Александр Владимирович Кожев (настоящая фамилия — Кожевников), родившийся в 1902 году, принадлежал к выходцам из верхней прослойки московских средних классов и приходился племянником знаменитому художнику Василию Кандинскому. Когда только наступила Октябрьская революция, юный бунтарь-буржуа горячо приветствовал её, но скорое знакомство с органами ЧК остудило его пыл, и в 17 лет он покинул родные пенаты, навсегда уехав на Запад — сначала в Германию, а позже в Париж. Там он начал читать лекции по Гегелю, которые очень пришлись по душе французской интеллигенции, и ко второй половине 1930‑х годов он уже более-менее втёрся во французский интеллектуальный истеблишмент. В 1937‑м он получил французский паспорт, а в войну угадал, выбрав сторону будущих «победителей» — движение Сопротивления, куда он вступил.
После войны Кожев поступил на административную службу. В 1948 году его пригласили работать в Национальный центр международной торговли при французском министерстве иностранных дел, а в 1950‑х он перевёлся в департамент торговли министерства экономики Франции. Он был советником в торговых переговорах и одним из главных разработчиков Европейского общего рынка и Всеобщего Соглашения по тарифам и торговле будущего ЕС. Кожев, конечно, не играл первую роль в продвижении глобалистического проекта ЕС, но всё же важные вторые и третьи роли за ним были.
Выходит, что глобалистский спрут в лице современного ЕС выстраивал в том числе и русский эмигрант. И я не лукавлю — одной из главных идей Кожева было продвижение сокращения торговых барьеров, которые в длинной перспективе и привели к тому, что английские или французские капиталисты вместо того, что держать фабрики и платить приличные зарплаты своим рабочим, закрыли производство у себя, оставляя свои рабочие классы безработными и переводя производства в какую-нибудь Польшу (и это в лучшем случае!). Или же, наоборот, оставляли производства Англии, но набирали туда работать за копейки иммигрантов из более бедных стран. В любом случае в проигрыше простой гражданин.
Несмотря на неприятный советский опыт, Кожев с интересом и уважением относился к Карлу Марксу и его идеям. Я хочу вас познакомить с его статьей 1957 года «Колониализм с европейской точки зрения». В работе автор через Маркса выводит, что западный мир, пусть уже без колоний, тем не менее остаётся колонизаторским режимом для третьего мира и что ему пора бы делиться прибылью с этим «бедняком» — третьим миром. Проблемы государств, подверженных экономическому колониализму, сейчас даже для России уже не чужие, поэтому статья читается свежо и сегодня.
Колониализм с европейской точки зрения
Перевод с немецкого Алексея Руткевича,
профессора НИУ ВШЭ
Слово «капитализм» возникло в XIX веке, Карл Маркс придал ему точный, специфически экономический смысл. Маркс понимал под «капитализмом» экономическую систему, которая характеризуется следующими чертами. Во-первых, «капиталистическое» хозяйство представляет собой экономику с развитой промышленностью. Во-вторых, индустриальные средства производства в этой системе принадлежат не физически работающему большинству населения, но политически и экономически «руководящему» и «направляющему» меньшинству или элите так называемых «капиталистов». В‑третьих, эта система устроена таким образом, что трудящееся большинство (так называемые «пролетарии») не имеют никаких преимуществ от технического прогресса, индустриализации или, если угодно, «рационализации» производства.
Прогресс промышленной техники увеличил производительность труда (или, как мы говорим сегодня, его «продуктивность»). Он сделал труд приносящим большую стоимость. Однако эта «прибавочная стоимость» не выплачивалась трудящейся массе, но удерживалась капиталистическим меньшинством. Так что, несмотря на технический прогресс, трудящиеся массы населения оставались на прежнем жизненном уровне, который был близок к минимальному (а потому его и нельзя было сделать ещё ниже). В то же самое время технический прогресс вёл к постоянному росту дохода капиталистического меньшинства.
Я преднамеренно говорю о «росте дохода», а не о подъёме уровня жизни. Если существует минимальный уровень жизни, то имеется и максимальный или, так сказать, оптимальный, который уже не перешагнуть. Этот «оптимум» был задолго до индустриализации достигнут «руководящим» меньшинством — это хорошо знал Маркс и писал об этом в одном из своих научных трудов.
Так что лишь незначительная часть капиталистической прибавочной стоимости фактически шла на потребление — почти всё «инвестировалось» и тем самым служило дальнейшему техническому прогрессу, то есть постоянному расширению и «совершенствованию», индустриализации или рационализации национальной экономики.
Однако, как уже было сказано, тот «капитализм», который имел в виду Маркс, был устроен таким образом, что трудящееся большинство не имело от этого прогресса ни малейших выгод. Хотя оно не становилось абсолютно беднее (да это было и невозможно), оно становилось относительно беднее: различие между ним и элитой по совокупному доходу становилось всё большим.
Из этой теории образования капитала и теории прибавочной стоимости Маркс и так называемые марксисты вывели в XIX веке известные социальные и политические следствия. Они пророчествовали о «социальной революции» как исторической необходимости. Ими говорилось следующее: основанный на прибавочной стоимости капитал разрушает социальное равновесие; вся эта система раньше или позже рухнет. Это насильственное низвержение капитализма называлось ими «социальной революцией».
Мы можем сразу сказать, что марксистские пророчества не оправдались — как раз в капиталистических странах не было «социальной революции». Сегодня ни один серьёзный человек не станет всерьёз утверждать, что в этих странах имеется хоть какая-то возможность подобной революции.
Но если сегодня уже нельзя всерьёз отрицать это фактическое положение дел, то можно ложным образом его интерпретировать. Скажем, можно предположить, что Маркс ошибался в своих предсказаниях потому, что ложными были их теоретические основания. Зачастую именно это и утверждалось. По-моему, такое истолкование не только ложно, но и опасно. На деле Маркс ошибся не потому, что он был не прав в теории, но именно потому, что он был прав.
В чём заключается эта ошибка и почему он пришёл к тому, что на сегодняшний день всеми признаётся ложным? Совсем не потому, что на Западе не дошло до революции, хотя сохранился описанный Марксом капитализм. Маркс ошибся и не потому, что описанного им капитализма вообще не существовало (как это часто и охотно повторяли в XIX веке). Маркс ошибся именно потому, что, во-первых, капитализм в его время был как раз таким, как он его описывал, и, во-вторых, поскольку этот капитализм сам сумел разрешить открытые Марксом и описанные им экономические недостатки или «противоречия». Причём сделал он это в том направлении, которое было указано самим Марксом, только не «революционным» или «диктаторским», но мирным и демократичным образом.
Собственно говоря, Маркс и марксисты ошиблись только в одном. Они полагали, что капиталисты останутся столь же наивными, поверхностными, непонятливыми и слепыми, как буржуазные политэкономы и интеллектуалы вообще, которые писали более или менее толстые книги и думали, что тем самым они «опровергают» марксистскую теорию. Если бы так и происходило, то Маркс ничуть не ошибся бы в своих предсказаниях. Но на деле всё происходило иначе. Капиталисты помогали публиковать «антимарксистские» книжки, иногда их даже читали (пока были студентами), но делали как раз нечто противоположное тому, что было в этих книжках написано. А именно: они по-марксистски перестраивали капитализм.
Коротко говоря, капиталисты сами видели в точности то же самое, что видел и что описывал Маркс (пусть независимо от него и с некоторым запозданием). А именно: они видели то, что капитализм не может развиваться и даже просто сохраняться в том случае, если обретённая с помощью промышленной техники «прибавочная стоимость» не будет перераспределяться между капиталистическим меньшинством и трудящимся большинством. Иначе говоря, капиталисты вслед за Марксом поняли, что современный капитализм с высоким уровнем развития промышленности и массовым производством не только делает возможным постоянный рост доходов (и жизненного уровня) работающей массы, но он его даже требует. И они стали соответствующим образом действовать.
Короче говоря, капиталисты стали делать именно то, что они и должны были делать по марксистской теории, а именно то, что делало «социальную революцию» невозможной и ненужной. Такое «марксистское» преобразование первоначального капитализма протекало более или менее анонимно. Тем не менее и тут имелся один великий идеолог. Его звали Генри Форд. Мы даже можем сказать, что Форд был единственным великим и подлинным марксистом ХХ столетия. А все так называемые теоретики марксизма были в большей или меньшей степени «романтиками», поскольку они искажали марксистские теории ради того, чтобы приспособить их к некапиталистическим отношениям, то есть к экономической системе, которая вовсе не подразумевалась Марксом.
После того, что совершенно сознательно делалось Фордом и более или менее бессознательно прочими капиталистами до или после него, пришли теоретики-интеллектуалы, которые, используя термины вроде Full Empolyment, перевели идеи Форда на учёный язык, недоступный нормальному среднему человеку, и развили этот язык столь успешно, что уже было трудно понять, что речь идёт именно об идеях Форда. Они-то были вполне марксистскими, а потому при их реализации оказались опровергнутыми всякого рода псевдомарксистские теории.
В любом случае фактом остаётся то, что сегодня описанный и раскритикованный Марксом капитализм старого стиля, то есть капитализм, создающий инвестируемый далее капитал за счёт искусственного ограничения дохода трудящихся слоёв населения вплоть до жизненного минимума, не сохранился ни в одной высокоразвитой стране — за исключением Советской России. Там он называется если не «коммунизмом», то «социализмом», но при всех социально-политических вторичных проявлениях (будь они полицейскими или революционными) остаётся тем же самым европейским капитализмом XIX века. И это целиком отвечает марксистской теории. Ведь с точки зрения этой теории совершенно всё равно, кем инвестируется прибавочная стоимость, частным лицом или государственным чиновником. Важно лишь то, что образующая капитал прибавочная стоимость рассчитывается так, что трудящимся массам остаётся лишь прожиточный минимум.
Сказанное мною совсем не ново — сегодня это просто банально. Можно даже спросить, зачем это вообще было мною сказано. Тем более что тема моего доклада обозначена как «колониализм», а не «капитализм».
Я говорил о Марксе и марксистском капитализме, равно как о мирном и «демократичном» преодолении первоначального капитализма, именно потому, что, по моему мнению, капитализм старого стиля не был полностью и окончательно преодолён, как это может показаться с первого взгляда. И не только потому, что он под более или менее верным названием «социализм» сохранился в Советской России (и её «сателлитах»). К сожалению, он сохранился и на Западе и называется сегодня «колониализмом».
Маркс рассматривал только Западную Европу, и в его время это было совершенно оправданно. Куда менее оправданно то, что и сегодня многие из его хвалящих или критикующих обладают той же перспективой и видят мир примерно так же, как какой-нибудь древнеримский «экономист». С тем единственным отличием, что в этот orbis terrarum включены ещё Соедиённые Штаты Америки.
Но в действительности так называемый «западный мир» — по крайней мере после Второй мировой войны — является отнюдь не только европейским или евро-американским. Он является также африканским и азиатским и ещё в большей мере станет таковым в длительной перспективе.
Если рассмотреть этот мир в целом и таким, как он есть в действительности, то не так уж трудно заметить, что марксистское определение капитализма к нему по-прежнему применимо, причём со всеми следствиями, вытекающими из этого определения «логически» (то есть не только «в действительности», но и со всей «необходимостью»).
В самом деле, мы видим, что важнейшие средства промышленного производства принадлежат в нем евро-американскому меньшинству, которое только и пользуется благами технического прогресса, увеличивая из года в год свои доходы, тогда как афро-азиатское большинство хотя и не становится беднее (это просто физически невозможно), но всё же делается относительно всё более бедным. Причем речь идёт не о каких-то двух раздельных экономических системах, поскольку между Евро-Америкой и Афро-Азией происходит оживлённый хозяйственный обмен. Только система эта устроена таким образом, что одна, меньшая, часть с каждым годом делается всё богаче, а другая, большая, часть нигде не поднимается выше прожиточного минимума.
Ни в одной высокоразвитой стране, за исключением России, сегодня нет «пролетариев», то есть тех действительно бедных слоёв населения, которые в состоянии только выживать и не имеют никакого избытка. В так называемых «капиталистических» странах все более или менее богаты, а не бедны, поскольку все живут в них в условиях пусть относительного, но изобилия. Но если взять мир в целом, то в глаза сразу бросается гигантский пролетариат, причём именно в марксистском смысле этого слова. А так как мы имеем единую экономическую систему, то можно сказать, что в ней имеется и «прибавочная стоимость» в марксистском смысле, которая идёт в целом во благо только тем странам, которые располагают промышленными средствами производства.
С экономической точки зрения совершенно всё равно, как эта «прибавочная стоимость» подсчитывается и как она удерживается. Важно здесь лишь то, что эта прибавочная стоимость способствует образованию капитала в промышленно развитых странах. А потому мы можем сказать, что современная западная система мирового хозяйства в целом является «капиталистической» в марксистском смысле этого слова.
Правда, имеется одно отличие — не только с психологической или политической, но и с экономической точки зрения — между системой, где прибавочная стоимость изымается у трудящихся масс в одной стране, и системой, где эта прибавочная стоимость уходит в другую страну. Это отличие можно терминологически зафиксировать, определяя понятия «капитализм», «социализм» и «колониализм» следующим образом. Капитализмом мы можем назвать классический европейский капитализм XIX века, то есть систему, в которой прибавочная стоимость изымается в рамках одной страны и инвестируется частными лицами. Под социализмом (я имею в виду не теоретический социализм, который нигде и никогда не существовал, но фактически существующую систему, то есть советский социализм) подразумевается та система, где прибавочная стоимость точно так же, как и при капитализме, изымается в рамках одной страны, но инвестируется она государством. Наконец, слово «колониализм» обозначает ту систему, где прибавочная стоимость, как и при капитализме, инвестируется частными лицами, а не государством, но изымается она не в пределах той же страны, но за её пределами.
Эти определения показывают, что капитализм в собственном смысле слова уже нигде не существует, равно как и то, что колониализм весьма близок этому исчезнувшему капитализму. Тогда понятно и то, что нынешние марксисты занимают по отношению к колониализму позицию, которая аналогична той, которую Маркс занимал по отношению к капитализму. С одной стороны, они указывают на то, что разрыв в доходах между афро-азиатским большинством и евро-американским меньшинством постоянно увеличивается; с другой стороны, они выводят из этого то, что подобная система рухнет, поскольку она лишена равновесия. При этом они, как и Маркс, предполагают, что лишь они одни способны установить это и вывести все следствия, тогда как нынешние колониалисты останутся столь же слепыми и недалёкими, как капиталисты во времена Маркса.
Если б это было действительно так, то неомарксисты были бы правы со своими предсказаниями относительно колониализма. Именно поэтому в начале моего доклада мною было сказано, что было бы в высшей степени опасно ложно интерпретировать факты, в частности тот факт, что предсказание Маркса относительно капитализма оказалось неверным. Мы видели, что капитализм не рухнул, несмотря на то, что обнаруженные Марксом «противоречия» сохранялись и в дальнейшем. На Западе не было социальной революции, но не было потому, что сам западный капитализм сумел устранить это противоречие мирным и демократическим путем, «по-фордовски» перестроив свою экономику. Из этого исторического факта можно логически вывести только одно следствие: для того чтобы избежать краха колониализма, нужно рациональным образом его перестроить — аналогично тому, как капиталисты во времена Форда и после него перестроили капитализм.
Нынешнее положение является довольно странным и даже тревожным. «Марксистское» противоречие старого капитализма было решено самими «фордовскими» капиталистами, решено их собственной практической деятельностью. Только затем пришла научная теория (Full Employment и тому подобное), государства тоже явились вослед и приспособились к уже возникшей экономической системе. С сегодняшним колониализмом ситуация выглядит как прямо противоположная. Уже имеется немалое число добротных теоретических работ по этой проблеме (скажем, в ООН), есть позитивные мероприятия и программы государств, но практики от экономики занимают пока выжидательную и скептическую позицию и действуют так, словно это их вообще не касается, поскольку это «политическая проблема».
Разумеется, это — политическая проблема, возможно, даже главная политическая проблема XX века. Этот аспект я сознательно не рассматриваю. Тем более что это и в огромной степени экономическая проблема. Если выразить её на обычном языке (а он всегда ближе к сути дела): бедный клиент — плохой клиент. Если большинство покупателей какой-то фирмы плохие клиенты, то и сама фирма плохая, несолидная, растущая из года в год, но лишь потому, что ей грозит крах. Никто тогда не удивится тому, что в один прекрасный день такая фирма действительно потерпит крах.
Именно поэтому следует сегодня задать вопрос: как можно «по-фордовски» экономически перестроить колониализм? Для этого существуют три мыслимых метода, все они в том или ином виде уже предлагались.
Во-первых, можно оговорить знаменитые terms of trade, то есть дороже, чем ныне, оплачивать производимые в недоразвитых странах продукты, в первую очередь сырьевые ресурсы. Речь идёт о стабилизации цен на сырьё, что позволило бы вывозящим его странам не только выживать, но жить лучше и лучше, подобно тому, как живут ввозящие его страны. Иначе говоря, современный колониализм мог бы прийти к тому же, до чего дошел старый капитализм: понять, что не только политически, но и экономически выгодно то, что за работу платят не насколько можно мало, но насколько можно много. По этому поводу велись длительные переговоры (Commodity-agreements) на разных языках, все страны выказали свою готовность. Правда, при этом выяснилось, что в недоразвитых странах водятся и какие-то совсем недоразвитые люди, которые никак не могут понять, почему за производимую на Ближнем Востоке нефть платят чуть ли не вдвое меньше, чем за добываемую в Техасе; почему вообще при создании «мирового союза» сырьё будет покупаться за бесценок, тогда как цены на промышленные товары останутся столь же высокими, и так далее. Но всё же все страны в Женеве пришли к согласию, и только одна страна была против по «принципиальным соображениям». Но этого было достаточно для того, чтобы все эти разговоры закончились. Ведь имя этой «принципиальной» страны — США.
Во-вторых, возможны и прямые действия, а именно можно по-прежнему изымать прибавочную стоимость, но инвестировать её не в высокоразвитых и богатых странах, но на месте, в недоразвитых, бедных странах. Для этого можно создать какую-нибудь международную организацию типа SUNFED. Об этом также из года в год и на международном уровне произносилось немало речей. Только говорилось не о том, что развитые страны непосредственно придут на помощь бедным, а о создании некоего международного инвестиционного фонда. Наконец, после пяти лет исследований и речей на конференциях, согласились собрать… 250 миллионов долларов на все бедные страны, да и эту сумму никак не соберут, наверное, именно потому, что она столь незначительна. Да и ныне речи по этому поводу ведутся, и не где-нибудь, а в ООН!
В‑третьих, возможны прямые действия не на международном, а на национальном уровне. Некая высокоразвитая страна может правой рукой изымать прибавочную стоимость (что все эти страны и делают сегодня), но левой рукой её возвращать, даже с некоторой добавкой, и инвестировать в одну или несколько неразвитых стран. Если вся прибавочная стоимость уходит на это, да ещё с добавкой, то уже нельзя говорить о колониализме в привычном смысле слова. Ведь в таком случае берётся не больше (а то и меньше), чем отдаётся. Если же передаётся много больше, чем берётся, то такую страну следовало бы называть «антиколониалистской».
Насколько мне известно, этот третий метод практикуется сегодня только двумя странами, Францией и Англией. При самых высоких расценках изымаемой Францией прибавочной стоимости (с учётом наценки на французские товары, таможенные преференции и тому подобное) выясняется, что каждый послевоенный год Франция инвестировала в свои колонии и бывшие колонии в пять — шесть раз больше, чем изымала. Хотя соответствующие британские данные известны мне хуже, я всё же могу сказать, что Англия делала примерно то же самое.
Если кратко охарактеризовать нынешнюю ситуацию западного мира в этом отношении, то можно сказать следующее:
- оплот «принципиального» колониализма находится в Вашингтоне;
- все высокоразвитые страны являются de facto колонизаторами — за исключением Франции и Англии.
Разумеется, сказанное мною следует принимать cum grano salis. Иначе говоря, это шутка, но из тех шуток, которые философы называют «сократической иронией» (конечно, как все шутки, она бывает удачной или неудачной). Но по существу сказанное мною в докладе было сказано всерьёз и с «педагогическими» целями.
Всерьёз утверждалось то, что подлинной проблемой нашего времени является не политический, но экономический колониализм. Поскольку от политического колониализма вообще почти ничего не осталось, сравнительно немногие страны и сегодня живут в условиях колониального «режима». И если из-за этого могут возникнуть какие-то местные затруднения, то весь западный мир от этого, конечно, не рухнет. Такого сорта колониализм перестал быть мировой проблемой. Напротив, экономический колониализм представляет собой не только мировую проблему, но и грозную опасность.
Всерьёз говорилось и о том, что колониализм вполне возможен и без наличия колоний и все высокоразвитые индустриальные страны фактически являются (пусть зачастую бессознательно) колонизаторами. Все они получают выгоды от технического прогресса, делаются с каждым годом всё богаче, тогда как отсталые страны остаются на прежнем месте и с каждым годом становятся (относительно) всё более бедными.
Наконец, всерьёз было указано и на то, что эту проблему не разрешить, пока за неё не взялись практики хозяйственной деятельности. Современный колониализм столь же настоятельно нуждается сегодня в коллективном «Форде», как нуждался во множестве спонтанно возникших «Фордов» старый капитализм. Я имею в виду тех людей, которые производят для масс и нуждаются в росте покупательной способности этих масс, которые создают эту способность, повышая по экономическим соображениям зарплату, не дожидаясь того, что это сделает государство по теоретическим или политическим соображениям.
Всё это кажется мне законом сегодняшнего мира. По-гречески закон — «номос», и речь идёт о номосе западного мира, охватившем всю Землю.
В одном из самых богатых мыслями и блестяще написанных эссе, какие мне доводилось читать, древнегреческий номос выводится из трёх корней: Брать, Делить и Радоваться (то есть употреблять или потреблять). Все это кажется мне совершенно верным. Правда, древние греки не ведали о том, что современный номос обладает ещё одним, четвёртым корнем, а именно — Давать. Таково корневище социально-политического и экономического закона современного западного мира, которое не было доступно грекам; быть может, потому, что они были языческим народцем, но никак не христианской державой.
Конечно, это не критика профессора Шмитта, поскольку его «Делить» безусловно включает в себя «Давать»; когда всё взять, то приходится затем распределять, и одни могут получать лишь после того, как другие отдали. Я обращу внимание только на то, что этимологически глагол «давать» иной раз звучит лучше, чем глагол «брать», несмотря на то, что фактически имеется в виду совершенно то же самое. Говорим же мы, что сами отдаем налоги в казну, а не «у нас их берут».
Слова вообще часто обладают большим значением, чем это принято считать. В конце концов, человек отличается от животного именно из-за наличия языка. И с этой лингвистической точки зрения наш западный мир выглядит далеко не лучшим образом. Старый берущий капитализм, дававший массам как можно меньше, был окрещён в России «социализмом» (после того как этот капитализм сделали государственным). Но и наш дающий капитализм, предоставляющий массам как можно больше, не нашёл себе никакого достойного имени. Правда, он остаётся и берущим, пока речь идёт о том, что он отбирает вовне, и тут он называется «колониализмом». Это его имя сегодня всем известно. Своего имени не получил пока новейший, дающий колониализм, который даёт отсталым странам значительно больше, чем берёт, — он пока анонимен. Но мы имеем дело с едва родившимся ребёнком, который ещё мал, слаб, да и не особенно красив. Однако, следуя нашим христианским обычаям, его следовало бы окрестить — это довольно здравый обычай.
Будь он поименованным или нет, номос современного западного мира заключается для меня в том, что я, импровизируя, назвал «дающим колониализмом». Он является «законом», а потому раньше или позже все промышленно развитые страны ему подчинятся. В особенности это относится к тем странам, у которых нет «колоний» (то есть некому давать), которые держатся берущего колониализма в его самой откровенной форме, причём чаще всего с совершенно спокойной совестью.
О жизни известных российских эмигрантов читайте на ресурсах автора:
- Телеграм-канал Chuzhbina
- Подкаст «Вехи» на Spreaker и на Ютубе
- Блог, посвящённый русской и украинской эмиграции Британии на Дзене
- Литературный и публицистический блог
- Твиттер Facades & Flags
Читайте также наш материал «Бакунин против Маркса. Битва за Интернационал».
