Впервые расшифрована ядерная ДНК сибирских неандертальцев из грунта

По
Редакция VATNIKSTAN
-

Кол­лек­тив рос­сий­ских и зару­беж­ных антро­по­ло­гов впер­вые рас­шиф­ро­вал ядер­ную ДНК неан­дер­таль­цев, извле­чён­ную не из костей и зубов, а из грун­та пещер. Гене­ти­че­ский мате­ри­ал, полу­ча­е­мый из костей и зубов, чаще содер­жит мито­хон­дрии, в кото­рых зашиф­ро­ва­но не так мно­го генов, как в ядрах, и поэто­му ядер­ная ДНК может дать гораз­до боль­ше инфор­ма­ции в резуль­та­те ана­ли­за. Об этом пишет изда­ние Сибир­ско­го отде­ле­ния Рос­сий­ской ака­де­мии наук (СО РАН) «Нау­ка в Сибири».

Есть и дру­гая при­чи­на цен­но­сти полу­чен­но­го из грун­та мате­ри­а­ла, о чём рас­ска­зал руко­во­ди­тель дан­но­го иссле­до­ва­тель­ско­го про­ек­та, дирек­тор Инсти­ту­та архео­ло­гии и этно­гра­фии СО РАН Андрей Кривошапкин:

«Ядер­ная ДНК гораз­до цен­нее, но её коли­че­ство очень огра­ни­че­но: даже имея фраг­мент кости, не все­гда уда­ёт­ся извлечь доста­точ­но мате­ри­а­ла. Одна­ко мы с кол­ле­га­ми нашли реше­ние этой про­бле­мы. Во-пер­вых, в каче­стве источ­ни­ка ядер­ной ДНК мы исполь­зо­ва­ли арте­фак­ты с рас­ко­пок — кам­ни, ору­дия тру­да — сло­вом, всё, что мог­ло сохра­нить био­ло­ги­че­ские сле­ды древ­не­го чело­ве­ка. Во-вто­рых, мы при­ме­ни­ли совер­шен­но новый под­ход к обра­бот­ке мета­ге­ном­но­го мате­ри­а­ла, то есть всей ДНК с наших образцов».

Источ­ни­ка­ми для иссле­до­ва­ния послу­жи­ли арте­фак­ты неан­дер­таль­цев из Чагыр­ской и Дени­сов­ской пещер в Гор­ном Алтае на юге Сиби­ри и испан­ско­го гро­та в месте, назы­ва­е­мом Ата­пу­эр­ка. Сибир­ские сто­ян­ки ока­за­лись доволь­но бога­ты­ми на кости древ­них людей.

Ито­ги иссле­до­ва­ния пока рано под­во­дить, но в пер­спек­ти­ве они поз­во­лят уточ­нить гене­ти­че­скую пре­ем­ствен­ность раз­лич­ных групп неан­дер­таль­цев, жив­ших на тер­ри­то­рии Евра­зии око­ло 100 тысяч лет назад.

10 неочевидных сериалов 2010‑х

По
Елена Кушнир
-

Про­шед­шее деся­ти­ле­тие ста­ло золо­тым веком сери­а­лов. Фено­ме­наль­ный успех «Игры пре­сто­лов» дал тол­чок к съём­кам фэн­те­зий­ных и исто­ри­че­ских про­ек­тов с мно­го­мил­ли­он­ны­ми бюд­же­та­ми. «Насто­я­щий детек­тив» и «Моло­дой папа» пока­за­ли, что «мно­го­се­рий­ный фильм» спо­со­бен на выс­ший дра­ма­тур­ги­че­ский пило­таж. «Очень стран­ные дела» сде­ла­ли трен­дом вось­ми­де­ся­тые, пере­ко­че­вав­шие на боль­шой экран с мало­го, что пока­за­ло — кине­ма­то­гра­фи­че­скую моду сей­час зада­ют сериалы.

Появи­лись име­на шоуран­не­ров, кото­рые зри­те­ли выучи­ли наизусть, хотя преж­де зна­ли лишь име­на актё­ров: Сти­вен Моф­фат («Шер­лок», «Док­тор Кто»), Винс Гил­ли­ган («Во все тяж­кие»), Дэвид Сай­мон («Про­слуш­ка»). Майк Джадж снял луч­шую коме­дию нуле­вых «Крем­ни­е­вая доли­на», и эта коме­дия тоже вышла не в пол­ном мет­ре. Мы посто­ян­но сле­дим за стри­мин­го­вы­ми сер­ви­са­ми — что там новень­кое на «Нет­фликс» и HBO? Сери­а­лы почти вытес­ни­ли из нашей жиз­ни кино, осо­бен­но теперь, на вто­рой год пандемии.

Рос­сий­ские сери­а­лы пер­вой поло­ви­ны 2010‑х годов радо­ва­ли неча­сто. В основ­ном сни­ма­ли то же, что и в нуле­вые: мен­тов­ские вой­ны, безыс­кус­ные мело­дра­мы и гру­бо­ва­тые сит­ко­мы по лека­лам КВН и Comedy Club. Но со вто­рой поло­ви­ны деся­ти­ле­тия нача­ли появ­лять­ся всё более каче­ствен­ные про­ек­ты. Неко­то­рые из них ста­ли хита­ми, как «Отте­пель» и «Зво­ни­те ДиКа­прио!». А мы пого­во­рим о недо­оце­нён­ных оте­че­ствен­ных сери­а­лах 2010‑х годов.

Дело гастронома № 1 (2011)

Дирек­тор «Ели­се­ев­ско­го» гастро­но­ма Бер­ку­тов (Сер­гей Мако­вец­кий, ни на гран не ужи­ма­ю­щий в сери­аль­ном фор­ма­те своё гран­ди­оз­ное даро­ва­ние) под­карм­ли­ва­ет икрой и дефи­цит­ной кол­ба­сой высо­ко­по­став­лен­ных чинов и тем тря­сёт за руку совет­скую власть. Посту­па­ют так при­мер­но все в тор­гов­ле, но вокруг Бер­ку­то­ва посте­пен­но затя­ги­ва­ет­ся пет­ля: за хра­не­ние валю­ты уже аре­сто­ва­на его сотруд­ни­ца, и орга­ны под­би­ра­ют­ся к его зна­ко­мо­му зав­скла­ду на мос­ков­ской овощ­ной базе. Май­ор КГБ (Миха­ил Поре­чен­ков, почти дуб­ли­ру­ю­щий здесь себя из «Лик­ви­да­ции») лич­но ведёт дело Бер­ку­то­ва. Оче­вид­но, что цель рас­сле­до­ва­ния — нака­зать одно­го, чтоб дру­гим непо­вад­но было.

В осно­ве сери­а­ла лежит самое гром­кое дело о хище­ни­ях в совет­ской тор­гов­ле. В 1984 году началь­ни­ка гастро­но­ма № 1 Юрия Соко­ло­ва при­го­во­ри­ли к смерт­ной каз­ни и рас­стре­ля­ли, пора­зив обще­ствен­ность суро­во­стью рас­пра­вы. При том что Соко­лов, кажет­ся, вооб­ще не воро­вал. Как гово­рит в сери­а­ле Беркутов:

«Каж­до­го в тор­гов­ле мож­но в любую мину­ту поса­дить. Так всё устроено».

Соко­лов фак­ти­че­ски стал жерт­вой анти­кор­руп­ци­он­ной кам­па­нии Андро­по­ва: тре­бо­вал­ся пио­нер — всем ребя­там при­мер, и дирек­тор круп­ней­ше­го гастро­но­ма стра­ны им стал. Попал, мож­но ска­зать, под каток госу­дар­ствен­ной маши­ны. Самое инте­рес­ное в сери­а­ле, что в нём нет дер­жав­ных мон­стров. В пер­вом явле­нии Андро­пов бла­го­душ­но посме­и­ва­ет­ся над анек­до­та­ми о себе. Всё КГБ с откры­ты­ми при­ят­ны­ми лица­ми. В сим­па­тич­ной сепии (спа­си­бо тор­фя­ным пожа­рам 2010 года в Москве, напу­стив­шим в воз­дух дым­ку) цве­тут клум­бы, сколь­зит по глад­ким доро­гам анти­квар­ный жёл­тый «Мер­се­дес», неко­гда на самом деле при­над­ле­жав­ший Соко­ло­ву. Улыб­чи­вые про­дав­щи­цы в накрах­ма­лен­ных хала­тах отпус­ка­ют сём­гу и балык в гастро­но­ме, кото­рый выгля­дит как Версаль.

Пустые пол­ки осталь­ных мага­зи­нов ско­рее под­ра­зу­ме­ва­ют­ся, но их пока­зы­вать необя­за­тель­но, мы про них и так зна­ем по мини­а­тю­ре Жва­нец­ко­го «Дефи­цит». Перед нами не импе­рия зла в оса­де НКВД, а вполне при­спо­соб­лен­ная для жиз­ни стра­на. А что пол­ки пустые, или дру­гие какие вре­мен­ные труд­но­сти, так всё тот же Жва­нец­кий писал:

«А нам хоть бы что. Миро­вое сооб­ще­ство дико удив­ля­ет­ся: повы­ше­ние цен на нас ника­ко­го вли­я­ния не име­ет. То есть не про­из­во­дит замет­но­го со сто­ро­ны впечатления».

Вот об этом и сери­ал, об отсут­ствии замет­но­го со сто­ро­ны впе­чат­ле­ния. До поры, до вре­ме­ни. Режис­сёр Сер­гей Ашке­на­зи со вре­мён сво­ей рабо­ты над одним из луч­ших пере­стро­еч­ных филь­мов «Кри­ми­наль­ный талант» иссле­ду­ет про­бле­мы жиз­ни в СССР с ред­кой для кине­ма­то­гра­фи­ста точ­ки зре­ния — эко­но­ми­че­ской. У него будут гово­рить о ценах на «валют­ные» джин­сы, соот­но­ше­нии балы­ка с зар­пла­той тру­дя­щих­ся и веч­ном дефи­ци­те в стране все­го, кро­ме спи­чек. И спо­кой­но, без дра­ма­ти­че­ской инто­на­ции, за раз­го­во­ром об усуш­ке-утрус­ке, оты­щет­ся ответ на сакра­мен­таль­ный вопрос: поче­му СССР рухнул?

Пото­му что не мог­ла до бес­ко­неч­но­сти суще­ство­вать эко­но­ми­ка, при кото­рой на пол­ках ниче­го, кро­ме берё­зо­во­го сока, как бы щед­ро Роди­на им ни пои­ла. И тут уж стре­ляй, не стре­ляй това­ро­ве­да, ниче­го от это­го не изменится.

Без свидетелей (2012)

Пси­хо­лог Татья­на (Ксе­ния Куте­по­ва) глу­бо­ко пере­жи­ва­ет про­бле­мы сво­их паци­ен­тов. Воз­мож­но, даже слиш­ком глу­бо­ко, по про­фес­си­о­наль­ным мер­кам. Пока Татья­на пыта­ет­ся изле­чить чужие души, ей самой всё силь­нее нуж­на помощь. Её брак тре­щит по швам, стар­шая дочь дав­но отда­ли­лась, млад­шая пере­жи­ва­ет все пре­ле­сти пубер­та­та и страх перед надви­га­ю­щим­ся раз­во­дом роди­те­лей. А ещё в Татья­ну влюб­лён паци­ент, к кото­ро­му она сама начи­на­ет испы­ты­вать чув­ства. Всё это Татья­на несёт к сво­е­му настав­ни­ку (Андрей Ильин), к кото­ро­му у неё тоже ско­пи­лась гора претензий.

Изра­иль­ский сери­ал «Be Tipul» адап­ти­ро­ва­ли уже в 12 стра­нах. Луч­шей вер­си­ей, затмив­шей ори­ги­нал, мож­но назвать аме­ри­кан­скую с вели­кой ролью Гэбри­ела Бир­на. Рос­сий­ские адап­та­ции ино­стран­ных сери­а­лов обыч­но зре­ли­ще тра­ги­че­ское, но это не тот слу­чай. Авто­ры доб­рот­но ско­пи­ро­ва­ли пер­со­на­жей и адек­ват­но «пере­ве­ли» их на рус­ский язык. Навер­ное, мож­но при­драть­ся к тому, что их жизнь мало свя­за­на с рос­сий­ски­ми реа­ли­я­ми (никто не обсуж­да­ет повы­ше­ние цен или поли­ти­ку), но для раз­но­об­ра­зия при­ят­но посмот­реть на сооте­че­ствен­ни­ков, живу­щих сплош­ны­ми глу­бо­ки­ми чувствами.

Уходящая натура (2013)

На дво­ре 1978 год, при­бли­жа­ет­ся Олим­пи­а­да. Режис­сёр про­па­ган­дист­ско­го кино Зво­на­рёв (Сер­гей Кол­та­ков), кото­рый когда-то ста­вил что-то высо­ко­ху­до­же­ствен­ное, хочет экра­ни­зи­ро­вать Досто­ев­ско­го. Вме­сто это­го началь­ство тре­бу­ет испол­не­ния гос­за­ка­за по сце­на­рию клас­си­ка совет­ской лите­ра­ту­ры (Алек­сей Пет­рен­ко) о кол­хоз­ной жиз­ни с обя­за­тель­ной любов­ной исто­ри­ей «для жен­щин». Началь­ник кино­сту­дии (Вла­ди­мир Мень­шов) обе­ща­ет за это гос­пре­мию, а в пер­спек­ти­ве и Досто­ев­ско­го. Стис­нув зубы, режис­сёр едет на поиск нату­ры и ока­зы­ва­ет­ся в деревне. В избе, где он ночу­ет с груп­пой, на печи поми­ра­ет баб­ка, кото­рая перед самым кон­цом успе­ва­ет шеп­нуть, что будет тяже­ло, но как-нибудь про­рвём­ся. То ли про­ро­че­ство, то ли благословение.

Режис­сёр на авто­ма­те выби­ра­ет на глав­ную роль звез­ду совет­ско­го экра­на с про­стым лицом и таки­ми же мыс­ля­ми (Вла­ди­мир Вдо­ви­чен­ков). На осталь­ные роли он без осо­бой охо­ты при­гла­ша­ет соб­ствен­ную жену (Мария Шук­ши­на) с замаш­ка­ми дивы, хват­кую моло­дую любов­ни­цу (Анна Чипо­в­ская) и ста­ро­го то ли дру­га, то ли вра­га — почти спив­ше­го­ся и без­на­дёж­но без­ра­бот­но­го, но, судя по все­му, гени­аль­но­го режис­сё­ра Кузь­мен­ко (Игорь Скляр), кото­рый 20 лет назад полу­чил приз на Вене­ци­ан­ском фести­ва­ле и поко­рил Запад, что ему так и не про­сти­ли на родине.

Вся эта скорб­ная ком­па­ния направ­ля­ет­ся в дерев­ню, где поми­ра­ла вол­шеб­ная баб­ка. Там Зво­на­рёв влюб­ля­ет­ся в мест­ную житель­ни­цу с туман­ным не по-кре­стьян­ски взо­ром (Алё­на Бабен­ко), чей могу­чий муж в тель­няш­ке (Олег Так­та­ров) выра­зи­тель­но точит топор.

Сери­ал Дмит­рия Иоси­фо­ва (Бура­ти­но в леген­дар­ных «При­клю­че­ни­ях Бура­ти­но») вышел в тот же год, что и «Отте­пель» Тодо­ров­ско­го и тут же был осы­пан упрё­ка­ми в под­ра­жа­тель­стве. То же ретро о жиз­ни кине­ма­то­гра­фи­стов, тот же любов­ный тре­уголь­ник и та же Чипо­в­ская в роли любов­ни­цы. На самом деле «Ухо­дя­щую нату­ру» запу­сти­ли в про­из­вод­ство рань­ше, а злые язы­ки гово­рят, что показ сери­а­ла задер­жа­ли, рас­чи­щая доро­гу про­ек­ту, кото­рый под­дер­жи­вал все­мо­гу­щий Кон­стан­тин Эрнст. В резуль­та­те лав­ры пер­во­го рос­сий­ско­го сери­а­ла, сня­то­го с кине­ма­то­гра­фи­че­ским раз­ма­хом, доста­лись яркой бле­стя­щей «Отте­пе­ли».

Не факт, впро­чем, что фильм Иоси­фо­ва их бы полу­чил, даже вый­ди он рань­ше. «Ухо­дя­щая нату­ра» не бли­ста­ет визу­аль­но, как сти­ли­за­ция Тодо­ров­ско­го. Кар­тин­ка не обжи­га­ет глаз. Зато «Нату­ра» выгля­дит в точ­но­сти, как совет­ские филь­мы семи­де­ся­тых, экран пол­нит­ся застой­ным духом, а умер­ший в про­шлом году Кол­та­ков игра­ет здесь свою послед­нюю, без пре­уве­ли­че­ния, вели­кую роль. И дру­гие тита­ны совет­ско­го экра­на (Пет­рен­ко и Мень­шов), пожа­луй, тоже. «Отте­пель» креп­кая дра­ма, но ролей тако­го уров­ня в ней не было, это сери­ал об эпо­хе, а «Нату­ра» — о людях.

Источ­ник: kinopoisk.ru

При бли­жай­шем рас­смот­ре­нии даже сход­ства меж­ду сери­а­ла­ми не так уж много.

Тодо­ров­ский игра­ет со зри­те­лем в «Уга­дай мело­дию», пред­ла­гая рас­по­знать в пер­со­на­жах реаль­ные про­то­ти­пы. Иоси­фов рису­ет соби­ра­тель­ные обра­зы, и даже пер­со­на­жа заме­ча­тель­но­го Скля­ра лишь с натяж­кой мож­но назвать Тар­ков­ским, кото­ро­му не повез­ло. Тар­ков­ский всё-таки не нава­ли­вал­ся всем сво­им весом на пле­чи пре­дан­ных ему жен­щин и не пил запой­но, как Кузь­мен­ко в сери­а­ле. Кузь­мен­ко, ско­рее, любой неза­ви­си­мый худож­ник, раз­дав­лен­ный соц­ре­а­лиз­мом и пар­тий­ны­ми бонзами.

Любов­ные линии «Отте­пе­ли» попа­хи­ва­ют совет­ской обя­за­лов­кой. В «Ухо­дя­щей нату­ре» любовь сино­ни­мич­на сча­стью, при этом Иоси­фов очи­ща­ет исто­рию от сла­ща­во­сти и, что уж совсем ред­кость, — от кон­до­вой совре­мен­ной роман­тич­но­сти. Это двой­ная быто­вая дра­ма двух уже немо­ло­дых людей, кото­рых жизнь вдруг столк­ну­ла лба­ми. Он сни­мал своё кон­фор­мист­ское кино, она дои­ла коро­ву, а вышло, что полю­би­ли, слов­но по весне или во сне.

Самое же глав­ное отли­чие двух выда­ю­щих­ся сери­а­лов в том, что один о веч­ном, а дру­гой о сезонном.

«Отте­пель» — это поли­ти­че­ское выска­зы­ва­ние на зло­бу дня, отра­жа­ю­щее цик­лич­ность рос­сий­ской исто­рии. Как, напри­мер, риф­му­ют­ся уго­лов­ное пре­сле­до­ва­ние гомо­сек­су­а­лов в СССР и при­ня­тый в год выхо­да сери­а­ла закон о «гей-про­па­ган­де». Закон сего­дня есть, а зав­тра отме­нят. А веч­ность, это когда каж­до­му поко­ле­нию стра­ны при­хо­дит­ся себе обе­щать, что будет тяже­ло, но как-нибудь прорвёмся.

Петля времени (2013)

В совре­мен­ной Москве опыт­ный опер Ермо­ла­ев (Илья Обо­лен­ков) и начи­на­ю­щая сооб­ра­зи­тель­ная кри­ми­на­лист­ка Лужи­на (Ели­за­ве­та Пащен­ко) осмат­ри­ва­ют в под­зе­ме­лье ске­лет, кото­ро­му при­мер­но 150 лет. При нём нахо­дят новень­кий писто­лет. Потом всё тря­сёт­ся, и пара сле­до­ва­те­лей, выбрав­шись на поверх­ность, ока­зы­ва­ет­ся в 1879 году. Что­бы зате­рять­ся в тол­пе, они назы­ва­ют себя тай­ны­ми аген­та­ми, при­быв­ши­ми из Петер­бур­га с сек­рет­ной мис­си­ей, и тут же начи­на­ют рас­сле­до­вать мест­ные дела.

Хоро­шая рос­сий­ская хро­но­фан­та­сти­ка прак­ти­че­ски не суще­ству­ет в при­ро­де. Луч­шие пред­ста­ви­те­ли жан­ра оста­лись в девя­но­стых, когда каж­дый вто­рой пер­со­наж на экране меч­тал куда-нибудь сли­нять во вре­ме­ни и про­стран­стве. С тех пор ниче­го пут­но­го, по боль­шо­му счё­ту, не сняли.

«Пет­ля вре­ме­ни» — одно из ред­ких исклю­че­ний. Здесь нет ника­ких мисти­че­ских ходов и пси­хо­ло­ги­че­ской подо­плё­ки «Жиз­ни на Мар­се» или «Зер­ка­ла для героя». Но это даю­щее воз­мож­ность порез­вить­ся со вре­ме­нем бад­ди-муви с оба­я­тель­но пики­ру­ю­щи­ми­ся пер­со­на­жа­ми, тол­ко­во про­пи­сан­ны­ми детек­тив­ны­ми сюже­та­ми и при­ме­ра­ми дедук­тив­но­го мыш­ле­ния (рос­сий­ские сле­до­ва­те­ли недо­ста­точ­но часто дума­ют на экране, в основ­ном они бега­ют и стре­ля­ют). Жаль, что сня­ли все­го четы­ре эпи­зо­да — в такой пет­ле вре­ме­ни не грех было задержаться.

Орлова и Александров (2015)

Рос­кош­ным абхаз­ским летом 1933 года съё­моч­ная груп­па рабо­та­ет над пер­вой совет­ской музы­каль­ной коме­ди­ей «Весё­лые ребя­та». Круп­ный план оча­ро­ва­тель­ной розо­вой хрюш­ки, пыта­ю­щей сбе­жать со сто­ла. «Вер­ни­те артист­ку в кадр!» — суро­вым басом тре­бу­ет под все­об­щий хохот режис­сёр Алек­сан­дров (Ана­то­лий Белый). В это вре­мя на ули­це, сре­ди куд­ря­вой зеле­ни, под раз­зо­ло­чен­ным небом, у кром­ки лазур­но­го моря, дру­гая артист­ка, Любовь Орло­ва (Оле­ся Суд­зи­лов­ская) с дву­мя косич­ка­ми, гото­вит­ся к трю­ку с быком. Сни­ма­ет­ся зна­ме­ни­тая сце­на с «коро­вьим джа­зом». Все участ­ни­ки кино­груп­пы моло­ды, счаст­ли­вы, влюб­ле­ны, серд­це в гру­ди бьёт­ся, как птица…

Когда всту­пи­тель­ную сце­ну пока­жут в сле­ду­ю­щий раз, бли­же к сере­дине сери­а­ла, мы ока­жем­ся в зазер­ка­лье это­го весе­лья. С ампир­ной дачи в Гаг­ре, где сни­ма­ли «Весё­лых ребят», пове­зут сце­на­ри­стов Эрд­ма­на и Мас­са — пря­ми­ком в трёх­го­дич­ную ссыл­ку. Их име­на убе­рут с тит­ров филь­ма, их сце­на­рий упро­стят и при­ба­вят «клас­со­вую» тему. Сце­на­ри­стов уве­зут, а Орло­ва и Алек­сан­дров про­дол­жат снимать.

После пре­мье­ры сле­ду­ю­щей успеш­ной коме­дии «Цирк» рас­стре­ля­ют гени­аль­но­го опе­ра­то­ра кар­ти­ны Вла­ди­ми­ра Ниль­се­на. Орло­ва и Алек­сан­дров про­дол­жат сни­мать. В раз­гар рабо­ты над коме­ди­ей «Вол­га-Вол­га» рас­стре­ля­ют дирек­то­ра филь­ма Заха­ра Дарев­ско­го. Орло­ва и Алек­сан­дров про­дол­жат сни­мать своё жиз­не­ра­дост­ное бод­ря­че­ство, кото­рое Эрд­ман (реаль­ный, не в сери­а­ле) поз­же оце­нит как «постыд­ный и глу­пый бред».

Труд­но ска­зать, как оно было на самом деле для само­го успеш­но­го дуэ­та ста­лин­ско­го кине­ма­то­гра­фа. Но в абсо­лют­но неспра­вед­ли­во оплё­ван­ном рос­сий­ски­ми кри­ти­ка­ми сери­а­ле Орло­ва и Алек­сан­дров высту­па­ют как дуэт цир­ка­чей на арене, Бим и Бом. Поют, пля­шут, отби­ва­ют чечёт­ку, сто­ят на голо­вах в тес­ных сте­нах гран-гиньо­ля, рас­кра­шен­но­го в тех­ни­ко­ло­ре. Под неми­га­ю­щим взгля­дом ничуть не коми­че­ско­го Ста­ли­на (Евге­ний Кня­зев) пара ста­ра­тель­но весе­лит совет­ский народ. Алек­сан­дров уби­ра­ет с лица рас­те­рян­ность и ужас и коман­ду­ет съём­кой. Орло­ва рас­тя­ги­ва­ет крас­ные губы в осле­пи­тель­ной улыб­ке. И впе­рёд — пока­зы­вать зри­те­лю с экра­на свет­лый путь.

Кри­ти­ки сери­а­ла кри­ви­лись на эпо­ху, недо­сто­вер­ность собы­тий и упро­ще­ние пер­со­на­жей. Боль­шин­ство пер­со­на­жей дей­стви­тель­но кари­ка­тур­ны: Горь­кий ока­ет, Эйзен­штейн тере­бит шеве­лю­ру, Ранев­ская раз­го­ва­ри­ва­ет цита­та­ми из себя, Берия посы­ла­ет Орло­вой отрав­лен­ные розы (сомни­тель­но, что эта исто­рия вооб­ще случилась).

Но насчёт досто­вер­но­сти вопрос в том, а была ли она нуж­на? Авто­ры напи­са­ли непа­рад­ный порт­рет «совет­ско­го Гол­ли­ву­да» в бул­га­ков­ских тонах. Есть тут сквоз­ное ощу­ще­ние фан­тас­ма­го­рии, волан­дов­ской мисте­рии-буфф, места­ми — со вполне про­зрач­ны­ми аллюзиями.

При­ез­жа­ет Алек­сан­дров на дачу к руко­во­ди­те­лю Сов­ки­но Бори­су Шумяц­ко­му, кото­рый уже зна­ет, что ско­ро его рас­стре­ля­ют. Режис­сёр при­во­зит сце­на­рий по рома­ну «Мастер и Мар­га­ри­та» и про­сит Шумяц­ко­го посмот­реть. Тот рас­се­ян­но кива­ет, но сто­ит авто­мо­би­лю Алек­сан­дро­ва скрыть­ся за пово­ро­том, кида­ет сце­на­рий в костёр, в кото­ром жёг во дво­ре лист­ву. «Руко­пи­си не горят», — мгно­вен­но вспо­ми­на­ет начи­тан­ный зри­тель. А ещё более начи­тан­ный вспо­ми­на­ет «обе­зья­ний джаз» из рома­на. Горят Бул­га­ков и Алек­сан­дров, горят все. С каж­дым днём всё радост­ней жить на балу сатаны.

Красная королева (2015)

На париж­ском пока­зе мод абсо­лют­ный фурор про­из­во­дит совет­ский Дом моде­лей с кол­лек­ци­ей а‑ля рюс. Ослеп­лён­ной фото­вспыш­ка­ми звез­де пока­за Регине Бар­ской (оше­лом­ля­ю­ще кра­си­вая дебю­тант­ка Ксе­ния Лукьян­чи­ко­ва) зада­ют вопрос, все­гда ли она хоте­ла стать мане­кен­щи­цей. Каме­ра ныря­ет в про­вин­ци­аль­ное дет­ство геро­и­ни, где она с мате­рью-убор­щи­цей дра­ит полы, живёт в нищей ком­му­нал­ке с отцом-алко­го­ли­ком и меч­та­ет о мос­ков­ском ста­лин­ском гла­му­ре, недо­ступ­ном, как Париж или космос.

Судь­ба Реги­ны Збар­ской, про­зван­ной запад­ной прес­сой «самым кра­си­вым ору­жи­ем Крем­ля», доста­точ­но увле­ка­тель­на и тра­гич­на, что­бы обой­тись в бай­о­пи­ке о пер­вой совет­ской топ-моде­ли без роман­ти­за­ции или дра­ма­ти­за­ции собы­тий. Но авто­ры выби­ра­ют вари­ант «педаль в пол»: домаш­нее наси­лие, ран­ний аборт, лов­ля сти­ляг дру­жин­ни­ка­ми, кото­рые при­жи­ма­ют девуш­ку к асфаль­ту и насиль­но стри­гут с воп­ля­ми: «Шлю­ха!».

Людей здесь нет, толь­ко типа­жи. Хищ­ные стер­воз­ные блон­дин­ки, при­тво­ря­ю­щи­е­ся подру­га­ми. Экс­тра­ва­гант­ная моде­льер­ша, даю­щая путёв­ку в жизнь. Бюро­кра­ты от моды. Роко­вой мажор от искус­ства, пла­кат­ный офи­цер от внут­рен­них орга­нов. Да и сама совет­ская золуш­ка, кото­рую мота­ет, как цве­ток в про­ру­би, от обсто­я­тель­ства к обсто­я­тель­ству: из ком­му­нал­ки в Париж, из инсти­ту­та на поди­ум, из боль­шой люб­ви — в психушку.

Тон­ко­сти, глу­би­ны, реа­ли­стич­но­сти — ноль, но это послед­нее, что тре­бу­ет­ся жан­ро­во­му кино. Созда­те­ли «Крас­ной коро­ле­вы» исполь­зу­ют гото­вые рабо­та­ю­щие рецеп­ты, сме­шав в одном кот­ле стра­сти бра­зиль­ских теле­но­велл, вооду­шев­лён­ность аме­ри­кан­ских исто­рий успе­ха и сен­ти­мен­таль­ность оте­че­ствен­но­го раз­ли­ва. То есть всё то, бла­го­да­ря чему «Москва сле­за­ми не верит» ста­ла вели­кой мело­дра­мой. Рабо­та­ет, как по волшебству.

«Крас­ная коро­ле­ва» — луч­ший мело­дра­ма­ти­че­ский сери­ал 2010‑х годов с визу­аль­ным рядом почти комикс­ной кра­со­ты, от кото­ро­го глаз не ото­рвать. Кар­тин­ка даже пере­на­сы­ще­на, в ход идёт всё, извле­чён­ное из запа­сов нашей памя­ти: виды ВДНХ, открыт­ки Зару­би­на, розо­вые и голу­бые воз­душ­ные шари­ки, бога­тые сто­лы, накры­тые по рецеп­там из «Кни­ги о вкус­ной и здо­ро­вой пище». Повсю­ду, разу­ме­ет­ся, крас­ный цвет, от клюк­вен­но­го мор­са до флагов.

Это пер­вый оте­че­ствен­ный сери­аль­ный про­дукт, из кото­ро­го хочет­ся наре­зать кар­тин­ки для Там­бле­ра и Пин­те­ре­ста, кле­пать из мест­ной влюб­лён­ной пары фан-роли­ки на юту­бе и копи­ро­вать наря­ды. Совет­ская мода суще­ство­ва­ла толь­ко в жур­на­лах, на выстав­ках дости­же­ний и для жён чле­нов ЦК, но мы верим в эти пла­тья, пер­чат­ки, туфли и маки­яж, как в непре­лож­ную исти­ну. Бра­во авто­рам. Так и тво­рят­ся куль­тур­но-исто­ри­че­ские мифы — лёг­ким росчер­ком пома­ды цве­та руби­но­вых крем­лёв­ских звёзд.

Этюды о свободе (2018)

Соглас­но ново­му зако­ну Мосгор­ду­мы, всем моло­до­жё­нам выде­ля­ют кура­то­ров — пару, про­жив­шую в счаст­ли­вом бра­ке не мень­ше 15 лет. К све­же­ис­пе­чён­ным моло­дым супру­гам явля­ют­ся их кура­то­ры (Мак­сим Суха­нов и Юлия Сал­ми­на). Чем даль­ше идёт напря­жён­ная бесе­да, тем яснее ста­но­вит­ся, что забот­ли­вые стар­шие това­ри­щи — это пароч­ка свин­ге­ров, исполь­зу­ю­щих новый закон для удо­вле­тво­ре­ния сво­их сек­су­аль­ных вкусов.

Все­го в анти­уто­пи­че­ском сери­а­ле Вла­ди­ми­ра Мир­зо­е­ва три эпи­зо­да, один дру­го­го абсурд­нее. В каж­дом иссле­ду­ют­ся гра­ни­цы лич­ной сво­бо­ды, кото­рые может нару­шить госу­дар­ство, пока не выяс­ня­ет­ся, что ника­ких гра­ниц не суще­ству­ет вовсе: госу­дар­ство может и хочет кон­тро­ли­ро­вать всё — секс, твор­че­ство, жизнь и, разу­ме­ет­ся, смерть.

Послед­ней и посвя­щён самый мрач­ный тре­тий эпи­зод, но наи­боль­шую жуть наго­ня­ет отно­си­тель­но без­обид­ный пер­вый: люби­мец Мир­зо­е­ва актёр Суха­нов с воз­рас­том обрёл какую-то демо­ни­че­скую стать, кото­рую Мир­зо­ев исполь­зу­ет и в сво­ём све­жем про­ек­те — сери­а­ле «Топи», рус­ской народ­ной готи­ке про тота­ли­та­ризм. «Этю­ды» мож­но назвать сво­е­го рода раз­мин­кой для режис­сё­ра, но это, без­услов­но, пока един­ствен­ное «Чёр­ное зер­ка­ло» по-рус­ски — соци­аль­ная фан­та­сти­ка, так близ­ко сопри­ка­са­ю­ща­я­ся с реаль­но­стью, что ещё пол­ша­га и мы ока­жем­ся на анти­уто­пи­че­ской территории.

А.Л.Ж.И.Р. (2018)

В 1939 году после аре­ста мужа, извест­но­го авиа­кон­струк­то­ра, Оль­га Пав­ло­ва (Дарья Ека­ма­со­ва) репрес­си­ро­ва­на как ЧСИР (член семьи измен­ни­ка роди­ны). В аре­стант­ском вагоне поез­да она встре­ча­ет извест­ную опер­ную певи­цу Софию Тер-Аша­ту­ро­ву (Ека­те­ри­на Гусе­ва), задер­жан­ную по доно­су любов­ни­цы сво­е­го мужа. Жен­щи­ны ока­зы­ва­ют­ся в Акмо­лин­ском лаге­ре жён измен­ни­ков Роди­ны, сокра­щён­но — АЛЖИР.

Акмо­лин­ский лагерь — реаль­но суще­ство­вав­шее место, через кото­рое, по офи­ци­аль­ным дан­ным, за 15 лет суще­ство­ва­ния про­шли 15 000 жен­щин. Сре­ди них были жёны Арка­дия Гай­да­ра и Бори­са Пильян­ка, мате­ри Була­та Окуд­жа­вы, Васи­лия Аксё­но­ва и Майи Пли­сец­кой, певи­ца Люд­ми­ла Рус­ла­но­ва и дру­гие род­ствен­ни­цы «вра­гов народа».

Лагерь нахо­дил­ся в Казах­стане, поэто­му сре­ди геро­инь есть казаш­ки, зву­чит казах­ский язык и даже отча­сти пока­зы­ва­ет­ся мест­ная куль­ту­ра и обы­чаи. В ауди­то­рии сери­а­ла ока­за­лось не мень­ше каза­хов, чем рос­си­ян, и вооб­ще созда­те­лей сто­ит побла­го­да­рить за укреп­ле­ние друж­бы наро­дов через обра­ще­ние к общей исто­ри­че­ской памя­ти. В част­но­сти, мно­гие зри­те­ли вспо­ми­на­ли, как мест­ные жите­ли помо­га­ли заклю­чён­ным, спа­сая их от голода.

Несмот­ря на общую мрач­ность, лагер­ный быт пока­зан отно­си­тель­но мяг­ко. Хва­та­ет и искус­ствен­ных момен­тов со спа­се­ни­ем в послед­ний миг. Плюс побе­ги, кото­рые боль­ше под­хо­дят при­клю­чен­че­ско­му кино, и любов­ные исто­рии (геро­и­ня Гусе­вой пере­жи­ва­ет целых два рома­на). Воз­мож­но, это было пра­виль­ным дра­ма­тур­ги­че­ским реше­ни­ем: в рам­ках не вдум­чи­во­го автор­ско­го кине­ма­то­гра­фа, а пря­мо­ли­ней­ной сери­аль­ной исто­рии бес­про­свет­ная жесто­кость авто­ма­ти­че­ски пре­вра­ти­лась бы в сур­вай­вал-хор­рор вме­сто внят­но­го рас­ска­за о тяжё­лой, но всё-таки жиз­ни, хотя и в адских условиях.

Глав­ная уда­ча сери­а­ла — сами жен­щи­ны. И тут выиг­ры­ва­ют не глав­ные геро­и­ни, а уго­лов­ни­ца Аглая, кото­рую с азар­том и раз­бой­ни­чьим огнём в гла­зах игра­ет Клав­дия Кор­шу­но­ва. Вто­рая бле­стя­щая роль в сери­а­ле при­над­ле­жит Оль­ге Лап­ши­ной. У её убеж­дён­ной ком­му­нист­ки Лазур­ки­ной, кото­рая пишет това­ри­щу Ста­ли­ну о том, что про­изо­шла чудо­вищ­ная ошиб­ка, был реаль­ный про­то­тип — сорат­ни­ца Лени­на и выда­ю­щий­ся педа­гог Дора Лазур­ки­на, 18 ста­лин­ских лет про­вед­шая в лаге­рях, тюрь­мах и ссыл­ках. Сери­аль­ная Лазур­ки­на поги­ба­ет, спа­сая жизнь про­тив­но­му ребён­ку, кото­ро­го она успе­ла пере­вос­пи­тать. Реаль­ной Лазур­ки­ной после реа­би­ли­та­ции всю остав­шу­ю­ся жизнь сни­лись кош­ма­ры о пыт­ках и истя­за­ни­ях. Неиз­вест­но, что милосердней.

Бар «На грудь» (2018–2019)

В Рос­сии посте­пен­но осва­и­ва­ют веб-сери­а­лы, и режис­сёр­ский дебют актри­сы Ири­ны Вил­ко­вой «Бар „На грудь“» — один из самых удач­ных сете­вых про­ек­тов с осо­бен­но­стя­ми наци­о­наль­но­го коло­ри­та. Это набор корот­ких скет­чей, свя­зан­ных не сюже­том, а местом.

Малень­кая все­лен­ная сери­а­ла вра­ща­ет­ся вокруг питер­ско­го бара, куда при­хо­дит раз­но­об­раз­ная пуб­ли­ка. За стой­кой высит­ся мест­ная боги­ня — бар­мен­ша Али­са (Анна Гольд­фельд) и её выда­ю­щий­ся бюст тре­тье­го раз­ме­ра, неодо­ли­мо при­тя­ги­ва­ю­щий вни­ма­ние. Как и поло­же­но чело­ве­ку, рабо­та­ю­ще­му в питей­ном заве­де­нии, она нали­ва­ет и мол­ча слу­ша­ет посе­ти­те­лей, кивая в нуж­ных местах (ответ­ные репли­ки не требуются).

Все пер­со­на­жи объ­ём­ные, коло­рит­ные и спи­са­ны с жиз­ни в нату­раль­ную вели­чи­ну, от тос­ку­ю­ще­го по девя­но­стым бан­ди­та Вале­ры (Кирилл Полу­хин) до пью­ще­го аккор­део­ни­ста Арка­дия, в одной из серий муже­ствен­но сра­жа­ю­ще­го­ся с рюм­кой вод­ки. Сери­ал, по сути, сле­пок с нашей совре­мен­но­сти, при­прав­лен­ный долей абсур­да, акту­аль­но­го юмо­ра и неиз­беж­ных пья­ных слез. Заме­ча­тель­ное, ори­ги­наль­ное и живое шоу.

ИП Пирогова (2019–2020)

Домо­хо­зяй­ка Вера (Еле­на Под­ка­мен­ская) 15 лет зани­ма­лась семьёй и пек­ла в каче­стве хоб­би дизай­нер­ские тор­ты. После изме­ны мужа она реша­ет пре­вра­тить увле­че­ние в биз­нес и откры­ва­ет кон­ди­тер­ский стартап.

Перед нами чудо чуд­ное — по-насто­я­ще­му смеш­ной рос­сий­ский сит­ком, да ещё и без еди­ной шут­ки ниже поя­са и вод­ки (где вы такое в послед­ний раз виде­ли в оте­че­ствен­ной коме­дии?). В отли­чие от боль­шин­ства раз­вле­ка­тель­ных шоу об отча­ян­ных домо­хо­зяй­ках, сери­ал не ото­рван от жиз­ни: геро­и­ня, кото­рой бы впо­ру обсуж­дать туфли вме­сте с Кэр­ри Брэд­шоу, пыта­ет­ся под­нять свой малый биз­нес — заня­тие в Рос­сии героическое.

Меж­ду пер­со­на­жа­ми тол­ко­во рас­пре­де­ле­ны состав­ля­ю­щие коме­дии. За сар­казм отве­ча­ет Вери­на сест­ра (Ксе­ния Теп­ло­ва), за народ­ный дух — папа (Алек­сандр Пан­кра­тов-Чёр­ный), за оба­я­тель­ную неле­пость — намерт­во живу­щий с мамой нерд-юрист (Кон­стан­тин Лысен­ков). Есть ещё кон­ку­рент­ка Веры (Еле­на Валюш­ки­на), кото­рая веч­но печёт что-то в жут­ких розоч­ках, пока глав­ная геро­и­ня про­дви­га­ет эле­гант­ные запад­ные десер­ты (их очень кра­си­во гото­вят пря­мо в кад­ре). Царит весё­лая сума­то­ха, загля­ды­ва­ют на ого­нёк Лапен­ко и игра­ю­щая злую паро­дию на саму себя Яна Кош­ки­на, ино­гда дают хоро­шие кули­нар­ные сове­ты, ино­гда — тор­том в мор­ду. Торт рос­сий­ской коме­дии к лицу.

Читай­те так­же рецен­зию на оте­че­ствен­ный супер­ге­рой­ский блок­ба­стер «„Май­ор Гром“ сре­ди ясно­го апрель­ско­го неба». 

В Государственном историческом музее началась выставка о Русской Антарктиде

По
Редакция VATNIKSTAN
-

Госу­дар­ствен­ный исто­ри­че­ский музей в Москве открыл выстав­ку «Рус­ская Антарк­ти­да. Два века исто­рии». Она при­уро­че­на к 200-летию окон­ча­ния Пер­вой рус­ской антарк­ти­че­ской экс­пе­ди­ции Фад­дея Бел­линсгау­зе­на и Миха­и­ла Лаза­ре­ва, кото­рая откры­ла самый южный кон­ти­нент Зем­ли, а так­же к 65-летию нача­ла совет­ских иссле­до­ва­ний Антарктики.

Пер­вый раз­дел выстав­ки пред­став­ля­ет арте­фак­ты, свя­зан­ные с изу­че­ни­ем Антарк­ти­ды в XIX — нача­ле XX века. Сре­ди них — аква­ре­ли штат­но­го худож­ни­ка экс­пе­ди­ции Бел­линсгау­зе­на и Лаза­ре­ва Пав­ла Михай­ло­ва, ори­ги­на­лы кото­рых впер­вые экс­по­ни­ру­ют­ся в музее, модель шлю­па «Восток», с бор­та кото­ро­го 16 янва­ря 1820 года рус­ские моря­ки впер­вые наблю­да­ли шель­фо­вые лед­ни­ки Антарктиды.

Вто­рой раз­дел выстав­ки посвя­щён дея­тель­но­сти пер­вых совет­ских антарк­ти­че­ских экс­пе­ди­ций, о кото­рых напо­ми­на­ют метал­ли­че­ские пена­лы с водой из памят­ных точек в рай­оне Антарк­ти­ды, рисун­ки, гео­гра­фи­че­ские кар­ты кон­ти­нен­та, совет­ские юби­лей­ные и памят­ные меда­ли и знач­ки. Послед­ний раз­дел выстав­ки пред­став­ля­ет про­из­ве­де­ния совре­мен­ных худож­ни­ков. Выстав­ку допол­ня­ет демон­стра­ция совет­ских доку­мен­таль­ные филь­мов 1950‑х годов.

Выстав­ка рабо­та­ет с 14 апре­ля по 12 июля 2021 года. Подроб­но­сти о собы­тии читай­те на сай­те Госу­дар­ствен­но­го исто­ри­че­ско­го музея.

Легенды и мифы о «Голубой дивизии»

По
Сергей Акинфиев
-

Об испан­ской «Голу­бой диви­зии» мно­гие из нас име­ют совсем смут­ное пред­став­ле­ние. Ещё мень­ше мы зна­ем о её бое­вом пути и о вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях с мир­ным насе­ле­ни­ем на окку­пи­ро­ван­ных тер­ри­то­ри­ях. Своё мне­ние о завяз­шей в рус­ских сне­гах испан­ской армии мы скла­ды­ва­ем из отры­воч­ных вос­по­ми­на­ний и сви­де­тельств оче­вид­цев, всплы­ва­ю­щих то тут, то там в интер­вью и исто­ри­че­ских моно­гра­фи­ях. Насколь­ко наше мне­ние близ­ко к реаль­но­сти? Насколь­ко мно­го мы зна­ем о вое­вав­ших на нашей зем­ле испан­цах-фалан­ги­стах? Каки­ми они были на самом деле и какую память оста­ви­ли о себе? Об этом — в нашей сего­дняш­ней статье.

Мы ред­ко заду­мы­ва­ем­ся о том, что Вели­кую Оте­че­ствен­ную вой­ну мно­гие из нас вос­при­ни­ма­ют лишь через приз­му про­ти­во­сто­я­ния рус­ско­го наро­да с этни­че­ски­ми нем­ца­ми. При этом осо­зна­нию того, что в пери­од с 1941 по 1945 годы СССР де-факто вое­вал с обще­ев­ро­пей­ской воен­ной маши­ной, вобрав­шей в себя десят­ки наро­дов от хор­ва­тов до фин­нов, отво­дит­ся место где-то на обо­чине наше­го куль­тур­но­го кода. Мно­го­чис­лен­ные же союз­ни­ки гит­ле­ров­ской Гер­ма­нии оста­ют­ся в памя­ти совет­ских людей лишь тогда, когда эта память пол­нит­ся по-насто­я­ще­му ужа­са­ю­щи­ми сви­де­тель­ства­ми зверств, пре­вос­хо­дя­щих сво­ей жесто­ко­стью обыч­ное воен­ное беззаконие.

Впро­чем, у каж­до­го пра­ви­ла есть свои исклю­че­ния. Если рас­ска­зы об окку­пан­тах-румы­нах, эстон­цах, фин­нах и вен­грах еди­но­душ­но опи­сы­ва­ют­ся все­го дву­мя ёмки­ми сло­ва­ми «Хуже нем­цев», то, ска­жем, вос­по­ми­на­ния об испан­цах-фалан­ги­стах из «Голу­бой диви­зии» зву­чат совсем в иной тональ­но­сти. Испан­цы пред­ста­ют перед нами весё­лы­ми и доб­ро­душ­ны­ми южа­на­ми: пусть и не про­пус­ка­ю­щи­ми ни одной рус­ской юбки, пусть неве­ро­ят­ны­ми раз­гиль­дя­я­ми и дра­чу­на­ми — но при этом набож­ны­ми аль­тру­и­ста­ми, сен­ти­мен­таль­ны­ми роман­ти­ка­ми, гото­вы­ми отдать паёк голод­ным рус­ским детям, и бес­страш­ны­ми вои­на­ми, отча­ян­но гля­дя­щи­ми в гла­за смерти.

«Голу­бая диви­зия» отра­жа­ет ата­ки совет­ских войск в Крас­но­бор­ской операции

Во всё это верить нас застав­ля­ет какое-то тай­ное жела­ние най­ти «сво­их» даже «сре­ди чужих». Искренне наде­ясь, что всё было имен­но так, мы часто не обра­ща­ем вни­ма­ние на то, что лежит на самой поверх­но­сти. Напри­мер, на то, что за созда­ние поло­жи­тель­но­го ими­джа фалан­ги­стов-окку­пан­тов с рус­ской сто­ро­ны ответ­ствен­на Лидия Оси­по­ва, она же Олим­пи­а­да Поля­ко­ва, анти­со­вет­чи­ца-эми­грант­ка, автор запи­сок с гово­ря­щим назва­ни­ем «Днев­ник кол­ла­бо­рант­ки». Как и, напри­мер, на то, что испан­ские источ­ни­ки, ста­ра­ю­щи­е­ся обе­лить дей­ствия «Голу­бой диви­зии», ссы­ла­ют­ся либо на тот же самый «Днев­ник», либо на пас­то­раль­ные вос­по­ми­на­ния самих «диви­зи­о­не­ров».

При­знать­ся, автор этой ста­тьи дол­гое вре­мя сам был под оча­ро­ва­ни­ем обра­за «вра­га с чело­ве­че­ским лицом», обра­за насто­я­ще­го испан­ца, чело­ве­ка чести, наслед­ни­ка тра­ди­ций капи­та­на Ала­три­сте и дон Кихо­та. Свою первую тре­щи­ну эта влюб­лён­ность дала после бег­ло­го зна­ком­ства с очер­ком выда­ю­щей­ся совет­ской испа­нист­ки Свет­ла­ны Пожар­ской «„Голу­бая диви­зия“ на совет­ско-гер­ман­ском фрон­те (1941–1943 гг.)», а после про­чте­ния кни­ги исто­ри­ка Бори­са Кова­лё­ва «Испан­ская диви­зия — союз­ник Тре­тье­го рей­ха. 1941–1945 гг.», едва ли не само­го мас­штаб­но­го тру­да по дан­ной теме в рос­сий­ской исто­рио­гра­фии, она и вовсе раз­ле­те­лась вдре­без­ги — со зво­ном и хрустом.

Дан­ная ста­тья не ста­вит сво­ей целью вос­пи­та­ние нена­ви­сти к кон­крет­но­му наро­ду. Она не ста­вит сво­ей целью при­ни­же­ние объ­ек­тив­ных досто­инств отдель­ных фалан­ги­стов как сол­дат. Она не пыта­ет­ся закра­сить чёр­ной крас­кой всё, что свя­за­но с пре­бы­ва­ни­ем «Голу­бой диви­зии» в СССР. Она лишь ста­ра­ет­ся раз­ве­ять тот бла­го­род­ный оре­ол и те заблуж­де­ния, кото­ры­ми оку­та­ны обра­зы при­шед­ших на нашу зем­лю испан­цев-фалан­ги­стов. Мы све­дём к мини­му­му оце­ноч­ные суж­де­ния — и про­сто пока­жем «Голу­бую диви­зию» такой, какой она была на самом деле.

Заблуждение № 1. «Голубая дивизия» состояла из идейных добровольцев

В сре­де нынеш­них испан­ских реван­ши­стов «Голу­бая диви­зия» пред­став­ля­ет­ся спа­ян­ным кол­лек­ти­вом отча­ян­ных фалан­ги­стов, брат­ским сою­зом фана­тич­ных при­вер­жен­цев идей Фран­сис­ко Фран­ко и Хосе Анто­нио При­мо де Риве­ры, отпра­вив­ших­ся в далё­кую Рос­сию исклю­чи­тель­но во имя борь­бы с ком­му­ни­сти­че­ской чумой. Пищу для подоб­ных пред­став­ле­ний даёт, напри­мер, теле­грам­ма, кото­рую немец­кий пове­рен­ный в делах Хебер­лейн отпра­вил из Мад­ри­да в Бер­лин 4 июля 1941 года:

«На при­зыв к вер­бов­ке в „Голу­бую диви­зию“ отклик­ну­лось в 40 раз боль­ше доб­ро­воль­цев, чем это было необходимо…».

…или отчё­ты совет­ских аген­тов, отме­чав­ших боль­шое чис­ло про­фес­си­о­наль­ных воен­ных в све­же­со­бран­ной «Голу­бой дивизии»:

«Полк „Род­ри­го“, состо­яв­ший в основ­ном из фалан­ги­стов, под­верг­ся реор­га­ни­за­ции в Гер­ма­нии <…> Из него были обра­зо­ва­ны части про­ти­во­воз­душ­ной обо­ро­ны, свя­зи, транс­пор­та, интен­дант­ской служ­бы и другие…»

«В Бур­го­се был сфор­ми­ро­ван 262 полк „Пимен­тель“, состав­лен­ный, в основ­ном, из фалангистов…»

Доб­ро­воль­цы «Голу­бой диви­зии» в поез­де, направ­ля­ю­щем­ся на Восточ­ный фронт

Клю­че­вы­ми момен­та­ми во всех этих докла­дах явля­ют­ся сло­ва «в основ­ном». «Голу­бая диви­зия» и вправ­ду в боль­шин­стве сво­ём состо­я­ла из испан­цев, запи­сав­ших­ся в неё по доб­рой воле — вопрос был лишь в том, что имен­но заста­ви­ло того или ино­го «диви­зи­о­не­ра» прий­ти на при­зыв­ной пункт.

Соглас­но докла­дам совет­ских наблю­да­те­лей, идей­ные фалан­ги­сты состав­ля­ли не более 50% все­го лич­но­го соста­ва. Остав­ши­е­ся «диви­зи­о­не­ры» были мало­гра­мот­ны­ми кре­стья­на­ми или сту­ден­та­ми, запи­сав­ши­ми­ся исклю­чи­тель­но ради солид­но­го жало­ва­нья, воен­ны­ми аван­тю­ри­ста­ми, пошед­ши­ми на вой­ну за новы­ми зва­ни­я­ми, а то и вовсе деклас­си­ро­ван­ны­ми эле­мен­та­ми, зачис­лен­ны­ми в диви­зию в при­ну­ди­тель­ном поряд­ке пря­мо в тюрем­ной камере.

Напри­мер, Хосе Кар­по­на Хель­мо «…пошёл по необ­хо­ди­мо­сти, так как был в это вре­мя без рабо­ты». Энди­ка Ари­ха Раба «…посту­пил в Голу­бую диви­зию, желая боль­ше зара­ба­ты­вать». Хосе Ури­эль Лоса­но «в диви­зию всту­пил, что­бы нажить­ся, наде­ясь, что диви­зия не будет участ­во­вать в боях».

Нена­зван­ный пере­беж­чик из 269-го пол­ка писал:

«Основ­ным сти­му­лом для сол­дат явля­лось сокра­ще­ние воен­ной служ­бы с двух лет до шести меся­цев, высо­кое жало­ва­нье и для неко­то­рых — воз­мож­ность полу­чить галу­ны, то есть выслу­жить­ся в сер­жан­ты. Когда в пер­вый раз перед стро­ем коман­дир роты озна­ко­мил с усло­ви­я­ми служ­бы в „Голу­бой диви­зии“ и пред­ло­жил жела­ю­щим всту­пить в неё сде­лать шаг впе­рёд, то шаг­ну­ла вся рота. При виде это­го капи­тан-коман­дир роты раз­ра­зил­ся бра­нью, при­ба­вив, что все хотят уехать, а кто же будет слу­жить Испании?».

Подоб­ных пока­за­ний у Пожар­ской и Кова­лё­ва десят­ки. Более того, чем даль­ше «Голу­бая диви­зия» вяз­нет в войне в Рос­сии, тем мень­ше в её соста­ве людей, искренне веря­щих в идеи При­мо де Риве­ры. И хотя сто­рон­ни­ки фалан­ги­стов вро­де Кар­ло­са Каба­лье­ро Хура­до вся­че­ски ста­ра­ют­ся дока­зать обрат­ное (оправ­ды­вая пока­за­ния плен­ных жела­ни­ем спа­сти свою жизнь или гру­бой совет­ской про­па­ган­дой), луч­шим дока­за­тель­ством истин­ных моти­вов чле­нов «Голу­бой диви­зии» явля­ют­ся сло­ва всё той же Оси­по­вой — чело­ве­ка, кото­ро­го никак не запо­до­зришь в сим­па­ти­ях к совет­ско­му строю:

«Испан­цев про­па­ган­да совер­шен­но не инте­ре­су­ет. <…> Им совер­шен­но напле­вать на все рус­ские и нерус­ские дела в мире. И на всю поли­ти­ку. Это про­сто наём­ни­ки, кото­рые реши­ли под­за­ра­бо­тать денег на войне. Как в Сред­ние века. <…> Мой порт­ной Мано­ло так и счи­та­ет: как толь­ко будет доволь­но на покуп­ку авто­мо­би­ля — он едет домой и женит­ся на сво­ей Пепи­те. Вот и вся их политика».

Заблуждение № 2. «Голубая дивизия» отличалась высоким боевым духом

Под стать идей­но­му напол­не­нию «Голу­бой диви­зии» и её бое­вые заслу­ги. Само собой, что совре­мен­ные неофа­лан­ги­сты видят «диви­зи­о­не­ров» бес­страш­ны­ми сорви­го­ло­ва­ми, не боя­щи­ми­ся ни бога, ни чёр­та; вои­на­ми, оди­на­ко­во сто­и­че­ски пере­жи­ва­ю­щи­ми и смер­то­нос­ные моро­зы, и ата­ки несмет­ных орд вра­га. Сто­ит, одна­ко, коп­нуть чуть глуб­же, и аргу­мен­ты в поль­зу таких утвер­жде­ний начи­на­ют исче­зать пря­мо на гла­зах. Основ­ны­ми источ­ни­ка­ми геро­и­че­ских мифов об участ­ни­ках «Голу­бой диви­зии» явля­ют­ся либо мему­а­ры союз­ни­ков — таких как Кил­ли­ан Ханс, напи­сав­ший кни­гу «В тени побед. Немец­кий хирург на Восточ­ном фрон­те. 1941–1943»:

«Голу­бая диви­зия — вой­ско диких, отча­ян­ных голо­во­ре­зов. Эти пар­ни идут в бой не с авто­ма­та­ми или кара­би­на­ми и не ждут, пока зара­бо­та­ет артил­ле­рия. Они под­пус­ка­ют рус­ских побли­же, взры­ва­ют перед насту­па­ю­щи­ми ряда­ми руч­ные гра­на­ты, а затем выска­ки­ва­ют из око­пов и набра­сы­ва­ют­ся на рус­ских с ножа­ми и маче­те, пере­ре­зая им глотки…».

…либо, опять-таки, сви­де­тель­ства быв­ших чле­нов диви­зии, кото­рые, исполь­зуя тер­ми­но­ло­гию Кодек­са об адми­ни­стра­тив­ных пра­во­на­ру­ше­ни­ях, явля­ют­ся «лица­ми заин­те­ре­со­ван­ны­ми». Имен­но из их вос­по­ми­на­ний про­из­рас­та­ют духо­подъ­ём­ные сви­де­тель­ства о зна­ме­ни­той бит­ве в Крас­ном Бору, пере­ме­жа­е­мые фра­за­ми, достой­ны­ми царя Лео­ни­да и трёх­сот спартанцев:

«Жесто­кость бит­вы 25 янва­ря (меж­ду совет­ски­ми вой­ска­ми и ротой испан­ских лыж­ни­ков в коли­че­стве 206 чело­век — прим. авто­ра) лиш­ний раз под­твер­ди­ли радио­пе­ре­го­во­ры меж­ду гене­ра­лом Муньо­сом Гран­де­сом и капи­та­ном Ордасом:

Гене­рал: Ска­жи­те, сколь­ко там оста­лось храбрецов?
Капи­тан: Сеньор, нас оста­лось все­го 12 чело­век. Да здрав­ству­ет Испа­ния! (бое­вой клич фалан­ги­стов — прим. автора)».

«Голу­бая диви­зия» в боях под Ленин­гра­дом (совре­мен­ная реконструкция)

В этой ситу­а­ции любо­пыт­но взгля­нуть на ситу­а­цию с несколь­ко ино­го ракур­са — через пока­за­ния плен­ных или лич­ные днев­ни­ки. Судя по этим источ­ни­кам, бое­вой дух боль­шин­ства сол­дат «Голу­бой диви­зии» дер­жал­ся на уровне лишь до тех пор, пока поло­же­ние дел было в поль­зу испан­цев и пока не уда­ри­ли пер­вые насто­я­щие моро­зы. Пер­вые «диви­зи­о­не­ры», такие как пере­шед­ший на нашу сто­ро­ну Эуста­кио Гер­ре­ро Наран­хо, побе­жа­ли уже в нояб­ре 1941 года, когда нача­лась мясо­руб­ка под Поса­дом. Не отли­ча­лись, по сло­вам пере­беж­чи­ка, бое­вым духом и оставшиеся:

«В <…> роте из 120 чело­век 30 фалан­ги­стов, осталь­ным вой­на надо­е­ла <…> в роте есть око­ло 40 чело­век, кото­рые хотят перей­ти на сто­ро­ну Крас­ной армии…».

Сло­ва пере­беж­чи­ка мож­но было счи­тать жела­ни­ем про­из­ве­сти поло­жи­тель­ное впе­чат­ле­ние в пле­ну, если бы его речь не под­креп­ля­лась, напри­мер, сло­ва­ми плен­но­го фалан­ги­ста Арту­ро Тера­на. Не отка­зав­ший­ся и в пле­ну от сво­их убеж­де­ний, Теран, тем не менее, под­твер­дил, что бое­вой дух «диви­зи­о­не­ров» низок:

«Что каса­ет­ся поли­ти­ко-мораль­но­го состо­я­ния, то сол­да­ты хотят вер­нуть­ся в Испа­нию, не имея жела­ния про­дол­жать войну».

Напом­ним, что речь идёт о декаб­ре 1941 года, вре­ме­ни, когда рус­ская кам­па­ния фран­ки­стов была даже не в раз­га­ре — она едва нача­лась. В испан­ских частях про­цве­та­ло дезер­тир­ство, были неред­ки слу­чаи чле­но­вре­ди­тель­ства, и сооб­ще­ний об этом в докла­дах совет­ских раз­вед­чи­ков будет ста­но­вить­ся всё боль­ше и боль­ше. Под Ленин­град в 1942 году испан­цы при­шли уже с обстре­лян­ным лич­ным соста­вом, зна­ко­мым и с рус­ски­ми моро­за­ми, и с тем, на что спо­со­бен про­тив­ник. Но даже в этом слу­чае днев­ни­ки «диви­зи­о­не­ров» часто скво­зят ощу­ще­ни­ем безысходности:

«Вся­кий раз, когда мы сто­нем от ужа­сов зимы, про­тив­ник про­во­дит хоро­шо под­го­тов­лен­ные ата­ки на наш фронт. Он все­гда име­ет пре­иму­ще­ства <…> Кро­ме того, он луч­ше пере­дви­га­ет­ся по сне­гу и льду, кото­рые все­гда явля­ют­ся серьёз­ны­ми пре­пят­стви­я­ми для наших подразделений».

Непри­кры­тый опти­мизм появ­ля­ет­ся в мему­а­рах испан­цев толь­ко в двух слу­ча­ях — в побе­до­нос­ных штаб­ных реля­ци­ях и в опи­са­нии тыло­вой жиз­ни на окку­пи­ро­ван­ных тер­ри­то­ри­ях. Есте­ствен­но, что и у фалан­ги­стов были отдель­ные смель­ча­ки, не заду­мы­ва­ясь отда­ю­щие свои жиз­ни за Испа­нию буду­ще­го. Более того, в том же самом Крас­ном Бору отдель­ные части «Голу­бой диви­зии» про­яви­ли себя без пре­уве­ли­че­ния геро­и­че­ски. В осталь­ном «геро­изм» испан­цев был лишь след­стви­ем пол­но­го отсут­ствия дис­ци­пли­ны. Об этом, напри­мер, пишет всё та же Осипова:

«Нем­цы храб­ры постоль­ку, посколь­ку им при­ка­за­но фюре­ром быть храб­ры­ми. Ни на капель­ку боль­ше. Испан­цы совер­шен­но не зна­ют чув­ства само­со­хра­не­ния. Выби­ва­ют у них свы­ше 50% соста­ва какой-либо части, осталь­ные 50% про­дол­жа­ют с пес­ня­ми идти в бой. Это мы наблю­да­ли соб­ствен­ны­ми гла­за­ми. Нем­цы, соглас­но при­ка­зу, при пер­вом же сна­ря­де лезут в бун­кер и сидят в нём до кон­ца стрель­бы. У испан­цев из нашей части погиб­ло 14 чело­век отто­го, что они не толь­ко не пря­та­лись от обстре­ла, но непре­мен­но мча­лись туда, где ложат­ся сна­ря­ды, что­бы уви­деть, куда и как они попадают».

…кото­рой вто­рит в сво­их сочи­не­ни­ях Павел Лукницкий:

«…Иные стре­ля­ют хоро­шо, но явно не обу­че­ны, не под­го­тов­ле­ны: ухо­дят из сво­их яче­ек пло­хо мас­ки­ру­ясь; бегут к кухне — выска­ки­ва­ют на бруст­вер. И мы их бьём с хладнокровием…»

«Голу­бая диви­зия» на мар­ше под Ленинградом

Заблуждение № 3. «Голубая дивизия» воевала с атеизмом

Набож­ность испан­цев извест­на миру едва ли не боль­ше, чем их гор­дость и любов­ный пыл, а воен­ная кам­па­ния в Рос­сии пре­под­но­си­лась и зача­стую пре­под­но­сит­ся как некий «кре­сто­вый поход про­тив ате­и­сти­че­ско­го боль­ше­виз­ма». Каза­лось бы, для фалан­ги­стов любая хри­сти­ан­ская свя­ты­ня (вне зави­си­мо­сти от того, была ли она като­ли­че­ской или пра­во­слав­ной) долж­на была оста­вать­ся святыней.

Почи­та­те­ли «Голу­бой диви­зии» любят вспо­ми­нать слу­чай с кре­стом, упав­шим во вре­мя боёв за Нов­го­род с цен­траль­но­го купо­ла собо­ра Свя­той Софии. Подо­брав его сре­ди облом­ков, испан­ские сапё­ры пере­вез­ли крест на роди­ну, где уста­но­ви­ли в Воен­но-инже­нер­ной ака­де­мии Бур­госа; более того, счи­тая его не столь­ко воен­ным тро­фе­ем, сколь­ко спа­сён­ным рели­ги­оз­ным сим­во­лом, они в 2004 году вер­ну­ли свя­ты­ню рос­сий­ской стороне.

На деле всё обсто­я­ло едва ли не наоборот.

И речь даже не о нов­го­род­ском Кирил­ло­ве мона­сты­ре XII века, Тро­иц­кой церк­ви в Заха­рьи­но или Отен­ском мона­сты­ре в Поса­де, кото­рые испан­цы безо вся­ко­го пие­те­та пере­обо­ру­до­ва­ли в укре­прай­о­ны, спо­соб­ство­вав даль­ней­ше­му пре­вра­ще­нию мона­сты­рей в руи­ны. Напри­мер, сте­пень набож­но­сти выс­ших чинов испан­ско­го коман­до­ва­ния луч­ше все­го пере­да­ют сло­ва свя­щен­ни­ка Софий­ско­го собо­ра Васи­лия Нико­ла­ев­ско­го — своё отно­ше­ние к пра­во­слав­ным хра­мам испан­цы демон­стри­ро­ва­ли, раз­гу­ли­вая в церк­ви с собаками:

«Нем­цы и испан­цы с папи­ро­са­ми во рту и с соба­ка­ми про­гу­ли­ва­лись по собо­ру [Свя­той Софии, закры­то­му с при­хо­дом окку­пан­тов] и при­ка­са­лись сво­и­ми нечи­сты­ми рука­ми ко свя­тым мощам, а соба­ки обню­хи­ва­ли их».

Про­стые сол­да­ты, по сви­де­тель­ству ака­де­ми­ка Дмит­рия Лиха­чё­ва, раз­вле­ка­лись тем, что уни­что­жа­ли древ­ние фрески:

«На сте­нах лест­ни­цы [Геор­ги­ев­ско­го собо­ра Нов­го­ро­да] охо­чие до искус­ства испан­цы рисо­ва­ли голых баб пря­мо по остат­кам фре­сок XII века…».

Или, как отме­ча­ет в сво­их мему­а­рах «Rusia no es cuestión de un día. Estampas de la División Azul» быв­ший участ­ник диви­зии Хуан Эухе­нио Блан­ко, воро­ва­ли иконы:

«В каче­стве суве­ни­ров мож­но были при­вез­ти несколь­ко икон <…> или рели­ги­оз­ные образа…».

Тот же Блан­ко пишет об этом как о невин­ном раз­вле­че­нии, жела­нии оста­вить вос­по­ми­на­ния о далё­кой север­ной стране, подоб­но тому, как мы, уез­жая домой с юга, заби­ра­ем с пля­жей ракуш­ки и вет­ки при­до­рож­ных пальм:

«Всту­пив в Рос­сию, мы не дума­ли об „охо­те“ за ико­на­ми, нам хоте­лось сохра­нить луч­шие вос­по­ми­на­ния о нашем пре­бы­ва­нии там».

Ещё боль­ший цинизм про­ис­хо­дя­ще­му при­да­ёт осо­зна­ние испан­ца­ми того, насколь­ко цен­ны­ми были ико­ны для про­стых крестьян:

«В каж­дом доме в Совет­ской Рос­сии, где офи­ци­аль­ной рели­ги­ей был ате­изм, в углу висе­ли обра­за. Скром­ные, при­вет­ли­вые кре­стьяне нико­гда не забы­ва­ли зажечь лам­па­ду у ико­ны Бого­ма­те­ри или перед дру­ги­ми бла­го­че­сти­вы­ми обра­за­ми. Перед сном, соглас­но их пра­во­слав­но­му обря­ду, они исто­во крестятся…».

И у этих «скром­ных, при­вет­ли­вых кре­стьян» потом­ки кон­ки­ста­до­ров, ничуть не гну­ша­ясь и не заду­мы­ва­ясь ни на секун­ду, бук­валь­но тащи­ли ико­ны. Что­бы про­де­мон­стри­ро­вать своё бла­го­род­ство, Блан­ко наме­ка­ет на то, что ико­ны были при­об­ре­те­ны у кре­стьян чест­ным путём («малень­кие <…> по гро­шо­вой цене, мини­а­тю­ры поболь­ше, воз­раст кото­рых три-четы­ре века, — за пач­ку папи­рос или бутыл­ку вод­ки»), и тут же, похо­дя, вскользь замечает:

«Есте­ствен­но, это всё доку­мен­таль­но не оформлялось».

Впро­чем, всё это может пока­зать­ся лишь теми самы­ми кро­ва­вы­ми щеп­ка­ми, кото­рые летят, когда по всей стране рубят лес. Одна­ко суще­ству­ют более яркие и более ёмкие сви­де­тель­ства об испан­ской набож­но­сти. При­шли они, как ни стран­но, отту­да, отку­да их мож­но было ожи­дать менее все­го — от гер­ман­ско­го опе­ра­тив­но­го шта­ба «Рейхс­ляй­тер Розен­берг», зани­мав­ше­го­ся оцен­кой куль­тур­ных цен­но­стей на окку­пи­ро­ван­ных территориях:

«3 мар­та 1942 года. Цер­ковь Архан­ге­ла Миха­и­ла. Един­ствен­ная цер­ковь, в кото­рой в боль­ше­вист­ские вре­ме­на про­во­ди­лись бого­слу­же­ния. Испан­цы силой ворва­лись внутрь, раз­гра­би­ли её и разорили…»

«14 мар­та 1942 года. В Исто­ри­че­ском музее и в Музее рус­ско­го искус­ства <…> нет боль­ше ника­ких про­из­ве­де­ний искусства»

«14 мар­та 1942 года. Цер­ковь Фео­до­ра Стра­ти­ла­та на Ручью <…> Ико­но­стас частич­но упо­треб­лён на топ­ли­во испан­ски­ми солдатами».

Кари­ка­ту­ра «Вос­по­ми­на­ния о Рос­сии» из бое­во­го лист­ка «Hoja de Campaña». Рису­нок очень чёт­ко харак­те­ри­зу­ет дея­тель­ность фалан­ги­стов на окку­пи­ро­ван­ных территориях

И так далее, и так далее. Сам Борис Кова­лёв в интер­вью Вла­ди­ми­ру Рыж­ко­ву на «Эхе Моск­вы» в 2014 году едва ли не с вос­хи­ще­ни­ем гово­рит об удив­ле­нии испан­цев, уви­дев­ших рабо­та­ю­щие церк­ви и искренне веря­щих в Бога совет­ских граждан:

«Б. КОВАЛЁВ: …неко­то­рые испан­цы уди­ви­лись, уви­дев кре­сты в Рос­сии на церк­вях, на клад­би­щах, на гру­ди тех или иных рус­ских людей.
В. РЫЖКОВ: Как истин­ные като­ли­ки, они были пора­же­ны, да?..
Б. КОВАЛЁВ: Они были пора­же­ны как хри­сти­ане, они были поражены».

Пора­же­ны настоль­ко, что кра­ли ико­ны, пус­ка­ли на дро­ва ико­но­ста­сы и пре­вра­ща­ли собо­ры в казар­мы — имен­но такой запом­ни­лась рус­ским людям вера исто­вых хри­сти­ан-ибе­рий­цев. Гвоз­дём в крыш­ку гро­ба набож­но­сти «Голу­бой диви­зии» ста­нет корот­кий рас­сказ о том, как на самом деле вер­нул­ся в Рос­сию крест с собо­ра Свя­той Софии. По вер­сии испан­ской сто­ро­ны, вете­ра­ны диви­зии всю свою жизнь меч­та­ли вер­нуть крест и сде­ла­ли это сра­зу же, как толь­ко пред­ста­ви­лась воз­мож­ность. Вер­сия рос­сий­ской сто­ро­ны более про­за­ич­на: о судь­бе кре­ста быв­шие «диви­зи­о­не­ры» обмол­ви­лись слу­чай­но, в ходе визи­та в Рос­сию в 1998 году, а вер­ну­лась свя­ты­ня лишь бла­го­да­ря актив­но­сти архи­епи­ско­па Нов­го­род­ско­го и Ста­ро­рус­ско­го Льва, дошед­ше­го со сво­и­ми про­ше­ни­я­ми о воз­вра­ще­нии кре­ста до само­го Вла­ди­ми­ра Путина.

Заблуждение № 4. «Голубая дивизия» относилась к мирному населению с уважением и любовью

Набе­ри­те в любом поис­ко­ви­ке фра­зу «Division azul», и интер­нет с готов­но­стью выдаст вам десят­ки испан­ских сай­тов с оцен­кой дея­тель­но­сти «Голу­бой диви­зии». Почти в каж­дом из них вы най­дё­те как мини­мум одну фра­зу о том, с каким ува­же­ни­ем фалан­ги­сты отно­си­лись к совет­ским людям — и обя­за­тель­ную, напи­сан­ную розо­вы­ми крас­ка­ми ремар­ку о том, что мир­ное насе­ле­ние пла­ти­ло им за это теп­ло­той и любовью.

Как уже было ска­за­но выше, делая такие заяв­ле­ния, испан­ские жур­на­ли­сты апел­ли­ру­ют, преж­де все­го, к «Днев­ни­ку» Оси­по­вой — источ­ни­ку, мяг­ко гово­ря, субъ­ек­тив­но­му и одно­сто­рон­не­му. Не обо­шёл сто­ро­ной вза­и­мо­от­но­ше­ния испан­цев и рус­ских и Борис Кова­лёв, посвя­тив это­му целую гла­ву с гово­ря­щим назва­ни­ем «Доб­рые окку­пан­ты». Исхо­дя из интер­вью исто­ри­ка пор­та­лу «Lenta.ru», акцент в этой фра­зе Кова­лёв дела­ет имен­но на сло­ве «доб­рые»:

«…у наших граж­дан, побы­вав­ших в зоне испан­ской окку­па­ции, мне­ние в целом такое: „Почти не гра­би­ли, в основ­ном воро­ва­ли“. Во всём этом видит­ся эле­мент неко­е­го пусть извра­щён­но­го, но ува­же­ния к жерт­ве <…> Если же гово­рить о нем­цах, фин­нах, эстон­цах, латы­шах — здесь тако­го сен­ти­мен­та <…> даже не просматривается…

Отме­че­ны слу­чаи, когда испан­цы дели­лись наво­ро­ван­ным с мест­ны­ми жите­ля­ми — в том чис­ле и тем, что спёр­ли у нем­цев. В мему­а­рах извест­ной кол­ла­бо­ра­ци­о­нист­ки Лидии Оси­по­вой есть такой эпи­зод: испан­ский офи­цер со сво­им ден­щи­ком при­хо­дит на при­ём к бур­го­мист­ру Пав­лов­ска, ден­щик вору­ет у жены бур­го­мист­ра фран­цуз­ские духи — от чего она, понят­но, впа­да­ет в пол­ную про­стра­цию, ибо это сверх­де­фи­цит. А потом на ули­це ден­щик дарит эти духи пер­вой встреч­ной девушке…

…Зве­ря­ми они не были, это сто про­цен­тов. Одна из глав в кни­ге назы­ва­ет­ся „Доб­рые окку­пан­ты“, без вся­ко­го ёрни­че­ства. И то, и дру­гое — прав­да: да, окку­пан­ты — и да, добрые…».

Моги­ла сол­да­та «Голу­бой диви­зии» под Ленинградом

Оста­вим на сове­сти исто­ри­ка его вос­при­я­тие поступ­ков «диви­зи­о­не­ров» и обра­тим­ся к сухим фак­там, кото­рых в кни­ге Кова­лё­ва пре­ве­ли­кое мно­же­ство. Если отбро­сить 90% испан­ско­го «уча­стия», кото­рое пред­став­ля­ло собой фак­ти­че­скую покуп­ку интим­ной бли­зо­сти с голод­ны­ми рус­ски­ми жен­щи­на­ми, исто­рия «люб­ви» фалан­ги­стов с насе­ле­ни­ем окку­пи­ро­ван­ных тер­ри­то­рий пол­нит­ся вот таки­ми вот примерами:

«Мы с хозяй­ским сыном (обо­им нам было лет по 13) спа­ли вме­сте на печ­ке, а пря­мо перед нами на пол­ке лежа­ла кол­ба­са. Мы не удер­жа­лись и ночью съе­ли эту кол­ба­су. Утром нас боси­ком, в одних рубаш­ках выве­ли во двор и поста­ви­ли к сараю — рас­стре­ли­вать. Выбе­жа­ли бабуш­ка и хозяй­ка, бро­си­лись перед сол­да­та­ми на коле­ни, умо­ляя поща­дить. Нас поми­ло­ва­ли, но силь­но избили…»

«В деревне Лукин­щи­на <…> за отказ отдать коро­ву испан­ским сол­да­там был рас­стре­лян из вин­тов­ки ста­рик Изо­тов Гри­го­рий Изо­то­вич 1881 года рождения…»

«…в деревне Баб­ки был рас­стре­лян из вин­тов­ки в сво­ём доме 70-лет­ний ста­рик Пика­лев Васи­лий Ива­но­вич, когда он ока­зал сопро­тив­ле­ние испан­ским сол­да­там, кото­рые отби­ра­ли у него вален­ки пря­мо с ног».

«В нояб­ре 1941 года меня испан­ский сол­дат в моём доме избил кула­ком по лицу, когда от меня дру­гие сол­да­ты отби­ра­ли сено, а я их про­сил не отбирать».

«В ту же зиму 1942 года испан­цы содра­ли с ног в поле <…> у <…> Гри­ши­на Миха­и­ла Алек­се­е­ви­ча (судя по интер­вью Кова­лё­ва, Гри­шин был ребён­ком — прим.автора), и он боси­ком изби­тый едва при­бе­жал в дерев­ню <…> От Филип­по­вой Прас­ко­вьи Алек­се­ев­ны испан­цы ото­бра­ли все вален­ки, при этом изби­ли её очень силь­но руч­ны­ми гра­на­та­ми, мне тоже угро­жа­ли гранатой».

«Меня испан­ский офи­цер <…> избил кула­ком по лицу за то, что я не пустил дочь к нему на вечер. Так­же граж­дан­ку Бари­но­ву Марию испан­ский сол­дат уда­рил кула­ком по лицу за то, что сра­зу не откры­ла дверь. Пели­ну Ека­те­ри­ну сол­дат-испа­нец избил за то, что она ему пло­хо при­го­то­ви­ла пищу».

«В нояб­ре 1941 года была изби­та граж­дан­ка Голе­ва Вален­ти­на Сер­ге­ев­на так­же пал­ка­ми. Её испан­цы изби­ли за хож­де­ние без про­пус­ка. В резуль­та­те этих побо­ев она, про­хво­рав несколь­ко суток, умерла».

«В деревне Тро­и­ца в июле 1942 граж­да­ни­на Бару­но­ва Его­ра Тимо­фе­е­ви­ча испан­цы изби­ли пал­ка­ми по рукам за то, что мало нало­вил им рыбы».

«…граж­дан­ку Кар­по­ву Веру <…> 13 лет, изби­ли по лицу так силь­но, что она слег­ла в постель».

«Доб­ро­та» фалан­ги­стов про­дол­жа­лась до 1942 года. После того как акти­ви­зи­ро­ва­лось пар­ти­зан­ское дви­же­ние и дела испан­цев на ленин­град­ском направ­ле­нии зна­чи­тель­но ухуд­ши­лись, «диви­зи­о­не­ры» пере­ста­ли «про­сто» бить и нача­ли убивать:

«В янва­ре 1942 года испан­ские сол­да­ты застре­ли­ли <…> Тимо­фе­е­ва Нико­лая Тимо­фе­е­ви­ча <…> за то, что он вышел из сво­е­го дома после 5 часов вечера…»

«Испан­ским сол­да­том <…> был застре­лен ста­рик 70 лет Маке­ев Кузь­ма Тимо­фе­е­вич <…> иду­щий рано утром в цер­ковь. Я видел уби­то­го. Его почти в упор застре­ли­ли раз­рыв­ной пулей».

«Мое­го сына 1923 года испан­цы уби­ли <…> Они рас­стре­ля­ли его пря­мо в избе из вин­тов­ки. Раз­рыв­ной пулей ему вырва­ло пра­вый бок, и он скончался…»

«…утром 23 нояб­ря, когда жена рас­стре­лян­но­го, Гав­ри­ло­ва Майя Михай­лов­на, ста­ла про­сить испан­цев раз­ре­шить ей похо­ро­нить мужа, её испан­ские сол­да­ты отве­ли в сто­ро­ну от дома и рас­стре­ля­ли на доро­ге дву­мя пуля­ми в заты­лок и спину».

Фалан­ги­сты из «Голу­бой диви­зии» в заня­той деревне под Ленинградом

И опять — десят­ки и десят­ки сви­де­тельств. Испан­цы люби­ли пря­но под­шу­тить даже над сво­и­ми рус­ски­ми любов­ни­ца­ми. Почти все жите­ли окку­пи­ро­ван­ных дере­вень отме­ча­ют стран­ную страсть испан­цев к… жаре­ной или тушё­ной коша­тине. Мно­го­чис­лен­ных мурок и васек фалан­ги­сты откарм­ли­ва­ли как кро­ли­ков, а затем с удо­воль­стви­ем гото­ви­ли и ели. Одной из излюб­лен­ных шуток при этом было накор­мить рус­скую жен­щи­ну блю­дом из «толь­ко что под­стре­лен­но­го зай­ца», а сра­зу после окон­ча­ния тра­пезы весе­ло пока­зать шкур­ку с бол­та­ю­щей­ся коша­чьей голо­вой и со сме­хом при­знать­ся в истин­ном про­ис­хож­де­нии толь­ко что съе­ден­но­го кушанья.

Кто-то воз­ра­зит: «На войне все сол­да­ты посту­па­ют оди­на­ко­во». Не все — и не оди­на­ко­во. Да и потом, в памя­ти рус­ских людей горя­чие кастиль­цы, анда­лу­сий­цы и эст­ре­ма­дур­цы оста­нут­ся даже не пото­му, что поку­па­ли тела голод­ных жен­щин за рагу из кошек, не пото­му, что воро­ва­ли ико­ны, и не пото­му, что «про­сто силь­но били, а не уби­ва­ли». Даже если бы там, где сто­я­ла «Голу­бая диви­зия», не упал бы и воло­сок с голо­вы ребён­ка, каж­дый из при­шед­ших на ленин­град­скую зем­лю испан­цев вино­вен в смер­ти тысяч блокадников.

Упор­ство улыб­чи­вых испан­цев в Крас­но­бор­ской опе­ра­ции почти на год про­дли­ло бло­ка­ду Ленин­гра­да, а их геро­изм, фак­ти­че­ски сорвав­ший опе­ра­цию «Поляр­ная звез­да», похо­ро­нил сот­ни ни в чём не повин­ных жен­щин, детей и ста­ри­ков. Когда вы буде­те читать днев­ник Тани Сави­че­вой и сухие отчё­ты о бло­кад­ном кан­ни­ба­лиз­ме, когда вам при­дёт­ся про­смат­ри­вать архив­ные кад­ры с мате­ря­ми, тяну­щи­ми на сан­ках тру­пи­ки сво­их детей — вспо­ми­най­те и при­част­ных к это­му испан­ских «доб­рых оккупантов».

Читай­те так­же фраг­мент из вос­по­ми­на­ний Вла­ди­ми­ра Кова­лев­ско­го «Рус­ские эми­гран­ты Голу­бой диви­зии на служ­бе у нацистов».

«Чем гуще сумрак — тем светлей в бою». Творчество Летова в лихих девяностых

По
Никита Шатилин
-

На про­тя­же­нии все­го пери­о­да суще­ство­ва­ния «Граж­дан­ской обо­ро­ны» тема­ти­ка и смыс­ло­вая струк­ту­ра песен меня­лись. В основ­ном на это вли­ял общий фон, поли­ти­че­ская обста­нов­ка в стране. Если в пере­строй­ку Егор Летов борол­ся с совет­ской вла­стью, скры­вал­ся от сотруд­ни­ков КГБ, то в девя­но­стые он начи­на­ет вой­ну про­тив неспра­вед­ли­во­сти новой системы.

В 1990‑е годы в Рос­сии про­ис­хо­ди­ли боль­шие пере­ме­ны, вызван­ные ради­каль­ны­ми поли­ти­че­ски­ми и эко­но­ми­че­ски­ми рефор­ма­ми. В обще­ствен­ной жиз­ни царил хаос. На фоне все­го это­го в 1993 году, после дли­тель­но­го пере­ры­ва, Егор Летов соби­ра­ет «Граж­дан­скую обо­ро­ну», что­бы воз­ро­дить твор­че­ство зна­ме­ни­той груп­пы. Через новые пес­ни Летов хотел выра­зить мне­ние о сло­жив­шей­ся обста­нов­ке в стране — рас­ска­зы­ва­ем, какие обра­зы он исполь­зо­вал и где чер­пал вдохновение.

Смена идеологии и сотрудничество с НБП

Источ­ни­ком новых обра­зов для Его­ра Лето­ва ста­но­вит­ся носталь­гия по ушед­шей совет­ской эпохе:

«Роди­на для меня — Совет­ский Союз. Я здесь родил­ся… Ощу­ще­ние Роди­ны — это язык, ланд­шафт, это идея, опре­де­лён­ная идео­ло­гия, сим­во­ли­ка, тра­ди­ция, эсте­ти­ка и мораль. Сей­час эсте­ти­ка наше­го госу­дар­ства рос­сий­ско­го — дру­гая, мораль — дру­гая, вооб­ще ника­кой нет, тер­ри­то­рия — и та уже не та… рас­пад пол­ный. Смер­дит кругом».

Музы­кант все­гда был про­тив суще­ству­ю­ще­го режи­ма. Он нико­гда не согла­шал­ся с мне­ни­ем боль­шин­ства, ему необ­хо­ди­ма ярая борь­ба, дви­же­ние, что­бы посто­ян­но нахо­дить­ся в дина­ми­ке. В одном из интер­вью он сказал:

«Ком­му­низм — это цар­ство божие на земле».

В 1994 году Егор Летов актив­но сотруд­ни­ча­ет с Эду­ар­дом Лимо­но­вым и Алек­сан­дром Дуги­ным, всту­па­ет в Наци­о­нал-боль­ше­вист­скую пар­тию (запре­ще­на в РФ). Сохра­ни­лась видео­хро­ни­ка май­ской демон­стра­ции 1994 года. В вос­по­ми­на­ни­ях «Некро­ло­ги. Кни­га мёртвых‑2» Эду­ард Лимо­нов так опи­сы­ва­ет это событие:

«От неё (демон­стра­ции) оста­лась бли­ста­тель­ная фото­гра­фия, достой­ная быть аги­та­ци­он­ной открыт­кой. Раб­ко, Летов и я идём, выбра­сы­вая впе­рёд сжа­тые кула­ки — рот-фрон­тов­ское при­вет­ствие. Мой и летов­ский кула­ки сли­лись в один. Мы даже ещё не име­ли сво­е­го фла­га. У нас обще­ком­му­ни­сти­че­ский флаг с жёл­ты­ми звез­да­ми и серп-и-моло­том в углу. Мы ведём с собой доволь­но вну­ши­тель­ную тол­пу моло­дё­жи. Как левой, так и пра­вой, а ещё более моло­дё­жи неза­ря­жен­ной, летов­ские пан­ки, про­слы­шав, что „Егоруш­ка“ будет петь вжи­вую на Воро­бьё­вых горах на митин­ге Анпи­ло­ва, стек­лись со все­го горо­да. Они идут плот­ной сте­ной за нами, выбе­га­ют со всех сто­рон, что­бы бла­го­го­вей­но хотя бы взгля­нуть на сво­е­го идо­ла, неко­то­рые про­тя­ги­ва­ют ему „фенеч­ки“. „Егоруш­ка, на фенеч­ку!“ — поту­пясь про­тя­ги­ва­ет аму­лет юная квё­лая особь. И, крас­нея, убегает».

В после­ду­ю­щие годы актив­но идёт пар­тий­ная рабо­та. На созван­ной пресс-кон­фе­рен­ции Егор Летов выска­зы­ва­ет своё отно­ше­ние к совре­мен­ной Рос­сии 1990‑х гг. На «Юту­бе» опуб­ли­ко­ва­ны отрыв­ки из его выступ­ле­ний и интер­вью. Парал­лель­но это­му было созда­но рок-дви­же­ние «Рус­ский про­рыв», кото­рое внед­ря­ло идеи пар­тии в массы.

Во вре­мя акций и аги­та­ци­он­ной рабо­ты рож­да­ют­ся све­жие обра­зы. Они свя­за­ны с воз­ве­ли­чи­ва­ни­ем новой рево­лю­ци­он­ной борь­бы про­тив безум­ной ель­цин­ской демо­кра­тии. В напи­сан­ных пес­нях ощу­ща­ет­ся пом­пез­ность, кото­рая напо­ми­на­ет бое­вые годы граж­дан­ской вой­ны крас­ных и белых.

Теперь для Его­ра Лето­ва крас­ный цвет ста­но­вит­ся сим­во­лом кро­ва­вой борь­бы, вос­пе­ва­ни­ем большевиков.

Любо­пы­тен факт: когда созда­ва­лась газе­та «Лимон­ка» при редак­ти­ро­ва­нии мате­ри­а­ла и про­грам­мы пар­тии Егор Летов насто­я­тель­но требовал:

«Боль­ше красного!».

Рождение новых песен

На кон­цер­те в Москве на ста­ди­оне «Кры­лья Сове­тов» зву­чат новые пес­ни «Новый день», «Роди­на» и кавер «И вновь про­дол­жа­ет­ся бой». Все они впо­след­ствии вошли в аль­бом «Солн­це­во­рот», за исклю­че­ни­ем каве­ра. Эти ком­по­зи­ции были созда­ны под впе­чат­ле­ни­ем собы­тий 3 и 4 октяб­ря 1993 года. В этот момент совет­ской вла­сти окон­ча­тель­но при­шёл конец. Вер­хов­ный Совет был упразд­нён, а Борис Ель­цин стал пол­но­прав­ным пре­зи­ден­том страны.

Пес­ня «Новый день» посвя­ща­ет­ся геро­и­че­ским защит­ни­кам Дома Сове­тов. В ней Егор Летов ассо­ци­и­ру­ет новую демо­кра­ти­че­скую Рос­сию с раем, в кото­ром герою тес­но, а впо­след­ствии гряз­но, душ­но и тош­но, пото­му что власть ока­за­лось краденой:

«Сла­дост­ная месть, бро­шен­ная кость, кра­де­ная власть
Алые ручьи, палые гра­чи, стоп­тан­ная грязь
Запрет­ная быль, бетон­ная пыль, про­дан­ная даль…»

Сла­дост­ная месть совер­ши­лась. Крас­ные кост­ры и звёз­ды соот­вет­ствен­но «вымок­ли дотла». Весь центр Моск­вы в алых ручьях кро­ви, погиб­ших при столк­но­ве­нии. Впо­след­ствии ули­ца затоп­та­на гря­зью. Егор Летов поёт, что на его зем­ле пах­нет горе­чью, одна­ко про­ти­во­сто­я­ние ново­го и ста­ро­го продолжается:

«Чем гуще сумрак — тем свет­лей в бою
Чем тем­нее ночь — тем ско­рей рассвет».

За этим наста­нет новый день, кото­рый будет свет­лым, дол­гим и ясным — при побе­де крас­ных сил.

Пес­ня «Роди­на» явля­ет­ся тра­гич­ным про­дол­же­ни­ем. Егор Летов гово­рил о созда­нии её:

«Пом­ню, семь меся­цев вына­ши­вал пес­ню, а потом вдруг как-то само собой зазву­ча­ло: „Вижу, под­ни­ма­ет­ся с колен моя Роди­на… Моя Совет­ская Родина…“».

В дру­гом из интер­вью музы­кант сам и рас­крыл смысл этих строк:

«Пес­ня про то, как под­ни­ма­ет­ся с колен роди­на, кото­рой, соб­ствен­но гово­ря, и нет, кото­рая не то, что под­ни­ма­ет­ся с колен, а увя­за­ет в неви­дан­ной <…> всё глуб­же, и туже, и безыс­ход­нее. И при этом петь о том, как роди­на поды­ма­ет­ся, — это очень мощно».

Это слыш­но и в самих стро­ках пес­ни: былин­ный и могу­чий народ, кото­рый заря­жен гнев­ной и мощ­ной энер­ги­ей, от дыха­нья кото­ро­го «тает пла­вит­ся лёд», отправ­ля­ет­ся за сол­ныш­ком впе­рёд в поход. Одна­ко такой путь ведёт «на гибель­ную сту­жу, на кро­меш­ную ночь». И тем не менее глав­ный герой, сви­де­тель собы­тия, видит в этом, как его роди­на под­ни­ма­ет­ся с колен. Дей­стви­тель­но, это зву­чит очень мощ­но и убедительно!

Появление «красных» альбомов. «Маятник качнулся в правильную сторону»

Годы сотруд­ни­че­ства Лето­ва с пар­ти­ей Лимо­но­ва были пло­до­твор­ны­ми. Ито­гом такой аги­та­ци­он­ной, вдох­нов­ля­ю­щей актив­но­сти ста­ли аль­бо­мы «Солн­це­во­рот» (1997) и «Невы­но­си­мая лёг­кость бытия» (1997), кото­рые тес­но вза­и­мо­свя­за­ны друг с дру­гом зву­ча­ни­ем и стилем.

Облож­ка аль­бо­ма «Солн­це­во­рот» сим­во­ли­зи­ру­ет про­тест наро­да про­тив ОМОНа

В пер­вой ком­по­зи­ции наме­ча­ет­ся настро­е­ние гря­ду­щих пере­мен. Вид­ны отсыл­ки к сла­вян­ской тра­ди­ции. В язы­че­ской Руси празд­ник Солн­це­во­ро­та сим­во­ли­зи­ро­вал пово­рот от зимы к лету. В строч­ках «Маят­ник кач­нёт­ся в пра­виль­ную сторону/И вре­ме­ни боль­ше не будет» замет­на отсыл­ка к Откро­ве­нию Иоан­на Бого­сло­ва и вооб­ще пра­во­слав­ным веру­ю­щим. Соглас­но биб­лей­ской тра­ди­ции, к Суд­но­му Дню, Вто­ро­му при­ше­ствию Иису­са Хри­ста вре­мя навсе­гда оста­но­вит­ся в про­стран­стве и не будет про­те­кать, тем самым сим­во­ли­зи­руя веч­ное небы­тие Кон­ца Све­та. На фоне пред­сто­я­щих собы­тий лири­че­ский герой вос­пе­ва­ет своё дви­же­ние за пра­вое дело, кото­рое при­ве­дёт к состо­я­нию солн­це­во­ро­та. Исполь­зу­ют­ся яркие, силь­ные срав­не­ния, при­да­ю­щие пом­пез­ность происходящему:

«Hаше дело послед­нее, слов­но патрон
Слов­но веч­но послед­ний подвиг
Слов­но вся­кий послед­ний раз
Слов­но пер­вый вдох
Слов­но пер­вый шаг…»

Пес­ня «Про зёр­на, факел и песок» выра­жа­ет бое­вое настро­е­ние Лето­ва. Буд­нич­ная суе­та, борь­ба за спра­вед­ли­вость выма­ты­ва­ет лири­че­ско­го героя. Он хочет обре­сти душев­ное спо­кой­ствие, вер­нуть­ся в своё тихое при­ста­ни­ще. Поэто­му сквозь слож­ные обра­зы-пре­гра­ды про­сле­жи­ва­ет­ся путь лири­че­ско­го героя домой. При­род­ные усло­вия вся­че­ски пре­пят­ству­ют это­му: «Злоб­но хлоп­нет вете­рок став­нем», «Вновь ста­нет алый снег ядом». Эта доро­га сквозь калё­ный лёд, сквозь кро­меш­ный пол­день ока­зы­ва­ет­ся очень тяжё­лой, жар­кой и дол­гой. Как и в «Родине», она безыс­ход­ная и гибельная.

В про­иг­ран­ной борь­бе про­па­да­ет ощу­ще­ние цен­но­сти соб­ствен­ной жиз­ни, кото­рой все­гда нече­го терять, а наобо­рот, хочет­ся при­об­ре­сти что-то суще­ствен­ное. Для отча­ян­ных людей глав­ное — это готов­ность к дей­ствию вне зави­си­мо­сти от того, в каком поло­же­нии они нахо­дят­ся. Лири­че­ско­му герою же в песне «Нече­го терять» абсо­лют­но без раз­ни­цы, он рав­но­ду­шен ко все­му. В куп­ле­тах про­сле­жи­ва­ет­ся пес­си­ми­стич­ное настро­е­ние, тупи­ко­вый путь:

«Скольз­ким узел­ком дорога
затя­ну­лась, сорвалась
Лето, тош­но­та, тревога
раз­ра­зи­лась, улеглась».

Музы­кант не видит смыс­ла в про­ис­хо­дя­щем. К при­ня­тию реше­ний он абсо­лют­но без­уча­стен, так как ему всё рав­но нече­го терять:

«Слиш­ком рано, что­бы просыпаться
Слиш­ком позд­но, что­бы спать».

В песне «Мёрт­вые» про­сле­жи­ва­ет­ся мотив зако­но­мер­но­сти жиз­ни. Смерть сме­ня­ет­ся новым рож­де­ни­ем, про­ис­хо­дит реин­кар­на­ция — всё про­изой­дёт «опять сна­ча­ла». В то же вре­мя Егор Летов ино­ска­за­тель­но назы­ва­ет мёрт­вы­ми людь­ми — рав­но­душ­ных, кото­рые, как и покой­ни­ки «не спо­рят, не хотят» и «не стре­ля­ют, не шумят». Необыч­ное срав­не­ние — про­ти­во­по­став­ля­ют­ся актив­ные живые и пас­сив­ные мёрт­вые в сво­ём пове­де­ние люди.

«Дале­ко бежит доро­га (впе­ре­ди весе­лья мно­го)» по пра­ву явля­ет­ся пес­ней дру­го­го испол­ни­те­ля — «Чёр­но­го Луки­ча», кото­рую Егор Летов решил пере­петь. Появ­ле­ние её в «Солн­це­во­ро­те» под­чёр­ки­ва­ет, что про­ис­хо­дя­щие в исто­рии явле­ния, про­цес­сы и собы­тия сме­ня­ют­ся друг дру­гом, а чело­век дол­жен идти сво­ей доро­гой к замыс­ло­ва­той цели, несмот­ря ни на что.

«Мы о жиз­ни не раз­мыш­ля­ем. Мы — живём. „Мы идём в тишине по уби­той весне…“. Вот. А дру­гие там слу­ша­ют, раз­мыш­ля­ют об этом — хоро­шо ли это или пло­хо? А мы идём там по этим очкам, знач­кам и т. д.».

Одно­вре­мен­но дви­же­нию лири­че­ско­го героя при­да­ёт­ся пом­пез­ность, пото­му что он идёт на подвиг:

«Но мы идём в тишине
По уби­той весне
По раз­би­тым домам
По седым головам
По зелё­ной земле
Почер­нев­шей траве
По упав­шим телам
По вели­ким делам».

Пес­ня «Про дурач­ка» при­над­ле­жит дру­го­му про­ек­ту — «Егор и Опиз­де­нев­шие». В дан­ном аль­бо­ме она закреп­ля­ет­ся за лири­че­ским геро­ем и ука­зы­ва­ет, что в этом мире «добе­жит сле­пой, побе­дит ничтож­ный» и ниче­го изме­нить нель­зя. В «Прыг-Ско­ке» она наве­я­на шаман­ским моти­вом, кото­рый дол­жен уба­ю­кать слу­ша­те­ля. Нахо­дят­ся явные отсыл­ки к язы­че­ству и христианству.

В песне «Позд­но» рас­ска­зы­ва­ет­ся, что энер­гия и буй­ная кровь, кото­рая про­сит­ся нару­жу, запоз­да­ла, так как глав­ное собы­тие уже про­изо­шло. И все упря­мые скуч­ные речи теперь луч­ше заме­нить на живые и бод­рые пес­ни, что­бы вдох­нов­лять дру­гое поколение.

«Забо­та у нас такая» отсы­ла­ет к строч­ке совет­ской «Пес­ни о тре­вож­ной моло­до­сти». Об этой ком­по­зи­ции Егор Летов поз­же гово­рит в интер­вью, что его армия радуж­ная, раз­но­цвет­ная, кото­рая посто­ян­но ведёт бой с чёр­но-белым злом.

«Может, конеч­но, мы и мрач­ные люди, но, преж­де все­го, мы сол­да­ты — ска­жем так, те бесы, кото­рые охра­ня­ют Рай. Хотя я и не видел, что там, внутри…».

Бес­ко­неч­ный апрель вос­при­ни­ма­ет­ся как пик весен­не­го рас­цве­та, жиз­не­ра­дост­но­сти, подъ­ёма. Раду­га же явля­ет­ся местом сра­же­ния добра и зла, понят­ное дело, что всё это про­ис­хо­дит на мета­фи­зи­че­ском уровне, кото­рый под­креп­ля­ет­ся худо­же­ствен­ны­ми обра­за­ми и отсылками.

Сле­ду­ю­щая пес­ня «Жить», бес­спор­но, отсы­ла­ет к зна­ме­ни­той поэ­ме Нико­лая Некра­со­ва «Кому на Руси жить хоро­шо?» Этим веч­ным вопро­сом зада­ёт­ся и Егор Летов, огля­ды­ва­ясь на рос­сий­скую совре­мен­ность. Одна­ко отве­та не после­ду­ет, так как он для каж­до­го чело­ве­ка свой.

Завер­ша­ю­щая «Дем­бель­ская» пес­ня отправ­ля­ет слу­ша­те­лей в спо­кой­ствие после дол­гой служ­бы и про­дол­жи­тель­ной вой­ны. Память застав­ля­ет вспом­нить, через что про­шли вой­ска, что­бы дой­ти до конца:

«Память моя память, рас­ска­жи о том
Как мы поми­ра­ли в небе голубом
Как мы дожи­да­лись, как не дождались
Как мы не сда­ва­лись, как мы не сдались».

Живые сим­во­лы, такие как дож­дик поут­ру, раду­га над полем, зна­мя на вет­ру пока­зы­ва­ют всю крас­ку борь­бы за пра­вое дело. Таки­ми лирич­ны­ми стро­ка­ми закан­чи­ва­ет­ся «Солн­це­во­рот».

«Лишь одна дорожка да на всей земле». Философское осознание героя

Сле­ду­ю­щий аль­бом «Невы­но­си­мая лёг­кость бытия» про­дол­жа­ет тему борь­бы, одна­ко вид­но в этом неко­то­рое осмыс­ле­ние и фило­соф­ство­ва­ние. На облож­ке кар­ти­на Иеро­ни­ма Бос­ха «Иску­ше­ние свя­то­го Анто­ния». Лицо сидя­ще­го на бере­гу реки чело­ве­ка выра­жа­ет спо­кой­ствие, без­мя­теж­ность, сми­рен­ность. Имен­но такие чув­ства про­сле­жи­ва­ют­ся в альбоме.

Назва­ние отсы­ла­ет к рома­ну Мила­на Кун­де­ры «Невы­но­си­мая лёг­кость бытия». Соглас­но писа­те­лю жизнь несёт в себе некую таин­ствен­ную слу­чай­ность, кото­рая не все­гда пред­опре­де­ля­ет наше буду­щее. В то же вре­мя любые дей­ствия ста­но­вят­ся невы­но­си­мы­ми, если заду­мы­вать­ся об их послед­стви­ях посто­ян­но. Этим и объ­яс­ня­ет­ся посыл, кото­рый хочет доне­си до слу­ша­те­лей Егор Летов.

Пер­вая пес­ня «Пой, рево­лю­ция!» под­ни­ма­ет пат­ри­о­ти­че­ский дух, кото­рый застав­ля­ет встать в послед­ний нерав­ный бой. При этом настро­е­ние, вызван­ное энер­гич­ной музы­кой и ярки­ми обра­за­ми в строч­ках, при­да­ёт новых сил для сокру­ше­ния вра­га. Вся при­ро­да чув­ству­ет энер­гию чело­ве­че­ской борь­бы и тем самым созда­ёт атмосферу:

«Дож­дик по миру брёл живой
За собой вёл свои войска
Вёл сквозь годы, сне­га и зной
Верил — побе­да близка.
Гори­зон­ты тес­ни­лись в груди
Уто­па­ли в кро­ва­вых слезах
И сия­ли звёз­ды в зем­ной грязи
И пья­ни­ла полынь в небесах».

«Ещё немно­го» про­дол­жа­ет настро­е­ние рево­лю­ци­он­ной борь­бы. Вос­пе­ва­ние рево­лю­ции в этой песне очень хоро­шо нахо­дит свою ретро­спек­ти­ву в исто­рии Граж­дан­ской и Вели­кой Оте­че­ствен­ной вой­ны. Это­му слу­жат отсыл­ки из строч­ки при­пе­ва «Ещё немно­го, ещё чуть-чуть», кото­рая была взя­та из пес­ни «Послед­ний бой» Миха­и­ла Нож­ки­на из филь­ма «Осво­бож­де­ние». Сло­ва «Лишь толь­ко б ноч­ку про­сто­ять / Да день про­дер­жать­ся…» были ска­за­ны крас­но­ар­мей­цем из сказ­ки о Маль­чи­ше-Кибаль­чи­ше, вклю­чён­ной в повесть Арка­дия Гай­да­ра «Воен­ная тай­на». В песне, несмот­ря на раны и пули, посто­ян­но про­ле­та­ю­щие над лири­че­ским геро­ем, бой с вра­гом при­об­ре­та­ет бод­рость и живое настроение:

«Нато­чу я шаш­ку поострей
Весе­лей, бра­тиш­ка, веселей!»

Здесь так­же при­ро­дой созда­ёт­ся атмо­сфе­ра бое­во­го духа, сопут­ствуя людям в их противостоянии:

«Гро­зо­вое небо, отворись
Ледя­ное солн­це, раскались —
Степ­ные тра­вы сте­лют нам постель
Сталь­ные звёз­ды метят в изголовье…»

«В Ленин­ских горах» явля­ет­ся так­же каве­ром на «Чёр­но­го Луки­ча» с изме­нён­ны­ми сточ­ка­ми во вто­ром куп­ле­те. С этой пес­ни в аль­бо­ме начи­на­ет­ся фило­соф­ское осмыс­ле­ние рево­лю­ци­он­ной борь­бы. Пока­за­ны исто­ри­че­ские похо­ро­ны Вла­ди­ми­ра Лени­на в 1924 году. После это­го опять долж­ны насту­пить тяжё­лые вре­ме­на для про­ле­та­ри­а­та, так как их вождь мёртв.

Насту­па­ет лип­кий страх от того, что будет даль­ше. Бур­жуи вос­кре­са­ют, поэто­му нет вре­мя для поте­хи, так как обыч­ную счаст­ли­вую семью рас­топ­чут ради смеха.

Одна­ко Егор Летов говорит:

«Пес­ня, соб­ствен­но гово­ря, про что? Про то, что Ленин умер в октяб­ре 93-го. Так и надо было, в самом деле, назвать пес­ню, чтоб ника­ких вопро­сов не возникало».

Пес­ня «Про любовь», испол­нен­ная Кон­стан­ти­ном Ряби­но­вым, напол­не­на мно­же­ством обра­зов, кото­рые пока­зы­ва­ют буй­ную любовь во вре­мя вой­ны. Это нераз­бор­чи­вый хаос из вет­ра и дождя, кото­рые закру­жи­лись в вих­ри стра­сти под музы­ку люб­ви. Такое состо­я­ние пред­ла­га­ет­ся каж­до­му жела­ю­ще­му, кто оку­нёт­ся в этот мир.

Пес­ня «У вой­ны не жен­ское лицо», отсы­ла­ет к одно­имён­но­му про­из­ве­де­нию бело­рус­ской писа­тель­ни­цы Свет­ла­ны Алек­се­е­вич, в кото­ром собра­ны рас­ска­зы жен­щин, участ­во­вав­ших в Вели­кой Оте­че­ствен­ной войне. Егор Летов про­дол­жа­ет эту тему. В интер­вью Егор Летов утверждал:

«…иде­аль­ное состо­я­ние обще­ства — это вой­на. Вой­на в гло­баль­ном смыс­ле, в бер­дя­ев­ском состо­ит в пре­одо­ле­нии: в искус­стве, в идео­ло­гии, в лич­но­сти, соци­аль­ном — каком угод­но. Твор­че­ство — это вой­на. Жизнь — это вой­на. Вой­на не несёт раз­ру­ше­ния. Вой­на — глав­ная ось это­го мира, глав­ная сози­да­тель­ная сила. Это про­гресс, пре­одо­ле­ние кос­но­сти, инер­ции, преж­де все­го вой­на с самим собой, что­бы пре­одо­леть какой-нибудь недо­ста­ток или ком­плекс свой».

В песне «Наши» пока­за­но, как ни смот­ря ни на что рав­но­душ­ные люди живут назло всем про­цес­сам, кото­рые про­ти­во­сто­ят им в рево­лю­ци­он­ной войне. Таким и море по коле­но, и небо по плечу.

«Побе­да» под­во­дит про­ме­жу­точ­ный итог войне, в кото­рой сра­жал­ся Егор Летов. Пес­ня вза­и­мо­свя­за­на с ком­по­зи­ци­ей «Пой, рево­лю­ция!», так как при­ро­да здесь соот­вет­ству­ет чело­ве­че­ским процессам:

«Пиро­вал закат — выго­рал рассвет
Полы­хал в лицо пья­но­му врагу
От род­ной зем­ли до седь­мых небес
Ярост­но и звон­ко зву­ча­ло: „Побе­да!“».

Про­стран­ство сужа­ет­ся и оста­ёт­ся самое глав­ное в нём — это побе­да, кото­рая вос­при­ни­ма­ет­ся как чудо и финал все­му про­ис­хо­дя­ще­му во имя рево­лю­ции. Поэто­му чело­ве­че­ские дела так важ­ны, а бог умер, и его про­сто нет, как утвер­жда­ет­ся в сле­ду­ю­щей ком­по­зи­ции. Небе­са оста­ют­ся чисты­ми, они дале­ко, что­бы уви­деть зем­ной грех, поэто­му «и лег­ка вся как есть доб­ро­та», а люд­ская дея­тель­ность бес­ко­неч­на и без­гра­нич­на, кото­рой не наста­ёт пре­дел и конец.

На фоне это­го «гор­дое сло­во в остыв­шей золе» зату­ха­ет, так как огонь в кост­ре был пога­шен побе­дой. Изна­чаль­но в жар­кое пепе­ли­ще были бро­ше­ны все атри­бу­ты вой­ны, сим­во­ли­зи­руя то, что пре­да­лось забве­нию. Это вет­хие седи­ны, орде­на, име­на и отче­ства героев.

После это­го пока­зы­ва­ет­ся безыс­ход­ность, бед­ность про­шло­го, кото­рое при­да­ёт­ся носталь­гии в ком­по­зи­ции «Так»:

«…Как зар­пла­ту с тобой полу­ча­ли мы
Хохо­ча и рыдая
В горо­де приговорённом
К выс­шей мере безнаказанности
Как сре­ди све­то­фо­ров, дождей, магазинов
С тобою дели­ли мы деньги
Чест­но заработанные…».

Завер­ша­ет­ся аль­бом «Невы­но­си­мая лёг­кость бытия» одно­имён­ным тре­ком. Это мело­дич­ная ком­по­зи­ция пока­зы­ва­ет лёг­кость суще­ство­ва­ния от пока­зан­ной про­ис­хо­дя­щей жиз­ни в природе:

«Кро­ты гудят, кро­ты плы­вут в сырой земле
Теп­ло и солнечно
Лег­ко и солнечно
Звез­да чадит, звез­да поёт, звез­да горит —
Шаль­ная весточка
Сле­пая ласточка…».

Лири­че­ский герой тем самым абстра­ги­ру­ет­ся от реаль­ных дел в мире людей. Он вос­при­ни­ма­ет это всё с равнодушием:

«Сол­дат устал, сол­дат уснул, сол­дат остыл-
Горя­чий камешек
Баг­ря­ный колышек
Комy — медаль, комy— костыль, кому — постель
Колё­са вертятся
Колё­са катят­ся, катят­ся, катят­ся прочь…»

Колё­са циви­ли­за­ции наби­ра­ют обо­ро­ты и про­дол­жа­ют дви­гать­ся впе­рёд. И толь­ко един­ствен­ный путь дан чело­ве­ку, что­бы он про­шёл сквозь все зем­ные пре­гра­ды. Такая про­стая исти­на про­сле­жи­ва­ет­ся через слож­ные зна­ки-обра­зы, кото­рых очень мно­го в песни.

Аль­бо­мы «Солн­це­во­рот» и «Невы­но­си­мая лёг­кость бытия» име­ли боль­шой успех сре­ди фана­тов «Граж­дан­ской обо­ро­ны». Новый звук и бод­ря­щие сло­ва до сих пор вызы­ва­ют мураш­ки по коже, застав­ля­ют слу­ша­те­ля встать и начать тво­рить вели­кие дела. Сам же Егор Летов так отзы­вал­ся об этих альбомах:

«Аль­бо­мы — нечто совсем дру­гое. Возь­му широ­кий, немно­го неточ­ный сим­вол — сто­и­цизм. Это когда всё про­иг­ра­но, но всё рав­но надо про­дол­жать сопро­тив­лять­ся. „Солн­це­во­рот“ и „Невы­но­си­мая лёг­кость бытия“ — имен­но про это. Это выс­шая сте­пень экзи­стен­ци­а­лиз­ма — когда всё про­иг­рал, но посту­па­ешь так, как буд­то всё выиграл».

Неда­ром, впо­след­ствии в 2005 году вышло пере­из­да­ние этих аль­бо­мов под новы­ми пере­осмыс­лен­ны­ми назва­ни­я­ми — «Лун­ный пере­во­рот» и «Снос­ная тяжесть небытия».

Читай­те так­же «Капи­тан Сер­гей Курёхин». 

Кража Донской революции

По
Сергей Петров
-
Общеказачий съезд. Март 1917 года

Вес­ной 1917 года на Дону собрал­ся Каза­чий съезд, участ­ни­ки кото­ро­го пыта­лись опре­де­лить, по како­му пути пой­дёт край в новую эпо­ху. Но за страст­ны­ми и ожив­лён­ны­ми обсуж­де­ни­я­ми, они не заме­ти­ли, как по Обла­сти Вой­ска Дон­ско­го на цыпоч­ках кра­дёт­ся контрреволюция.

Обще­ка­за­чий съезд. Март 1917 года

Он зашёл в зали­тый солн­цем зал ста­нич­но­го прав­ле­ния и сно­ва почув­ство­вал себя педа­го­гом. Офи­це­ры, чле­ны Каза­чье­го сою­за, без коман­ды под­ня­лись со сво­их мест. Он бро­сил им спо­кой­ное, но при­вет­ли­вое «про­шу садить­ся» и чуть было не доба­вил — «дети». Офи­це­ры сей­час и вправ­ду пред­став­ля­лись ему детьми, эда­ки­ми поте­ряв­ши­ми­ся в поли­ти­че­ском лесу недо­тё­па­ми, кото­рых нуж­но взять за руч­ку и выве­сти на опушку.

Испол­ня­ю­щий дела Наказ­но­го Ата­ма­на, взяв­ший при­вет­ствен­ное сло­во, демон­стри­ро­вал осве­дом­лён­ность о заслу­гах и талан­тах гостя. Дела­лось это, по все­му было вид­но, не в пер­вый раз.

— …Мит­ро­фан Пет­ро­вич Бога­ев­ский, — вос­тор­жен­но вещал Воло­ши­нов, — изве­стен род­но­му краю, как талант­ли­вый педа­гог, дирек­тор Камен­ской гим­на­зии, иссле­до­ва­тель исто­рии каза­че­ства. Его рабо­та­ми вос­хи­ща­лись све­то­чи учё­ной мыс­ли столицы…

Услы­шав сло­ва о «све­то­чах», Бога­ев­ский вспом­нил лос­ня­щи­е­ся от жира лица уни­вер­си­тет­ской про­фес­су­ры, с уса­ми, бород­ка­ми и с бакен­бар­да­ми. Его кра­е­вед­че­ские ста­тьи те при­ни­ма­ли пона­ча­лу рав­но­душ­но: у нас сто­ли­ца, у нас Евро­па, кому нуж­ны здесь бай­ки о диких степ­ня­ках? Но когда он извле­кал из порт­фе­ля бутыл­ки с «Цим­лян­ским игри­стым», к исто­рии Дона тут же про­буж­дал­ся живой науч­ный интерес.

— …Совсем недав­но Мит­ро­фан Пет­ро­вич вер­нул­ся из Пет­ро­гра­да… Он был пред­се­да­те­лем Обще­ка­за­чье­го съез­да, гос­по­да. Согла­си­тесь, это боль­шая честь — пред­се­да­тель­ство­вать на съез­де всех каза­ков Рос­сии… Как жить ста­нич­ни­кам даль­ше? Что делать? Быть ли войне с Гер­ма­ни­ей до побед­но­го кон­ца? Мно­же­ство живо­тре­пе­щу­щих вопро­сов обсуж­да­лось там! И теперь, пред­се­да­тель съез­да — у нас. Мы сно­ва собра­лись в прав­ле­нии ста­ни­цы Ново­чер­кас­ской и гото­вы выслу­шать наказ от луч­ших пред­ста­ви­те­лей все­го каза­че­ства России …

Воло­ши­нов повер­нул­ся в его сто­ро­ну и чуть не задел бородой:

— Не мог­ли бы вы, Мит­ро­фан Петрович…

Мит­ро­фан Пет­ро­вич Богаевский

Бога­ев­ский ску­по побла­го­да­рил и.д. Наказ­но­го Ата­ма­на, обо­рвав на полу­сло­ве. Ещё раз попри­вет­ство­вал при­сут­ству­ю­щих. Он ска­зал: неуже­ли не понят­но, чего ждут каза­ки Рос­сии от каза­ков Дона? И пред­ло­жил перей­ти к делам местным.

Зал одоб­ри­тель­но загу­дел. Бога­ев­ский, тще­душ­ный чело­век, впа­лая грудь, чёр­ный пиджак, белая руба­ха — один-един­ствен­ный в штат­ском сре­ди «золо­тых погон», уве­рен­но осо­знал, что смо­жет дири­жи­ро­вать этим залом. О, милая про­вин­ци­аль­ность! Сто­ли­ца, пред­се­да­тель Обще­ка­за­чье­го съез­да… Вся ауди­то­рия в кармане.

— Какая обста­нов­ка в Ново­чер­кас­ске? — вкрад­чи­во спро­сил Мит­ро­фан Петрович.

— Как изме­нил­ся баланс поли­ти­че­ских сил после фев­раль­ской революции?

К три­буне чуть ли не стро­е­вым шагом вышел пред­ста­ви­тель Вой­ско­во­го шта­ба, сухо­ща­вый пол­ков­ник С. И. Бояринов.

— Вот уже месяц, — доло­жил пол­ков­ник, — Ново­чер­касск бьёт­ся в рево­лю­ци­он­ной лихо­рад­ке. Что сде­ла­ла новая власть? Что сде­лал Дон­ской испол­ни­тель­ный коми­тет и его пред­се­да­тель Пет­ров­ский? Ниче­го… Они ста­ли заиг­ры­вать с ино­го­род­ни­ми. Дон — для всех, не толь­ко для каза­ков, пред­став­ля­е­те, Мит­ро­фан Пет­ро­вич? Не каза­чья у нас зем­ля, ока­зы­ва­ет­ся, — общая! С какой ста­ти, я спра­ши­ваю? На кой чёрт нам такая рево­лю­ция?! Повто­ряю, ниче­го хоро­ше­го этот Коми­тет не сде­лал! Они разо­гна­ли поли­цию и учре­ди­ли мили­цию. Наве­ли поря­док в горо­де? Нет! Обуз­да­ли тол­пы митин­гу­ю­щих? Нет! Они про­сто под­ми­на­ли всё под себя, до послед­не­го бранд­мей­сте­ра, началь­ни­ка рыб­ных ловель чуть из окна соб­ствен­но­го каби­не­та не вышвыр­ну­ли… И все им усту­па­ли — власть новая, как же… Обо­жглись на нас, на Вой­ско­вом шта­бе и Юнкер­ском училище…

Имен­но в нед­рах Вой­ско­во­го шта­ба, хваст­ли­во сооб­щил Бояри­нов, созре­ли идеи созда­ния Каза­чье­го сою­за и про­ве­де­ния съез­да дон­ско­го каза­че­ства, Вой­ско­во­го съезда.

— Как же к это­му отнёс­ся Дон­ской испол­ни­тель­ный коми­тет? —поин­те­ре­со­вал­ся Богаевский.

Бояри­нов хит­ро под­миг­нул в ответ.

— Да что они про­тив нас могут?! При­шёл этот их… Голу­бов. Револь­ве­ром раз­ма­хи­вал, кри­чал: «Пре­кра­тить контр­ре­во­лю­ци­он­ные сбо­ри­ща! За нами — власть, за нами — шест­на­дцать тысяч шты­ков». Я ему вре­зал: «У нас шаш­ки и шты­ки тоже име­ют­ся». Он — к началь­ству, к Пет­ров­ско­му. А Пет­ров­ский — ни «тпру», ни «ну». Это же — обще­ствен­ное собра­ние, у нас сво­бо­да собра­ний, пусть …

В зале засме­я­лись, захло­па­ли, кто-то даже присвистнул.

— …вот, и гос­по­дин испол­ня­ю­щий дела Наказ­но­го Ата­ма­на нам помог, — новое под­ми­ги­ва­ние, истин­но ёрни­че­ское, Бояри­нов адре­со­вал Воло­ши­но­ву, — поме­ще­ние ста­нич­но­го прав­ле­ния выде­ли­ли для собра­ний, благодарствуем…

Воло­ши­нов открыл было рот, что­бы объ­яс­нить­ся, а может и вовсе отме­же­вать­ся от новой вла­сти, но лёг­ким дви­же­ни­ем руки Бога­ев­ский предот­вра­тил его объяснения.

— То есть вы хоти­те ска­зать, — сно­ва обра­тил­ся он к Бояри­но­ву, — что Коми­тет не будет пре­пят­ство­вать про­ве­де­нию Вой­ско­во­го съезда?

— Не посме­ют! — уве­рен­но про­гро­хо­тал Бояри­нов, — Силё­нок не хватит!

«А не такие-то они и дети», — уко­рил себя Бога­ев­ский за то высо­ко­ме­рие, с кото­рым он здесь появился.

Мит­ро­фан Пет­ро­вич мыс­лен­но пере­нёс­ся в серые мар­тов­ские дни. Пет­ро­град, сырость, колю­чий снег. На Обще­ка­за­чьем съез­де собра­лись львы вой­ны, там было кому пред­се­да­тель­ство­вать, но столь высо­кое собра­ние пору­чи­ли про­ве­сти имен­но ему, педа­го­гу и учёному.

Он пом­нил луча­щи­е­ся доб­ро­той гла­за А.И. Дуто­ва, заме­сти­те­ля пред­се­да­те­ля Вре­мен­но­го Сове­та Каза­чьих Войск: «Собы­тие поис­ти­не исто­ри­че­ское! Кому как не исто­ри­ку каза­че­ства вести этот съезд?» Дутов дол­го тряс его руку: «Мит­ро­фан Пет­ро­вич, Дон дол­жен стать опо­рой, при­ме­ром креп­кой вла­сти в Рос­сии. Поста­рай­тесь. Пока­жи­те при­мер. Тогда за вами пой­дёт всё каза­че­ство, и мы сохра­ним Отчиз­ну». «Но ведь у нас, как и во всей Рос­сии, появи­лась новая власть, — мяг­ко ответ­ство­вал Бога­ев­ский, — Дон­ской испол­ни­тель­ный коми­тет — умень­шен­ная копия Вре­мен­но­го Пра­ви­тель­ства. Что же? Мы долж­ны совер­шить контр­ре­во­лю­цию?» Собе­сед­ник задум­чи­во поче­сал бри­тую голо­ву. «Это… не долж­но назы­вать­ся контр­ре­во­лю­ци­ей. Вам не нуж­но захва­ты­вать власть. Вам её нуж­но… пе-ре-хватить».

Алек­сандр Ильич Дутов

Тогда эти сло­ва пока­за­лись Бога­ев­ско­му уто­пи­ей. Но теперь, пони­мая, что новая власть в Ново­чер­кас­ске неустой­чи­ва, она — не более, чем пыль под сапо­га­ми, и её мож­но рас­топ­тать, до него дошло, что имел в виду Дутов.

«ДИК совер­шил непро­сти­тель­ную ошиб­ку, — заклю­чил про себя он, — они про­де­кла­ри­ро­ва­ли, что дадут всем все, в том чис­ле и зем­лю. Они забы­ли, что зем­ля для каза­ка — свя­тое, она добы­та кро­вью воль­но­лю­би­вых пред­ков. Это — козырь. И теперь он мой».

— Основ­ные поло­же­ния повест­ки, — вос­пол­нил воз­ник­шую пау­зу Мит­ро­фан Пет­ро­вич, — обо­зна­чим сего­дня же, после пере­ры­ва. Есть ли в зале пред­ста­ви­те­ли прес­сы? Про­шу вас подой­ти ко мне, господа…

2

12 апре­ля 1917 года в газе­те «Воль­ный Дон» появи­лась скром­ная замет­ка за автор­ством Ф. Лари­на — «Оче­ред­ные вопро­сы на Дону».

«Ста­рый строй пал, — сооб­щал чита­те­лям Ларин, — и глав­ней­шей зада­чей теку­ще­го момен­та явля­ет­ся укреп­ле­ние ново­го поряд­ка основ наро­до­прав­ства. У нас, на Дону, это необ­хо­ди­мо начать с вос­ста­нов­ле­ния раз­но­вре­мен­но отня­тых у каза­ков их прав и воль­но­стей. Необ­хо­ди­мо преж­де все­го немед­лен­ное вос­ста­нов­ле­ние пол­но­стью было­го каза­чье­го само­управ­ле­ния — вос­кре­ше­ние Вой­ско­во­го Круга».

Эта замет­ка уже не носи­ла харак­те­ра невы­ска­зан­ной угро­зы. Рево­лю­ци­он­ная власть полу­чи­ла вполне офи­ци­аль­ное пре­ду­пре­жде­ние о том, что дни её пре­бы­ва­ния на Дону сочтены.

Порт­рет каза­ков в фор­ме, пред­став­ля­ю­щей весь пери­од исто­рии кубан­ско­го каза­чье­го вой­ска. 1910 год

3

Бога­ев­ский дав­но знал Голу­бо­ва. Они были зна­ко­мы ещё с гим­на­зи­че­ских вре­мён. Креп­кий, коре­на­стый Коля любил рас­ха­жи­вать по Ново­чер­кас­ску, засу­чив рука­ва. Шалов­ли­во гля­дя по сто­ро­нам, он буд­то спра­ши­вал: «А ну? С кем бы подраться?».

И како­во было удив­ле­ние Мит­ро­фа­на Пет­ро­ви­ча, когда Воло­ши­нов рас­ска­зал ему о том, что Голу­бов митингует.

«Коля — ора­тор? — не пове­рил он ушам сво­им, — я не пом­ню, что­бы в дет­ские годы он отли­чал­ся красноречием».

«Голу­бов чер­тов­ски крас­но­ре­чив! Он здо­ро­во заво­дит чернь, — чуть ли не жало­вал­ся Воло­ши­нов, — на одном митин­ге этот него­дяй сорвал с себя пого­ны, топ­тал их и гор­ло­па­нил: „Мне стыд­но быть офи­це­ром! Я ваш! Я с вами!“. Сол­да­ты и рабо­чие ликовали…»

«Брось­те», — вяло отре­а­ги­ро­вал Богаевский.

Но вот, 16 апре­ля, в день откры­тия Вой­ско­во­го съез­да, в зале зим­не­го теат­ра Ново­чер­кас­ска воз­ник он, Голубов.

Голу­бов, кото­рый назы­вал Каза­чий союз «контр­ре­во­лю­ци­он­ным сбо­ри­щем»! Голу­бов, кото­рый заяв­лял, что ниче­го обще­го со «сбо­ри­щем» иметь не может! По зако­нам офи­цер­ской чести, взбал­мош­ный еса­ул появ­лять­ся здесь был вооб­ще не дол­жен! А он взял, и появил­ся. Наг­ло, с ехид­ной улыб­кой (в пого­нах и с награ­да­ми, кста­ти) он подо­шёл к пре­зи­ди­у­му и попро­сил, нет, потре­бо­вал слова.

Воло­ши­нов попы­тал­ся вос­пре­пят­ство­вать: в спис­ках высту­па­ю­щих вас нет, еса­ул, кати­тесь к чёр­ту, но не он власт­во­вал на Съез­де, Пред­се­да­те­лем был Бога­ев­ский, и Бога­ев­ско­му захо­те­лось поиг­рать. «Пусть пого­во­рит, — решил он, — потом я его размажу».

— Голу­бов — ора­тор чер­ни, — шеп­нул Мит­ро­фан Пет­ро­вич Воло­ши­но­ву, — мать, изви­ни­те, пере-мать. Здесь — дру­гая ауди­то­рия. Это будет его лебе­ди­ной пес­ней, поверьте …

И Бога­ев­ский просчитался.

— В Дон­ской запас­ной бата­рее пред­став­ле­но 135 ста­ниц, — гово­рил Голу­бов, бро­сая дерз­кие взгля­ды на Бога­ев­ско­го, — каза­ки бата­реи ска­за­ли: мы слиш­ком любим Дон, что­бы отдать его руко­вод­ство кому бы то ни было. При сво­бод­ном строе мы научи­лись любить сво­бо­ду и ува­жать её в дру­гом. Кто пой­дёт про­тив сво­бо­ды дру­го­го, тот поте­ря­ет свою свободу…

В зале послы­ша­лись апло­дис­мен­ты, и сидя­щий в пре­зи­ди­у­ме Пет­ров­ский побагровел.

Он, как гла­ва рево­лю­ци­он­ной вла­сти, здесь при­сут­ство­вать не соби­рал­ся. Что ему было делать в стане пре­тен­ду­ю­ще­го на власть вра­га? Но при­шла в Ново­чер­касск теле­грам­ма мини­стра Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ства А.И. Гуч­ко­ва, «ниче­го про­тив про­ве­де­ния Вой­ско­во­го съез­да не име­ем», — гово­ри­лось в ней, и Пет­ров­ско­го при­нес­ло сюда вет­ром исто­рии. «Быть может, — наив­но поду­мал быв­ший адво­кат, — мне дают понять, что пора кон­со­ли­ди­ро­вать­ся? Выстра­и­вать власт­ную вер­ти­каль сов­мест­но с Каза­чьим сою­зом? Поче­му нет? Объ­еди­ним наш Воен­ный отдел с их Вой­ско­вым шта­бом, и все успокоится».

Со сво­е­го места под­нял­ся епи­скоп Гер­мо­ген. Батюш­ка бла­го­сло­вил съезд. Это пока­за­лось зна­ком. Все вокруг пред­ста­ви­лось Пет­ров­ско­му пре­крас­ным, чару­ю­щим: и лица сидя­щих в зале, и золо­той крест на гру­ди Гер­мо­ге­на, и боро­да Воло­ши­но­ва, и, жур­ча­щая ручьём речь Богаевского.

Одна­ко вылез чёр­тов Голу­бов, и оча­ро­ва­нию при­шёл конец.

…— Пусть не сму­ща­ют­ся об упад­ке дис­ци­пли­ны! Новый строй созда­ёт новые фор­мы дис­ци­пли­ны, но дис­ци­пли­ны духа…

Эти сло­ва заста­ви­ли побаг­ро­веть уже и пред­се­да­те­ля. «Да он анар­хи­че­ский три­бун, — оша­ра­шен­но при­знал­ся себе Мит­ро­фан Пет­ро­вич, — Баку­нин! „Дис­ци­пли­на духа“ — как это кра­си­во, чёрт возь­ми, вели­че­ствен­но звучит!».

— Как устро­ить нашу жизнь? — про­дол­жал Голу­бов. — Не мыс­лим дру­го­го прав­ле­ния, кро­ме рес­пуб­ли­ки! Осу­ще­ствим заве­ты воль­но­сти Сте­па­на Рази­на и Ерма­ка Тимо­фе­е­ви­ча… (бур­ные апло­дис­мен­ты) …Да! Каза­ки запас­ной бата­реи с пер­вых дней рево­лю­ции ясно и твёр­до опре­де­ли­ли — демо­кра­ти­че­ская рес­пуб­ли­ка! И в этой борь­бе мы пой­дём вме­сте с пролетариатом!

Пет­ров­ский уро­нил голо­ву в ладо­ни, вздрог­нув всем телом. Со сто­ро­ны мог­ло пока­зать­ся, что Пред­се­да­тель Дон­ско­го испол­ни­тель­но­го коми­те­та рыдает.

— Каза­ки заяви­ли, что не оста­но­вят­ся ни перед чем, идя на защи­ту сво­бо­ды, и что враг народ­ной сво­бо­ды мог отнять её, раз­ве что, пере­шаг­нув через наши трупы…

…Как толь­ко пер­вый день рабо­ты съез­да был закон­чен, Бога­ев­ский собрал Воло­ши­но­ва и Бояри­но­ва на неболь­шое сове­ща­ние в каби­не­те дирек­то­ра театра.

— С офи­це­ра­ми нуж­но хоро­шо пого­во­рить, гос­по­да. Не может быть Голу­бо­ва и поощ­ри­тель­ных аплодисментов!

В после­ду­ю­щие дни еса­у­лу дали спо­кой­но высту­пить толь­ко один раз. Обсуж­дал­ся вопрос спе­ци­фи­че­ский — о рас­ши­ре­нии воз­мож­но­стей армей­ской служ­бы каза­че­ства. Он пред­ло­жил ори­ги­наль­ную идею — брать «низо­вых» каза­ков на флот (они же пого­лов­но рыба­ки, часто выхо­дят в Азов­ское море!) В Пре­зи­ди­у­ме обе­ща­ли над его пред­ло­же­ни­ем подумать.

В осталь­ных же слу­ча­ях, как толь­ко он начи­нал вспо­ми­нать на три­буне о рево­лю­ции и вла­сти ДИК, сло­ва его заглу­ша­ла кано­на­да улю­лю­ка­ний и захлопываний.

«При появ­ле­нии на три­буне Голу­бо­ва, — писа­ла газе­та „Воль­ный Дон“ от 28 апре­ля 1917 года, — под­ни­ма­ют­ся шум и голо­са: „Долой“!
Пред­се­да­тель дол­го зво­нит. Голу­бов пыта­ет­ся говорить…
Голос: „За кого буде­те говорить?“
Голу­бов: „За каза­ков!“ (кри­ки „долой“)
Голу­бов: „Это, гос­по­да, наси­лие“ (ухо­дит, раз­да­ют­ся аплодисменты)…»

…Всё тем же вкрад­чи­вым голо­сом Мит­ро­фан Пет­ро­вич повёл Вой­ско­вой съезд в нуж­ном направ­ле­нии. Каза­чий шови­низм, на фоне пер­спек­тив новых закон­ных сво­бод для каза­че­ства, взял верх над рево­лю­ци­он­ной роман­ти­кой, над «сво­бо­дой, равен­ством и брат­ством». Всё чаще слы­ша­лось на этом съез­де: «Дон — для казаков!».

Вре­мен­но­му пра­ви­тель­ству Съезд выра­зил пол­ное дове­рие. При этом ему пред­ла­га­лось офи­ци­аль­но сни­зить зна­че­ние Сове­тов рабо­чих и сол­дат­ских депу­та­тов и «при­нять меры к пре­кра­ще­нию вред­ной для рево­лю­ции аги­та­ции ленин­цев». «Вой­на, — гово­ри­лось в одном из реше­ний съез­да, — долж­на быть до побед­но­го конца».

Так­же про­воз­гла­ша­лось наци­о­наль­ное само­опре­де­ле­ние, под­держ­ка стрем­ле­ния Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ства создать Демо­кра­ти­че­скую рес­пуб­ли­ку с силь­ной вла­стью на местах.

«Дон­ская Область, — кон­кре­ти­зи­ро­вал съезд, — состав­ля­ет неот­де­ли­мую часть Рос­сий­ской демо­кра­ти­че­ской рес­пуб­ли­ки, имея широ­кое мест­ное самоуправление».

Эти поло­же­ния вопро­сов у цен­траль­ной вла­сти не вызва­ли. Состав­лен­ные кор­рект­но, уме­ло отре­дак­ти­ро­ван­ные Мит­ро­фа­ном Пет­ро­ви­чем, «гене­раль­ной линии» они не про­ти­во­ре­чи­ли. Вре­мен­ное пра­ви­тель­ство тоже было и за демо­кра­тию, и за вой­ну до побед­но­го конца.

Вопрос о зем­ле был отло­жен «на потом». Отло­жен с про­зрач­ным намё­ком на то, что «потом» — не слу­чит­ся никогда.

Реше­ние о при­зна­нии Дон­ско­го област­но­го испол­ни­тель­но­го коми­те­та «вре­мен­ной обще­ствен­ной орга­ни­за­ци­ей», измо­тан­ный почти дву­мя меся­ца­ми поли­ти­че­ской жиз­ни Пет­ров­ский под­пи­сал без­ого­во­роч­но, так же, как и согла­сил­ся в нача­ле мар­та 1917-го со сво­ей отстав­кой послед­ний Наказ­ной Ата­ман М.Н. Граббе.

Власть акку­рат­но при­кар­ма­ни­ли Бога­ев­ский и К. Офи­ци­аль­но же ею дол­жен был стать Вой­ско­вой Круг, кото­рый избе­рёт пра­ви­тель­ство и Вой­ско­во­го Ата­ма­на. Круг назна­чи­ли на 26 мая 1917 года. Контр­ре­во­лю­ция про­шлась по Обла­сти Вой­ска Дон­ско­го на цыпоч­ках. В Пет­ро­гра­де это­го, похо­же, и не заметили.

Пуб­ли­ка­цию под­го­то­вил писа­тель Сер­гей Пет­ров, автор книг «Баку­нин. Пер­вый панк Евро­пы», «Хро­ни­ка его раз­во­да» и «Мен­ты и люди». Сотруд­ни­ча­ет с изда­тель­ством «Пятый Рим» и пишет для жур­на­ла «Рус­ский пионер».

Читай­те так­же рас­сказ о гра­фе Миха­и­ле Граб­бе «Подо­ждём „Высо­чай­ше­го акта“».

«А мне всё мало»: 10 уникальных песен Петра Мамонова

По
Пётр Полещук
-

14 апре­ля лиде­ру куль­то­вых «Зву­ков Му» Пет­ру Мамо­но­ву испол­ня­ет­ся 70 лет. По это­му слу­чаю колум­нист VATNIKSTAN Пётр Поле­щук сде­лал под­бор­ку из 10 песен экс-фронт­ме­на груп­пы, дока­зы­ва­ю­щих уни­каль­ность Мамо­но­ва в рус­ском роке.

Источник заразы, «Звуки Му»

«Я все­гда хотел быть самым кру­тым», — гово­рил Пётр Мамо­нов, и едва ли кто-то может поспо­рить с тем, что груп­па «Зву­ки Му» одна из самых зна­ко­вых совет­ских рок-групп.

Одно­вре­мен­но с этим, «Зву­ки Му» все­гда выде­ля­лись не толь­ко из пле­я­ды рус­ско­го-рока в целом, но и на фоне эсте­ти­че­ски близ­ких кол­лек­ти­вов мос­ков­ской рок-лабо­ра­то­рии. Пес­ни Пет­ра Нико­ла­е­ви­ча, без­услов­но, о Рос­сии, но это Рос­сия совер­шен­но иной поро­ды, чем та, что пред­став­ле­на у кого бы то ни было ещё: не интел­ли­гент­ская, а гал­лю­ци­но­ген­ная, не бар­дов­ская, а пороч­ная, не пате­тич­ная-интел­ли­гент­ская, а вывер­ну­тая наизнан­ку и весёлая.

«Источ­ник зара­зы» хоро­ший тому при­мер — в ней нет ника­ких мар­ке­ров того, что обыч­но пони­ма­ют под рус­ским-роком. Музы­ка ощу­ща­ет­ся авто­ном­ной на фоне слов, что созда­ёт осо­бый грув, ни мно­го ни мало, напом­нив­ший извест­но­му тео­ре­ти­ку пост­пан­ка Сай­мо­ну Рей­нольд­су музы­ку Прин­са. Когда пра­ви­тель­ство пыта­лась регу­ли­ро­вать моло­дёж­ные дви­же­ния, ста­ра­ясь «не побе­дить, а напра­вить», оно сде­ла­ло одним из кри­те­ри­ев совет­ских ВИА ане­мич­ную ритм-сек­цию, так как опре­де­лён­но­го рода рит­ми­ка рас­смат­ри­ва­ет­ся любым пра­ви­тель­ством как некий физио­ло­ги­че­ский нон­кон­фор­мизм (при­чём не толь­ко в Рос­сии). В этом смыс­ле срав­не­ние с гру­ва­ми Прин­са более чем лест­но. Ведь какой совет­ский рок может быть более нон­кон­фор­мист­ским, чем тот, что вызы­ва­ет у ваших ног физи­че­ский отклик?

Пес­ни, посвя­щён­ные жен­щи­нам, в рус­ском-роке тоже писа­ли все. Мож­но вспом­нить и «Слад­кую N», и «Когда твоя девуш­ка боль­на», и мно­же­ство дру­гих. Но едва ли кто-то может сопер­ни­чать с Мамо­но­вым в напи­са­нии одно­вре­мен­но столь цинич­ной и столь бой­кой пес­ни, как «Источ­ник зара­зы». Как писал био­граф груп­пы Сер­гей Гурьев:

«В 1979 году у Мамо­но­ва, кото­рый к тому вре­ме­ни уже был женат пер­вым бра­ком, под­хо­див­шим к кон­цу, появи­лась новая девуш­ка — Оля Горо­хо­ва по клич­ке „Моз­ги“, — вспо­ми­на­ет Лип­ниц­кий. — Клич­ка была обу­слов­ле­на тем, что она люби­ла гово­рить муж­чи­нам: „У тебя нет моз­гов“. Лечи­ла: дескать, муж­чи­на дол­жен жен­щи­ну обес­пе­чи­вать. Имен­но ей были посвя­ще­ны „Муха — источ­ник зара­зы“, „Люля­ки баб“ и неко­то­рые дру­гие ран­ние пес­ни „Зву­ков Му“. Позна­ко­ми­лись мы с ней в ресто­ране „Сос­но­вый бор“ на Руб­лёв­ском шос­се в Горках‑2, куда при­е­ха­ли на кон­церт „Удач­но­го при­об­ре­те­ния“. Они тогда высту­па­ли „золо­тым соста­вом“: Вайт, Матец­кий, Миха­ил „Пет­ро­вич“ Соколов…»

Оль­га «Моз­ги» Горо­хо­ва, про­жи­ва­ю­щая ныне в Ген­те (Бель­гия), считает:

«Если гово­рить про какой-то „инспи­рейшн оф Мамо­нов“, то я уве­ре­на, что ника­ко­го тако­го „инспи­рейшн“ у него уже не было после меня. Толь­ко я его по-насто­я­ще­му инспи­ри­ро­ва­ла! Он был зверь, а я очень люби­ла природу».

Гадопятикна, «Звуки МУ»

Одна­жды в раз­го­во­ре меж­ду Тро­иц­ким, Лип­ниц­ким и Нов­горд­це­вым кто-то из них про­ро­нил фра­зу, что вся рус­ская рок-музы­ка — отпе­ча­ток англий­ской. Это дей­стви­тель­но вер­но. Как толь­ко в моду вошли новые роман­ти­ки, рус­ские роке­ры ста­ли с пере­мен­ным успе­хом ста­рать­ся быст­рее забыть своё фолк-роко­вое про­шлое. Пост­панк стал одним из глав­ных ори­ен­ти­ров рус­ских групп и, кажет­ся, оста­ёт­ся до сих пор. Влад Пар­шин из груп­пы Motorama назы­вал «Про­мыш­лен­ную Архи­тек­ту­ру» рус­ской вер­си­ей Public Image LTD, а «Био­кон­струк­тор», разу­ме­ет­ся, рус­ски­ми Depeche Mode.

«Зву­ки Му», конеч­но, тоже не избе­жа­ли уча­сти подоб­но­го рода срав­не­ний, будь то про­во­ди­мые ана­ло­гии с Talking Heads или Капи­та­ном Биф­хар­том. Одна­ко эти срав­не­ния не ума­ля­ют насто­я­щую ори­ги­наль­ность груп­пы. В кон­це кон­цов, «Зву­ки Му» про­из­ве­ли боль­шое впе­чат­ле­ние на The Residents. Участ­ник груп­пы Рэн­ди Фокс в интер­вью Лип­ниц­ко­му сказал:

«Я все­гда думал, что Евро­па может уди­вить США каки­ми-нибудь иде­я­ми, изыс­ка­ми, но не мог и пред­по­ло­жить, что какая-то груп­па из Рос­сии ока­жет­ся куда более дикой, чем все аме­ри­кан­ские груп­пы, кото­рые я когда-либо видел».

Пес­ня «Гадо­пя­тикна» хоро­ший при­мер того, как груп­па Мамо­но­ва уме­ла играть пост­панк без оче­вид­но­го ори­ен­ти­ра на оче­ред­ное куль­то­вое англий­ское имя. Шизо­фре­ни­че­ский пульс, ритм, отда­ю­щий эхом The Doors, и гри­ма­сы Мамо­но­ва, пере­да­ю­щи­е­ся через музы­ку — никто боль­ше (за исклю­че­ни­ем, пожа­луй, «Аук­цы­о­на») не про­из­во­дил более устра­ша­ю­щее впе­чат­ле­ние на совет­ско­го зри­те­ля, чем «Зву­ки Му» с пес­ней «Гадо­пя­тикна» в про­грам­ме «Музы­каль­ный Ринг».

Серый голубь, «Звуки Му»

Если в рус­ском-роке и была пес­ня, вос­пе­ва­ю­щая богем­ную позу в духе «лежу в кана­ве, вижу все звёз­ды» наи­бо­лее исчер­пы­ва­ю­ще, то это точ­но «Серый голубь». В опре­де­лён­ном смыс­ле эта пес­ня — мани­фе­ста­ция того обра­за Мамо­но­ва, кото­рый стал его визит­ной кар­точ­кой: амплуа его героя из филь­ма «Так­си-блюз», кажет­ся, врас­та­ет кривли­я­ни­я­ми всё в ту же позицию:

«Я самый пло­хой, я хуже тебя. Я самый ненуж­ный, я гадость, я дрянь, зато — я умею летать».

Забытый секс, «Звуки Му»

Есть рас­хо­жее мне­ние, что рус­ские арти­сты не уме­ют про­го­ва­ри­вать сло­во «секс» так, что­бы оно вызы­ва­ло ощу­ще­ние опы­та, а не пред­ме­та, кото­рый обо­зре­ва­ет­ся, ско­рее, со сто­ро­ны. Сколь­ко вре­ме­ни про­шло, преж­де чем люди отри­ну­ли сму­щён­ное «это» и ста­ли назы­вать вещи сво­и­ми именами?

«Забы­тый секс» один из самых ран­них при­ме­ров, спо­соб­ных опро­верг­нуть подоб­но­го рода скеп­сис. Здесь нет ника­ко­го гедо­низ­ма: секс пред­став­лен как нечто прак­ти­че­ски инду­стри­аль­ное, но, пара­док­саль­но, эта пес­ня, где либи­до под­ме­ни­ли на что-то дру­гое, зву­чит эро­тич­нее, чем пес­ни мно­гих дру­гих арти­стов той эпо­хи на эту тему.

Послу­шай­те, как Мамо­нов инто­ни­ру­ет «секс, секс, секс, каж­дый вечер, каж­дый день», пока на фоне зву­чат син­те­за­то­ры, кото­рые запро­сто мог­ли бы ока­зать­ся в ныне вос­кре­шён­ном сег­мен­те сити-поп — кон­фуз ли это или удо­воль­ствие? Что точ­но — «Забы­тый секс» луч­шая пес­ня вось­ми­де­ся­тых о поло­вых отношениях.

Постовой, «Звуки Му»

Пожа­луй, одна из немно­гих песен Мамо­но­ва, пол­но­стью лишён­ная юмо­ра. Инфер­наль­ный и моно­тон­ный речи­та­тив Мамо­но­ва вку­пе с зацик­лен­ным инду­стри­аль­ным гро­хо­том зву­чит, как приговор.

«Но кто же будет сле­дить за общим дви­же­ни­ем? Кто не допу­стит ава­рий? Кто оста­но­вит бегу­щих через доро­гу детей? Кто пове­сит в нуж­ном месте знак?» — рито­ри­че­ски спра­ши­ва­ет Мамо­нов, выри­со­вы­вая образ посто­во­го как «еже­днев­но­го героя», пой­ман­но­го в соци­аль­ную тол­кот­ню. И хотя «Зву­ки Му», то ли в силу сво­е­го юрод­ства, то ли оче­вид­ной вер­ши­ны, на кото­рую могут пося­гать еди­ни­цы, не ста­ли груп­пой, кото­рая разо­шлась бы на цита­ты в совре­мен­ной музы­ке. Тем не менее пре­сло­ву­тый посто­вой воз­ни­ка­ет в песне «Ноже­вой» груп­пы Shortparis.

Маша, Пётр Мамонов

Одна из «квар­тир­ных» песен Мамо­но­ва, на удив­ле­ние, не став­шая попу­ляр­ным кон­церт­ным номе­ром репер­ту­а­ра «Зву­ков Му». Быто­вая тра­ги­ко­ме­дия, в луч­ших тра­ди­ци­ях Пет­ра Нико­ла­е­ви­ча. Нетруд­но пред­ста­вить «Машу», как часть теат­раль­ных соло выступ­ле­ний Мамо­но­ва. Реаль­ность здесь интер­пре­ти­ру­ет­ся пре­дель­но при­зем­лён­ным язы­ком, что даёт песне пре­иму­ще­ство — ника­ко­го инто­на­ци­он­но­го или образ­но­го отры­ва от той ситу­а­ции, кото­рую ком­мен­ти­ру­ет Мамонов.

Улечу, Пётр Мамонов и «Совершенно Новые Звуки Му»

«Пётр Мамо­нов в „Зву­ках Му“ оста­ёт­ся непре­взой­дён­ным масте­ром, но это было фрик-шоу одно­го актё­ра c доволь­но сла­бы­ми акком­па­ни­а­то­ра­ми» — писал Арте­мий Тро­иц­кий про леген­дар­ную группу.

Груп­па Мамо­но­ва, назван­ная «Совер­шен­но новые Зву­ки Му», ещё боль­ше дока­зы­ва­ет сло­ва кри­ти­ка — музы­кан­ты здесь выпол­ня­ют сугу­бо сес­си­он­ную роль, так что ника­ко­го испол­не­ния замор­ско­го тви­ста ждать не при­хо­дит­ся. Одна­ко, со сво­ей ролью музы­кан­ты справ­ля­ют­ся на ура. Пес­ня «Уле­чу» — это при­мер на ред­кость плот­ной ритм-сек­ции для мамо­нов­ско­го речитатива.

А мне всё мало / Мне надо ещё, Пётр Мамонов

Есть некий шарм в том, как Мамо­нов может поз­во­лить себе вый­ти на сце­ну опен-ейр фести­ва­ля и обой­тись одним лишь хрип­лым голо­сом да гита­рой. Одна из луч­ших песен, не тре­бу­ю­щих допол­ни­тель­ных аран­жи­ро­вок — «А мне всё мало».

То ли при­зрач­ная испо­ведь Мамо­но­ва из про­шло­го, когда он ещё не отдал­ся на слу­же­ние Богу и был жаден до все­го и вся (вспом­ни­те, как он сма­ко­вал в былые вре­ме­на обыч­ную поезд­ку на авто­мо­би­ле), то ли свое­об­раз­ная кри­ти­ка обще­ства кон­сью­ме­риз­ма, нака­тив­ше­го на стра­ну в нулевых.

Ученичок, Пётр Мамонов

Впро­чем, глав­ным инстру­мен­том Мамо­но­ва все­гда было его тело. Даже без гита­ры лидер «Зву­ков Му» все­гда умел завла­деть вни­ма­ние зри­те­лей, при­чём, на про­тя­же­нии дол­го­го времени.

Скетч «Уче­ни­чок» имен­но такой: Мамо­нов гово­рит с залом каж­дым дви­же­ни­ем на про­тя­же­нии семи минут, обхо­дясь без како­го-либо допол­ни­тель­но­го акком­па­не­мен­та, кро­ме цик­лич­ной музы­ки, игра­ю­щей на фоне.

«При любой погоде», Пётр Мамонов

Ещё один пре­вос­ход­ный спо­кен-ворд от пожи­ло­го Мамо­но­ва. Мно­гие гово­ри­ли, что Мамо­нов, уйдя от город­ской суе­ты, поте­рял уме­ние общать­ся с людь­ми и отре­зал себя от про­ис­хо­дя­ще­го вокруг ещё боль­ше, чем изред­ка спус­ка­ю­щий­ся с под­не­бес­ной Гребенщиков.

Как бы не так: на фести­ва­ле «Фор­ма», в 2019 году, Мамо­нов с одной лишь гита­рой выдал номер, вызвав­ший уме­рен­ную, но ува­жи­тель­ную реак­цию пуб­ли­ки. Да и как мог­ло быть ина­че при чте­нии строк:

«При любой пого­де я готов рас­тво­рить­ся в соб­ствен­ном наро­де. Но толь­ко при одном жёст­ком усло­вии, что я буду точ­но на свободе».

Читай­те так­же наш мате­ри­ал «Дис­си­дент­ское искус­ство: „Пав­лик Моро­зов — суперзвезда“».

Маяковский как художник. Часть I: портреты и шаржи

По
Редакция VATNIKSTAN
-

Вла­ди­мир Мая­ков­ский про­сла­вил­ся как поэт-футу­рист, но в самом нача­ле твор­че­ско­го пути видел себя худож­ни­ком. Он рисо­вал с малых лет — не толь­ко из инте­ре­са и люб­ви к искус­ству, но и что­бы под­дер­жать семью. Мая­ков­ский вспоминал:

«…денег в семье нет. При­шлось выжи­гать и рисо­вать. Осо­бен­но запом­ни­лись пас­халь­ные яйца — круг­лые, вер­тят­ся и скри­пят, как две­ри. Яйца про­да­вал в кустар­ный мага­зин на Неглин­ной. Шту­ка 10–15 копе­ек. С тех пор бес­ко­неч­но нена­ви­жу Бем’ов, рус­ский стиль и кустарщину».

Мая­ков­ский даже обу­чал­ся в под­го­то­ви­тель­ном клас­се Стро­га­нов­ско­го учи­ли­ща, в сту­ди­ях худож­ни­ков Ста­ни­сла­ва Жуков­ско­го и Пет­ра Кели­на, а 1911 году посту­пил в Мос­ков­ское учи­ли­ще живо­пи­си, вая­ния и зод­че­ства — един­ствен­ное место, куда уже три­жды аре­сто­ван­но­го Мая­ков­ско­го при­ня­ли без сви­де­тель­ства о благонадёжности.

Про­слав­лен­ным живо­пис­цем Мая­ков­ский так и не стал, одна­ко его рисун­ки, пла­ка­ты и луб­ки исчис­ля­ют­ся сот­ня­ми и по сей день пора­жа­ют точ­но­стью и ори­ги­наль­но­стью. Вла­ди­мир рисо­вал неиз­вест­ных слу­чай­ных людей, дру­зей и зна­ко­мых по твор­че­ским кру­гам и, конеч­но, Лилю Брик. Сего­дня мы пуб­ли­ку­ем порт­ре­ты и шар­жи рабо­ты Маяковского. 

Вла­ди­мир Мая­ков­ский. 1909 год
Уче­ни­че­ская рабо­та (мас­ло). 1908 год
С. С. Мор­чад­зе (Корид­зе). 1908 год
Уче­ни­че­ская рабо­та и порт­рет сест­ры. 1910 год
Любовь Брод­ская. 1913 год
Вадим Баян. 1913 год
Кара Дар­виш. 1914 год
Порт­рет неиз­вест­но­го. 1915 год
Порт­рет маль­чи­ка. 1915 год
Пётр Потём­кин. 1915 год
Лида Чуков­ская. 1915 год
Кор­ней Чуков­ский. 1915 год
Кор­ней Чуков­ский. 1915 год
Кор­ней Чуков­ский в новой шля­пе. 1915 год
Илья Репин и Кор­ней Чуков­ский. 1915 год
Гри­го­рий Гне­син. 1915 год
Илья Репин. 1915 год
Илья Репин. 1915 год
Давид Бур­люк. 1915 год
Давид Бур­люк. 1915 год
Сёст­ры Бер­сон. 1915 год
Лиля Брик. 1916 год
Вели­мир Хлеб­ни­ков. 1916 год
Васи­лий Камен­ский. 1918 год
Васи­лий Ката­нян. 1929 год

Смот­ри­те так­же под­бор­ку уни­каль­ных фото­гра­фий «Как Москва митин­го­ва­ла в дни Фев­раль­ской революции».

В Петербурге открыта выставка о космосе в контексте политики

По
Редакция VATNIKSTAN
-

В Музее поли­ти­че­ской исто­рии Рос­сии в Санкт-Петер­бур­ге откры­лась выстав­ка «Кос­мос меж­ду меч­той и поли­ти­кой», при­уро­чен­ная к 60-летию полё­та Юрия Гага­ри­на. Про­ект под­го­тов­лен сов­мест­но с Музе­ем кос­мо­нав­ти­ки. Выстав­ка пред­став­ля­ет взгляд на исто­рию осво­е­ния кос­ми­че­ско­го про­стран­ства в кон­тек­сте миро­вых поли­ти­че­ских про­цес­сов, пока­зы­вая, как столк­но­ве­ние поли­ти­че­ских идео­ло­гий кос­ми­че­ских дер­жав усту­па­ло место про­грес­су и науч­ным инновациям.

Авто­ры выстав­ки на осно­ве лич­ных вещей кос­мо­нав­тов и учё­ных, доку­мен­тов, фото­гра­фий, маке­тов, пла­ка­тов и дру­гих типов экс­по­на­тов про­сле­ди­ли исто­рию осво­е­ния кос­мо­са с пер­вых тео­ре­ти­че­ских иссле­до­ва­ний рус­ских учё­ных (таких, как Кон­стан­тин Циол­ков­ский) и даже энту­зи­а­стов-люби­те­лей (напри­мер, рево­лю­ци­о­не­ра-наро­до­воль­ца Нико­лая Кибаль­чи­ча) до совре­мен­но­го уча­стия Рос­сии в кос­ми­че­ских про­ек­тах. В цен­тре вни­ма­ния, есте­ствен­но, ока­зал­ся совет­ский опыт кос­ми­че­ских полё­тов и их отра­же­ние в идео­ло­гии и политике.

Сре­ди наи­бо­лее инте­рес­ных экс­по­на­тов выстав­ки — пред­ме­ты, свя­зан­ные с выда­ю­щи­ми­ся дея­те­ля­ми кос­ми­че­ской отрас­ли. Это лич­ные вещи Юрия Гага­ри­на (фор­ма под­пол­ков­ни­ка ВВС и берет, пода­рен­ный Фиде­лем Каст­ро), посмерт­ная мас­ка и слеп­ки с рук Сер­гея Коро­лё­ва, кар­та полё­та кораб­ля «Восход‑2», состав­лен­ная Алек­се­ем Лео­но­вым с его авто­гра­фом, и мно­гое другое.

Выстав­ка будет рабо­тать до кон­ца 2021 года. Подроб­но­сти о ней читай­те на сай­те Музея поли­ти­че­ской исто­рии Рос­сии.

Свободолюбивый консерватор Алексей Хомяков

По
Сергей Назаров
-
Алексей Хомяков. Конец 1850-х гг.

Спи­сок сфер дея­тель­но­сти, в кото­рых отли­чил­ся Алек­сей Сте­па­но­вич Хомя­ков, мож­но про­дол­жать до бес­ко­неч­но­сти. Он рус­ский поэт, бого­слов, худож­ник, инже­нер и даже гомео­пат. При этом ему был не при­сущ карье­ризм. Явля­ясь луч­шим пред­ста­ви­те­лем дво­рян­ско­го сосло­вия, Алек­сей Хомя­ков до кон­ца жиз­ни оста­вал­ся поме­щи­ком без каких-либо чинов, счи­тая себя кров­но свя­зан­ным с наро­дом. По вос­по­ми­на­ни­ям мно­гих вели­ких сооте­че­ствен­ни­ков, Алек­сей Сте­па­но­вич являл­ся цен­траль­ной фигу­рой обще­ствен­ной жиз­ни Рос­сии вто­рой чет­вер­ти XIX века. Воз­глав­ляя пле­я­ду пер­вых сла­вя­но­фи­лов, Алек­сей Хомя­ков был одним из пер­вых, кто обра­тил­ся к поис­ку исто­ков искон­но рус­ской жизни.

VATNIKSTAN рас­ска­зы­ва­ет о жиз­ни и твор­че­ской дея­тель­но­сти Алек­сея Сте­па­но­ви­ча Хомя­ко­ва — идей­но­го и духов­но­го отца сла­вя­но­фи­лов, про­ро­чив­ше­го Рос­сии и Пра­во­слав­ной церк­ви испол­не­ние вели­кой мис­сии в инте­ре­сах все­го человечества.

Алек­сей Хомя­ков. Авто­порт­рет. 1842 год

Прогрессивная юность будущего консерватора

Алек­сей Сте­па­но­вич Хомя­ков родил­ся 1 мая 1804 года в Москве, на Ордын­ке. По отцу и по мате­ри он при­над­ле­жал к ста­рин­но­му рус­ско­му дво­рян­ству. Кажет­ся, что уже с дет­ства Хомя­ков при­об­рёл взгля­ды, кото­рые в даль­ней­шем будут толь­ко уси­ли­вать­ся и развиваться.

Его отец — Сте­пан Алек­сан­дро­вич был типич­ным рус­ским поме­щи­ком, соче­тав­шим в себе чер­ты евро­пей­ско­го про­све­ще­ния и бес­печ­ность рус­ско­го бар­ства. В свою оче­редь, мать — Марья Алек­се­ев­на, урож­дён­ная Кире­ев­ская, име­ла глу­бо­кий ум, отли­ча­лась набож­но­стью и стро­гой дис­ци­пли­ной. Пере­ни­мая луч­шие каче­ства роди­те­лей, вос­пи­ты­ва­ясь в стро­гом пра­во­слав­ном духе, Алек­сей Сте­па­но­вич к тому же полу­чил бле­стя­щее домаш­нее обра­зо­ва­ние. Роди­те­ли при­ви­ли юно­му Хомя­ко­ву тягу к зна­ни­ям и ува­жи­тель­ное отно­ше­ние к пра­во­слав­ной культуре.

В 1815 году семьях Хомя­ко­вых пере­ез­жа­ет в Санкт-Петер­бург. В срав­не­нии с пат­ри­ар­халь­ной Моск­вой Север­ная сто­ли­ца кажет­ся Алек­сею Сте­па­но­ви­чу и его бра­ту язы­че­ским горо­дом, маль­чи­ки боят­ся, что их заста­вят пере­ме­нить веру и реша­ют все­ми спо­со­ба­ми это­му про­ти­во­сто­ять. К сча­стью, пре­бы­вать в язы­че­ском горо­де при­шлось недол­го. Через год семья воз­вра­ща­ет­ся в Моск­ву, где дети про­дол­жа­ют обучение.

В 17 лет Алек­сей Сте­па­но­вич сда­ёт экза­мен на сте­пень кан­ди­да­та мате­ма­ти­че­ских наук при Мос­ков­ском уни­вер­си­те­те. Ко вре­ме­ни уче­ния в Москве отно­сят­ся пер­вые сти­хо­твор­ные опы­ты Хомя­ко­ва и пере­вод «Гер­ма­нии» Таци­та, напе­ча­тан­ный в «Тру­дах Обще­ства Люби­те­лей Рос­сий­ской Сло­вес­но­сти». В этот же пери­од он сбли­жа­ет­ся с бра­тья­ми Вене­ви­ти­но­вы­ми и вхо­дит в создан­ный ими кру­жок уни­вер­си­тет­ской моло­дё­жи, тяго­тев­шей к немец­кой иде­а­ли­сти­че­ской фило­со­фии — так назы­ва­е­мый кру­жок «любо­муд­ров».

Как и боль­шин­ство под­рост­ков нача­ла XIX века, Алек­сей Сте­па­но­вич, кото­рый ребён­ком засы­пал под ново­сти с полей сра­же­ний Оте­че­ствен­ной вой­ны, гре­зил о вели­ких похо­дах. Его буй­ный нрав тре­бо­вал сво­бо­ды дей­ствий и геро­и­че­ских поступков.

Когда нача­лась Вой­на за неза­ви­си­мость Гре­ции (1821–1828) юный роман­тик купил нож, взял с собой неболь­шую сум­му и тай­ком сбе­жал из дома, что­бы при­нять уча­стие в сражениях.

Его пой­ма­ли за Сер­пу­хов­ской заста­вой и вер­ну­ли домой. Ста­ло понят­но, что воин­ству­ю­щий нрав необ­хо­ди­мо напра­вить в нуж­ное рус­ло. Алек­сей Сте­па­но­вич был опре­де­лён отцом сна­ча­ла в Аст­ра­хан­ский кира­сир­ский полк, а через год пере­ве­дён в Петер­бург в кон­ную гвардию.

Граф Остен-Сакен, под началь­ством кото­ро­го нахо­дил­ся Алек­сей Сте­па­но­вич в Аст­ра­хан­ском кира­сир­ском пол­ку, так опи­сы­ва­ет юно­го офицера:

«В физи­че­ском, нрав­ствен­ном и духов­ном вос­пи­та­нии Хомя­ков был едва ли не еди­ни­ца. Обра­зо­ва­ние его было пора­зи­тель­но пре­вос­ход­но, и я во всю жизнь свою не встре­чал ниче­го подоб­но­го в юно­ше­ском воз­расте.… Ездил вер­хом отлич­но. Пры­гал через пре­пят­ствия в выши­ну чело­ве­ка. На эспад­ро­нах драл­ся пре­вос­ход­но. Обла­дал силою воли не как юно­ша, но как муж, иску­шён­ный опы­том. Стро­го испол­нял все посты по уста­ву пра­во­слав­ной Церк­ви и в празд­нич­ные и вос­крес­ные дни посе­щал все богослужения…»

В сто­ли­це Хомя­ков уста­нав­ли­ва­ет зна­ком­ства с лите­ра­то­ра­ми-декаб­ри­ста­ми и даже печа­та­ет в «Поляр­ной звез­де» Кон­дра­тия Фёдо­ро­ви­ча Рыле­е­ва и Алек­сандра Алек­сан­дро­ви­ча Бес­ту­же­ва сти­хо­тво­ре­ния «Бес­смер­тие вождя» (1824) и «Жела­ние покоя» (1825). Но на этом сно­ше­ния с декаб­ри­ста­ми закан­чи­ва­ют­ся — их идеи начи­на­ю­щий поэт счи­та­ет лег­ко­мыс­лен­ны­ми и ненародными.

В 20 лет, в нача­ле 1825 года, Алек­сей Сте­па­но­вич остав­ля­ет служ­бу и отправ­ля­ет­ся за гра­ни­цу. Во вре­мя вос­ста­ния декаб­ри­стов 14 декаб­ря он нахо­дил­ся в Пари­же, где зани­мал­ся живо­пи­сью, потом был в Швей­ца­рии и Север­ной Ита­лии, отку­да через зем­ли запад­ных сла­вян вер­нул­ся в Россию.

Поз­же Хомя­ков вспо­ми­нал, что в сла­вян­ских зем­лях был при­нят как люби­мый род­ствен­ник, вер­нув­ший­ся в семью.

Во вре­мя загра­нич­но­го путе­ше­ствия в жур­на­лах ста­ли появ­лять­ся мел­кие сти­хо­тво­ре­ния Алек­сея Сте­па­но­ви­ча, в это же вре­мя он закан­чи­ва­ет лири­че­скую дра­му «Ермак», кото­рая была впер­вые про­чи­та­на авто­ром в доме Вене­ви­ти­но­вых после воз­вра­ще­ния в Моск­ву в 1826 году, а постав­ле­на на сце­ну в 1829 году. Несмот­ря на про­ти­во­ре­чи­вые мне­ния, Алек­сан­дром Сер­ге­е­ви­чем Пуш­ки­ным дра­ма была оце­не­на положительно.

Вой­на с Тур­ци­ей (1828–1829) сно­ва вызва­ла в Хомя­ко­ве тягу к воен­ной сла­ве, он посту­пил в Бело­рус­ский гусар­ский полк и в нача­ле мая был уже на Дунае. За уча­стие в деле 30 мая он был пред­став­лен к Вла­ди­ми­ру, одна­ко полу­чил лишь св. Анну с бан­том. Несколь­ко сти­хо­тво­ре­ний отно­сят­ся ко вре­ме­ни пре­бы­ва­ния Хомя­ко­ва на войне. Самым силь­ным из них счи­та­ет­ся «Про­ща­ние с Адри­а­но­по­лем» (1829), кото­рое напол­не­но чув­ством пат­ри­о­тич­но­сти и закан­чи­ва­ет­ся сле­ду­ю­щи­ми строками:

«Эдны­ре! на строй­ных мече­тях твоих
Орёл воз­вы­шал­ся двуглавый;
Он вновь уле­та­ет, но веч­но на них
Оста­нут­ся отблес­ки славы!
И турок в меч­тах будет зреть пред собой
Тень кры­льев Орла над помёрк­шей Луной»

Идеи об осво­бож­де­нии сла­вян­ских наро­дов и необ­хо­ди­мо­сти сла­вян­ско­го един­ства после похо­да толь­ко укреп­ля­ют­ся в душе Алек­сея Сте­па­но­ви­ча, но после заклю­че­ния Адри­а­но­поль­ско­го мира он в чине штаб-рот­мист­ра ухо­дит в отставку.

В 1830‑е годы Хомя­ков ста­но­вит­ся частым гостем в зна­ме­ни­том лите­ра­тур­ном салоне Авдо­тьи Пет­ров­ны Ела­ги­ной. В салоне он высту­па­ет как кри­тик фило­со­фии Шел­лин­га и Геге­ля, посто­ян­но ведя нескон­ча­е­мые спо­ры с «шел­лин­ги­ста­ми» и «геге­льян­ца­ми», раз­ви­вая пока ещё толь­ко наброс­ки соб­ствен­ной фило­со­фии. Одно­вре­мен­но актив­но про­дол­жа­ет­ся лите­ра­тур­ная дея­тель­ность. Сти­хо­тво­ре­ния поэта печа­та­ют­ся в «Евро­пей­це», «Биб­лио­те­ке для чте­ния» и дру­гих жур­на­лах, в 1833 году выхо­дит в свет новая дра­ма Алек­сея Сте­па­но­ви­ча — «Димит­рий Самозванец».

Идео­ло­ги­че­ские воз­зре­ния буду­ще­го осно­во­по­лож­ни­ка сла­вя­но­филь­ства не выхо­дят ещё за рам­ки поэ­ти­че­ской фор­мы. Реа­ги­руя на Поль­ское вос­ста­ние 1830 года, Хомя­ков в «Оде» пишет:

«Да будет пре­дан тот, чей глас
Про­тив сла­вян сла­вян­ским братьям
Мечи вру­чил в пре­ступ­ный час!
Да будут про­кля­ты сраженья,
Одно­пле­мен­ни­ков раздор
И пере­шед­ший в поколенья
Враж­ды бес­смыс­лен­ный позор»

Идеи пан­сла­виз­ма и меч­ты об осво­бож­де­нии Южных и Запад­ных сла­вян раз­ви­ва­ют­ся у Хомя­ко­ва в сти­хо­тво­ре­нии «Орёл» (1832), в кото­ром автор при­зы­ва­ет помочь «млад­шим бра­тьям», томя­щим­ся «в сетях тев­то­нов веро­лом­ных, в сталь­ных тата­ри­на цепях». В сти­хо­тво­ре­нии «Меч­та» (1835) поэт уже обра­ща­ет­ся к Запа­ду, пред­ре­кая его ско­рый закат и гибель, про­ти­во­по­став­ляя про­сы­па­ю­ще­му­ся Восто­ку. Таким обра­зом, в сти­хо­тво­ре­ни­ях это­го пери­о­да уже чёт­ко были сфор­му­ли­ро­ва­ны все те мыс­ли, кото­рые потом будут выра­же­ны в пуб­ли­ци­сти­че­ских про­из­ве­де­ни­ях Хомякова.

Порт­рет Авдо­тьи Ела­ги­ной. Худож­ник Нико­лай Неврев. 1870‑е гг.

Круг дея­тель­но­сти Алек­сея Сте­па­но­ви­ча не огра­ни­чи­вал­ся празд­ны­ми похо­да­ми в свет и упраж­не­ни­я­ми в изящ­ной сло­вес­но­сти. Он был типич­ным рус­ским поме­щи­ком, со все­ми при­су­щи­ми это­му поня­тию эле­мен­та­ми бар­ства и при­вя­зан­но­стью к земле.

Хомя­ков со всей свой­ствен­ной ему твор­че­ской ини­ци­а­ти­вой актив­но ведёт хозяй­ство в сво­их име­ни­ях, отда­ёт мно­го сил внед­ре­нию нов­шеств: изоб­ре­та­ет ружьё, кото­рое бьёт даль­ше обык­но­вен­ных ружей, изоб­ре­та­ет сель­ско­хо­зяй­ствен­ную маши­ну — сеял­ку, за кото­рую полу­ча­ет из Англии патент. В име­ни­ях устра­и­ва­ет вино­ку­рен­ный завод, лечит кре­стьян, зани­ма­ет­ся вопро­са­ми улуч­ше­ния их жиз­ни. Сво­бод­ное вре­мя посвя­ща­ет люби­мо­му делу — охо­те. В 1836 году Алек­сей Сте­па­но­вич всту­па­ет в брак с Ека­те­ри­ной Михай­лов­ной Язы­ко­вой, и ко всем его поло­жи­тель­ным чер­там при­бав­ля­ет­ся ещё любя­щий семья­нин и забот­ли­вый отец.

Ека­те­ри­на Хомя­ко­ва. Репро­дук­ция с дагер­ро­ти­па. Око­ло 1850 года

Формирование славянофильской идеологии

С кон­ца 1830‑х годов Алек­сей Сте­па­но­вич начи­на­ет высту­пать как про­по­вед­ник сло­жив­ших­ся в нём взгля­дов, ранее озву­чен­ных лишь в сти­хах. В 1836 году Пётр Яко­вле­вич Чаа­да­ев пуб­ли­ку­ет «Фило­со­фи­че­ское пись­мо». Выска­зан­ная им мысль о пре­вос­ход­стве Запа­да и като­ли­че­ской церк­ви вызва­ло бур­ную реак­цию обще­ства и рас­ко­ло­ло его.

В 1830–1840‑е годы ста­но­вит­ся ясно, что про­шлые фило­соф­ские спо­ры о Геге­ле и Шил­лин­ге пере­рос­ли в нечто боль­шее, что в самой Рос­сии сфор­ми­ро­ва­лись свои осо­бые тече­ния мыс­ли. Вли­я­ние евро­пей­ских идей на пред­ста­ви­те­лей той эпо­хи оста­ёт­ся бес­спор­ным, в част­но­сти оче­вид­но вли­я­ние немец­кой роман­ти­че­ской фило­со­фии нача­ла XIX века на взгля­ды славянофилов.

Одна­ко это уже не про­сто сле­пое пере­ни­ма­ние одеж­ды и куль­ту­ры, свой­ствен­ное дво­рян­ству XVIII века, а попыт­ка пере­осмыс­лить миро­вой опыт рабо­ты ума, попыт­ка мыс­лить само­сто­я­тель­но, твор­че­ски участ­во­вать в про­цес­сах миро­вой культуры.

Это было вре­мя, когда после декаб­ри­стов вырос­ло новое поко­ле­ние, зака­лив­шее свой ум и взгля­ды в уни­вер­си­тет­ских круж­ках, а Москва ста­ла сре­до­то­чи­ем интел­лек­ту­аль­ной жиз­ни Рос­сии. В том же лите­ра­тур­ном салоне Ела­ги­ной и во мно­гих дру­гих Хомя­ков встре­чал­ся с Чаа­да­е­вым, с гла­ва­ми зарож­дав­шей­ся запад­ни­че­ской шко­лы: Гер­це­ном, Ога­рё­вым, Гра­нов­ским. Вёл бесе­ды с Язы­ко­вым, Акса­ко­вым, Кире­ев­ским, Шевы­рё­вым, Пого­ди­ным и мно­ги­ми дру­ги­ми. Хомя­ков нахо­дил­ся в цен­тре зарож­де­ния новой рус­ской мыс­ли, пред­ста­ви­те­ли кото­рой раз­де­ли­лись на запад­ни­ков и славянофилов.

Алек­сандр Ива­но­вич Гер­цен, идей­ный про­тив­ник Алек­сея Сте­па­но­ви­ча, в «Былом и думах» будет вспо­ми­нать о нём:

«Хомя­ков был дей­стви­тель­но опас­ный про­тив­ник; зака­лив­ший­ся ста­рый бре­тер диа­лек­ти­ки, он поль­зо­вал­ся малей­шим рас­се­я­ни­ем, малей­шей уступ­кой. Необык­но­вен­но даро­ви­тый чело­век, обла­дав­ший страш­ной эру­ди­ци­ей, он, как сред­не­ве­ко­вый рыцарь, кара­у­лив­ший Бого­ро­ди­цу, спал воору­жён­ный. Во вся­кое вре­мя дня и ночи он был готов на запу­тан­ней­ший спор и упо­треб­лял для тор­же­ства сво­е­го сла­вян­ско­го воз­зре­ния всё на свете…»

Основ­ные поло­же­ния сла­вя­но­филь­ской док­три­ны впер­вые были изло­же­ны Хомя­ко­вым зимой 1839 года на одном из еже­не­дель­ных вече­ров у Кире­ев­ско­го, где он про­чи­тал свою ста­тью «О ста­ром и новом», не пред­на­зна­чен­ную для печа­ти. В ней были сфор­му­ли­ро­ва­ны взгля­ды на древ­нюю Русь, на Запад и на зада­чи совре­мен­ной Рос­сии. Неожи­дан­но она начи­на­ет­ся с рез­кой кри­ти­ки мос­ков­ской Руси: «без­гра­мот­ность, непра­во­су­дие, раз­бой, кра­мо­лы, непро­све­ще­ние и разврат…».

В этом же году Хомя­ков пишет сти­хо­тво­ре­ние «Гор­дись! — тебе льсте­цы ска­за­ли…», в кото­ром пред­ла­га­ет отка­зать­ся от сле­по­го само­лю­бия, вза­мен духов­но­му само­со­вер­шен­ство­ва­нию. В этих двух про­грамм­ных рабо­тах Алек­сей Сте­па­но­вич зало­жил про­хо­дя­щую крас­ной нитью у ран­них сла­вя­но­фи­лов идею о разум­но­сти стро­гих тре­бо­ва­ний к Рос­сии во имя тех выс­ших начал, кото­рые лег­ли в осно­ву её раз­ви­тия и кото­рые состав­ля­ют её пре­иму­ще­ство перед Западом.

Алек­сей Хомя­ков. Рис. Э. А. Дмит­ри­е­ва-Мамо­но­ва, 1850‑е гг.

Годом ранее по насто­я­нию Дмит­рия Алек­сан­дро­ви­ча Валу­е­ва, млад­ше­го чле­на круж­ка сла­вя­но­фи­лов, Алек­сей Сте­па­но­вич стал рабо­тать над тру­дом по все­об­щей исто­рии. Руко­пи­си были оза­глав­ле­ны таин­ствен­но «И. и. и. и.», а по пред­ло­же­нию Нико­лая Васи­лье­ви­ча Гого­ля, дру­зья в шут­ку ста­ли назы­вать этот труд «Семи­ра­ми­дою». Рабо­та пред­став­ля­ла собой систе­ма­ти­че­ские запи­си мыс­лей по исто­рии человечества.

Фун­да­мен­таль­ный труд, созда­вав­ший­ся на про­тя­же­нии дол­гих лет, оста­нет­ся неза­кон­чен­ным, вый­дет после смер­ти Хомя­ко­ва в 1871 году, и будет изве­стен так­же как «Запис­ки о все­мир­ной истории».

Основ­ной темой «Запи­сок» явля­ет­ся про­бле­ма Запа­да и Восто­ка, при этом дви­жу­щим нача­лом исто­рии явля­ет­ся вера. Из это­го поло­же­ния Алек­сей Хомя­ков выво­дит ори­ги­наль­ную тео­рию, в кото­рой исто­рия пред­став­ля­ет­ся аре­ной борь­бы двух рели­ги­оз­ных начал — иран­ско­го и кушит­ско­го. Из сти­хии кушит­ства выхо­дит рели­гия необ­хо­ди­мо­сти, веще­ствен­но­сти. Из сти­хии иран­ства выхо­дит рели­гия сво­бо­ды, тво­ря­ще­го духа.

«Все древ­ние веры делят­ся на два раз­ря­да: на покло­не­ние духу как тво­ря­щей сво­бо­де и на покло­не­ние жиз­ни как веч­но необ­хо­ди­мо­му фак­ту. Наруж­ным при­зна­ком их нашли мы обо­го­тво­ре­ние змеи или нена­висть к ней…»

К кушит­ской сти­хии Хомя­ков отно­сит язы­че­ские рели­гии, посколь­ку, по его мне­нию, они осно­ва­ны на тор­же­стве необ­хо­ди­мо­сти. В свою оче­редь, вен­цом иран­ства, рели­ги­ей твор­че­ско­го духа явля­ет­ся хри­сти­ан­ство. Одна­ко като­ли­че­ская и про­те­стант­ская вет­ви хри­сти­ан­ства, как и запад­ная куль­ту­ра в целом, были под­верг­ну­ты вли­я­нию кушит­ско­го нача­ла, из-за чего не смог­ли пол­но­стью осво­бо­дить­ся от веще­ствен­но­сти и инди­ви­ду­аль­но­сти, а затем зара­зи­лись болез­нью рациональности.

Сохра­нить пре­да­ние о сво­бо­де духа, как счи­та­ет Хомя­ков, смог­ла толь­ко пра­во­слав­ная Рос­сия, в ней наи­бо­лее чисто выра­зил­ся дух иран­ства. Имен­но поэто­му пра­во­слав­ный сла­вян­ский мир в буду­щем дол­жен стать про­воз­вест­ни­ком новой исто­ри­че­ской эпо­хи и пода­рить всем наро­дам сво­бо­ду. Отсю­да выте­ка­ет ещё одна ори­ги­наль­ная идея, выска­зан­ная в «Запис­ках», — в исто­рии тво­рит­ся судь­ба не отдель­ных наро­дов, а все­го чело­ве­че­ства. Алек­сей Сте­па­но­вич по это­му пово­ду пишет:

«Исто­рия при­зы­ва­ет Рос­сию стать впе­ре­ди все­мир­но­го про­све­ще­ния, — исто­рия даёт ей пра­во на это за все­сто­рон­ность и пол­но­ту её начал…»

В 1840–1850‑е годы Алек­сей Сте­па­но­вич Хомя­ков про­дол­жа­ет раз­ви­вать основ­ные идеи сво­ей рели­ги­оз­ной кон­цеп­ции. Глав­ной рабо­той, напи­сан­ной по дан­ной теме, счи­та­ет­ся «Цер­ковь одна». Точ­ная дата её напи­са­ния неиз­вест­на, но иссле­до­ва­те­ли отно­сят вре­мя созда­ния к 1840‑м годам. Впер­вые труд был напе­ча­тан после смер­ти Хомя­ко­ва — в 1864 году в «Пра­во­слав­ном обозрении».

В «Цер­ковь одна» Алек­сей Хомя­ков впер­вые вво­дит поня­тие «Собор­ность», под кото­рым пони­ма­ет духов­ную целост­ность Церк­ви, при­над­ле­жа­щей все­му миру, вне кото­рой нет спа­се­ния. Из это­го сле­ду­ет необ­хо­ди­мость для всех соблю­дать все обря­ды, блю­сти сим­вол веры, не отвер­гать ни одно­го из таинств. Из всех хри­сти­ан­ских направ­ле­ний, по мне­нию Хомя­ко­ва, толь­ко Пра­во­слав­ная цер­ковь смог­ла сохра­нить свя­той дух, поэто­му ей отве­де­на мис­сия духов­но объ­еди­нить все народы.

Вопро­сы бого­сло­вия будут вол­но­вать Алек­сея Сте­па­но­ви­ча до кон­ца жиз­ни. Так, в трёх бро­шю­рах, издан­ных за гра­ни­цей на фран­цуз­ском язы­ке под общим назва­ни­ем «Несколь­ко слов пра­во­слав­но­го хри­сти­а­ни­на о запад­ных веро­ва­ни­ях» (1853–1858), будет раз­ви­та идея «Собор­но­сти» и осо­бой мис­сии Пра­во­слав­ной церк­ви. Изло­жен­ная им бого­слов­ская кон­цеп­ция будет высо­ко оце­не­на хри­сти­ан­ски­ми мыс­ли­те­ля­ми, а рус­ский фило­соф Нико­лай Бер­дя­ев уви­дит глав­ную заслу­гу Хомя­ко­ва, как осно­во­по­лож­ни­ка сла­вя­но­фи­лов, имен­но в ука­за­нии важ­но­сти рели­ги­оз­но­го фак­то­ра в жиз­ни наро­дов, про­звав его «рыца­рем Церкви».

Общественная деятельность Алексея Хомякова

С нача­ла 1840‑х годов начи­на­ет­ся жур­наль­ная дея­тель­ность Хомя­ко­ва — преж­де все­го в «Моск­ви­тя­нине» Миха­и­ла Пет­ро­ви­ча Пого­ди­на. В 1844 году Алек­сей Сте­па­но­вич выпус­ка­ет неболь­шой сбор­ник сво­их сти­хо­тво­ре­ний, вызвав­ший очень рез­кий отзыв Белин­ско­го. С это­го вре­ме­ни обост­ря­ют­ся отно­ше­ния меж­ду запад­ни­ка­ми и сла­вя­но­фи­ла­ми, что выра­зи­лось и в острой поле­ми­ке меж­ду Хомя­ко­вым и исто­ри­ком Гра­нов­ским, начав­шей­ся в 1845 году и про­дол­жав­шей­ся три года.

Облож­ка жур­на­ла «Моск­ви­тя­нин» № 1 за 1845 год

В пуб­ли­ци­сти­ке Алек­сей Сте­па­но­вич касал­ся и обще­ствен­но-поли­ти­че­ских вопро­сов. По Хомя­ко­ву народ явля­ет­ся источ­ни­ком вла­сти. Царь полу­ча­ет власть от наро­да и вынуж­ден нести это бре­мя. Из это­го выте­ка­ет нена­висть сла­вя­но­фи­лов к бюро­кра­тии, при­вне­сён­ной яко­бы Пет­ром I, раз­ру­ша­ю­щей семей­ную связь меж­ду наро­дом и царём-батюшкой.

Но Алек­сей Хомя­ков не был сле­пым идео­ло­гом самодержавия.

Он рато­вал за сво­бод­ное выра­же­ние обще­ствен­но­го мне­ния, за отме­ну смерт­ной каз­ни, за учре­жде­ние откры­то­го суда с уча­сти­ем при­сяж­ных засе­да­те­лей, тре­бо­вал уни­что­же­ния кре­пост­но­го права.

Дан­ные взгля­ды не мог­ли встре­тить одоб­ре­ния в пери­од прав­ле­ния Нико­лая I. Нико­лай Бер­дя­ев точ­но сфор­му­ли­ро­вал отно­ше­ния пра­ви­тель­ства к непод­власт­ным кон­сер­ва­тив­ным взглядам:

«Сла­вя­но­фи­лы были сво­бод­ны­ми и сво­бо­до­лю­би­вы­ми людь­ми, иде­а­ли­ста­ми, меч­та­те­ля­ми, в них не было при­служ­ни­че­ства, близ­ко­го серд­цу нико­ла­ев­ской бюро­кра­тии… Кон­сер­ва­тизм был поня­тен как служ­ба и при­служ­ни­че­ство, но непо­ня­тен он был как сво­бод­ное выра­же­ние народ­ной души».

С 1848 года начи­на­ют­ся цен­зур­ные стес­не­ния обще­ствен­ной мыс­ли. С это­го года и до кон­ца прав­ле­ния Нико­лая I Хомя­ков почти не пишет и не печа­та­ет пуб­ли­ци­сти­че­ских работ. Кро­ме это­го, в его жиз­ни про­ис­хо­дит тра­ге­дия, от тифа в 1852 году уми­ра­ет жена.

Алек­сей Хомя­ков. Конец 1850‑х гг.

В нача­ле Крым­ской вой­ны (1853–1855) воз­об­нов­ля­ет­ся лите­ра­тур­ная дея­тель­ность Алек­сея Сте­па­но­ви­ча. Для выра­же­ния сво­их взгля­дов он вновь при­бе­га­ет к поэ­ти­че­ской фор­ме. В одном из сти­хо­тво­ре­ний это­го вре­ме­ни, начи­на­ю­щем­ся сло­ва­ми: «Вста­вай­те! око­вы рас­па­лись» (1853), Хомя­ков при­зы­ва­ет к вос­ста­нию южных сла­вян, в «Суде Божи­ем» (1854) выра­жа­ет надеж­ду на паде­ние Турции.

В сти­хо­тво­ре­ни­ях «Рос­сии» и «Рас­ка­яв­шей­ся Рос­сии», напи­сан­ных в 1854 году, он гово­рит о вели­ком испы­та­нии, пред­сто­я­щем Рос­сии, и о необ­хо­ди­мо­сти для неё очи­стить­ся от гре­хов, что­бы заслу­жить милость Божью. Сти­хо­тво­ре­ние «Рос­сии» вызва­ло вол­ну него­до­ва­ния у про­пра­ви­тель­ствен­ных сил. Воз­мож­но, по само­лю­бию госу­дар­ствен­ных мужей уда­ри­ли сле­ду­ю­щие строки:

«В судах чер­на неправ­дой чёрной
И игом раб­ства клеймена;
Без­бож­ной лести, лжи тлетворной,
И лени мёрт­вой и позорной,
И вся­кой мер­зо­сти полна!

О, недо­стой­ная избранья,
Ты избра­на! Ско­рей омой
Себя водою покаянья,
Да гром двой­но­го наказанья
Не гря­нет над тво­ей главой!»

С вос­ше­стви­ем на пре­стол Алек­сандра II (1855) в обще­стве ожи­ви­лись надеж­ды на дол­го­ждан­ные рефор­мы. С 1856 года у сла­вя­но­фи­лов появ­ля­ет­ся свой печат­ный орган — «Рус­ская бесе­да», в кото­ром про­па­ган­ди­ро­ва­лись необ­хо­ди­мость сохра­не­ния само­дер­жа­вия, созы­ва сове­ща­тель­но­го зем­ско­го собо­ра и про­ве­де­ния ряда реформ. Алек­сей Хомя­ков вошёл в редак­ци­он­ный совет жур­на­ла и стал частым авто­ром мно­гих статей.

Облож­ка жур­на­ла «Рус­ская бесе­да» №1 за 1856 год

Вновь ожи­ла и обще­ствен­ная дея­тель­ность Алек­сея Сте­па­но­ви­ча. Бла­го­да­ря его уси­ли­ям и при уча­стии Мас­ло­ва, Пого­ди­на, Куба­рё­ва, Вельт­ма­на и Мак­си­мо­ви­ча воз­об­но­ви­лось Обще­ство люби­те­лей Рос­сий­ской сло­вес­но­сти при Мос­ков­ском уни­вер­си­те­те. Хомя­ков был избран пер­вым по воз­об­нов­ле­нии пред­се­да­те­лем Обще­ства и оста­вал­ся тако­вым до кон­ца жизни.

Смерть настиг­ла Алек­сея Хомя­ко­ва неожи­дан­но, за обыч­ным для него делом — помо­щью кре­стья­нам. В сен­тяб­ре 1860 года он поехал в село Ива­нов­ское Рязан­ской губер­нии, где сви­реп­ство­ва­ла холе­ра. Зани­ма­ясь лече­ни­ем кре­стьян, Хомя­ков забо­лел. При­ня­тые лекар­ства не помог­ли. Алек­сей Сте­па­но­вич ско­ро­по­стиж­но скон­чал­ся в воз­расте пяти­де­ся­ти шести лет, не дожив совсем немно­го до завет­но­го осво­бож­де­ния кре­стьян. Похо­ро­ни­ли Хомя­ко­ва, как он сам того желал, в Дани­ло­вом мона­сты­ре, где похо­ро­не­на его жена, а так­же Валу­ев, Гоголь и Язы­ков. В совет­ское вре­мя прах всех тро­их был пере­за­хо­ро­нен на новом Ново­де­ви­чьем кладбище.

Моги­ла Алек­сея Хомя­ко­ва на Дани­лов­ском клад­би­ще. 1910 год

Друг Хомя­ко­ва, исто­рик Миха­ил Пет­ро­вич Пого­дин будет вспо­ми­нать о нём:

«Что была за нату­ра, даро­ви­тая, любез­ная, свое­об­раз­ная! Какой ум все­объ­ем­лю­щий, какая живость, оби­лие в мыс­лях, кото­рых у него в голо­ве заклю­чал­ся, кажет­ся, источ­ник неис­ся­ка­е­мый! Сколь­ко све­де­ний, самых раз­но­об­раз­ных, соеди­нён­ных с необык­но­вен­ным даром сло­ва, тёк­ше­го из его уст живым пото­ком! Чего он не знал? Не было нау­ки, в кото­рой Хомя­ков не имел бы обшир­ней­ших позна­ний, о кото­рой не мог бы вести про­дол­жи­тель­но­го раз­го­во­ра со спе­ци­а­ли­ста­ми… И в то же вре­мя писал он про­ек­ты об осво­бож­де­нии кре­стьян, рас­пре­де­лял гра­ни­цы аме­ри­кан­ских рес­пуб­лик, ука­зы­вал доро­гу судам, искав­шим Фран­кли­на, ана­ли­зи­ро­вал до мель­чай­ших подроб­но­стей сра­же­ния Напо­лео­на, читал наизусть по целым стра­ни­цам из Шекс­пи­ра, Гёте или Бай­ро­на, изла­гал уче­ние Эдды и буд­дий­скую космогонию…»

Источники и литература

1. Хомя­ков А. С. Пол­ное собра­ние сочи­не­ний. Т. 1. М., 1900.
2. Хомя­ков А. С. Пол­ное собра­ние сочи­не­ний. Т. 2. М., 1900.
3. Хомя­ков А. С. Все­мир­ная зада­ча Рос­сии / Состав­ле­ние и ком­мен­та­рии М. М. Пан­фи­ло­ва / Отв. ред. О. А. Пла­то­нов. Изд. 2‑е. М.: Инсти­тут рус­ской циви­ли­за­ции, Бла­го­сло­ве­ние, 2011. — 784 с.
4. Бер­дя­ев Н. А. А. С. Хомя­ков как фило­соф. 1904.
5. Бер­дя­ев Н. Алек­сей Сте­па­но­вич Хомя­ков. 1912.
6. Зень­ков­ский В. Исто­рия рус­ской фило­со­фии. Часть II. XIX век. Париж, 1948.
7. Хомя­ков / А. И. Балан­дин // Рус­ские писа­те­ли. Био­биб­лио­гра­фи­че­ский сло­варь. Том 2. Под редак­ци­ей П. А. Нико­ла­е­ва. М., Про­све­ще­ние, 1990.

Читай­те так­же наш мате­ри­ал «„Былое и думы“ Гер­це­на. Роман­ти­че­ский герой под при­смот­ром III отделения».

123...47Страница 1 из 47

Новости

Впервые расшифрована ядерная ДНК сибирских неандертальцев из грунта

Редакция VATNIKSTAN - 0
Коллектив российских и зарубежных учёных впервые расшифровал ядерную ДНК неандертальцев, извлечённую не из костей и зубов, а из грунта пещер.

В Государственном историческом музее началась выставка о Русской Антарктиде

Редакция VATNIKSTAN - 0
Государственный исторический музей в Москве открыл выставку «Русская Антарктида. Два века истории».

В Петербурге открыта выставка о космосе в контексте политики

Редакция VATNIKSTAN - 0
В Музее политической истории России в Санкт-Петербурге открылась выставка «Космос между мечтой и политикой», приуроченная к 60-летию полёта Юрия Гагарина.

Директор Эрмитажа прокомментировал судьбу саркофага Александра Невского

Редакция VATNIKSTAN - 0
Михаил Пиотровский прокомментировал вопрос о возможной передаче серебряной гробницы князя Александра Невского в Александро-Невскую лавру.

Изданы воспоминания колымского друга Варлама Шаламова Алексея Яроцкого

Редакция VATNIKSTAN - 0
В издательстве «Нестор-История» вышла книга воспоминаний Алексея Яроцкого «Золотая Колыма».
Facebook Instagram Telegram VKontakte Youtube
© 2021, VATNIKSTAN
Познавательный журнал о русскоязычной цивилизации