«Человек, который хочет заниматься радикальной политикой, всё равно найдёт себе применение». Основатель «Напильника» Василий Кузьмин

Изда­тель­ский коопе­ра­тив «Напиль­ник» появил­ся в 2020 году. «Напиль­ник» выпус­ка­ет исто­ри­че­скую, поли­ти­че­скую и худо­же­ствен­ную лите­ра­ту­ру, пере­во­дит кни­ги, кото­рые не выхо­ди­ли на рус­ском. Вид­ны­ми про­ек­та­ми изда­тель­ства ста­ли тюрем­ные запис­ки наро­до­воль­ца Алек­сандра Дол­гу­ши­на «Погре­бён­ные зажи­во» и аль­ма­на­хи «бармалеи/партизаны» — науч­поп-про­ект о дик­та­ту­рах и агрес­сив­ных войнах.

24 декаб­ря в баре Frakcia (Ново­да­ни­лов­ская набе­реж­ная, 4А, стр. 1) состо­ит­ся ново­год­няя вече­рин­ка VATNIKSTAN. Поми­мо про­че­го, на празд­нич­ной ярмар­ке мож­но будет при­об­ре­сти кни­ги изда­тель­ства «Напиль­ник».

Одним из осно­ва­те­лей «Напиль­ни­ка» явля­ет­ся Васи­лий Кузь­мин — писа­тель и пере­вод­чик, в про­шлом — актив­ный участ­ник «Аван­гар­да крас­ной моло­дё­жи» (АКМ). В память о бое­вой моло­до­сти Кузь­мин напи­сал кни­гу «Ком­со­мол име­ни Лето­ва», в кото­рой вспо­ми­на­ет об акци­ях пря­мо­го дей­ствия, рабо­те и буд­нях боль­ше­вист­ской организации.

Мы пого­во­ри­ли с Васи­ли­ем Кузь­ми­ным о дея­тель­но­сти «Напиль­ни­ка», улич­ной поли­ти­ке 1990–2000‑х годов, столк­но­ве­ни­ях с наци-скин­хе­да­ми, сход­ствах анпи­лов­ских бабу­шек с «Отря­да­ми Пути­на», раз­ли­чи­ях Лимо­но­ва и Удаль­цо­ва и мно­гом другом.

— Что такое «Напиль­ник», как появи­лось изда­тель­ство и поче­му оно явля­ет­ся кооперативом?

— «Напиль­ник» — это сра­зу был опре­де­лён­ный запрос. Нача­лось всё с того, что я напи­сал кни­гу. Мой друг-това­рищ Лёша Мака­ров тоже напи­сал кни­гу про иде­а­ли­сти­че­ский пери­од сво­ей моло­до­сти. Мы её выпу­сти­ли сов­мест­но с moloko plus, про­сто вне серии — хоро­шее про­из­ве­де­ние, два тира­жа, успеш­но прошла.

После это­го мы с ребя­та­ми поду­ма­ли, что было бы непло­хо в целом занять­ся книж­ны­ми дела­ми. Тогда поли­ти­кой зани­мать­ся было мож­но, хоть и ста­но­ви­лось слож­нее. Хоте­лось бытий­но посо­би­рать и издать то, что самим хоте­лось бы прочитать.

Пер­вой кни­гой стал «Кате­хе­зис» Сер­гея Неча­е­ва. Мы реши­ли издать малень­кой сери­ей, я напи­сал туда пре­ди­сло­вие, доба­ви­ли спра­воч­ные материалы.

Поче­му коопе­ра­тив? У нас были раз­ные взгля­ды, как это может с ком­мер­че­ской точ­ки зре­ния рабо­тать. Прак­ти­ка пока­за­ла: это рабо­та в луч­шем слу­чае в ноль, с ком­мер­че­ским успе­хом свя­зать такое тяже­ло. У moloko plus как-то полу­ча­ет­ся. Если ты какие-то вещи изда­ёшь, они могут выхо­дить не по боль­шой цене, их могут не поку­пать — если при­быль будет, она будет делить­ся поровну.

— То есть вы вдвоём?

— В Москве двое, есть чело­век в Под­мос­ко­вье, несколь­ко това­ри­щей в эми­гра­ции. Вычи­ты­ва­ет текст това­рищ из Кеме­ро­во. Иллю­стра­тор живёт в Ижев­ске — так сло­жи­лось, все из раз­ных городов.

— По како­му прин­ци­пу вы под­би­ра­е­те издания?

— Сове­ту­ем­ся, дума­ем. Как пра­ви­ло, кто-то что-то пред­ла­га­ет: хоте­лось бы это издать. Мы смот­рим, пони­ма­ем, что было бы любо­пыт­но сделать.

Какие-то кни­ги изда­ва­лись, мы их пере­из­да­ём, ино­гда мы зани­ма­ем­ся пере­вод­че­ской дея­тель­но­стью. Мы пере­ве­ли «Зелё­ную кни­гу ИРА», кото­рой нико­гда не было на рус­ском. Сей­час дела­ем ещё одну, назы­ва­ет­ся «Гряз­ная вой­на», про про­во­ка­то­ра. Доста­точ­но любо­пыт­ная кни­га, вый­дет в мар­те сле­ду­ю­ще­го года.

Пере­вод­ное — тоже важ­ный фак­тор. Нуж­но, что­бы были инте­рес­ны всем участ­ни­кам «Напиль­ни­ка» и не было прин­ци­пи­аль­ных воз­ра­же­ний. Смот­рим на затра­ты ещё.

— Часть книг посвя­ще­на оте­че­ствен­ной исто­рии: есть Сер­гей Неча­ев, Алек­сандр Дол­гу­шин. Кни­ги из оте­че­ствен­ной исто­рии свя­за­ны с рево­лю­ци­он­ным движением?

— Да, во мно­гом инте­ре­су­ет во мно­гом этот пласт — рево­лю­ци­о­не­ры, народ­ни­ки, эсе­ры. Что-то мож­но най­ти в интер­не­те, но хочет­ся сде­лать имен­но бумаж­ные книги.

Ещё игра­ет роль то, что неко­то­рые кни­ги нуж­но акту­а­ли­зи­ро­вать: пре­ди­сло­вие, после­сло­вие, ком­мен­та­рии. Дол­гу­ши­ным откры­ли серию «Голо­са из застен­ков» — это про­из­ве­де­ния исто­ри­че­ских фигур и наших совре­мен­ни­ков, попав­ших в тюрь­му по поли­ти­че­ским причинам.

— Поче­му имен­но наро­до­воль­цы? Про них мало издают?

— Не очень мно­го. В совет­ской печа­ти наро­до­воль­цам ещё срав­ни­тель­но повез­ло — про них выхо­ди­ла лите­ра­ту­ра. Эсе­ры счи­та­лись укло­ни­ста­ми. Про них выхо­ди­ла лите­ра­ту­ра в кон­це 1980‑х годов, но в неболь­шом объ­е­ме. С глас­но­стью, пере­строй­кой впер­вые нача­ли что-то изда­вать, Троц­кий появил­ся в Сою­зе. Не ска­зать, что мате­ри­а­ла слиш­ком мно­го. Неиз­дан­но­го больше.

— Вашу кни­гу про ИРА в лич­ный топ нахо­док на non/fiction вклю­чил Кон­стан­тин Эрнст.

— Да, это смеш­ная исто­рия. Эрнст обыч­но поку­па­ет у наших това­ри­щей из «Чёр­но­го квад­ра­та». Я его лич­но на ярмар­ках не заста­вал. У Эрн­ста любо­пыт­ные под­бор­ки. Слож­но ска­зать, что им дви­жет, но он ходит на ярмар­ки интел­лек­ту­аль­ной лите­ра­ту­ры, хотя взгля­ды у него доволь­но сомнительные.

— При­ят­но ли вни­ма­ние от подоб­ных персонажей?

— Как мини­мум, это забав­но. При­коль­но, что чело­ве­ку не наших взгля­дов ста­но­вит­ся интересно.

— Как ты ока­зал­ся в кни­го­из­да­тель­ском биз­не­се? Ведь решить­ся даже коопе­ра­тив­но непро­сто? Это обра­зо­ва­ние, навык?

— Пря­мых кни­го­из­да­тель­ских навы­ков нет, толь­ко пере­вод­че­ские — у меня диплом пре­по­да­ва­те­ля англий­ско­го. В своё вре­мя делал пере­вод Юджи­на Деб­са — аме­ри­кан­ско­го проф­со­юз­ни­ка. Она выхо­ди­ла не у нас.

Пока нача­ло лич­но­го пути, есть идея пере­ве­сти Боб­би Сэнд­са, но это боль­шая рабо­та, тру­до­ём­кая. Пока мне уда­лось пере­ве­сти толь­ко его днев­ник во вре­мя голо­дов­ки. Ока­за­лось, что у него есть ещё рабо­ты — «Тюрем­ные запи­си», уве­си­стая книга.

Един­ствен­ное, что не риск­ну, это сти­хи Сэнд­са — пере­во­дить на рус­ский, что­бы было поэ­тич­но, не хва­та­ет ква­ли­фи­ка­ции, плюс там еще и вли­я­ние гэль­ско­го языка.

— Ты напи­сал кни­гу про АКМ. Тебя попро­си­ли или это была соб­ствен­ная потребность?

— Хоте­лось запе­чат­леть важ­ный пери­од в соб­ствен­ной жиз­ни. Пете Аксё­но­ву из Common Place боль­шое спа­си­бо за то, что мы с ним дела­ли эту кни­гу, обсуж­да­ли кон­цеп­цию. Пять лет с 2003-го по 2008‑й, до момен­та, когда орга­ни­за­ция уже нача­ла отжи­вать своё. Боль­шой пери­од на самом деле.

Я знаю, что неко­то­рым моим быв­шим това­ри­щам кни­га не понра­ви­лась, пото­му что она по боль­шей части про мос­ков­ское отде­ле­ние и напи­са­на без боль­шо­го пафо­са, вер­но­сти крас­но­му фла­гу и кодек­су чести ком­му­ни­ста, как бы им хоте­лось. Я не могу писать это на очень серьёз­ной ноте. В силу кад­ро­во­го соста­ва и того, что про­ис­хо­ди­ло, без доли юмо­ра вос­при­ни­мать это нере­аль­но. В кон­це кон­цов, у нас были такие пер­со­на­жи, как Мусин и Семейкин.

— Кни­га по сти­ли­сти­ке похо­жа на фэн­зин, опи­са­ние того, что про­ис­хо­ди­ло на про­стом или суб­куль­тур­ном язы­ке. Это свя­за­но с тем, что АКМ — моло­дёж­ное пан­ков­ское движение?

— Ска­зать, что пан­ков­ское — это ско­рее приз­ма, хотя во мно­гом так и было. Лето­ва очень люби­ли. Сибир­ский панк и мос­ков­ский фор­мей­шен были очень важ­ны, как куль­тур­ная составляющая.

Я писал так, как было, это быто­вые рас­ска­зы. Пере­хо­дить на офи­ци­аль­ный язык не хоте­лось. Так вижу исто­рию дви­же­ния и сво­ей жизни.

— Кни­га созвуч­на «Иде­а­лиз­му 2005», есть пере­се­че­ния с кни­гой Жаби­на про более позд­ний пери­од, про Сокра­та выходила…

— Не могу ска­зать, что близ­ко знал Сокра­та, но обща­лись мы с ним и в целом есть какие-то род­ствен­ные вещи. Автор «Иде­а­лиз­ма» (он есть и в моей кни­ге под псев­до­ни­мом Куд­ря­вый) же опи­сал более позд­ний пери­од сво­ей жиз­ни, когда он стал нац­бо­лом. Очень мощ­ная вышла книж­ка, абсо­лют­но в духе того времени.

— Есть такая тен­ден­ция, что нуле­вые ассо­ци­и­ру­ют­ся с достат­ком, ста­биль­но­стью и, с дру­гой сто­ро­ны, появ­ля­ет­ся лите­ра­ту­ра, кото­рая осмыс­ля­ет это вре­мя совер­шен­но ина­че. Поли­ти­че­ская актив­ность нуле­вых не была столь ради­каль­ной, как в девя­но­стые, но была раз­ви­та, появ­ля­лись раз­лич­ные струк­ту­ры. Что это была за эпоха?

— Мож­но пораз­мыш­лять, что явля­лось более ради­каль­ным. В девя­но­стые было реван­шист­ское дви­же­ние, что каса­ет­ся левых. Ну и 1993 год, рас­стрел пар­ла­мен­та, исто­рии про смерть, про кровь.

В нуле­вых у нас было то, что про­ис­хо­ди­ло недав­но на Запа­де и на что мы смот­ре­ли. Если не брать сверх­ра­ди­каль­ные тер­ро­ри­сти­че­ские собы­тия, а то, что было как-то бли­же к нена­силь­ствен­ным про­те­стам. Всё-таки оче­вид­но, что при всём ради­ка­лиз­ме дея­тель­ность АКМ бли­же к услов­но ситу­а­ци­о­нист­ско­му интер­на­ци­о­на­лу или дру­гим левым акци­о­ни­стам по прак­ти­ке, то есть не свя­за­на с ультранасилием.

Мы и проф­со­юз­ной дея­тель­но­стью пыта­лись зани­мать­ся в раз­ной сте­пе­ни успеш­но­сти, про­све­ти­тель­скую рабо­ту вели. Не могу ска­зать, что это было чисто акци­о­нист­ское дви­же­ние. С дру­гой сто­ро­ны, когда весь про­тест начал схло­пы­вать­ся и дей­ство­вать ста­ло прак­ти­че­ски невоз­мож­но, даже ещё до смут­ных недав­них вре­мён, когда нача­лась «дадин­ская» ста­тья (чет­вёр­тое адми­ни­стра­тив­ное дело при­во­дит к уго­лов­но­му), тогда эпо­ха сво­бод­но­го акци­о­низ­ма закончилась.

— Акци­о­низм — это фор­ма совре­мен­но­го искус­ства как фор­ма поли­ти­че­ской актив­но­сти. Сей­час акци­о­низ­мом зани­ма­ют­ся в основ­ном худож­ни­ки. Как ты к это­му относишься?

— Совер­шен­но нор­маль­но. В те же девя­но­стые худож­ни­ки зани­ма­лись акци­о­низ­мом — напри­мер, Алек­сандр Бре­нер, Ана­то­лий Осмо­лов­ский, груп­па «Вой­на».

— «Вой­на» — это поли­ти­зи­ро­ван­ная. А вот Бре­нер — это больше…

— Бре­нер тоже поли­ти­зи­ро­ван, напри­мер его акция «Чеч­ня» или акции у Бело­го дома, на Лоб­ном месте. Тако­го не было, что­бы акци­о­низм ради акци­о­низ­ма. Из совре­мен­ных Паша Кри­се­вич тоже насле­ду­ет, он анар­хист по взглядам.

— Насколь­ко акци­о­низм худо­же­ствен­ный помо­га­ет для раз­ви­тия поли­ти­че­ско­го движения?

— Поче­му бы и нет. Самая важ­ная грань — это что­бы не было овер­эс­тет­ства, что­бы это было понят­но, пото­му что ино­гда какие-то акции понять быва­ет трудно.

Смысл поли­ти­че­ско­го акци­о­низ­ма — про­рыв бло­ка­ды. Основ­ное — это посыл: на бан­не­ре, на пла­ка­те. Если ты кида­ешь в кого-то яйцо, ты дела­ешь это почему-то.

— АКМ понят­ные — есть орга­ни­за­ция с опре­де­лён­ны­ми взгля­да­ми, кото­рая кри­ти­ку­ет то-дру­гое, в свя­зи с этим про­во­дят меро­при­я­тия. Совре­мен­ные эко­ло­ги­че­ские акти­ви­сты устра­и­ва­ют акции в музе­ях — это резонно?

— Не все­гда уве­рен в том, что их посыл дости­га­ет­ся. С одной сто­ро­ны, они так дей­ству­ют, пото­му что ина­че бло­ка­ду не про­бьёшь, чтоб об этом было слож­но смол­чать. Акции в музе­ях при­ду­ма­ли не акти­ви­сты, тот же Бре­нер рисо­вал знак дол­ла­ра на кар­тине. Это тоже опре­де­лён­ная тра­ди­ция. Насколь­ко имен­но так это долж­но выгля­деть — я до кон­ца не уверен.

Акция долж­на более напря­мую быть с чем-то свя­за­на. Если нас не устра­и­ва­ет отме­на льгот, мы нано­сим визит тому, кто это сде­лал. К адми­ни­стра­ции пре­зи­ден­та — посыл более точ­ный. К кар­тине — какое отно­ше­ние име­ют про­из­ве­де­ния искус­ства к этой про­бле­ме? Мне кажет­ся, ника­кое. Опять же, осуж­дать это пол­но­стью не могу. Пред­по­чёл бы делать по-дру­го­му, пото­му что это слиш­ком непря­мая отсылка.

— Ты писал доста­точ­но хва­леб­но о лиде­ре дви­же­ния АКМ Сер­гее Удаль­цо­ве. Как ты отно­сишь­ся к нему сейчас?

— У меня есть к нему пре­тен­зии: сбли­же­ние с КПРФ, Ста­ся Удаль­цо­ва ста­ла депу­та­том. Я не могу ска­зать, что это кате­го­ри­че­ски пло­хо, но я был бы не готов состо­ять в такой орга­ни­за­ции и спло­тить­ся вокруг нуле­во­го кан­ди­да­та — Хари­то­но­ва или Зюга­но­ва. У нас раз­ное отно­ше­ние ко мно­гим вещам.

— За счёт чего Сер­гей Удаль­цов образ­ца 2000‑х годов смог стать лидером?

— Сер­гей — доста­точ­но хариз­ма­тич­ный чело­век. Во мно­гом его плюс в том, что он все­гда прак­ти­че­ски участ­во­вал сам. Мож­но по-раз­но­му отно­сить­ся к Эду­ар­ду Лимо­но­ву, но если он все­гда был вождём-руко­во­ди­те­лем, то Сер­гей, в силу того, что ино­гда людей доста­точ­но не наби­ра­лось, сам лич­но участ­во­вал почти во всех акци­ях. Если не он их при­ду­мы­вал, мог не схо­дить, но про­цен­тов 80–90 все­гда присутствовал.

— Поче­му из всех оппо­зи­ци­о­не­ров после­ду­ю­ще­го деся­ти­ле­тия пер­вым аре­сто­ва­ли имен­но Сер­гея Удаль­цо­ва? У него был наи­боль­ший потен­ци­ал из всех дру­гих деятелей?

— Слож­но ска­зать. Мож­но ска­зать, что на идей­ном уровне очень боя­лись, что эта левая повест­ка попрёт, пото­му что Наваль­ный (вне­сён в пере­чень тер­ро­ри­стов и экс­тре­ми­стов Росфин­мо­ни­то­рин­га) тогда был более акку­ра­тен. Удаль­цов пытал­ся выне­сти левую повест­ку, соци­а­лоч­ку. Мне кажет­ся, это и вызва­ло такую обеспокоенность.

— В сво­ей кни­ге ты пишешь, что, когда про­изо­шёл рас­кол, ты решил уйти из «Тру­до­вой Рос­сии» и пой­ти за Удаль­цо­вым. Почему?

— Пото­му что «Тру­до­вая Рос­сия» — это орга­ни­за­ция таких бабу­шек и деду­шек, фана­те­ю­щих по Ста­ли­ну и СССР. Серьёз­но вос­при­ни­мать их я про­сто не мог.

Анпи­лов был доста­точ­но спе­ци­фич­ным чело­ве­ком. В дет­стве я смот­рел его мар­ши пустых кастрюль: вро­де левак, но для меня он ско­рее такой Шари­ков. Он весь­ма само­влюб­лён­ный чело­век. Даже после рас­ко­ла мы с Анпи­ло­вым умуд­ри­лись пооб­щать­ся уже с его адеп­та­ми во вре­ме­на Болот­ной. Анпи­лов там жил каки­ми-то очень стран­ны­ми кате­го­ри­я­ми: они на пол­ном серье­зе пыта­лись устра­и­вать народ­ное вече. Зву­ча­ло забав­но: соби­ра­ют­ся мужи­ки после рабо­ты, дума­ют, чем бы занять­ся. Ну разу­ме­ет­ся, надо на вече схо­дить, самое близ­кое совре­мен­но­му чело­ве­ку поня­тие! Логич­но, что в это вери­ло 20 чело­век. Потом Анпи­лов при­ду­мал акцию «бант Гру­ди­ни­на», позвал всех на нее, но не дое­хал, посколь­ку помер.

— Анпи­лов в совет­ские годы же был журналистом-международником?

— По Латин­ской Аме­ри­ке рабо­тал. Он испа­но­го­во­ря­щий, ско­рее все­го, был. Любовь к Че Гева­ре, может, он отту­да и вынес, но основ­ная его повест­ка была другая.

— Может быть, это был образ? Он стре­мил­ся быть более демо­кра­тич­ным, чем на самом деле? Я читал его авто­био­гра­фию — чело­век доста­точ­но обра­зо­ван­ный, вла­де­ю­щий сло­гом, и хоро­шая рабо­та была за рубежом.

— Как жур­на­лист, он умел писать. Как мини­мум, у него не было при­чин не любить Совет­ский Союз, пото­му что там он полу­чил доста­точ­но мно­го, сде­лал карье­ру. Но, конеч­но, тот посыл, с кото­рым он шёл, изна­чаль­но опре­де­лил тар­гет­ную ауди­то­рию: реван­ши­сты в основ­ном воз­рас­та постар­ше его само­го. Дей­стви­тель­но, бое­вые бабуш­ки Вик­то­ра Ива­но­ви­ча — всё это было. При­хо­дишь на собра­ние — их очень мно­го. Но, к сожа­ле­нию, они, мяг­ко ска­жем, поста­ре­ли с девя­но­стых годов. То есть на пол­ном серьё­зе было невоз­мож­но смот­реть на какие-то парт­со­бра­ния, на кото­рых они мас­со­во нес­ли бред.

Пом­ню, у меня было зада­ние раз­не­сти газе­ту «Мол­ния» под­пис­чи­кам у себя в рай­оне. Пока я пытал­ся это сде­лать, ока­за­лось, что боль­шая часть их (при­мер­но чет­ве­ро из семи) физи­че­ски поки­ну­ли этот мир, пото­му что были в возрасте.

Пар­тия не моло­де­ла. Попыт­ки как-то внед­рять моло­дёжь шли пло­хо, а в АКМ была всё-таки дру­гая рито­ри­ка, а тут ещё вот эти все дедуш­ки и бабуш­ки. У меня в Стро­ги­но, напри­мер, были несколь­ко деду­шек, кото­рые счи­та­лись стар­ши­ми. Если бы я остал­ся, мне бы при­шлось быть под их командованием.

— Они исполь­зо­ва­ли в каче­стве пар­тий­но­го поме­ще­ния Совет ветеранов?

— Нет. У «Тру­до­вой Рос­сии» был весь­ма сим­па­тич­ный под­вал. Они потом его лиши­лись, пото­му что забы­ли запла­тить арен­ду. Но это был хоро­ший, кра­си­вый под­вал. Если не брать все эти безум­ные пла­ка­ты со Ста­ли­ным и про­чее, то пар­тий­ный бун­кер был не хуже нац­боль­ско­го. Един­ствен­ное, что несколь­ко деду­шек в нём жили — это было так себе, пото­му что они какую-то стряп­ню посто­ян­но мути­ли и выгля­де­ло немнож­ко общажно.

— Бабуш­ки Анпи­ло­ва и «Отря­ды Пути­на» — есть что-то общее?

— Да, пото­му что и там и там хва­та­ет опре­де­лён­но­го безу­мия. От людей, кото­рые в таком воз­расте идут в поли­ти­ку, при­чём как адеп­ты како­го-то хариз­ма­тич­но­го пер­со­на­жа, мож­но ожи­дать весь­ма деви­ант­но­го поведения.

Анпи­лов­ские тра­ди­ции про­дол­жа­ют «Граж­дане СССР» (при­зна­на экс­тре­мист­ской орга­ни­за­ци­ей) — люди искренне отка­зы­ва­ют­ся верить в то, что Совет­ский Союз рас­пал­ся, дела­ют себе совет­ские пас­пор­та и совер­шен­но ни за что полу­ча­ют дву­знач­ные сро­ки с учё­том всех отяг­ча­ю­щих ста­тей. Чисто по-чело­ве­че­ски их даже жал­ко, пото­му что даже с точ­ки зре­ния суще­ство­ва­ния режи­ма они абсо­лют­но без­вред­ны. Нака­зы­вать их так жесто­ко несо­раз­мер­но тому, что они дела­ют. Но я не удив­люсь, если мно­гие из этих людей про­хо­ди­ли шко­лу «Тру­до­вой Рос­сии» и подоб­ных организаций..

— Ты пишешь про то, что АКМ упу­стил нарож­да­ю­ще­е­ся анти­фа-дви­же­ние. Насколь­ко было зло­бо­днев­но в нуле­вых про­ти­во­сто­я­ние фа и антифа?

— Весь­ма зло­бо­днев­но. В прин­ци­пе с девя­но­стых рос­ла уль­тра­пра­вая улич­ная актив­ность и мож­но было совер­шен­но спо­кой­но огре­сти за непра­виль­ную фут­бол­ку, широ­кие шта­ны, иро­кез и про­чее. Тогда вой­на пер­вых пра­вых ски­нов и анти­фа дей­стви­тель­но име­ла место быть.

В какой-то момент у пра­вых не было мыс­ли, что кто-то, кро­ме их есте­ствен­ных вра­гов (людей дру­гой наци­о­наль­но­сти), может быть про­тив них, и что есть дви­же­ния, кото­рые устро­е­ны как анти­фа. Для них это было как как­тус в Антарктиде.

При­чём даже до мое­го при­хо­да в поли­ти­ку пра­вые накры­ва­ли левые меро­при­я­тия. Напри­мер, одно­му из моих дру­зей по АКМ, при­шед­ше­му рань­ше, про­би­ли голо­ву бутыл­кой на митин­ге, куда левые и пра­вые изна­чаль­но при­шли вме­сте по пово­ду, по-мое­му, Югославии.

— 1999 год, навер­но, был?

— Может, попоз­же. Не 99‑й, пото­му что он всё-таки мой ровесник.

Когда я при­шёл в дви­же­ние, штаб «Тру­до­вой Рос­сии» накры­ли уль­тра­пра­вые. Такая серьёз­ная была пота­сов­ка: часть людей постра­да­ла. То есть то, о чём я гово­рил, что АКМ мог стать таким цен­тром при­тя­же­ния — да, опре­де­лён­но. Мно­гие люди, кото­рые были в АКМ, потом сто­я­ли у исто­ков того, что назы­ва­ет­ся RASH (Red & Anarcho Skinheads, «Крас­ные и анар­хо-скин­хе­ды» — меж­ду­на­род­ное лево­ра­ди­каль­ное кры­ло скин­хе­дов. — VATNIKSTAN).

Да, так полу­чи­лось, что мно­гие люди не захо­те­ли участ­во­вать в сомни­тель­ных так назы­ва­е­мых «Мар­шах несо­глас­ных» — общих меро­при­я­ти­ях, на кото­рых допус­ка­лось уча­стие как либе­ра­лов, так и уль­тра­пра­вых. Для них это было черес­чур, и люди таким обра­зом поки­ну­ли АКМ. Мне кажет­ся, это была ошиб­ка Сер­гея, пото­му что он не умел нахо­дить язык с этой аудиторией.

Я нега­тив­но отно­шусь к «Мар­шам несо­глас­ных». Может быть, в них ниче­го ужас­но­го не было, но непо­сред­ствен­но для АКМ они ста­ли ката­ли­за­то­ром рас­па­да. С одной сто­ро­ны, они пуга­ли анти­фа-часть: им при­хо­ди­лось вынуж­ден­но дру­жить и общать­ся с каки­ми-то пра­вы­ми эле­мен­та­ми. С дру­гой — более крас­ных и олдо­вых пер­со­на­жей очень пуга­ли либе­ра­лы, кото­рые были таким исча­ди­ем зла.

С либе­ра­ла­ми у нас потом ещё в «Левом фрон­те» были непро­стые отно­ше­ния, осо­бен­но когда они нача­ли всту­пать в эту орга­ни­за­цию под Удаль­цо­ва. Это были доста­точ­но воз­раст­ные люди либе­раль­ных взгля­дов. В какой-то момент даже офи­ци­аль­но-неофи­ци­аль­но неко­то­рые вещи ока­за­лись под запре­том. Ряд лозун­гов ста­ло непра­виль­но кри­чать. Были доста­точ­но боль­шие тёр­ки с Сер­ге­ем, осо­бен­но по пово­ду того, что было свя­за­но с капи­та­лиз­мом. В левой орга­ни­за­ции запре­щать лозунг «Капи­та­лизм — дерь­мо» было очень глу­по. Это выли­лось, в част­но­сти, в то, что я ушёл из «Лево­го фронта».

— Сей­час ты не под­дер­жи­ва­ешь отно­ше­ния с Сергеем?

— При­мер­но год назад мы виде­лись. Лёня Раз­воз­жа­ев напи­сал доволь­но неле­пую книж­ку про марк­сист­скую коро­ву. Мы пошли на пре­зен­та­цию с точ­ки зре­ния куль­тур­но­го опы­та. Я ему зада­вал вопро­сы про Мэттью Сто­коу и его коров. Лёня, конеч­но, об этой кни­ге ниче­го не знал.

Како­го-то хей­та с Удаль­цо­вым нет. Мы нор­маль­но поси­де­ли, пооб­ща­лись. Но понят­но, что уже общ­но­сти взгля­дов нет. В целом, у меня с ним обыч­ные чело­ве­че­ские отно­ше­ния. Не руга­лись, хотя поли­ти­че­ски, конеч­но, разошлись.

— Мно­гие счи­та­ют, что Удаль­цов стре­мил­ся к орга­ни­за­ции АКМ напо­до­бие НБП (при­зна­на экс­тре­мист­ской орга­ни­за­ци­ей и запре­ще­на на тер­ри­то­рии РФ). Это было так или АКМ сам по себе дошёл до тех форм аги­та­ции, кото­рые он осуществлял?

— Мето­ды, как и лозун­ги, при­над­ле­жат всем. Понят­но, что нац­бо­лы тогда были силь­ней­шей ради­каль­ной орга­ни­за­ци­ей. Опре­де­лен­но под­ра­жа­ние про­ис­хо­ди­ло: не на уровне орг­форм (не идей­но­го заим­ство­ва­ния сло­га­нов вро­де «Рос­сия — всё, осталь­ное — ничто»), но в каких-то акци­ях и быто­вом постро­е­нии орга­ни­за­ции что-то брали.

Рито­ри­ка раз­ная была, но тогдаш­ние АКМ и НБП — мак­си­маль­но похо­жие орга­ни­за­ции. У осталь­ных марк­сист­ских и анар­хист­ских дви­жух это было немно­го по-другому.

— НБП клас­си­че­ско­го вре­ме­ни — это ско­рее пра­вые или левые?

— Там всё все­гда было инте­рес­но. Что счи­тать за клас­си­че­ское вре­мя? То вре­мя, кото­рое я счи­таю золо­тым для орга­ни­за­ции, это как раз те годы, в кото­рые мы были в АКМ — сере­ди­на нулевых.

— Когда Лимо­нов сел.

— Во-пер­вых, там ещё Вла­ди­мир Абель был. Это сей­час он за пра­ва рус­ских уны­ло борет­ся, а тогда это был чело­век, кото­рый выстра­и­вал опре­де­лён­ную стра­те­гию пар­тии, и в прин­ци­пе они были по сути дела самый ради­каль­ный субъ­ект. Не левые и не пра­вые, а ско­рее ради­каль­ные демо­кра­ты. Не знаю, насколь­ко сло­во «демо­кра­ты» им бы понра­ви­лось. Клас­си­ка: если ты идёшь общать­ся с нац­бо­ла­ми, то кто-то будет сидеть с сим­во­ли­кой с сер­пом и моло­том, а кто-то — с кельт­ски­ми кре­ста­ми и свастиками.

Люди были очень раз­ные: и вполне обык­но­вен­ные уль­тра­пра­вые — наци улич­ные, и какие-то лева­ки, и анар­хи­сты. В прин­ци­пе, по взгля­дам там был кок­тейль. Было и про­сто поня­тие «нац­бол» — чело­век и левый, и правый.

Мне кажет­ся, что более ран­няя НБП — она более пра­вая, как раз до этих самых нуле­вых. Да и наслед­ни­ки пар­тии — не осо­бо левые ребя­та нын­че. А вот с сере­ди­ны нуле­вых там эклек­тич­но и урав­но­ве­ши­ва­ю­ще получалось.

— Зачем Эду­ар­ду Лимо­но­ву нуж­на была НБП? Что­бы выра­зить соб­ствен­ные идеи или ему про­сто как лич­но­сти хоте­лось воз­глав­лять организацию?

— Опре­де­лён­но был эле­мент лич­но­го арт-про­ек­та, пото­му что чело­век не был лишён тще­сла­вия и само­лю­бия. Лимо­нов дей­стви­тель­но верил в то, что при­ду­мы­вал и за что борол­ся. Я был с ним зна­ком. Для сво­е­го воз­рас­та чело­век доста­точ­но пас­си­о­нар­ный, мно­гое у него дей­стви­тель­но получалось.

Всё нача­лось с того, что Лимо­нов сде­лал газе­ту «Лимон­ка» — инте­рес­ней­ший про­ект кон­тр­куль­ту­ры. Эду­ард Вени­а­ми­но­вич дей­стви­тель­но верил в своё дело, созда­вая все эти ячей­ки и съез­ды, для него это было не про­сто для поте­хи на ста­ро­сти лет. Лимо­но­ву дей­стви­тель­но уда­лось создать про­ект, кото­рый, в силу ряда обсто­я­тельств, не выгля­дит таким, каким он был. Но это уже к вопро­су о том, что очень слож­но иметь ров­ную поли­ти­че­скую жизнь како­му-то субъ­ек­ту и эту субъ­ект­ность не терять.

— В лич­ном обще­нии у Лимо­но­ва и Удаль­цо­ва, если их сопо­став­лять, было что-то общее?

— Доволь­но раз­ные люди. Всё-таки воз­раст: Эду­ард Вени­а­ми­но­вич мне в отцы годил­ся, а Удаль­цов незна­чи­тель­но стар­ше. Хотя, конеч­но, когда ты более юный, Удаль­цов казал­ся стар­шим товарищем.

Они люди с раз­ной хариз­мой. У Лимо­но­ва было гораз­до боль­ше от про­кля­то­го поэта, у Удаль­цо­ва — это ско­рее в духе типа «делай как я», он боль­ше спо­дви­гал лич­ным при­ме­ром. У Сер­гея всё было попро­ще. Это не есть пло­хо, про­сто сам факт, что он ори­ен­ти­ро­вал­ся боль­ше на понят­ность сред­не­ста­ти­сти­че­ско­му чело­ве­ку. У Лимо­но­ва было боль­ше эстетства.

— В подоб­ных поли­ти­че­ских орга­ни­за­ци­ях у каж­до­го участ­ни­ка боль­шое эго. Если он при­шёл зани­мать­ся поли­ти­кой, зна­чит, у него выстро­е­на опре­де­лён­ная систе­ма цен­но­стей. Насколь­ко слож­но орга­ни­зо­вы­вать людей, что­бы зани­мать­ся делом, кото­рое не при­но­сит сию­ми­нут­ной выго­ды? Ведь людям эта дея­тель­ность может и навре­дить, при­чём серьёз­но. Чело­век при­хо­дит в орга­ни­за­цию и ста­но­вит­ся пар­тий­ной еди­ни­цей. Как это происходит?

— У всех исто­рии инди­ви­ду­аль­ные. У кого-то идей­ная моти­ва­ция: чело­век что-то почи­тал и при­шёл как истин­но веру­ю­щий в какие-то вещи. Кто-то при­хо­дит соци­а­ли­зи­ро­вать­ся. Зача­стую эти вещи начи­на­ют сме­ши­вать­ся. То есть люди при­хо­дят, пото­му что у них не хва­та­ет кру­га обще­ния, и здесь они могут реа­ли­зо­вать­ся в том, чего не могут сде­лать на рабо­те или по месту учё­бы. Как пра­ви­ло, те, кото­рые задер­жи­ва­ют­ся надол­го, — это люди опре­де­лён­но­го скла­да. Текуч­ка в любой орга­ни­за­ции, сме­на кад­ров огромная.

— Что это за люди, кото­рые явля­ют­ся ядром?

— Ядро — это пас­си­о­нар­ные люди с каки­ми-то ски­ла­ми. Кто-то уме­ет общать­ся с людь­ми, кто-то может при­ду­мы­вать акции, кто-то уме­ет убеж­дать-рас­ска­зы­вать. Без навы­ков людям слож­но­ва­то в поли­ти­ке. Понят­но, эти навы­ки мож­но раз­ви­вать. Если вду­мать­ся, то и в АКМ, и у нац­бо­лов куз­ни­ца кад­ров была доста­точ­но инте­рес­ная, если посмот­реть, кто кем стал.

— А кто кем стал?

— Ска­жем так: люди всё рав­но уме­рен­но-непо­сред­ствен­ные. У нас есть люди, кото­рые в писа­тель­ство пошли, в урба­ни­сти­ку, жур­на­ли­сти­ку, айтиш­ные дела. С точ­ки зре­ния карье­ры у мно­гих было всё доста­точ­но любопытно.

— Моло­до­му поко­ле­нию сто­ит зани­мать­ся подоб­ной деятельностью?

— Мне слож­но ска­зать нет. Сей­час пра­ви­ла игры, усло­вия немно­го дру­гие. Всё рав­но запрос на неле­галь­ную дея­тель­ность будет. Это нику­да не исчез­нет, пото­му что есть какие-то зако­но­мер­но­сти, даже не в идей­ном, поли­ти­че­ском плане, а, напри­мер, про­бле­ма отцов и детей.

Есть услов­ная пас­си­о­нар­ность, кото­рая так или ина­че будет нахо­дить выход. Всё рав­но кто-то будет состав­лять осно­вы орга­ни­за­ций, про фор­мы кото­рых мы, может, сей­час даже не дога­ды­ва­ем­ся. Мне кажет­ся, что в целом да, сто­ит, можно.

— Отли­чие пра­вых моло­дёж­ных орга­ни­за­ций от левых: в чём они раз­ли­ча­ют­ся, кто явля­ет­ся ядром орга­ни­за­ции услов­но пра­во­го и либе­раль­но­го толка?

— Либе­раль­но­го — там по-раз­но­му. Насчёт либе­ра­лов, это более слож­ный вопрос: есть либе­ра­лы, есть либертарианцы.

По пово­ду пра­вых — сей­час же есть моло­де­ю­щее, в общем-то, «зига­ну­тое» уль­тра­пра­вое дви­же­ние. Какие-то там детиш­ки бьют двор­ни­ков и курье­ров — такое дей­стви­тель­но есть. С пра­вы­ми вопрос в том, насколь­ко мож­но гово­рить об этом как о поли­ти­че­ском дви­же­нии, насколь­ко это орга­ни­за­ции про­сто по уль­тра­на­си­лию. Пото­му что одно дело — про­сто улич­ные пра­вые, и дру­гое, допу­стим, ННП, «Сла­вян­ский союз» (при­знан экс­тре­мист­ской орга­ни­за­ци­ей и запре­ще­на в РФ), обще­ство «Память», кото­рые пыта­лись какую-то фор­му при­дать сво­им дей­стви­ям. Хотя там всё рав­но хва­та­ло таких же улич­ных сомни­тель­ных ребят.

— Сей­час как устро­е­на моло­дёж­ная и услов­но-ради­каль­ная улич­ная поли­ти­ка? Она вооб­ще есть?

— Какая-то есть, даже порой её дово­дит­ся наблю­дать. Если рань­ше, в нуле­вые, что­бы стать каким-то поли­ти­че­ским акто­ром, надо было прий­ти, всту­пить в орга­ни­за­цию, занять­ся каким-то делом, то сей­час, тео­ре­ти­че­ски, мож­но поли­ти­зи­ро­вать­ся, про­сто под­пи­сав­шись на какой-то канал в Телеграме.

Мож­но полу­чить те же самые рис­ки будучи про­сто онлайн-акти­ви­стом. Какой-то неудач­ный репост сде­лать и полу­чить зна­чи­тель­ные про­бле­мы. Ценз на вход стал ниже, но гло­баль­но в поли­ти­ку, орга­ни­за­ции, идёт мень­ше людей.

— Орга­ни­за­ции, подоб­ные АКМ, сей­час существуют?

— Фор­маль­но есть «Левый фронт» Удаль­цо­ва и какие-то левац­кие орга­ни­за­ции име­ют место быть. Насколь­ко это похо­же на АКМ? Я бы поспорил.

Я не ска­жу, что АКМ был иде­аль­ной орга­ни­за­ци­ей. Напри­мер, у НБП есть наслед­ни­ки — «Дру­гая Рос­сия». Прав­да, у неё сей­час дру­гая повест­ка: они ездят на фронт, какие-то мас­ки­ро­воч­ные сети пле­тут. Это не совсем та орга­ни­за­ция, кото­рая зани­ма­лась чисто ради­каль­ной дви­жу­хой и улич­ным протестом.

— Но раз­мах дру­гой: про НБП и АКМ и по теле­ви­зо­ру, и «Ком­мер­сантъ» посто­ян­но репор­та­жи выпус­кал. Сей­час ведь это­го нет?

— В таком объ­ё­ме нет. Но если чего-то не пока­зы­ва­ют и не постят, это не зна­чит, что это­го нет. Рань­ше на РЕН ТВ сни­ма­ли репор­та­жи, как про­сто ходи­ли рисо­вать граф­фи­ти, и это было инте­рес­но жур­на­ли­стам, Сей­час такой мате­ри­ал про­сто цен­зу­ру не пройдёт.

Свер­ху дела­ет­ся мно­гое, что­бы таких орга­ни­за­ций не было вооб­ще. Рань­ше у моло­дёж­ной поли­ти­ки был какой-то спектр. В кни­ге про АКМ я опи­сы­ваю, что были про­крем­лёв­ские ради­каль­ные орга­ни­за­ции. Сей­час такое ощу­ще­ние, что было при­ня­то реше­ние, что это не нуж­но. Гру­бо гово­ря, при­стру­нять мож­но и дру­ги­ми сред­ства­ми, а како­го-то эле­мен­та под­дер­жа­ния яко­бы поли­ти­че­ской жиз­ни и парт­ор­га­ни­за­ций про­сто нет.

— Полу­ча­ет­ся, что у Крем­ля отсут­ству­ет осо­знан­ная моло­дёж­ная поли­ти­ка, какая была раньше?

— Тогда она была про­сто на день­гах, это назы­ва­лось «лику­ю­щая гопо­та». Было два типа орга­ни­за­ций: услов­ный МГЕР («Моло­дая гвар­дия Еди­ной Рос­сии»), где про­сто моло­дые карье­ри­сты выхо­ди­ли с флаж­ка­ми по како­му-то пово­ду, радо­ва­лись тому, что «Еди­ная Рос­сия» на выбо­рах побе­дит, «лику­ю­щая гопо­та». А были наши­сты, бое­вые кры­лья у это­го все­го, мест­ные дви­же­ния, кото­рые зани­ма­лись либо поли­ти­че­ски­ми про­во­ка­ци­я­ми, про­во­дя сомни­тель­ные поли­ти­че­ские акции, либо опре­де­лён­ны­ми нападениями.

— Сей­час наши­стов нет, мест­ных нет, МГЕР, может, и есть, но в каком-то усе­чён­ном виде?

— Актив­ной дея­тель­но­сти и тако­го раз­ма­ха уже нет. Наши­сты были инсти­ту­том по соци­а­ли­за­ции людей в первую оче­редь из про­вин­ции. Пока­за­тель­но, что мно­гие лиде­ры пере­еха­ли за гра­ни­цу: Васи­лий Яке­мен­ко и Роберт Шле­гель живут в Гер­ма­нии, Мария Дро­ко­ва — в Аме­ри­ке. Из той куз­ни­цы кад­ров полу­чи­лось создать толь­ко Кри­сти­ну Потуп­чик. Вопрос — чем она сей­час занимается?

— «Наши» рабо­та­ли вхо­ло­стую, если актив и лиде­ры эмигрировали?

— Может быть, и в холо­стую, пото­му что дей­стви­тель­но здесь речь о том, что из ниче­го ничто. Изна­чаль­но и так было немно­го идей­но­го содер­жа­ния. Про­сто были день­ги, опре­де­лён­ный запрос, тех­ни­че­ские зада­ния у этих орга­ни­за­ций. Сей­час, навер­но, про­сто нерен­та­бель­но и нело­гич­но их содер­жать, пото­му что по фак­ту мож­но бороть­ся с оппо­зи­ци­ей и без этого.

— Но тут же ещё функ­ция соци­а­ли­за­ции — рекру­ти­ро­ва­ние потен­ци­аль­ных депутатов?

— Мне кажет­ся, что это всё тоже мож­но делать без моло­дёж­ных организаций.

— Какие бы ты поре­ко­мен­до­вал доку­мен­таль­ные кни­ги исто­ри­че­ские и социо­ло­ги­че­ские для пони­ма­ния поли­ти­ки и того, как обще­ство устроено?

— Вопрос широ­кий. Я бы, навер­но, посо­ве­то­вал что-то тема­тич­ное: того же Лёшу Мака­ро­ва почи­тать сто­ит — непло­хо для пони­ма­ния обра­за нац­бо­ла, уль­тра­пас­си­о­нар­но­го активиста.

Доста­точ­но любо­пыт­но почи­тать про те дви­же­ния, на кото­рые мы отча­сти в изда­тель­стве изна­чаль­но ори­ен­ти­ру­ем­ся: мему­а­ры-под­бор­ки по наро­до­воль­цам, по эсе­рам. Важ­но вооб­ще смот­реть живые кни­ги. Про­из­ве­де­ния Степ­ня­ка-Крав­чин­ско­го — боль­ший ключ к пони­ма­нию, что такое ради­каль­ная поли­ти­ка, чем эко­но­ми­че­ские рабо­ты Марк­са. Это очень важ­но, пото­му что здесь вопрос пси­хо­ло­гии бойца-пассионария.

Книг доста­точ­но мно­го — нуж­но про­сто смот­реть, что инте­рес­но. Достать мож­но прак­ти­че­ски всё. Наде­юсь, что сами мы какие-то кни­ги тоже поста­ра­ем­ся выне­сти на свет.

— Степ­ня­ка-Крав­чин­ско­го пла­ни­ру­е­те издавать?

— Степ­няк непло­хо издан: не так дав­но пере­из­да­ва­ли его «Рос­сию под вла­стью царей». Так что его, навер­ное, нет.

Нет смыс­ла изда­вать то, что выхо­ди­ло дав­но боль­ши­ми тира­жа­ми: Фиг­нер, Степ­ня­ка-Крав­чин­ско­го, Фро­лен­ко, Моро­зо­ва — базо­вых наро­до­воль­цев. Это доволь­но мас­со­вые изда­ния, их мож­но най­ти в биб­лио­те­ках. К сожа­ле­нию, мно­гие герои того вре­ме­ни про­сто не успе­ли ниче­го напи­сать, пото­му что рано погиб­ли: нет работ Желя­бо­ва, Перов­ской. Про них есть какие-то любо­пыт­ные кни­ги — напри­мер, очень инте­рес­ное изда­ние про Перов­скую выхо­ди­ло у Common Place. Так для пони­ма­ния обра­за наро­до­воль­цев и наро­до­во­лок это крайне интересно.

— Вы изда­ли кни­гу «Хро­ни­ка пики­ру­ю­ще­го аппа­рат­чи­ка». Ты актив­но чита­ешь худо­же­ствен­ную лите­ра­ту­ру и что бы ты посоветовал?

— Да, доста­точ­но. Если в плане не поли­ти­че­ской лите­ра­ту­ры, то я могу ска­зать, что у меня доволь­но раз­но­об­раз­ный рэндж. На вскид­ку, люби­мый мой писа­тель Дани­ил Хармс — всё его твор­че­ство, осо­бен­но про­за. В юно­сти обо­жал, да и до сих пор очень люб­лю про­фес­со­ра Тол­ки­на. Я счи­таю, что надо читать всё, что мож­но про­чи­тать, лиш­ней инфор­ма­ции не бывает.

«Хро­ни­ка» — это очень хоро­шее про­из­ве­де­ние. Мы зна­ко­мы с авто­ра­ми кни­ги и на самом деле это одна из наших ран­них книг. Сна­ча­ла мы дела­ли сбор­ник «Труд осво­бож­да­ет» — клас­си­че­ская под­бор­ка ста­тей. Но когда я про­чёл имен­но «Хро­ни­ку» — это было очень силь­но, меня это про­из­ве­де­ние затро­ну­ло. Вме­сто тыся­чи слов, мож­но было напи­сать кучу кра­си­вых пам­фле­тов про рабо­чий класс, а мож­но про­сто такую кри­ча­щую про­ник­но­вен­ную вещь разо­во про­чи­тать и пред­ста­вить этот «рак химзавода».

— В после­сло­вии тво­ей кни­ги про АКМ зву­чит мно­го моти­ва­ции, где ты пыта­ешь­ся вдох­но­вить людей повто­рить твой путь. Что бы ты посо­ве­то­вал моло­дым людям, кото­рые хоте­ли бы раз­ви­вать­ся в левом дви­же­нии сейчас?

— Посо­ве­то­вал бы быть акку­рат­ны­ми. Когда писал эту кни­гу, я счи­тал: «Иди­те в левое дви­же­ние, и будет вам сча­стье». Сей­час, давая такие реко­мен­да­ции, нуж­но пони­мать, что кто-то может постра­дать. Для худо­же­ствен­но­го позна­ния это всё хоро­шо и инте­рес­но, но теперь я не могу ска­зать: «Ребя­та, иди­те и делай­те!» Это будет доста­точ­но безответственно.

Чело­век, кото­рый хочет зани­мать­ся ради­каль­ной поли­ти­кой, всё рав­но най­дёт себе при­ме­не­ние. Но это долж­но быть осо­знан­но. Я счи­таю, что нуж­но при­хо­дить про­ка­чан­ны­ми и под­го­тов­лен­ны­ми, а совсем юным людям мне бы не хоте­лось неча­ян­но испор­тить жизнь.

Под­пи­сы­вай­тесь на изда­тель­ство «Напиль­ник» в соц­се­тях: ВК и Теле­гра­ме.