«Играя в Игры». Бродский против Олимпиады-80

Нача­ло лите­ра­тур­но­го пути Иоси­фа Брод­ско­го в пер­вой поло­вине 1960‑х годов прак­ти­че­ски сра­зу омра­чи­лось пре­сле­до­ва­ни­я­ми со сто­ро­ны КГБ. Не имея воз­мож­но­сти обви­нить его по какой-либо более серьёз­ной ста­тье, суд ули­чил Брод­ско­го в «туне­яд­стве» и при­го­во­рил к пяти годам ссыл­ки в Архан­гель­ской обла­сти, из кото­рых он отбыл пол­то­ра года и был досроч­но осво­бож­дён под дав­ле­ни­ем совет­ской и миро­вой обще­ствен­но­сти. Одна­ко страш­нее ссыл­ки, по утвер­жде­нию само­го поэта, ока­за­лись несколь­ко недель в пси­хи­ат­ри­че­ской больнице.

Иосиф Брод­ский в ссыл­ке на посе­ле­нии в Архан­гель­ской обла­сти. 1965 год

В СССР Брод­ский был прак­ти­че­ски лишён воз­мож­но­сти пуб­ли­ко­вать­ся: его сти­хи, пере­во­ды и про­за выхо­ди­ли лишь неле­галь­но в сам­из­да­те. Нако­нец, в 1972 году поэт ока­зал­ся перед выбо­ром: либо сно­ва псих­боль­ни­ца, тюрь­ма или ссыл­ка, либо эми­гра­ция. Он выбрал последнее.

Иосиф Алек­сан­дро­вич пере­ехал в США, где пре­по­да­вал рус­скую и миро­вую лите­ра­ту­ру в Мичи­ган­ском уни­вер­си­те­те. Инте­рес­но, что ему поз­во­ли­ли зани­мать про­фес­сор­ские долж­но­сти, хотя у него не было выс­ше­го образования.

Совет­ские вла­сти про­дол­жа­ли про­ти­во­сто­ять даже живу­ще­му в изгна­нии Брод­ско­му. Так, в 1970‑е годы его роди­те­лям неод­но­крат­но отка­зы­ва­ли в выез­де из стра­ны, что­бы уви­деть­ся с сыном. А когда в 1983 и 1984 году его отец и мать умер­ли, поэту оба раза запре­ти­ли при­е­хать на их похороны.

В 1987 году Иосиф Брод­ский полу­чил Нобе­лев­скую пре­мию по литературе.

В эми­гра­ции Брод­ский писал сти­хи пре­иму­ще­ствен­но на рус­ском язы­ке, а про­зу — на англий­ском, так как она пред­на­зна­ча­лась в первую оче­редь аме­ри­кан­ско­му чита­те­лю. В 1980 году в жур­на­ле «Атлан­тик» опуб­ли­ко­ва­ли его ста­тью «Играя в Игры». Она посвя­ще­на пред­сто­я­щим на тот момент Олим­пий­ским играм в Москве, кото­рые долж­ны были прой­ти на фоне втор­же­ния Совет­ской армии в Афга­ни­стан, а так­же ново­го вит­ка репрес­сий про­тив ина­ко­мыс­ля­щих. Неко­то­рые утвер­жде­ния авто­ра из этой ста­тьи в наше вре­мя кажут­ся вполне оче­вид­ны­ми и не тре­бу­ю­щи­ми дока­за­тельств, кое с чем мож­но поспо­рить — но в целом ста­тья выгля­дит акту­аль­ной даже в XXI веке, хотя всё ска­зан­ное в ней отно­сит­ся к собы­ти­ям более чем 40-лет­ней давности.

VATNIKSTAN пере­вёл эту ста­тью и отре­дак­ти­ро­вал для ком­форт­но­го чте­ния на рус­ском (не меняя смыс­лы и акценты).

Иофис Брод­ский в США

Раз­бор аргу­мен­тов за и про­тив Олим­пий­ских игр в Москве, в кото­ром утвер­жда­ет­ся, что тира­нию мож­но обна­ру­жить, про­ана­ли­зи­ро­вав акцент госу­дар­ства на спорте.

Если каж­дое сорев­но­ва­ние, как наста­и­ва­ют бихе­ви­о­ри­сты, явля­ет­ся лишь отго­лос­ком гон­ки спер­ма­то­зо­и­дов за место под солн­цем, Олим­пий­ские игры мож­но рас­смат­ри­вать как сво­е­го рода гигант­ское опло­до­тво­ре­ние. Это осо­бен­но важ­но, если при­нять во вни­ма­ние фор­му ста­ди­о­на и силу духа спортс­ме­нов. Как бы то ни было, в этих слу­ча­ях, преду­смот­ри­тель­но пред­при­ни­ма­е­мых раз в четы­ре года, ниче­го тако­го не замыш­ля­ет­ся; веро­ят­но, пото­му, что нет ниче­го менее лич­но­го, чем спорт. Вот где бихе­ви­о­рист­ское срав­не­ние рушит­ся, остав­ляя в бук­валь­ном смыс­ле осно­ва­ния для менее пло­до­твор­но­го, но более убе­ди­тель­но­го пути аутоэротизма.

Пуб­лич­ный по фор­ме и если не ауто­эро­ти­че­ский, то нар­цис­си­че­ский по сво­ей при­ро­де спорт име­ет мно­го обще­го с поли­ти­кой. На самом деле спорт — это поли­ти­ка: при­ми­тив­ная фор­ма демо­кра­тии, кото­рая, как тако­вая, вызы­ва­ет почти оди­на­ко­вую сте­пень носталь­гии у под­дан­ных как бюро­кра­ти­зи­ро­ван­ных рес­пуб­лик, так и тота­ли­тар­ных госу­дарств. Дей­стви­тель­но, с завя­зан­ны­ми гла­за­ми мож­но опре­де­лить тира­нию имен­но по акцен­ту госу­дар­ства на спор­те: уни­каль­ность физи­че­ской фор­мы — един­ствен­ный раз­ре­шён­ный там вари­ант индивидуализма.

В этом смыс­ле выбор Моск­вы как места для Олим­пий­ских игр 1980 года кажет­ся более под­хо­дя­щим, чем выбор Бер­ли­на в 1936 году. В кон­це кон­цов, Гер­ма­ния прак­ти­ко­ва­ла демо­кра­тию во вре­мя Вей­мар­ской рес­пуб­ли­ки, в то вре­мя как Рос­сия нико­гда не испы­ты­ва­ла ниче­го подоб­но­го; поэто­му её пре­дан­ность спор­ту более чистая и тоталь­ная. Прав­да, ино­гда эта тоталь­ность может пока­зать­ся чрез­мер­ной и при­ве­сти к мошен­ни­че­ству или вос­пи­та­нию спортс­ме­нов, как кастра­тов для ита­льян­ской опе­ры. Но в этом рус­ские не оди­но­ки, и про­све­щён­ный фанат все­гда най­дёт такие вещи милы­ми, а не воз­му­ти­тель­ны­ми. Это пре­не­бре­же­ние к чест­ной игре и откро­вен­ность в отно­ше­нии чело­ве­че­ско­го тела при­мер­но такие же дохри­сти­ан­ские, как и сами Игры.

Послед­нее — ещё одна при­чи­на, поче­му выбор Моск­вы кажет­ся более чем умест­ным. Несмот­ря на все её церк­ви (кото­рые тури­сты долж­ным обра­зом фото­гра­фи­ру­ют или фото­гра­фи­ру­ют­ся на их фоне) и тра­ди­ции само­ана­ли­за в лите­ра­ту­ре, стра­ну вряд ли мож­но счи­тать хри­сти­ан­ской, пото­му что она пол­но­стью лише­на инсти­ту­тов, отра­жа­ю­щих дух хри­сти­ан­ства, дух тер­пи­мо­сти. Но то, что пло­хо для души, не обя­за­тель­но пло­хо для тела и, без­услов­но, полез­но для спор­та, кото­рый явля­ет­ся пол­но­стью телес­ным делом. Тер­пи­мость, сми­ре­ние, чув­ство вины — они так же неумест­ны в спор­те и поли­ти­ке, как пти­цы в аквариуме.

Вид на Моск­ву. 1980‑е годы. Источ­ник: russiainphoto.ru

В спор­те и поли­ти­ке оди­на­ко­во важ­на побе­да, и имен­но здесь парал­лель угро­жа­ет раз­дво­ить­ся. Пока поли­тик борет­ся за власть, цель спортс­ме­на менее ося­за­е­ма. Мак­си­мум, кото­рый выби­ра­ет спортс­мен, — это золо­тая медаль или сла­ва, кото­рая исче­за­ет быст­рее газет­ных выре­зок. Если он доста­точ­но умён, то может, в кон­це кон­цов, пре­вра­тить своё золо­то в надёж­ную рабо­ту тре­не­ра или реклам­ные кон­трак­ты. Тем не менее, пока он сорев­ну­ет­ся, он нико­гда не руко­вод­ству­ет­ся ника­ким мир­ски­ми или пости­жи­мы­ми моти­ва­ми. Реву­щим зри­те­лям его стрем­ле­ние к побе­де кажет­ся бес­ко­рыст­ным, чистым и абстракт­ным до абсур­да. А ведь это имен­но то, что объ­еди­ня­ет спортс­ме­на и поли­ти­ка: абстракт­ное поня­тие побе­ды. Как иде­аль­ный спортс­мен стре­мит­ся к абсо­лют­ной, неоспо­ри­мой побе­де, так и иде­аль­ный поли­тик стре­мит­ся к абсо­лют­ной, неоспо­ри­мой вла­сти. Для людей в Крем­ле, кото­рые доби­лись послед­не­го, зре­ли­ще меж­ду­на­род­ной моло­дё­жи, сорев­ну­ю­щей­ся на зелё­ной тра­ве ста­ди­о­на — при­ят­ное, иде­а­ли­зи­ро­ван­ное эхо их про­шло­го, а так­же невин­ная мини­а­тю­ра буду­ще­го. Даже Неро­ну нико­гда не было так хорошо.

Един­ствен­ные люди, кото­рые могут быть недо­воль­ны Олим­пий­ски­ми игра­ми в Москве, — это совет­ские спортс­ме­ны. Их глав­ная, а ино­гда и един­ствен­ная при­чи­на уча­стия во всём этом — воз­мож­ность путе­ше­ство­вать за гра­ни­цу, видеть мир, при­об­ре­тать това­ры. Вме­сто это­го они долж­ны пере­иг­рать всех на соб­ствен­ном поле. Непри­ят­ная тав­то­ло­гия, и к тому же опас­ная, ведь если они про­иг­ра­ют дома, то риску­ют нико­гда не выехать за гра­ни­цу: они ста­нут обыч­ны­ми граж­да­на­ми. Сле­ду­ю­щий шанс может пред­ста­вить­ся им толь­ко через четы­ре года, а четы­ре года для спортс­ме­на так же страш­ны, как зав­траш­ний день для бабочки.

Вот поче­му они могут стать агрес­сив­ны­ми, без­жа­лост­ны­ми и играть гряз­но. Но опять же, зная их моти­вы, про­све­щён­ный фанат смо­жет насла­дить­ся этим как совре­мен­ной вер­си­ей рим­ской аре­ны, где рабы сра­жа­лись с дики­ми зве­ря­ми, что­бы стать сво­бод­ны­ми людь­ми. При­кос­но­ве­ние совре­мен­но­сти, модер­низ­ма в том, что на кону сво­бо­да вре­мен­ная: пара недель за границей.

Совет­ская сбор­ная на цере­мо­нии откры­тия Олим­пи­а­ды в Инсбру­ке. 1976 год. Источ­ник: East News

Но толь­ко рабу по силам оце­нить гло­ток сво­бод­но­го воз­ду­ха. Вот поче­му совет­ские спортс­ме­ны могут отно­сить­ся к ино­стран­ным кол­ле­гам если не как к диким зве­рям, то, по край­ней мере, как к глу­пым ослам, посколь­ку они воль­ны идти, куда им забла­го­рас­су­дит­ся. Что каса­ет­ся Моск­вы, то ино­стран­цы могут посе­тить её в любое вре­мя как тури­сты. Они глу­пые ослы, кото­рых долж­но наказать.

Кро­ме того, для насто­я­ще­го фана­та нечест­ная игра толь­ко урав­но­ве­ши­ва­ет всё пред­при­я­тие. Как и всё нетро­ну­тое, чистый спорт либо ску­чен, либо немыс­лим. Спорт яко­бы пора­жа­ет как самая чистая, нефунк­ци­о­наль­ная чело­ве­че­ская дея­тель­ность. В наших гла­зах спортс­мен боль­ше, чем кино­звез­да или даже модель, носи­тель чистой доб­ро­де­те­ли, огра­ни­чен­ной совер­шен­ством его тела, неза­пят­нан­ный умствен­ной рабо­той. Тем не менее каж­до­му ребён­ку, кото­рый бегал напе­ре­гон­ки с дру­зья­ми, зна­ко­мо разо­ча­ро­ва­ние от пора­же­ния и зависть к побе­ди­те­лю. Дру­ги­ми сло­ва­ми, суть спор­та доволь­но тём­ная: она свя­за­на с источ­ни­ком все­го зла — с пред­став­ле­ни­ем о том, что один чело­век луч­ше дру­го­го. Сам того не желая, спорт про­по­ве­ду­ет иерар­хию и пре­вос­ход­ство. И наобо­рот, нечест­ная игра может рас­смат­ри­вать­ся как сред­ство обес­пе­чить равен­ство, посколь­ку она уве­ли­чи­ва­ет шан­сы. Коро­че гово­ря, грязь унижает.

Это изряд­но уни­зи­ло Олим­пий­ские игры — до их нынеш­не­го ста­ту­са. Возь­мём, к при­ме­ру, весь этот вздор о «люби­те­лях» про­тив «про­фес­си­о­на­лов». Ни для кого не сек­рет, что спортс­ме­ны соци­а­ли­сти­че­ских стран полу­ча­ют зар­пла­ту. Если они не рекла­ми­ру­ют апель­си­но­вый сок по теле­ви­зо­ру, то это пото­му, что, когда нет сво­бод­но­го пред­при­ни­ма­тель­ства, нет смыс­ла что-либо рекла­ми­ро­вать, если, конеч­но, не хочет­ся созда­вать оче­ре­ди. Так­же обще­из­вест­но, что восточ­ные нем­цы выра­щи­ва­ют плов­цов и сприн­те­ров самым пере­до­вым науч­ным спо­со­бом, то есть года­ми пич­ка­ют их все­воз­мож­ны­ми гор­мо­на­ми, кото­рые, хотя и дают высо­кие резуль­та­ты, могут при­ве­сти к тому, что спортс­мен ино­гда будет путать бук­вы «Ж» и «M» на две­ри обще­ствен­но­го туа­ле­та. Но тогда это логи­че­ский конец цен­тра­ли­зо­ван­но­го пла­ни­ро­ва­ния, в чём и заклю­ча­ет­ся суть соци­а­лиз­ма. Пыт­ли­вый ум может даже усмот­реть в этом при­глу­шён­ный порыв соци­а­ли­сти­че­ской систе­мы к транс­ве­стиз­му. Но всё же, есть день­ги или нет, есть гор­мо­ны или нет, можем ли мы дей­стви­тель­но ска­зать, что чело­век, кото­рый под­ни­ма­ет 200 кило­грам­мов, люби­тель? И если можем, то сколь­ко дол­жен под­нять про­фес­си­о­нал? И како­во же тогда ваше опре­де­ле­ние монстра?

Давай­те посмот­рим прав­де в гла­за: спортс­ме­ны олим­пий­ско­го клас­са — все про­фес­си­о­на­лы, неза­ви­си­мо от того, из какой они стра­ны. Если бы они были люби­те­ля­ми, никто бы не запла­тил такую умо­по­мра­чи­тель­ную сум­му, что­бы посмот­реть на них. Вы бы поле­те­ли в Моск­ву, что­бы посмот­реть на люби­те­ля? Они про­фес­си­о­на­лы, хотя бы из-за сво­их резуль­та­тов. В кон­це кон­цов, что пло­хо­го в том, что­бы быть про­фес­си­о­на­лом? С каких это пор мы испы­ты­ва­ем непри­язнь к про­фес­си­ям и про­фес­си­о­на­лам? Про­фес­си­о­на­лы дают вам луч­шее, что есть, и имен­но поэто­му они сто­ят доро­же. Каж­дый про­да­ёт своё мастер­ство, а тот, кому не хва­та­ет мастер­ства, про­да­ёт тело. Имен­но это дела­ет про­фес­си­о­наль­ный спортс­мен: про­да­ёт поло­ви­ну, или две тре­ти, или три чет­вер­ти сво­е­го обна­жён­но­го тела. Что же каса­ет­ся того фак­та, что в слу­чае с тела­ми, спрос созда­ёт пред­ло­же­ние, а не наобо­рот — это нюанс может быть инте­ре­сен мора­ли­стам, но он усколь­за­ет от эко­но­ми­стов и потре­би­те­лей. Как рыноч­ный про­дукт, в силу сво­е­го заня­тия, про­фес­си­о­наль­ный спортс­мен отно­сит­ся к арти­стам-испол­ни­те­лям (в том чис­ле как нало­го­пла­тель­щик), не гово­ря уже об апло­дис­мен­тах и дру­гих фор­мах лести.

Одна­ко собра­ние про­фес­си­о­наль­ных испол­ни­те­лей в одном месте назы­ва­ет­ся «шоу». И 1980 год может стать отлич­ным момен­том, что­бы вне­сти ясность и пере­име­но­вать Олим­пий­ские игры в «Вели­кое меж­ду­на­род­ное спор­тив­ное шоу». Посту­пая так, мы, по край­ней мере, избе­жа­ли бы этих бес­смыс­лен­ных ссор из-за люби­те­лей и про­фес­си­о­на­лов. Кро­ме того, в буду­щем это может изба­вить при­ни­ма­ю­щие и участ­ву­ю­щие стра­ны, или обе, от неудобств пре­ры­ва­ния вой­ны или интер­вен­ции, в кото­рые они могут быть вовле­че­ны в дан­ный момент. Таким обра­зом, поли­ти­ка не будет мешать спор­ту, и шоу мож­но будет поста­вить где угод­но: в Чили, Кам­бод­же, Иране, Чехо­сло­ва­кии — да вы и сами може­те про­дол­жить. Оче­вид­ный недо­ста­ток такой пере­ме­ны — невоз­мож­ность при­ни­ма­ю­щей стра­ны отож­деств­лять себя с тра­ди­ци­он­ны­ми олим­пий­ски­ми досто­ин­ства­ми — может быть сто­крат­но ком­пен­си­ро­ван день­га­ми, ино­стран­ны­ми инве­сти­ци­я­ми в стро­и­тель­ство объ­ек­тов и так далее… Малые и даже круп­ные стра­ны извлек­ли бы из это­го огром­ную выго­ду, осо­бен­но те, чья валю­та не конвертируется.

Из серии «Москва вокруг Крем­ля». Фото Иго­ря Кра­вчен­ко. 1980‑е годы. Источ­ник: russiainphoto.ru

Когда тури­сты при­едут в Моск­ву на Олим­пий­ские игры это­го года, им при­дёт­ся обме­нять дол­ла­ры, фран­ки, мар­ки, лиры или что-то ещё на руб­ли. Для Совет­ско­го Сою­за это золо­тое дно, посколь­ку госу­дар­ствен­ное каз­на­чей­ство может печа­тать столь­ко руб­лей, сколь­ко поже­ла­ет. Для госу­дар­ствен­ной эко­но­ми­ки инфля­ция, какой бы реаль­ной она ни была, пред­став­ля­ет чисто учё­ный инте­рес. К тому же совет­ский уго­лов­ный кодекс содер­жит ста­тью, запре­ща­ю­щую выво­зить руб­ли из стра­ны, а так­же вво­зить их. Кро­ме того, вы може­те обме­нять руб­ли обрат­но на свою твёр­дую валю­ту толь­ко в аэро­пор­ту и по уста­нов­лен­но­му госу­дар­ством кур­су, кото­рый не име­ет ника­ко­го отно­ше­ния к реаль­ной сто­и­мо­сти руб­ля, посколь­ку у него её нет.

Что каса­ет­ся объ­ек­тов, Москва стро­ит их само­сто­я­тель­но. То есть дизайн, чер­те­жи, даже мате­ри­а­лы и над­зор могут быть ино­стран­ны­ми (из Фин­лян­дии или из Восточ­ной Гер­ма­нии, чьи ноу-хау пре­вос­хо­дят совет­ские), но элек­три­че­ские и теле­фон­ные линии уста­нав­ли­ва­ют­ся рос­сий­ски­ми спе­ци­а­ли­ста­ми. Это рус­ские не могут дове­рить нико­му, и воз­ни­ка­ет вопрос поче­му. Воз­мож­но, они хотят, что­бы их Олим­пий­ская дерев­ня име­ла наци­о­наль­ный коло­рит, но, как люди утон­чён­ные, не хотят пока­зать­ся слиш­ком баналь­ны­ми. Это может быть ещё одной при­чи­ной, поче­му Олим­пий­ская дерев­ня в Москве не будет иметь ниче­го обще­го с обыч­ной рус­ской дерев­ней (что, пожа­луй, и к луч­ше­му). С дру­гой сто­ро­ны, олим­пий­ские дерев­ни име­ют мало обще­го с насто­я­щи­ми дерев­ня­ми, неза­ви­си­мо от того, в какой стране нахо­дят­ся. Что каса­ет­ся древ­ней дерев­ни Олим­пия, места про­ве­де­ния пер­вых Игр, где спортс­ме­ны жили в палат­ках и мылись в ручьях, то един­ствен­ная кате­го­рия людей, суще­ству­ю­щих в подоб­ных усло­ви­ях в Совет­ском Сою­зе, — это заклю­чён­ные ГУЛАГа.

Основ­ная при­быль, одна­ко, посту­па­ет не от тури­стов, стро­и­тель­ства или уве­ли­че­ния в четы­ре раза цен на авиа­би­ле­ты, оте­ли и биле­ты на меро­при­я­тия (кото­рые нуж­но купить за шесть меся­цев до собы­тия), а от меж­ду­на­род­ных сетей, кото­рые пла­тят мил­ли­о­ны за транс­ля­цию Игр. Дни, когда Тре­тье­му рей­ху при­хо­ди­лось пла­тить Лени Рифен­шталь за про­ве­де­ние Олим­пи­а­ды, дав­но про­шли. Сего­дня теле­ви­зи­он­ные сети пла­тят при­ни­ма­ю­ще­му госу­дар­ству за пра­во выпол­нять рабо­ту Рифеншталь.

За пол­мил­ли­ар­да дол­ла­ров одних толь­ко теле­ви­зи­он­ных прав мож­но побыть немно­го нечест­ны­ми и всё рав­но назы­вать это Олим­пи­а­дой. Мож­но про­сто утвер­ждать, что олим­пий­ские коль­ца оши­боч­но при­ни­ма­ют за нули. Но на самом деле СССР стре­мит­ся не к день­гам — ему нужен пре­стиж. При­ни­мая у себя Олим­пий­ские игры, Москва может — или так дума­ют в Крем­ле — пожи­нать поли­ти­че­ские пло­ды. Такое отно­ше­ние само по себе чрез­вы­чай­но крас­но­ре­чи­во и мог­ло бы, конеч­но, объ­яс­нять­ся глу­бо­ким рус­ским про­вин­ци­а­лиз­мом, если бы не его сход­ство с пози­ци­ей док­то­ра Геб­бель­са в 1936 году. В то вре­мя как в любой нор­маль­ной стране к Олим­пиа­де отнес­лись бы как к зна­чи­мо­му обще­ствен­но­му собы­тию — вели­ко­леп­но­му пред­став­ле­нию, зре­ли­щу, — и в Бер­лине 1936 года, и в Москве 1980 года её оце­ни­ва­ют как госу­дар­ствен­ное дело, как аспект внеш­ней политики.

Каж­дое тота­ли­тар­ное госу­дар­ство, како­го бы раз­ме­ра оно ни дости­га­ло, бес­по­ко­ит­ся о сво­ём фаса­де. Дело не столь­ко в тще­сла­вии, сколь­ко в неуве­рен­но­сти. Пока суще­ству­ет пусть и сокра­ща­ю­ще­е­ся сооб­ще­ство демо­кра­ти­че­ских стран, такое госу­дар­ство все­гда будет пре­сле­до­вать чув­ство соб­ствен­ной неле­ги­тим­но­сти. На всём про­тя­же­нии суще­ство­ва­ния оно будет искать новые фор­мы при­зна­ния. Ни одна из этих форм, конеч­но, нико­гда не будет доста­точ­ной, пото­му что чув­ство неле­ги­тим­но­сти лечит­ся толь­ко одним спо­со­бом — сво­бод­ны­ми выбо­ра­ми. Не при­ме­няя такое лекар­ство, тота­ли­тар­ное госу­дар­ство пыта­ет­ся при­ту­пить чув­стви­тель­ность граж­дан, изоб­ра­жая сво­бод­ное госу­дар­ство. Поэто­му оно будет наста­и­вать на член­стве во все­мир­ных орга­ни­за­ци­ях, шить соб­ствен­ные синие джин­сы и назы­вать сво­е­го лиде­ра пре­зи­ден­том. Про­ве­де­ние Олим­пий­ских игр — сле­ду­ю­щий логи­че­ский шаг, посколь­ку глав­ная амби­ция любой дик­та­ту­ры — пока­зать себя corpore sano (в здо­ро­вом теле).

Это, конеч­но, поли­ти­ка, и при­том бес­стыд­ная; но Олим­пи­а­да с само­го нача­ла озна­ча­ла поли­ти­ку. 27 веков назад Игры при­ду­мал царь Эли­ды в попыт­ке пре­рвать вой­ну, раз­ди­рав­шую Пело­пон­нес­ский полу­ост­ров. Игры вре­ме­нем пере­ми­рия, и спортс­ме­ны вою­ю­щих сто­рон не долж­ны были допус­кать­ся к ним. Идея заклю­ча­лась в том, что, как толь­ко ору­жие сло­жат, его боль­ше не возь­мут. Отсю­да и при­вле­ка­тель­ность Игр, хотя то, что рабо­та­ло до нашей эры, похо­же, не рабо­та­ет в нашу. Тем не менее мож­но дока­зы­вать, что мир меня­ет­ся, а спорт — нет, что поли­ти­ка при­хо­дит и ухо­дит, а полёт копья оста­ёт­ся полё­том копья, что если гре­ки исполь­зо­ва­ли Игры в поли­ти­че­ских целях, что пло­хо­го в том, что рус­ские дела­ют то же самое? Пусть про­па­ган­ди­ру­ют, какой миро­лю­би­вый и про­грес­сив­ный СССР. А что каса­ет­ся дес­по­тиз­ма совет­ско­го режи­ма — что ж, все поли­ти­че­ские систе­мы дес­по­тич­ны: у них есть госу­дар­ствен­ная без­опас­ность, у нас есть инфля­ция. По край­ней мере, с их без­опас­но­стью не повто­рит­ся мюн­хен­ский тер­акт 1972 года.

Так, мож­но себе пред­ста­вить, думал Меж­ду­на­род­ный олим­пий­ский коми­тет (МОК), когда он назна­чил Олим­пи­а­ду в Моск­ву. В одном коми­тет был прав: эти Игры будут самы­ми без­опас­ны­ми в исто­рии, и не толь­ко пото­му, что госу­дар­ствен­ная служ­ба без­опас­но­сти навод­нит это место людь­ми в штат­ском, но и пото­му, что огром­ное чис­ло полу­об­на­жён­ных совет­ских спортс­ме­нов сами явля­ют­ся сотруд­ни­ка­ми Мини­стер­ства внут­рен­них дел, кото­рое спон­си­ру­ет круп­ней­ший спор­тив­ный клуб, так назы­ва­е­мое «Дина­мо». Вто­рым по вели­чине явля­ет­ся ЦСКА — Цен­траль­ный спор­тив­ный клуб армии, кото­рый при­над­ле­жит Мини­стер­ству обо­ро­ны. Так что меж­ду сол­да­том и копом долж­но быть доста­точ­но без­опас­но. Кро­ме того, ни Орга­ни­за­ция осво­бож­де­ния Пале­сти­ны, ни любая дру­гая экс­тре­мист­ская груп­пи­ров­ка не осме­ли­лись бы про­де­лы­вать свои трю­ки в Москве: кор­мя­щую руку не куса­ют. И нако­нец, исполь­зо­вать тер­ро­ризм на тер­ри­то­рии СССР было бы тавтологией.

Пото­му, как бы непри­стой­но ни зву­ча­ла идея ассо­ци­и­ро­вать СССР и Древ­нюю Гре­цию, выбор МОК Моск­вы для XXII Олим­пий­ских игр кажет­ся логич­ным и умест­ным. Если поду­мать, поче­му чле­ны МОК долж­ны быть осво­бож­де­ны от все­об­щей мораль­ной дегра­да­ции? В кон­це кон­цов, они быв­шие спортс­ме­ны, а «одна­жды спортс­мен — все­гда спортс­мен». Ино­гда им даже уда­ва­лось ока­зать­ся на высо­те и, напри­мер, запре­тить южно­аф­ри­кан­ским спортс­ме­нам участ­во­вать в Играх из-за апар­те­ида в Южной Афри­ке. Впро­чем, похо­же, это пол­но­стью обес­си­ле­ло их. Ни совет­ские втор­же­ния в Вен­грию и Чехо­сло­ва­кию (оба в олим­пий­ские годы: 1956‑й и 1968‑й), ни посто­ян­ные нару­ше­ния прав чело­ве­ка (как отдель­ных людей, так и целых наци­о­наль­но­стей) в СССР и его сател­ли­тах ни разу не заста­ви­ли бла­го­род­ный коми­тет даже шик­нуть. Конеч­но, мож­но воз­ра­зить, что эти втор­же­ния про­ис­хо­ди­ли осе­нью, то есть когда Игры закан­чи­ва­лись, но при­го­во­ры поли­ти­че­ским заклю­чён­ным исчис­ля­ют­ся десятилетиями.

Совет­ские сол­да­ты под Кабу­лом. 7 янва­ря 1980 года

Одна­ко на этот раз СССР опло­шал и вторг­ся в дру­гую стра­ну до нача­ла Игр. Кро­ме того, он бро­сил в тюрь­му сот­ни дис­си­ден­тов, сре­ди кото­рых несколь­ко пра­во­слав­ных свя­щен­ни­ков, и отпра­вил лау­ре­а­та Нобе­лев­ской пре­мии мира Андрея Саха­ро­ва во внут­рен­нюю ссыл­ку. Впро­чем, чле­нам МОК это­го мало, и они наста­и­ва­ют на сво­ём выбо­ре горо­да. Инте­рес­но, чего будет доста­точ­но для этих спортс­ме­нов — хотя, зная про­шлые рекор­ды коми­те­та, раз­мыш­лять о такой пер­спек­ти­ве непри­ят­но. Ещё в нояб­ре 1939 года Меж­ду­на­род­ный олим­пий­ский коми­тет, «неза­ви­си­мо от поли­ти­че­ских сооб­ра­же­ний и имея в виду исклю­чи­тель­но инте­ре­сы спор­та и олим­пий­ско­го дви­же­ния», наста­и­вал про­ве­сти Зим­ние Олим­пий­ские игры 1940 года в бавар­ских Аль­пах, куда МОК пере­нёс их из Сант-Мори­ца (Швей­ца­рия. — Прим. ред.) по лич­но­му рас­по­ря­же­нию фюре­ра. Потре­бо­ва­лось, что­бы мини­стер­ство ино­стран­ных дел Гер­ма­нии уве­до­ми­ло МОК, а не наобо­рот, что по состо­я­нию на 24 нояб­ря 1939 года Игры отме­ня­ют­ся (Вто­рая миро­вая вой­на нача­лась в сен­тяб­ре 1939 года).

Но граф Байе-Латур из Бель­гии, тогдаш­ний пре­зи­дент МОК, не был поли­ти­ком, как и лорд Кил­ла­нин из Ирлан­дии, его нынеш­ний пре­зи­дент. В свою оче­редь, поли­ти­ки того вре­ме­ни были теми же, кем явля­ют­ся и сей­час, — оппор­ту­ни­ста­ми. Это сно­ва объ­еди­ня­ет спорт и поли­ти­ку, не толь­ко пото­му, что ничто не свя­зы­ва­ет так тес­но, как мораль­ная глу­пость, но и в силу пуб­лич­ной нар­цис­си­че­ской при­ро­ды этих видов дея­тель­но­сти. Для нар­цис­са нет ниче­го важ­нее глад­кой поверхности.

Май­кл Мор­рис, 3‑й барон Кил­ла­нин — пре­зи­дент олим­пий­ско­го коми­те­та с 1972-го по 1980 год. Ушёл в отстав­ку неза­дол­го до нача­ла Игр в Москве

И всё же, лег­че изви­нить бель­гий­ско­го гра­фа и его кол­лег за их дей­ствия 40 лет назад, чем лор­да Кил­ла­ни­на и, ска­жем, нынеш­нюю фран­цуз­скую адми­ни­стра­цию. Что в самом деле эти люди в 1939 году мог­ли знать о тота­ли­та­риз­ме? Рейх был молод, сама идея тота­ли­тар­но­го госу­дар­ства была доволь­но све­жей. И мир вокруг, каза­лось, ста­но­вил­ся рес­пуб­ли­кан­ским. Ядо­ви­тый газ «Цик­лон Б» ещё не изоб­ре­ли, а что каса­ет­ся пре­сле­до­ва­ния евре­ев, так неко­то­рые чле­ны МОК сами были анти­се­ми­та­ми. Во вся­ком слу­чае, в те дни анти­се­ми­тизм ещё не был ском­про­ме­ти­ро­ван Гит­ле­ром. Австрия? Чехо­сло­ва­кия? Рейн­ская область? Но раз­ве их жите­ли не гово­ри­ли по-немец­ки? Что каса­ет­ся Поль­ши, то там были эти бри­тан­ские гаран­тии её неза­ви­си­мо­сти. В кон­це кон­цов, когда дело дохо­дит до буду­ще­го, даже цыгане тер­пят неудачу.

И всё же то, что было буду­щим для люби­те­лей спор­та и госу­дар­ствен­ных дея­те­лей в 1939 году, оста­лось в про­шлом для их кол­лег в 1980 году. Сей­час идея тота­ли­тар­но­го госу­дар­ства ста­ла слиш­ком при­выч­ной реаль­но­стью. Если суще­ству­ет олим­пий­ский рекорд по тира­нии, как по сте­пе­ни, так и по про­дол­жи­тель­но­сти, то СССР выиг­ры­ва­ет золо­то. Прав­да, из-за сво­е­го воз­рас­та он вряд ли повто­рит цикл Тре­тье­го рей­ха; но это, пожа­луй, един­ствен­ная гаран­тия. Вооб­ще, неве­рие в спо­соб­ность исто­рии повто­рять­ся — слиш­ком малень­кая звез­да, что­бы ори­ен­ти­ро­вать­ся по ней, посколь­ку исто­рия — пло­хой моде­льер и склон­на к тав­то­ло­гии. Как и у муж­чин, у исто­рии не так уж мно­го вари­ан­тов, а врож­дён­ная жёст­кость тота­ли­тар­но­го госу­дар­ства зна­чи­тель­но их сокра­ща­ет. В шесть раз стар­ше нацист­ской Гер­ма­нии в 1939 году и бог зна­ет во сколь­ко раз пре­вос­хо­дя­щий её в воен­ном отно­ше­нии СССР, каза­лось бы, дол­жен был при­ду­мать что-то получ­ше, чем Док­три­на Бреж­не­ва, кото­рая явля­ет­ся все­го лишь бала­ла­еч­ной вер­си­ей всё того же дав­ниш­не­го раз­гла­голь­ство­ва­ния о Lebensraum («жиз­нен­ное про­стран­ство» — тер­мин, кото­рый нем­цы исполь­зо­ва­ли для оправ­да­ния экс­пан­сии с 1890‑х до 1940‑х годов. — Прим. ред.).

Если бы оппо­зи­ция МОК по бой­ко­ту Олим­пий­ских игр про­ис­те­ка­ла из рас­ка­я­ния и само­осуж­де­ния за то, что рань­ше столь­ко кри­ков не под­ни­ма­лось, это мож­но было бы понять (хотя такая интер­пре­та­ция под­ра­зу­ме­ва­ла бы чув­стви­тель­ность, незна­ко­мую МОК). Одна­ко дело в том, хотя спортс­ме­ны и поли­ти­ки ред­ко пре­успе­ва­ют в исто­рии, в гео­гра­фии они тоже не силь­ны, хотя бы пото­му, что полу­чить визу для таких путе­ше­ствен­ни­ков не про­бле­ма. Поэто­му такое место, как Афга­ни­стан, для них слиш­ком дале­ко и име­ет слиш­ком мало зна­че­ния, что явля­ет­ся совер­шен­но джентль­мен­ской вик­то­ри­ан­ской пози­ци­ей с оче­вид­ным расист­ским подтекстом.

Нач­нём с того, что насе­ле­ние Афга­ни­ста­на не совсем белое. Но расизм каса­ет­ся не толь­ко цве­тов: он начи­на­ет­ся с отка­за чело­ве­ка отож­деств­лять себя с дру­ги­ми людь­ми. Таким обра­зом, чехи, поля­ки, вен­гры и румы­ны такие же undermensch («недо­че­ло­ве­ки». — Прим. ред.), как и афган­цы. Или, если уж на то пошло, как рус­ские. Поэто­му то, что про­изо­шло в Афга­ни­стане, было, по сути, делом «недо­че­ло­ве­ков», посколь­ку такие вещи не про­ис­хо­дят, ска­жем, в Ирлан­дии. Точ­но так же назна­че­ние Олим­пи­а­ды в Москве ука­зы­ва­ет на то, что даже отста­ю­щим сле­ду­ет дать шанс, что даже расист­ский ум не совсем сво­бо­ден от слу­чай­ных угры­зе­ний сове­сти. Инте­рес­но, пони­ма­ют ли это в Кремле.

В нынеш­них обсто­я­тель­ствах есть толь­ко одна вес­кая при­чи­на про­во­дить Олим­пи­а­ду в Москве: окон­ча­тель­но дис­кре­ди­ти­ро­вать Игры, что было бы не такой уж пло­хой иде­ей — одной ложью мень­ше. С дру­гой сто­ро­ны, у нас оста­лось не так уж мно­го иллю­зий, так поче­му бы не попы­тать­ся спа­сти эту? Един­ствен­ный спо­соб сде­лать это — бой­ко­ти­ро­вать Олим­пий­ские игры, посколь­ку это при­даст спор­ту види­мость угры­зе­ний сове­сти. Про­сто труд­но оце­ни­вать спор­тив­ное мастер­ство и без­упреч­ные тела, когда про­ис­хо­дят убий­ства: шоу ста­но­вит­ся чуть-чуть болезненным.

Сле­ду­ет вне­сти ясность, что, хотя бой­кот и ини­ци­и­ро­ван Соеди­нён­ны­ми Шта­та­ми, у него нет ниче­го обще­го с поли­ти­кой силы. Ибо как фор­ма воз­мез­дия это сла­бо­ва­то и почти непри­стой­но: «Ах, я не соби­ра­юсь играть с тобой в тен­нис, пото­му что ты убий­ца!» Это не выве­дет совет­ские вой­ска из Афга­ни­ста­на и не впе­чат­лит совет­скую обще­ствен­ность. Даже если никто не при­е­дет, Сове­ты про­дол­жат Игры и, при усло­вии, что они полу­чат горст­ку спортс­ме­нов, всё рав­но назо­вут это Олим­пи­а­дой. Они могут даже нанять коман­ду афган­цев и поз­во­лить им выиг­рать сереб­ро в воль­ной борь­бе. Дру­ги­ми сло­ва­ми, при­чи­на бой­ко­та Олим­пий­ских игр не в том, что­бы предот­вра­тить убий­ство, а в том, что­бы избе­жать соуча­стия в нём.

Это всё, что чело­век всё ещё может себе поз­во­лить, и это реше­ние — бой­ко­ти­ро­вать Игры в Москве или нет — дол­жен при­ни­мать сам чело­век, а не его клуб или наци­о­наль­ный олим­пий­ский коми­тет, и уж точ­но не его пра­ви­тель­ство. В крат­чай­шие сро­ки гла­вы госу­дарств собе­рут­ся где-нибудь в Пари­же или Вар­ша­ве (поче­му не в Мюн­хене?) и вос­ста­но­вят раз­ряд­ку, сотруд­ни­че­ство, доб­рую волю и мно­гое дру­гое. Будут под­пи­са­ны доку­мен­ты, гаран­ти­ру­ю­щие окон­ча­тель­ную неза­ви­си­мость Афга­ни­ста­на и вывод совет­ских войск в обмен на отме­ну санк­ций США на про­да­жу зер­на. Нико­му не нра­вит­ся нынеш­няя атмо­сфе­ра напря­жён­но­сти, поэто­му ста­тус-кво будет вос­ста­нов­лен для всех — за исклю­че­ни­ем погиб­ших афган­цев. Так что луч­ше посо­ве­то­вать­ся со сво­ей совестью.

Эти Олим­пий­ские игры хоро­ши тем, что под­ни­ма­ют такие вопро­сы. На цере­мо­нии закры­тия в Лейк-Плэ­си­де пре­зи­дент МОК лорд Кил­ла­нин похва­лил спорт за то, что он «обес­пе­чи­ва­ет един­ство меж­ду людь­ми вне огра­ни­че­ний нации, расы и веро­ис­по­ве­да­ния». Так вот, это худ­ший вид дема­го­гии: при всей сво­ей воз­вы­ша­ю­щей непо­сле­до­ва­тель­но­сти она сво­дит людей к их телам. Дей­стви­тель­но объ­еди­нять людей может эти­ка, и не столь­ко за счёт пре­одо­ле­ния ука­зан­ных огра­ни­че­ний, сколь­ко за счёт их иско­ре­не­ния. И в отли­чие от преды­ду­щих, XXII Олим­пий­ские игры пред­ла­га­ют участ­ни­кам воз­мож­ность сде­лать эти­че­ский выбор, то есть оду­ше­вить тело, посколь­ку эти­че­ский выбор при­во­дит в дви­же­ние чело­ве­че­скую психику.

То, как высо­ко или низ­ко люди ищут общий зна­ме­на­тель, опре­де­ля­ет их фак­ти­че­скую судь­бу. Фор­му­ла Кил­ла­ни­на пол­на не столь­ко един­ства, сколь­ко еди­но­об­ра­зия. Воз­мож­но, доб­рый гос­подь при­ни­ма­ет одно за дру­гое, как это про­ис­хо­дит в Москве. Но даже в Москве раз­рыв меж­ду физи­че­ским и духов­ным не завер­шён: послед­нее заме­ня­ет идео­ло­гия. Это то, что, по-види­мо­му, озна­ча­ет выра­же­ние «высо­ко моти­ви­ро­ван­ный спортс­мен». И имен­но поэто­му мы можем в ито­ге заме­нить спор­тив­ное мастер­ство эти­кой. Мяг­ко гово­ря, имен­но так и будет в Москве: там будет мно­го высо­ко моти­ви­ро­ван­ных спортс­ме­нов, осо­бен­но совет­ских и восточногерманских.

Основ­ная кон­ку­рен­ция раз­вер­нёт­ся меж­ду эти­ми дву­мя наци­о­наль­но­стя­ми. И хотя у рус­ских и нем­цев мно­го ста­рых счё­тов, кото­рые нуж­но све­сти, по суще­ству их про­ти­во­сто­я­ние совер­шен­но излишне, пото­му что оба обще­ства пред­став­ля­ют собой модер­ни­зи­ро­ван­ную вер­сию «ново­го поряд­ка». Если бы не страх про­бу­дить непри­ят­ные вос­по­ми­на­ния, эти Игры с таким же успе­хом мож­но было бы про­ве­сти в Восточ­ном Бер­лине. С дру­гой сто­ро­ны, при­ни­мая во вни­ма­ние пове­де­ние СССР на про­тя­же­нии шести деся­ти­ле­тий, осо­бен­но в послед­нее вре­мя, Игры в Москве точ­но так же запят­на­ют их имя. Ника­кие плю­ше­вые миш­ки с олим­пий­ски­ми коль­ца­ми не помо­гут. Коль­ца в их лапах напо­ми­на­ют наручники.

Стра­ны, объ­явив­шие бой­кот Олим­пий­ским играм: в 1976 году — жёл­тым, в 1980 году — синим, в 1984 году — красным

«Бой­кот», пожа­луй, слиш­ком силь­ное назва­ние для весь­ма про­сто­го дела — нику­да не ехать. Игры, как и филь­мы, обыч­но про­пус­ка­ют, а не бой­ко­ти­ру­ют. Их мож­но отло­жить или пере­не­сти в дру­гое место. Напри­мер, в Гре­цию, хотя хоте­лось бы изба­вить Гре­цию от меж­ду­на­род­но­го пани­че­ско­го бег­ства. Что бы ни гово­ри­ли офи­ци­аль­ные лица МОК, ещё не позд­но най­ти дру­гое место. Позд­но толь­ко для тех, кто запла­тил за посе­ще­ние, или для тех, кому орга­ни­за­то­ры Игр пла­тят за посе­ще­ние. Спортс­ме­ны, надо наде­ять­ся, не при­над­ле­жат ни к одной из кате­го­рий. Или пере­не­сти Игры в Кабул: это может быть не очень без­опас­но для спортс­ме­нов, но для афган­цев это было бы намно­го без­опас­нее, чем Игры в Москве. Кро­ме того, это было бы очень созвуч­но пер­во­на­чаль­но­му духу Олим­пий­ских игр. Одна­ко жаль, что будут про­ста­и­вать все заме­ча­тель­ные соору­же­ния, кото­рые Сове­ты постро­и­ли в сто­ли­це. Так что, если дело дой­дёт до худ­ше­го, Олим­пий­ские игры в Москве мож­но про­сто отло­жить до 1984 года.


Читай­те так­же «Алфа­вит Иоси­фа Брод­ско­го»

Поделиться