Вторая мировая война положила конец межвоенному русско-эмигрантскому мирку Франции и его инфраструктуре, которая кирпичик за кирпичиком выстраивалась на протяжении более чем двадцати лет. Как только французы почуяли в 1939 году, что немцы пойдут на них войной, французское государство начало облаву на русских с неправильной — то есть пронемецкой — политической ориентацией. Когда немцы войдут в Париж в 1940 году, они тоже начнут облаву, теперь уже на русских с другой неправильной — профранцузской — ориентацией.
Конечно, многие эмигранты не были политизированы, но и их коснулась война и оккупация. Потеря работы, приоритет найма на работу французов иной раз вынуждали их покидать страну. По правде, большого выбора у русских эмигрантов не было. Бежать на Запад к союзникам из оккупированной Франции сложно, а то и противозаконно. Был более лёгкий вариант — уйти на работы к немцам или отправиться воевать за «Новый Порядок». Зачастую последний вариант и не был вариантом, а был «предложением, от которого нельзя отказаться», что сближает судьбы русских Франции с остарбайтерами.
Мы предлагаем вам прочитать заметку из газеты «Парижский вестник» от 14 июня 1942 года, хорошо показывающей падение прежней эмигрантской жизни во Франции на примере Лиона. Издавал газету колоритнейший белый эмигрант, талантливый публицист и заядлый антисоветчик — казачий генерал Пётр Краснов.
Газета «Парижский вестник» была единственным разрешённым русским печатным изданием во Франции. Немецкий перевод названия газеты говорит всё за себя о её политической направленности — Pariser Beobachter (по аналогии с Völkischer Beobachter, главным печатным органом НСДАП). Примечательно, что хотя газета и была пронемецкой, она не пыталась юлить и врать о том, что после немецкой оккупации «жить стало лучше, жить стало веселее», а наоборот, отмечала падение уровня жизни русских во Франции.
Русские в «свободной» зоне
Одним из крупных центров эмиграции в «свободной» зоне является Лион, город, в котором до войны проживало около пяти тысяч русских. С тех пор многое изменилось и ряды, молодёжи в особенности, сильно поредели.
Сразу же после ухода Немецких Вооружённых Сил, пробывших в Лионе около месяца, положение, казавшиеся временным, сильно ухудшилось.
Началось с такси, одной из главных русских эмигрантских профессий, на которых продолжать работу разрешено было только французам, да и то по очереди.
Много фабрик и предприятий, закрывшихся при наступлении немецкой армии, так и не открылось, другие работали в полпродукции.
Безработица, и с нею нужда, росли с каждым днем. Во многих семьях создалось почти безвыходное положение, тем более, что дороговизна стала непомерно увеличиваться, а продукты исчезать один за другим. Чтобы помочь этому бедственному положению, несколько добрых и энергичных людей решили организовать столовку (sic!) для нуждающихся при церкви Св. Николая. Стоило это больших усилий, но столовка была всё-таки организована. Она сыграла большую роль в жизни лионской колонии и спасала и спасает многих обездоленных от голода. К сожалению, в настоящее время, ввиду выезда в Германию значительной части работоспособного элемента, столовка терпит всё больший недостаток в средствах, до такой степени, что ей грозит ликвидация.
Через некоторое время после ухода немецких войск, в Лион прибыл немецкий Красный Крест. Представителям русских организаций, собственно по закону уже несуществующих, удалось наладить с ним связь и вот начали составляться списки желающих уехать на работы в Германию.
Как только это стало известно в более широких кругах, сейчас же стали в Красный Крест приходить люди в порядке, если так можно выразиться, личной явки. Это внесло большую путаницу и, как обыкновенно водится, породило фантастические слухи. Дело дошло, в конце концов, до того, что немецкие власти выбрали двух-трёх человек, с которыми и вели все дела относительно отправки на работы.
Объявление войны СССР подняло дух русских, однако, сразу же появилось и другое течение, выходящее из кругов «демократий». Течение это, робкое в начале, стало проповедовать, что нам, русским, в эту войну вмешиваться не следует, что мы-де должны, по крайней мере, оставаться нейтральными…
Инакомыслящих стали исподволь называть «пораженцами».
Распускались слухи о том, что в Германии якобы все русские арестованы и сидят в лагерях, что будто бы какие-то русские рабочие отказались работать на немецких предприятиях военного характера и возводили этих воображаемых забастовщиков в «нацгерои».
Царило возбуждение, все чего-то ждали…
И сюрприз был, однако, далеко не радостного характера, через семь дней после объявления державами Оси войны СССР. Все русские неоккупированной зоны были арестованы и в спешном порядке отправлены в лагери.
Необыкновенная спешка (первые аресты были произведены в 5 часов утра) повлекла, понятно, очень прискорбные последствия.
Как-то так вышло, что в первый день арестованы были в громадном большинстве женщины и дети. Их в автокарах и «Панье а салад» (экипаже с лошадьми. — Прим.) отвезли в тюрьму предварительного заключения при Сюртэ в Палэ де Жюстис.
На следующий день, на тех же автокарах и в автомобилях, на которых перевозят скот, все живущие в департаменте Роны были отправлены на муниципальный стадион, наскоро превращённый в концентрационный лагерь.
Смесь здесь получилась замечательная: в русские эмигранты попали личности с ярко выраженным семитским отпечатком, очевидно бежавшие ещё до войны 1914 г. от воинской повинности.
Тут же, в крагах, спортивном костюме и с беретом на голове расхаживал и пресловутый Рубинштейн, знаменитый «русский» представитель в Лиге Наций.
А русская молодёжь, не падающая духом ни при каких обстоятельствах, делала гимнастику, купалась в стадионном бассейне и, к удовольствию охраны, пела русские песни.
За некоторыми исключениями, по не совсем понятным признакам, после проверки документов, через неделю почти все были отпущены по домам с выдачей специального удостоверения, запрещающего без разрешения властей менять местожительство.
Документ этот играет теперь в «неоккупированной» зоне большую роль: без него нельзя получить ни одной официальной бумаги. Даже, чтобы проехать в соседний город, расположенный всего лишь в нескольких километрах, надо испрашивать пропуск, волокита в связи с получением которого продолжается 7–8 дней, иногда сопряжённая с несколькими вызовами в комиссариат, в результате кончающимися отказом.
Итак, ко всем ограничениям бывших французских правительств, оставшихся в полной силе, прибавилось ещё и это.
Кроме того, какие-либо собрания запрещены. Никаких организаций нет, они больше существуют. До последнего времени существовал «Дом Разведчиков», в котором иногда разрешались или, вернее, допускались доклады местного характера, но и он недавно закрылся, по распоряжению французских властей.
Русские газеты в «неоккупированную зону» попадают только случайно и очень редко. О том, что делается в Париже, никто не знает, сведения об этом попадаются только изредка, с большим опозданием и большей частью в искажённом виде.
Ненормальным положением русской эмиграции очень ловко пользуются евреи и приспешники коммунизма, осторожно извращая по-своему все события, и, пользуясь струнками патриотического чувства, стараются свернуть его на ложный путь. К мешающим им людям применяются, когда представляется случай, излюбленные демократические средства клеветы, ложного доноса властям и, наконец, застращивания анонимными письмами.
В настоящее время можно надеяться, что благодаря стараниям Управления Делами Русской Эмиграции во Франции это тяжелое, в особенности в моральном смысле, положение скоро изменится, и в наше грозное время решения судеб всех народов Европы русская эмиграция обретёт, если и не единство мысли, то во всяком случае, ту позицию, при наличии которой станет возможным принятие ею деятельного участия в восстановлении нашей Родины.
А. В.
Публикация подготовлена автором телеграм-канала CHUZHBINA.