С 1936 по 1955 год любые аборты в СССР были запрещены. Однако многократно доказано, что подобный запрет работает не так, как задумывают его организаторы: число легальных абортов действительно заметно снижается, но число нелегальных кратно растёт — вместе с женской смертностью. За аборт полагалась уголовная ответственность: и для врачей (или тех, кто делал аборт, — не всегда это были люди с медицинским образованием), и для женщин.
В издательстве «Альпина Паблишер» вышла книга Евы Меркачёвой «Чисто российское преступление. Самые громкие и загадочные уголовные дела XVIII–XX веков». Это масштабное исследование посвящено самым резонансным уголовным делам в истории России. Автор, известная правозащитница и журналистка, глубоко погружается в мир преступлений, раскрывая как широко известные, так и ранее засекреченные дела. Публикуем одну из глав книги о разбирательстве в блокадном Ленинграде: врача, медсестру и пациентку судили за аборт, однако адвокат весьма неординарно подошёл к стратегии защиты.
Уникальное дело об аборте
В июне 1944 года в Ленинграде слушалось уникальное уголовное дело — о незаконном аборте во время блокады. Единственное в своём роде. Оно дошло до Верховного суда РСФСР. Взявшийся защищать женщину талантливый юрист требовал от государства доказать: а была ли она вообще беременна? В распоряжение автора попал приговор, который сегодня даже трудно себе вообразить. Явное ноу-хау — утверждение, что судом не было установлено достаточных доказательств беременности.
На скамье подсудимых оказались трое: главврач поликлиники, где произошло (по тогдашним законам) преступление, медсестра и их пациентка. Медсестра вину признала, а ленинградка, избавившаяся от нежелательной беременности на маленьком сроке, — нет. Врач — а это был знаменитый медик-шахматист Фёдор Скляров, который ранее стал победителем блокадного турнира, — с обвинением согласился лишь частично.
Аборт как преступление
«Дело № 92. Судебная коллегия по уголовным делам города Ленинграда, 28 июня 1944 года. Открытое заседание». Этими словами начинается вердикт двум медикам и одной пациентке, написанный чернилами на типографском бланке с шапкой «ПРИГОВОР».
Почему такой процесс вообще стал возможен? Дело в том, что постановлением ЦИК и СНК СССР от 27 июня 1936 года аборты в СССР были запрещены. И речь не только о подпольных операциях, которые проводились на дому либо людьми без медицинского образования.
Запрещалось делать аборты даже в условиях поликлиники или больницы. Единственным исключением было прерывание беременности для сохранения жизни матери, а также при наличии передающихся по наследству тяжёлых заболеваний. Всё иное подпадало под статью 140 УК РСФСР. Причём уголовной ответственности подлежали не только лица, производившие аборт, но и их пациентки.
Инициаторами столь жёстких правил якобы были сами трудящиеся женщины, что звучало довольно цинично: ведь именно у них было отобрано право распоряжаться своей судьбой. Но чего не сделаешь ради «общей цели»… Как писал заместитель генерального прокурора, председатель юридической коллегии Верховного суда СССР Арон Сольц:
«Нам нужны всё новые и новые борцы — строители этой жизни. Нам нужны люди. <…> Аборт — это злое наследие того порядка, когда человек жил узко-личными интересами, а не жизнью коллектива… В нашей жизни не может быть разрыва между личным и общественным. У нас даже такие, казалось бы, интимные вопросы, как семья, как рождение детей, из личных становятся общественными».
Как бы то ни было, число официальных абортов резко пошло на спад. Если в первой половине 1936 года — до запрета — их в Ленинграде было сделано почти 44 000, то во второй половине оказалось всего около 700.
В годы Великой Отечественной войны никаких изменений в законодательство в плане абортов внесено не было — они оставались запрещены. Но жизнь шла своим чередом, люди продолжали любить друг друга, женщины беременели. Если решали избавляться от плода — обращались к знакомым медикам по крайней мере за советом. Никто не думал, что за это могут привлечь к уголовной ответственности. До того ли всем было, когда вокруг свистели пули, разрывались снаряды, царили разруха и голод!
В Ленинграде, где во время блокады люди умирали ежедневно и это являлось страшной нормой, тема абортов даже не обсуждалась. Никого за них не сажали.
— Это уголовное дело по незаконному производству аборта для нас уникально уже тем, что оно единственное, — говорит руководитель Объединённой пресс-службы судов Санкт-Петербурга Дарья Лебедева. — Других нет. И, кстати, нет их ни до войны, ни после. А запрет на аборты действовал вплоть до 1955 года.
Шахматный доктор
Итак, кто же они, обвиняемые по этому делу?
34-летний главный врач поликлиники № 34 Петроградского района города Ленинграда Фёдор Скляров. Беспартийный, несудимый, с высшим образованием, женат, имеет ребёнка четырёх лет. В материалах дела сказано также, что он уроженец города Чугуева. Всё сходится — этот тот самый легендарный врач-шахматист.
Про шахматные турниры в блокадном Ленинграде и про то, как они помогали людям выжить, стоило бы написать отдельную книгу. С началом войны проводились турниры в военных госпиталях, в Доме офицеров. Каждый новый год блокады приносил новые потери среди ленинградских шахматистов. Но те, кто оставался в живых, не сдавались. XVII чемпионат Ленинграда проводился в 1943 году и для врача Фёдора Склярова стал особенным. Доктор занял первое место с результатом семь из восьми, после чего даже попал на страницы советских энциклопедий.
Последний военный чемпионат состоялся в 1944 году, уже после снятия блокады, и Скляров там занял второе место. К слову, с шахматами он не расставался ни до приговора, ни после. В 1952 году был врачом сборной СССР на Всемирной шахматной олимпиаде.
Но вернёмся к делу. В приговоре указано, что Скляров имеет медаль «За оборону Ленинграда», орден «Знак Почёта» и значок отличника здравоохранения.
Другая обвиняемая — 36-летняя медсестра Неонила Горбачёва. Известно, что она разрывалась между двумя работами — в поликлинике и вендиспансере. Тоже была награждена медалью «За оборону Ленинграда».
И, наконец, пациентка — 29-летняя уроженка Ленинграда, литовка по национальности Зенона Ширко. Работала бригадиром в Ленэнерго, имела на иждивении трёхлетнего сына.
Фабула преступления такова, что его и за криминальное деяние трудно принять. Как гласят материалы дела, в декабре 1943 года Ширко пришла к главврачу поликлиники, рассказала, что, скорее всего, беременна, срок пять-шесть недель. Точно она утверждать не могла. Женщина попросила доктора помочь. Тот вызвал медсестру, которая ввела пациентке раствор йода. Всё. Хотя нет — Скляров ещё выписал пациентке бюллетень с фальшивым диагнозом «грипп» сроком на четыре дня. Ширко, как утверждает следствие, расплатилась с врачом и медсестрой продуктами (сложно даже представить их ценность в то время).
В материалах дела ничего не сказано про то, кто обратился в милицию. Судя по всему, это были злопыхатели или завистники Склярова. Аноним сообщил, что врач в своей поликлинике делает аборты и ему за это платят едой.
Следствие начало разбираться. Надавили на медсестру Горбачёву, та припомнила ещё два случая. Но личность одной из пациенток следствие так и не установило, а вторая заявила суду, что аборт действительно делала, но не у Склярова, а в ином медицинском учреждении.
Так что суд рассматривал один-единственный эпизод, связанный с Ширко. Она и её адвокат Райхман подняли вопрос: была ли вообще беременность? Доцент 1‑го медицинского института по фамилии Глаз, выступивший на суде в качестве эксперта, заявил, что на сроке пять-шесть недель достоверно установить это нельзя. УЗИ и тестов в то время, понятное дело, не существовало.
«А если не было беременности, то и аборта фактически не было. За что тогда судить всех этих уважаемых людей, защитников Ленинграда, товарищи судьи?!» — примерно так провозглашал защитник.
Тем не менее суд приговорил Склярова к одному году исправительно-трудовых работ с удержанием 25% заработка, медсестру Горбачёву — к трём годам условно, а Ширко — к общественному порицанию (был в те годы такой вид наказания).
Только 5 августа 1954 года указом Президиума Верховного Совета СССР была отменена уголовная ответственность беременных за производство аборта.
Ширко подала кассационную жалобу в Верховный суд РСФСР. Высшие судьи долго думали — а можно ли действительно доказать беременность в пять-шесть недель?
Пришли к интересному выводу: нельзя признать, что Ширко была беременна, но нельзя и признать, что она беременной не была, однако аборт как медицинский акт произошёл, чего никто не отрицает. Верховный суд также обратил внимание, что вначале Ширко признавала беременность и только потом поставила её под сомнение (вероятно, по совету адвоката). В общем, приговор оставили в силе.
— Обратите внимание на работу адвоката, который готовил и подавал жалобу в Верховный суд, — говорит Дарья Лебедева. — Это было абсолютное ноу-хау — утверждать, что судом не установлено достаточно доказательств беременности как таковой. Нельзя судить женщину, которая пришла делать аборт, но беременной не была. Правовой тактический ход очень интересен. В те времена не существовало таких медицинских технологий, как сейчас. И в принципе трудно представить то, что происходило на суде. Но какая замечательная это иллюстрация к праву в прошлом веке!
23 ноября 1955 года Президиум Верховного Совета СССР издал указ «Об отмене запрещения абортов». 29 ноября того же года Министерство здравоохранения СССР выпустило приказ «О порядке производства аборта». Устанавливалось, что прерывание беременности разрешается всем женщинам, однако должно производиться исключительно в медицинских учреждениях.
Сколько было сделано абортов в блокадном Ленинграде? Не так уж и важно. Но удивительно, что даже в такое страшное время, когда люди думали только о том, чтобы выжить, находились те, кто расследовал «абортные» дела и искал «преступников». Один из старожилов суда сказал по этому поводу: «Лучше бы они в шахматы играли, как Скляров».
Читайте также «От „Дворца счастья“ до абортария: частная жизнь советского человека».
