К середине 1923 года в Королевство Cербов, Хорватов и Словенцев прибыли около 40 тысяч эмигрантов из России. Часть из них, высадившись в черногорских портах Катарро и Херцег-Нови, так здесь и осталась. Всего в Черногории в межвоенный период жили порядка 17 тысяч беженцев.
VATNIKSTAN продолжает цикл материалов об эмиграции первой волны. В этот раз мы расскажем о беженцах, осевших на юге балканского королевства: им пришлось столкнуться с эпидемией, бедностью и незнакомой культурой.
Черногория в составе Югославии
В 1918 году черногорское правительство низложило местную династию Петровичей-Негошей и перешло под власть сербской короны. Независимая Черногория существовала всего несколько десятилетий: с 1878 года до начала 1920‑х годов. Теперь страна стала частью большого балканского государства — Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев.
В составе нового государства черногорские земли вошли в состав Зетской области КСХС. Её границы иногда менялись, но в целом территория области соответствует современной независимой Черногории.
Как и в других регионах КСХС, в Черногории оседали российские эмигранты. Первой остановкой беженцев становились приморские города. Кроме того, общины диаспоры появились в Цетине — бывшей столице черногорского королевства — и в отдалённых городах на севере региона.
Порядка 75% эмигрантов имели среднее или высшее образование. По воспоминаниям современников, только на одном из кораблей, прибывших в Которский залив, находилось около 30 генералов, врачей и профессоров. Армейские офицеры, включая окружение Врангеля, и заслуженные учёные, как правило, перебирались в столичный Белград. В Черногории оставались школьные учителя, врачи-практики и творческая интеллигенция.
Прибытие в Черногорию
Большинство беженцев попадали на Балканы морем — в 1920 году корабли с 20 тысячами человек на борту вошли в бухты Адриатики и Которского залива. Высадка на берег осложнялась несколькими обстоятельствами. Во-первых, эмигрантов оказалось значительно больше, чем предусматривала государственная квота королевства. Во-вторых, на судах стремительно распространялись заразные болезни — сыпной тиф и оспа. В небольших прибрежных городках — в то время в Которском заливе и городе Будва всего жило около 30 тысяч человек — не было ни ресурсов, ни мест для размещения и лечения больных.
Беженцев оставили на кораблях, поместив их на карантин. В борьбу с эпидемией включился американский Красный Крест. В срочном порядке рядом с портами открывались новые больницы. В них работали и здоровые беженцы с медицинским образованием. Некоторые заражались от пациентов и умирали от тифа — среди них главный врач больницы Мелине Евгений Яблонский.
Эмигрантов выводили с кораблей небольшими группами, дезинфицировали и направляли к врачам. Беженцев размещали в специальных лагерях, однако мест для постоянно прибывающих эмигрантов не хватало.
Русская община в Боке Которской
Пережив карантин и оправившись от болезней, эмигранты устраивались на новой земле. Многие планировали переехать в столицу — Белград — или вовсе на Запад, где было больше возможностей построить карьеру. Значительная часть прибывших осела в городах Боки Которской (Которский залив) — в Которе и Херцег-Нови.
Коренными жителями Зетской области были в основном земледельцы, скотоводы, рыбаки и владельцы небольших лавок. Не хватало квалифицированных врачей, преподавателей и государственных служащих. Потребность в специалистах восполнили русские беженцы, нашедшие пристанище на берегах Адриатики. Часть из них завершала высшее образование уже в университетах королевства — Белградском и многих других. После этого представителей диаспоры распределяли на работу в небольшие черногорские городки.
Жили беженцы очень скромно — арендовали небольшие комнаты, соглашались работать за обед и даже чашку чая. Большинство вели довольно аскетичный образ жизни. Первое время поправить финансы помогала продажа имущества, увезённого из России. В дальнейшем эмигранты зарабатывали ремеслом, преподаванием и работой на государственной службе.
Воспоминания о русских беженцах оставил местный учитель Томо Попович (1853–1931):
«Каждый из них готов работать на любой работе. И это те, кто до войны жили, наслаждаясь изобилием, были обласканы высокими почестями, даже были вхожи к царскому двору, то есть жили в полном смысле этого слова — по-господски… Колесо фортуны, как поёт Гундулич. Русский народ слишком набожен, не сказав суеверен. Нам, сербам, самым либеральным в этом смысле из всех славян, как-то странно видеть в церкви, как русский генерал, или адмирал, или учёный падает на колени и бьётся лбом об пол».
Как и в других центрах эмиграции, в Которском заливе в 1920‑е годы образовались многочисленные русскоязычные объединения. В Херцег-Нови диаспора открыла филиал Союза русских интеллектуальных и ремесленных работников королевства. Организация помогала беженцам найти работу, оказывала им материальную поддержку. В том же городе находились Русское общество филателистов и Русский клуб-читальня.
Члены объединений издавали журналы — «Альманах» клуба-читальни и «Россика» клуба филателистов. Последний рассказывал не только о почтовых марках, но и про жизнь диаспоры в целом. «Альманах» со своей стороны тоже освещал быт эмигрантов.
Педагоги и просветители
И в Боке Которской, и в Черногории в целом эмигранты специализировались главным образом на медицине и образовании. Они преподавали в школах и гимназиях по всему региону — в основной и педагогической школах Херцег-Нови, в гимназиях Цетине и Подгорицы, на севере — в Колашине и Беране. О значении труда русских учителей мы можем судить по статистике: так, в единственной гимназии города Беране в межвоенный период трудились 22 преподавателя-эмигранта. При том, что даже сегодня население городка составляет порядка 12 тысяч человек.
Многие учителя занимались частной практикой — давали индивидуальные уроки музыки, рисования, иностранных языков. В истории Херцег-Нови 1920‑х годов осталось имя Маргариты Лысенко — преподавателя музыки, исполнительницы и организатора концертов в городах залива. Мария Милиант, супруга генерал-лейтенанта Генерального штаба Гавриила Милианта, была блестящим учителем французского и английского языков.
Преподавание основных дисциплин в государственных школах педагоги-эмигранты сочетали с работой в дополнительном образовании, организацией творческих ансамблей, библиотек. Нередко в учителя шли бывшие офицеры царской армии и инженеры, обладавшие нужными знаниями из точных наук.
Наиболее яркий образ русского учителя-эмигранта оставил в воспоминаниях югославский политический деятель и диссидент Милован Джилас. Свои школьные годы, пришедшиеся на межвоенный период и проведённые в небольшом горном городке Колашин, он описал в книге «Земля без права» (1958):
«Большинство русских эмигрантов выглядели своеобразно. Но Крестлевский до такой степени выделялся из окружающей среды, что его своеобразие было самым заметным. По тому, как он держал себя, хотя ему тогда уже перевалило за 70, было видно, что он всю жизнь был офицером — прямой, жёсткий, с твёрдым шагом, всегда в шинели, застёгнутой до горла, в которой приехал и в которой потом и был похоронен. Он преподавал у нас химию».
Интересно, что исследователи русскоязычной диаспоры в Черногории никаких упоминаний о колашинском учителе с фамилией Крестлевский не нашли. Вероятно, Джилас ошибся, или просто вывел под этим именем собирательный образ русского преподавателя. И всё же он пишет о том, какой аскетичный образ жизни вёл пожилой педагог, каким уважением прониклись к нему местные жители: смерть Крестлевского в 1930‑х годах оплакивал весь город.
«В четвёртом классе гимназии мы ещё мало знали о политике, а ещё меньше — об интимных сторонах человеческой жизни. Но в шестом всё было иначе. И когда Крестлевский как-то заменял другого преподавателя, мы стали его расспрашивать — есть ли у него семья, почему он один. Тогда железный старик беззвучно расплакался. Он стыдился своей боли, поэтому отвернулся к стене, но мы видели, как слёзы падали вниз на его усы, а затем на пыльный пол. Все мы были потрясены, а девочки-ученицы расплакались. Всю его семью убили во время революции».
Джилас подчёркивает: черногорский быт и культура были непривычны эмигрантам, несмотря на славянское и религиозное единство. И всё же беженцы вступали в браки с местными, осваивали язык и работали в школах. Они оставались здесь даже после Второй мировой войны, когда на смену королевству пришла социалистическая Югославия.
Александр Черновольский преподавал химию и физику в гимназии Беране. Многим педагогам сербский язык давался трудно, поэтому они совершенствовались в областях, где владеть им не нужно: в музыке, рисовании, преподавании английского, французского или русского. Однако Черновольский идеально выучил сербский. Он отличался творческим подходом к преподаванию и, кроме того, основал первую метеорологическую станцию в Беране.
Русские врачи Черногории
Открытые в Которском заливе больницы, боровшиеся с эпидемией тифа, приняли на работу врачей-эмигрантов. Часть из них позднее трудилась в русских Домах инвалидов, созданных при поддержке югославского правительства. В Боке Которской открылись два таких дома — в Рисане и в Прчани.
Дома инвалидов предназначались для русских ветеранов, оказавшихся в эмиграции. Там они жили, занимались ремеслом, получали медицинскую помощь. Были при них и библиотеки с русскими книгами. Весь обслуживающий и медицинский персонал в домах также был русскоязычным.
Дом инвалидов в Прчани, учреждённый в 1930 году, стал настолько известен, что ему покровительствовала королевская семья — в 1934 году заведение посетила сама королева Мария, супруга Александра I Карагеоргиевича. Деятельность дома поддерживало министерство здравоохранения и социальной политики.
Некоторые русские доктора трудились сразу в нескольких учреждениях, а ещё вели частную практику. Как в случае с преподавателями, выжившие во Вторую мировую врачи-эмигранты остались в Югославии.
Так, в Которском заливе в межвоенный период работал врач Виктор Викул — специалист Военного госпиталя Мелине. Там же трудился доктор Александр Садовский, следивший за здоровьем жителей бухты и окрестных горных сёл.
Наибольшую известность в заливе приобрёл доктор Александр Кампе. Эмигрировав в КСХС в 1920‑х, он осел в Которе, где сразу же приступил к работе по специальности. Кампе занимал сразу две должности: врача Которского военного госпиталя и гарнизонного доктора. По воспоминаниям современников, Александр был готов в любое время идти на помощь к больным, кем бы те ни были. Из-за нехватки гражданских докторов Кампе лечил и обычных жителей Боки, не связанных с военной службой.
Семья врача осталась в Которе. Правнук Александра Кампе — Леонид, стал председателем Совета русского национального меньшинства в соседней Сербии. Он занимается историей Которского залива и белой эмиграцией в регионе.
Русские доктора работали во всех уголках Черногории. Некоторые получили медицинское образование уже в КСХС. Затем министерство здравоохранения направляло их в районы, где не хватало работников. После нескольких лет практики в Цетине, Подгорице или Колашине министерство направляло врачей в другие регионы королевства.
В бывшей черногорской столице, городе Цетине, ещё в годы независимости открыли большую больницу, носившую имя князя Данилы I Петровича-Негоша. После Первой мировой войны и вхождения Черногории в состав КСХС учреждение пребывало в упадке.
Большой вклад в возрождение больницы сделал русский доктор Всеволод Новиков. В 1921–1938 годах он был начальником хирургического отделения. Бывший директор клиники Илия Вукотич в работе «Столетие больницы „Данило I“» (1973) писал:
«Благодаря личностным качествам и репутации профессора Новикова в больницу „Данило I“ приезжали больные, которым необходимы были сложнейшие хирургические операции, не только со всей территории бывшего черногорского государства, но и из южной Сербии, Македонии, Боснии и Герцеговины, Далмации, а также со всех отдалённых уголков страны».
Другой известный цетинский врач-эмигрант — Владимир Герасимович, педиатр, трудившийся в городе даже после Второй мировой. По воспоминаниям современников, доктор Герасимович ещё на осмотре безошибочно ставил диагноз. Он постоянно занимался самообразованием: читал профессиональную литературу на русском, сербском и других языках.
В Колашине в межвоенный период трудился доктор Борис Придворский. Высшее образование он получил в Белграде, а после выпуска в 1929 году получил назвачение министерства в Колашин. Там Придворский работал врачом с 1933 по 1939 год, после чего был переведён на новое место.
Русское кладбище в Херцег-Нови
Русские эмигранты и их потомки похоронены по всей территории Черногории. Однако в приморском городе Херцег-Нови существует отдельное Русское кладбище. Оно стихийно сформировалось ещё в начале 1920‑х и поначалу было частью общего городского военного некрополя. Здесь наряду с офицерами и генералами царской армии нашли покой обычные врачи, инженеры и учителя, проживавшие в Боке Которской.
Долгое время кладбище оставалось заброшенным. Его реконструкция — при поддержке России и волонтёров диаспоры — началась в 2005 году. К 2007 году на кладбище возвели церковь имени Фёдора Ушакова, а надгробия расчистили и частично отреставрировали. Русские волонтёры до сих пор проводят субботники, ухаживая за старыми могилами.
Многие эмигранты, упомянутые в этой статье, похоронены именно здесь. Сегодня Русское кладбище стало настоящим памятником беженцам первой волны. Посетить его может любой желающий.
Потомки беженцев и сегодня живут в Черногории, храня память о предках. Многие посвятили себя изучению истории русской диаспоры. Крупнейшим исследованием эмиграции стала книга Зорана Локтионова «Русские в Черногории», изданная в 2011 году. Свою лепту в культурную память вносят и новые переселенцы. В 2014 году Роман Череватенко, незадолго до этого перебравшийся на Адриатику из России, основал в Херцег-Нови Русский культурный центр.
Ежегодно в черногорских Дженовичах проходит литературный фестиваль «Русские мифы»: со всего света сюда приезжают писатели, историки и потомки эмигрантов. 12‑й сезон фестиваля, состоявшийся в 2020 году, посвящался столетию Крымской эвакуации и наследию русской диаспоры.
Читайте также рассказ «Бегун» Ильи Эренбурга.
