Тема нар­ко­ти­ков в Совет­ском Сою­зе счи­та­лась табу­и­ро­ван­ной. Уко­ре­ни­лось пред­став­ле­ние, буд­то бы в СССР вре­мён «застоя» не было нар­ко­ти­ков. VATNIKSTAN демон­стри­ру­ет обрат­ное. Мы уже рас­ска­зы­ва­ли, как совет­ское пра­ви­тель­ство боро­лось с нар­ко­ма­ни­ей. Теперь же пуб­ли­ку­ем уни­каль­ный мате­ри­ал — пере­вод ста­тьи Юрия Бро­хи­на «Dope in Russia», вышед­шей в октябрь­ском номе­ре жур­на­ла «High Times» в 1978 году.

Быв­ший кино­сце­на­рист, родив­ший­ся в Дне­про­пет­ров­ске, Юрий Бро­хин эми­гри­ро­вал в США в 1972 году. В Аме­ри­ке Юрий Бро­хин напи­сал две кни­ги — осно­ван­ную на лич­ном опы­те «Hustling on Gorky Street: sex and crime in Russia today» 1975 года и «The big red machine: The rise and fall of Soviet Olympic champions» в 1978 году. Пер­вая книж­ка при­нес­ла Бро­хи­ну бас­но­слов­ные 25 тысяч дол­ла­ров — он ходил на аме­ри­кан­ские теле­шоу, стал стар­шим това­ри­щем моло­до­го лите­ра­то­ра Эду­ар­да Лимо­но­ва (Бро­хин — глав­ный герой лимо­нов­ско­го рас­ска­за «Сту­дент»), ездил по Нью-Йор­ку на «бью­и­ке» или кадиллаке.

В 1982 году 48-лет­не­го Юрия Бро­хи­на най­дут застре­лен­ным в соб­ствен­ной квар­ти­ре Ман­хет­тене. О смер­ти писа­те­ля напи­шет «The New York Times», убий­ство будут свя­зы­вать с рус­ской мафи­ей, так­же будут цир­ку­ли­ро­вать слу­хи о вовле­чён­но­сти КГБ, а рабо­ты Юрия Бро­хи­на пре­вра­тят­ся в биб­лио­гра­фи­че­скую редкость.

Неис­ку­шён­ный аме­ри­ка­нец, впер­вые сту­пив­ший в зал при­лё­та Мос­ков­ско­го меж­ду­на­род­но­го аэро­пор­та Шере­ме­тье­во, обыч­но и не подо­зре­ва­ет, где и что мож­но достать в сто­ли­це Соци­а­ли­сти­че­ско­го лаге­ря. Толь­ко от опыт­но­го взгля­да насто­я­ще­го вете­ра­на не смо­гут ускольз­нуть двое сим­па­тич­ных и оде­тых на запад­ный манер моло­дых людей, кото­рые шёпо­том в муж­ском туа­ле­те напра­вят в нуж­ную сто­ро­ну. Эти двое вовсе не диле­ры, а обыч­ные кар­точ­ные шуле­ра, и их малень­кое, но хлеб­ное дель­це поз­во­ля­ет им раз­жить­ся день­га­ми на дурь. Рис­ки, на кото­рые они идут, что­бы достать оче­ред­ную дозу, вполне спо­соб­ны обес­пе­чить им от вось­ми до деся­ти лет на нарах, но несмот­ря на это, они всё рав­но про­дол­жа­ют делать своё дело с мани­а­каль­ным усер­ди­ем и по несколь­ко раз в день.

Нехи­ло «ура­бо­тан­ные» и донель­зя манер­ные, двое муж­чин быст­ро вкли­ни­ва­ют­ся в тол­пу вновь при­быв­ших, где выис­ки­ва­ют себе новых потен­ци­аль­ных «поку­па­те­лей»: стро­и­те­ля, вер­нув­ше­го­ся, допу­стим, после двух лет рабо­ты в Бан­гла­деш; или армей­ско­го лей­те­нан­та, кото­рый слу­жил тех­ни­че­ским кон­суль­тан­том где-нибудь в Эфи­о­пии. Как толь­ко кли­ент най­ден, его бук­валь­но берут под руки и сопро­вож­да­ют до так­си, на кото­ром все вме­сте едут до цен­тра Моск­вы — а это, ни мно­го ни мало, минут 45 езды. Зад­нее сиде­нье маши­ны тут же ста­но­вит­ся свое­об­раз­ным сто­лом для игры в очко или блек-джек, где резуль­та­ты яко­бы зави­сят от слу­чая, но при этом на деле они поче­му-то все­гда в поль­зу кайфоманов.

За свой труд эти два про­хин­дея полу­ча­ют в сред­нем 1000 спе­ци­аль­ных руб­лё­вых сер­ти­фи­ка­тов, про­иг­ран­ных таки­ми при­ви­ле­ги­ро­ван­ны­ми по мест­ным мер­кам путе­ше­ствен­ни­ка­ми. Этот тип денег поз­во­ля­ет жите­лям Рос­сии ото­ва­ри­вать­ся в одном из спе­ци­аль­ных, экс­клю­зив­ных мага­зи­нов Моск­вы, кото­рые назы­ва­ют­ся «валют­ны­ми» и рабо­та­ют толь­ко с подоб­ны­ми сер­ти­фи­ка­та­ми и валю­та­ми кап­стран. На чёр­ном рын­ке один такой «сер­ти­фи­кат­ный» рубль сто­ит целых восемь насто­я­щих, а поэто­му выиг­рыш наших дель­цов взле­та­ет до бас­но­слов­ных 8000 руб­лей (12 000 дол­ла­ров). На мину­точ­ку, сред­няя зар­пла­та в Рос­сии состав­ля­ет око­ло $180, а поэто­му вряд ли сто­ит объ­яс­нять, какие день­ги тут сто­ят на кону.

Далее эти два това­ри­ща с пух­ну­щи­ми от денег кошель­ка­ми появ­ля­ют­ся на Цен­траль­ном рын­ке, где смуг­лые кав­каз­ские гор­цы шум­но и настой­чи­во впа­ри­ва­ют всем жела­ю­щим свои това­ры. На сто­ян­ке так­си им пере­да­ют 100-грам­мо­вые паке­ты с гаши­шем за 30 руб­лей и один грамм порош­ко­во­го мор­фи­на — за 18.

В под­зем­ном пере­хо­де меж­ду гости­ни­цей «Инту­рист» и Пло­ща­дью Рево­лю­ции длин­но­во­ло­сый моло­дой чело­век несёт дозор в ожи­да­нии ино­стран­цев и на лома­ном англий­ском бор­мо­чет: «кося­ки на раз­вес». Его товар — пустые трёх­дюй­мо­вые филь­тры для папи­рос «Каз­бек» (это такие мест­ные сига­ре­ты), напо­ло­ви­ну напол­нен­ные сме­сью таба­ка и ана­ши (так тут зовут коноплю).

Все ино­стран­цы, кото­рым посчаст­ли­ви­лось ока­зать­ся в бил­ли­ард-клу­бе «Ака­де­мия» в Пар­ке Горь­ко­го — насто­я­щем цен­тре мос­ков­ской нар­ко­жиз­ни, — бук­валь­но впа­да­ют в сту­пор от бью­ще­го в нос аро­ма­та све­жей дури. Здесь она доступ­на чуть ли не в опто­вых коли­че­ствах, а мест­ные мен­ты, кажет­ся, наме­ре­но отво­ра­чи­ва­ют­ся, пока рабо­та­ют дилеры.

Хотя нар­ко­ти­ки тут не настоль­ко мас­со­вый фено­мен, как, напри­мер, в Аме­ри­ке, совет­ские вла­сти раз­вер­ну­ли бур­ную запре­ти­тель­ную дея­тель­ность и за послед­нее деся­ти­ле­тие уве­ли­чи­ли сро­ки за свя­зан­ные с нар­ко­ти­ка­ми пре­ступ­ле­ния аж в три раза — до нынеш­них 15 лет, кото­рые при­дёт­ся отбы­вать в самых жёст­ких тюрь­мах мира. В стране, где насто­я­щие ново­сти нуж­но соби­рать по кру­пи­цам (они попро­сту отсут­ству­ют в масс-медиа), выужи­вая их из вити­е­ва­то­го язы­ка офи­ци­аль­ных речей, такие суро­вые нака­за­ния лишь пока­зы­ва­ют, что Кремль отча­ян­но пыта­ет­ся оста­но­вить рас­про­стра­не­ние нар­ко­ти­ков излюб­лен­ным и про­ве­рен­ным мето­дом — с помо­щью запу­ги­ва­ния и террора.

Несколь­ко недав­них ста­тей госу­дар­ствен­ных СМИ, посвя­щён­ных нар­ко­ти­кам в Москве, обру­ши­ва­ют целый шквал изби­тых кли­ше в адрес ЦРУ за то, что те яко­бы пыта­ют­ся при­не­сти в стра­ну эту «ино­стран­ную» зара­зу. Но прав­да в том, что ещё в кон­це пяти­де­ся­тых КГБ, абсо­лют­но убеж­дён­ный в раз­ла­га­ю­щем вли­я­нии нар­ко­ти­ков, начал мас­со­во рас­про­стра­нять мор­фин и геро­ин в Южной Корее и на Кубе, что долж­но было послу­жить плац­дар­мом для пла­но­мер­но­го «свер­же­ния» Америки.

Сей­час, дюжи­ну лет спу­стя, совет­ские вла­сти забро­си­ли это дело как слиш­ком затрат­ное, а гене­раль­ная линия Пар­тии огра­ни­чи­ва­ет­ся лишь анти­аме­ри­кан­ски­ми лозун­га­ми и подав­ле­ни­ем любых упо­ми­на­ний о рус­ской нар­ко­куль­ту­ре, кото­рая, вне вся­ких сомне­ний, стар­ше всей аме­ри­кан­ской нации вме­сте взятой.

В про­шлые века, вдоль южных гра­ниц Рос­сий­ской Импе­рии — в Тур­ке­стане и Казах­стане — на база­рах Самар­кан­да клу­бил­ся маня­щий дым опи­ум­ных тру­бок, сме­шан­ный со слад­ким кальян­ным дымом, в то вре­мя, как в чай­ха­нах (ноч­ных кафе) Буха­ры путе­ше­ству­ю­щие кня­зья и баро­ны про­во­ди­ли длин­ные ночи за куре­ни­ем бога­то укра­шен­ных чубу­ков — почти обя­за­тель­ная про­це­ду­ра для изу­че­ния восточ­ной экзотики.

В Петер­бур­ге нача­ла века насто­я­щим атри­бу­том ари­сто­кра­тии был кока­ин. Нико­лай, Алек­сандра, могу­чий ста­рец Гри­го­рий Рас­пу­тин и «золо­той маль­чик» Феликс Юсу­пов люби­ли поба­ло­вать­ся «снеж­ком» пря­мо с кар­ман­ных дра­го­цен­ных яиц, сде­лан­ных мод­ным в то вре­мя юве­ли­ром Кар­лом Фаб­ер­же. Попу­ляр­ный певец Алек­сандр Вер­тин­ский с чув­ством испол­нял для гостей каба­ре романс, начи­нав­ший­ся со слов:

«О, кока­ин, о, пыль серебряная…».

В дека­дент­ских лите­ра­тур­ных сало­нах поэ­ти­че­ские вече­ра Алек­сандра Бло­ка, Сер­гея Есе­ни­на, Вели­ми­ра Хлеб­ни­ко­ва и Анны Ахма­то­вой шли рука об руку с тру­боч­кой и ложкой.

Чле­ны дви­же­ния футу­ри­стов, шко­лы для моло­дых поэтов и худож­ни­ков, во гла­ве кото­рой сто­я­ли мест­ные «пло­хи­ши» Вла­ди­мир Мая­ков­ский и Давид Бур­люк, а так­же самые ярые про­тив­ни­ки бур­жу­аз­но­го искус­ства Петер­бур­га, регу­ляр­но нюха­ли перед тем, как вый­ти на теат­раль­ные под­мост­ки горо­да в ярких пиджа­ках и с разу­кра­шен­ны­ми лица­ми. В таком состо­я­нии они бук­валь­но «взры­ва­лись» и начи­на­ли с пылом метать свои тяжё­лые, гор­ло­вые риф­мы в тол­пу — пря­мо как апо­ло­ге­ты сего­дняш­не­го панк-движения.

После Вто­рой Миро­вой Вой­ны тыся­чи ране­ных совет­ских граж­дан под­са­ди­ли на иглу в боль­ни­цах по всей стране. У сотен обез­об­ра­жен­ных — без­ру­ких, без­но­гих, с тела­ми, пол­ны­ми остат­ков шрап­не­ли, — фор­ми­ро­ва­лась серьёз­ная зави­си­мость от обез­бо­ли­ва­ю­щих, поэто­му они штур­мо­ва­ли кли­ни­ки и апте­ки в поис­ках новой дозы. Одна­жды они даже угро­жа­ли взо­рвать зда­ние Мини­стер­ства здра­во­охра­не­ния. Пыта­ясь не допу­стить скан­дал, вла­сти сна­ча­ла немно­го поко­ле­ба­лись, но в ито­ге дали всем ране­ным вете­ра­нам вой­ны осо­бые рецеп­ты, кото­рые гаран­ти­ро­ва­ли им еже­не­дель­ную дозу пер­во­класс­но­го мор­фи­на. Неуди­ви­тель­но, что тут же воз­ник и весь­ма про­цве­та­ю­щий чёр­ный рынок: рецеп­ты под­де­лы­ва­ли, а из мор­фи­на дела­ли опас­ное и раз­бав­лен­ное подо­бие геро­и­на. Одна­ко этих порож­дён­ных вой­ной торч­ков и их постав­щи­ков в кон­це кон­цов ждал излюб­лен­ный «рецепт» от Иоси­фа Ста­ли­на — тру­до­вые лаге­ря. В нача­ле пяти­де­ся­тых, когда мил­ли­о­ны совет­ских граж­дан всё ещё отбы­ва­ли сро­ки за неиз­вест­ные им самим про­ступ­ки, нар­ко­ти­ки добра­лись и до ГУЛАГа.

И хотя пред­ста­ви­те­ли орга­ни­зо­ван­ной пре­ступ­но­сти, так назы­ва­е­мые «воры», име­ли чёт­кие пра­ви­ла (даже зако­ны), запре­ща­ю­щие упо­треб­лять нар­ко­ти­ки чле­нам их бан­ды, они быст­ро сори­ен­ти­ро­ва­лись в новой реаль­но­сти и моно­по­ли­зи­ро­ва­ли рынок поста­вок и про­даж. В Сиби­ри, пря­мо в соро­ко­гра­дус­ные моро­зы, води­те­ли-даль­но­бой­щи­ки, име­ю­щие доступ в лаге­ря, сотруд­ни­ча­ли с осуж­дён­ны­ми и умуд­ря­лись выво­зить дурь во внеш­ний мир: они заво­ра­чи­ва­ли гашиш или мор­фин в мок­рые тряп­ки и при­креп­ля­ли их к шинам фур — на силь­ном моро­зе посыл­ка мгно­вен­но при­мер­за­ла к резине.

Самой рас­про­стра­нён­ной болез­нью, кото­рую симу­ли­ро­ва­ли заклю­чён­ные в тюрем­ных боль­ни­цах, был гемор­рой: выда­ва­е­мые суп­по­зи­то­рии откла­ды­ва­лись в сто­рон­ку, что­бы потом быть рас­плав­лен­ны­ми до густо­го чёр­но­го осад­ка, кото­рый сме­ши­вал­ся с водой и вка­лы­вал­ся в вену как эда­кий само­дель­ный заме­ни­тель морфина.

Суще­ствен­ную часть офи­ци­аль­но раз­ре­шён­ных пай­ков состав­лял обыч­ный чай, и имен­но он в ито­ге стал глав­ным ингре­ди­ен­том в осо­бом лагер­ном напит­ке — чифи­ре. Пять­де­сят грам­мов чая, зава­рен­ные и насто­ян­ные в ста­кане кипя­щей воды, упо­треб­ля­лись три­жды в день и не толь­ко гре­ли оби­та­те­лей холод­ных тюрем­ных камер, но и дава­ли им неза­бы­ва­е­мые виде­ния жар­ких пля­жей и голых тел. Кайф, полу­чен­ный таким обра­зом, был весь­ма качественным.

Но удар по Желез­но­му Зана­ве­су реаль­но был нане­сён толь­ко в 1957 году, когда во вре­мя Меж­ду­на­род­но­го фести­ва­ля моло­дё­жи, моло­дые моск­ви­чи вдруг обна­ру­жи­ли, что «левай­сы» и Элвис Прес­ли были им милее, чем крас­ные гал­сту­ки и рево­лю­ци­он­ные песни.

Под конец 1960‑х годов уве­ли­чи­лось коли­че­ство вер­нув­ших­ся из-за гра­ни­цы моло­дых совет­ских людей, кото­рые при­вез­ли с собой целый спектр кон­тр­куль­тур­ных вещей. Танц­пло­щад­ки про­ле­тар­ских домов куль­ту­ры в бла­жен­ном экс­та­зе сотря­са­лись под бит­лов­кие «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Bund», и всё это обя­за­тель­но сопро­вож­да­лось затяж­ка­ми «план­чи­ка» — индий­ской коноп­ли, выра­щи­ва­е­мой фер­ме­ра­ми совет­ской Грузии.

Одна­ко пра­ви­тель­ство раз­вер­ну­ло насто­я­щий кре­сто­вый поход про­тив ино­стран­ной пор­чи. Ста­ра­тель­но и упря­мо реза­ли на кус­ки узкие шта­ны, обре­за­ли длин­ные воло­сы и сти­ра­ли маки­яж. Лиде­ры ком­со­мо­ла так­же бро­са­ли все силы на про­ти­во­дей­ствие волне раз­ло­же­ния. Рос­сий­скую моло­дёжь вся­че­ски ста­ра­лись уми­ло­сти­вить и успо­ко­ить, а поэто­му в круп­ных горо­дах как гри­бы вырос­ли хип­по­вые кафе с назва­ни­я­ми вро­де: «Друж­ба», «Сине­шей­ка», «Косте­рок»; а в них гре­ме­ли рок-груп­пы «Гео­ло­ги», «Пат­ри­о­ты» или, к при­ме­ру, «Тру­ба­ду­ры». Самое забав­ное, что все эти груп­пы игра­ли исклю­чи­тель­но на запад­ном оборудовании.

Во вре­мя отте­пе­ли Москва ста­ла бла­го­дат­ной поч­вой для появ­ле­ния «Коман­ды» — груп­пы из око­ло 300 сбе­жав­ших детей вид­ных пар­тий­ных дея­те­лей, кото­рые под­ра­жа­ли аме­ри­кан­ским хип­пи. Чле­ны этой «Коман­ды» име­ли весь­ма высо­кое про­ис­хож­де­ние: в ней были вну­ки быв­ше­го пред­се­да­те­ля Полит­бю­ро Ана­ста­са Мико­я­на и извест­но­го писа­те­ля Кон­стан­ти­на Пау­стов­ско­го, дочь гла­вы Сою­за писа­те­лей Геор­гия Мар­ко­ва, а так­же при­ём­ный сын звез­ды кино Алек­сея Грибова.

Один из чле­нов «Коман­ды», ныне житель Нью-Йор­ка, а в те вре­ме­на — сту­дент заоч­но­го отде­ле­ния Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та, рассказал:

«Мы соби­ра­лись в месте, кото­рое назы­ва­лось „Пси­ходром“. Это неболь­шой парк у ста­ро­го зда­ния уни­вер­си­те­та, пря­мо напро­тив Крем­лёв­ских стен и Манеж­ной пло­ща­ди. Без­дом­ные и без гро­ша в кар­ма­нах, мы наря­жа­лись, дели­лись на пары — маль­чи­ка и девоч­ку, — а потом шли про­чё­сы­вать окру­гу в поис­ках интел­ли­гент­но­го вида и хоро­шо оде­тых муж­чин сред­них лет. Мы лили им в уши вся­кую сен­ти­мен­таль­ную хрень, мол, бла-бла-бла, мы дети про­фес­со­ра из Ленин­гра­да, а тут были в гостях у дру­га, кото­ро­му при­шлось сроч­но уехать в коман­ди­ров­ку во Вла­ди­во­сток, и теперь у нас еды и денег, что­бы пере­кан­то­вать­ся в гости­ни­це и купить билет домой. В зави­си­мо­сти от того, как искренне у нас полу­ча­лось это делать, нам уда­ва­лось собрать что-то в рай­оне деся­ти таких пожерт­во­ва­ний за одну ночь. Все день­ги мы потом кла­ли в общую копил­ку, что­бы затем на них всем вме­сте обдол­бать­ся кока­и­ном, гаши­шем, мепро­ба­ма­том, цик­ло­до­лом, совет­ски­ми и вен­гер­ски­ми вер­си­я­ми нем­бу­та­ла и либ­ри­ума. А уж если нам вез­ло най­ти араб­ских сту­ден­тов, то доста­ва­ли и кис­ло­ту. Да и вооб­ще, мы про­кра­ды­ва­лись в Уни­вер­си­тет име­ни Пат­ри­са Лумум­бы, где наши дев­чон­ки встре­ча­лись со сту­ден­та­ми из Афри­ки и Ближ­не­го Востока.

Какое-то вре­мя, в тече­ние несколь­ких лет, мили­ция вро­де бы ста­ра­лась не обра­щать ни на что из это­го вни­ма­ния. А потом слу­чил­ся май 1972 года: с визи­том при­е­хал Ник­сон, и после его отъ­ез­да мы в откры­тую устро­и­ли что-то напо­до­бие мир­но­го мар­ша к аме­ри­кан­ско­му посоль­ству. Мы при­та­щи­ли с собой несколь­ко откры­ток в духе „силы цве­тов“ и пла­ка­ты с над­пи­ся­ми „янки, уби­рай­тесь домой“. Но как толь­ко мы свер­ну­ли на ули­цу Горь­ко­го, на нас сра­зу же набро­си­лись мен­ты — они кри­ча­ли на нас, раз­ма­хи­ва­ли рука­ми и в ито­ге затол­ка­ли нас в свои авто­бу­сы. В резуль­та­те мы были обре­че­ны попасть в пси­хуш­ку при Мат­рос­ской Тишине — извест­ной тюрь­ме. Всем, кто упо­треб­лял нар­ко­ти­ки, ста­ви­ли диа­гноз „рас­строй­ство цен­траль­ной нерв­ной систе­мы“ и под­вер­га­ли весь­ма спе­ци­фи­че­ско­му лече­нию, эда­ко­му совет­ско­му ноу-хау: инъ­ек­ци­ям инсу­ли­на. Счи­та­ет­ся, что инсу­лин спо­соб­ству­ет рез­ко­му отка­зу от нар­ко­ты, но толь­ко вот шту­ка в том, что почти все­гда он дей­ству­ет ров­но наоборот».

Летом 1972 года 17-лет­ний Роберт Кал­лан­та вылил на себя две кани­стры бен­зи­на и совер­шил само­со­жже­ние на цен­траль­ной пло­ща­ди Кау­на­са в Лит­ве. Пред­по­ла­га­ют, что таким обра­зом он про­те­сто­вал про­тив отсут­ствия сво­бо­ды искус­ства в Рос­сии. Его смерть ста­ла триг­ге­ром для бун­тов, во вре­мя кото­рых юные про­те­сту­ю­щие забро­са­ли мусо­ром зда­ние Коми­те­та пар­тии, пере­вер­ну­ли несколь­ко гру­зо­ви­ков и даже кида­лись кам­ня­ми в вой­ска, при­быв­шие для их усми­ре­ния. Во вре­мя после­ду­ю­ще­го рас­сле­до­ва­ния пар­тий­ные пси­хи­ат­ры добра­лись до несколь­ких школь­ных сочи­не­ний Кал­лан­ты и оха­рак­те­ри­зо­ва­ли их как «стран­ные и несвяз­ные», что поз­во­ли­ло им при­знать его шизо­фре­ни­ком и пост­фак­тум исклю­чить из шко­лы. Всё, конец исто­рии. Толь­ко вот они умол­ча­ли, что ходил слу­шок о том, буд­то бы Кал­лан­та при­нял «кис­ло­ту»: перед тем, как зажечь спич­ку, он ска­зал несколь­ким дру­зьям, что теперь он нако­нец-то видит свет.

Сего­дня в Кау­на­се гре­мят дис­ко­те­ки, и этот биз­нес пря­мо про­цве­та­ет. Каж­дую ночь тыся­чи моло­дых людей рит­мич­но пля­шут под све­то­му­зы­ку, кото­рая вполне может кон­ку­ри­ро­вать с калей­до­ско­пом вспы­шек и зву­ков нью-йорк­ской «Сту­дии 54». Огра­ни­че­ние тут одно: музы­кан­ты долж­ны петь на рус­ском. Один литов­ский рокер, одна­ко, признаётся:

«Когда игра­ют пес­ни Элто­на Джо­на или Bee Gees, мы всё рав­но впи­хи­ва­ем ори­ги­наль­ные записи».

В бал­тий­ских «рес­пуб­ли­ках» анти­со­вет­ские настро­е­ния про­яв­ля­ют­ся даже в фут­бо­ле, но в аграр­ных реги­о­нах совет­ско­го юга балом пра­вят воро­ти­лы чёр­но­го рын­ка, кото­рые тор­гу­ют в том чис­ле и дурью. При­ме­ром мож­но назвать один из путей нар­ко­тра­фи­ка в Моск­ву — так назы­ва­е­мая «доро­га Фрунзе».

Город Фрун­зе, сто­ли­цу Кир­гиз­ской ССР, окру­жа­ют госу­дар­ствен­ные мако­вые план­та­ции, кото­рые суще­ству­ют для нужд совет­ской фар­ма­цев­ти­че­ской про­мыш­лен­но­сти. Несмот­ря на раз­лич­ные меры предо­сто­рож­но­сти, напри­мер, пере­нос­ные пуле­мё­ты и сол­да­ты с бинок­ля­ми на выш­ках, фер­ме­ры всё рав­но умуд­ря­ют­ся соби­рать немно­го мако­во­го моло­ка — то есть, само­го глав­но­го экс­трак­та для мор­фи­на — в неболь­шие поли­эти­ле­но­вые паке­ти­ки, кото­рые они сра­зу пря­чут у себя во рту. Там они затвер­де­ва­ют и пре­вра­ща­ют­ся в белые рези­но­об­раз­ные шари­ки. В таком виде их лег­ко выне­сти за пре­де­лы план­та­ции, при­кре­пив к тол­стой хлоп­ко­вой под­клад­ке тра­ди­ци­он­но­го кир­гиз­ско­го солн­це­за­щит­но­го костюма.

На окра­и­нах Таш­кен­та, круп­ней­ше­го горо­да совет­ской Сред­ней Азии, работ­ни­ки план­та­ций име­ют пра­во содер­жать неболь­шие кухон­ные сади­ки, где пря­мо меж­ду огур­ца­ми и поми­до­ра­ми, пыш­ным цве­том цве­тёт коноп­ля. Обыч­ная быто­вая тёр­ка лег­ко пре­вра­ща­ет све­же­со­бран­ную трав­ку в зелё­ное меси­во, из кото­ро­го затем дела­ют тон­кие блин­чи­ки. Гото­вые блин­чи­ки засо­вы­ва­ют внутрь мяг­ких кожа­ных чувя­ков (тра­ди­ци­он­ных боти­нок), что­бы целую неде­лю удоб­рять их потом: неде­ля такой ходь­бы пре­вра­ща­ет коноп­ля­ный блин­чик в вырвиглаз­ную ган­джу­бас­ную гра­на­ту. Недав­но одна мест­ная газе­та обви­ни­ла стар­ше­класс­ни­ков в чрез­мер­ной увле­чён­но­сти бота­ни­кой и пре­тво­ре­нии в жизнь тео­ре­ти­че­ских зна­ний: школь­ни­ки яко­бы куль­ти­ви­ро­ва­ли кан­на­бис пря­мо на школь­ном дво­ре, а затем почти откры­то про­да­ва­ли его на бли­жай­шем рынке.

В отли­чие от лагер­ных «кол­лег» про­фес­си­о­наль­ные пре­ступ­ни­ки за пре­де­ла­ми лаге­рей по боль­шей части были кар­ман­ни­ка­ми, мошен­ни­ка­ми, орга­ни­за­то­ра­ми азарт­ных игр, а так­же обыч­ны­ми вымо­га­те­ля­ми, кото­рые шан­та­жом выужи­ва­ли день­ги у неза­кон­ных про­из­во­ди­те­лей нар­ко­ти­ков. Такой орга­ни­зо­ван­ной пре­ступ­но­сти, подоб­ной аме­ри­кан­ской Мафии, в СССР нет: все эти начи­на­ния в Таш­кен­те и Фрун­зе носят ско­рее спон­тан­ный и бес­струк­тур­ный характер.

Самые круп­ные про­из­во­ди­те­ли мари­ху­а­ны в Совет­ском Сою­зе — это, конеч­но, гру­зи­ны. Уса­тых фер­ме­ров в широ­ко­по­лых шля­пах мож­но лег­ко узнать даже в таких отда­лён­ных угол­ках стра­ны, как Мага­дан или Норильск, а пото­му в послед­нее вре­мя они умуд­ри­лись раз­вить обшир­ную внут­рен­нюю тор­гов­лю. Если верить про­фес­со­ру пси­хо­ло­гии Бори­су Сега­лу, кото­рый про­вёл иссле­до­ва­ние с уча­сти­ем око­ло 500 серьёз­ных куриль­щи­ков в Гру­зии, то поло­ви­на стар­ше­класс­ни­ков и уче­ни­ков ПТУ в Тби­ли­си — заяд­лые торчки.

В Одес­се, кото­рая тра­ди­ци­он­но явля­ет­ся доволь­но про­бле­ма­тич­ным мор­ским пор­том, кока­ин зача­стую кра­дут из каби­не­тов все­мир­но извест­ной глаз­ной кли­ни­ки име­ни Фила­то­ва — там его исполь­зу­ют как один из ком­по­нен­тов ане­сте­зии для опе­ра­ций на гла­зах. Цены, кста­ти гово­ря, доста­точ­но уме­рен­ные. Мед­сёст­ры Льво­ва или Сверд­лов­ска обыч­но весь­ма пад­ки на взят­ки, а поэто­му через них мож­но достать мор­фин по цене в $7 за ампу­лу. Фар­цов­щи­ки заби­ра­ют их из несколь­ких уже усто­яв­ших­ся точек, напри­мер, в туа­ле­тах пря­мо в цен­тре горо­да. (Один из Львов­ских цени­те­лей мор­фи­на, ныне про­жи­ва­ю­щий в Бруклине, как-то с горе­чью при­зна­вал­ся, что аме­ри­кан­ский М. тащит не так класс­но, как его совет­ский собрат, а так­же, что «поль­за» коде­и­на тут прак­ти­че­ски стре­мит­ся к нулю: в шта­тах 12 таб­ле­ток сто­ят $20, в то вре­мя, как в СССР дюжи­ну пер­во­класс­ных колёс мож­но при­об­ре­сти все­го за $2,20).

С абсо­лют­ной уве­рен­но­стью мож­но ска­зать, что дурь про­сто не мог­ла не добрать­ся до тако­го огром­но­го горо­да как Москва. Пару лет назад в Кие­ве аре­сто­ва­ли одно­го извест­но­го во всех пре­ступ­ных лого­вах по все­му Сою­зу диле­ра. И его пре­ступ­ле­ние состо­я­ло даже не в том, что одна­жды он украл мор­фин с несколь­ких завод­ских скла­дов в Уфе и Крас­но­вод­ске, а в том, что он под­са­дил на него сво­е­го дру­га Вале­рия — 29-лет­не­го сына могу­ще­ствен­но­го Вла­ди­ми­ра Щер­биц­ко­го, пред­се­да­те­ля Ком­му­ни­сти­че­ской Пар­тии Укра­и­ны, чле­на Полит­бю­ро и веро­ят­но­го пре­ем­ни­ка Лео­ни­да Брежнева.

В социо­ло­ги­че­ском иссле­до­ва­нии 1976 года, каса­ю­щем­ся дури в Москве, был при­ве­дён такой ответ одно­го десятиклассника:

«Нам гово­рят, что каж­дый деся­тый школь­ник в Нью-Йор­ке курит тра­ву, и что каж­дый год от нар­ко­ти­ков там уми­ра­ют десят­ки чело­век. А ещё я слы­шал по радио, что каж­дый год в том же Нью-Йор­ке тыся­чи людей поги­ба­ют в авто­ка­та­стро­фах! Из это­го я делаю вывод, что поку­рить немно­го трав­ки гораз­до без­опас­нее, чем про­сто перей­ти улицу».

«Рус­ская пси­хо­де­ли­че­ская рево­лю­ция», поми­мо соб­ствен­но рево­лю­ции, при­ве­ла и к затя­ги­ва­нию гаек со сто­ро­ны Крем­ля. Мало кто зна­ет, но до недав­них пор ЛСД про­из­во­ди­ли в Мос­ков­ском физи­ко-тех­ни­че­ском инсти­ту­те, и, судя по все­му, ака­де­ми­че­ское сооб­ще­ство доста­точ­но дол­го пре­да­ва­лось кол­лек­тив­ным кис­лот­ным три­пам, пока один несчаст­ный док­тор наук не донёс об этом, а дру­гой не был пой­ман с кило­грам­мом пси­хо­де­ли­ков на руках. Ака­де­мия наук затем замя­ла появив­ши­е­ся в совет­ской прес­се ста­тьи, рас­ска­зы­ва­ю­щие о том, что эти три­пу­ю­щие ака­де­ми­ки уже полу­чи­ли доста­точ­но насме­шек и изде­ва­тельств на стра­ни­цах «New York Times» и «The Washington Post».

Совет­ским отве­том на аме­ри­кан­ское Управ­ле­ние по кон­тро­лю за соблю­де­ни­ем зако­нов в обла­сти нар­ко­ти­ков (Управ­ле­ние по борь­бе с нар­ко­ти­ка­ми) ста­ло реше­ние пока­зать силу в этой обла­сти. В 1976 году совет­ское пра­ви­тель­ство задер­жа­ло 18 ино­стран­цев, вклю­чая тро­их аме­ри­кан­цев, и обви­ни­ло их в кон­тра­бан­де мари­ху­а­ны и геро­и­на, а в поло­вине слу­ча­ев — в исполь­зо­ва­нии Моск­вы как пере­ва­лоч­но­го пунк­та для тран­зи­та нар­ко­ти­ков из Гон­кон­га и Куа­ла-Лум­пу­ра на Запад. Но несмот­ря на то, что в 1975 году вла­сти отчи­та­лись об аре­сте за тор­гов­лю нар­ко­ти­ка­ми 20 чело­век в Арме­нии и ещё четы­рёх — в совет­ской Сред­ней Азии, подоб­ные и даже более круп­ные аре­сты всё ещё отно­си­тель­но ред­ки, осо­бен­но, в Москве.

Как пред­по­ла­га­ет, про­фес­сор М. Жел­тов­ский, быв­ший совет­ский иссле­до­ва­тель, став­ший перебежчиком:

«Боль­шая часть тор­гов­ли нар­ко­ти­ка­ми про­ис­хо­дит в кафеш­ках про­спек­та Кали­ни­на [Новый Арбат], и зани­ма­ет­ся этим моло­дёжь с сосед­не­го Куту­зов­ско­го про­спек­та, где рас­по­ло­же­ны дома самых высо­ко­по­став­лен­ных пар­тий­ных чинов: напри­мер, само­го ген­се­ка Лео­ни­да Ильи­ча Бреж­не­ва, гла­вы КГБ Андро­по­ва, началь­ни­ка МВД Щело­ко­ва, офи­це­ров-меж­ду­на­род­ни­ков и судей — сло­вом, всех сли­вок совет­ской вла­сти. Эти люди вряд ли поз­во­лят, что­бы их отпрыс­ка поса­ди­ли за решётку».

Если дурь когда-нибудь ста­нет в Рос­сии по-насто­я­ще­му мас­со­вой шту­кой, соци­аль­ные и поли­ти­че­ские послед­ствия это­го слож­но даже пред­ста­вить. Один быв­ший моск­вич сказал:

«Здесь, в Нью-Йор­ке, ты про­сто идёшь в парк и, ска­жем, поку­па­ешь всё, что хочешь, если есть день­ги, конеч­но. Но там, в Сою­зе, этой импе­рии тос­ки, подоб­ные вещи срод­ни насто­я­ще­му приключению».

Читай­те так­же авто­био­гра­фи­че­ский рас­сказ Эду­ар­да Лимо­но­ва о появ­ле­нии его скан­даль­но­го рома­на «Это я — Эдич­ка».