Кто такой Веня Д’ркин — моло­дой поэт и музы­кант родом из 1990‑х, так и не пере­жив­ший эту эпо­ху и умер­ший в 1999 году в воз­расте 29 лет? Мож­но ли его направ­ле­ние при­чис­лить к бард-року? В чём смысл его псев­до­ни­ма? Об этом рас­ска­зы­ва­ет очерк наше­го авто­ра, совре­мен­но­го поэта Алек­сандра Скубы.

В ста­тьях о рос­сий­ской рок-музы­ке общим местом явля­ют­ся сло­ва о лого­цен­трич­но­сти дан­но­го направ­ле­ния. Вна­ча­ле было сло­во, кото­рым сокру­ша­ли горо­да и оста­нав­ли­ва­ли реки. Мно­гие мело­ма­ны брезг­ли­во отно­сят­ся к рус­ской рок-музы­ке как к под­валь­ной, вто­рич­ной и эпи­гон­ской. Дан­ные сен­тен­ции слож­но назвать без­осно­ва­тель­ны­ми, одна­ко высо­ко­пар­ные рас­суж­де­ния на этот счёт суть вкусовщина.

В кон­це 80‑х годов в ходу оте­че­ствен­ной рок-прес­сы было полу­за­бы­тое выра­же­ние «бард-рок». В том смыс­ле, что бар­ды взя­ли в руки элек­тро­ги­та­ры и запе­ли своё КСП, цити­руя мело­ди­че­ские стан­дар­ты запад­ных куми­ров. Отча­сти это утвер­жде­ние вер­но, пото­му что семан­ти­ка рус­ской рок-сло­вес­но­сти во мно­гом коре­ни­лась в тра­ди­ци­ях совет­ской автор­ской песни.

Несмот­ря на то что к бар­дам сего­дня отно­сят­ся, как пра­ви­ло, с усмеш­кой, напом­ним, что Высоц­кий, Виз­бор и Галич тоже отно­си­лись к это­му направ­ле­нию. Зача­стую иро­нич­ный взгляд на автор­скую пес­ню моти­ви­ру­ет­ся тем, что суще­ствен­ная часть совре­мен­ных бар­дов застря­ла внут­ри сво­е­го мик­ро­ми­ра. Тек­сты их песен ста­ли не чем иным, как пере­бо­ром раз­лич­ных кли­ше, кочу­ю­щих из тек­ста в текст.

С дру­гой сто­ро­ны, такое утвер­жде­ние вполне при­ме­ни­мо к любо­му сти­лю — несколь­ких дей­стви­тель­но талант­ли­вых авто­ров все­гда будет окру­жать зна­чи­тель­ное коли­че­ство посред­ствен­но­стей. Про­бле­мы автор­ской пес­ни состо­ят в том, что это изна­чаль­но мар­ги­наль­ный стиль. Попа­да­ние талант­ли­во­го бар­да в обой­му даже в кон­тек­сте андер­гра­унд­ной сре­ды услож­ня­ют­ся тем, что отно­ше­ние к чело­ве­ку с гита­рой у пуб­ли­ки изна­чаль­но пред­взя­то — «Ну, что там? Лыжи у печ­ки ты обни­ма­ешь нежно?».

Одна­ко в любом сти­ле есть само­род­ки. Таким был Веня Д’ркин (насто­я­щее имя — Алек­сандр Лит­ви­нов). В отли­чие от бард-роке­ров 80‑х, Веня был ско­рее рок-бар­дом. Осно­вой семан­ти­ки песен Д’ркина была поэ­ти­ка рус­ско­го рока, цита­ты из бар­дов там были вто­рич­ны. Напри­мер, в песне «Моло­дой пожар­ный» лег­ко чита­ет­ся иро­ния над агрес­сив­ной мане­рой пения Его­ра Лето­ва, в «Мыши­ном мар­ше» — быто­вые эзо­те­ри­че­ские обра­зы, свой­ствен­ные БГ, а в целом про­бле­ма­ти­ка песен харак­тер­на ско­рее для сре­ды хип­пи, интел­лек­ту­аль­ных нефор­ма­лов, неже­ли чем для походников.

Сам псев­до­ним Лит­ви­но­ва — Веня Д’ркин — пре­крас­но гар­мо­ни­ру­ет с содер­жа­ни­ем его песен. Веня — да, это же Венич­ка Еро­фе­ев, задум­чи­вый выпи­во­ха, про­во­дя­щий жизнь в блуж­да­ни­ях меж­ду стан­ци­я­ми, эпо­ха­ми и стра­ни­ца­ми рома­нов. Фами­лия порой пишет­ся как Дыр­кин, но это невер­но, так смак про­па­да­ет. Дыр­кин-то Дыр­кин, но зачем об этом все­рьёз рас­про­стра­нять­ся? Нети­пич­ная для ари­сто­кра­ти­че­ско­го уха бук­ва «Ы» при­кры­та апо­стро­фом, что при­да­ёт псев­до­ни­му какой-то нездеш­ний флёр.

Надо ска­зать, сам Д’ркин был масте­ром сти­ли­за­ции. Есть мно­же­ство авто­ров, тема­ми песен, кото­рых явля­ют­ся раз­но­об­раз­ные собы­тия: от воен­ных дей­ствий до покуп­ки лоша­ди в кол­хоз­ном хозяй­стве. При этом зача­стую все эти пес­ни про­го­ва­ри­ва­ют­ся с одной инто­на­ци­ей, лек­си­ка прак­ти­че­ски не меня­ет­ся и полу­ча­ет­ся какая-то часту­шеч­ная акын­щи­на. Сама по себе исто­рия может быть инте­рес­ной, смеш­ной и ори­ги­наль­ной, но пред­ска­зу­е­мость и моно­тон­ность обра­зов уби­ва­ет самый неор­ди­нар­ный замы­сел, испол­ни­те­лю попро­сту пере­ста­ют верить.

У Д’ркина все сло­ва били точ­но в цель. Если смеш­но, то до колик, если страш­но, то до холо­да, про­ха­жи­ва­ю­ще­го­ся по спине, если груст­но, то до слёз. Самое стран­ное, что Веня жил не в Москве и не в Петер­бур­ге, а в Луган­ске — каза­лось бы, так дале­ко от того, что сей­час при­ня­то назы­вать «дис­кур­сом». Имен­но эта отда­лён­ность про­вин­ци­аль­ных музы­кан­тов от тусов­ки с её зако­на­ми и табу во мно­гом пред­опре­де­ля­ет их само­быт­ность. Они пере­осмыс­ля­ют музы­каль­ную сре­ду в соот­вет­ствии с соб­ствен­ным быти­ем, что дела­ет их твор­че­ство отлич­ным от обще­го течения.

Мерт­вен­ный пепел лун в тра­у­ре неба,
Пер­хо­тью бук­вы звёзд — моё имя,
Что­бы его про­честь — столь­ко вёрст…

В пес­нях Д’ркина очень часто скво­зит чув­ство, кото­рое воз­ни­ка­ет, когда неку­да, нече­го, неза­чем и неко­му. Когда про­сто пере­жи­ма­ет­ся кис­ло­род, но надо идти. Не на бой, не на пла­ху, а куда-то. Стран­ное под­тру­ни­ва­ние над абсурд­ны­ми сто­ро­на­ми чело­ве­че­ской жиз­ни — раз — и сме­ня­ет­ся невы­но­си­мым, тём­ным оди­но­че­ством, кото­рое про­сти­ра­ет­ся невы­но­си­мо далеко.

При этом ты пони­ма­ешь, что кис­ло­род пере­крыт, а дышать надо. Не можешь дышать, так дру­гих научи. Пока­жи, если можешь, как, они, может, суме­ют. Дело ведь вовсе не в том, что всё очень пло­хо, дело в том, что порой дей­стви­тель­но всё очень пло­хо. Ты это­го совсем не ждёшь, а оно накры­ва­ет тебя с голо­вой. Дело же вовсе не в том, что так будет все­гда, так что и дви­гать­ся нику­да не надо. Наобо­рот, дви­гать­ся жиз­нен­но необ­хо­ди­мо, дви­гать­ся как мож­но быст­рей, ина­че пло­хо будет. Тьма у Д’ркина быва­ет непро­гляд­ной, злой и колю­чей, а на душе всё рав­но лег­ко. Пото­му что внут­ри тепло.

И тут в пору сокру­шать­ся: поче­му в стране живут такие люди, пишут такие пес­ни, а в теле­ви­зо­ре — эти… Да пото­му, что такие люди, как Д’ркин — живут, а эти — в теле­ви­зо­ре. Что с них взять-то?

В реаль­ной жиз­ни Алек­сандр Лит­ви­нов был учи­те­лем, рабо­тал на строй­ке, высту­пал на раз­ных фести­ва­лях нефор­маль­ной пес­ни. Был женат, имел сына, дру­жил с извест­ны­ми в узких кру­гах музы­кан­та­ми Алек­сан­дром Непом­ня­щим и Ген­на­ди­ем Жуковым.

В прин­ци­пе, цен­ность его твор­че­ства заклю­ча­ет­ся во мно­гом в том, что Веня Д’ркин и Алек­сандр Лит­ви­нов — это один и тот же чело­век. Пес­ни Д’ркина — это пес­ни про Лит­ви­но­ва. Конеч­но, не без укра­ша­тель­ства. Но, с дру­гой сто­ро­ны, поче­му бы и нет? Раз­ве нико­му нико­гда не хоте­лось вый­ти из трам­вая не на надо­ев­шую до боли оста­нов­ку, где поли­кли­ни­ка, а на ули­цу жар­ко­го Рио-де-Жаней­ро. Или нико­го бы не обра­до­вал жираф, рабо­та­ю­щий кас­си­ром в мест­ном клу­бе? Глав­ное — меч­тать и верить, осталь­ное приложится.

Чувак в клё­шах, чувак в клё­шах доро­гу перешёл,
А это зна­чит, что ишо всё будет хорошо.

Мно­гие пес­ни Д’ркина были очень весе­лы­ми. На фоне повсе­мест­ной скот­ской жиз­ни Д’ркин поз­во­лял себе эле­гант­ную иро­нию, кото­рая нико­гда не пере­хо­ди­ла в цинизм. Это очень важ­ное каче­стве чело­ве­ка — сохра­нить изна­чаль­ную самость на фоне тоталь­ной бес­та­лан­но­сти и похаб­но­сти. В эпо­ху все­по­беж­да­ю­ще­го каба­ка Д’ркину уда­лось сохра­нить дух милых про­вин­ци­аль­ных варье­те, утон­чён­ных и вме­сте с тем немно­го неуклюжих.

В этом плане его твор­че­ство во мно­гом риф­му­ет­ся с пес­ня­ми мос­ков­ско­го бар­да Алек­сандра О’Шеннона. Тот же апо­строф в фами­лии, то же иро­ни­че­ское дека­дент­ство, то же внут­ренне оди­но­че­ство, скво­зя­щее тут и там.

Д’ркин был очень быто­вым поэтом, видев­шим уми­ра­ю­щую про­вин­цию в её алко­голь­ном дели­рии. В мире Венич­ки был не толь­ко геро­и­че­ский Нибе­лунг или охо­тя­щий­ся за сига­рет­ны­ми быч­ка­ми нико­ти­но­вый маньяк, но и вполне кон­крет­ный гоп­ник, наси­лу­ю­щий мало­лет­ку Весну.

По сути, жизнь любо­го пост­со­вет­ско­го нефор­ма­ла — это веч­ное бег­ство. Бег­ство от гоп­ни­ков, от стро­гих роди­те­лей, от про­вин­ции и мет­ро­по­лии, от юно­сти и от взрос­ле­ния, от казён­ных речей, под­валь­но­го мата и про­чих про­яв­ле­ний хро­но­са, кос­мо­са, эро­са, расы, виру­са. Бег­ство на флэты и фесты, в Хиби­ны, в Каста­не­ду или Мар­ке­са, в анар­хи­сты или хип­пи, без­от­вет­ствен­но и остер­ве­не­ло, в такт прон­зи­тель­но­му вою Янки Дяги­ле­вой или Алле­на Гин­збер­га, домой. Д’ркин был таким же фан­та­зё­ром-бег­ле­цом, кото­рый, вме­сто того, что­бы петь стан­дарт­ный набор извест­ных любо­му ста­ре­ю­ще­му под­рост­ку тех лет песен на вече­рин­ках, зачем-то выду­мал себе роль непри­знан­но­го боль­шо­го поэта, коим и стал.

Про Д’ркина было напи­са­но мно­го ста­тей, мол, гений, мол, не раз­гля­де­ли, мол, не то вре­мя. Но дело ведь совер­шен­но не в этом. Ни про Высоц­ко­го, ни про Башла­чё­ва, ни про мно­гих дру­гих талант­ли­вых поэтов никак нель­зя ска­зать, что их не раз­гля­де­ли. С дру­гой сто­ро­ны, 90‑е были тра­гич­ны во мно­гом сво­ей иллю­зор­ной сво­бо­дой. Парал­лель­но жур­на­ли­сты и куль­ту­ро­ло­ги сфор­ми­ро­ва­ли ико­ни­че­ский ряд оте­че­ствен­ной рок-музы­ки, в кото­ром не нашлось место для мно­же­ства само­быт­ных авто­ров. Рок-музы­ка ком­мер­ци­а­ли­зи­ро­ва­лась, а уси­лий попе­чи­те­лей моло­дых даро­ва­ний, каки­ми были в то вре­мя, напри­мер, Юрий Шев­чук или Алек­сандр Скляр, не хва­та­ло на то, что­бы объ­ек­тив­но оце­нить всех неза­ме­чен­ных ранее само­род­ков. Поэто­му мно­гих дей­стви­тель­но не оценили.

Хотя поче­му не оце­ни­ли? Вряд ли музы­кан­ты, подоб­ные Д’ркину, долж­ны соби­рать ста­ди­о­ны и давать мес­си­ан­ские интер­вью мно­го­ти­раж­ным изда­ни­ям. Для таких людей глав­ное — быть услы­шан­ны­ми теми, кто дей­стви­тель­но услы­шит и про­чув­ству­ет. Жур­на­лист Лев Гон­ча­ров вер­но напи­сал в жур­на­ле «Кон­тр­куль­ту­ра» о Янке Дяги­ле­вой: «Если вдруг вый­дет пла­стин­ка Янки, то это будет уже не Янка, а пять­де­сят, ска­жем, тысяч оди­на­ко­во без­душ­ных кус­ков пласт­мас­сы». Для людей, подоб­ных Д’ркину, важ­но про­сто гово­рить, имен­но поэто­му они не пыта­ют­ся играть в кош­ки-мыш­ки ни с мас­скуль­том, ни с ген­се­ка­ми андерграунда.

Чистой водой мчит­ся домой твоё ладо.
Сре­ди дорог, заби­тых тра­вой, мой путь светел.

Види­мо, послед­ние 30 лет — это дей­стви­тель­но не то вре­мя, кото­ро­му нужен свой Высоц­кий, еди­ный, моно­лит­ный, бес­спор­ный. Мы ста­ли то ли слиш­ком раз­ны­ми, то ли слиш­ком цинич­ны­ми, то ли дело и в том, и в дру­гом. Веня умер в 29 лет, от рака, в одной из под­мос­ков­ных боль­ниц. Дру­зья всем миром соби­ра­ли день­ги на опе­ра­цию — не смог­ли. К уми­ра­ю­ще­му Д’ркину захо­дил извест­ный про­дю­сер, хотел, что­бы его под­опеч­ная испол­ня­ла пес­ни Вени, на что тот съяз­вил, мол, един­ствен­ное, что может пред­ло­жить поэту боль­шой город — это акт пуб­лич­но­го мужеложства.

Каза­лось бы, зря, каза­лось бы, логич­ный финал заве­до­мо про­иг­ран­ной игры, но нет, всё не зря. Это ста­но­вит­ся ясно на каком-то фести­ва­ле, куда ты ехал через всю стра­ну. На часах уже восемь вече­ра, ты при­хо­дишь в свой лагерь, при­вет­ству­ешь всех неиз­мен­ным доб­рым утром и тут твои дру­зья, а с ними и ты, начи­на­ют петь про непо­хо­жую на сны или кош­ку в окрош­ке. Сле­до­ва­тель­но, Вени­но посла­ние было и при­ня­то, и счи­та­но сво­и­ми. А дру­гие — пусть их, всем мил не будешь. Нам оста­ёт­ся повторять:

Мар­шал желез­ной доро­ги, мар­шал желез­ной дороги,
Где твоя гвар­дия, бро­шен­ная на произвол?
Мар­шал желез­ной доро­ги, мар­шал желез­ной дороги,
Поче­му ты так рано ушёл?

Дей­стви­тель­но, поче­му? Безум­но жаль тебя, маршал.