«Вечер провели по обыкновению». 1917 год в дневнике Николая II и других источниках

Послед­ний рос­сий­ский импе­ра­тор оста­вил наслед­ни­кам лич­ный днев­ник — неоце­ни­мый источ­ник для изу­че­ния послед­них лет суще­ство­ва­ния Рос­сий­ской импе­рии. В этой ста­тье мы рас­смот­рим, как Нико­лай II реа­ги­ро­вал на важ­ней­шие собы­тия 1917 года.

В осно­ве мате­ри­а­ла — сбор­ник «1917 год. День за днём», где пред­став­ле­ны инте­рес­ней­шие доку­мен­ты: вос­по­ми­на­ния, пуб­ли­ка­ции пери­о­ди­че­ской печа­ти, днев­ни­ко­вые запи­си, вос­по­ми­на­ния, пар­тий­ные воз­зва­ния, сти­хо­тво­ре­ния, пуб­ли­ци­сти­че­ские тексты.

В источ­ни­ках сохра­не­ны автор­ская орфо­гра­фия и пунктуация 

Январь

9 (22) янва­ря — годов­щи­на Кро­ва­во­го вос­кре­се­нья, мас­со­вые митин­ги в Пет­ро­гра­де, Москве, Баку, Росто­ве и дру­гих городах.

Запись в днев­ни­ке Нико­лая II:

«Немно­го погу­лял. После докла­да Гри­го­ро­ви­ча при­нял Шува­е­ва и гра­фа Игна­тье­ва. От 2 до 3 ч. поси­дел у Кост­риц­ко­го. Сде­лал хоро­шую про­гул­ку. До чая при­нял ген. Мро­зов­ско­го из Моск­вы. Зани­мал­ся до 7 1/2 ч. Дали обед Каро­лю и всем румы­нам. Миша тоже при­е­хал. Раз­го­ва­ри­ва­ли до 9 ½ ч. Вече­ром был свободен».

Из про­кла­ма­ции коми­те­та донец­ко­го бас­сей­на РСДРП:

«Кто пове­рил бы, това­ри­щи, в 1905 г., что прой­дёт целых 12 лет, а стра­на наша всё ещё не будет осво­бож­де­на от веко­во­го позо­ра, и что луч­шие наши това­ри­щи будут по преж­не­му томить­ся в тюрь­мах и ссыл­ках, а мир­ные без­оруж­ные жите­ли — расстреливаться. <…>

Мил­ли­о­ны армии рабо­чих и кре­стьян сра­жа­ют­ся под чужим зна­ме­нем, не заво­ё­вы­вая себе сво­бо­ду, а уби­вая сво­их же това­ри­щей, защи­щая инте­ре­сы злей­ших сво­их вра­гов — капи­та­ли­стов. Но не далёк день расплаты. <…>

Так при­мем­тесь, това­ри­щи за дело, за рабо­ту! Доволь­но жертв во сла­ву капи­та­ла. Наш общий враг — за спи­ной. Долой винов­ни­ков войны!».

Февраль

26 фев­ра­ля (11 мар­та) — вой­ска в Пет­ро­гра­де откры­ва­ют огонь по про­те­сту­ю­щим. 150 уби­ты во вре­мя улич­ных боёв. Засе­да­ние Думы отло­же­ны. Пред­се­да­тель Госу­дар­ствен­ной думы Миха­ил Родзян­ко отправ­ля­ет теле­грам­му Нико­лаю II, в кото­рой заяв­ля­ет о необ­хо­ди­мо­сти фор­ми­ро­вать новое правительство.

Запись в дневнике:

«В Пет­ро­гра­де нача­лись бес­по­ряд­ки несколь­ко дней тому назад; к при­скор­бию, в них ста­ли при­ни­мать уча­стие и вой­ска. Отвра­ти­тель­ное чув­ство быть так дале­ко и полу­чать отры­воч­ные нехо­ро­шие изве­стия! Был недол­го у докла­да. Днём сде­лал про­гул­ку по шос­се на Оршу. Пого­да сто­я­ла сол­неч­ная. После обе­да решил ехать в Ц.[арское] С.[ело] поско­рее и в час ночи пере­брал­ся в поезд».

Вос­по­ми­на­ния рядо­во­го лейб-гвар­дии Волын­ско­го пол­ка Чопен­ко о попыт­ке раз­го­на демонстрации:

«26 фев­ра­ля 1917 года рано утром нас всех сно­ва постро­и­ли, как все­гда на повер­ку. Под­пра­пор­щик Лукин зачи­тал при­каз, тут же при­шёл и началь­ник Лож­ке­вич и ско­ман­до­вал идти на ту же пло­щадь. При­дя на пло­щадь, опять так же нас рас­ста­ви­ли, в деся­том часу утра по Боль­шой Лигов­ке пока­за­лась боль­шая тол­па и по Малой Лигов­ке нас выве­ли из под­ва­лов, постро­и­ли на ули­це вокруг памят­ни­ка Алек­сандра Ш, нам ска­за­ли, что это идут рабо­чие Пути­лов­ско­го и Обу­хов­ско­го заво­дов. С нами были офи­це­ры, кото­рые нами коман­до­ва­ли: под­пра­пор­щик Лукин, два бра­та Коло­ко­ло­вы, пра­пор­щик Ворон­цов-Вени­а­ми­нов, когда выхо­ди­ли, то взвод­ный Кир­пич­ни­ков, Мар­ков, Вер­биц­кий, Коню­ков, Дре­ни­чев тихонь­ко гово­ри­ли в взво­дах: „Не стре­лять в толпу“.

На пло­ща­ди появи­лись и дру­гие части, меж­ду ними так­же нача­лись такие раз­го­во­ры. Рядо­вой Воро­нов, Тах­то­улов, Настин пере­да­ва­ли по рядам: „Стре­лять не будем“.
<…>

Тол­па при­бли­зи­лась на такое рас­сто­я­ние, что мож­но было хоро­шо читать все их лозун­ги, кото­рые нес­ли в колон­нах, на одних было напи­са­но „Долой вой­ну, вер­ни­те мужей“, на дру­гих было напи­са­но „Дай­те хле­ба“, на дру­гом „Долой самодержавие“.

Тол­па при­бли­зи­лась к нам на рас­сто­я­ние 20 мет­ров, неко­то­рые кри­ча­ли „Бра­тья-сол­да­ты, иди­те с нами“, но пра­пор­щик Ворон­цов-Вени­а­ми­нов бро­сил­ся отни­мать пла­кат, на кото­ром было напи­са­но „Долой самодержавие“.

<…>

Кон­ная стра­жа, появив­шись на пло­ща­ди, нача­ла раз­го­нять демон­стран­тов и уже появи­лись обна­жен­ные шаш­ки, раз­ма­хи­вав­шие в воз­ду­хе, тут же воз­ник боль­шой шум и крик. Были даль­ше, потом бли­же послы­ша­лись взры­вы бомб. Мы не зна­ли, кто их бро­сал. Послы­ша­лись ружей­ные зал­пы. Наши офи­це­ры с нага­на­ми в руках при­ка­за­ли стре­лять, мы защёл­ка­ли затво­ра­ми. По коман­де „Пли“ у нас полу­чи­лись выстре­лы раз­ные и не друж­ные, тол­па рас­сы­па­лась в сто­ро­ны, раз­да­ва­лись выстре­лы в тол­пе. Око­ло нас побе­жа­ли две лоша­ди без всад­ни­ков, одни сёд­ла. На пло­ща­ди появи­лись уби­тые и ране­ные, кото­рым ока­зы­ва­ли помощь и уби­ра­ли, оста­лись толь­ко сол­да­ты, а тол­па вся разбежалась».

Март

2 (15) мар­та — отре­че­ние Нико­лая II в поль­зу бра­та Миха­и­ла Александровича.

Импе­ра­тор пишет:

«Утром при­шёл Руз­ский и про­чёл свой длин­ней­ший раз­го­вор по аппа­ра­ту с Родзян­ко. По его сло­вам, поло­же­ние в Пет­ро­гра­де тако­во, что теперь мини­стер­ство из Думы буд­то бес­силь­но что-либо сде­лать, т. к. с ним борет­ся соц[иал]-дем[ократическая] пар­тия в лице рабо­че­го коми­те­та. Нуж­но мое отре­че­ние. Руз­ский пере­дал этот раз­го­вор в став­ку, а Алек­се­ев всем глав­но­ко­ман­ду­ю­щим. К 21/2 ч. при­шли отве­ты от всех. Суть та, что во имя спа­се­ния Рос­сии и удер­жа­ния армии на фрон­те в спо­кой­ствии нуж­но решить­ся на этот шаг. Я согла­сил­ся. Из став­ки при­сла­ли про­ект мани­фе­ста. Вече­ром из Пет­ро­гра­да при­бы­ли Гуч­ков и Шуль­гин. я пере­го­во­рил и пере­дал им под­пи­сан­ный и пере­де­лан­ный мани­фест. В час ночи уехал из Пско­ва с тяжё­лым чув­ством пере­жи­то­го. Кру­гом изме­на и тру­сость и обман!».

Из вос­по­ми­на­ний Алек­сандра Керен­ско­го, буду­ще­го лиде­ра Вре­мен­но­го правительства:

«Утром 2 мар­та, высту­пая перед тол­пой в Ека­те­ри­нин­ском зале о соста­ве Вре­мен­но­го пра­ви­тель­ства, Милю­ков объ­явил о том, что Вели­кий князь Миха­ил Алек­сан­дро­вич будет реген­том и что реше­но уста­но­вить в Рос­сии кон­сти­ту­ци­он­ную монар­хию. Заяв­ле­ние Милю­ко­ва вызва­ло бурю него­до­ва­ния всех сол­дат и рабо­чих собрав­ших­ся в Таври­че­ском дворце.

В спеш­ном поряд­ке было созва­но спе­ци­аль­ное засе­да­ние Испол­ни­тель­но­го коми­те­та Сове­та, на кото­ром на меня обру­шил­ся град враж­деб­ных вопро­сов. Я реши­тель­но вос­про­ти­вил­ся попыт­кам втя­нуть меня в спор и лишь ска­зал: „Да, план дей­стви­тель­но таков, по-мое­му нико­гда не дано осу­ще­ствить­ся. Это про­сто невоз­мож­но, а пото­му и нет при­чин для тре­во­ги. Со мной по вопро­су о регент­стве никто не кон­суль­ти­ро­вал­ся, я не при­ни­мал ника­ко­го уча­стия в обсуж­де­нии этой про­бле­мы. В каче­стве край­ней меры я могу обра­тить­ся к пра­ви­тель­ству и пред­ло­жить ему выбор: либо отка­зать­ся от это­го пла­на, либо при­нять мою отставку“».

Апрель

29 (12 мая) апре­ля — воен­ный министр Алек­сандр Гуч­ков пода­ёт в отстав­ку в свя­зи с пол­ной неуправ­ля­е­мо­стью армии.

Нико­лай II пишет в сво­ём дневнике:

«Та же хоро­шая ясная пого­да. Погу­лял. Днём вышли в сад всей семьёй; Аликс в крес­ле на лужай­ке смот­ре­ла на нашу рабо­ту по пере­коп­ке зем­ли. В 6 1/2 пошли ко все­нощ­ной. Послед­ние дни обе­да­ем без электр[ического] осве­ще­ния навер­ху, т. к. вече­ра ста­ли свет­лые. Начал вслух кни­гу S. Holmes „The hound of the Baskervilles“» .

Из рапор­та коман­ди­ра 532-го пехот­но­го Воло­ко­лам­ско­го пол­ка Смельницкого:

«Доно­шу, что сего­дня, 29 апре­ля, в 16 час. на пра­вом флан­ге 703-го пехот­но­го пол­ка сол­да­ты озна­чен­но­го пол­ка схо­ди­лись с нем­ца­ми. Сол­да­та­ми 12‑й роты вве­рен­но­го мне пол­ка был открыт по нем­цам ружей­ный огонь.

Вско­ре после откры­тия ружей­но­го огня из сосед­не­го 703-го пол­ка явил­ся в 12 роту вве­рен­но­го мне пол­ка сол­дат, кото­рый заявил, что он яко­бы депу­тат и тре­бу­ет пре­кра­ще­ния стрель­бы, в про­тив­ном слу­чае пой­дут на нас в шты­ки. Мною было сооб­ще­но немед­лен­но об этом коман­ди­ру 703-го пол­ка, при­чём я про­сил его доне­сти до све­де­ния пол­ко­во­го коми­те­та 7035-го пол­ка что сол­да­ты 532-го пехот­но­го Воло­ко­лам­ско­го пол­ка так пони­ма­ют свои обя­зан­но­сти и стре­лять будут, ибо так поста­но­ви­ли в пол­ку. Я же, дабы не поз­во­лять наси­лия и изде­ва­тель­ства над сол­да­та­ми сво­е­го пол­ка, при­ка­жу под­тя­нуть к лево­му флан­гу резер­вы и буду дер­жать наго­то­ве участ­ко­вую артил­ле­рию. О чём доношу».

Май

2 (16) мая — министр ино­стран­ных дел лидер каде­тов Павел Милю­ков пода­ёт в отставку.

Запись в дневнике:

«Серый тёп­лый день. Погу­лял. Окон­чил чте­ние кни­ги Кас­со „Рос­сия на Дунае“ и начал мно­го­том­ное сочи­не­ние Куро­пат­ки­на „Зада­чи рус­ской армии“. Днём рабо­та­ли на ого­ро­де, око­ло поло­ви­ны сде­ла­но. Под конец пошёл дож­ди­чек. Вечер про­ве­ли по обыкновению».

Ста­тья «Царей уби­ва­ют» в «Малень­кой газете»:

«В Мари­ин­ском двор­це вче­ра груп­па рабо­чих обо­шла все залы двор­ца и сни­ма­ла порт­ре­ты всех цар­ству­ю­щих в Рос­сии особ.

Рас­по­ря­же­ние о сня­тии порт­ре­тов, как заяви­ли рабо­чие, уже дав­но после­до­ва­ло со сто­ро­ны Исполн. Ком. Сов. Раб и Солд. Деп.

Рас­по­ря­же­ние до сих пор ещё почти нико­гда не испол­ня­ет­ся и лишь в пер­вые дни рево­лю­ции были сня­ты порт­ре­ты толь­ко Нико­лая II.

Из золо­чё­ных рам извле­че­ны порт­ре­ты цар­ство­вав­ших особ и сда­ны в архив, с рам сло­же­ны в коридоры».

Июнь

24 июня (7 июля) — закры­ва­ет­ся I Все­рос­сий­ский съезд Сове­том рабо­чих и сол­дат­ских депу­та­тов в Пет­ро­гра­де. Боль­шин­ство одоб­ря­ет поли­ти­ку Вре­мен­но­го правительства.

Нико­лай II записывает:

«Дожд­ли­вый день и холод­ный. Утром не выхо­дил. В 3 часа пошёл гулять с детьми вокруг пар­ка в сопро­вож­де­нии стрел­ков 3‑го пол­ка. Несколь­ко из них коси­ло с наши­ми людь­ми око­ло двор­ца. В 61/2 пошли ко всенощной.

Вече­ром читал вслух».

В тот же день гар­де­ма­рин Нико­лай Реден напишет:

«Рос­сия, кото­рую мы люби­ли, раз­ва­ли­ва­лась на кус­ки у нас на гла­зах. Люди, кото­рые, как мы наде­я­лись, будут ука­зы­вать нам путь, повер­ну­лись про­тив нас и смот­ре­ли на нас не как на буду­щих лиде­ров, а как на пара­зи­тов. Пра­ви­тель­ство стра­ны, кото­ро­му мы при­ся­га­ли на вер­ность, теря­ло свою зна­чи­мость. Мы стре­ми­лись най­ти спо­соб пре­кра­ще­ния пагуб­но­го про­цес­са рас­па­да, но никто не хотел взять на себя ответ­ствен­ность воз­гла­вить нашу борьбу.

В поис­ках реше­ния кур­сан­ты само­утвер­жда­лись в мело­чах. Если рево­лю­ци­он­ные сол­да­ты в потрё­пан­ных шине­лях оли­це­тво­ря­ли общий бес­по­ря­док, то кур­сан­ты, ухо­див­шие в уволь­не­ние, обра­ща­ли осо­бое вни­ма­ние на без­упреч­ный вид сво­ей фор­мы. Сле­ди­ли за тем, что­бы на бело­снеж­ных лай­ко­вых пер­чат­ках не было ни еди­но­го пят­ныш­ка, что­бы мед­ные пуго­ви­цы свер­ка­ли как мож­но ярче.

Неува­же­ние к вла­сти при­ня­ло все­об­щий харак­тер, всю­ду цари­ла рас­пу­щен­ность. В про­ти­во­вес это­му кур­сан­ты соблю­да­ли дис­ци­пли­ну, кото­рая была стро­же, чем обыч­но, посколь­ку шла от внут­рен­не­го убеж­де­ния. Дух непод­чи­не­ния чер­па­ет удо­вле­тво­ре­ние в пре­не­бре­же­нии уста­вом. Вос­пи­тан­ни­ки стар­ших кур­сов в этом смыс­ле тира­ни­ли сво­их млад­ших кол­лег, хотя в обыч­ное вре­мя подоб­ные слу­чаи в учи­ли­ще были ред­ки­ми. За то когда мы встре­ча­ли офи­це­ров вне учи­ли­ща, то отда­ва­ли честь с пре­уве­ли­чен­ным ста­ра­ни­ем и лихостью.

Тем не менее отдель­ные попыт­ки про­ти­во­дей­ство­вать напо­ру анар­хии не дава­ли серьёз­ных резуль­та­тов. Вме­сто того, что­бы слу­жить при­ме­ром для масс, они лишь вызы­ва­ли их ярость. Сол­да­ты, для кото­рых рас­пу­щен­ность ста­ла сим­во­лом сво­бо­ды, пре­зи­ра­ли нашу под­черк­ну­тую воен­ную выправ­ку. Мы выгля­де­ли на фоне царив­ше­го бес­по­ряд­ка белы­ми воро­на­ми и, хотя чув­ство­ва­ли, что лишь спо­соб­ству­ем обостре­нию про­ти­во­сто­я­ния, всё-таки упор­ство­ва­ли, пото­му что никто не направ­лял нашу энер­гию в нуж­ное русло».

Июль

12 (25) июля — вос­ста­нов­ле­ние смерт­ной казни.

Запись в дневнике:

«За послед­ние дни нехо­ро­шие све­де­ния идут с юго-запад­но­го фрон­та. После наше­го наступ­ле­ния у Гали­ча, мно­гие части, насквозь зара­жён­ные под­лым пора­жен­че­ским уче­ни­ем, не толь­ко отка­за­лись идти впе­рёд, но в неко­то­рых местах ото­шли в тыл даже не под дав­ле­ни­ем про­тив­ни­ка. Поль­зу­ясь этим бла­го­при­ят­ным для себя обсто­я­тель­ством, гер­ман­цы и австрий­цы даже неболь­ши­ми сила­ми про­из­ве­ли про­рыв в южной Гали­ции, что может заста­вить весь юго-запад[ный] фронт отой­ти на восток.

Про­сто позор и отча­я­ние! Сего­дня нако­нец объ­яв­ле­ние Врем.[енным] Правит[ельство]м, что на теат­ре воен[ных] дей­ствий вво­дит­ся смерт­ная казнь про­тив лиц, изоб­ли­чён­ных в государ[ственной] измене. Лишь бы при­ня­тие этой меры не яви­лось запоздалым.

День про­сто­ял серый, тёп­лый. Рабо­та­ли там же по сто­ро­нам про­се­ки. Сру­би­ли три и рас­пи­ли­ли два пова­лен­ных дере­ва. Поти­хонь­ку начи­наю при­би­рать вещи и книги».

Вос­по­ми­на­ния офи­це­ра Иосиф Ильина:

«Еду к себе. Кор­ни­лов издал при­каз о смерт­ной каз­ни. Реши­тель­ные и без­ого­во­роч­ные меры поло­жи­тель­но сра­зу как-то подей­ство­ва­ли отрезв­ля­ю­ще. Может быть, это­му заме­ча­тель­но­му чело­ве­ку и удаст­ся что-нибудь сделать.

Раз­гром на фрон­те, кажет­ся, ужас­ный. Мало того, что всё бежит, но и ещё по доро­ге раз­би­ва­ют скла­ды, гра­бят, напи­ва­ют­ся, тех, кто пыта­ет­ся оста­но­вить, убивают».

Август

25 авгу­ста (7 сен­тяб­ря) — нача­ло «кор­ни­лов­ско­го выступ­ле­ния». Вер­хов­ный глав­но­ко­ман­ду­ю­щий Лавр Кор­ни­лов отправ­ля­ет в Пет­ро­град войска.

Нико­лай II запишет:

«Тёп­лая пого­да с силь­ным восточ­ным вет­ром. Про­гул­ки в сади­ке дела­ют­ся неве­ро­ят­но скуч­ны­ми; здесь чув­ство сиде­ния вза­пер­ти гораз­до силь­нее, неже­ли было в Ц.[арском] С.[еле]. Рабо­тал с Кир­пич­ни­ко­вым в пар­ни­ках. Вече­ром пошёл дождь».

Вос­по­ми­на­ния гар­де­ма­ри­на Нико­лая Редена:

«— Цар­ские офи­це­ры пока­за­ли нако­нец своё нут­ро! — В его сло­вах зву­ча­ла угро­за. — Сукин сын Кор­ни­лов ока­зал­ся предателем!

Я заме­тил со сво­е­го места, как напряг­лась спи­на Воло­ди, затем после­до­вал его спо­кой­ный, раз­ме­рен­ный голос:

— Рево­лю­ция или нет, гово­рить так на бор­ту кораб­ля о Вер­хов­ном глав­но­ко­ман­ду­ю­щем нель­зя! Я доло­жу о вас капи­та­ну и мат­рос­ско­му коми­те­ту, тогда посмот­рю, что с вами будет!

После­до­ва­ла секунд­ная пау­за, затем мат­рос хрип­ло произнёс:

— Зна­чит, и ты один из них!

Неожи­дан­но он повер­нул­ся и крик­нул дру­гим матросам:

— Здесь один из сво­ло­чей пре­да­те­лей, заду­мав­ших вса­дить нож в спи­ну рево­лю­ции! Надо с ним кон­чать! За борт его!».

Сентябрь и следующие месяцы

Быв­ший царь за 1917 год побы­вал и Вер­хов­ный глав­но­ко­ман­ду­ю­щим, и заклю­чён­ным. К сен­тяб­рю быв­ше­го само­держ­ца огра­ни­чи­ва­ют, а цен­зо­ры актив­но редак­ти­рую всю пере­пис­ку. Нико­лай Алек­сан­дро­вич Рома­нов почти теря­ет связь с миром и его запи­си свя­за­ны в боль­шей мере с бытом, и пред­став­ля­ют цен­ность толь­ко для иссле­до­ва­ния лич­но­сти самодержца.

Читай­те так­же «Как Нико­лай II стал предателем».