Петербургские эстонцы. Как столица империи стала центром национального возрождения

На про­тя­же­нии импер­ско­го пери­о­да в исто­рии Санкт-Петер­бур­га в горо­де про­жи­ва­ли десят­ки тысяч уро­жен­цев Эст­лянд­ской и Лиф­лянд­ской губер­ний. Эстон­цы пере­ез­жа­ли в сто­ли­цу в поис­ках рабо­ты, для полу­че­ния обра­зо­ва­ния, а так­же про­хо­ди­ли воен­ную служ­бу. Во вто­рой поло­вине XIX — нача­ле XX веков Петер­бург стал важ­ным цен­тром эстон­ско­го наци­о­наль­но­го воз­рож­де­ния — имен­но здесь интел­лек­ту­а­лы из При­бал­тий­ско­го края мог­ли отно­си­тель­но сво­бод­но­го гово­рить о про­шлом и буду­щем Эст­лян­дии, не опа­са­ясь дав­ле­ния со сто­ро­ны ост­зей­ских немцев.

Как была устро­е­на жизнь общи­ны, какие эстон­ские объ­еди­не­ния появ­ля­лись на бере­гах Невы и как петер­бург­ские эстон­цы участ­во­ва­ли в уста­нов­ле­нии авто­но­мии Эсто­нии, рас­ска­зы­ва­ет Ники­та Николаев.

Эстонский Петербург XVIII века

В 1721 году тер­ри­то­рия совре­мен­ной Эсто­нии по ито­гам Север­ной вой­ны вошла в состав Рос­сий­ской импе­рии. Лиф­лянд­ская и Эст­лянд­ская губер­нии ста­ли частью Ост­зей­ско­го края — осо­бой обла­сти внут­ри стра­ны, кото­рая поль­зо­ва­лась широ­кой авто­но­ми­ей во внут­рен­них делах. Несмот­ря на то что эстон­цы состав­ля­ли льви­ную долю насе­ле­ния губер­ний, вся пол­но­та вла­сти и при­ви­ле­гий при­над­ле­жа­ла немец­кой ари­сто­кра­тии. Ещё в Сред­ние века эти тер­ри­то­рии коло­ни­зи­ро­ва­ли немец­кие кре­сто­нос­цы. Их потом­ки вла­де­ли прак­ти­че­ски всей зем­лёй, а мест­ное насе­ле­ние ока­за­лось в поло­же­нии кре­пост­ных. Осо­бый поря­док не изме­нил­ся ни в эпо­ху швед­ско­го вла­ды­че­ства, ни после заво­е­ва­ния южно­го побе­ре­жья Фин­ско­го зали­ва Пет­ром I — рус­ский царь лишь под­твер­дил осо­бый ост­зей­ский порядок.

Во мно­гом из-за это­го лишь немно­гие кре­стьяне из при­со­еди­нён­ных тер­ри­то­рий отпра­ви­лись на стро­и­тель­ство новой сто­ли­цы импе­рии — они были нуж­нее на родине, немец­ким поме­щи­кам. Более-менее точ­но о фор­ми­ро­ва­нии эстон­ской диас­по­ры Санкт-Петер­бур­га мож­но гово­рить начи­ная со вто­рой поло­ви­ны XVIII века. Имен­но тогда источ­ни­ки фик­си­ру­ют появ­ле­ние люте­ран из Эст­лян­дии и Лиф­лян­дии в мест­ных еван­ге­ли­че­ских при­хо­дах. В пер­вое вре­мя эстон­цы посе­ща­ли бого­слу­же­ния в фин­ской церк­ви Свя­той Марии на Боль­шой Коню­шен­ной ули­це. Для них отдель­но рабо­тал пас­тор, знав­ший эстон­ский язык. Дру­гим цен­тром при­тя­же­ния ста­ла кир­ха Свя­то­го Миха­и­ла, откры­тая на Васи­льев­ском ост­ро­ве при Пер­вом кадет­ском кор­пу­се. Она обслу­жи­ва­ла пре­иму­ще­ствен­но немец­кую паст­ву, но бого­слу­же­ния для эстон­цев так­же про­во­ди­лись на род­ном для них языке.

Иссле­до­ва­те­ли оце­ни­ва­ют коли­че­ство эстон­цев, про­жи­вав­ших в те годы в Санкт-Петер­бур­ге, при­мер­но в пол­то­ры тыся­чи чело­век. В основ­ном это были слу­ги ост­зей­ских дво­рян, слу­жив­ших в сто­ли­це импе­рии, а так­же рекру­ты — сол­да­ты и мат­ро­сы. Послед­ние чаще все­го про­жи­ва­ли в Крон­штад­те. К сожа­ле­нию, о том, как жили эстон­цы во вто­рой поло­вине XVIII века в Санкт-Петер­бур­ге, прак­ти­че­ски ниче­го не известно.

Крестьянская миграция

Ситу­а­ция нача­ла замет­но менять­ся уже в нача­ле сле­ду­ю­ще­го сто­ле­тия. Как и род­ствен­ные фин­ны, эстон­цы всё чаще ста­ли пере­би­рать­ся из род­ных губер­ний в сто­ли­цу Рос­сий­ской импе­рии. Одна­ко при­чи­ны мигра­ции в обо­их слу­ча­ях раз­ли­ча­лись. Фин­лян­дия была при­со­еди­не­на к Рос­сии в 1809 году, после чего кре­стьяне и ремес­лен­ни­ки, лич­но сво­бод­ные, отправ­ля­лись в круп­ней­ший город «мет­ро­по­лии» в поис­ках работы.

Про­стые эстон­цы, рабо­тав­шие на зем­ле, не мог­ли бро­сить хозя­ев — в Ост­зей­ском крае дей­ство­ва­ло кре­пост­ное пра­во. Одна­ко в пер­вой поло­вине XIX века ситу­а­ция изме­ни­лась. При­бал­тий­ский край стал полем для экс­пе­ри­мен­та цен­траль­ных вла­стей сна­ча­ла по ослаб­ле­нию, а затем и пол­ной отмене кре­пост­ни­че­ской систе­мы. В 1804 году кре­стьяне полу­чи­ли пра­во на обла­да­ние соб­ствен­ным дви­жи­мым иму­ще­ством, а спу­стя 12 лет — и лич­ную сво­бо­ду. Прав­да, зем­ля в сдел­ку не вхо­ди­ла — ост­зей­ские поме­щи­ки не хоте­ли делить­ся участ­ка­ми со сво­и­ми быв­ши­ми работниками.

Мно­гие эстон­цы оста­ва­лись рабо­тать у недав­них хозя­ев, пре­вра­тив­шись в наём­ных рабо­чих (впро­чем, их участь была едва ли луч­ше кре­пост­ных). Неко­то­рые, так и не дождав­шись воз­мож­но­сти хотя бы при­об­ре­сти зем­лю, уез­жа­ли на восток в поис­ках луч­шей доли. Даже когда в эпо­ху реформ Алек­сандра II эстон­цы полу­чи­ли, нако­нец, пра­во вла­деть лич­ны­ми участ­ка­ми, поток мигран­тов не ути­хал. Кре­стьяне сели­лись в сосед­них с Эст­лян­ди­ей губер­ни­ях, круп­ных горо­дах, или же уез­жа­ли в Сибирь, где осва­и­ва­ли неза­се­лён­ные про­сто­ры империи.

Впро­чем, мно­же­ство эстон­цев оста­ва­лось на посто­ян­ное место житель­ства в Санкт-Петер­бур­ге. Здесь они про­хо­ди­ли воен­ную служ­бу (для срав­не­ния, фин­ны от этой повин­но­сти были осво­бож­де­ны), устра­и­ва­лись на рабо­ту на про­мыш­лен­ные пред­при­я­тия, откры­ва­ли мел­кие лав­ки и, конеч­но, посту­па­ли в выс­шие учеб­ные заве­де­ния. Чис­лен­ность эстон­цев, про­жи­вав­ших в сто­ли­це импе­рии, вплоть до 1917 года неуклон­но рос­ла. С полу­то­ра тысяч чело­век в XVIII веке она достиг­ла, по неко­то­рым дан­ным, 23 тыся­чи чело­век в канун Пер­вой миро­вой войны.

С божьей помощью

Эстон­цы рас­се­ли­лись прак­ти­че­ски по все­му горо­ду. Диас­по­ры про­жи­ва­ли в Коломне, на Васи­льев­ском ост­ро­ве, на Пет­ров­ской сто­роне и у Нарв­ской заста­вы. Уве­ли­че­ние коли­че­ства уро­жен­цев При­бал­тий­ско­го края при­ве­ло к необ­хо­ди­мо­сти обу­строй­ства соб­ствен­ной еван­ге­ли­че­ской люте­ран­ской общи­ны. В 1839 году эстон­цы были вре­мен­но пере­да­ны на «содер­жа­ние» швед­ской церк­ви Свя­той Ека­те­ри­ны на Васи­льев­ском ост­ро­ве, а в июле 1842-го они, нако­нец, смог­ли полу­чить сред­ства на созда­ние соб­ствен­но­го прихода.

Новый центр рели­ги­оз­ной жиз­ни эстон­ской диас­по­ры рас­по­ло­жил­ся в Малой Коломне. По ука­зу Нико­лая I общи­на полу­чи­ла сред­ства на арен­ду поме­ще­ний на Офи­цер­ской ули­це (сей­час — ули­ца Декаб­ри­стов). Здесь была устро­е­на цер­ковь и шко­ла для детей — пер­вая в исто­рии обра­зо­ва­ния на эстон­ском язы­ке. При­ход был назван в честь свя­то­го Иоан­на (Яана). В 1849 году пас­то­ром общи­ны стал Кор­не­ли­ус Лаа­ланд, кото­рый объ­явил «кра­уд­фандин­го­вую ком­па­нию», целью кото­рой стал сбор средств на построй­ку камен­но­го хра­ма. Земель­ный уча­сток свя­щен­ник выку­пил за свои деньги.

На камен­ную кир­ху день­ги соби­ра­ли как в Эст­лян­дии и Лиф­лян­дии, так и в Петер­бур­ге. Боль­шую долю от тре­бу­е­мой сум­мы (50 из 60 тысяч руб­лей) выде­ли­ла каз­на. Такая суще­ствен­ная помощь не была про­сто актом доб­рой воли импер­ско­го пра­ви­тель­ства. Санкт-Петер­бург, пыта­ясь уре­зать осо­бые при­ви­ле­гии Ост­зей­ско­го края и немец­кой ари­сто­кра­тии, актив­но под­дер­жи­вал наци­о­наль­ное воз­рож­де­ние бал­тий­ских наций, в том чис­ле и эстонцев.
В 1860 году камен­ная цер­ковь Свя­то­го Апо­сто­ла Иоан­на была откры­та. Зда­ние, постро­ен­ное из крас­но­го кир­пи­ча в ново­ро­ман­ском сти­ле, одно­вре­мен­но вме­ща­ло до двух тысяч чело­век. При хра­ме рабо­та­ла шко­ла, а в нача­ле XX века на сред­ства эстон­ской общи­ны рядом с ним был воз­ве­дён доход­ный дом, при­быль от кото­ро­го шла на нуж­ды при­хо­жан. В 1880 году гла­вой церк­ви стал пас­тор Якоб Хурт, вошед­ший в исто­рию эстон­ской лите­ра­ту­ры как извест­ный соби­ра­тель род­но­го фольк­ло­ра. Бла­го­да­ря ему дере­вян­ное зда­ние шко­лы было пере­стро­е­но в камне. Во вто­рой поло­вине XIX века цер­ков­ным хором и оркест­ром руко­во­ди­ли ком­по­зи­то­ры, кото­рые впо­след­ствии будут счи­тать­ся клас­си­ка­ми эстон­ской музы­ки: Йохан­нес Кап­пель, Рудольф Тоби­ас, Мих­кель Людиг.

Петер­бург­ские эстон­цы испо­ве­до­ва­ли не толь­ко люте­ран­ство — чуть менее тыся­чи чело­век были пра­во­слав­ны­ми. Мно­гие уро­жен­цы Ост­зей­ско­го края пере­хо­ди­ли в дру­гую веру, рас­счи­ты­вая таким обра­зом улуч­шить своё соци­аль­ное поло­же­ние в пра­во­слав­ной Рос­сий­ской импе­рии. В 1900 году таких эстон­цев в сто­ли­це насчи­ты­ва­лось чуть менее 900 чело­век — на поряд­ки мень­ше, чем люте­ран. Было орга­ни­зо­ва­но пра­во­слав­ное брат­ство назван­ное в честь Иси­до­ра Юрьев­ско­го: свя­щен­но­му­че­ни­ка, уби­то­го за отказ при­нять като­ли­че­ство во вто­рой поло­вине XV века в Юрье­ве (Тар­ту).

Брат­ство про­во­ди­ло служ­бу в под­ва­ле Мало-Коло­мен­ской церк­ви (ныне не суще­ству­ет), а в 1903 году нача­лось стро­и­тель­ство соб­ствен­но­го хра­ма, идею о созда­нии кото­ро­го актив­но про­дви­гал гла­ва пра­во­слав­ной эстон­ской общи­ны Павел Куль­буш. Сред­ства на этот про­ект выде­ли­ли как при­хо­жане, так и выс­шие санов­ни­ки импе­рии (несколь­ко тысяч руб­лей пожерт­во­вал сам импе­ра­тор Нико­лай II). В 1908 году новый храм открыл­ся для прихожан.

Объединения земляков

Санкт-Петер­бург стал важ­ным горо­дом для эстон­ско­го наци­о­наль­но­го воз­рож­де­ния. В сто­ли­цу импе­рии при­бы­ва­ли не толь­ко в поис­ках рабо­ты или на воен­ную служ­бу, но и для полу­че­ния обра­зо­ва­ния. В Эст­лян­дии, конеч­но, суще­ство­ва­ли соб­ствен­ные учеб­ные заве­де­ния. Самым авто­ри­тет­ным и круп­ным сре­ди них был Дерпт­ский уни­вер­си­тет, откры­тый ещё в 1632 году в эпо­ху швед­ско­го вла­ды­че­ства. Здесь дей­ство­ва­ли сту­ден­че­ские объ­еди­не­ния и рабо­та­ли иссле­до­ва­те­ли эстон­ской куль­ту­ры, но на них силь­но дави­ли пред­ста­ви­те­ли немец­кой аристократии.

Меж­ду нем­ца­ми и рус­ски­ми эстон­цы выбра­ли помощь послед­них. В годы попы­ток руси­фи­ка­ции запад­ных обла­стей импе­рии при Алек­сан­дре III сот­ни сту­ден­тов из Эст­лян­дии и Лиф­лян­дии, кото­рые зна­ли рус­ский язык, при­ез­жа­ли в Петер­бург и посту­па­ли в импе­ра­тор­ский уни­вер­си­тет, Гор­ный инсти­тут, Ака­де­мию худо­жеств и дру­гие учеб­ные заве­де­ния. Все­го в 1915 году выс­шее обра­зо­ва­ние в сто­ли­це полу­ча­ло око­ло 400 эстон­цев, а Васи­льев­ский ост­ров пре­вра­тил­ся в круп­ный центр сосре­до­то­че­ния эстон­ской диаспоры.

Отно­си­тель­ная куль­тур­ная и поли­ти­че­ская сво­бо­да поз­во­ли­ла эстон­ской интел­ли­ген­ции орга­ни­зо­вы­вать в Санкт-Петер­бур­ге про­све­ти­тель­ские обще­ства. На рубе­же 1850–1860‑х годов нача­ло рабо­тать пер­вое из них — «Дру­зья наро­да». В него вошли самые извест­ные уро­жен­цы Эст­лян­дии, зани­мав­шие вид­ное поло­же­ние в обще­стве: медик и лич­ный врач Алек­сандра II Филипп Карелль, пер­вый круп­ный эстон­ский худож­ник и осно­во­по­лож­ник наци­о­наль­ной живо­пи­си Йохан Кёлер, пуб­ли­цист и идео­лог наци­о­наль­но­го воз­рож­де­ния Карл Якоб­сон и мно­гие дру­гие. Чле­ны обще­ства вына­ши­ва­ли пла­ны по изда­нию соб­ствен­ных газет в Петер­бур­ге — одна­ко до мас­штаб­ных про­ек­тов дело не дошло.

«Дру­зья наро­да» объ­еди­ня­ли интел­лек­ту­аль­ную эли­ту эстон­ской диас­по­ры, кото­рая зани­ма­лась во мно­гом ото­рван­ны­ми от реаль­но­сти зада­ча­ми — обсуж­да­ла сохра­не­ние эстон­ской куль­ту­ры или соби­ра­ла фольк­лор­ные мате­ри­а­лы. На низо­вом уровне эстон­цы вхо­ди­ли в обще­ство немец­ких ремес­лен­ни­ков — уро­жен­цев При­бал­тий­ских губер­ний «Паль­ме» («Рука»). В 1879 году эстон­ское отде­ле­ние офор­ми­лось фак­ти­че­ски в неза­ви­си­мую орга­ни­за­цию. Поми­мо помо­щи сопле­мен­ни­кам, обще­ство актив­но под­дер­жи­ва­ло и куль­тур­ные ини­ци­а­ти­вы. Имен­но бла­го­да­ря «Паль­ме» в 1873 году в Петер­бур­ге про­шло пер­вое теат­раль­ное пред­став­ле­ние на эстон­ском языке.

С уве­ли­че­ни­ем коли­че­ства эстон­цев в сто­ли­це ширит­ся и их гори­зон­таль­ная актив­ность. В 1880 году было осно­ва­но Петер­бург­ское эстон­ское бла­го­тво­ри­тель­ное обще­ство. Орга­ни­за­ция целе­на­прав­лен­но под­дер­жи­ва­ла куль­тур­ные ини­ци­а­ти­вы сопле­мен­ни­ков и спо­соб­ство­ва­ла рас­ши­ре­нию сети школ, при­чём не толь­ко в сто­ли­це, но и дру­гих горо­дах губер­нии: к тому вре­ме­ни отно­си­тель­но круп­ные диас­по­ры сфор­ми­ро­ва­лись в Ямбур­ге, Тосно, Пско­ве, Гдове.

Чтение и спорт

Рево­лю­ци­он­ная эпо­ха ста­ла вре­ме­нем рас­цве­та эстон­ских наци­о­наль­ных объ­еди­не­ний Санкт-Петер­бур­га. Либе­ра­ли­за­ция обще­ствен­ной жиз­ни в стране поз­во­ли­ла диас­по­ре рас­ши­рить сфе­ры низо­вой актив­но­сти — это каса­лось как школь­но­го обра­зо­ва­ния, так и сту­ден­че­ских орга­ни­за­ций и зем­ля­честв. На это же вре­мя при­хо­дит­ся бур­ный рост пуб­ли­ка­ций на эстон­ском язы­ке: речь шла не толь­ко о газе­тах и жур­на­лах, но и о науч­ной и худо­же­ствен­ной литературе.

Боль­шую роль в этом про­цес­се сыг­рал буду­щий пре­мьер-министр неза­ви­си­мой Эстон­ской рес­пуб­ли­ки Кон­стан­тин Пятс. По его ини­ци­а­ти­ве в сто­ли­це было осно­ва­но изда­тель­ство Uhiselu («Обще­ствен­ная жизнь»), при кото­ром рабо­тал книж­ный мага­зин. Здесь сто­лич­ные эстон­цы мог­ли при­об­ре­сти пере­во­ды фило­соф­ских, исто­ри­че­ских или юри­ди­че­ских акту­аль­ных тру­дов, а так­же газе­ту Peterburi Teataja («Петер­бург­ский вест­ник», изда­ва­лась с 1908 года).

Впро­чем, это пери­о­ди­че­ское изда­ние не было пер­вым в сво­ём роде. Ещё в «горя­чую» рево­лю­ци­он­ную эпо­ху в сто­ли­це импе­рии нача­ли выхо­дить газе­ты раз­лич­ной поли­ти­че­ской направ­лен­но­сти: соци­ал-демо­кра­ти­че­ская Edasi («Впе­рёд», суще­ство­ва­ло ещё несколь­ко левых наиме­но­ва­ний), лояль­ная к вла­стям Eestlane («Эсто­нец»), левый сати­ри­че­ский жур­нал Tiiu Tasane и тема­ти­че­ские изда­ния, посвя­щён­ные куль­ту­ре и спорту.

Послед­ний, к сло­ву, тоже имел важ­ное зна­че­ние в жиз­ни эстон­ской общи­ны Петер­бур­га. С 1898 года в сто­ли­це дей­ство­ва­ло спор­тив­ное объ­еди­не­ние сила­чей, позд­нее пре­вра­тив­ше­е­ся в фили­ал тал­линн­ской орга­ни­за­ции «Калев» (леген­дар­ный бога­тырь из эстон­ско­го эпо­са «Кале­ви­поэг»). Эстон­ские тяже­ло­ат­ле­ты и бор­цы счи­та­лись одни­ми из силь­ней­ших не толь­ко в Рос­сии, но и на меж­ду­на­род­ной спор­тив­ной арене. В 1912 году уро­же­нец Эст­лян­дии Мар­тин Клейн заво­е­вал сереб­ря­ные меда­ли для Рос­сий­ской импе­рии на Олим­пий­ских играх в Сток­голь­ме. Уже в годы вой­ны «Калев» стал орга­ни­за­то­ром пер­во­го в оте­че­ствен­ной исто­рии наци­о­наль­но­го чем­пи­о­на­та по тяжё­лой атле­ти­ке. Допол­не­ни­ем к физ­куль­тур­но­му объ­еди­не­нию слу­жи­ло обще­ство трез­во­сти Ustavus («Вер­ность»), дей­ство­вав­шее в сто­ли­це стра­ны с 1893 года.

Эстонские демонстранты

Сво­бо­да рево­лю­ци­он­ной эпо­хи доволь­но ско­ро сме­ни­лась реак­ци­ей. Вла­сти всё чаще меша­ли низо­вым эстон­ским объ­еди­не­ни­ям, подо­зре­вая тех в стрем­ле­нии к неза­ви­си­мо­сти. На самом деле в эстон­ском обще­стве отно­си­тель­но буду­ще­го в рам­ках Рос­сий­ской импе­рии царил кон­сен­сус: и левые, и пра­вые гово­ри­ли ско­рее об авто­но­мии внут­ри стра­ны, чем о созда­нии суве­рен­но­го госу­дар­ства. Впро­чем, и власт­ное дав­ле­ние нель­зя было срав­нить с цар­ской поли­ти­кой в Фин­лян­дии. Петер­бург боль­ше боял­ся нело­яль­но­сти бал­тий­ских нем­цев, осо­бен­но на фоне ухуд­ше­ния отно­ше­ний с Германией.

В 1914 году Рос­сий­ская импе­рия всту­пи­ла в Первую миро­вую вой­ну. Десят­ки тысяч эстон­цев отпра­ви­лись на фронт. По мере уве­ли­че­ния армии и при­бли­же­ния линии фрон­та к Эст­лян­дии коли­че­ство эстон­цев в Санкт-Петер­бур­ге зна­чи­тель­но уве­ли­чи­лась. Неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли счи­та­ют, что в 1917 году их чис­лен­ность в сто­ли­це импе­рии насчи­ты­ва­ла око­ло 50 тысяч чело­век. Это были сол­да­ты, потом­ки мигран­тов и беженцы.

Фев­раль­ская рево­лю­ция нагляд­но пока­за­ла, поче­му Петер­бург счи­тал­ся неофи­ци­аль­ной сто­ли­цей эстон­ско­го наци­о­наль­но­го про­буж­де­ния. Уже после отре­че­ния Нико­лая II от пре­сто­ла и фор­ми­ро­ва­ния Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ства, 8 апре­ля (по ново­му сти­лю) 1917 года на ули­цы горо­да вышло око­ло 40 тысяч эстон­цев. До это­го эстон­ские поли­ти­ки в Тал­лине соста­ви­ли про­ект авто­но­мии Эст­лян­дии в соста­ве Рос­сий­ской рес­пуб­ли­ки и пере­да­ли его новым вла­стям стра­ны. Для уско­ре­ния его рас­смот­ре­ния акти­ви­сты и выве­ли на ули­цы Пет­ро­гра­да десят­ки тысяч чело­век, кото­рых воз­гла­вил школь­ный учи­тель Артур Валь­нер — в годы Граж­дан­ской вой­ны он зай­мёт долж­ность нар­ко­ма по делам куль­ту­ры и про­све­ще­ния Эст­лянд­ской тру­до­вой коммуны.

Демон­стран­ты про­шли через весь Нев­ский про­спект к Таври­че­ско­му двор­цу, где засе­да­ло Вре­мен­ное пра­ви­тель­ство. Люди нес­ли транс­па­ран­ты с про­слав­ле­ни­ем уста­нов­ле­ния в Рос­сии рес­пуб­ли­кан­ской фор­мы прав­ле­ния. Мани­фе­ста­ция обо­шлась без про­ис­ше­ствий — эстон­цы отчёт­ли­во пока­зы­ва­ли лояль­ность новым вла­стям. После завер­ше­ния меро­при­я­тия в Таври­че­ский дво­рец отпра­ви­лось несколь­ко деле­га­тов, кото­рые вру­чи­ли мини­страм про­кла­ма­цию. В ней содер­жа­лись тре­бо­ва­ния даро­ва­ния авто­но­мии Эст­лян­дии и поже­ла­ние пре­вра­тить в буду­щем Рос­сию в феде­ра­тив­ную республику.

Вре­мен­ное пра­ви­тель­ство удо­вле­тво­ри­ло чая­ния эстон­цев. Уже 12 апре­ля было опуб­ли­ко­ва­но поста­нов­ле­ние, по кото­ро­му реор­га­ни­зо­вы­ва­лось управ­ле­ние Эст­лян­ди­ей. На местах появи­лись уезд­ные сове­ты, а управ­ле­ние губер­ни­ей пере­да­ва­лось в руки мест­ных зем­ских сове­тов. Пер­вым эстон­ским губер­на­то­ром обла­сти стал адво­кат Яан Поска — буду­щий пре­мьер-министр неза­ви­си­мой республики.

После Гражданской войны

Рево­лю­ци­он­ное лихо­ле­тье силь­но повли­я­ло на эстон­скую общи­ну Пет­ро­гра­да. Ста­рые обще­ствен­ные орга­ни­за­ции были лик­ви­ди­ро­ва­ны, а цер­ков­ные объ­еди­не­ния ока­за­лись под дав­ле­ни­ем новых вла­стей. Впро­чем, оста­ва­лось доста­точ­но людей, кото­рые под­дер­жа­ли боль­ше­ви­ков и состо­я­ли в РСДРП(б). Вете­ра­ны вой­ны и доб­ро­воль­цы всту­пи­ли в воору­жён­ные силы Эст­лянд­ской тру­до­вой ком­му­ны — крас­ной аль­тер­на­ти­ве Эстон­ской рес­пуб­ли­ки, кото­рая про­воз­гла­си­ла неза­ви­си­мость в фев­ра­ле 1918 года.

Попыт­ка уста­но­вить кон­троль над Эсто­ни­ей ни к чему не при­ве­ла. Вплоть до нача­ла 1920 года севе­ро-запад­ная гра­ни­ца Совет­ской Рос­сии оста­ва­лась одним из фрон­тов граж­дан­ской вой­ны. В эти годы оста­вав­ши­е­ся в Пет­ро­гра­де эстон­цы посте­пен­но созда­ва­ли орга­ни­за­ции, отве­чав­шие новым вре­ме­нам. С 1918 года в горо­де дей­ство­ва­ла эстон­ская Про­ле­тар­ская куль­тур­но-про­све­ти­тель­ная орга­ни­за­ция, с 1920-го — Эстон­ский рабо­чий дом про­све­ще­ния. В 1919 году в горо­де трёх рево­лю­ций появил­ся пер­вое наци­о­наль­ное выс­шее учеб­ное заве­де­ние — Эстон­ский про­ле­тар­ский уни­вер­си­тет, в кото­ром с 1921 года нача­ла рабо­ту свой рабфак.

Эстон­ское бюро РСДРП(б) кон­тро­ли­ро­ва­ло город­скую печать на род­ном язы­ке. В Пет­ро­гра­де про­дол­жа­ла выхо­дить газе­та Edasi. В горо­де суще­ство­ва­ло две типо­гра­фии, где печа­та­лась как про­па­ган­дист­ская лите­ра­ту­ра, кото­рая впо­след­ствии пере­прав­ля­лась в Эсто­нию, так и кни­ги для внут­рен­не­го поль­зо­ва­ния диаспоры.

Впро­чем, пери­пе­тии граж­дан­ской вой­ны силь­но уда­ри­ли по чис­лен­но­сти эстон­цев в Пет­ро­гра­де. На чис­ло про­жи­вав­ших в горо­де силь­но повли­я­ло заклю­че­ние в фев­ра­ле 1920 года меж­ду Эсто­ни­ей и Совет­ской Рос­си­ей Тар­тус­ко­го мир­но­го дого­во­ра. После под­пи­са­ния дого­во­ра в Пет­ро­гра­де нача­ла рабо­ту кон­троль­но-опта­ци­он­ная комис­сия, кото­рая рас­смат­ри­ва­ла обра­ще­ния эстон­цев, желав­ших вер­нуть­ся на исто­ри­че­скую роди­ну. В ито­ге к 1926 году в горо­де от 50 тысяч чело­век, про­жи­вав­ших в 1917 году, оста­лось око­ло 17 тысяч. В 1930‑е годы мно­гие эстон­цы постра­да­ли во вре­мя Боль­шо­го тер­ро­ра, в осо­бен­но­сти вер­хуш­ка Эстон­ской ком­му­ни­сти­че­ской пар­тии и Эстон­ской сек­ции ВКП(б). Уже после вой­ны в том чис­ле ленин­град­ские эстон­цы постра­да­ли во вре­мя так назы­ва­е­мо­го «эстон­ско­го дела» из-за подо­зре­ний в национализме.

В даль­ней­шем чис­лен­ность эстон­цев в горо­де неуклон­но сни­жа­лась. После Вто­рой миро­вой вой­ны и окон­ча­тель­но­го при­со­еди­не­ния Эстон­ской рес­пуб­ли­ки к СССР в Ленин­гра­де про­жи­ва­ло более семи тысяч чело­век. Сей­час эстон­ская общи­на Санкт-Петер­бур­га насчи­ты­ва­ет око­ло полу­то­ра тысяч человек.

Читай­те так­же «Ком­му­ни­сти­че­ское под­по­лье в меж­во­ен­ной Эсто­нии: от легаль­ной борь­бы до восстания»