Немирный атом: ядерная угроза в советском кинематографе

Филь­мы о ядер­ной войне — отдель­ное направ­ле­ние в поста­по­ка­лип­ти­че­ском жан­ре кине­ма­то­гра­фа. Их глав­ное отли­чие от обыч­ных фан­та­сти­че­ских филь­мов в том, что они после­до­ва­тель­но отоб­ра­жа­ют исто­рию XX века.

Страх чело­ве­че­ства перед атом­ной вой­ной начал широ­ко отоб­ра­жать­ся в кино в 1950‑х, в пери­од нача­ла про­ти­во­сто­я­ния ядер­ных сверх­дер­жав. Через год после Кариб­ско­го кри­зи­са Стэн­ли Куб­рик снял леген­дар­ную сати­ру «Док­тор Стрейн­дж­лав, или Как я научил­ся не вол­но­вать­ся и полю­бил атом­ную бом­бу». В 1965 году англий­ский канал BBC зака­зал режис­сё­ру Пите­ру Уот­кин­су поста­нов­ку теле­филь­ма «Воен­ная игра». Но послед­ствия ядер­ной вой­ны в филь­ме полу­чи­лись настоль­ко шоки­ру­ю­щи­ми, что его не реши­лись пока­зать зри­те­лям. Пик атом­ной пани­ки, при­шед­ший­ся на первую поло­ви­ну 1980‑х, спол­на отра­зил­ся на экране — филь­мы о ядер­ной войне выхо­ди­ли один за дру­гим. Сре­ди них ещё один бри­тан­ский теле­ви­зи­он­ный шедевр «Нити», демон­стра­ция кото­ро­го впер­вые за всю исто­рию англий­ско­го теле­ви­де­ния не пре­ры­ва­лась рекламой.

Оте­че­ствен­ный кине­ма­то­граф не все­гда шагал в ногу с запад­ным. При­чи­на заклю­ча­лась в поли­ти­ке госу­дар­ства, кото­рое дол­го умал­чи­ва­ло об опас­но­сти. Но с опре­де­лён­но­го момен­та атом на совет­ском экране пере­стал быть мирным.

VATNIKSTAN рас­ска­зы­ва­ет о совет­ских филь­мах, став­ших вест­ни­ка­ми ядер­но­го апокалипсиса.

1960‑е годы. Отте­пель. «Новая вол­на» совет­ско­го кине­ма­то­гра­фа, во всём его мини­ма­ли­стич­ном чёр­но-белом совер­шен­стве. Откры­тые лица, широ­кие улыб­ки, горя­щие гла­за. Науч­ные инсти­ту­ты, экс­пе­ри­мен­ты, поляр­ные стан­ции. Экран­ное отра­же­ние той опти­ми­стич­ной эпо­хи, когда совет­ский чело­век риф­мо­вал «ком­му­ни­сти­че­ское» с «кос­ми­че­ским», верил во все­мо­гу­ще­ство нау­ки и спо­рил о «физи­ках и лири­ках»: кто важ­нее для наступ­ле­ния свет­ло­го будущего?

Пред­по­чте­ние отда­ва­лось «физи­кам», то есть моло­дым учё­ным, кото­рые посто­ян­но что-то испы­ты­ва­ли, лета­ли во все кон­цы стра­ны и иска­ли труд­но­сти, что­бы не погряз­нуть в мещан­ском боло­те. Сидеть с люби­мой девуш­кой на диване перед теле­ви­зо­ром со сло­ни­ка­ми на комо­де — это себя не ува­жать. Моло­дость дана на то, что­бы иссле­до­вать «солё­ный Тихий оке­ан, и тунд­ру, и тай­гу». Не жалеть себя. Совер­шить вели­кое откры­тие на бла­го чело­ве­че­ства. В иде­а­ле — геро­и­че­ски умереть.

Не вери­те, что созда­те­ли совет­ских филь­мов к это­му призывали?

Посмот­ри­те неко­то­рые отте­пель­ные хиты, напри­мер «Ещё раз про любовь». Стю­ар­дес­са Ната­ша, неж­ный «лирик», пою­щая о сол­неч­ных зай­чи­ках, поги­ба­ет, спа­сая пас­са­жи­ров из горя­ще­го само­лё­та. Её воз­люб­лен­ный физик Элек­трон (!) рис­ку­ет жиз­нью во вре­мя каж­до­го экс­пе­ри­мен­та. «Иду на гро­зу» по Дани­и­лу Гра­ни­ну: во вре­мя про­ве­де­ния изме­ре­ний на само­лё­те в гро­зу поги­ба­ет моло­дой метео­ро­лог. Сто­я­щая жерт­ва ради управ­ле­ния пого­дой, не так ли? В филь­ме «Здрав­ствуй, это я» у глав­но­го героя-физи­ка на войне погиб­ла воз­люб­лен­ная, а уже в мир­ное вре­мя моло­дым уми­ра­ет его луч­ший друг-физик, бук­валь­но надо­рвав­ший­ся на рабо­те. Нам слов­но гово­рят: луч­шие уми­ра­ют моло­ды­ми. Если ты ещё жив, с тобой что-то не так. А ну, айда на смер­тель­но опас­ный эксперимент.

Никто так не вос­пе­вал роман­ти­ку смер­ти, как Миха­ил Ромм в «Девять дней одно­го года» (1962).

Мед­лен­ная смерть от ради­а­ции — насколь­ко кру­то это может быть? Кру­че, чем уме­реть в грозу.

Совет­ский кинок­лас­сик, созда­тель брон­зо­вых обра­зов Лени­на на экране (в Октяб­ре и в 1918 году), лау­ре­ат пяти Ста­лин­ских пре­мий и уже немо­ло­дой режис­сёр, Ромм попро­бо­вал себя в «новой волне». Чест­но позвал моло­дёжь в сорат­ни­ки: соав­то­ром сце­на­рия и опе­ра­то­ром ста­ли начи­на­ю­щие кине­ма­то­гра­фи­сты. Но герон­то­кра­ти­че­ский прах отрях­нуть не уда­лось — Ромм снял ста­рое кино в духе новых трендов.

Моло­дой физик-ядер­щик в испол­не­нии Алек­сея Бата­ло­ва полу­ча­ет две смер­тель­ные дозы ради­а­ции и два часа экран­но­го вре­ме­ни уми­ра­ет, но ни о чём не жалеет.

Филь­мы «новой вол­ны», при­шед­шие на сме­ну ста­лин­ским эпи­кам, пере­да­ва­ли чело­ве­че­ский опыт, пока­зы­вая людей несо­вер­шен­ным и уяз­ви­мы­ми. Ромм снял о всём том же нена­сто­я­щем чело­ве­ке, Желез­ном Фелик­се от нау­ки, лишён­ном есте­ствен­но­го стра­ха смер­ти, как рели­ги­оз­ный фана­тик, вос­тор­жен­но вос­хо­дя­щий на костёр.

А что атом — мир­ный или не очень? О нём ска­за­но в сцене, когда уми­ра­ю­щий Бата­лов, не поз­во­ля­ю­щий себя пожа­леть, при­ез­жа­ет в дерев­ню попро­щать­ся со ста­рень­ким отцом, кото­ро­го он тоже не жале­ет. Отец спра­ши­ва­ет «про ато­мы»: сто­ит ли отда­вать за них жизнь. Сня­тый в геро­и­че­ский про­филь Бата­лов отве­ча­ет, что стоит.

— Может, зря всё это откры­ли? Кому это нужно?
— Нет, не зря. Когда-нибудь люди ска­жут нам спасибо.
— Ты бом­бу делал?
— Делал. Если б мы её не сде­ла­ли, не было бы у нас с тобой это­го раз­го­во­ра, батя. И поло­ви­ны чело­ве­че­ства тоже.

В год выхо­да филь­ма моло­дые кине­ма­то­гра­фи­сты рас­кри­ти­ко­ва­ли Ром­ма. Их сму­тил не столь­ко гимн радио­ак­тив­ной смер­ти, о кото­рой обыч­ные люди ниче­го не зна­ли, сколь­ко вот имен­но такие пафос­ные стро­ки, кото­рые чека­нит актёр Баталов.

Зато фильм поз­во­ля­ет нам понять офи­ци­аль­ную пози­цию госу­дар­ства, кото­рую про­дви­га­ли в мас­сы: у Совет­ско­го Сою­за долж­на быть атом­ная бом­ба, а раз­ви­тие атом­ной физи­ки полез­но для стра­ны. Кро­ме того, смерть от луче­вой болез­ни — это не страш­но. Посмот­ри­те на бодро­го экран­но­го кра­сав­ца. По филь­му вооб­ще непо­нят­но, как имен­но уби­ва­ет ради­а­ция. У пер­со­на­жа даже не выпа­да­ют воло­сы. Веро­ят­нее все­го, дело не в замал­чи­ва­нии, а в том, что созда­те­ли филь­ма не име­ли ни малей­ше­го пред­став­ле­ния, как выгля­дит мед­лен­ная мучи­тель­ная аго­ния такой смер­ти. Чест­ный фильм по тако­му сюже­ту был бы не вооду­шев­ля­ю­щей мело­дра­мой, а боди-хоррором.

Отте­пель кон­чи­лась, начал­ся застой. Про­дол­жал ли кине­ма­то­граф учить совет­ско­го чело­ве­ка не вол­но­вать­ся и любить атом­ную бомбу?

Страх перед ядер­ным ору­жи­ем про­ник в обще­ство, и учё­ные пере­ста­ли чека­нить сло­ва, напро­тив, погру­зи­лись в сомне­ния и тягост­ные раз­ду­мья. Исто­ри­че­ский фильм «Выбор цели» (1974) заяв­лен как бай­о­пик ака­де­ми­ка Кур­ча­то­ва, но рас­ска­зы­ва­ет о созда­нии атом­ной бом­бы в трёх стра­нах — Аме­ри­ке, Гер­ма­нии и СССР.

У филь­ма непри­ят­ная предыс­то­рия. Начи­на­ю­щий кине­ма­то­гра­фист Соло­мон Шуль­ман напи­сал сце­на­рий «Ядер­ный век», полу­чив­ший под­держ­ку ака­де­ми­ка Пет­ра Капи­цы. Сце­на­рий попал в руки режис­сё­ра Иго­ря Талан­ки­на и писа­те­ля Дани­и­ла Гра­ни­на, кото­рые силь­но его изме­ни­ли и отстра­ни­ли Шуль­ма­на от созда­ния кар­ти­ны. Полу­чил­ся дра­ма­тур­ги­че­ский кавар­дак со мно­же­ством сюжет­ных линий, ещё силь­нее запу­тан­ных флеш­б­э­ка­ми и флеш­фор­вар­да­ми. По сути, это хал­ту­ра, загу­бив­шая хоро­шую идею: рас­ска­зать о поли­ти­че­ских пред­по­сыл­ках появ­ле­ния атом­ных программ.

Цен­траль­ный пер­со­наж Кур­ча­то­ва (Сер­гей Бон­дар­чук с при­кле­ен­ной боро­дой) ото­дви­га­ет­ся в сто­ро­ну ради Оппен­гей­ме­ра (Сер­гей Юрский, един­ствен­ный во всём этом фор­ма­лист­ском кино вытас­ки­ва­ю­щий пер­со­на­жа на дра­ма­ти­че­скую высо­ту). Оппен­гей­ме­ра вро­де бы шан­та­жи­ру­ет контр­раз­вед­ка, убив­шая его девуш­ку (вот бы ещё понять зачем, кро­ме того, что­бы злоб­ный рус­ский имми­грант с лицом Оле­га Баси­ла­шви­ли злоб­но ухмы­лял­ся в каме­ру). Хотя понят­но, поче­му пост­но­го Кур­ча­то­ва с его пост­ной женой гото­вы задви­нуть в сто­ро­ну ради сцен на «гни­лом Запа­де»: у них в ярких барах пьют кок­тей­ли и тан­цу­ют под Арм­строн­га, у нас — в луч­шем слу­чае «голу­бой ого­нёк» с Дедом Моро­зом. Берёз­ки шумят, но не так инте­рес­но, как пальмы.

Тут есть осо­бен­но­сти, ред­ко встре­чав­ши­е­ся в совет­ском кино. В филь­ме зву­чат четы­ре язы­ка — немец­кий, англий­ский, фран­цуз­ский и рус­ский. Участ­ву­ют как совет­ские, так и немец­кие, чеш­ские и поль­ские актё­ры. Авто­рам уда­ёт­ся создать ощу­ще­ние мас­шта­ба, пере­дви­же­ния по пла­не­те, где в раз­ных точ­ках вре­ме­ни и про­стран­ства вели­чай­шие умы рабо­та­ют над созда­ни­ем само­го раз­ру­ши­тель­но­го ору­жия в истории.

Всех учё­ных тер­за­ют оди­на­ко­вые сомне­ния. Перед нача­лом Ман­х­эт­тен­ско­го про­ек­та Оппен­гей­мер уго­ва­ри­ва­ет себя:

«Может быть, мы сей­час совер­ша­ем смерт­ный грех. Но я не могу думать о сво­ей душе. Для физи­ка это един­ствен­ная воз­мож­ность вое­вать с фашизмом».

А в Совет­ском Сою­зе моло­дой помощ­ник Кур­ча­то­ва зада­ёт­ся вопросом:

«Непо­нят­но, кого мы рожа­ем — дитя или дракона?»

В филь­ме пока­за­но, как сбра­сы­ва­ет­ся бом­ба. В нарез­ке мель­ка­ют чудо­вищ­ные послед­ствия взры­ва: обез­об­ра­жен­ные тела и раз­ру­шен­ные горо­да. Очень страш­ный атом­ный гриб создан с помо­щью ори­ги­наль­но­го спе­ц­эф­фек­та, при­ду­ман­но­го выда­ю­щим­ся опе­ра­то­ром Бори­сом Трав­ки­ным: мак­ро­съём­ка окра­шен­ной жид­ко­сти, рас­тво­рён­ной в ани­ли­но­вой крас­ке. В 2006 году гол­ли­вуд­ский режис­сёр Дар­рен Аро­но­ф­ски исполь­зо­вал эту тех­ни­ку для фан­та­сти­че­ско­го филь­ма «Фон­тан». Неда­ром Трав­ки­на при­гла­ша­ли на рабо­ту в Гол­ли­вуд, но его не пус­ка­ли как беспартийного.

Несмот­ря на мрач­ный настрой все­го филь­ма, в финаль­ных сце­нах, после испы­та­ния в Семи­па­ла­тин­ске на пар­тий­ном съез­де Кур­ча­тов опти­ми­стич­но веща­ет с три­бу­ны о пре­вра­ще­нии «энер­гии син­те­за ядер водо­ро­да из ору­жия уни­что­же­ния в могу­чий живи­тель­ный источ­ник энер­гии, несу­щий бла­го­со­сто­я­ние и радость всем людям на зем­ле». Дол­гие и про­дол­жи­тель­ные аплодисменты.

С момен­та съё­мок бра­вур­но­го фина­ла до Чер­но­быль­ской ката­стро­фы оста­ва­лось 12 лет. Но и на тот момент толь­ко самых извест­ных ава­рий на АЭС про­изо­шло не менее вось­ми, из них две — в СССР. Кыштым­скую ава­рию 1957 года скры­ва­ли с помо­щью дез­ин­фор­ма­ции, объ­явив в газе­те «Челя­бин­ский вест­ник» кило­мет­ро­вый столб дыма и пыли «север­ным сия­ни­ем». Реаль­ная база дан­ных постра­дав­ших от это­го убий­ствен­но­го «север­но­го сия­ния» содер­жит 80 тысяч человек.

В 1970‑х совет­ский кине­ма­то­граф тушил пожар обще­ствен­ных стра­хов перед «мир­ным атомом».

Усып­ле­нию насе­ле­ния посвя­щён вто­рой фильм Вла­ди­ми­ра Борт­ко с без­ли­ким назва­ни­ем «Комис­сия по рас­сле­до­ва­нию» (1978). На безы­мян­ной совет­ской АЭС повре­ждён один из тех­но­ло­ги­че­ских кана­лов реак­то­ра. Рас­сле­до­вать слу­чив­ше­е­ся при­ез­жа­ет комис­сия. Спе­ци­а­ли­сты во всём пре­крас­но раз­би­ра­ют­ся. Конец.

В филь­ме ни сло­ва об опас­но­сти ради­а­ции. В сюжет вкли­нен игри­вый слу­жеб­ный роман с уча­сти­ем заслу­жен­но­го муш­ке­тё­ра СССР Бояр­ско­го. Бюро­кра­ти­че­ская серьёз­ность раз­бав­ле­на коме­дий­ны­ми эле­мен­та­ми. Для пуще­го успо­ко­е­ния зри­те­ля после устра­не­ния про­бле­мы чинов­ни­ки рапор­ту­ют о готов­но­сти уве­ли­че­ния мощ­но­стей. По жесто­кой иро­нии судь­бы, из строя в этом уми­ро­тво­ря­ю­щем филь­ме выхо­дит реак­тор РБМК. Тот же самый, что и на Чер­но­быль­ской АЭС.

Нико­го из чинов­ни­ков не вол­ну­ет защи­та насе­ле­ния. Людей не ста­вят в извест­ность об ава­рии. На обсуж­де­ни­ях комис­сии не при­сут­ству­ет ни одно­го жур­на­ли­ста и пред­ста­ви­те­ля обще­ствен­но­сти. Нет ни анти­ядер­ных, ни эко­ло­ги­че­ских орга­ни­за­ций. Это не фильм-пред­ска­за­ние Чер­но­быль­ской ката­стро­фы — к 1978 году ката­строф в СССР слу­чи­лось доста­точ­но. Это фильм-пред­ска­за­ние сери­а­ла «Чер­но­быль» аме­ри­кан­ско­го кана­ла HBO:

— Ока­зы­ва­ет­ся, у вас к это­му талант.
— К чему? К вранью?
— К поли­ти­ке, Лега­сов. К политике.

«Про­нес­ло, кажет­ся», — гово­рит в нача­ле филь­ма «Актив­ная зона» (1979) сотруд­ник АЭС после устра­не­ния про­бле­мы с пере­гру­жен­ным реак­то­ром. При­сут­ству­ю­щие облег­чён­но улы­ба­ют­ся и пред­ла­га­ют «не писать пока» с сооб­ще­ни­ем о слу­чив­шем­ся. За кад­ром игра­ет весё­лая музы­ка, боль­ше под­хо­дя­щая дет­ско­му мульт­филь­му. Едет поезд. Жиз­не­ра­дост­ные деви­чьи голо­са заво­дят пес­ню про какие-то плы­ву­щие над плат­фор­мой «косич­ки, слов­но птич­ки». Ни сло­ва, ни музы­ка не име­ют отно­ше­ния ни к ава­рии, ни к АЭС, ни к рас­сле­до­ва­нию про­бле­мы на про­из­вод­стве, кото­рой зай­мёт­ся хоро­ший пар­тий­ный сек­ре­тарь (Олег Ефре­мов, игра­ю­щий ана­ло­гич­ную роль муд­ро­го чинов­ни­ка в «Комис­сии по рас­сле­до­ва­нию»). Музы­ка уво­дит зри­те­ля подаль­ше от темы филь­ма, при­зы­вая ни о чём не волноваться.

Но слов­но вопре­ки само­му себе режис­сёр Лео­нид Пчёл­кин вол­ну­ет­ся. Мажор­ные мело­дии про­дол­жа­ют играть. Кра­си­вая геро­и­ня (Татья­на Лав­ро­ва, играв­шая воз­люб­лен­ную Бата­ло­ва в «Девять дней одно­го года») оба­я­тель­но улы­ба­ет­ся. Почти в каж­дом кад­ре пока­зы­ва­ют цве­ты. В горо­де бушу­ет зелё­ная вес­на. Но если про­драть­ся сквозь скуч­ные казён­ные диа­ло­ги, мы пой­мём, что на АЭС совер­ша­ет­ся насто­я­щее пре­ступ­ле­ние из-за того, что в пери­од пере­строй­ки назо­вут «фор­ма­лист­ским отно­ше­ни­ем к делу». В филь­ме даже появ­ля­ет­ся аме­ри­кан­ская акти­вист­ка, инте­ре­су­ю­ща­я­ся уров­нем ради­а­ции и эко­ло­ги­че­ски­ми про­бле­ма­ми горо­да. Непо­нят­но, осо­зна­ва­ли ли созда­те­ли филь­ма поли­ти­че­ски острую иро­нию: един­ствен­ная пред­ста­ви­тель­ни­ца обще­ствен­но­сти, на вопро­сы кото­рой согла­ша­ют­ся отве­чать чинов­ни­ки, — ино­стран­ка. Совет­ские граж­дане мол­чат. Они не в курсе.

Совет­ским граж­да­нам пред­ла­га­ет­ся спать спо­кой­но. Стра­на узна­ла цену тако­го отно­ше­ния в 1986 году. Выход сле­ду­ю­ще­го совет­ско­го филь­ма на «ядер­ную» тему прак­ти­че­ски сов­пал с Чернобылем.

Важ­ней­шая зада­ча фан­та­сти­ки — пре­ду­пре­ждать о худ­ших вари­ан­тах раз­ви­тия циви­ли­за­ции. Это пол­но­стью рас­хо­ди­лось с тре­бо­ва­ни­я­ми идео­ло­гии. Борис Стру­гац­кий, один из сце­на­ри­стов филь­ма «Пись­ма мёрт­во­го чело­ве­ка», вспо­ми­нал, что кине­ма­то­гра­фи­стам дали стро­гое ука­за­ние не упо­ми­нать ядер­ную ката­стро­фу. Дей­ствие филь­ма долж­ны были уве­сти как мож­но даль­ше от тер­ри­то­рии СССР, луч­ше все­го на Запад. Чинов­ни­ки так­же тре­бо­ва­ли в сце­на­рии нот­ки «исто­ри­че­ско­го оптимизма».

Одна­ко с наступ­ле­ни­ем пере­строй­ки, на фоне вой­ны в Афга­ни­стане, отго­лос­ков ещё не окон­чив­шей­ся холод­ной вой­ны и новой поли­ти­ки руко­вод­ства, оста­но­вив­ше­го гон­ку воору­же­ний, ста­ло воз­мож­ным созда­ние насто­я­ще­го филь­ма-ката­стро­фы, поста­по­ка­лип­ти­че­ско­го кош­ма­ра, из кото­ро­го невоз­мо­жен выход. На руи­нах циви­ли­за­ции нет места «исто­ри­че­ско­му опти­миз­му». Всё кон­че­но. Все про­иг­ра­ли. Как было ска­за­но в англий­ском филь­ме «Нити»: «Ядер­ную вой­ну невоз­мож­но выиграть».

После гло­баль­ных бом­бар­ди­ро­вок в мире царит «ядер­ная зима», пожи­ра­ю­щая послед­ние остат­ки чело­ве­че­ства. Глав­ный герой, учё­ный и Нобе­лев­ский лау­ре­ат Лар­сен (Ролан Быков), чья жена уми­ра­ет от луче­вой болез­ни, пишет в нику­да пись­ма сво­е­му, ско­рее все­го, погиб­ше­му сыну. В пись­мах он пыта­ет­ся най­ти раци­о­наль­ное объ­яс­не­ние слу­чив­ше­му­ся: поче­му чело­ве­че­ская циви­ли­за­ция склон­на к само­убий­ству? Став в неко­то­рой сте­пе­ни духов­ным лиде­ром сре­ди немно­гих выжив­ших, он пыта­ет­ся помочь груп­пе детей в пере­се­ле­нии в цен­траль­ный бун­кер, где люди «закон­сер­ви­ру­ют­ся», воз­мож­но, навсе­гда. Когда выяс­ня­ет­ся, что детей отка­зы­ва­ют­ся при­ни­мать, Лар­сен оста­ёт­ся с ними, как вели­кий Януш Кор­чак со сво­и­ми учениками.

Один из важ­ней­ших моти­вов пере­стро­еч­но­го кино — вовсе не голые жен­щи­ны, нар­ко­ти­ки и «чер­ну­ха», как мож­но решить, если не ана­ли­зи­ро­вать его трен­ды. Это тот же мотив, что и в романе «Труд­но быть богом» бра­тьев Стру­гац­ких: если мир ещё мож­но спа­сти, то это сде­ла­ет разум, здра­вый смысл и накоп­лен­ные чело­ве­че­ством зна­ния. Поэто­му в пере­стро­еч­ных филь­мах глав­ны­ми геро­я­ми часто ста­но­ви­лись (опять — не голые жен­щи­ны) пред­ста­ви­те­ли интел­ли­ген­ции. Фильм закан­чи­ва­ет­ся цита­той из анти­во­ен­но­го воз­зва­ния, напи­сан­но­го в 1955 году груп­пой вид­ней­ших учё­ных, сре­ди кото­рых Аль­берт Эйн­штейн и Бер­тран Рассел:

«Перед нами лежит путь непре­рыв­но­го про­грес­са, сча­стья, зна­ния и муд­ро­сти. Избе­рём ли мы вме­сто это­го смерть толь­ко пото­му, что не можем забыть наших ссор? Мы обра­ща­ем­ся как люди к людям: помни­те о том, что вы при­над­ле­жи­те к роду чело­ве­че­ско­му, и забудь­те обо всём остальном».

На удив­ле­ние, окон­ча­ние холод­ной вой­ны не пре­кра­ти­ло того бес­по­кой­ства, кото­рое ощу­ща­ли совет­ские люди. Воз­мож­но, сра­бо­тал эффект маят­ни­ка, кото­рый и при­вёл к оби­лию «чер­ну­хи» в пере­стро­еч­ных филь­мах. Когда деся­ти­ле­ти­я­ми тебя кор­мят сахар­ной ватой, чинов­ни­ки от куль­ту­ры тре­бу­ют опти­миз­ма посре­ди «ядер­ной зимы», а про­па­ган­дист­ский кине­ма­то­граф обес­це­ни­ва­ет твои стра­хи напе­ва­ми: «Всё хоро­шо, пре­крас­ная мар­ки­за», сра­ба­ты­ва­ет обрат­ная реак­ция. Едва появи­лись послаб­ле­ния от госу­дар­ства, как на экран хлы­ну­ло всё самое тём­ное, мрач­ное и запрет­ное раньше.

В 1988 году на «Армен­фильм» выпу­сти­ли корот­ко­мет­раж­ку «Ветер», в кото­рой ядер­ная вой­на пол­но­стью уни­что­жа­ет жизнь на пла­не­те. А в 1989 году появи­лась экра­ни­за­ция пье­сы Фри­дри­ха Дюр­рен­мат­та «Физи­ки» с ярки­ми актёр­ски­ми рабо­та­ми. Немец­кий мастер чёр­но­го фило­соф­ско­го абсур­да упор­но назы­вал свои жесто­кие пье­сы «коме­ди­я­ми». Но «Физи­ки» — ещё мень­ше коме­дия, чем чехов­ская «Чай­ка».

В пси­хи­ат­ри­че­ской кли­ни­ке уби­ва­ют мед­се­стёр. Этим зани­ма­ют­ся три паци­ен­та-физи­ка, один из кото­рых счи­та­ет себя Нью­то­ном (Лео­нид Бро­не­вой), вто­рой Эйн­штей­ном (Борис Хими­чев), а тре­тий — царём Соло­мо­ном (Борис Плот­ни­ков). При­быв­ший на место сле­до­ва­тель (Армен Джи­гар­ха­нян) узна­ёт, что глав­ные зло­деи всё-таки не учё­ные, а ещё более сума­сшед­шая вла­де­ли­ца кли­ни­ки (жут­кая до дро­жи Оль­га Вол­ко­ва), кото­рая бла­го­да­ря под­кон­троль­ным ей учё­ным орга­ни­зо­ва­ла все­мир­ный трест, зани­ма­ю­щий­ся смер­то­нос­ны­ми иссле­до­ва­ни­я­ми. В гро­теск­ной фор­ме совет­ский фильм с неболь­шим опоз­да­ни­ем под­хва­тил запад­ный тренд «недоб­ро­со­вест­ные поли­ти­ки и кор­по­ра­ции ско­ро погу­бят нашу планету».

В экра­ни­за­ции изме­ни­ли бес­про­свет­ный финал Дюр­рен­мат­та, и сле­до­ва­тель успе­ва­ет оста­но­вить раз­ру­ши­тель­ное безу­мие. Но в кон­це мы всё рав­но слы­шим моно­ло­ги сдав­ших­ся учё­ных, и на этой печаль­ной сми­рен­ной ноте совет­ский кине­ма­то­граф пере­стал пре­ду­пре­ждать мир, что тот может сго­реть в ядер­ном апокалипсисе.
Совет­ский закон­чил. Рос­сий­ский — не начинал.

«И ныне мерт­вы мои горо­да и пусто цар­ство, кото­рое мне было дове­ре­но. Вокруг толь­ко синее мер­ца­ние пустынь, и где-то вда­ли вокруг малень­кой жёл­той безы­мян­ной звез­ды оди­но­ко и бес­смыс­лен­но кру­жит радио­ак­тив­ная Земля…»

Читай­те так­же «Иди и смот­ри: поче­му совет­ское воен­ное кино было анти­во­ен­ным».