Революция и Гражданская война в России стали причиной эмиграции более миллиона человек, которые рассеялись по всему миру. Финляндия стала одним из центров «русского исхода». Многие использовали бывшее Великое княжество в качестве транзитной страны на пути в Западную Европу или Новый Свет, но некоторые остались здесь навсегда в надежде на то, что совсем скоро большевики падут и жизнь вернётся в привычное русло.
Эмигранты сталкивались с многочисленными трудностями. VATNIKSTAN рассказывает, как русские попадали в Финляндию и устраивали свой быт на новом месте, что о них думали местные жители и каким образом сложилась судьба большинства из них в межвоенное лихолетье.
Русские в Финляндии до революции
Финляндию присоединили к Российской империи в 1809 году, по итогам последней в истории русско-шведской войны. Впервые Суоми обрела хоть и частичный, но суверенитет. Включение страны в состав империи было оформлено посредством личной унии, а сама Финляндия стала Великим княжеством.
Несмотря на это, до начала XX века русские гражданские редко переселялись в Суоми. В чужом культурном и религиозном пространстве трудно приспособиться. Те, кто всё же оказывался в Великом княжестве, состояли из представителей духовенства, чиновничества и — намного реже — купечества, открывавшего в Финляндии новые предприятия. Таким был, например, тверичанин Николай Синебрюхов, основатель знаменитой и существующей по сей день пивоваренной компании.
Слабый миграционный поток объяснялся и жёсткими бюрократическими процедурами. Претендент на получение финляндского гражданства должен был получить целую пачку разрешений с обеих сторон — в том числе от генерал-губернатора и российского императора. В Финляндии не было крепостного права, да и уровень жизни превышал средний по России. Желающих поменять место жительства в таких обстоятельствах и без «бумажных» порогов было бы достаточно большим.
Тем не менее к началу 1917 года русскоязычное население Великого княжества составляло почти 200 тысяч человек, из которых 125 тысяч приходилась на войска, расположенные в гарнизонах по всей стране. Среди гражданских значительную часть от общего числа переселенцев составляли восточные карелы и ингерманландцы — родственные финнам народы, занимавшиеся прежде всего торговлей на приграничных территориях.
Миграционные потоки не были односторонними. Многие финны уезжали в Санкт-Петербург в поисках работы. Перед Первой мировой войной таких переселенцев в городе было более 20 тысяч человек.
Русские переселялись в основном в ближайшие к Санкт-Петербургу города — Гельсингфорс и Выборг. Отдельно стоит выделить владельцев дач на Карельском перешейке, проживавших здесь сезонно. Среди них были известные деятели культуры: Илья Репин, Леонид Андреев, Корней Чуковский. При этом мирное существование не требовало создания каких-то организаций, защищавших интересы русской диаспоры. Ситуация изменилась в 1917 году, в связи с революционными событиями в России.
Первые эмигранты — 1917 год
Февральские события, в отличие от революции 1905 года, слабо повлияли на финляндское общество. Политики видели в сложившихся обстоятельствах возможность для реформирования автономии и завоевания большей независимости от Петрограда. При этом разгул матросов, зачастую устраивавших охоту на морских офицеров, шокировал многих из них.
Уже с февраля 1917 года в Финляндию прибывало всё больше русскоязычных. На фоне политической нестабильности из Петрограда в соседнее Великое княжество бежали в основном владельцы дач, рассчитывавшие переждать революционное лихолетье в непосредственной близости от столицы. Примечательно, что Финляндию использовали в качестве ближайшей к Петрограду безопасной базы и революционеры. Владимир Ленин в 1906 и 1917 году находился в Суоми и с помощью финских товарищей успешно скрывался от преследования.
Тем не менее беглецов от Февральской революции было немного: их общая численность не превышала трёх тысяч человек. Некоторые из них использовали Финляндию в качестве транзитного пункта в Западную Европу. В Гражданскую войну этот путь стал весьма популярным среди тех, кто позже покидал родину. Они выезжали в Париж, Берлин, Лондон — будущие центры эмиграции.
Трудный путь через границу
После Октябрьской революции и начала Гражданской войны в 1918 года поток беженцев в Финляндию усилился. Бежавшие в Суоми делились на несколько групп. Военные направлялись через Финляндию к центрам Белого движения. Крестьяне, в основном карелы и ингерманландцы, переходили границу, спасаясь от продразвёрстки и боевых действий, развернувшихся на приграничных территориях. Бывшие царские чиновники и интеллигенция устремились из Петрограда в Финляндию летом 1918 года, вынужденные покинуть родные дома из-за начавшегося красного террора и тяжёлого продовольственного положения в городе. Бывший член Государственного Совета Владимир Андреевский вспоминал ситуацию в столице:
«По бывшему Невскому проспекту народ идёт всё пешком по середине улицы, многие с салазками, все с узелками. На углах, пред советскими лавками, где выдают хлеб, стоят хвосты измождённых понуренных особей…»
Многие использовали Суоми, чтоб попасть в Париж и Берлин. Беженцы попадали в эти города чаще всего через Стокгольм, в случае Берлина таких «пересадок» не требовалось. Военные же, оказавшиеся в относительно безопасной Финляндии, тут же стремились влиться в формировавшиеся на территории России белогвардейские отряды. Самыми близкими были Северная и Северо-Западная армии. Оставаться же в Суоми решались немногие. После гражданской войны в стране царили антирусские настроения, а правительство слабо помогало нуждающимся переселенцам.
В Финляндии пришельцам были не рады. В завершившейся гражданской войне на стороне красных выступили тысячи русских, а националисты активно раскручивали неприязнь к восточному соседу. В Финляндии выходили постановления о принудительной высылке эмигрантов обратно в Советскую Россию. Для многих из них это означало смерть. Но, несмотря на такое отношение соседей, тысячи русских пытались попасть в Суоми.
Осталось большое число свидетельств участников событий о том, как именно они переходили границу и как их встречали финны. Эмигранты пересекали границу пешим путём при помощи местных жителей, которые знали особые «ходы» на другую сторону. Конечно, за услуги проводников приходилось платить, стоимость зависела от срочности дела и самооценки проводника. Другие пытались попасть на территорию Финляндии через Финский залив на лодках и катерах, в зимнее время — прямо по льду, что сопровождалось большими опасностями для жизни. В Суоми, правда, их ждали долгие дни и недели в тюрьмах в ожидании дальнейшей судьбы. Однако при наличии более-менее крупной суммы денег проблема решалась довольно просто.
Один из создателей кадетской партии Иосиф Гессен вспоминал:
«…Грубые окрики, испытующие взгляды, многозначительное покачивание головой при недоверчивом сопоставлении паспортной фотографии с оригиналом, — всё это производило столь внушительное впечатление, что можно было усомниться в себе самом: чёрт возьми, а быть может, я и в самом деле агент большевиков!»
Группа людей, среди которых был племянник философа Дмитрия Мережковского, Борис, в сентябре 1921 года перебралась через Финский залив на территорию Финляндии. Они были заключены в выборгскую тюрьму, откуда сообщали:
«Моральное состояние наше ужасное. Для большинства возвращение в Россию к большевикам грозит расстрелом и тюрьмой, а мы видим, что нас не понимают — думают, что мы большевики и хотим ехать обратно».
Барон Николай Врангель, отец знаменитого лидера Белого движения, также сообщал о впечатлениях об эмигрантах, бежавших из Советской России в Финляндию:
«Я встретил некую даму, которая с ребёнком на руках, прячась днём в кустарниках, шла восемь суток и, в конце концов, добралась до цели, но одна — девочка умерла в пути от переохлаждения. Летом прибыл мужчина с женой, переплывший ночью залив, одежда свёрнута в узелок на спине. Привезли людей, которые часами прятались в соломе, другие приплыли на лодках. Знакомый офицер пришёл пешком из Казани, в кармане на всю дорогу — всего двадцать пять рублей».
В 1918 году финские власти насчитали около трёх тысяч пересёкших восточную границу. В последующие годы число эмигрантов увеличивалось. В следующем году их численность возросла до 15 тысяч человек, а в 1921‑м — перевалила за 30 тысяч. Последний резкий всплеск был связан с Кронштадтским и Карельским восстаниями, участники которых были вынуждены уйти в Финляндию.
При этом отношение со стороны властей и самих финнов к прибывшим было неоднородным. Этнические русские вызывали подозрение — многие финны действительно считали, что так к ним проникают агенты большевиков. Опыт предыдущих 20 лет соседства, связанный с попытками русификации, не добавлял любви. Подозрения были не беспочвенны: агенты НКВД, завербованные в монархических эмигрантских организациях, часто бывали в Финляндии и переходили через границу. В 1927 году один из ключевых участников операции «Трест», Александр Опперпут-Стауниц, сдался финским властям и признался в работе на советскую разведку. При этом среди пересекавших границу были карелы и ингерманландцы, которых принимали если не с распростёртыми объятиями, то с пониманием.
По оценке миграционных потоков за весь межвоенный период, с 1917 по 1939 годы, в Финляндию бежало 17 тысяч восточных карел и чуть более 9 тысяч ингерманландцев.
Жизнь в изгнании
Оказавшиеся в чуждой культурной и языковой среде, русские эмигранты объединялись в комитеты, клубы, общества для поддержки друг друга. Примечательно, что в этих мероприятиях активно участвовали и те русскоязычные, которые обосновались в стране задолго до революционных событий. Уже в начале 1918 году преподаватель университета Гельсингфорса Константин Арабажин инициировал создание общества «Русская колония в Финляндии», при которой также издавалась газета. Первая попытка объединения оказалась неудачной — среди основателей организации существовали споры относительно главных целей его существования, а разгоревшаяся в Суоми гражданская война и всплеск ненависти к русским и вовсе привели к отъезду самого Арабажина, хотя само общество продолжало существовать.
Вторая попытка объединиться пришлась на ноябрь 1918 года и закончилась успехом. В Хельсинки была образована новая организация, Особый комитет по делам русских в Финляндии. Его создателем и первым главой стал бывший премьер-министр Александр Трепов. В задачи комитета входили прежде всего попечение эмигрантов и отстаивание их интересов перед финляндским правительством. Параллельно с ним с 1918 по 1920 год существовал также Временный комитет по защите российских граждан, однако к 1920 году из-за тяжёлого финансового положения он был распущен.
Вплоть до конца 1919 года Особый комитет выполнял преимущественно политические функции и являлся одним из белогвардейских узлов в Европе, который связывал различные антибольшевистские группировки. В частности, комитет активно сотрудничал с Северо-Западной армией, действовавшей по ту сторону Финского залива. После разгрома белогвардейских сил в регионе комитет переключился на повседневные задачи по поддержке русскоязычных эмигрантов. Организация распределяла скудный бюджет, выделяемый Советом послов в Париже, ходатайствовала перед финляндским правительством о получении въезжающими русскими виз или гражданства.
Материальный вопрос стоял довольно остро. Приехавшие в Финляндию чиновники, офицеры, работники культуры и искусства чаще всего не могли найти для себя работу, соответствующую их квалификации. Если в первые годы пребывания в стране беженцам помогал Американский Красный Крест, то после его ухода из Европы в 1921 году финское правительство сильно сократило число претендентов на пособия. При этом предпочтение в выделении денег отдавалось родственным карелам, массово переходившим границу в 1922 году. Русским приходилось менять сферу деятельности, чтобы хотя бы как-то удовлетворять насущные потребности.
Главными центрами устройства эмигрантов стали фирмы, основанные ещё в царской России и расположенные в Выборге и Хельсинки: пищевая фабрика Фацера (названная по количеству работавших там русских «эмигрантской академией»), заводы «Арабиа», табачные производства «Ф. Сергеефф» и карамельная фабрика «Койтто» в Выборге. Многие становились ремесленниками, устраивались на работу в рестораны. Об эмигрантах говорили:
«Следствием несомненной гибкости и способности к приспособлению является и та предприимчивость, которую в целом демонстрируют эти люди…»
При этом чуждая культурная и языковая среда делали процесс приспособления для многих чрезвычайно тяжёлым. Поэт Ирина Еленевская вспоминала:
«Русские, осевшие в Финляндии, остались чуждым элементом для местного населения и сами не могли с ним сплотиться, как, например, в Югославии. Для этого мы были слишком различны и по характеру, и по подходу ко всему, не говоря уже о незнании местных языков, шведского и финского. Только в очень редких случаях, при смешанных браках или по материальным расчётам, русские эмигранты приобщались к финляндской культуре».
Часто приспособиться мешало и имперское прошлое, по которому финны в головах у бывших хозяев жизни существовали не иначе как в образе «немытых чухонцев». Полковник Александр Фену, сотрудник Особого комитета, писал в 1920 году:
«Увы, наши компатриоты на редкость бестактны, не умеют себя вести в чужом государстве, мало чему научились за революцию и только подводят своих более корректных и смиренных сородичей».
Русская диаспора часто проводила культурные вечера, организовывала концерты популярных эмигрировавших певцов, основывала русскоязычные театры.
В культурном отношении приезжие жили совершенно обособленно от основной массы населения, что временами вызывало раздражение властей, хоть они и не могли ничего поделать со сложившейся ситуацией. Представления и выступления актёров часто посещал Карл Густав Маннергейм, что приводило эмигрантскую публику в восторг. Бывший царский генерал жертвовал деньги на нужды русской колонии и состоял в переписке с некоторыми эмигрантами, часто содействовал в получении гражданства и виз. Большую роль в объединении беженцев играли остававшиеся в Финляндии православные церкви и монастыри. Одним из самых крупных центров духовной жизни эмигрантов стала Валаамская обитель.
Тяжёлое материальное положение и культурная отчуждённость, приносившая с собой психологические проблемы, делали из многих эмигрантов идеальных кандидатов для вербовки. Межвоенный период в истории Советской России и Финляндии — время достаточно напряжённых отношений. Иметь под рукой агента, свободно владеющего русским языком, было ценно. Услугами эмигрантов пользовались как в армии, так и в Охранной полиции — если первые интересовались положением внутри СССР, то вторые чутко наблюдали за настроениями соплеменников. При этом многие финские силовики скептически относились к использованию эмигрантов. В 1936 году в одном из отчётов Охранной полиции правительству Финляндии было высказано следующее:
«Влияние эмигрантов <…> в настоящее время почти исключительно отрицательное. Как политическая величина эмиграция уже полтора десятка лет не имела никакого позитивного значения. Страны, где социальным бременем проживает заметное количество русских эмигрантов, интригующих и ссорящихся между собой и представляющих таким образом благоприятную почву и человеческий материал для происков и провокаций ГПУ, уже многие годы имели причины опасаться эмиграции и относиться к ней сдержанно…»
Эмигранты во время Второй мировой войны
В течение 1920—1930‑х годов поток эмигрантов из СССР в Финляндию постепенно стих, хотя и не прекратился полностью. После нескольких амнистий, объявленных советским правительством относительно участников антибольшевистских восстаний в годы Гражданской войны, некоторые предпочли вернуться на родину. На другую сторону границы нелегально перебирались бежавшие от репрессий и коллективизации.
Русские в Финляндии, несмотря на культурные и экономические трудности, сохранили идентичность, а некоторые считали Суоми второй родиной. Многие пытались вступить в финскую армию во время Зимней войны, однако правительство и армейское командование отказалось от услуг эмигрантов, считая, что присутствие русских на фронте может подорвать боевой дух защитников страны. Впрочем, уже во время войны-продолжения (1941—1944 годы) бывшие подданные Российской империи пополнили ряды финских вооружённых сил преимущественно в разведке, агитационных отделах и в качестве переводчиков.
После заключения перемирия между СССР и Финляндией в Хельсинки работала Союзная контрольная комиссия, возглавляемая Андреем Ждановым. Помимо прочего, победители потребовали от финского правительства ареста и выдачи врагов советской власти. В мае 1945 года полицейские при участии советских военнослужащих заключили под стражу 20 человек, 18 из которых были русскими эмигрантами, причём степень их участия в белоэмигрантских организациях существенно различалась. Один из арестованных, Дмитрий Кузьмин-Караваев, впоследствии вспоминал:
«Трудно сказать, почему Советская Контрольная Комиссия, в лице её председателя генерала Жданова, потребовала ареста и выдачи ей именно этих лиц. В группу выданных попали лица, в громадном большинстве ничем между собою не связанные, люди разного возраста, воспитания и образования, разного прошлого. <…> В силу этого русским населением Финляндии с большой верой была воспринята версия, с которой я имел возможность ознакомиться лишь в 1955 году, по возвращению в Гельсингфорс. Согласно этой версии, Жданов и его помощник [Григорий] Савоненко потребовали от Министра Внутренних Дел Финляндии в 1945 году коммуниста [Ирьё] Лейно выдачи не 19-ти, <…> а много больше, чуть ли не 200 лиц».
Если советская комиссия и имела планы по аресту эмигрантов, то им не суждено было сбыться. В скором времени отношения Финляндии и СССР были урегулированы. Русскоязычные продолжили жизнь в стране, а в конце XX века, после распада Советского Союза, их численность в Суоми кратно увеличилась.
Рекомендуемая литература
Пекка Невалайнен. Изгои. Российские беженцы в Финляндии (1917–1939). СПб., 2003.
Читайте также:
Русский след в финской гражданской войне.
Русские эмигранты в Европе. Черногория.
Русские эмигранты в Европе. Сербия.