Мы завершаем мини-цикл историка Александра Трускова о восприятии Николая II в народной молве и общественном мнении во время Первой мировой войны. Из авторитетного правителя, возглавлявшего крупную империю в период отечественной войны с Германией, последний российский император постепенно превращался в глазах народа в бездарного управленца и неудачливого военачальника. В конечном итоге эта метаморфоза привела к формированию образа «царя-предателя», о чём мы расскажем сегодня.
Для понимания особенностей отношения народа к царю в 1915–1917 годах можно обратиться к одному эпизоду, связанному с оскорблением, нанесённым царю в марте 1916 года 49-летним казаком Черниговской губернии Т. И. Столенцом. Во время обсуждения военных действий он заявил односельчанину:
«У тебя семь сыновей и ни один на войну не взят, а у меня один сын, и того взял Мазепа».
Собеседник поинтересовался, кого тот подразумевает, кто же является ныне Мазепой? Столенец раздражённо ответил:
«Да кто же? Царь».
После этого последовала площадная брань по адресу государя императора, что не оставляло уже никаких сомнений относительно того, кто был властным адресатом оскорбления. Образ Николая II в качестве человека, находящегося под чужим влиянием, стремительно менялся на отношение к нему как к корыстному злодею.
Эта тема нашла воплощение в оппозиционной пропаганде, развивавшейся ещё с довоенных времён. В народной поэзии революционной поры образ царя-предателя раскрывался наиболее широко:
Всероссийский император,
Царь жандармов и штыков,
Царь изменник провокатор,
Созидатель кандалов.Всенародный кровопийца,
Покровитель для дворян,
Для рабочих царь-убийца,
Царь-убийца для крестьян.Побеждённый на Востоке,
Победитель на Руси,
Будь же проклят царь жестокий,
Царь, запятнанный в крови.
В дневнике Зинаиды Гиппиус за сентябрь 1915 года встречается запись:
«Правительство, в конце концов, не боится и немцев, [ему наплевать на Россию в высокой степени. Царь ведь прежде всего — предатель, а уж потом — осёл по упрямству и психопат]».
Об измене императора говорили и некоторые осведомлённые современники. Анна Родзянко, жена председателя Государственной думы, писала 12 февраля 1917 года:
«Теперь ясно, что не одна Александра Фёдоровна виновата во всем, он как русский царь ещё более преступен».
У простого люда также нашлись слова для критики царя. В марте 1916 года грамотный крестьянин из Томской губернии заявил:
«Выдумали Они, Государи, войну, налопались колбасы и ходят, посмеиваются, им нас не жалко. Им, Государям, делать нечего, с жиру вот они и заставляют нас драться. Если Государи поссорились между собою, то пущай и дерутся сами, а то заставляют нас драться».
Солидарный с этим мнением писарь из Воронежской губернии был обвинён в том, что в августе 1915 года он утверждал:
«Наш и другие государи сговорились воевать, чтобы перебить народ».
Антивоенная пропаганда различных пацифистских и социалистических групп в некотором смысле разделяла данные настроения. Разница была лишь в том, что там это подавалось более изящно и обоснованно, в отличие от суждений обычных людей, обиженных на царя за годы лишений и кровопролития.
В ноябре 1914 года священник Ф. И. Троицкий получил письмо, адресованное ему С. Ф. Троицким, студентом Киевской духовной академии (вероятно, сыном). В нём студент сообщал:
«…Говорят некоторые, что войну вызвали русский и немецкий императоры, в особенности русский, чтобы сделать кровопускание рабочему классу ради подавления охватившего всю Россию революционного движения. Было ли у них тайное соглашение, или они просто угадали желания друг друга, — я не знаю. Предположено было, по-видимому, слегка побаловаться. Отвлечь внимание пролетариата, а затем быстро заключить мир. Объединение русского общества было неожиданно для них, настолько стремительно, что трудно было сохранить первоначальный план и прекратить войну. Такого оборота дела они не ожидали. Николай II правда ездил в Ст…, чтобы начать переговоры о мире, но был остановлен Николаем Николаевичем ввиду несвоевременности такого шага. Давление его августейшей (она немка — Ал[ександра] Фёд[оровна]) продолжается, и он потащился вторично».
Стоит отметить противопоставление Николаю II великого князя Николая Николаевича, якобы предотвратившего императорскую измену.
Важной деталью борьбы за репутацию царя являлось изъятие из продажи ранее выпущенных открыток с изображением Николая II и Вильгельма II. За данную процедуру отвечало Министерство внутренних дел и Главное управление по делам печати. На местах данное решение исполнялось местными функционерами, проверяющими магазины и лавки на предмет запрещённой продукции. С торговцев брали расписки о том, что они более не будут заниматься продажей таких изображений.
Царю вменялось в вину наличие немецкой крови в его жилах. Уже в конце 1914 года один 50-летний крестьянин из Семипалатинской губернии находил причину неудач армии в немецких корнях царя:
«Царь не родной, он из немцев».
О предательстве ещё речи не шло, но оно подразумевалось.
В июле 1915 года были найдены свидетельства уже о нескольких оскорблениях царя со стороны крестьян. Они обвиняли его в продаже родины, солдат, армии. Предполагаемая корысть и предательство царя сплетаются воедино:
«этот мошенник продал всех наших воинов»;
«Россию Николай Александрович… давно уже продал немцам и пропил»;
«Государь Император продал Перемышль за 13 миллионов рублей, и за это Верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич разжаловал царя в рядовые солдаты».
Пленение в 1914 году немецкими войсками варшавского губернатора Семёна Корфа и его последующее освобождение, в сочетании с немецким происхождением фамилии, стало причиной для слухов об измене губернатора и последующих упрёков к царю. Некий житель Москвы писал в октябре 1914 года:
«У нас полная анархия. За спиной слабого правителя низкие душонки обделывают свои личные дела. Реакционная гидра ширится, надувается, как спрут обвил, заплёл, опутал слабенького ребёнка, будущего великана — Государственную думу. <…> Нам не немцы страшны. Не будь своих подлых паразитов, своих внутренних врагов — две немецкие нации полетели бы вверх тормашками… Вернулся из плена бывший варшавский губернатор барон Корф… Это тот Корф, который, будучи губернатором Варшавы, попал вместе со своим адъютантом и шофёром в плен, когда немцы были от Варшавы не далее чем на 25 вёрст. Это тот Корф, после которого не досчитали в казне двух миллионов рублей и который, забрав русские миллионы, прямо поехал к немцам. Почему же это его немцы отпустили, а боевых генералов они крепко держат в своих цепких руках. Особенно удивительно не будет, если впоследствии узнается, что Корф был передатчиком визитных карточек Вильгельма и Николая II. Россия теперь представляет собою топкое болото. Как-то сам собой вытекает из жизни этой войны такой русско-житейский парадокс: русское правительство вместе со своим вождём идут вместе с немцами на Русь».
Порою тема предательства царя упрощалась, и он представал элементарным шпионом. Петроградская кухарка в 1916 году, одобрительно относясь к прибытию делегаций союзных государств, так прокомментировала данное событие:
«Царь-то по фронту ходит, а справа-то у него французский генерал, а слева-то аглицкий. Ну, и ни-ни, чтобы немцам сигналов не подавал!»
Но не только простой люд или изначально предубеждённые к царю люди обвиняли его в предательстве. Среди обвинителей были и правые консерваторы. В качестве примера интересно письмо анонима, отправленное из Нижегородской губернии после убийства Распутина Феликсу Юсупову, подписанное как «Голос народа»:
«Честные и благородные люди России долго боролись против тёмных сил: говорили в Государственной думе, умоляли и просили Царя сойти с ложного пути и идти по пути правды и света, помнить завет Отца Миротворца, а также присягу, данную Николаем II родине. Но Николай не внял голосу правды, остался верен со своими крамольниками преступным направлениям и без колебания продолжает вести отчизну к гибели. Спасители поняли, что просьбы и мольбы бессильны, Царь к ним глух, надо избрать иной путь, и он избран. Совершилось то, чего народ давно жаждал. Гнойник вскрыт, первая гадина раздавлена — Гришки нет, остался зловонный безвредный труп. Но далеко не всё ещё сделано, много ещё тёмных сил, причастных к Распутину, гнездятся в России в лице Николая, Царицы и других отбросов и выродков человеческого отребья. Неправильно назвали великих людей убийцами. Это подлость. Они не убийцы, а святые люди, пожертвовавшие собою для спасения родины. Горе Николаю, если он посягнёт на жизнь и свободу этих людей. Весь народ восстанет как один и поступит с царём так, как он поступил с Мясоедовым».
Автор письма противопоставляет Николая II его отцу, полагая, что тот нарушил присягу и стал союзником самым тёмным силам, обращённым против самого существования России.
Февраль 1917 года объединил людей совершенно противоположных взглядов в ненависти к самодержцу. Враждующие между собой издания оказались солидарными в обвинении царя в измене. Консервативные издания вроде «Нового времени» обличали царя в измене не менее яростно, чем левые радикалы или демократы.
Февральские события породили один из самых масштабных слухов, согласно которому Николай II собирался ослабить фронт, дабы допустить германскую армию в тыл для борьбы с революцией. Для широких масс было, в сущности, неважно, насколько реальным был такой план. Император в их понимании стал всемогущим злодеем, способным на самое невероятное коварство для спасения своей власти.
Следует отметить, что подобные слухи возникали не только лишь в обстановке революции. И раньше случались подобные эпизоды, когда царя обвиняли в подготовке операции при участии германских войск. Её жертвами должны были стать участники антимонархического движения. Царицынская мещанка Е. Я. Милованова в декабре 1916 года замечала:
«Русский Царь всё равно ничего не сделает с немцем, потому что у него внутри должна скоро подняться смута, и сам же Русский Царь будет просить Вильгельма прислать войска для усмирения русских».
Революционная пресса взяла в оборот данный слух, несмотря на отсутствие официального подтверждения. Одна бульварная газета, в дальнейшем поддержавшая Лавра Корнилова, в марте 1917 года писала о допросе дворцового коменданта Воейкова, во время которого он якобы признал наличие плана по разгону «русской сволочи», существовавшего у царя, но всего лишь в виде пьяной мысли, которой не стоило придавать серьёзного значения.
Генерал Андрей Снесарев 13 марта 1917 года записал в дневнике:
«А вот — венец. Керенский подал Воейкову газету „Киевская мысль“ от 10.03, в которой сказано, что он советовал Николаю II открыть Минский фронт, чтобы немцы „проучили русскую сволочь“. И верный слуга царя заявил, что приписываемые ему слова принадлежат Николаю II, что, произнося эти слова, тот находился в состоянии сильного возбуждения, почему им не следует придавать значения».
Среди солдат распространялись слухи о намеренном освобождении немецких военнопленных царём. Для многих солдат измены военного времени были всего лишь частью цепи предательских действий свергнутой династии. Несмотря на это, фронтовики учитывали и мнение противника:
«Наконец Россия сумела освободить себя от изменников, которые продали её и продавали уже не одну сотню лет; что продали в эту войну Россию Романовы — факт неоспоримый, даже австрийцы это признают».
Многие образованные люди также были глубоко убеждены в царском предательстве. Московский юрист Николай Муравьёв, председательствуя в Чрезвычайной комиссии, созданной Временным правительством для расследования и оценки преступлений деятелей старого режима, вполне искреннее находил правдоподобными сплетни о существовании у царя планов для допущения немцев до тыловых территорий и, сверх того, находил возможным сообщения со стороны царицы, направляемые к Вильгельму II в целях указания расположения русских войск.
Доказательств такого рода так и не было найдено. Чрезвычайная комиссия в конце концов пришла к выводу, что данные представления о германофилии царской четы были ложными, но пресса продолжала утверждать обратное.
Однако образ царя-предателя так и не смог превзойти образ царя-дурака. Идея измены царя была популярна у простого люда, но для людей, обладавших информацией в силу своей принадлежности к высшим кругам, она особого распространения получить не смогла. Для этих людей куда более актуальной темой был «заговор императрицы».
В качестве иллюстраций в статье использованы карикатуры из журналов 1917 года из коллекции Государственной публичной исторической библиотеки.
О слухах и сплетнях вокруг Романовых и Григория Распутина в годы войны читайте наш материал «Распутин. Война».
Читайте другие статьи цикла «Народ против Николая II в Первую мировую войну»:
Первая статья цикла рассказывает, каким был образ императора в начале XX века и накануне войны.
Читать
Вторая часть трилогии Александра Трускова объясняет, как после фронтовых неудач за Николаем II закрепились такие характеристики, как «могучий», «слабый» и «дурной».
Читать
Заключительная статья затрагивает вопрос формирования самого негативного образа последнего русского императора накануне революции 1917 года.
