и не только в сфере правового положения женщины. Те же предрассудки традиционного общества во много раз сильнее влияли на жизнь представительниц прекрасного пола. Тем удивительнее, что именно в России — пожалуй, в гораздо большей мере, чем в остальной Европе — женское движение было в авангарде общественной борьбы. Как так получилось, рассказывает выставка «Женщины и революция» в петербургском Музее политической истории России.
Начиналось всё с простого стремления русской женщины к знаниям. Об этом выставка практически не рассказывает, поскольку её основная хронология начинается с рубежа XIX–XX веков. Но именно тогда женское движение возглавили те, кто получил высшее образование в 1860‑е, 1870‑е, 1880‑е годы. Свободно получить полноценную «вышку» можно было за рубежом: например, Анна Евреинова стала первой русской женщиной-юристом по окончании университета в Лейпциге. Женщины добились и открытия высших женских курсов в России. Так, Анна Философова в 1870‑е была одним из инициаторов создания Бестужевских курсов в Петербурге.
Если на Западе женское движение в основном ассоциировалось с суфражистками (от французского «suffrage» — «избирательное право»), то в России борьба за политические права не была исключительно женской прерогативой — ограниченными правами в самодержавном государстве наделялись все без исключения. Поэтому заинтересованные в политике женщины до начала XX века не были обособлены от мужчин и вливались в общие политические процессы, в основном в революционное движение. Революционерки отличались такой непримиримостью к власти и радикализмом, что это приводило окружавших их мужчин в восхищение и трепет — чего стоит, скажем, фигура «нравственного диктатора» народовольцев Софьи Перовской.
С рубежа веков женский вопрос получает всё большее выражение в печатных изданиях. Появляются исторические очерки женского движения и политическая публицистика, выходят женские календари (справочники госучреждений), создаётся специализированная женская периодика — не журналы мод, а именно социально-политические издания вроде большевистского журнала «Работница». Смягчение цензуры после Первой русской революции вызвало настоящий бум подобных изданий.
Увлечение общественным движением преимущественно дворянок может вызвать подозрение, будто для бедных слоёв населения женский вопрос был неактуален. На выставке представлена брошюра РСДРП 1905 года «Женская доля», из которой мы понимаем, что проблему равенства полов нельзя назвать просто забавой образованных девушек:
«Соседка вон, Анна Гавриловна, поступила на фабрику; ребят старухе какой-то на попеченье отдаёт, целый день дома её нет, как вол работает. Да много ли толку из этого? Платят ей чуть ли не втрое меньше, чем мужчине, — говорят: „У нас от баб отбою нет, хочешь за такую цену, милости просим, а дороже не дожидайся“. И выходит работа эта — одно звание».
Социальное положение как женщин, так и мужчин усугубилось в годы Первой мировой войны. Именно с женской демонстрации 8 марта по новому стилю (23 февраля по старому) началась Русская революция. О том, что у революции было женское лицо, свидетельствуют множество образов, появившихся после Февраля — в них и революция, и новая, свободная Россия имели очевидную гендерную принадлежность.
События 1917 года занимают центральное место выставки. Посетители воспринимают революционную тематику как через название и оформление двух насыщенных залов, так и благодаря большому числу экспонатов и «женских» тем эпохи революции. Они не ограничиваются историями отдельных женщин-революционерок — той же Брешко-Брешковской или Александры Коллонтай. Кстати, не стоит думать, что революционерками были лишь социалистки — на майских выборах в районные думы Петрограда женщин-кадетов в партийных списках было даже больше, чем большевичек.
Само женское движение попыталось выйти на новый уровень. Лига равноправия женщин участвовала как в местных выборах, так и попыталась пройти в Учредительное собрание. Создатели выставки отмечают, что провал женских организаций в выборной кампании связан со стереотипами и недоверием к женщинам-политикам. Возможно, дело не столько в стереотипах, сколько в слишком малом промежутке времени между революционным сломом старого порядка и банальной привычкой женщин быть и осознавать себя полноправными гражданами.
Чаще женщины не обособляли себя ни от «мужских» партий, ни от «мужских» профессий. К примеру, 1917 год был известен историей «женских батальонов смерти» — о них и отдельно о Марии Бочкарёвой рассказывает значительный фрагмент выставки. После Октября женщины-военные встречались и у большевиков: Лариса Рейснер была комиссаром Генерального штаба Военно-морского флота РСФСР, а Розалия Залкинд — печально известная Землячка — стала одним из организаторов красного террора в Крыму.
Большевики продолжили политику установления равенства. Формальные права, однако, не гарантировали улучшения качества жизни, особенно в условиях Гражданской войны. Кроме этого, «женский вопрос» понимался советской властью исключительно в парадигме коммунизма. Большую роль в этом сыграли так называемые женские отделы. Под контролем партии женотделы вовлекали представительниц рабочего класса в партийное и профсоюзное движение, пропагандировали «новый быт».
Пролетарское женское движение сошло на нет к концу 1920‑х годов, когда женотделы были ликвидированы. Вероятно, новая власть посчитала, что равенство мужчин и женщин достигнуто. «Женский вопрос» объявили закрытым.
На заднем плане — косынка медсестры А. Я. Тильтинь.
Выставка «Женщины и революция» работает с 25 октября 2017 года по 30 декабря 2018 года в Государственном музее политической истории России. Подробности о ней читайте на сайте музея.
