Художники и артисты крайне редко остаются в стороне, когда в мире разворачиваются трагические события. Многие из них, в России и за рубежом, остались в истории как авторы известных антивоенных перформансов и акций. Тут можно вспомнить и Джона Леннона с Йоко Оно — создателей «постельного протеста» (Bed-In) против вторжения США во Вьетнам. И Марину Абрамович с кровавым «Балканским барокко», напоминающим картину «Апофеоз войны» Верещагина.
Публичный акционистский протест многолик: его история знает множество форм, различных как по уровню провокационности, так и по достигаемым целям. Одни поют в постели антивоенные песни, другие моют окровавленные кости животных, а третьи разрушают привычный порядок городской жизни, выступая с перформансами на улицах.
Сегодня VATNIKSTAN расскажет об антивоенных акциях Александра Бренера — пожалуй, самого политичного и протестного арт-активиста в истории России. Пик деятельности Бренера пришёлся на 1990‑е годы, а его протестное творчество вошло в золотой фонд истории московского акционизма. Мы также вспомним несколько акций современных наследниц бренеровской традиции, заявивших о себе в последние годы.
Искусство не вне политики
Термин «арт-активизм» появился в публичном поле только в 2010‑х годах. Однако сам феномен зародился в России гораздо раньше. Павел Митенко, член акционисткой группы «Радек», относит возникновение отечественного политического искусства к эпохе распада СССР — именно тогда зародилось знаменитое движение московских акционистов, идейных наследников которого в настоящее время можно найти далеко за пределами столицы.
В Советском Союзе в условиях цензуры и политического давления художники практически не могли себе позволить осуществлять какие-то политические акции. С 1990‑х годов всё изменилось, однако радикальные активисты всё ещё не могли рассчитывать на поддержку официальных институций и государства. В этих условиях акционисты сделали ставку на публичную провокацию, работая с обязательным привлечением СМИ. Это был единственный способ оказаться услышанными.
В статье мы сосредоточимся на публичных художественных высказываниях, связанных с критикой внешней политики и военных операций руководства современной России. Злободневная направленность неизбежно привносила в искусство московских акционистов политику. Однако они быстро поняли, что эскапистское дистанцирование от окружающей реальности для настоящего художника невозможно, а пытаться сохранять аполитичный нейтралитет и вовсе не имеет смысла. По словам Анатолия Осмоловского, участника группы «Э.Т.И.»:
«Искусство, для того чтобы стать актуальным, должно найти выход в реальный мир — мир политики, шоу-бизнеса, музыки».
Оно должно жить тем, чем живут люди здесь и сейчас.
На заре новой России акционисты стремились перекроить реальность по новым лекалам, указать на бреши и противоречия в повестке политической системы. И разумеется, получали негативную реакцию со стороны государства и его силовых структур. Настоящей «звездой» уличного антивоенного протеста стал Александр Бренер.
Четыре вызова Александра Бренера
Галерист Марат Гельман (признан Минюстом РФ иноагентом), вспоминая акции Бренера, отмечал: «Все его перформансы были связаны со всяческими осложнениями и часто вызывали кучу проблем». В череде московских акционистов Александр не был первым, однако оставил заметный след в истории уличных практик постсоветской России.
Хронологически деятельности Бренера предшествовали публичные выступления группы «Э.Т.И.». Об их акции «Указательный палец» 1991 года, приуроченной к началу военной операции США против Ирака, VATNIKSTAN уже писал.
Александр Бренер же построил свою работу на последовательном протесте против боевых действий в Чечне, когда война в Персидском заливе уже перестала быть актуальной. Художник провёл четыре публичные акции, обращаясь к разным адресатам. Так он выстраивал логическую цепочку, последовательно требуя ответа за происходящее от деятелей культуры, военных и даже от президента Ельцина.
Первая акция получила название «Россия во мгле». Бренер организовал её вместе с единомышленниками из объединения «Группа без названия». В этот момент он ещё действовал в контурах галерейного пространства, не выходя в широкие массы. Однако радикализм публичного поведения активиста обозначился уже тогда.
1 мая 1994 года Александр Бренер, Антон Литвин, Богдан Мамонов и Дмитрий Гутов ворвались на вернисаж, проходивший в Доме художника на Кузнецком мосту. Акционисты подпалили дымовые шашки, а Бренер написал на полу выставочного зала слово «Чечня». Всё закончилось довольно быстро: присутствующие просто выгнали радикальных художников наружу.
Название акции отсылало к одноимённой книге Герберта Уэллса, посвящённой его путешествию 1920 года в охваченную Гражданской войной Россию. Акция воочию демонстрировала погружение зрителей галереи во мглу дымовых шашек. Однако задымление происходило не только буквально, но и на уровне метафоры. Художники, ощущая кризисные настроения в обществе, пытались выявить мрачный туман, царивший в умах. К сожалению, никаких фото- и видеоматериалов этой акции не осталось, есть лишь краткие свидетельства от очевидцев произошедшего.
Вторая антивоенная акция Бренера состоялась 1 января 1995 года. Она получила название «Архитектура». Участники группы художников «Студия по-настоящему хороших работ» встали друг другу на плечи у здания Министерства обороны, символизируя колонны этого строения. Сам Бренер попытался прорваться внутрь и надеть на министра домашние тапочки.
Если адресатами первого послания выступали культурные институции, то на этот раз акционист стремился достучаться до военного руководства страны. Домашние тапочки призваны были символически «вернуть» министра из атмосферы планирования боевых операций домой, в пространство мира и спокойствия. На тот момент война в Чечне уже началась: 11 декабря 1994 года федеральные войска вступили на территорию республики.
Самой громкой из всех стала акция № 3, известная под названием «Первая перчатка», иногда её ещё называют «Поединок». Из всего антивоенного проекта Бренера она описана лучше всего, от неё также осталось большое количество фото- и видеоматериалов.
1 февраля 1995 года художник вышел в одних боксёрских трусах с перчатками на Красную площадь и публично вызвал Ельцина на ринг как ответственного за операцию в Чечне. У президента как раз был день рождения. Бренер сделал беспрецедентный шаг: никогда ранее художники не обращались к главе государства напрямую. Тем более — в столь неофициальной манере.
Публицист и ЖЖ-блогер Ираклий Тапирр вспоминал:
«К Красной площади мы тогда с Бренером и ещё одним парнем подъехали со стороны Василия Блаженного на машине. Он был уже в трусах и бокс-перчатках. И бегом группой (чтоб он внимание охраны не привлекал) — к Лобному месту. У него на голое тело было наброшено пальто. А на месте он его скинул».
По его словам, милиция перед тем, как задержать Бренера, созванивалась с ФСБ и психиатрической службой.
Алексей Цветков, левый активист и писатель, предложил свою версию произошедшего в книге «После прочтения уничтожить»:
«Я помню морозный день, всё ту же Красную площадь, 95‑й год… Я стою на перилах Лобного и размахиваю большим чёрным флагом с изображением красного, злого, ощетинившегося кота. „Выходи, подлый трус!“ — кричу я, стараясь, чтобы слова перелетели через зубчатую стену, достигли ушей президента. „Ельцин, выходи!“ — кричит Бренер, боксируя воздух. „Выходи, подлый трус!“ — снова и снова повторяю я, поднимая знамя как можно выше, чтобы президенту было из окна видно».
Около 15 минут Бренер ходил по Красной площади полуголый, настойчиво вызывая президента на бой. Затем подоспела милиция, и акциониста арестовали. Перед тем как сесть в автомобиль, Бренер произнёс: «Он играет только в теннис!»
«Коммерсантъ» потом писал, что в ОВД с Бренером «поговорили и отпустили». По воспоминаниям друзей акциониста, силовики не были настроены непримиримо, наоборот, выказывали сочувствие происходящему. Марат Гельман, помогавший Бренеру, с удивлением отмечал:
«Милиция нас полчаса не трогала, и лишь после того, как все камеры его сняли — его арестовали. Я, когда его забирал из отделения, спросил — почему? Почему не сразу свинтили? Ведь вряд ли их напугали 50 студентов, окруживших Бренера кольцом. Ответ был такой: ну, может, этот ваш сумасшедший сейчас кого-то спас. Они там в Чечне хоть услышат, что в Москве есть те, кто протестует против войны».
Но ещё больше интересен характер акции Бренера как политического действия. Художник заявил о намерении решить вопрос войны напрямую, «как мужчина с мужчиной», минуя официальные процедуры, иерархии и институции. Впоследствии активистки 2010‑х будут развивать эту линию, создавая горизонтальные формы протеста и последовательно отказываясь от формата «сверху вниз».
Уже спустя 10 дней после «Поединка» Бренер осуществил новую акцию, которая называлась «Чечня!». Она прошла во время церковной службы в Богоявленском Елоховском соборе Москвы. В те дни происходили трагические события штурма Грозного. Бренер как мог продолжал протест против чеченской войны, не снижая градус провокации. Анна Альчук, помогавшая с фотосъёмкой происходящего, вспоминала:
«Неожиданно выбежав к алтарю, он стал кричать „Чечня! Чечня!“ и разбрасывать листовки, призывающие к прекращению первой чеченской войны. Присутствовавшие при этом бдительные бабушки и дедушки стали выталкивать его с алтаря и отнимать у меня фотокамеру, с помощью которой я пыталась запечатлеть это событие».
Писатель Игорь Яркевич сообщает несколько интересных деталей:
«Возле одного из иконостасов Саша стал отчаянно кричать „Чечня! Чечня!“, показывая своё отношение к политике российского правительства в Чечне. К Саше подошли два служителя собора и деликатно вывели его на улицу. По их разговору я понял, что они приняли Бренера за чеченца. Потом Саша и я поехали на Шаболовку давать интервью каналу „Культура“. На этом всё и кончилось… Свободное было время. Художников ещё в тюрьму не сажали».
На самом деле служители церкви вызвали милицию, и Бренера отвезли в отделение. Марат Гельман рассказывал, что радикального художника оштрафовали на 500 рублей и отпустили через несколько часов под поручительство галериста. Акция «Чечня!» стала последней в длинной череде вызовов. В этой точке Бренер дошёл до последней инстанции — единственной, которая могла быть выше президента. Теперь он обращался напрямую к Богу.
Воскрешение призрака войны
Первая волна московского акционизма схлынула в конце 1990‑х годов, во многом из-за усилившегося на исходе десятилетия давления силовиков. Наступившие вслед за этим мирные и сытые «нулевые» давали мало поводов для художественного протеста, тем более антивоенного плана. Даже несмотря на то, что с 2008 года акционистское движение возрождается (прежде всего в лице арт-группы «Война»), повестка, связанная с пацифизмом, в полной мере проявит себя только в середине 2010‑х. В эти годы антивоенную линию Александра Бренера продолжат современные активистки, в действиях которых художественная составляющая всё больше подчинялась злободневным требованиям политического момента.
Отправной точкой здесь стали события «Крымской весны» 2014 года, резко изменившие баланс сил как внутри, так и за пределами России. На усиление военной риторики и силового контроля над общественной жизнью страны чутко реагировали молодые художницы и поэтессы.
В сентябре 2014 года активистка Кадо Корнет из Санкт-Петербурга вышла на Невский проспект. Она предстала перед горожанами в образе «ослепшей России с кровью на руках». Девушка была боса, но оделась в цвета российского флага. Завязав глаза, она с истошным криком ходила по улицам, протягивая прохожим окровавленные руки.
На запястьях художницы были повязаны георгиевские ленточки. Некоторое время она ходила по улицам, затем прошла по Малой Садовой и упала возле Елисеевского магазина. Прибывший на место полицейский помог ей подняться и вызвал скорую помощь. Девушку вскоре отпустили.
Посыл акции легко считывается — в ней содержится обличение «военной горячки» и жажды крови, опьяняющей и затуманивающей разум. Кадо явно использовала хтоническую символику, представляя свою страну в облике потустороннего, нечувствительного к страданиям женского божества. Сама активистка описывала смысл происходящего так:
«Это моя Родина. Ослеплённая, невменяемая, кричащая в агонии. Она не знает, куда идёт, но она точно знает, что все должны бояться её рук, испачканных в крови — чужой и своей».
Пик антивоенных акций в России пришёлся на 2015–2016 годы. Одно из самых заметных высказываний принадлежало арт-группе «Родина», участницами которой являлись Катрин Ненашева, Анна Боклер и Дарья Апахончич. В 2015 году в Санкт-Петербурге на Малой Конюшенной улице состоялась акция «Кровавые одежды»: три девушки, облачённые в забрызганный кровью камуфляж, набрали воду из Мойки в тазы. Затем они сняли форму и стали отстирывать её от пятен крови, а по завершении стирки развесили одежду на ограждении Невского проспекта. Все три участницы происходящего были задержаны. На них составили административные протоколы за нарушение благоустройства.
В 2017 году в Томске зародился один из самых необычных проектов, затрагивающих в том числе и антивоенную тематику. В ответ на рост милитаристской риторики в духе «можем повторить» местные интеллектуалы организовали «Партию мёртвых». В 2018 году её активисты протестовали против боевых действий в Сирии, надев маски с изображением голого черепа. В руках у них были плакаты с лозунгами: «Мёртвые за мир», «Мёртвые не воюют», «У мёртвых нет отечества». Эта акция, исполненная сюрреалистического некрореализма, напоминала о главном: не победа или поражение, а именно смерть — главная спутница боевых действий. Этот факт можно забыть в военном азарте, но ни у кого не получится долго его игнорировать.
Поиск форматов: передвижные выставки и «тихий пикет»
Начиная с 2015 года активистское сообщество интенсивно разрасталось. Одновременно, испытывая всё большее политическое давление, оно приобретало новые формы и адаптировалось под всё более опасную действительность. Легальное поле для публичного протеста сокращалось, и над авторами акций стала нависать реальная угроза преследований.
В том же году возникло пацифистское движение «Огни Эйрены», названное в честь древнегреческой богини мира. В далёком 2015‑м его сторонники зажигали «Огни мира», собирали гуманитарную помощь пострадавшим от боевых действий в Донбассе. Вокруг движения быстро формировалось сообщество близких к художественным кругам активисток, разрабатывавших новые концепции протестных акций.
В конце 2015 года несколько арт-группировок, среди которых были объединения «Родина», «ЗИП», «радио сюрреализм», а также множество отдельных художников из России, Украины, Европы и Латинской Америки решили провести антивоенную выставку {НЕ МИР}. Первоначально предполагалось, что она пройдёт в формате митинга на Марсовом поле, однако власти Петербурга наотрез отказались санкционировать мероприятие. В итоге 27 декабря художники соорудили самодельные стенды и отправились свободно курсировать по городу, демонстрируя свои работы.
Катрин Ненашева, член инициативной группы выставки, так описывала происходящее:
«Ещё задолго до выхода в город участники инициативной группы заметили: „У нас выходит выставка-призрак, выставка-бомж“. Наше больное коллективное тело оказалось тем самым бомжом-призраком российского протестного искусства конца 15-го года. „Кто успел — тот посмотрел“, „кто не испугался — тот увидел“. Передвигаться по центру приходилось оперативно, поэтому нам ничего не оставалось, как затеять со зрителем именно такую игру, тогда как мы сами были игроками на нескольких полях — например, „не наткнись на мента“ или „не ведись на провокатора“».
Впоследствии география акций {НЕ МИР} разрослась, затронув Москву и Ригу. Организаторы подобных мероприятий обычно заранее вынуждены готовиться к аресту. В марте 2016 года художницы Марина Шебелян, Катрин Ненашева, поэтесса Дарья Серенко (признана Минюстом РФ иноагентом) и другие участницы антивоенного шествия были задержаны, после чего суд выписал им штрафы за участие в несанкционированном массовом мероприятии. Активистки пронесли картины пацифистской тематики от станции метро «Курская» до арт-кластера на «Винзаводе», сделали фотосессию внутри, а на выходе столкнулись с полицией.
Однако в итоге риски, связанные с пребыванием под стражей, конвертировались в медийный успех. Несмотря на то, что ряд работ так и не дошёл до простого зрителя, зато выставка картин фактически состоялась в автозаке, отделении полиции и в суде! Более того, полицейские и сотрудники суда оказались невольными соучастниками мероприятия.
И всё же это событие, возможно, затерялось бы в истории, если бы не предвосхитило ещё более крупное низовое движение активистов. Дарья Серенко, участвовавшая в выставке-шествии на правах куратора, после случившегося изобрела новый формат протеста, который стал известен как «тихий пикет». Сама поэтесса вспоминала:
«У меня до этого не было опыта столкновения с полицией, и я никогда не находилась в отделении. Я не думала, что пронос по улице работ без чехлов, пусть даже сознательный, может послужить поводом для задержания и административного штрафа. […]
В тот день я ехала домой и держала в руках постер, который остался у меня с выставки, — знаменитая фотография, на которой Джон Леннон лежит вместе с Йоко Оно в кровати. Я ехала с этой фотографией формата А3 в метро и обратила внимание, что весь вагон смотрит на то, что у меня в руках. В этот момент я поняла, что пикет может быть другим».
В ситуации, когда даже одиночный пикет может закончиться тюремным сроком (Дарья Серенко апеллировала к случаю Ильдара Дадина), формат «тихого пикета» оставался наиболее безопасным. Более того, он был полностью основан на горизонтальной организации: здесь нет кураторов, а участники полностью независимы друг от друга. Как правило, они просто идут по своим делам. Только на их одежде, рюкзаках и так далее пристёгнуты надписи, заявляющие о реальных проблемах и провоцирующие на разговор. Сам пикетчик не должен втягивать окружающих в коммуникацию, но если люди сами пойдут на диалог, тогда он заговорит. Основная идея «тихих пикетов» — отказ от конфликтного публичного протеста, высказываний с позиции силы. Нужно не бороться с носителями других взглядов, а уважительно и искренне говорить с ними.
Децентрализованное движение быстро набирало сторонников и в итоге объединило общей идеей беспрецедентное количество активистов. Очень скоро оно вышло за пределы не только Москвы и Петербурга, но и самой России. В первые два года (2016−2018) в «тихих пикетах» приняли участие более 600 человек.
Среди них находились и те, кто высказывался на антивоенную тему. Сама Дарья 9 мая 2017 года вышла в метро с плакатом, на котором были записаны слова ветерана Великой Отечественной войны. Этот разговор она записала ровно за год до этого, на День Победы 2016-го:
«Тяжелее всего смотреть на оружие и на ваш восторг перед ним. И на детей в пилотках».
Что можно почитать по теме:
- Соколовская М. В. Реакции на войну как истории идентичности: художники Александр Бренер, Алексей Каллима, Аслан Гойсум о чеченской войне // Tempus et Memoria. 2021. Т. 2, № 3. С. 82–97.
Читайте также «Мог ли СССР стать частью НАТО? Мифы и факты о возможном союзе с Западом».