В издательстве TATLIN, специализирующемся на архитектуре, искусстве и дизайне, выходит альбом архитектора Сигизмунда Домбровского. Здесь собраны архитектурные эскизы, относящиеся к марту 1918 года. Авторами выступили кандидат архитектуры Григорий Мазаев и доктор философских наук и культуролог Татьяна Быстрова.
Сигизмунд Домбровский — российский и советский архитектор, в 1920‑х — 1930‑х — приверженец конструктивистской стилистики. После революции он работал с Алексеем Щусевым и Иваном Жолтовским в архитектурно-художественной мастерской Моссовета. По его более поздним проектам были построены многие административные здания Екатеринбурга.
Важность этих зарисовок в контексте развития архитектуры авторы определяют так:
Казанова, Казанова, Зови меня так. Мне нравится слово. В этом городе женщин, Ищущих старость, Мне нужна его кровь, Нужна его жалость. Казанова, Казанова
Nautilus Pompilius
Давным-давно, когда полиция ещё была милицией, а сочетание слов «отечественный сериал про ментов» обещало совсем не то, что сейчас показывают на НТВ, на улице с разбитыми фонарями появился человек в чёрном пальто с кровавым шарфом, в чёрной шляпе и удостоверением на имя капитана Владимира Казанцева. Казанова одинаково успешно стрелял из служебного оружия по врагам, а глазами — по женщинам, тех и других сражая наповал. А ещё, будучи жителем серого Петербурга, умудрялся смотреть по ночам цветные сны — почти как в фильме о Мэри Поппинс, но, правда, не без трешовой кислотности 90‑х годов.
30 ноября 2021 года артисту Александру Лыкову, который играл Казанову, исполняется 60 лет. По такому случаю вспоминаем приключения актёра и его персонажей — во сне и наяву.
Сны о загробной жизни
В серии «Высокое напряжение» первого сезона «Улиц разбитых фонарей» (1998–2019) Казанцеву снится, что он умер и оказался на страшном суде. Судят его коллеги по убойному отделу — Ларин, Дукалис и Волков в белых одеждах с крыльями. В центре с весами — создатель художественной вселенной сериала Андрей Кивинов, автор книг, от которых произошли «Улицы».
«Ну, раб Казанцев имеет много грехов», — начинает обвинять Ларин, почему-то растягивая гласные на гламурный манер. Впрочем, почему нет: во снах всегда всё подчинено логике сюрреализма.
«А также совершил массу праведных дел!» — строго рапортует Волков, для пущей убедительности щёлкнув висящим у него на шее автоматом.
За неимением конкретных претензий Казанову собираются отправить в рай. Но тут выясняется, что он «посадил депутата государственной думы», а это серьёзный грех. «Больше не буду сажать депутатов!» — вопит Казанцев, проваливаясь куда-то вниз, и с грохочущим лоуфай-спецэффектом просыпается в своей сине-фиолетовой «сновиденческой» спальне.
«Не к добру», — расшифровывает свой сон Казанова.
И через полсезона покидает сериал в неизвестном направлении. По официальной версии, ушёл в отпуск, а затем уволился. Но есть и другие варианты. В крупном фанатском сообществе «Улиц» во «Вконтакте» распространена точка зрения, согласно которой Казанцев погиб в командировке в Чечне. Но зрителям этого не показали — пожалели. Пользователь с ником Angel Forsaken пишет:
«…должны были снять серию про него. Где он должен был отправиться в командировку в Чечню и погибнуть при перестрелке с бандитами. Сценарий был написан, но серию снимать не стали, а сделали будто он ушёл в отпуск, а позже уволился, сменив работу».
А в эпизоде третьего сезона «Прощай, обезьяна! или Призрак опера» Казанцев навещает бывших коллег в виде привидения. Получается, всё-таки погиб? В общем, есть над чем подумать.
Насчёт того, почему Александр Лыков бросил своего Казанову, тоже есть разные варианты, но без конспирологии: не хотелось застревать в одной роли, разонравились сценарии после того, как над ними перестал работать Кивинов, хотелось повышения зарплаты. Вот как он сам говорил об этом в интервью «Аргументам и фактам» в декабре 2000 года:
— Почему же всё-таки ты ушёл из «Ментов»? Ходят слухи, что Лыков потребовал за съемки какой-то немыслимый гонорар…
— Это требование пошло от ощущения, что сериал заходит в тупик. И мне уже нечего терять. На каком-то этапе возник дефицит материала. Хотя сериал продолжал очень нравиться работникам правоохранительных органов, но радости мне это не доставляло. Я стал ощущать ответственность перед этими людьми. Все мои попытки продвинуть историю туда, куда бы мне хотелось, не увенчались успехом. Я чувствовал, что моя роль не завершена, что мой герой требует своего собственного развития.
— Сейчас «Менты» шагнули в шоу.
— Именно поэтому я там не участвую. Это не та степень откровенности, которой мне бы хотелось достичь как профессионалу в общении с другими людьми.
Сны об искусстве и пролетарском гневе
Разумеется, капитан Казанцев видел сны чаще, чем их показывали зрителям. Но на некоторые его ночные «прогулки» нам иногда намекают. Основной сюжет «Высокого напряжения» предваряет что-то вроде рекламного ролика: Казанова на фоне красного знамени и развевающихся на ветру слов «Группа пролетарского гнева» под энергичную музыку. Этакий революционный герой рок-н-ролла. Что же это, если не ночная грёза?
Сон в руку: скоро Казанова и его друзья становятся участниками настоящей музыкальной группы — знаменитая сцена-мем, где менты поют «Позови меня с собой», а Дукалис играет на трубе и идёт вприсядку. Правда, официально их бэнд назывался «Объединённая группа уголовного розыска», ну так и выступать приходилось перед начальством или на смотрах самодеятельности. А вот если бы опера решили уйти в шоу-бизнес, «Группа пролетарского гнева» подошло бы в самый раз.
Второе, менее известное выступление состоялось в эпизоде «Охота на крыс». На мотив «Марша авиаторов» группа спела о сказочном мире будущего и особенностях милицейской анатомии:
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Где ни воров и ни бандитов нет,
Нам уголовный кодекс вместо крыльев,
А вместо сердца чёрный пистолет.
Всё ниже, и ниже, и ниже
Преступность скользит по кривой,
И с каждым кварталом всё ближе
Становится век золотой».
Среди почётных гостей концерта — опять Кивинов, артист Георгий Штиль, который начиная с 10-го сезона вольётся сериал в образе полковника Фирсова (Кефирыч) и режиссёр эпизода Виталий Аксёнов.
Виталий Аксёнов, Георгий Штиль, Андрей Кивинов
Про Аксёнова стоит сказать особо. Принято считать, что славу «Улицам…» принесли постановщики первого сезона, признанные мастера большого кино: автор «Особенностей национальной охоты» Александр Рогожкин, режиссёр «Собачьего сердца» Владимир Бортко, мастер остросюжетных ТВ-шлягеров Евгений Татарский и т. д. Каждую серию они снимали как полноценный фильм, создавая настоящий петербургский неонуар. Имя документалиста Аксёнова в этой связи упоминается реже, хотя именно с его подачи менты научились быть не только рефлексирующими одиночками, как в американских детективах 40‑х, но и весёлыми эксцентриками, как жандармы из Сен-Тропе. И сон со страшным судом, и «Группа пролетарского гнева», и «Позови меня с собой», и опер-призрак — всё это срежиссировал Виталий Евгеньевич Аксёнов.
Сегодня мало известны «досериальные» работы Аксёнова, но именно в них следует искать корни «уличной» комедии. В документалках «В один прекрасный вечер 2000 года» (1974), «Автомобиль и немного статистики» (1975), «Да здравствует кино!» (1978), весёлые коллажи и гэги, экспрессия и эскизность — то, чего не хватает современной документалистике, которая зачастую представлена социально ориентированным созерцатальством или репортажами с рядами «говорящих голов».
Сны о перестройке и «влюблённой» экономике
Казанцев и Лыков — близнецы-братья. Говоря об одном, мы подразумеваем другого — и наоборот. Отсюда ощущение, что на экран Лыков явился сразу Казановой, а ролей до «Улиц…» у него или не было, или они не имеют значения. Досадное заблуждение.
В кино Александр Анатольевич Лыков с 1991 года. Фильмы, в которых ему доводилось сниматься в перестроечные и постперестроечные годы, напоминают сны — и дело не только в том, что сама эпоха была подобна цветистому и тревожному дурману. Взять хоть «Бакенбарды» (1991) Юрия Мамина — история субкультуры пушкинистов-гопников, которая учит молодёжь уму-разуму с помощью поэзии и ударов тростями. Чем не ночной кошмар?
Лыков играет в «Бакенбардах» молодого отщепенца по кличке Штырь, который поначалу панкует, размахивая тут и там резиновым фаллосом, но понемногу берётся за трость. Интересно, что с ним вместе к пушкинистам переходит будущий напарник по убойному отделу — Сергей Селин, в образе хулигана-качка из группировки «Бивни». А контролировать всё это пытается лейтенант милиции в исполнении Александра Половцева — в «Улицах…» он получит звание майора и фамилию Соловец.
Вообще, видеть актёров из «Ментов» в немилицейских образах — это всё равно что смотреть сон: кажется, что такого не может быть. В этом смысле очень эффектен костюмный сериал «Проклятие Дюран» (1994), где в авантюрной Франции XIX века действует благородный и утончённый Алексей Нилов, более известный как капитан Ларин. И Лыков тоже появляется, правда, всего в паре сцен — в роли молодого католического священника.
Александр Лыков в фильме «Проклятие Дюран»
В 1993 году Сергей Микаэлян приглашает Лыкова на главную роль в трагикомическую мелодраму «Разборчивый жених». Его герой Дима — отставший от жизни идеалист-романтик, напоминающий одновременно юношей из оттепельного кино 60‑х и «застойных» обывателей а‑ля Семён Семёныч Горбунков. В мире победившего капитала герой проповедует, что, как пели «Битлз», всё, что нужно в жизни, — это любовь. И даже на ходу изобретает собственный общественный строй, основанный на обязательной влюблённости каждого гражданина:
«Я за любую экономическую систему. Лишь бы руководители были порядочные, а народ поголовно влюблённый. <…> Потому что это главный закон экономики: влюблённым людям не до материальных благ. <…> Влюблённому человеку любой режим кажется прекрасным».
Александр Лыков в фильме «Разборчивый жених»
В том же году, демонстрируя актёрскую универсальность, Лыков воплощает противоположную сторону любви — за деньги. В «Ты у меня одна» исполняет эпизодическую роль «голубого» (так указано в титрах) Вову, который бросается долларами и ловит клиентов у гостиницы «Астория».
Профессиональная отвага, с которой Лыков взялся исследовать на тот момент совершенно не освоенный отечественным жанровым кино квир-контекст, пусть и средствами пародии и гротеска, достойна уважения. А ещё интересно, что персонажа зовут Владимир — так же, как Казанову. Это породило множество шуток типа: «Так вот чем Казанцев до работы в милиции занимался».
А что, если где-то в параллельной вселенной сцена с «голубым» Вовой — один из необычных снов гетеросексуального Вовы-милиционера?
Сны о Голливуде
Как-то капитан Казанова, приплясывая с оружием у зеркала, прицелился в зеркального двойника и скорчил рожу. Возможно, это должно было отсылать к знаменитой сцене из «Таксиста» (1976), где Роберт де Ниро с ухмылкой и пистолетом интересуется у отражения, с кем это оно говорит.
Казалось бы, что с того — не счесть фильмов, в которых вольно или не вольно отразился «Таксист». Но в случае с Казанцевым это особенно важно: в органику персонажа вживили стремление жить по образцу персонажей западного остросюжетного фильма. Сделано это было, с одной стороны, тонко, не чета появившимся в нулевые псевдоблокбастерам, сопровождаемым лозунгами вроде «наш ответ Голливуду». А с другой стороны, по-постмодернистки броско и лихо, в своём роде не хуже, чем у Годара в «На последнем дыхании» (1960), где герой Бельмондо не может перестать косплеить персонажей Хамфри Богарта.
Некоторые вообще считают, что внешний облик Казановы был заимствован у героя комиксов The Shadow, а конкретно из экранизации «Тень» (1994) с Алеком Болдуином. Так или нет, спрашивать надо у самого Лыкова — если верить «Фильму о фильме», который для цикла «Наше кино. История большой любви» в 2019 году сняли на канале «Мир», пальто и шляпа были его и инициативой:
«…Александр Лыков поначалу всех шокировал. Пришёл на пробы в длинном чёрном пальто и шляпе».
Алек Болдуин в фильме «Тень»
А вот красный шарф, согласно документалке Кирилла Арасланова, доступной в сети под заглавием «Менты — фильм о фильме», добавил Александр Рогожкин:
«Я придумал этот шарф Лыкову. <…> [Потом] не такой яркий его сделали, а более глухой. Но всё равно остался красным».
Таким образом, Казанова — настоящее дитя кино, родившееся из союза актёра и режиссёра, сплав их синефильских пристрастий и представлений о настоящем детективе. Не раз зритель замечает, как ретросыщик и трикстер в одном флаконе мается — слишком он художественный, слишком не подходит ему пасмурная и приземлённая реальность. Пробует забыться — в снах, в юморе, но всё равно жалуется Ларину в одном из эпизодов:
«Плохо мне, Андрюха, и тошно. Ничего не хочу. Может, только одного: умчаться на фантастическом облаке в чёрное питерское небо и никогда сюда не возвращаться».
Сны о чём-то большем
Согласно расхожему стереотипу, каждый актёр мечтает сыграть Гамлета. Неизвестно, мечтал ли об этом Лыков, но к 60 годам приходится признать: его карьера в кино состоялась под знаком массовой культуры. Гамлеты гуляют на других улицах — там, где фонари в порядке.
В частности, на уровне грёз осталось масштабное сотрудничество с Алексеем Германом. Классик предлагал Лыкову стать доном Руматой в «Трудно быть богом» (2013). О том, что было дальше, в 2014 году рассказала Светлана Кармалита:
«…действительно начал сниматься Лыков, он уже на тот момент работал на „Ментах“, но настолько соответствовал тому, что Алёша представлял себе, что они практически договорились. Было одно условие — на время съёмок в „Трудно быть богом“ нигде больше не сниматься. И когда выяснилось, что Лыков заключил параллельный договор, на этом расстались».
Возможно, в мечтах Лыков видел себя в образе Гоголя: тут и подходящая внешность, и склонность к гротеску. И даже случилось сыграть, но не в кино, а в эпизоде «Ералаша» с «оригинальным» названием «Гоголь-моголь» (2006). Изучать этот видеоанекдот нелегко, но, если щёлкнуть на паузу, стоп-кадр расскажет, что Гоголь Лыкова явно ближе к классическому образу Георгия Вицина из «Белинского» (1951) и «Композитора Глинки» (1952), чем к варианту Александра Петрова из «Гоголь. Начало» (2017) и его продолжений.
Александр Лыков в серии «Гоголь-Моголь»
Когда в 1999‑м Лыков ушёл от Казановы, он, очевидно, надеялся, что «сменщики» будут не хуже, а оно вот как-то так: эпизоды, сериалы, эпизоды… Но, как известно, нет маленьких ролей. 2005 год, «9 рота» — один из первых российских боевиков, снятых по всем западным стандартам. Смотреть его сегодня, пожалуй, дело сугубо исследовательское — ну, как оно там было в нулевые? И только комическая зарисовка с близоруким майором-Лыковым забавна до сих пор.
Так ли важно актёру быть вхожим в контекст, который большинство определяет как высокое? Решает, конечно, сам актёр. Что ж, если накануне юбилея Лыкову взгрустнётся о «негамлетности» его творческого пути, пусть ему приснится его близнец Казанова и в утешение скажет то, что сказал когда-то запутавшемуся грустному Волкову в финале эпизода «Инстинкт мотылька»:
«Да не бери ты до головы. Всё это суета и томление духа. <…> Вот слушай: „И предал я сердце моё тому, чтобы познать мудрость и познать глупость. И узнал, что и это томление духа, потому что во многой мудрости много печали, и кто умножает познания — умножает скорбь. Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться. И нет ничего нового под солнцем“. Какой-то Екклесиаст написал».
При раскопках в Тульской области обнаружены следы развитой цветной металлургии. Среди находок — отходы производства и литейные формы. Предположительно, данная находка расширяет ареал скифского мира почти на 300 километров на север.
В результате раскопок городища Гора Услань были найдены следы цветной металлургии и её продукты в виде бронзового зеркала, элементов оружия и других предметов, относящихся к VII‑V векам до нашей эры. Само городище было окружено двумя рядами укреплений. Его население было тесно связано со скифами экономически и культурно.
«Новые находки позволяют расширить северную границу культурного влияния скифов минимум на 300 километров. Заимствования жителей Горы Услань в материальной культе скифов можно проследить по орнаментам и форме керамики, по способу строительства жилищ и по набору вещей ежедневного обихода».
Ещё в 1925 году Совкино на совещании Кинокомиссии сформулировало список тем, запрещённых в советском кинематографе. Среди них была порнография. Порнографические фильмы никогда не показывали в широком прокате ни в одной стране мира — в этом смысле СССР ничем не отличался от других. Проблема была в том, что под порнографией в отечественном кинематографе подразумевалось что угодно, включая слишком чувственный показ обнажённого тела. Любой намёк на эротику ставил на фильме жирный знак вопроса: допустят ли его к прокату?
Западные ленты с эротическими сценами кромсали и перемонтировали иногда до неузнаваемости. Цензоров не останавливал ни контекст, ни мировая известность режиссёра. Подвергся цензуре «Амаркорд» Федерико Феллини. В одной из сцен фильма юному герою буквально под нос суёт свой пышный бюст хозяйка магазина. Сцена скорее забавная, чем эротическая, но у режиссёра всё равно попросили разрешения на купюру. «Вас что, смущает её грудь?» — насмешливо поинтересовался Феллини у советских чиновников от культуры. Грудь так неловко вырезали из фильма, что озадаченный советский зритель не понимал, что именно произошло в этой сцене.
Несмотря на все препоны цензуры, сексуальность находила свой путь в советском кинематографе — от наготы до эротических сцен.
Ищите женщину
Даже в наше время феминистских трендов женщин продолжают раздевать в кино намного чаще мужчин. Не то чтобы мужчины не подвергались оголению: мы можем увидеть немало скульптурных торсов привлекательных актёров. Но чаще мы видим мужчин полуобнажёнными, если персонаж, например, рубит дрова или переодевается из обычного костюма в супергеройский. То есть не делает ничего чувственного. Так и в советском кино можно было относительно часто увидеть полуголого и даже голого человека при условии, что это был мужчина. Первая демонстрация голого зада на советском экране состоялась в комедии «Полосатый рейс» (1961), когда персонаж Евгения Леонова мылся в ванне, а потом голым, в мыльной пене, слегка прикрывающей стратегическое место, спасался от тигра.
Очень привлекательный Саид всю дорогу расхаживал в распахнутом на груди халате в «Белом солнце пустыни» (1970). В принципе, он мог бы ходить вообще без халата при том, что торс Спартака Мишулина в фильме не уступал лучшим голливудским образцам. Но никому этот замечательный торс не запомнился. Внимание обратили лишь на Гюльчатай «открой личико», на пару секунд приподнявшую паранджу и показавшую грудь. Вот это было нечто запретное, а потому — сексуальное.
В советском кино находила «оправданное» отражение лишь женская сексуальность, только женщину показывали как объект желания. Наконец, женщина выражала связь с земным, плотским, животным началом. Женская природа шла наперерез идеологии, официозу, общественным требованиям просто в силу самой своей природы. Так, в запрещённом фильме Александра Аскольдова «Комиссар» (1967) суровая комиссарша в великом исполнении Нонны Мордюковой превращается в «красную мадонну», рожая ребёнка. Иногда сама красота, стать, неподвластная никаким цензурным ножницам эротичность актрис насыщала чувственностью самые обычные, бытовые сцены.
Одна из первых в советском кино демонстраций женской наготы состоялась в кинопоэме Александра Довженко «Земля» (1930), где коммунизм приходит к крестьянству. Крестьяне «счастливы» до такой степени, что заправляют радиатор трактора собственной мочой, а потом убивают комсомольца. Получив об этом весть, его невеста, обезумев от горя, бегает по избе обнажённой. Языческая мощь фильма была раскритикована в прессе, обе натуралистичные сцены беспощадно вырезали, и в оригинальном виде картину показали только спустя 40 лет. На Западе фильм не единожды включали в число главных шедевров мирового кино именно за то, за что критиковали в СССР.
С приходом оттепели жёсткие каноны немного смягчились. «Новая волна» советского кинематографа принесла ряд запоминающихся моментов. В их числе — сцена из фантастического фильма «Человек-амфибия» (1961), в которой Ихтиандр спасает свою возлюбленную Гуттиэре. Сыгравшая её Анастасия Вертинская, безусловно, была одной из самых красивых советских актрис. Сама сцена спасения бесчувственной девушки, чья грудь почти видна в намокшем купальнике, проникнута романтической чувственностью.
Но цензура, как было сказано, смягчилась только слегка. Языческое начало со сценой на празднике Ивана Купалы в «Андрее Рублеве» (1966) вызвало такое же возмущение худсовета, как «Земля» за 36 лет до этого. Будь это колхозницы в поле, режиссёру ещё можно было бы на что-то надеяться. Но колдовские пляски у огня, простоволосые девушки, похожие на дриад и русалок, само кипение крови целомудренного Андрея, заворожённого их ведьминской красотой… Фильм сократили, перемонтировали и показали лишь в ограниченном прокате только в 1971 году.
— Так ведь грех это, нагими-то бегать… Творить всякое — грех.
— Какой же это грех? Сегодня ночь такая — все любить должны. Разве любовь — грех?
Впрочем, главным «грехом» Тарковского было не столько массовое обнажение, сколько то, что он — Тарковский. Его потустороннее видение вообще не сходилось с советским кинематографом.
Леонид Гайдай снимал не философские драмы, а эксцентрические комедии, но был знаком с цензурой не хуже Тарковского. Худсовет называл «возмутительной антисоветчиной» его «Кавказскую пленницу», протестовал против комедийного изображения любимого царя советской власти в «Иван Васильевич меняет профессию», убирал куплеты из песни «Если б я был султан» и сделал 40 цензурных замечаний «Бриллиантовой руке» (1969) — ровно столько же, сколько «Солярису» Тарковского. Гайдай специально снял в финале «Руки» нелепый ядерный взрыв, чтобы отвлечь худсовет от Светланы Светличной. Роковая блондинка, соблазнявшая Семёна Семёновича Горбункова, исполняла первый стриптиз в советском кино, пусть даже комедийный, и «стреляла» лифчиком на поражение. Хитрость сработала: режиссёр «нехотя» согласился вырезать ядерный взрыв в обмен на то, чтобы оставили сцену со Светличной. Кстати, артистка очень стеснялась раздеваться в кадре:
«Что такое в 1968 году сниматься полуобнажённой в павильоне в присутствии огромного количества мужчин, работающих в съёмочной группе? Помог мне в этой ситуации Юрий Владимирович Никулин. Он отозвал меня в сторонку и сказал: „Светка, чего ты дрожишь? Смотри на меня — я свой человек“. И эти слова меня вдохновили на все подвиги, которые я насовершала на экране. Кстати, халатик и купальник я выбрала сама».
Борьба за нравственность советского человека продолжилась на пронзительной военной драме Станислава Ростоцкого «А зори здесь тихие» (1972). В фильме о женщинах на войне была сцена в бане, где счастливо верещавшие героини, ещё не опалённые войной, охаживают друг друга берёзовыми вениками и восхищаются красотой подруги, которую сыграла Ольга Остроумова:
— Ой, Женька, ты русалка!
— У тебя кожа прозрачная.
— Хоть скульптуру лепи!
— Красивая!
— Такую фигуру в обмундирование паковать…
Худсовет всеми силами пытался отговорить Ростоцкого от этой сцены, при всей её очевидной, какой-то библейской, эдемской, невинности. Но режиссёр наотрез отказался: сцена была необходима для контраста между мирными моментами и царящим вокруг адом. Сократив вдвое, сцену всё-таки пропустили.
Ещё один фильм, в котором женская нагота создает нужный эмоциональный посыл, — «Подранки» Николая Губенко (1977). В драме о сиротах в послевоенной Одессе воспитанник детского дома заворожённо наблюдает, как на залитую солнцем крышу поднимается молодая учительница в исполнении Жанны Болотовой, снимает блузку и ложится загорать. Как в «Амаркорде» Феллини, юный герой впервые сталкивается с женской эротичностью, только сцены окрашены по-разному интонационно: почти сюрреалистический абсурд у итальянского классика и благоговение у советского режиссёра. Но в обоих фильмах это эпизод взросления, инициации для подростка.
Эстетика эротики
Как видим, обнажённая натура, хотя и редко, в советском кино встречалась. Чего почти не встречалось — фильмы, где эта натура была самоцелью, где чувственность не нуждалась в сюжетных подпорках. Немногие исключения были.
Нимфеточное очарование восемнадцатилетней дебютантки Елены Кореневой в «Романсе о влюблённых» (1974) Андрея Кончаловского помогло создать в картине образ «Джульетты 70‑х», как называла её сама актриса. По тем временам фильм получился смелый, с достаточно сильным эротическим вайбом и поначалу едва ли не атмосферой американского хипповского «лета любви»: пляж, солнце, песни, мотоциклы, голые ноги и грудь без лифчика. Коренева рассказывала о наставлениях режиссёра перед съёмками:
«Надо худеть. Такой ты можешь быть, когда станешь старенькой, а сейчас ты должна быть тоненькой, девственной нимфеткой. Нам же предстоит снимать тебя обнажённой!»
Один из редчайших примеров эстетизированной эротики в нашем кинематографе — красочная, как фильмы Кустурицы, витальная до искр из глаз история любви «Табор уходит в небо» (1976) киноромантика Эмиля Лотяну. Хит отечественного проката и призёр многих международных фестивалей, фильм выделялся на советском кинематографическом ландшафте, как Цирк дю Солей на Выставке достижений народного хозяйства. Сыгравшая главную роль великолепная Светлана Тома воплощала саму радость жизни, женскую силу и страстность. Сцена у реки, в которой она раздевается, сбрасывая многочисленные пёстрые юбки, манко улыбаясь любовнику и лишь слегка прикрываясь длинными волосами, выглядит очень сексуальной до сих пор.
Миледи, которую Маргарита Терехова сыграла в мюзикле «Д’Артаньян и три мушкетёра» (1977), стала главным секс-символом советского кино. У неё не было эротических сцен, она не обнажала ничего, кроме клейма на плече, но сексуальности Тереховой хватило для того, чтобы сцену «соблазнения» Фельтона регулярно вырезали во время показа на ТВ. Актриса сама по себе была эстетическим объектом: копна роскошных волос, томные взгляды из-под тяжёлых век, хищная кошачья пластика. Тщательно продуманный образ стал культовым. «Под Миледи» и сегодня делают косплеи и продают кукол в виде героини Тереховой.
В «Зимней вишне» (1985) Игоря Масленникова героиня Елены Сафоновой несколько раз показана обнажённой. Камера играет со светом и тенью, позы изящны и картинны, обстановка живописна. В перестроечном кино больше не было необходимости показывать обнажённую натуру застенчиво или украдкой, появились первые фильмы, потянувшиеся к западному кинематографу по форме. А на Западе как раз наступило время эротических триллеров и мелодрам.
Забегая вперёд, можно сказать, что было уже слишком поздно: традиция эстетической эротики у нас не сформировалась. Поздние перестроечные времена и ранние 90‑е принесли множество эротических комедий и фильмов, в которых обнажённые женщины и сцены секса стали повсеместным явлением. Но своих «Девяти с половиной недель» у нас так и не появилось. Российские кинематографисты превратили секс в ходовой товар, становящийся с каждым годом всё дешевле. Российская киноэротика намертво застряла на стадии фильма «Гитлер капут!» (2008). То есть плохого анекдота, когда приезжает Штирлиц из командировки, а у жены — большая грудь, Гитлер в шкафу и букет таких комплексов, связанных с сексом в нашей культуре, что на выбор либо пошлость, либо стерильность.
В огнедышащей лаве любви
Кокетство, флирт, намёки на сексуальность — всё это ложилось в советском кино на женские плечи. Женщине худо-бедно позволялось быть соблазнительницей; если соблазнял мужчина, он коварно «пользовался женской слабостью», как манерный Рудольф в «Москва слезам не верит» (1979), а вслед за ним отталкивающий персонаж Олега Табакова, с которым героиня Веры Алентовой от безысходности крутит роман.
Традиционалистское советское общество очень чётко распределяло роли и ограничивало сексуальность жёсткими рамками. В идеале — интимные отношения между женатыми людьми, в крайнем случае — когда мужчина очень положительный и готов хоть завтра жениться, как Гоша во всё той же «Москве», делающий предложение через день знакомства. Тогда с ним можно даже лечь в постель (пока дочка не вернулась домой).
Пробившись через бои с худсоветами, режиссёры могли произвести немыслимый фурор, показав пару в постели до или после секса (но никогда не во время секса, конечно). Причём впервые это случилось ещё в сталинской комедии «Любимая девушка» (1940) Ивана Пырьева, где Марина Ладынина сыграла незамужнюю работницу завода, забеременевшую от одного ревнивца. Ситуация скандальная по тем временам. Правда, персонажи в постели были закутаны в ночные рубахи по самые уши. Григорий Чухрай в «Сорок первом» (1956) оказался уже намного смелее. Изольда Извицкая и красивый, как бог, Олег Стриженов, сыгравшие влюбившихся идеологических противников («красная» солдатка и «белый» офицер), показаны почти обнажёнными. Страсть между героями заслужила Специальный приз в Каннах «За оригинальный сценарий, гуманизм и романтику».
Апофеоз советской шестидесятнической романтики «Ещё раз про любовь» (1966) Георгия Натансона — чувственный фильм даже без скидок на «советское». Конфликт «физиков» и «лириков», переведённый на язык сильных, до экзальтации, чувств, был разыгран между Татьяной Дорониной и Александром Лазаревым с нешуточным европейским напором. Героиня остаётся ночевать у мужчины всего через пару свиданий. Позже выяснится, что её «распутное» поведение не одобряет мать. В фильме звучит уникальный для советского кино, социально значимый монолог, чётко рисующий картину ханжеского отношения в СССР к сексуальности, особенно женской:
«Мы все ждём его — необыкновенного его. И вот он — наш первый. И ты ему готова всё отдать. А потом оказывается, что он просто так, он обычный. Очень многие ошибаются в первом — первый же. И дуры мы ещё. Ой, какие мы дуры. Но всё произошло, и тебе кричат: „Безнравственно! Ты что, девкой хочешь стать? Немедленно выходи за него замуж!“ И дома, и вокруг. И ты унижаешься и делаешь вид, что боготворишь его по-прежнему: только бы он женился, только бы женился. Но не дай бог, если он женится, потому что я видела такие семьи».
В постельной сцене видны только головы персонажей, но их сбивчивый шёпот с придыханиями после оставшейся за кадром интимной близости помогает воображению легко заполнить лакуны. «Работает» ещё то, что молодой Лазарев был одним из немногих советских актёров, кого можно назвать не просто привлекательным и харизматичным, а по-настоящему сексуальным.
Ближе всего к современной открытой демонстрации сексуальных сцен первым подошёл Андрей Смирнов в сложной, задумчивой и меланхоличной психологической драме «Осень» (1974). Двое бывших любовников (Наталья Рудная и Леонид Кулагин), пытаясь понять, смогут ли они снова быть вместе, приезжают в деревню. Смирнов мимоходом затрагивает тему неприятия в СССР «гражданских браков»: чтобы снять дом, персонажи притворяются мужем и женой. В избе из мебели фактически только кровать. Почти всё время персонажи в ней и проводят, пытаясь хотя бы в глуши не уложить рядом с собой третьим вездесущее общество, которое назовёт её «разведёнкой» (была замужем, разошлась), а его — «изменником» или «аморальным типом» (он несчастлив в браке с нелюбимой женой, от которой в конце фильма наконец решается уйти).
Первый советский фильм-катастрофа «Экипаж» (1979) Александра Митты взорвал отечественный прокат. Потрясало не только невиданное прежде зрелище крушения самолёта, но и эротическая сцена между Леонидом Филатовым и Александрой Яковлевой. Режиссёр рассказывал:
«Яковлева тогда была невероятно красива и прекрасно сложена, для неё было в удовольствие показать себя во всей красе. А Лёня, наоборот, вёл себя зажато, поставил условие, что под одеялом будет в джинсах и только торс открыт. Поэтому обнажённая Яковлева вокруг него „танцевала“. Кстати, в фильме остался лишь намёк на эротику. После того как мы сняли постельную сцену Яковлевой и Филатова, чиновники от культуры урезали и сокращали её восемь раз, до тех пор, пока всю практически не вырезали. Но всё равно публика была рада даже такому жалкому „остатку“ — народ очень хотел такие сцены видеть. Поэтому смотрели так, как будто эта сцена есть».
В 1988 году вышел переворотный для советского кинематографа фильм — «Маленькая Вера» Василия Пичула. Все персонажи картины, от задыхающейся в тоскливой провинции юной Веры (Наталья Негода) до её «старорежимных» родителей, не просто представители разных поколений, а настоящие архетипы времён перестройки.
Своей жёсткостью и натуралистичностью «Маленькая Вера» сделала для нашего кинематографа то же, что в своё время «Мадам Бовари» для литературы. После Флобера романтизм стал невозможным, началось время реализма. Пичул опустил занавес над советским официозом, рухнувшим под вопли из сцен домашнего насилия, тяжёлый рок и оргазменные придыхания. Пичул наконец показал на экране секс: не до, не после, а интимную сцену. Американцы, пригласившие Негоду сняться для Playboy, писали:
«Советы открывают для себя секс».
Но эротики в той сцене было не больше, чем в беготне Евгения Леонова от тигра. Обнажилась сама жизнь со всеми её неприглядными моментами, от которых так долго охраняла зрителя цензура. А дальше началась совсем другая история.
В основном здании Третьяковской галереи с 26 ноября открыта мини-выставка, посвящённая художнику Александру Иванову. Основной фокус экспозиции — его графические и акварельные работы о последних днях Христа на земле и о раннем пути христианства.
Александр Иванов известен более всего полотном «Явление Христа народу», создание которого заняло 20 лет (1837−1857). Однако, это не единственное наследие художника, посвящённое религиозным сюжетам. В фондах Третьяковской галереи хранится более огромное количество его альбомов и отдельных листов с эскизам. Многие из них уже были показаны в выставочном цикле «Библейские рассказы».
Многие из этих эскизов могли бы стать росписями на стенах «Храма искусства» — романтической утопии Александра Иванова:
«В зале демонстрируется видеоролик, визуализирующий возможное воплощение замысла Иванова — интерьер здания с росписями, для которых и были созданы акварельные эскизы. Уникальный графический цикл «Библейские эскизы», экспонируемый в непосредственной близости к живописным произведениям, расширяет представление о творческом пути Александра Иванова и позволяет увидеть подлинный масштаб художника».
Посмотреть режим работы и информацию о билетах можно на сайте музея.
Издательство Corpus готовит к изданию книгу «Археология русского интернета Телепатия, телемосты и другие техноутопии холодной войны». Автором издания выступила журналистка и антрополог Наталья Конрадова.
Её работа посвящена истории развития Интернета как идеи глобальной связи и глобального общения и как конкретной всемирной сети. Автор касается телемостов, экспериментов в телепатии и штудий русских космистов. Помимо истории советского пред-интернета, советского интереса к развитию и применению ЭВМ, книга посвящена и ранним годам русского Рунета, касается установления там правил и включения русского сегмента глобальной сети в сферу интереса и деятельности государства.
Исследовательница так описывают работу во введении:
«Эта книга — об истории техноутопий и воображаемого будущего в контексте холодной войны и советско-американских отношений; о том, как одни медиафантазии сменялись другими или снова становились актуальными — на разных континентах и порой независимо друг от друга; наконец о том, как с завершением холодной войны и началом глобализации наступил крах светлого будущего — самой фундаментальной утопии модерности, которая уступила место фантазиям о прошлом».
Натюрморт с яблоками. Кузьма Петров-Водкин. 1912 год.
Натюрморт с яблоками. Кузьма Петров-Водкин. 1912 год.
На торги лондонского аукционного дома Sotheby выставлено несколько полотен советских художников. Среди авторов — Эрик Булатов, Илья Кабаков, Олег Целков, Кузьма Петров-Водкин.
Тема торгов обозначена как «неофициальное советское искусство». Помимо полотен художников, представлено и декоративно-прикладные предметы. Среди них — предметы тётки Николая II Марии Павловне. Здесь присутствуют предметы мастерской Фаберже, от портсигара до этюдов.
«Первым делом внимание зрителя неизбежно приковывают к себе два огромных, занимающих почти весь холст слова, но постепенно взгляд проникает в глубь картины, где открывается выход в природу и вечность».
В книге 2011 года «Между молотом и наковальней. Союз советских писателей СССР: документы и комментарии», приводится краткое, но ёмкое высказывание о герое нашего материала:
«Азиз Ниало (настоящие имя и фамилия — Станишевский Андрей Владимирович) (1904–1993) — востоковед, писатель, переводчик, чекист, общественный деятель. Владел множеством языков: английским, немецким, таджикским, афганским, персидским и другими. Его перу принадлежат многочисленные исследования по истории, этнографии и географии Востока, роман „Так говорят Памирские горы“, „Страна затерянных гор. Повесть о Северо-Западной Индии“».
Андрей Владимирович Станишевский — советский учёный-востоковед, этнограф, специалист по Памиру и Афганистану. Принимал участие в «дуэлях» с иностранными разведками в Афганистане, Иране, Тибете. Служил старшим офицером Объединённого государственного политического управления при СНК СССР, Красной Армии, заместителем председателя комиссии по демаркации советско-афганской границы 1947–1948 гг. Известен как военный топограф, начальник Особой партии таджикско-памирской экспедиции Академии наук СССР.
В течение всей жизни он обращался к Памиру, участвуя в его жизни как мыслью, так и действием. Андрей Владимирович Станишевский писал:
«Я остаюсь верным памирской теме и заветам моих учителей, наметившим вехи того, что сделано мною. Поэтому я снова и снова возвращаюсь к Памиру и на Памир».
Андрей Владимирович Станишевский родился 17 июня 1904 года во Владикавказе. Его отец, Владимир Иванович (1848–1919), — полковник, дежурный штаб-офицер управления 23‑й Владикавказской местной бригады, а мать, Раиса Михайловна (урождённая Волховская; 1874–1968), — дочь надворного советника. Отец, ветеран Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, служил в Тенгинском полку, а в 1908‑м пребывал в должности Екатеринодарского уездного воинского начальника. В 1911 году произведён в генерал-майоры с последующим увольнением в запас по возрасту. После семья выбрала местом жительства Киев — дом № 5 по улице Дикой (сейчас Студенческая), с тем чтобы дать четырём детям образование.
Владимир Станишевский по роду службы общался с молодёжью и напечатал свои педагогические убеждения в книге «О воспитании детей», изданной в 1910 году. Там он сформулировал идею объединения нравственного и физического воспитания в сочетании с реформой образования — от дошкольного до университетского:
«Наука требует, чтобы дети с самых ранних лет мыслили, рассуждали и давали бы правильную оценку всем явлениям жизни».
Свои идеи полковник Владимир Станишевский проводил в собственной семье. Вот как его сын Андрей вспоминал своё детство:
«Сперва меня научили понимать природу и жить с ней в ладах. Четырёх лет от роду я умел выбрать в горах правильную тропу. По отпечатку подковы на тропе я правильно угадывал, кто был всадник: мужчина или женщина… Я мог вскарабкаться на коня, и мы с конём друг другу доверяли… Русскую грамоту я самостоятельно осилил четырёх лет от роду. В пять я одинаково читал по-русски и по-французски. Шести лет меня обучили читать по-арабски… В 12 лет меня научили работать. Я знаю слесарное, оружейное и штамповальное дело, в ладах с электротехникой. Могу сапожничать. Был садовником в одном из лучших в стране садоводств».
В восемь лет Андрей поступил в реальное училище: его любимым предметом стала география, также показывал хорошие способности к иностранным языкам. Обстоятельства сложились так, что из-за войны и разорения семьи училище не окончил, отучился только три года. Вынужден был поступить рабочим на штамповальную фабрику, а после — в садоводство Карла Мейера, где жил за счёт работодателя (зарплату платили хлебом). Андрей посещал вольнослушателем лекции академика Агафангела Крымского в Ближневосточном институте с 1918 года.
Агафангел Ефимович Крымский — советский писатель, переводчик, историк, востоковед, арабист, исламовед, тюрколог, иранист, один из основателей АН Украины
Киев — РККА, Средняя Азия — ЭКОСО, колония бадахшанцев после оккупации Памира
Андрей Станишевский с 1920 года служил сапёром в Военно-дорожном отряде Киевского военного округа РККА на Украине, а также участвовал в советско-польской войне 1919–1921 годов. В боях под Ковелем осенью 1920 года был ранен и контужен:
«18 мая 1922 г. Центральный Комитет РКП (б) принял по докладу И. В. Сталина постановление о положении дел в Туркестане и Бухаре, где басмачество ещё представляло собой заметную силу. Вскоре по решению Реввоенсовета Киевского военного округа группа командиров разных специальностей была направлена в Туркестан. В этой группе были Ардабьев и Станишевский. Ардабьев командовал Военно-дорожным отрядом на Украине, и в этом отряде начал военную службу шестнадцатилетний юноша Андрей Станишевский (с 1920)».
В Ташкенте группу командиров из Киева принял зампред Туркестанского СНК Николай Антонович Паскуцкий, герой Гражданской войны в Туркестане, возглавлявший Реввоенсовет Закаспийского фронта. Он предложил командирам работу во вновь организованных в то время Экономических совещаниях. У Станишевского сохранилась запись беседы с Паскуцким о том, какими методами пользовались в борьбе с басмачеством:
«Я сам было свыкся с мыслью о том, что стал военным человеком <…> А вот партия поставила меня на новый боевой пост: председателем Экономического совета Туркестанской республики. У военных большой организационный опыт, да и по примеру Украины вы сами знаете, что налаживание хозяйства помогло ликвидировать политический бандитизм ещё в большей мере, чем действия вооружённых сил. Поэтому я и предлагаю всем подумать насчёт работы в Экономсовещаниях…»
Николай Антонович Паскуцкий — советский государственный деятель, первый зам. наркома земледелия СССР, один из организаторов победы советской власти и строительства социализма в Средней Азии
Таким образом, Ардабьев и Станишевский очутились на работе в ЭКОСО — Экономсовещании, органе при СНК союзной республики в 1920–1937 годах для руководства народнохозяйственной деятельностью. В 1922 году председатель Среднеазиатского ЭКОСО Николай Антонович Паскуцкий поручил Ардабьеву и Станишевскому собрать информацию об экономическом положении охваченных басмачеством Алайской долины и Восточного Памира.
Паскуцкий знал, что Станишевский востоковед и сочетает службу с учёбой в Институте внешних сношений, и порекомендовал обратить внимание на выходцев с Западного Памира, живших в колонии бадахшанцев в городе Оше. Памирцы оказались на юге Киргизии, в местах, напоминавших им по своей природе родину: кто в Оше, кто в Учкургане, а кто и в Исфаре с 1880‑х годов после оккупации Памира афганцами.
«А в Оше и прилегающих к городу кишлаках оказалось немало исмаилитов. Западный Памир был нищим краем. Ежегодно десятки людей шли на отходные работы в Ферганскую долину. <…> Было два маршрута, по которым текли толпы ищущих заработка. Многие шли из Рушана, Язгулема и Ванча через Каратегин, <…> в Фергану <…> Второй маршрут из Шугнана, Ишкашима и Вахана пролегал возвышенными нагорьями Восточного Памира».
В становище киргизских кочевников поиску Станишевского сопутствовала удача: удалось познакомиться с потомками последней властительницы алайских киргизов — Курманжан-датка.
Её внук Кадырбек был знаком с Михаилом Фрунзе, за боевые заслуги в борьбе с басмачеством награждён боевым оружием и орденом Красного Знамени. Другой внук, Джамшидбек, был известен образованностью, рассказывал предания киргизских племён, от него Станишевский впервые услышал об эпической поэме киргизов «Манас». По его словам, среди киргизов Припамирья и Южной Кашгарии в форме сказок сохранились прозаические варианты «Манаса», которые, как и поэма, нанизывались одна на другую и сплетались в бесконечное повествование.
Соседство киргизов и буришей привело к некоторым лингвистическим заимствованиям. Например, слово «манас», означающее «длинное повествование», вошло и в канджутский язык (бурушаски).
На Восточном Памире Андрею Станишевскому удалось записать сведения не только о «Манасе», но и заполучить информацию об английском консуле Перси Эсертоне (Percy Etherton) в Кашгаре, который часто посещал Восточный Памир в 1918–1919 годах. Здесь он устанавливал связи с родовыми старейшинами, с самостоятельными полевыми командирами отрядов басмачей, призывал создавать банды для набегов на Ферганскую долину, а также снабжал оружием, платил британским агентам золотом за поджоги хлопкозаводов и собранного впрок хлопка. В результате страна Советов оставалась без сырья — дефицит товаров усугублялся.
Станишевский занёс в тетрадку скорбную запись по информации, полученной от караульщика Супи на озере Сасыккуль и от крупного родового старшины каракульских киргизов Джутанкибая:
«Сколько людей погибло от рук басмачей, вооружённых подполковником Перси Эсертоном, сколько было ограблено кочевников, сколько банд прошло по тропам Восточного Памира и Алая, неся смерть в кишлаки Ферганской долины».
Систематизация полевых записей, Дом коммунистического просвещения, Киев
В 1923 году Станишевский вынужден был покинуть Туркестан из-за тропической малярии. Он вернулся в Киев и после выздоровления занялся систематизацией полевых записей об исмаилизме, сделанных в Оше на встречах с переселенцами из Шугнана и афганского Бадахшана.
В это же время Станишевский руководил Губернским лекторским бюро политического просвещения, находившимся в здании Дома коммунистического просвещения, первого в Советской России. Он стал одним из деятельных создателей Дома коммунистического просвещения на Большой Владимирской улице в бывшем здании Педагогического музея. На этой улице напротив находилась Академия наук Украины, где в то время пост секретаря занимал Агафангел Ефимович Крымский, первый наставник Станишевского в области востоковедения:
«…вспоминает Станишевский о киевском периоде жизни: Ещё до поездки в Туркестан, во время лекций А. Е. Крымского по истории культуры Персии, я услыхал <…> о замечательной средневековой энциклопедии „Ихван-ас-Сафа“ („Братство верных друзей“). А. Е. Крымский считал, что эта энциклопедия оказала огромное влияние на развитие философии в Западной Европе. Центром, где создавалась энциклопедия, был город Басра. Уже в X в. энциклопедия была привезена в Испанию. Несколько позже один из крупных философов Испании раввин Калонимос перевёл отдельные трактаты на древнееврейский язык. В предисловии к своему переводу Калонимос писал: „Здесь говорится обо всех науках, какие только существуют на земле, о всех материях, <…> ибо в эту энциклопедию прямо внесено то, что в течение многих веков и до наших дней признаётся за верное“. Составителями энциклопедии было целое общество учёных людей, славных между народами колена Исмаилова…»
Агафангел Ефимович считал, что «Братство верных друзей» было тайным обществом, основанным исмаилитами. Академик Сергей Фёдорович Ольденбург в свою очередь видел в исмаилизме сильные следы буддизма, которые были привнесены, когда буддизм влиял на Византию, и даже заставил христианскую церковь канонизировать Будду как христианского святого.
Сергей Фёдорович Ольденбург — первый директор Института востоковедения АН СССР 1930–1934 годов, непременный секретарь АН России, затем АН СССР 1904–1929 годов
Среднеазиатский Государственный Университет, Ташкент
Весною 1926 года Станишевский переведён в Ташкент, где участвует в работе востоковедов Ташкента. Это проявлялось в годы, когда окреп Восточный факультет Среднеазиатского госуниверситета (САГУ). Ректором САГУ и одновременно уполномоченным Наркомата иностранных дел СССР (НКИД) в Узбекской ССР и по Средней Азии тогда был Андрей Александрович Знаменский, который также возглавлял созданное им «Общество для изучения Таджикистана и иранских народностей за его пределами».
В 1925 году в издании «Общества» под редакцией профессора Николая Леопольдовича Корженевского (1879–1958) выходит капитальный сборник статей о Таджикистане, где опубликованы материалы и о Памире. Под редакцией Александра Александровича Семёнова (1873–1959) издан перевод книги «Каттаган и Бадахшан», которую составил Бурхан-уд-Дин-хан‑и Кушкеки, одновременно с ним вышли книги Михаила Степановича Андреева (1873–1948) «К материалу по Среднеазиатской керамике» и «Выработка железа в долине Ванча». В «Обществе» участвовал и академик Василий Владимирович Бартольд (1869–1930), в 1926 году здесь издана его работа «Исторический обзор Ирана». Большой интерес вызвало издание труда Александра Александровича Семёнова «К догматике памирского исмаилизма».
Андрей Александрович Знаменский — ректор САГУ, Уполномоченный НКИД СССР в Средней Азии
По прибытии в Ташкент Станишевский восстановил старые связи с Андреевым, Корженевским и Семёновым. Незадолго до этого с Памира вернулся его товарищ Арнольд Дуккур, охранявший границу на Памире с 1924 по 1925 год.
Внутри Общества по изучению Таджикистана возникла секция, специализирующаяся на Памире. Андрей Знаменский тогда предложил Станишевскому заняться сбором архивов. В дальнейшем Станишевский свободное время посвящал Госархиву Узбекской ССР, разыскивая подтверждающие сведения по Памиру. Тогда же найдена папка материалов «Дипломатической части при Туркестанском генерал-губернаторстве», где оказалось письмо Николая Фёдоровича Петровского, имевшего большие знания о Востоке. Много лет он занимал пост российского генконсула в Кашгаре и в 1883 году по поручению МИД Российской империи составил на основе расспросов купцов сводку материалов о Шугнане. Ценность заключалась в сведениях, полученных во время бесед с последним бадахшанским миром Джехандар-Шо, бежавшим в Ферганскую область и умершим там, вдали от Родины, в кишлаке Учкурган в колонии для выходцев из Шугнана и Бадахшана.
Интерес у Станишевского вызвали письменные свидетельства об осени 1888 года, поступившие от посланцев Акбар Али-хана, правителя Шугнана, к Ферганскому военному губернатору, где он просил о русском подданстве и вхождении Шугнана в состав Российской империи. Посланцы во время беседы заявили:
«Шугнанское ханство несколько лет <…> просило Русское правительство принять народ в русское подданство <…> чтобы избавиться от подчинения их афганцам, <…> подозревая шугнанцев в сочувствии народа к русскому правительству, жестоко преследуют народ и доводят до крайнего разорения и нищеты: убивают невинных, отнимают жён, насилуют девушек, отнимают имущество, накладывают разорительные подати, забирают в рабство, где погибают безвозвратно или возвращаются лишь опозоренные дочери к разорённым родителям».
К этому году относилось собрание документов об экспедиции Бронислава Людвиговича Громбчевского (1855–1926) на Памир, побывавшего также в Канджуте (Хунзе) — княжестве, которое упорно сопротивлялось агрессии британских колонизаторов. В июле 1888 года Громбчевскому не удалось проникнуть из Дарваза через Южный Шугнан в Ишкашим, пришлось выйти на Восточный Памир трудным маршрутом через Каратегин и Алтын-Мазар. Там он узнал, что Шугнан оккупирован афганцами. В письме Петровскому, российскому генконсулу в Кашгаре, Громбчевский сообщал о бедствиях на Западном Памире:
«Занятие Шугнана сопровождалось страшными жестокостями, все способные носить оружие были перебиты, девушки и молодые женщины заполонены, а дети более знатных и влиятельных семейств высланы в Кабул. Население бежало к соплеменникам своим — сарыкольцам, но китайцы выслали сильный отряд под начальством Чжан-Дарина <…> безжалостно прогонял беглецов обратно в Шугнан, а афганцы ловили и казнили возвращавшихся».
Члены Общества по изучению Таджикистана проявляли внимание к сущности документов, в то время как развитию событий в Шугнане посвящена только работа Александра Семёнова, опубликованная в Ташкенте в 1916 году в «Протоколах Кружка любителей археологии». Перевод этой рукописи принадлежал Хайдар-Шо Муборак-Шо-Заде из Шугнана. Предисловие, примечания и заключение к переводу выполнены Семёновым. В «Истории Шугнана» отсутствовали вопросы экономики и социальной жизни, тогда как найденные Станишевским архивные свидетельства полно отражали эти вопросы.
В 1926 году присоединению Шугнана к России исполнилось около 30 лет, ему предшествовала борьба за независимость Шугнана против афганского вторжения. В памяти народа (не только стариков, но и людей зрелого возраста) ещё были свежи зверства афганцев. Знаменский предложил Станишевскому записывать рассказы стариков. Сложность заключалась в том, что трудно было найти среди местных человека, готового к полевым условиям работы.
Александр Александрович Семёнов — востоковед, один из основателей САГУ, академик АН Таджикской ССР, член-корреспондент АН Узбекской ССР, директор Института истории, археологии, этнографии АН Таджикской ССР
Активизация разведки извне, противодействие английской разведки, рассказы собеседника из XVIII века
Британская разведка в 1928 году активизировала работу в Средней Азии. Она действовали с баз в Мешхеде, где управляли знатоки «русского вопроса» Хамбер и Стевени. На Востоке опорой разведки было Кашгарское генконсульство. Две другие базы — политические агентства в Гильгите и Малаканде — дислоцировались на территории Британской Индии, играя главенствующую роль. Советский Памир в Ишкашиме был отделён от территории княжества Читрал призрачной полоской, где с вершины перевала Садиштраг в бинокле был виден красный флаг, реющий над домом сельсовета в кишлаке Нуд.
Английская разведка пыталась по этому маршруту забрасывать агентуру на территорию Памира. Из Гильгита через Восточный Памир агенты проникали на юг Киргизии, и в итоге — в Ферганскую долину. Малакандским политагентом в те времена был полковник Томсон-Гловер, а при нём в Читрале состоял помощником капитан Базиль Вудз-Баллард. Сквозь Читрал к Ага-Хану III, живому богу, шли в Британскую Индию на поклонение верующие исмаилиты c Памира. Богомольцев с Советского Памира подробно расспрашивали политические агенты, приставленные к исмаилитскому читральскому ишану.
Во второй половине 1928 года для пресечения деятельности британской разведки на Памирском направлении и для усиления охраны госграницы на должность начальника Особого отдела на Памире Полномочного представительства ОГПУ по Средней Азии прибыл опытный работник ВЧК, участник штурма Зимнего дворца — Александр Иванович Степанов. Его заместителем назначили Станишевского.
Андрей Станишевский с женой Валентиной Петровной Ерохиной в шугнанском одеянии. Мальчик в шапочке на коленях пограничника — сын Исмаил. Автор фото — Александр Степанов. Погранотряд Хорог. 1929 год
Небольшое отступление по поводу истории первой жены, запечатлённой на фотографии вместе с сыном Исмаилом. Андрей Станишевский до 1930 года был женат на Ерохиной Валентине Петровне. Интерес Андрея Владимировича к исмаилизму отразился на имени его сына — Исмаил (родился 3 декабря 1925 года). С июля 1941 года он служил во флоте: Измаил Андреевич Станишевский был зачислен в Высшее военно-морское училище им. М. В. Фрунзе, которое эвакуировалось из Ленинграда в Астрахань. Впоследствии стал профессиональным моряком, математиком, штурманом, капитаном I ранга, выполнял алгоритмизацию навигационных задач как для машины «Высота», так и для всех названных БИУС надводных и подводных отечественных кораблей. В семье по-прежнему его называли Исмаил, умер в 2017 году. Его мама Валентина Петровна пережила блокаду Ленинграда, при этом потеряла второго мужа, умершего от голода. В 1944 году Андрей Станишевский женился на Мансуровой Лидии Фёдоровне, от неё родились в июне 1945 года Татьяна Андреевна (любезно предоставившая фотографии и документы отца), по профессии инженер-гидроэнергетик, и её младший брат Андрей, инженер-самолётостроитель, — в 1954 году.
Но вернёмся к теме материала. В силу служебных обязанностей Андрею Станишевскому пришлось побывать по всему Советскому Памиру. В основу сбора исторических, этнографических и географических материалов легла обширная программа, разработанная учёными-востоковедами Михаилом Степановичем Андреевым, Александром Александровичем Семёновым и Николаем Леопольдовичем Корженевским.
На Памире народ гостеприимен и приветлив, в каждом кишлаке жили люди, помнившие предания прошлого. Среди местных встречались долгожители, державшие в памяти события столетней давности. В Ямчуне Андрей Владимирович обнаружил собеседника из XVIII века по имени Гулом Наби, родившегося в начале 1792 года. С необычайными подробностями он рассказывал о событиях начала XIX века, украшая повествование народными поговорками. У Ямчуна сохранились развалины древней крепости, и Гулом Наби вечерами рассказывал предания о том, что в старину здесь располагалась столица правителей сияхпушей.
Развалины древней крепости у кишлака Ямчун
Минуя кишлак Ямчун, торговые пути шли из бассейна Тарима в Бадахшан, караваны здесь пользовались защитой сияхпушских правителей и выплачивали немалую дань за это. По преданию, на Западный Памир прибыл с воинством святейший Али, зять пророка Мухаммада, и тогда сияхпуши отступили через Мунджан на южные склоны Гиндукуша в страну, называемую Катвар. Гулом Наби в беседе не смог объяснить, где находилась эта страна, но уверял, что её жители не приняли веру, за что соседние афганские племена прозвали их неверными. «Страна неверных» — Кафиристан — до 1896 года была независима от эмиров Кабула (Афганистана). В его поздних границах ныне расположены афганская провинция Нуристан и прилегающие территории в пакистанском Читрале. Существовавшую там совокупность культов именуют гиндукушской религией — то были политеистические верования архаичных индоиранских (арийских) племён, чьи потомки ещё не утратили свои нуристанские и дардские языки.
Станишевский вместе с младшим сыном Гулома Наби, которому было 89 лет, поднимался к развалинам Ямчунской крепости, господствовавшей над долиной Вахана. Древнее укреплённое поселение с высокой стеной вокруг примыкало к крепости. По преданию, здесь жили ремесленники, а посередине городища помещался храм, в котором вечно горел огонь. Сияхпуши обожествляли его, за что соседние народы называли их словом «оташпараст» — «поклонник огня».
Теперь Вахан населяет относительно малочисленная народность, специфический язык которой входит в скифо-сакскую группу. Ваханская речь генетически близка исчезнувшему хотано-сакскому языку, отражённому в древних рукописях, найденных в Восточном Туркестане. К западу от Ямчуна находится кишлак Намадгут. Гулом Наби рассказывал, будто предки его жителей не успели уйти к соплеменникам (сияхпушам) в Кафиристан. В Намадгуте жил Дод Мамад, хранивший в памяти много преданий о прошлом Горного Бадахшана, и Станишевский с ним дружил.
В молодости, в 1880‑е годы, Дод Мамад побывал в Кафиристане, чтобы разузнать, жили ли там народы, родственные жителям Намадгута. Из Кафиристана он пробрался на юг Читрала, в Калашгум, жители которого сохранили древнюю веру. О путешествиях Дод Мамад рассказывал с такой живостью, будто всё происходило на днях. Станишевский тогда собрал исключительный материал о древнем исмаилизме.
Собранные Бобринским, Семёновым и Станишевским исмаилитские рукописи были переписаны рукой Шо-Заде-Мамада. Некоторые из них попали в европейские национальные хранения книжных фондов. В их числе была «История Бадахшана» Мирзы Санг Мухаммед Бадахши, дополненная Мирзо Фазль Алибеком, эмигрантом с Бадахшана, жившим в Оше.
Мирзо Фазль Али-бек довёл повествование до 1908 года. В 1928 году с согласия своего родственника Абдул Гияс-хана, последнего потомка бадахшанских и шугнанских правителей, жившего в древней крепости Калаи Вамар, ишан Сеид Юсуф Али-Шо уступил рукопись Станишевскому, знакомому с Абдул Гияс-ханом:
«Ишан Сеид Юсуф Али-Шо <…> в Оше в доме Фазль Али-бека познакомился с уникальной рукописью „История Бадахшана“. В числе ближайших родственников (по женской линии) у ишана был Абдул Гияс-хан <…> и в 1915 или 1916 г. специально посылал своего халифа к Фазль Али-беку, согласившемуся уступить ишану свою рукопись. В 1917 г. ишан Сеид Юсуф Али-Шо попытался провозгласить Абдул Гияс-хана правителем Шугнана <…> подкреплявшего претензии последнего, ссылался на „Историю Бадахшана“, где сообщалось о „державных“ родственниках Абдул Гияс-хана. Так рукопись „История Бадахшана“ попала на Памир и играла некоторое время даже роль политического документа. В 1928 г. ишан расстался с этой потерявшей для него значение рукописью, уступив её с согласия Абдул Гияс-хана А. В. Станишевскому, который был знаком и с Абдул Гияс-ханом».
Собрать подробные записи об астральных праздниках, являвшихся пережитком далёкой доисламской эпохи народов Памира, Станишевскому удалось. Часть сведений была опубликована им в книге «По горным тропам», но в основном записи так и остались в рукописи — полевых дневниках.
Записи об астрономических праздниках в Шугнане. Из полевых дневников. Страница 165Записи об астрономических праздниках в Шугнане. Из полевых дневников. Страница 166
Здесь будет небольшой экскурс в историю, произошедшую после Февральской революции 1917 года и передачи Андрею Станишевскому документов, которые освещали тот период. Весною того года события на Памире развивались стремительно. В Памирском отряде оказались представители большевиков, имевшие влияние среди солдат, которые избрали их в состав 1‑го Комитета солдатских депутатов. По поручению большевика Воловика, возглавлявшего Солдатский комитет, Тихон Назарович Белов (зауряд-военный чиновник, знавший шугнанский язык) вошёл в состав избранного в апреле 1917 года Шугнанского волостного комитета. Комитет возглавил шугнанец Хайдар-Шо Мубарак-Шо-заде, упоминавшийся выше. Шугнанский волисполком 8 мая 1917 года вынес решение, вызвавшее смятение в Бухарском эмирате. Западный Памир формально числился частью территории Бухарского эмирата. События Февральской революции в России обошли стороной Бухару, и власть даже усилилась.
После февральских событий хорасанский консул Британии, полковник Грей установил связи с Бухарой, предложил не забывать о «добрых соседях англичанах», если свергнувшие царя попытаются отстранить эмира. Сеид Алим-хан попытался вести себя далеко не как «послушный уездный начальник» в Российской империи.
Сношение с Бухарой ранее вёл императорский политический агент, который числился по штатам в МИД, но подчинялся генерал-губернатору Туркестана. Февральская революция ликвидировала административный аппарат, управлявший Туркестанским краем, и Петроград вёл сношения с эмиром напрямую. Министр ИДН Временного правительства Павел Николаевич Милюков посылал напрямую директивы бухарскому резиденту Чиркину. Суверенитет Бухарского эмира будто возрос, и вдруг Шугнанский исполком на отшибе выносит решение, ущемляющее «права» главы государства. Решение на Памире было сформулировано коротко и понятно:
«Ввиду смерти исполняющего обязанности Шугнанского бека Мирза Касир Мирахура, представителя от бухарского правительства за ненадобностью, вследствие перехода на самоуправление, больше не назначать. Имеющиеся ветхие постройки и один ковш земли Комитет постановил взять в своё пользование».
Постановление подписали Хайдар-Шо и зампред волисполком Тихон Белов (в Шугнане звали его Тих-Назар). Три других члена волисполкома подтвердили подписи личной печатью. В Бухарском эмирате решение шугнанцев восприняли так, что революция не минует и Эмират. Русский резидент Чиркин, представлявший правительство Керенского, попытался поддержать эмира, пытавшегося утвердить положение на Памире. В августе правитель Дарваза вступил в переговоры с начальником Памирского отряда в Хороге с тем, чтобы добиться согласия на посылку в Шугнан нового бека эмиром, одновременно вступив в связи с памирскими ишанами. Так он рассчитывал захватить в руки Западный Памир при поддержке извне.
Документы о первых днях революции на Памире бережно хранил у себя Хайдар-Шо Мубарак-Шо-заде. В 1928 году он передал их Станишевскому, взяв обещание обнародовать их, чтобы в Советском Союзе узнали о верности трудящихся Памира.
Памир стал для Андрея Владимировича второй родиной. Хорогский горком принял его кандидатом в члены партии. Первым партийным заданием было создать кружок востоковедения, по предложению председателя Памирского партбюро КП(б) Константина Александровича Моисеенко. С его помощью кружок востоковедения приступил к сбору фирманов — религиозных указов Ага-хана, духовного главы исмаилитов. Удалось собрать редкую коллекцию переводов исмаилитских фирманов, равной которой не было в востоковедческих хранилищах мира, также были собраны редкие исмаилитские рукописи. В III томе «Записок коллегии востоковедов» 1930 года опубликована шугнанско-исмаилитская редакция «Книги Света» Носири Хусрава. К подготовке публикации рукописей снова приложил руку профессор Семёнов. Среди остальных рукописных документов, по словам Семёнова, «имеются два очень интересных, проливающих новый свет на источники памирской исмаилитской доктрины».
Осенью 1929 года Станишевский на время уехал с Горного Бадахшана, но во второй половине 1930 года снова вернулся с тем, чтобы продолжить изучать местную религию. Сведения о догматике исмаилизма, о его распространении на Памире были беседы с Хайдар-Шо и с Шо-Заде Мамадом, а также с тремя другими ишанами: с Сеид Юсуф Али-Шо, отошедшим от политики, Хаджи Бадалом и Шо-Хусейном. Помощниками выступили окончившие Ташкентский восточный факультет А. П. Востров и бессменный спутник Станишевского в поездках по Памиру — Халык Назар Ходжиназаров, знавший русский, афганский литературный (дари, схожий с таджикским), пашто и ваханский. Востров работал в народном образовании, в свободное время от работы изучал исмаилизм, переводил фирманы Ага-хана, кроме того, записывал диспуты о догматике исмаилизма.
Однажды на квартире Станишевского в Хороге происходил диспут. Исмаилиты Хайдар Шо и Шо-Заде Мамад с советской стороны вели дискуссию с Акбар Али, пешаварским купцом. Тот вначале представился как суннитский мулла, но при следующей встрече выяснилось, что он ахмадийский проповедник, прибывший по заданию общины для выяснения условия ведения их проповедей на Памире. Ахмадийская секта с чёткой управленческой структурой работала под покровительством английских политических органов. Назарати Ала — Высший надзорный орган — состоял из управления призыва и пропаганды, также просвещения и воспитания, судебно-следственного управления, издательства и спецуправления по устройству банкетов и приёму гостей.
Главным было управление общих внешних дел, куда стекались от проповедников за границей ежемесячные сводки о политэкономическом положении стран, где велась проповедь. Для органов английской разведки подходила среда, в которую падали семена божественного учения Мирза Гулям Ахмеда — главы ахмадизма. После его смерти во главе ахмадийцев встал его сын Мирза Башираддин Махмуд Ахмед с титулом «Халифат-уль-Масих» (Преемник Мессии). Обратившись со спецпосланием к принцу Уэльскому, он сообщил об откровениях отца, которые должны были сбыться после Первой мировой войны:
«…предсказаний обетованного Мессии <…> касается России <…> правительство этой страны попадёт <…> в руки ахмадийцев. Другое его пророчество <…> ахмадийское движение <…> быстро распространится в Бухаре». «Руидади джелсе‑и Дуа» („Отчёт о молитвенном собрании. Молитва о победе в Трансваале и Доклад его святейшества“), „Тухва‑и Кайсара“ („Знаменитая императрица“, Прославление <…> Виктории и призыв её к исламу), „Легчари Сиалкот“ („Сиалкотские лекции“), в которых его святейшество <…> лице воплотился сам Кришна, „Кешт‑и Нух“ („Ноев ковчег“) — средство избавления от чумы. В одной из книг, привезённых <…> на Памир, было <…> „О мусульмане! Вставайте <…> благодарите бога <…> чтобы милостивой Британии остался памятник вечный, и чтобы она победила злополучную Россию“».
В 1920‑х годах в Бухарский эмират ахмадийцами были посланы проповедники Зухур Хусейн и Мамад Амин-хан. На Памир послали проповедника рангом пониже — муллу Акбар Али. Привезённые ими книги, затем вошедшие в коллекцию Андрея Станишевского, показывали универсальность новоявленной религиозной секты.
В диспуте с Хайдар Шо ахмадийский проповедник Акбар Али проиграл, после чего был вынужден покинуть пределы Советского Союза на Памире, где народ проявил к нему крайнюю недоброжелательность. Госграница СССР на Памирском участке до 1936-го была открыта. У ахмадийских проповедников свежо было в памяти, как в Афганистане ахмадийский проповедник мулла Негматулла, пытавшийся распространять воззвания с призывом покориться английским империалистам, был казнён публичным побиением камнями. Тогда мусульманское духовенство Индии и Ирака тоже одобрило казнь английского прислужника в Афганистане.
Строительство Памирского тракта и горные землекопы — исмаилиты из бассейна реки Тарим
В 1931 году Станишевский возвращается в Ташкент в тот период, когда дело шло к подготовке строительства Памирского автомобильного тракта по маршруту южнокиргизский город Ош — Хорог.
Часто приходится выезжать в Ош в связи с проектами строительства тракта, где уже начинался набор землекопов для строительства автомобильной дороги. В Центральной Азии первейшими землекопами считались выходцы с бассейна Тарим, из горных исмаилитов племён шипху, чипан, пахпу, входивших в общины, руководимые памирскими ишанами, и со слов этих ишанов Станишевский записывал предания, указавшие древние отношения Памира с бассейном Тарима. В поездках в город Ош Станишевский имел в беседах с землекопами неожиданные результаты с уточнениями сообщений памирских исмаилитских ишанов.
Как выяснилось, в горах к югу Хотана и Каргалыка имеются предания о Сиявуше, соотносящиеся с сообщением тысячелетней давности пера Мухаммада Наршахи, написавшего «Историю Бухары». Согласно сведениям великих хорезмийских учёных Абу Рейхана Мухаммеда ибн Ахмеда аль-Бируни и Абу Бакра Мухаммада ибн Джафара ан-Наршахи, Сиявуш являлся одним из родоначальников династии Кейянидов, правившим ещё в эпоху до Ахеменидов во II тысячелетии до нашей эры. Согласно преданиям, Сиявуш, убитый Афрасиабом, похоронен у ворот Гариан в Бухаре. Мухаммад Наршахи в «Истории Бухары» писал:
«Бухарские маги по этой причине относятся с большим уважением к этому месту; ежегодно, в день Нового года (Навруз), ещё до восхода солнца, каждый мужчина по обычаю закалывает здесь в память Сиявуша одного петуха. У жителей Бухары есть песни об убиении Сиявуша, известные во всех областях. Музыканты сочинили к ним мотив и поют их…»
Исследователи сюжета о Сиявуше утверждали, что область распространения мифов охватывает только пределы Хорасана, Бухары и долину Зеравшана. И вдруг Станишевский обнаружил во время бесед с ишанами на Памире, а позже выходцами из бассейна Тарима в городе Ош, что предания о Сиявуше в полной форме сохранились на Памире и в горных районах к югу Хотана и Каргалыка. Предания свидетельствуют, что Сиявуш являлся правителем страны, которая охватывала территорию Хотана до Кучара и доходила до пределов Памира на западе.
Согласно преданиям, Сиявуш был убит, и в память о его смерти в день Навруз — весеннего равноденствия, нового года, — по сей день горцы, приезжающие к гробнице, находящейся вблизи Хотана, закалывают жертвенного петуха. Рассказывавший это предание Ишан Шо-Хусейн также дополнил, что человек, управлявший Иссорской крепостью Зангибар на Памире, являлся родным братом Сиявуша. Третий брат, по имени Барбар, сперва властвовал над городом возле Ямчунской крепости, и до сего дня развалины носят название Шаар-и-Барбар — то есть «город Барбара». После Барбар женился на родственнице и стал главой государства, располагавшегося на перепутье Иссык-Куля к Кашгару и Кучару.
Предание о городе Барбар в Вахане опубликовано Андреем Владимировичем Станишевским в книге «По горным тропам» в 1933 году. Позже Сергей Фёдорович Ольденбург обратил внимание автора, что Николаем Николаевичем Пантусовым в 1909 году опубликовано сказание о мазаре неподалёку от Учтурфана (ныне уезд округа Аксу, Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР) в Кашгарии (ныне округ Кашгар в СУАР). Мазар был возведён в память о войне зятя пророка — Али против царя Барбара. Ольденбург обнаружил сходство памирского сказания о войне Али против царя Каахка — брата Барбара, правившего городом у крепости Ямчун, с восточно-туркестанской легендой о войне Али против Барбара, называемого правителем Уч-Турфана. В свете замечаний Ольденбурга рассказ ишана Шо-Хусейна приобретает интерес.
Знакомство Андрея Станишевского и Сергея Ольденбурга состоялось в Ленинграде осенью 1932 года. О работах Станишевского, связанных с изучением Памира, Ольденбург знал посредством писем Михаила Степановича Андреева. Сергей Фёдорович заинтересовался сообщениями Станишевского о бассейне Тарима, будучи руководителем экспедиции Российской академии наук в Восточном Туркестане.
Он рассказал, что Михаил Васильевич Певцов (русский путешественник, исследователь Средней и Центральной Азии, генерал-майор, член Западно-Сибирского отдела Императорского русского географического общества) также отмечал в отчёте о путешествии в Кашгарию и Куэньлунь о гробнице Сиявуша вблизи Хотана. Это сообщение игнорировалась иранистами, занимавшимися преданиями о Сиявуше из-за старого (и сохраняющегося) предубеждения, что якобы «область распространения мифов о Сиявуше не простирается восточнее долины реки Зеравшан». Сергей Фёдорович придавал бассейну Тарима важное значение в давней истории восточно-иранских племён, основанной на древних классических источниках. Ольденбург считал, что большинство сакских племён на начальном этапе обитали в Восточном Туркестане, где положительные условия для кочевого скотоводства привели к росту численности и расселению племён. Он предполагал, что «часть из древнейших арийских племён в течение столетий освоила западную часть Тибетского нагорья, спустившись затем в Индию».
Ольденбург настаивал, чтобы полевые записи Андрея Станишевского были изданы хотя бы в виде путевых очерков вкратце. Под его влиянием Станишевский начал трудиться над книгой «По горным тропам», изданной в 1933 году. Не меньшую заинтересованность в публикации материалов из полевых дневников проявил его давний друг, директор библиотеки АН СССР в Ленинграде, член-корреспондент АН СССР Иннокентий Иванович Яковкин, советуя ему издать написанную тем ещё на Памире роман-хронику «Так говорят памирские горы», где было много занимательного для востоковедов. Им были описаны неведомые для того времени тайные исмаилитские ритуалы — «давати бако» и «давати фано». Яковкин знакомит Станишевского с директором Музея истории религии АН СССР, этнографом Владимиром Германовичем Богоразом, которого заинтриговали истоки догматики памирских исмаилитов. По просьбе Владимира Германовича тот создал для музея очерк о состоянии исмаилизма.
Иннокентий Иванович Яковкин — русский и советский библиограф, библиотековед и историк права, директор Музея истории религии АН СССР
Перевод по службе в Москву, материалы о месте Памира в британских агрессивных планах
Весной 1933 года Андрея Владимировича переводят в Москву, где по поручению председателя Объединённого государственного политического управления (ОГПУ) СССР Вячеслава Рудольфовича Менжинского он работает над историей басмачества.
В период сбора материала стали обозначаться отчётливые линии связей английских разведывательно-политических органов с центрами в Туркмении, Кабуле, Малаканде, Гильгите и Кашгаре. Мешхедское генконсульство организовывало снабжение действовавших на территории Туркмении басмаческих банд, оттуда налаживался контакт с басмачеством, действовавшим в низовьях Амударьи, которое после поражения на территории СССР бежало на афганскую сторону, в Гератскую провинцию.
Андрей Владимирович Станишевский. 1933 год
Бывший бухарский эмир Сеид Мир Мухаммед Алим-хан и ряд потерпевших поражение басмаческих курбаши Ферганской долины нашли себе приют в Кабуле, столице Афганистана, под покровительством английского посольства. Британцы пытались объединить басмаческих главарей и эмигрантов в специальную организацию «Тахлисо Бухаро ва Туркистан» («Общество спасения Бухары и Туркестана»). Также один спецагент пытался создать филиал организации в административно-хозяйственном центре Мазари-Шариф на севере Афганистана.
Когти британского посольства перетягивались к административному центру в Каттагане, городу Ханабад, и к Файзабаду — центру провинции Афганского Бадахшана, куда торговые караваны под видом хозяйственно продовольственных товаров доставляли оружие. Банды басмачей, получая поддержку, часто совершали стремительные нападения на территорию среднеазиатских советских республик и возвращались обратно на афганскую сторону.
Главными центрами по управлению басмачеством занимались политические агентства в Малаканде и Гильгите. Малакандский агент имел специального помощника в Читрале, который вербовал и обучал читральский корпус разведчиков. Те вели топографические съёмки приграничных горных перевалов и военных маршрутов, разведывая пригодность троп для прохождения вьючными лошадьми и всадниками. Специально обученные британо-индийские военные топографы под видом купцов тщательно производили съёмки приграничных к Памиру территорий Афганистана, одновременно совершали рейды на советскую, правую сторону реки Пяндж. Спецпомощник политического агентства в Малаканде к тому же напрямую руководил резидентурой в бадахшанском Файзабаде, которая снабжала боеприпасами и оружием банды басмачей Фузайла Махсума и других курбашей басмачества.
Весной 1929 года на Гармский вилайет и Ванчский район Западного Памира под руководством спецпомощника малакандского политагента по Читральскому княжеству капитана Вуда Балларда было совершено нападение. На подступах к советскому Восточному Памиру и Восточному Туркестану располагалось Гильгитское политагентство, охватывавшее крупную территорию. В его пределы входили к тому времени частично независимые княжества южных склонов Гиндукуша, в которых также был создан корпус головных отрядов английской разведки.
В задачу политического агентства входило обеспечение заброски агентуры через перевалы Восточного Памира в города Алайский и Ферганский долин, где перевалом Мынтеке проходил короткий путь в Яркенд и Кашгар. Дорогой пользовались по специальному разрешению гильгитского политагента. В период гражданской войны Восточному Памиру отводилась главенствующая роль в подрывных работах британцев. Согласно договору, который заключил Бейли с белогвардейцами — «Боевым штабом», — ферганские басмачи должны были обеспечиваться оружием посредством Восточного Памира. Накануне разгрома Колчак посылал к басмачам миссию полковника Худякова. Военный министр при Колчаке барон Будберг вёл переговоры с Альфредом Ноксом, английским представителем при ставке Колчака, требуя усиления доставки вооружения посредством памирских перевалов в Ферганскую долину.
Объединённые материалы о месте Памира в британских агрессивных планах Андрей Станишевский поместил в главу «Расчёты и просчёты британской секретной службы» для книги, посвящённой истории басмачества, завершить которую ему не удалось.
Таджикско-Памирская комплексная экспедиция АН СССР, материалы о догматике исмаилизма на Памире
В промежутке между командировкой в Ленинград, связанной с поисками английской литературы по теме книги, Станишевский встречается у Ольденбурга с Николаем Петровичем Горбуновым, в то время руководителем Таджикско-Памирской комплексной экспедиции АН СССР, с которым он был знаком ещё с осени 1931 года.
По дороге с Памира в Ташкент, у озера Каракуль на Восточном Памире они с другом Александром Ивановичем Степановым сделали однодневную остановку. Разбив палатку, под вечер заметили всадников, и впереди скакал знакомый ему Владимир Адольфович Шнейдеров (путешественник, кинорежиссёр, телеведущий, Народный артист РСФСР). Поравнявшись, тот спросил разрешения разбить палатку по соседству и представил управляющего делами Совета Народных Комисаров СССР и главу экспедиции, изучавшей Памир, — Николая Горбунова. За чаем в палатке Горбунов спрашивал о Памире, сам тоже много рассказывал: в частности, о личных встречах с русским художником Николаем Константиновичем Рерихом.
Потом Владимир Адольфович в дневниках отмечает об этой встрече под забавным названием «Ночь в Особом отделе». При новой встрече Николай Горбунов узнаёт, что Станишевский работает в Москве. Предлагает присоединиться к Таджикско-Памирской экспедиции, предложение поддерживают академик Ольденбург и директор ленинградской библиотеки АН СССР Яковкин, руководивший тогда составлением библиографии и систематизации собранных материалов о Памире. Заручившись согласием Станишевского, Горбунов в Москве переговаривает с Вячеславом Менжинским, и тот назначается начальником Особой партии Таджикско-Памирской экспедиции АН СССР.
В задачи партии входят сбор исмаилитских рукописей, запись преданий по истории Горного Бадахшана, материалов по этнографии и архивов соответственно их систематизации. Сергей Ольденбург порекомендовал отдельно обратить внимание на вопросы, связанные с догматикой исмаилизма.
Согласно средневековым источникам, в Ишкашиме и Вахане некогда процветал буддизм. В примыкающих к Памиру районах бассейна Тарима крепко ещё сохранялись манихейские общины. В этой связи Станишевским собраны факты, что буддийские представления о переселении душ оказали влияние на верования памирских исмаилитов, в догматике которого остались и следы манихейства. Увенчались успехи и в поиске исмаилитских рукописей, обнаружены неизвестные новые до тех пор списки. Вместе с ранее приобретёнными рукописями (в том числе «История Бадахшана»), после окончания экспедиции они переданы Станишевским в Ленинградское отделение Института востоковедения Академии наук СССР (теперь ИВР РАН).
В сборник вошли часть материалов об исмаилизме и архивные документы, 50 из которых составляли вопросы истории Памира. Среди них выделялись записи Николая Петровского о Шугнане, протоколы Особого совещания по Памирскому вопросу весной 1892 года, отчёты о двух поездках на Памир переводчика восточных языков и политагента в Бухаре барона Черкасова в 1904–1906 годах, важные сведения Андрея Снесарева об экономике Западного Памира в 1902–1903 годах и ряд документов по истории революции на Памире. В сборнике на 16 печатных листов содержались 22 документа, посвящённые исмаилизму, среди которых — коллекция переводов 11 фирманов Ага-хана, устав общины панджабаев (секты, образовавшейся внутри исмаилизма), материалы о догматике исмаилизма на Памире и список исмаилитских ишанов Западного Памира, Афганистана, Восточного Туркестана и Северо-Западной Индии.
Неизданный сборник хранится в рукописном виде в Хорогском архивном отделе, в Институте истории и археологии Академии наук Таджикской ССР, в ЦГА Узбекской ССР и у академика АН СССР Бободжана Гафуровича Гафурова (первый секретарь ЦК КП Таджикистана в 1946–1956 годах, директор Института востоковедения АН СССР в 1956–1977 годах). Исчез экземпляр Ленинградского отделения Института востоковедения Академии наук СССР:
«Ещё более печальной оказалась участь сводного отчёта о работе, проделанной во время последней служебной поездки А. В. Станишевского. Там были записи бесед с Хайдар-Шо Мубарак Заде и Додо Худо Кадам Шо-Заде (Додихудо Кадамшоев) по истории Шугнана и Вахана, записи преданий, сообщённых Шо-Заде Мамадом и Яфтали Мастик Заде из Ямчуна о сияхпушах на Памире и связях Горного Бадахшана с Кафиристаном, записи бесед с ишанами Шо-Хусейном и Сеид Юсуф Али-Шо о преданиях, слышанных ими в Сарыколе и Каргалыке; эти предания рассказывали о давних связях Припамирья с бассейном Тарима и проливали новый свет на <…> близость языков хотано-сакского с ваханским, мунджанским и пушту. Сводный отчёт <…> на двадцати печатных листах и взят Н. П. Горбуновым для перепечатки. Трагический конец Горбунова даже не дал возможности выяснить, куда затерялась рукопись. Памятью о проведённых работах остались только полевые записи в дневниках А. В. Станишевского. Часть этих материалов <…> позже при написании А. В. Станишевским новой повести о Северо-Западной Индии „Страна затерянных гор“, увидевшей свет в 1935 году».
Источником для первых глав повести «Страна затерянных гор» послужили сообщения, полученные от Дод Мамада из селения Намадгут, Яфтали из Ямчуна и Зурабека, сына Наврузбека из кишлака Намадгут. После усмирения восстания Исхак-хана в 1889 году, афганцы усилили натиск на горные районы, и житель Намадгута Наврузбек выехал в Кафиристан, жители которого упорно боролись с афганцами за независимость. Памирцы рассчитывали найти союзников в Кафиристане, и, чтобы выделить давние связи юга Памира с Кафиристаном, Наврузбек собрал старинные рукописи, содержавшие предания, что жители Намадгута являются потомками сияхпушей, якобы владевших в древности Ваханом и Ишкашимом. Дод Мамад, Яфтали и Зурабек (со слов отца — Наврузбека), сообщили много сведений по собственным наблюдениям о религиозных представлениях сияхпушей перед завоеванием афганцами Кафиристана. Рассказы Яфтали и Дод Мамада, побывавших в северо-западной Индии в княжествах Гиндукуша, вошли в основу повести, описавшей жизнь Читрала и Ладака. Станишевским была начата повесть «Подножье Солнца» о Памире, опубликованная к концу 1934 года в Москве в журнале «Просвещение национальностей». Сведениями для освещения жизни Шугнана перед вхождением Памира в состав Российской империи были рассказы Ходжа Назара, отца Халык Назара, сотрудника Андрея Станишевского во время его работы на Памире.
Станишевский в конце 1933 года по состоянию здоровья вынужден был демобилизоваться: поездки по Памиру здорово подорвали здоровье, проявились прежние ранения. Незадолго перед этим под псевдонимом Азиз Ниалло САОГом изданы две книги — «По горным тропам» и «Так говорят Памирские горы». Ранее журналом «Советская литература народов Средней Азии» был опубликован ряд трудов, посвящённых Памиру.
Работа в Союзе писателей СССР, участие во Всесоюзной конференции востоковедов
В 1933 году в разгар подготовки к созданию Союза советских писателей, в соответствии с постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 23.04.1932 г. «О перестройке литературно-художественных организаций», Станишевский знакомится с персидско-таджикским поэтом Абулькасимом Ахмедзаде Лахути. Позже Андрей Владимирович в период жизни в Москве снова встречается с ним. Тот при создании Союза писателей руководил организационной работой по национальным литературам. Лахути сразу привлекает Станишевского к работе. Затем Лахути был избран зампредом правления Дома писателей, после перейдя в Национальный сектор Союза писателей СССР.
Абулькасим Ахмедзаде Лахути — персидско-таджикский советский поэт и политический деятель, классик современной таджикской литературы
К концу 1935 года Станишевский закончил труд «К вопросу о населении Памира в древности», получив высокую оценку от знатока Востока, учёного-индианиста, доктора исторических наук, профессора Алексея Михайловича Дьякова, который являлся одним из сподвижников советской власти на Памире и объездил всю территорию Горно-Бадахшанской автономной области.
В городе Ташкенте в июне 1957 года состоялась Всесоюзная конференция востоковедов. На пленарном заседании конференции Андрей Станишевский высказал мнение, что считает задачами востоковедения фиксацию устной истории, устной традиции и исчезающих языков. Он выразил отношение с осуждением в адрес лингвистов, что в Ванчском районе в Техарве некоторое время тому назад умерли последние старики, владевшие ванчским языком:
«В Техарве жили четыре старика, которые разговаривали на старованчском языке. Сейчас мы уже опоздали. Эти старики умерли, а с ними умерло то, что дало бы для развития советской лингвистики ценный материал. Были в Вахане старики, знавшие язык пахру и пашру. Это два очень интересных диалекта из Западного Китая, которые могут пролить свет на развитие афганского языка. В Западном Китае существуют диалекты пахпу и пушпу, очень близкие к афганскому языку с его диалектами пахто и пашто. Они могут пролить свет на вопросы этногенеза народов Средней Азии. Сейчас с трудом мы ещё можем восстановить те элементы этнографической старины, которые сохранились. Надо торопиться изучить то, что уходит в века. Если мы этого не сделаем, нам этого не простят».
Аналогичная участь может постигнуть и этнические группы пахпу, пашпу и шихпу в бассейне Тарима. Из учёных никто ничего не записал на их языках, и единственным материалом записи топонимов этих районов являются записи Андрея Станишевского. Теперь же в Китае проводится курс на китаизацию остатков малых народностей, поэтому велика угроза исчезновения реликтовых языков. В советском Вахане жили старики, знавшие те языки, и на той конференции Станишевский призывал лингвистов зафиксировать то, что ещё можно сохранить. Также он коснулся двух других вопросов, связанных с восточно-памирскими киргизами: по-видимому, ареал распространения племён-носителей эпоса о «Манасе» был шире современного, на что указывает фольклор тюркоязычных племён в долине Хаш в Бадахшане, сохранивших сказания, перекликающиеся с отдельными эпизодами «Манаса».
В 1964 году Станишевский закончил работу над аннотированной библиографией трудов по истории Афганистана, упоминавшейся в 1957‑м во время выступления на Всесоюзной конференции востоковедов в Ташкенте. Библиография, охватывающая свыше 2500 работ, по сей день не издана и хранится в Центральном государственном архиве Республики Узбекистан (ЦГА РУз).
Работы по афганскому Памиру и Припамирью обособлены в самостоятельный раздел. Интерес представляет обзор 350 трудов по вопросам этногенеза крепко соединённых друг с другом народов Памира, Афганистана и Дардистана — народов индоиранского (арийского) происхождения, издавна населявших Гиндукушско-Гималайский регион: сегодня его частями владеют Афганистан, Индия (Джамму и Кашмир, Ладакх, Химачал Прадеш), Пакистан (Гилгит-Балтистан, Хайбер-Пахтунхва).
При жизни Андрей Станишевский трудился над двумя проблемами. Первую составляла попытка объяснить происхождение этно-социальной группы хайбари, имевшей значительный вес в Вахане. Он особо обращал внимание на топоним Хайбари, где теснины являются главными дорогами из долины Свата в Читрал. Такое название носят пути из Среднего Канжута в Верхний, из области расселения афридиев в Джелалабадскую долину и по старому маршруту в Восточный Хорасан. Для завершения трудов над проблемой хайбари Станишевский намеревался посетить Вахан. Вторая задача связана с детальным изучением топонимов древнеиндийской космогонии. Индийские первоисточники начала нашей эры считали Памир центром Джамбудвипы (в индуизме и буддизме земля людей — гигантский диск, окружённый океаном).
Главные материки индийской космогонии сохраняют в названиях имя Кушан — так называлась правящая династия крупнейшего царства в Азии начала I тысячелетия нашей эры, которое охватывало территорию Афганистана, Северо-Западную Индию, часть Средней Азии. Кушаны сыграли большую роль в распространении буддизма. Страна комедов Клавдия Птолемея — это «Памирская высь», то есть Памир с юга, у северной подошвы гор, отделяющих землю Саков от Индии по эту сторону Ганга. В районе Припамирья раскрытие терминологии древнеиндийской космогонии может пролить новый свет на историю древнейших этнических передвижений:
«Я остаюсь верным памирской теме и заветам моих учителей, наметившим вехи того, что сделано мною, — говорит Андрей Владимирович. — Поэтому я снова и снова возвращаюсь к Памиру и на Памир».
Память, признание, звания и достижения
Сведения о его работе и подвигах в контрразведке (эпизодически и в разведке в Афганистане, Иране, Тибете) по линии основной работы в силовых структурах Главной политической спецслужбы при СНК СССР, в Красной Армии, затем Советской Армии до сих пор засекречены. В представленном материале приведены лишь те награды, которые недавно рассекречены по линии Минобороны СССР: орден Отечественной войны I степени; орден Красной Звезды; «За боевые заслуги»; «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», а также почётное звание «Заслуженный работник культуры Узбекистана» — из опубликованного большого некролога «Памяти писателя-востоковеда», от главного печатного органа парламента Республики Узбекистан Олий Мажлис и Кабинета министров Республики Узбекистан // «Народное слово». Ташкент, 1993 год:
«На девяностом году жизни скончался старейший русскоязычный писатель нашей республики Андрей Владимирович Станишевский (Азиз Ниалло). Автор целого ряда литературно-художественных произведений — „Так говорят Памирские горы“, „Разбуженный Восток“, повестей „Страна затерянных гор“, „Неудача Чарльза Лейарда“, книг и очерков „По горным кручам“, „Путешествие по Абиссинии“. В своём творчестве он придерживался правила, изложенного в древнем китайском афоризме: „Только беспристрастность излучает свет мудрости. Только бескорыстность рождает авторитет“. <…> профессиональный чекист <…> часто бывал в Туркестане (главным образом в Ташкенте и на Памире), выполнял ответственные оперативные задания. <…> Он принимал непосредственное участие в создании журнала „Советская литература народов Средней Азии“. <…> в 1933 году решением правительства был назначен начальником Особой партии таджикско-памирской Экспедиции АН СССР. <…> В годы Второй мировой войны А. В. Станишевский работал в Иране. В 1947–1948 гг. принимал участие в демаркации советско-афганской границы. <…> был членом редколлегии серии „Центральная Азия в источниках и документах XIX — начала XX века“, издававшейся в Москве по решению ЮНЕСКО. <…> Заслуги А. В. Станишевского были отмечены орденом Красной Звезды, медалями, присуждением почетного звания „Заслуженный работник культуры республики“. Светлая память о человеке большой души <…> перо которого объективно и высокохудожественно отражало ход истории Востока, будет служить достойным примером для тех, кто выбирает трудную стезю литературного поиска».
Портрет майора VII отдела Политуправления штаба ТуркВО: военный топограф Андрей Станишевский после демаркации советско-афганской границы. Владимир Кайдалов. 1949 г. Дар автора семье Андрея Владимировича
Владимир Сергеевич Бойко, директор по направлению экспертной деятельности, профессор кафедры востоковедения Алтайского госуниверситета — так писал о деятельности Андрея Владимировича Станишевского:
«Будучи чрезвычайно загруженным на основной работе в аналитических подразделениях силовых ведомств и решая специфические задачи, чаще — в конфиденциальном режиме, он тем не менее поддерживал тесные связи с местными коллегами и студенчеством, но слыл эрудитом-любителем в московских и ленинградских вузовско-академических кругах. Игнорирование условностей научной жизни с её особой иерархией и этикой и, как результат, собственная автономность и корпоративность, постепенно перерастающая в маргинальность, — вот формула его профессиональной карьеры и одновременно её цена. Однако несомненной заслугой А. В. Станишевского является воспитание высококлассных востоковедов (Тамара Григорьевна Абаева, Узбек Агзамович Рустамов, Азат Шамансурова, Нафтула Аронович Халфин и много др.) — хотя их с формальной точки зрения нельзя считать его научной школой (вообще не имел ученых степеней и пр.), но именно он оказал решающее влияние на их выбор и поддержал на начальных этапах профессионального становления. При этом А. В. Станишевский, будучи эрудитом широчайшего диапазона (история и современные проблемы Центральной Азии, Афганистана, северо-западного Китая и пр.), но, работая в автономном режиме специальных программ/миссий, был при жизни и до сих пор мало известен в университетско-академическом сообществе (в силу службы…), что не соответствует ни его реальному вкладу в научную и прикладную афганистику и смежные дисциплины, ни задачам изучения истории русскоязычного востоковедения».
Премьера драмы «Герда» прошла на Международном кинофестивале в Локарно летом 2021 года. Лента оставила в восхищении знаменитого режиссёра Гаспара Ноэ, как и членов жюри.
Осенью фильм вышел в российский прокат: теперь оценить его по достоинству может каждый. Разбираемся, о чём картина Натальи Кудряшовой, ищем глубокие смыслы и выясняем, причём здесь Платон и Бодлер.
В книге «Скрытый смысл» Линда Сегер отмечает: «Обычно подтекст — это нечто, на что вы не можете указать пальцем. Он чувствуется». Так и в фильме Натальи Кудряшовой, где неявное используется как основной повествовательный инструмент.
— Тебя правда так зовут?
— Нет, я Лера.
Главная героиня (Анастасия Красовская, дебют на экране) носит обычное русское имя Лера. И Герда. У неё две реальные жизни.
Первая — где она дочь и студентка. В ней Лера ухаживает за матерью (Юлия Марченко), беспокоится, потому что вернулся пьяный отец (Дариус Гумаускас), проводит социологические опросы.
Во второй Герда ярко красится блёстками и танцует по ночам стриптиз.
— Тебя правда так зовут?
— Да.
Согласится она позже. Герда — имя из сказки Ганса Христиана Андерсена «Снежная королева». В ней девочка преодолевает трудности — при помощи и во имя любви. Как и героиня картины, которая всячески старается сохранить дома атмосферу нормальности. Она очень любит мать-лунатика, которая постоянно спит. Отец девушки ушёл к другой женщине, но каждый раз возвращается, что приводит к скандалам.
Лера играет в семье роль спасательницы, но на самом деле всё ещё остаётся маленькой девочкой — она Герда. Только выиграть у холодной реальности на сей раз не удастся. В фильме розы, выступающие у Андерсена символом любви, оказываются выброшены. Герда устилает лепестками путь из дома. Это любовь, разодранная и разрывающая на части.
Влюблённый в Леру художник — и по совместительству могильщик — Олег (Юрий Борисов) носит футболку с надписью «Цветы зла», отсылающей к одноимённому сборнику Шарля Бодлера. Декадент Бодлер обличал не только общественные пороки, но и свои собственные, раскрывая всю подноготную с жестокой откровенностью:
Одно всего подлей и гаже несравненно;
В нём жестов грозных нет и воскриков нет в нём.
Оно проглотит шар земной одним глотком
И землю превратит в развалины мгновенно, —
То — Скука! Полня глаз невольною слезою,
Она «хука» дымит, взмечтав про эшафот.
Тебе знаком ли тот изнеженный урод, —
Ханжа-читатель мой, мой брат, двойник со мною?!
Фильм Кудряшовой словно бодлеровские сонеты: это замкнутость, невозможность, повторы. С непрекращающимся чувством безысходности, без понимания, что делать и как жить.
Даже случайные люди, с кем встречается Лера во время университетской практики, оказываются отравлены этим ядом. Как будущий социолог, она приходит к разным людям и задаёт им вопросы. Показателен здесь диалог:
— Вы счастливы?
— Ой, ну тут уж не до таких вопросов.
Олег как-то произносит о покойнике фразу: «Он заземлился — двери восприятия закрылись». Скорее всего, это отсылка к философскому эссе Олдоса Хаксли «Двери восприятия». Писатель-эксцентрик предлагал покинуть пределы знакомой реальности, меняя парадигмы сознания. В свою очередь, Бодлер утверждал, что подобной точкой роста оказываются несчастья. Они — «лекарства для очищенья», облагораживающие душу.
В «Герде» подавление сильных, ярких эмоций, страх перед тем, что всегда предшествует росту, — это добровольный отказ от пути к иному, к освобождению. К жизни, в которой есть нечто большее, чем бедность и бессмысленный взгляд. Персонажи ленты заземлились настолько, что буквально закопали себя заживо.
Их ответы Лера выслушивает равнодушно, потому что здесь некого жалеть. Заземление — плод личного выбора. Единственный раз, когда она проявит внимание и сострадание, будет встреча с ребёнком. Он ведь ещё слишком мал, чтобы нести груз ответственности за мир, в котором живёт.
Ещё одна красная нить фильма — рассуждения о душе, отсылающие к самому Платону. Душа не ведает смерти. Оказываясь в теле человека, она вспоминает прекрасное. У неё остаётся тропа, способная привести к истине.
Герда ищет выход сквозь царство снов. Это её третья жизнь: лес, в котором, с усилием продираясь сквозь ветки, Лера вслепую нащупывает свой путь.
Именно об этом так грустит её мать: когда-то она тоже пыталась измениться, но, столкнувшись с препятствиями, не смогла справиться с ними. «Всегда будет тесно, потому что мне померещилась какая-то другая жизнь», — мимоходом бросает она. Этим объясняется её лунатизм: душа ищет дорогу домой, стремясь покинуть омертвевшее тело.
В диалоге «Федон» Платон утверждает:
— … А «быть мёртвым» — это значит, что тело, отделённое от души, существует само по себе и что душа, отделённая от тела, — тоже сама по себе? Или, быть может, смерть — это что-нибудь иное?
— Нет, то самое…
Мертвы заживо все, кто не оказался достаточно смел, чтобы меняться. Мёртв отец, который не способен выбрать между двумя семьями. И Лера тоже умрёт, если продолжит жить по-прежнему.
Бродя по кладбищу с Олегом, она говорит, что теперь можно отправиться в Ад, раз уж они оказались поблизости. По Данте (к слову, «Цветы зла» часто сравнивают с «Божественной комедией» Алигьери), у врат Преисподней ютятся неопределившиеся, «жалкие» души, которые не отважились последовать ни за добром, ни за злом. Возможно, именно так оценивает себя героиня.
Но она не может позволить себе и дальше оставаться в нерешительности, чтобы в будущем повторить несчастную судьбу окружающих. В финале у неё появляются крылья. Лера отказывается от идеи сохранить семью (ведь помочь ей уже невозможно) и наконец отправляется в свой собственный путь.
За слоями подтекста скрывается простая идея: лучше всего — найти в себе смелость пойти своей тропой. Прямо и не оглядываясь. Кудряшова, как чеховский человек с молоточком, стремится напомнить каждому, что времени на раскачку остаётся не так уж много: никто не сбежит от обязанности сделать свой экзистенциальный выбор, даже если захочет. Хорошая новость в том, что в той тёмной платоновской пещере, в которую мы боимся войти, нас дожидается ключ от всех дверей.
В Калужском музее изобразительных искусств представят более 50 работ Ивана Шишкина. Экспозиция собрана из собственных коллекций и коллекций Русского музея Санкт-Петербурга.
Иван Шишкин — один из знаковых русских пейзажистов, близко знакомый с художниками передвижниками. Он известен своими полотнами, отражающими русскую природы средней полосы.
«Иван Шишкин силой и глубиной своего мастерства ознаменовал целую эпоху в отечественной пейзажной живописи. Придерживаясь реалистического метода, он создал запоминающиеся образы русской природы, проникнутые искренним вниманием и большой любовью к изображаемому».
Посмотреть режим работы музея и билеты можно на сайте музея.
В издательстве TATLIN, специализирующемся на архитектуре, искусстве и дизайне, выходит альбом архитектора Сигизмунда Домбровского. Здесь собраны архитектурные эскизы, относящиеся к марту 1918 года. Авторами выступили кандидат архитектуры Григорий Мазаев и доктор философских наук и культуролог Татьяна Быстрова.
При раскопках в Тульской области обнаружены следы развитой цветной металлургии. Среди находок - отходы производства и литейные формы. Предположительно, данная находка расширяет ареал скифского мира почти на 300 километров на север.
В основном здании Третьяковской галереи с 26 ноября открыта мини-выставка, посвящённая художнику Александру Иванову. Основной фокус экспозиции - его графические и акварельные работы о последних днях Христа на земле и о раннем пути христианства.
Издательство Corpus готовит к изданию книгу "Археология русского интернета Телепатия, телемосты и другие техноутопии холодной войны". Автором издания выступила журналистка и антрополог Наталья Конрадова.
На торги лондонского аукционного дома Sotheby выставлено несколько полотен советских художников. Среди авторов - Эрик Булатов, Илья Кабаков, Олег Целков, Кузьма Петров-Водкин.
