Холодная война основательно потрепала человечеству нервы. На горизонте маячил ядерный гриб, а под кроватью — вражеский агент. Свой страх человечество маскировало обильными музыкальными комедиями, песнями «Битлз» и шестидесятническими улыбками от уха до уха над белыми рубашками под июльским дождём, укрываясь шербургским зонтиком. Тёмную сторону бессознательного, которую было не спрятать под оттепельной жизнерадостностью у нас и рок-н-роллом у них, выразили шпионские фильмы о том, что человек человеку — очень подозрительное лицо, а если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят мужчины в штатском.
Шпионы и спецагенты замелькали по обе стороны океана. В мейнстримном британском глянце воссияло мужественное лицо агента 007. В летней советской комедии «Три плюс два» высмеивалось повальное увлечение шпионскими детективами: «Кровавая заря поднималась на горизонте… Джексон стрелял в Сундукова!» В Америке начался расцвет параноидальных триллеров, большинство из авторов которых принадлежали к левому движению, осудили политику маккартизма и развернувшуюся в США «охоту на ведьм». В число самых ярких фильмов эпохи холодной войны вошёл великий, исторически значимый драматический триллер «Маньчжурский кандидат» с Фрэнком Синатрой, который, по сути, призывал правительство США к миру с Советами.
А что же отечественный экран? Конечно, в СССР активно развивался тренд «Баба Яга в тылу врага», на радость широкому зрителю, который любит всё остросюжетное и чёрно-белое, когда стороны за тебя уже выбрал режиссёр. Популярность киноэпопеи «Щит и меч» о деятельности советского разведчика в нацистской Германии была такова, что на момент показа очередной серии пустели улицы — все бежали к экранам, чтобы узнать об отношениях нашего Александра Белова с его немецким другом Генрихом Шварцкопфом. Несмотря на идеологические рамки, в лучших шпионских фильмах всегда находилось одно или два человеческих лица из номинально «вражеского лагеря», а режиссёры сосредоточивались на психологии сложных героев-разведчиков, немногословных людей с такими значительными лицами, что они сами по себе были — кино, а содержимое их черепной коробки оставалось манящей зрителя тайной.
Елена Кушнир рассказывает о жемчужинах советского шпионского кинематографа — триллерах и политических детективах, которые способствовали развитию жанра.
«Мёртвый сезон» (1968)
Где-то в уютном европейском городке некто доктор Хасс (Владимир Эренберг), избежавший суда нацистский военный преступник, заканчивает секретную разработку химического оружия, которое должно изменить судьбу человечества. Руководствуясь представлениями Тысячелетнего рейха о «высших» и «низших» расах, доктор-вивисектор планирует передать оружие неизвестной западной стране (СССР, с одной стороны, деликатно не называет никого, с другой — обвиняет всех). В планах неизвестных спецслужб или правительств — наделить с помощью оружия одних людей высочайшим интеллектом, сделав из них элиту нового мира, а других — превратить в послушных тупых рабов. Стоит отметить, что обычные граждане западных стран, показанные в фильме, не участвуют в зловещих планах. В частности, западногерманский священник (Леонхард Мерзин) откровенно ужасается грядущему апокалипсическому сценарию.
Этот план, словно вдохновлённый приключениями Джеймса Бонда (не будем забывать, что первый фильм бондианы вышел в 1962 году), способна сорвать только советская разведка. За дело берётся агент Константин Ладейников (Донатас Банионис в озвучивании Александра Демьяненко, ставшего на русифицированном экране постоянным голосом литовского актёра), внедрённый в ряды западных обывателей. Однако он не знает Хасса в лицо, поэтому к операции привлекают бывшего узника концлагеря, а ныне актёра детского театра с детским лицом Савушкина (Ролан Быков), который преодолевает сомнения и страхи, чтобы помочь в разоблачении преступника.
История создания первого отечественного фильма о деятельности советской разведки в холодную войну интересна почти так же, как просмотр фильма. Прототипом главного героя послужил разведчик Конон Молодый, умудрившийся стать настоящим миллионером в период своей нелегальной деятельности в Великобритании под фамилией Лонсдейл, которая обыгрывается в фильме. Коллега сверхъестественно успешного советского шпиона, которому пожаловала благодарственную грамоту сама английская королева, другой легендарный разведчик Рудольф Абель, произносит в начале фильма небольшую речь, что превращает картину в исторический документ.
Эпичный, как положено рассказу сверхдержавы о самой себе, но очень нервный политический детектив — дебютная работа Саввы Кулиша, который, по большому счёту, не состоялся как кинорежиссёр, хотя и снял знаковую перестроечную картину «Трагедия в стиле рок» с участием группы Сергея Курёхина «Поп-механика». «Мёртвый сезон» нередко называют самым стильным советским фильмом. Действительно, из конкурентов по уровню эстетизма у него только другая дебютная работа — великий декадентский хоррор «Господин оформитель» Олега Тепцова, с которым у Кулиша нет ничего общего, кроме умения превращать форму в содержание. Молчаливая борьба за мир в тылу, жизнь неизвестных героев холодной войны — всё это, конечно, здорово. Однако с кинематографической точки зрения одно из важнейший достижений советского экрана за всю его историю — как невероятно стильно Банионис выглядит в шпионском плаще, как органично он вписан в монохромную палитру 1960‑х, где в актёров на экране вбухивали столько света, что немудрено было потерять лицо, либо так их затеняли, что легко было превратить красавца в урода. Банионис, не будучи ни уродом, ни красавцем, выразителен, как офорт Гойи, которого он позже сыграет — он кажется чёрно-белым оттиском вечности. Шахматная палитра фильма безупречна: чёрные блестящие машины, без которых немыслим детектив о шпионах, никогда больше не выглядели такими чёрными и блестящими, а остро отточенные фразы звучат так, как будто их сначала записали в жизни на шуршащую плёнку, работая под прикрытием.
«— Мне с этого чёрного пива просто душу воротит.
— А вы попробуйте перейти на светлое».«— Я при главном штабе служил. Шифровальщиком.
— Кто там у вас заправлял?
— Генерал Гальдер, а потом Йодль… Я ведь при немецком штабе служил».
Историческая встреча резидентов — американского и советского — на Глиникском мосту в Германии во время обмена противоборствующих сторон, кульминационный пик фильма, вопреки всем законам драматургии перенесённый Кулишом в финал, стал тем моментом чистого, абсолютного кинематографа, когда он становится искусством, то есть не копирует жизнь (копировать жизнь умеет каждый дурак с ТНТ), а становится лучше, значительнее, мудрее жизни. Вглядитесь, как они смотрят друг другу в глаза. Бездна бездну призывает и звезда с звёздою говорит. О чём? Нам понять не дано. И слава богу. Иначе зачем бы мы продолжали смотреть кино о шпионах.
«Интервенция» (1968)
Уважаемая публика, дамы и господа! Приглашаем вас на наше представление! Это не совсем Мейерхольд, но его имя появится на афишной тумбе, потому что — будем откровенны — всё это поставлено в его честь. Если смотреть шире, то в честь авангарда 20‑х годов, сочетания чёрного с красным и белым, окон РОСТА и супрематизма, а также других геометрических абстракций, в которые мы превращаем Октябрьскую революцию, а заодно Гражданскую войну — события суровые и трагические, но не в нашем случае. Вас приветствуют поэты и палачи, певицы и криминальные авторитеты, солдаты и уличные девки, генералы и паяцы, Одесса-мама и Бендер-папа (Сергей Юрский, который появляется в десяти ролях, даже в запрещённом ныне дрэге), а также французы, греки и евреи (вещь редчайшая в советском кинематографе). Итак, мы начинаем!
Вступительное слово, а впрочем, и весь фильм в целом способны отвратить почтеннейшую публику, которая либо не видела в своей жизни ни одного балагана с авангардом, либо считает, что главы из учёбников нельзя раскрашивать в цвета арлекинского костюма. Можно, друзья, ещё как можно, если делать это талантливо. В эту нетипичную для советского кино картину нельзя не влюбиться в первые же пять минут, когда ушедшая в революцию стриженая дура Фёкла, ныряющая в гущу жизни под видом цветочницы (Гелена Ивлиева), с первого взгляда влюбляется в классового врага — буржуйского сынка Женю Ксидиаса (болезненно юный Валерий Золотухин). Наставником Жени работает большевистский подпольщик, товарищ Бродский (Владимир Высоцкий, участие которого похоронило фильм ещё до выхода).
«Ну и дура»: травестия на советском экранеМужчина переодеваются в женщин, женщины — в мужчин. Зачем создателям кино такие эксперименты?
Действие развивается на цирковой арене, в декорациях буфф, в картонной вселенной, где звучит одесский говорок. Вообще за одну революцию, пересказанную как анекдот с привоза, режиссёру Геннадию Полоке надо было дать все золотые статуэтки на свете. В каком-то смысле их дали: кино Полоки положили на полку, хотя с художественной точки зрения придраться можно только к Высоцкому — он слишком трагичен для нашего водевиля. С другой стороны, Полока этого и хотел:
«Трагикомический каскад лицедейства, являющийся сущностью роли Бродского, как нельзя лучше соответствует трагической личности Высоцкого».
Хотя, понятное дело, цензура не пропустила бы это страшное весёлое кино даже без полузапрещённого барда — достаточно было бы одних плакатов с лицами Марата, Дантона, Робеспьера и Мулена, нарисованными в стиле художника Бидструпа. Поди докажи, что ты снял не политический шарж, а почтительный поклон в честь полувекового юбилея Октября. Какой, к чёрту, полувековой юбилей? Вы видели декольте мадам Ксидиас (Ольга Аросева), увенчанное фальшивыми бриллиантами, её шляпу со страусиными перьями и мексиканских тушканчиков на её пышных плечах? Откровенно говоря, непонятно, на что рассчитывал Полока, у которого скачут в сумасшедшем канкане самые антисоветские лица советского кино в ролях медвежатников и дам полусвета.
Смех на экране лучше всего работает со слезами. И любовь дурочки-большевички к её дураку-буржую, и казнь большевистского шпиона, и мучения страны — вещи трагичные, даже когда их перебивают на экране белые ноги Аросевой в пикантной юбке. А вот помните революцию? А братоубийственную войну? Очень смешно было.
Тетралогия «Резидент» (1968—1986)
В Комитет государственной безопасности приходит анонимное письмо, предупреждающее о приезде в СССР подозрительной личности. Через некоторое время в стране появляется сын белоэмигранта Михаил Тульев (Георгий Жжёнов), известный на Западе под псевдонимом Надежда. Для работы с ним КГБ подключает контрразведчика Павла Синицына (Михаил Ножкин), который выдаёт себя за вора-уголовника. В СССР Тульев «будит» несколько «спящих» со времён войны агентов, устраивается таксистом и влюбляется в коллегу (Элла Шашкова).
Насквозь идеологизированная эпопея о резиденте не так проста и однозначна, как кажется с первого взгляда. Невозможно представить, чтобы в сталинском кинематографе чужака, пусть даже с русскими корнями, показали настолько харизматичным персонажем в исполнении цепляющего с первого кадра Жжёнова, который к тому же пережил ссылку на Колыму во времена Большого террора. И даже если мы видим стереотипное изображение КГБ, который не допускает ни единой ошибки и с лёгкостью дурит такого тёртого калача, как Тульев, важнее всего симпатия контрразведчика Синицына к засланному казачку. В переводе на совсем простой язык: государство в фильме протягивает оливковую ветвь всем, кто хочет мириться.
Отец Тульева, пострадавший от революции потомственный аристократ, тоскует не по имперской России с хрустом французской булки и собственному белокаменному имению, а по земле предков, где разговаривают на русском языке. Его сын, прибывший на территорию Союза, получает шанс послужить стране, которая позиционируется как его родина. Даже бывший бандеровец Леонид Круг (Вадим Захарченко), один из тех самых «спящих» агентов, показан не отпетым негодяем, а человеком, у которого есть совесть. Правда, максимум прощения, которое готово выделить ему государство, — возможность покончить с собой, но и это отличается от исключительной меры наказания за шпионаж.
В дальнейшем Тульев становится уже советским разведчиком, меняя западных «хозяев» на службу родной стране, где, как пытаются сказать нам авторы, у человека хозяев нет, да и в целом его ждут с распростёртыми объятиями, если он осознаёт себя «нашим». Тут и любящая женщина, и понимающая власть, и статный красавец-друг, в отличие от гнилого Запада, где всего этого не найти. При всей романтизированности возвращения на Родину, у Жжёнова слишком непростое лицо с фактурными морщинами, чтобы картина о Надежде, сменившей стороны, казалась просто наивной пропагандой.
В каждом фильме саги есть свои достоинства, но, пожалуй, самой примечательной стала вторая часть «Судьба резидента», в которой арестованный Тульев переходит на советскую сторону. В начале фильма во время допроса ему сообщают о подозрительной смерти отца и фактически впервые предлагают сотрудничество. Жжёнов опускает глаза:
«Я устал».
В простой фразе, в понятной сцене больше человечности, чем можно рассчитывать увидеть в фильмах о шпионских играх.
«Свой среди чужих, чужой среди своих» (1974)
После Гражданской войны четверо лучших друзей-красноармейцев (Анатолий Солоницин, Александр Пороховщиков в озвучении Игоря Кваши, Сергей Шакуров и Николай Пастухов) изнемогают на гражданке. Им бы саблю, да коня, да на линию огня, но надо не шашкой махать, а строить новую жизнь, возясь с бумажками и решая насущные вопросы. По счастью, контра не дремлет и готова обеспечить им кровавое приключение.
На помощь голодающим Поволжья нужно отправить реквизированное у буржуазии золото. Солоницын, который единственный из команды ходит в шляпе и способен рулить не только революцией, но и администрацией, назначает ответственным за перевозку ещё одного боевого товарища — Егора Шилова (Юрий Богатырёв в роли своей жизни), при мыслях о котором у всех людей в кадре светлеют лица.
Однако до отправки золота на квартире Шилова обнаруживают изуродованный труп. Пока друзья оплакивают его и отправляют сокровища обманным путём практически без охраны и бронированного вагона, надеясь запутать врагов, похищенному Шилову предстоит вернуться к «своим», чьё доверие он потеряет, внедриться в банду пижонствующего есаула Брылова (режиссёр фильма Никита Михалков в приятной роли самого себя) и подружиться с бывшим белым офицером, ротмистром Лемке (Александр Кайдановский, чьей инопланетной природе советский кинематограф не смог найти лучшего применения, чем сделать из него бессменную белую гвардию), которого мотает между порядочностью и ощущением безысходности проигравшей стороны.
Картина во многом завершила эволюцию тематики Гражданской войны, которая была богатейшим историческим фоном для съёмок приключенческих фильмов и породила жанр истерна — «красного вестерна», где поскакали первые советские супергерои — красные дьяволята из «Неуловимых мстителей», где товарищ Сухов месил среднеазиатские пески и вечно пропадала то корона Российской империи, то золото партии. Один только Кайдановский снялся подряд в четырёх подобных фильмах — «Свой среди чужих», «Пропавшая экспедиция», «Бриллианты для диктатуры пролетариата» и «Золотая речка». Благородные красноармейцы, а иногда не уступающие им белые офицеры радовали глаз мужественными лицами, а слух — ванлайнерами, которые разлетались в народе.
«— Павел Андреевич, вы шпион?
— Видишь ли, Юра…»
«Восток — дело тонкое… Мёртвому, конечно, спокойней, да уж больно скучно».
«У вас длинный язык, он может повредить вашей шее».
Главная заслуга Михалкова, который перевёл паршивые доллары Клинта Иствуда на родную речь (даже от музыки Артемьева в фильме за версту разит Морриконе) — он сделал из Гражданской войны бесстыдное жанровое кино, с детективной линией, лихим экшеном и харизматичными мужчинами, у которых где-то за кадром, во снах-мечтах иногда мелькает какая-то разлюбезная Катерина Матвеевна, но побеждает исключительно мужская дружба, причём не брутальная, а очень нежная. Во вступительных сценах воспоминаний Шилова, снятых на чёрно-белую плёнку, потому что не хватало цветной, команда молодости нашей, отмечая победу в Гражданской войне, льнёт друг к другу с объятиями и поцелуями, которые, вероятно, вызвали бы сегодня вопросы у Роскомнадзора. Возможно, говорить о невольном гомоэротизме и неуместно, но, как и в фильмах застойного периода тандема Александра Миндадзе и Вадима Абдрашитова, уход в мужское братство с его мальчишескими играми в «войну», поисками сокровищ, красными и белыми, видится такой же попыткой эскапизма, как и характерные для 1970‑х сказочные фильмы, хлынувшие сегодня на экран. В застойном государстве скучно жить. Кино воплощает фантазию: позволяет играть в шпионов, скакать на лошадях, спасать друг друга из бурной реки, ловить детство за хвост и упоённо дружить, чтобы кто-нибудь сказал «Шилов» — а у тебя глаза, каких в жизни сто лет не было, — влюблённо-счастливые.
«Титаник» плывёт: памяти Вадима АбдрашитоваО фильмах «Слуга», «Остановился поезд», «Парад планет», «Плюмбум, или Опасная игра» и «Армавир».
«Тегеран-43» (1981)
В 1943 году по заданию гитлеровского руководства террористическая организация во главе со зловещим агентом Шернером по кличке Палач (Альберт Филозов, которого дюреровская внешность обрекла на роли злодейских и сказочных персонажей) и его подручный киллер Макс Ришар (Армен Джигарханян) готовят покушение на «большую тройку» (сюжетная линия фильма считается историческим фактом). Остановить убийство лидеров союзников пытается советская разведка и её задействованный в Тегеране агент Андрей Бородин (Игорь Костолевский), который знакомится с хрупкой французской переводчицей Мари (Наталья Белохвостикова), невольно вовлечённой в деятельность террористов. Горит и кружится планета, над нашей Родиною дым, а француженка и русский влюбляются раз и навсегда.
В 1970‑х всё еще живой убийца Ришар выставляет на парижском аукционе архивный фильм о несостоявшемся покушении, о котором он также написал в мемуарах. Попытка продать плёнку оборачивается перестрелкой, в которой кто-то пытается убить Ришара. Тем временем в Москве узнают, что всплыло старое дело, и отправляют Бородина-пенсионера в последний бой. Постаревший разведчик едет в Париж, мечтая разыскать возлюбленную, с которой его разлучила в Тегеране сама история.
Блокбастер режиссёров Александра Алова и Владимира Наумова (первая советская экранизация Булгакова «Бег»), снятый совместно с французами, выстрелил в советском прокате, как праздничный салют. В ленте играют звёзды мирового класса — Курд Юргенс в роли сомнительного адвоката, фам-фатальная Клод Жад, которая «химичит» с соблазнённым ею Джигарханяном, и Ален Делон в белом плаще, которому тут особенно нечего делать, кроме как блистать и флиртовать с Белохвостиковой, сыгравшую не только лирическую французскую переводчицу из ретронуарной линии, но и её современную бойкую красавицу-дочку. Но участием иностранных знаменитостей и урбанистическими пейзажами других стран достоинства фильма не ограничены.
Главное в этой истории — обречённая любовь, о которой раньше нельзя было помыслить. Для Баниониса в «Мёртвом сезоне» тоже подготовили роман с иностранкой, вычеркнутый цензурой. Но времена менялись, и мы наблюдаем в фильме первые колыхания от грядущего падения железного занавеса. Бойцы вспоминают минувшие дни и нацистов, которых вместе побеждали они. Щемящая Белохвостикова с парижским шиком и элегантный Костолевский с европейским лоском создали прекрасную пару, которая оказалась важнее тщательно соблюдённых канонов жанра: шляп, плащей, паролей, явок, адресов, погонь и перестрелок. Лица отечественных разведчиков нередко бывали красивыми, но впервые им разбивали сердце, ясно дав понять, что оно у них есть и в нём горит не только любовь к Родине.
Специально для фильма Шарль Азнавур исполнил пронзительную песню Une vie d’amour («Жизнь в любви»), которая звучит на фоне страшных архивных кадров войны, завершающихся возвращением с фронта солдат, которых встречают матери. Никогда в кино с такой ясностью не доносилась идея о беззащитности любви, которая, увы, не сильнее смерти. Она даже не сильнее железного занавеса.
Читайте также «Реконструкция события: как российское кино стало новым застоем».
