«Фишер»: цветы жизни в могилах

На онлайн-плат­фор­мах вышел сери­ал «Фишер», посвя­щён­ный лов­ле «один­цов­ско­го манья­ка» Сер­гея Голов­ки­на, кото­рый в кон­це 1980‑х — нача­ле 1990‑х годов звер­ски заму­чил 11 маль­чи­ков. В послед­ние годы рос­сий­ских тру-крайм сери­а­лов сня­ли так мно­го, что впо­ру заду­мать­ся: отку­да же на про­сто­рах нашей роди­ны взя­лось столь­ко мате­ри­а­ла для жесто­ких детек­тив­ных трил­ле­ров по реаль­ным событиям?

Кажет­ся, имен­но на этот вопрос пыта­ет­ся отве­тить экс­тре­маль­но мрач­ный про­дю­сер­ский про­ект Фёдо­ра Бон­дар­чу­ка — как любое хоро­шее кино о смер­ти, «Фишер» рас­суж­да­ет о жиз­ни, поро­див­шей зло. В сери­а­ле мы видим нели­це­при­ят­ный порт­рет обще­ства, кото­ро­му, как гово­рит геро­и­ня-сле­до­ва­тель­ни­ца, «насрать на сво­их детей».

Еле­на Куш­нир посмот­ре­ла сери­ал и оце­ни­ва­ет его как южную готи­ку по-рус­ски — не толь­ко из-за ана­ло­гий с «Насто­я­щим детективом».

1986 год, рай­он пра­ви­тель­ствен­ных дач на Руб­лёв­ке, густой тём­ный лес. Жур­на­лист-меж­ду­на­род­ник Маль­цев (Сер­гей Гилёв) недав­но вер­нул­ся из Аме­ри­ки и смот­рит на мир сквозь коньяч­ный бокал, пока его жена без помо­щи спе­ци­а­ли­ста без­успеш­но борет­ся с депрес­си­ей. Жен­щи­на не может обра­тить­ся к вра­чу, ина­че её мужа пере­ста­нут выпус­кать за гра­ни­цу. На фоне быто­вой дра­мы интел­ли­ген­ции сын Маль­це­вых, малень­кий Игорь (Ста­ни­слав Соло­ма­тин), чув­ству­ет себя поте­рян­ным. Маль­чик ведёт днев­ник, а дру­жит в основ­ном с соба­кой. Мест­ные ребя­та из зави­сти высме­и­ва­ют его рас­ска­зы об Аме­ри­ке — они в луч­шем слу­чае могут ука­зать на эту стра­ну на гло­бу­се, а, забе­гая впе­рёд, боль­шин­ство из них нико­гда там не побывает.

Во вре­мя одной из ноч­ных про­гу­лок Игорь видит выхо­дя­ще­го из леса вели­ка­на, кото­рый несёт окро­вав­лен­ное тело ребён­ка. Конеч­но, роди­те­ли не верят сыну, вот толь­ко мёрт­во­го маль­чи­ка дей­стви­тель­но нахо­дят в лесу. Оза­бо­тив­шись тем, что в окрест­но­стях нахо­дит­ся дача само­го Гро­мы­ко, мос­ков­ское началь­ство вызы­ва­ет из Росто­ва сле­до­ва­те­ля по осо­бо важ­ным делам Боко­ва (кари­ка­тур­но гэка­ю­щий Иван Янков­ский), кото­рый ищет в сво­ей обла­сти похо­же­го «серий­ни­ка». В Моск­ву он едет неохот­но — у Боко­ва серьёз­но боле­ет жена. В помощь ему выде­ля­ют начи­на­ю­щую сле­до­ва­тель­ни­цу Доб­ро­воль­скую (Алек­сандра Бор­тич), кото­рая раз­дра­жа­ет Боко­ва тем, что она жен­щи­на, кото­рой нуж­но не манья­ков ловить, а «бор­щи варить». Тре­тьим в след­ствен­ную груп­пу назна­ча­ют интел­ли­гент­но­го сотруд­ни­ка про­ку­ра­ту­ры Козы­ре­ва (Алек­сандр Яцен­ко), у кото­ро­го нелад­но обсто­ят дела в семье: жену он почти не видит, а сын-под­ро­сток слу­ша­ет нефор­ма­лов и бун­ту­ет. Огры­за­ясь друг на дру­га, тро­и­ца при­сту­па­ет к поис­кам манья­ка-дето­убий­цы, кото­ро­му народ дал про­зви­ще Фишер.

На застав­ке сери­а­ла, зада­вая зре­ли­щу тон, игра­ет элек­трон­ная кавер-вер­сия гим­на совет­ско­му дет­ству «Кры­ла­тые каче­ли», кото­рая скре­же­щет и гро­хо­чет так, что по спине пол­зут холод­ные мураш­ки. Пока в кино сни­ма­ли про пре­крас­ное далё­ко, где юные пио­не­ры сия­ли гла­за­ми и улыб­ка­ми, в реаль­но­сти дол­го и успеш­но ору­до­ва­ли нелю­ди, жерт­ва­ми кото­рых эти самые пио­не­ры часто и становились.

Сери­ал пси­хо­ло­ги­че­ски тяже­ло смот­реть (тяже­лее даже, чем ещё более сме­лый и жёст­кий по выска­зы­ва­нию «Хру­сталь­ный»), пото­му что заму­чен­ных маль­чи­ков — мёрт­вых и ещё живых — мы уви­дим не раз. В одной сцене мать рас­тер­зан­ной жерт­вы, обе­зу­мев от горя, ложит­ся рядом с тру­пом сына в мор­ге, пря­мо на сто­ле патологоанатома.

«Маль­чи­ки кро­ва­вые в гла­зах» нуж­ны авто­рам не для шоко­во­го эффек­та. Разу­ме­ет­ся, детей уби­ва­ет вполне кон­крет­ный пси­хо­пат Фишер, кото­рый может появить­ся в любом обще­стве. Но появил­ся-то он у нас, под напе­вы «я дру­гой такой стра­ны не знаю».

Пере­стро­еч­ный СССР после Чер­но­быль­ской ката­стро­фы снят вовсе не в духе Бала­ба­но­ва, как может пока­зать­ся. Это не болот­но-серая хмарь, упо­ён­ная самой собой хтонь, где, как бы ужас­но ни было, всё рав­но «ско­ро кир­дык вашей Аме­ри­ке», как радост­но обе­ща­ет Дани­ла Баг­ров. «Фишер» — это раз­мы­тая жёл­тым блю­ром аме­ри­кан­ская южная готи­ка, зло под солнцем.

Мы видим клас­си­че­ские при­ме­ты аме­ри­кан­ско­го Юга в оте­че­ствен­ном Один­цо­ве. Бед­ность. Дыша­щие на ладан дере­вен­ские дома. Страш­ный лес, в кото­ром уби­ва­ют детей, где змея, как буд­то заполз­шая к нам из какой-нибудь Фло­ри­ды, куса­ет ребён­ка. Хлю­па­ет луи­зи­ан­ское боло­то, в кото­рое ски­ды­ва­ют тру­пы. Ещё один реаль­ный маньяк-педо­фил Слив­ко (Ники­та Тара­сов) рас­ска­зы­ва­ет, что в лесу испы­ты­ва­ет осо­бые ощу­ще­ния: «Там какая-то дикая энер­гия, какая-то осо­бен­ная сила». Один из газет­ных заго­лов­ков о пре­ступ­ле­ни­ях гла­сит: «Лес уби­ва­ет». При­ро­да в сери­а­ле име­ет то же зна­че­ние, что в готи­че­ских рома­нах и хор­ро­рах, — это тём­ная, опас­ная для чело­ве­ка поту­сто­рон­няя сущ­ность, про­буж­да­ю­щая зве­ри­ные инстинкты.

В сери­а­ле появ­ля­ет­ся и ана­лог луи­зи­ан­ско­го вуду — мест­ная житель­ни­ца, в доме кото­рой про­во­дят­ся спи­ри­ти­че­ские сеан­сы с помо­щью дос­ки Уиджи, гада­тель­ных кри­стал­лов и дру­гой атри­бу­ти­ки; на крас­ном фоне, осве­щён­ный све­ча­ми, кра­су­ет­ся «маги­че­ский» череп (эта сце­на точ­но мог­ла бы появить­ся в аме­ри­кан­ском филь­ме о южной готи­ке или даже в ужа­сти­ке). Воз­дух насы­щен запа­хом куре­ний. Перед нами почти сек­та, во гла­ве кото­рой сто­ит мам­бо (вуду­ист­ская жри­ца), кото­рая и выгля­дит соот­вет­ству­ю­ще: жен­щи­на инфер­наль­но­го вида с длин­ны­ми воло­са­ми, в чёр­ном пла­тье, с оккульт­ной бижу­те­ри­ей. Но это не злая кол­ду­нья. Взы­вая к духам, она про­сит их защи­тить детей. Это точ­но СССР? О да. Луи­зи­ан­ская жри­ца не скажет:

«Про­сто у нас сосе­ди сту­ка­чи. Ещё Капи­це не дава­ли спо­кой­но рабо­тать — сра­зу в НКВД».

Одна из важ­ных тем для южной готи­ки — это расизм.

И об этом тоже чёт­ко заяв­ле­но в сери­а­ле о стране, где на цен­траль­ной пло­ща­ди сто­ит фон­тан Друж­бы наро­дов. Фон­тан-то сто­ит, а как насчёт друж­бы? Дей­ствие про­ис­хо­дит после Олим­пи­а­ды, геро­и­ня Бор­тич, как мно­гие моло­дые мамы того вре­ме­ни, вос­пи­ты­ва­ет тём­но­ко­жую доч­ку. Она стал­ки­ва­ет­ся с быто­вым расиз­мом, когда дирек­три­са дет­ско­го дома назы­ва­ет малы­шей не бело­го цве­та кожи «обе­зья­на­ми»:

«Ну забе­ре­ме­не­ла ты от негра! Ну сде­лай ты аборт».

Заме­ни­те дубы и берёз­ки на суб­тро­пи­ки, при­бавь­те зага­ра на лица сле­до­ва­те­лей, вклю­чи­те по радио псев­до­от­цов­ские инто­на­ции Вил­ли Нель­со­на вме­сто Иго­ря Скля­ра, и сери­ал мог бы стать одним из сезо­нов «Насто­я­ще­го детек­ти­ва». Или всё-таки нет? Или это сугу­бо оте­че­ствен­ная история?

Сце­на­ри­сты про­ек­та Ната­лья Капу­сти­на и Сер­гей Каль­вар­ский выска­зы­ва­ют­ся прямо:

«Это исто­рия не про манья­ка, а про бла­го­дат­ную поч­ву для его появ­ле­ния. Когда дети рос­ли сами по себе, сред­нее зна­чи­ло хоро­шее, а любое про­яв­ле­ние инди­ви­ду­аль­но­сти мог­ло пло­хо закон­чить­ся. Это о том, что скры­ва­ли парад­ные совет­ские фаса­ды, — о лице­ме­рии, без­раз­ли­чии и эпо­хе, в кото­рой декла­ри­ро­ва­лось доб­ро, а на самом деле тво­ри­лось зло. Доб­ро часто обо­ра­чи­ва­ет­ся злом. А зло доб­ром — никогда».

Но неваж­но, что гово­рят авто­ры. Важ­но про­ис­хо­дя­щее на экране и парал­ле­ли с сего­дняш­ним днём.

Сле­до­ва­те­ли аре­сто­вы­ва­ют гомо­сек­су­а­ла Лава­ля (Роман Евдо­ки­мов), вызы­ва­ю­ще­го подо­зре­ние сво­ей сек­су­аль­ной ори­ен­та­ци­ей. Муж­чи­на восклицает:

«Детей наси­лу­ют педо­фи­лы, я не педо­фил! Я не насильник».

Как в сери­а­ле «Хру­сталь­ный», в «Фише­ре» рас­ска­зы­ва­ет­ся о муж­чи­нах, кото­рые наси­лу­ют и уби­ва­ют маль­чи­ков и юно­шей. В СССР офи­ци­аль­но не суще­ство­ва­ло гомо­сек­су­аль­но­сти, хотя при этом была уго­лов­ная ста­тья, кото­рая нака­зы­ва­ла за неё, так же как было с про­сти­ту­ци­ей и нар­ко­ма­ни­ей. Совре­мен­ный рос­сий­ский закон урав­нял «про­па­ган­ду ЛГБТ» с педо­фи­ли­ей — это тра­ди­ци­он­ная гомо­фоб­ная инвек­ти­ва. Гомо­сек­су­а­лов у нас теперь, мож­но ска­зать, тоже нет, толь­ко педофилы.

Теперь у нас всё как в СССР.

Сле­до­ва­тель Боков уве­рен­но заяв­ля­ет, что его сын не может стать «пидо­ром». Сле­до­ва­тель Козы­рев с облег­че­ни­ем узна­ёт, что его сын, про­ко­лов левое ухо, посту­пил как рокер, а не «голу­бой». В общем, нор­маль­но всё. Геев нет.

Геев нет — есть садист, насиль­ник, кан­ни­бал и педо­фил Фишер.

Есть бла­го­по­луч­но жена­тый Ана­то­лий Слив­ко: семь пове­шен­ных маль­чи­ков, истя­за­ния над кото­ры­ми он сни­мал на видео­плён­ку, полу­чая сек­су­аль­ное удо­воль­ствие при над­ру­га­тель­ствах над дет­ски­ми трупами.

Есть ува­жа­е­мый отец семей­ства и насиль­ник-педо­фил Васи­лий Кулик: 13 убийств и 30 изна­си­ло­ва­ний детей обо­е­го пола.

Есть некро­фил Сер­гей Ряхов­ский, кото­рый счи­тал, что дол­жен «бороть­ся с про­сти­тут­ка­ми и гомо­сек­су­а­ла­ми путём их убий­ства и после­ду­ю­щей реин­кар­на­ции»: 18 жертв, при­чём уби­тых юно­шей и муж­чин-гомо­сек­су­а­лов маньяк насиловал.

Нет нор­маль­но­го здо­ро­во­го эро­са, а извра­щён­но­го — хоть лож­кой ешь.

Цве­ты жиз­ни гни­ют в моги­лах. Раз­го­ва­ри­вая с роди­те­ля­ми жертв, сле­до­ва­те­ли пони­ма­ют, что те ниче­го не зна­ют о сво­их детях, и роди­те­лей не так уж силь­но хочет­ся за это обви­нять. Нище­та гонит их на паш­ню. При­дя с оче­ред­ной сме­ны, они валят­ся в кро­вать, не заме­чая, вер­нул­ся ли ребё­нок домой. Они пыта­ют­ся выжи­вать в стране, в кото­рой, кажет­ся, нико­гда не было хоро­шо жить. Где в первую оче­редь за вашим ребён­ком при­смот­рит чудо­ви­ще из тём­но­го леса, пото­му что боль­ше за ним смот­реть некому.

На фоне обшар­пан­но­го, ржа­во­го, запы­лён­но­го, отрав­лен­но­го Чер­но­бы­лем… все­го в сери­а­ле появ­ля­ет­ся ощу­ще­ние не ско­ро­го раз­ва­ла СССР, а нату­раль­но­го кон­ца све­та. Исто­рия о лов­ле совет­ско­го манья­ка ста­но­вит­ся кон­цен­тра­ци­ей сего­дняш­ней тре­во­ги и стра­ха перед буду­щим, при­об­ре­та­ю­щем самые при­чуд­ли­вые фор­мы. Самая попу­ляр­ная фор­ма эска­пиз­ма в тре­вож­ном обще­стве — это носталь­гия, кото­рая сама по себе явля­ет­ся бег­ством от реаль­но­сти. Игорь Скляр заво­дит своё шизо­фре­ни­че­ски бод­рое «Кома­ро­во» в сери­а­ле. Сего­дня фонк-реми­кс этой пес­ни из игры Atomic Heart уста­нав­ли­ва­ет рекорд попу­ляр­но­сти на «Яндекс.Музыке». Atomic Heart — это совет­ская уто­пия, сказ­ка о СССР, у кото­ро­го всё получилось.

На самом деле у СССР не получилось.

Можем повто­рить.

Читай­те так­же рецен­зию на фильм «Капи­тан Вол­ко­но­гов бежал».