Отставка Милюкова и увещевания Петросовета разрядили Апрельский кризис и охладили запал рабочих. Однако правительство недолго наслаждалось спокойной жизнью: народ продолжал сводить концы с концами и помирать в окопах. Страна неминуемо катилась к новому потрясению.
Разногласия между трудящимися и правительством обнажились вновь, причём неожиданно. Декларация Керенского возмутила солдат, а рабочие заступились за анархистов, которые обобществили дачу Дурново, — так начался новый, Июньский кризис. Граждане, понимая, что «товарищи из правительства» не поддержат их борьбу, решили пойти к большевикам.
Только ЦК РСДРП(б) недооценил противника: силы оставались слишком неравными. Партия дала по тормозам и отменила демонстрацию. Она доказала, что не всесильна и может ошибаться, и прежние сторонники закономерно от неё отвернулись. Всем казалось, что у большевиков нет шансов, но они смогли обелить свою репутацию и повести за собой народ. Как им это удалось — читайте в нашей статье.
Старые проблемы — старое решение
Апрельский кризис доказал властям, что с народом надо считаться. В высших эшелонах никому не хотелось новых митингов, пальбы на улицах и революций: скоро разразится наступление и Россия отвоюет, наконец, долгожданные проливы!
Чтобы умалить народный пыл и собрать воедино силы, готовясь к «успехам» на фронте, в начале мая создали коалиционное правительство — из членов Временного правительства и Петросовета. Десять портфелей министров получили кадеты и беспартийные либералы, а остальные шесть — социалисты, например меньшевики Матвей Скобелев, Ираклий Церетели и эсер Александр Керенский.
Почти все граждане надеялись, что новое правительство не только сметёт общественные разногласия, но и сиюминутно решит их проблемы. Трудящиеся заводов Александрова, Бренера, Брунса и Трайнина на объединённом собрании поддержали «заслуженных товарищей [министров, вошедших в правительство], которые всегда служили передовыми борцами за великую свободу».
Рабочие-эсеры осыпали приветственными адресами Виктора Чернова — министра земледелия, — ожидая, что он передаст крестьянам землю. Кузнечная и лафетно-снарядная мастерская, электрический и другие цехи Путиловского завода, на которых царили эсеры, тоже поддержали новое правительство. Труженики завода «Русское общество беспроволочных телеграфов» так и вовсе заявили:
«Пока вы, товарищи, [находитесь] в правительстве, мы убеждены, что вся его деятельность будет направлена к дальнейшему закреплению завоеваний революции».
Однако были и те, для кого Апрельский кризис не прошёл даром: они поняли, что за любыми политическими обещаниями «кроются интересы тех или иных классов». Например, заводы Военно-подковный, «Новый Лесснер», «Новый Парвиайнен», Соединённый кабельный, фабрика «Невка» и другие предприятия не обрадовались братанию с буржуазией.
Собрание Союза рабочих по выработке мучных изделий осудило Петросовет, который «отходит от истинно классовой линии поведения» и «сотрудничает с контрреволюционной буржуазией», тогда как надо стремиться к власти Советов. Рабочие механического завода И. П. Пузырёва не полезли за словом в карман и провозгласили:
«Находим вступление социалистических элементов в коалиционное министерство вредным для пролетариата и крестьянства, ибо участие в нём затмит нашу классовую политику и усилит лагерь буржуазии».
Настроения в обществе не были столь едиными, как два месяца назад, и рассудить спорщиков могло лишь новое правительство. Люди ждали, как оно решит проблемы, которых в стране тогда было немало: достичь мира без аннексий и контрибуций, демократизировать и укрепить армию, одолеть хозяйственную разруху, улучшить условия труда, снять с повестки аграрный вопрос и в кои-то веки созвать Учредительное собрание. Посмотрим, что из этого вышло.
Хотели как лучше, а получилось как всегда
Война, которая длилась не первый год, тянула карман — но не министров, а рабочих. Правительство расширяло эмиссионное право и печатало деньги, не подкрепляя их золотом. Как говорили советские историки, оно «совершало кражу без взлома». Печатная машинка, поспевая за налогами и займами, сосала из народа последние соки. Зарплаты поднимали — но толку от этого, если цены росли быстрее?
По оценке комиссии Морского ведомства, жизнь простого рабочего подорожала в четыре раза, если сравнить с довоенным временем: 60% зарплаты шло на еду и освещение (подорожали в четыре раза), 12% — на одежду и обувь (подорожали в четыре раза), 10% — на жильё (подорожало в полтора раза). Министерство финансов признало:
«Рабочий получает теперь хорошие деньги, о которых он раньше и не мечтал, но это улучшение его положения в значительной мере кажущееся… Квартир почти нет, продуктов мало, и за всякую заваль приходится платить втридорога».
В квартирах жило в среднем 13 рабочих, многие из которых снимали «углы» (так рабочие называли кровать, которую они снимали в многокомнатных квартирах. Для многих людей даже лежанки были не по карману, поэтому они платили за «полкойки». Нередко бедняки снимали углы в прямом смысле, чтобы хоть где-то переночевать. В таких условиях выживало большинство рабочих). Если места в комнатах не хватало, то углы снимали на кухне или в коридоре. За один такой квадратный сажень люди платили 20 рублей, тогда как они зарабатывали не больше ста рублей. 50 тысяч петроградцев ютилось в подвальных квартирах, а чернорабочие и безработные теснились в ночлежках.
Жилищные условия, в которых коснели целые семьи, не выдерживали никакой критики. «Рабочая газета» писала, что за Нарвской заставой не найти «ни одной проточной реки, а все каналы, служащие стоком нечистот для фабрик и заводов, не могут быть не чем иным, как местами распространения заразы». Поэтому, когда на Малой Охте повысили плату за баню, трудящиеся гневно потребовали:
«Прекратите грабить граждан и издеваться над человеческим телом — реквизируйте бани и передайте их в ведение районных дум!»
Санитарные врачи, которые проверяли бараки Невского судостроительного завода, опешили от «ужасающих условий»: не было выгребных ям, отдельных отхожих мест, а в комнатах, где бедняки спали на трёхъярусных кроватях, — вентиляции. Готовили и мылись на улице, потому что ванные и кухни оставались неподъёмной роскошью.
С новой силой вспыхнул продовольственный кризис: даже карточная система не гарантировала, что рабочему будет чем поужинать. Отдел заготовок Министерства продовольствия не мог нормально снабжать Петроград. Поэтому цены на продукты росли не только из-за инфляции, но и по вине дефицита. В мае подорожал хлеб, и норма его потребления снизилась до 300 грамм в день. Запретили торговать сдобой и печеньем; паёк для грудных младенцев сократили, а крупу, мясо, яйцо начали продавать по карточкам.
Настоящим бедствием для петроградцев стали очереди. После тяжёлого 10-часового рабочего дня женщины весь вечер стояли в «хвостах», чтобы хоть чем-то накормить своих детей. Как писали в «Правде»:
«Нет той улицы и даже глухого переулка, где бы не тянулись эти бесконечные хлебные хвосты… По всему городу Петрограду сотни тысяч. И это во всякую погоду, изо дня в день».
Фабриканты лишь смеялись. Например, те, что торговали табаком, дешёвый убрали с прилавков, а дорогой оставили, задрав цену. Они радостно зубоскалили:
«Теперь тепло, пусть постоят, как за хлебом, маслом и сахаром стояли».
Капиталисты сознательно ухудшали снабжение городов. Не только для того, чтобы взвинчивать цены и получать максимум барышей, но и чтобы выводить из строя и расхлябывать сопротивление рабочих.
Например, в июне печать пестрела сообщениями, что постоянно раскрывают тайные склады продуктов и обуви, а капиталисты незаконно вывозят товары в Финляндию. 22 июня А. Алейников, заместитель председателя Центральной продовольственной управы, писал:
«Уже в течение продолжительного времени питание населения Петрограда находится в очень тяжёлых условиях: подвоз продуктов недостаточен, некоторые товары, хотя и привезённые в значительном количестве, исчезают с рынка, и население не имеет возможности получить самое необходимое для поддержания своего существования. Так, в городе наблюдается почти полное отсутствие круп, масла, бобовых, недостаточно в продаже мяса, яиц».
Бюрократы пытались обуздать борьбу социальных сил, но, как мы видим, у них это слабо получалось.
Рабочие стремились улучшить условия труда, но в ответ им показывали шиш. Например, так случалось, когда профсоюзы хотели расширить социальное страхование. Они требовали, чтобы труженикам оплачивали отпуска в размере двух рабочих недель. Министерство труда отклонило народное прошение, уверяя, что на то нет ни сил, ни времени.
Капитал стремительно утекал из города: чтобы сохранить награбленное, получить безвозмездные выплаты от правительства или умерить народный гнев, воспитывая людей голодом. Например, на заседании Союза представителей металлургической и железоделательной промышленности, которое проходило 10 мая, капиталисты предельно прямо выразились: надо действовать решительно, «вплоть до закрытия заводов», чтобы «призвать рабочих к благоразумию» и «сохранить существующий капиталистический строй» (ЦИАМ, ф. 498, оп. 92, св. 846, д. 31, лл. 69–70. Гектогр.). Около 70 капиталистов заявило в Комитет мелкой и средней промышленности, что хочет вывезти свои предприятия «в более спокойное место» — вскоре желающих стало 200.
Они обосновали своё решение тем, что у них нет сырья, топлива и специалистов. На самом деле всё это было, но пряталось. В ответ фабзавкомам ничего не оставалось, кроме как брать заводы в свои руки и самим налаживать производство. Например, чтобы сэкономить топливо, они закрывали театры и кафе, находящиеся при заводах, или прекращали «доставлять роскошь для невских шакалов». Рабочие не церемонились:
«Пускай разгружают Невский проспект от всех тех праздношатающихся, которые жиреют от пролетарской крови и не приносят пользы родине, а исключительно убытки».
В начале июня по Петрограду бродило 50 тысяч безработных, которых стало ещё больше, после того как закрыли хлебобулочные заводы. Землю крестьянам отдавать не пытались, Учредительное собрание не подготовляли, а из войны не собирались выходить и в помине — наоборот, готовили новое наступление.
Чаяния избирателей вновь не оправдались. Коалиционное правительство, состоящее сплошь из «товарищей», третировало народ и забыло о своих обещаниях — сразу, как получило власть. Одновременно большевики твердили простую истину:
«Перемена лиц ни к чему не приведёт, надо переменить политику. Надо, чтобы у власти стал другой класс».
Они становились всё популярней и переманивали на свою сторону крупные предприятия, — например, в мае за ними пошли 13 заводов, которые до этого их ни во что не ставили, — и поступательно овладевали «сердцем пролетарской власти». В начале мая они захватили 120 мест Совета, 24 мая — 250, а в начале июня — уже около 300.
Большевики выводят людей на улицы
Несколько событий развязали июньский кризис — как раз они заставили людей задуматься, не начать ли новые манифестации и забастовки. В мае военный и морской министр Керенский подписал «Декларацию прав солдата», а после заявил, что вскоре армия начнёт наступление. В казармах посчитали, что Александр Фёдорович ограничивает права рядовых, завоёванные Февральской революцией, и не считается с теми, кто будет сидеть в окопах, — а они воевать не хотели.
Солдаты предложили Военной организации РСДРП(б) организовать манифестацию против политики Керенского. Большевистская фракция Петроградского Совета поддержала народный почин и предложила приурочить шествие к I Всероссийскому Съезду Советов, который открывался 3 июня. Если бы манифестация состоялась, то она, по мнению большевиков, показала бы делегатам из провинций, что в Петрограде назревает революция.
«Демонстрация — это таран, который должен пробить брешь на съезде».
На закрытом заседании Петроградского комитета (ПК) РСДРП(б) 6 июня видные большевики совещались, когда проводить демонстрацию. Как им сообщали, 60 тысяч солдат и моряков были готовы к шествию и «в ожидании даже спят с оружием». Однако, учитывая апрельский опыт, многие партийцы предлагали повременить с манифестацией и дождаться, когда с мест точнее расскажут о настроениях людей. При этом Мартын Лацис заверял:
«Выборы в районную думу показали, что настроение рабочих таково, что каждую минуту может толкнуть их на улицу. Во время выборов толпа враждебно, вплоть до рванья знамён, встречала ораторов, нам противных».
Его слова подтвердились, когда произошёл новый инцидент. Ещё в апреле анархисты, воспользовавшись сумятицей, «экспроприировали» дачу Дурново. Там они обустроили Совет Петроградской народной милиции, правление профсоюзов Выборгской стороны, Секцию народных лекций и рабочий клуб «Рассвет». В общем, на даче воцарились пролетарии. Правительство не раз пыталось их оттуда выгнать, но всё бестолку.
Шутки кончились, когда 5 июня солдаты 1‑го пулемётного полка под руководством анархистов заняли типографию правой газеты «Русская воля». Съезд Советов потребовал освободить помещение, но ему отказали. Тогда генерал Пётр Половцов — главнокомандующий войсками Петроградского военного округа — вместе с казаками блокировал бунтовщиков и вынудил их сдать оружие. После этого анархистов избили и увезли в неизвестном направлении. Правительство выдвинуло ультиматум: «Освободите дачу или мы применим силу».
Реакция трудящихся закономерна: на Выборгской стороне шесть крупных и около десятка мелких предприятий остановили работу; на улицу вышло 20 тысяч рабочих — они тут же начали бастовать и митинговать. Их поддержали товарищи с Металлического завода, «Феникса» и Розенкранца. Петросовет и кабинетные министры затрепетали и быстро отменили ультиматум, разъяснив, что он относится лишь к анархистам.
«Вышло так, что ни дача не „освобождена“, ни ареста не было. Правительство оказалось в положении людей, запутавшихся и запуганных».
Однако народное возмущение не стихало. Поэтому 8 июня большевики созвали срочное совещание ЦК, Военной организации и ПК РСДРП(б), на котором присутствовало 150 человек. Ленин заявил: «Выяснилась картина нарастающего движения, охватывающего очень большие круги рабочих и солдат — гораздо более широкие круги, чем только большевистские». На вопрос: «Есть ли в массах такое настроение, что они рвутся на улицу?» — 58 человек ответили утвердительно, 37 — отрицательно, а 52 воздержались. Взвесив все за и против, демонстрацию решили начать 10 июня.
Новость, что через два дня раскатится общегородская манифестация, разлетелась по парткомам, завкомам и другим рабочим организациям. Народное шествие, по замыслу большевиков, должно было показать Съезду, что пора решать вопрос о власти. Оно могло сплотить рабочих и солдат перед лицом общего врага, развеять демократические иллюзии обывателей и вовлечь в политику тех людей, которые до сей поры оставались в стороне.
Петросовет и правительство, как только узнали, что люди собираются протестовать, зашевелились. Надо было любой ценой снять социальное напряжение, чтобы ничто и никто не помешал провести на Съезде соглашательскую политику. Исполнительный комитет Совета создал комиссию из шести меньшевиков и одного эсера, чтобы укротить «народный бунт».
Первым делом меньшевик Михаил Либер сообщил большевикам, что если демонстрация начнётся, то ей воспользуются «контрреволюционеры, за спинами которых стоит британский посол Джордж Бьюкенен». Вечером 9 июня на Съезде Советов Николай Чхеидзе с одобрения президиума огласил воззвание к рабочим и солдатам «Не слушайте провокационных призывов!». Он обвинил большевиков, что они стремятся к «кровавым беспорядкам» и хотят низвергнуть Временное правительство. По всему Петрограду стали развешивать листовки, в которых предупреждали горожан, что надо сохранять спокойствие и не поддаваться на козни заговорщиков. Наконец, генерал Половцов стянул к городу воинский контингент, готовясь отразить «нападение большевиков».
В ночь на 10 июня ЦК РСДРП(б) скрепя сердце решил отменить демонстрацию, несмотря на приготовления. Большевики не организовывали преждевременный переворот, не собирались узурпировать власть или бросать трудящихся в горнило революции. Они хотели провести мирную демонстрацию, чтобы, как выражался Иосиф Сталин, «попугать буржуазию и спаять рабочих и солдат».
«Недовольство большинства товарищей отменой демонстрации весьма законно, но поступить иначе ЦК не мог… Даже в простой войне случается, что назначенные наступления приходится отменять по стратегическим причинам». Владимир Ленин. Речь на заседании Петербургского комитета РСДРП(б) 11 (24) июня 1917 года.
Ни народ, ни большевики ещё не были готовы схватиться с меньшевикам, эсерами, кадетами и либералами всех сортов. В Петросовете преобладали соглашатели, чаша людского гнева пока не наполнилась, а на окраинах выжидали верные правительству воинские части, которым рабочие не могли что-либо противопоставить.
Большевики направили на фабрики, заводы и парткомы представителей ЦК, чтобы пресечь утреннюю демонстрацию. Соглашатели им активно помогали — хотя бы в этом они сошлись — и разослали по местам «десятки» — группы по 10–13 человек во главе с «десятскими», которые выступали уже от лица Петросовета. Непомерными усилиями основной запал рабочих удалось унять, но 10 июня всё равно не прошло тихо: митинговали тысячи людей, а анархисты чинили свои провокации.
Пиррова победа Коалиционного правительства
Социальные противоречия вскрылись с новой силой, но искры по-прежнему не разгорелись в пламя. Они посеяли зёрна сомнения в головах людей и заставили их здраво посмотреть на ситуацию в стране.
Да, большевики дали по тормозам, и многие рабочие, возбуждённые наглостью властителей, не смогли их понять. Они рвались в бой и стояли во всеоружии. Узнав, что демонстрации не будет, кто-то даже рвал партийные билеты и отрекался от большевиков! Однако время шло; народ успокаивался. Агитаторы работали на заводах, в газетах печатали разъяснения, а богема всё дальше себя закапывала.
Большевики «мирились с поражением», а их политические противники почивали на лаврах. Последние думали, что все ненастья остались позади и общество оказалось в их руках. Власти решили провести в крупных городах манифестацию «единства революционных сил», чтобы показать, что за большевиками нет никакой поддержки. Они готовили «правильные» лозунги, науськивали «надёжных» ораторов и клепали пачки прокламаций.
Демонстрацию назначили на 18 июня. Планировали возложить венки к могилам жертв Февральской революции и пройтись по городу с транспарантами: «Всеобщий мир», «Скорейший созыв Учредительного собрания», «Демократическая республика» — без оружия, с цветочками и мирно. Пока верхушка витала в облаках, «простолюдины» разобрались: правительство — не то, за кого себя выдаёт. Оно недаром отвергало демонстрацию, выгоняло рабочих с дачи Дурново и травило большевиков.
Июньский кризис стал переломным в истории Русской революции — именно после него народ повально пошёл за большевиками.
Утро 18 июня. Со всех районов рабочие подтягивались на Марсово поле. К удивлению правителей, в колоннах не было «обговорённых» лозунгов. Большевистские слоганы несли рабочие Балтийского завода, «Сименс-Шуккерт», Военно-подковного, Гвоздильного, завода Осипова, Северной ткацкой фабрики и других предприятий. Например, путиловцы на своих знамёнах писали: «Вооружение всего народа и прежде всего рабочих!», «Нас обманули обещаниями, готовьтесь к борьбе!».
Самой впечатляющей была колонна Выборгского района, во главе которой шёл местный райком большевиков. Стройность, организованность и опрятность рядов могли удивить любого. Рабочие, радостные и уверенные, кричали: «Вся власть Советам!» и «Долой десять министров-капиталистов!» Если кто-то и осмеливался поддержать Временное правительство, то их плакаты мигом разрывали и топтали, как это произошло с группой Плеханова «Единство».
«Единство действительно есть, но это единство большевистское, — констатировала газета „Русская воля“. — Лозунги все большевистские. Они сгруппированы в „Правде“ и прямо с её столбцов перелетели на красные и белые плакаты. Где меньшевики и эсеры? Пойди, отыщи их…»
Через Марсово поле за восемь часов непрерывного шествия прошло полмиллиона человек. Депутат Псковского Совета высчитал, что 75% демонстрантов шагали с лозунгами большевиков.
Петроградская манифестация эхом прокатилась по всей России. 18 июня такие же выступления развернулись в 67 городах: в 26 губерниях, в области Войска Донского, в Киевском и Туркестанском генерал-губернаторствах, в великом княжестве Финляндском, а 25 июня — ещё в 13 местах: в восьми губерниях, в Кавказском наместничестве и на фронте.
Люди получили новый опыт борьбы и вынесли свежие политические уроки. Они окончательно разобрались, кто по-настоящему отстаивает их интересы. Кризисная суматоха показала: когда одни ошибаются, они не зарываются в землю, а признают свои ошибки и не брезгуют их исправлять. Тогда как другие топят первых, неистово их гнобят, а в своём глазу бревна не видят: продолжают горланить, бахвалиться и тушевать своё же лицемерие.
«Довольно колебаний — говорил авангард пролетариата, авангард рабочих и солдатских масс России. Довольно колебаний. Политика доверия капиталистам, их правительству, их реформаторским потугам, их войне, их политике наступления, — эта политика безнадёжна. Крах её недалёк. Крах её неизбежен». Владимир Ленин. Восемнадцатое июня.
Читайте также первый материал цикла о кризисах 1917 года «Часть I. Апрельский кризис».
