В подкасте «Всё идёт по плану» писатель и режиссёр Владимир Козлов рассказывает о жизни в СССР, развеивает мифы и опровергает фейки.
VATNIKSTAN публикует текстовую версию выпуска о кино и кинотеатрах в Советском Союзе — что можно было посмотреть на большом экране в 1980‑е годы, на какие фильмы невозможно было достать билеты и почему перестройка в кино началась раньше, чем в политике.
Привет! Это — Владимир Козлов с новым эпизодом подкаста «Всё идёт по плану».
Сегодня речь пойдёт о кино в советскую эпоху. Название эпизода — первая часть фразы «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». Эту цитату вождя большевиков Ленина я впервые увидел в фойе могилёвского кинотеатра «Октябрь», главного и самого большого кинотеатра города. Потом я видел её во многих других кинотеатрах в разных городах СССР.
Как позже выяснилось, цитата не совсем «аутентичная» — то есть, Ленин не написал этого в какой-либо статье и не произнёс в застенографированной речи. Вроде как Ленин сказал что-то подобное в беседе с наркомом просвещения Луначарским, тот в свою очередь упомянул эту мысль в письме к Григорию Болтянскому, одному из организаторов советского кинематографа, и так возникла цитата. Хотя, в принципе, сегодня уже совершенно неважно, сказал это на самом деле Ленин или не сказал. Прежде всего, это пример того, как в советское время цеплялись за фразы вождя, пытаясь подкрепить его цитатами происходящее едва ли не во всех сферах жизни.
Но, независимо от того, чего хотели коммунистические идеологи, к восьмидесятым годам прошлого века кино было уже не идеологическим и пропагандистским инструментом, а просто основным видом досуга большинства советских граждан — прежде всего, молодых. Кафе или ресторанов было мало, клубов в сегодняшнем понимании не было вообще, спортивные события происходили нерегулярно, а сидеть в тесных и затхлых квартирах не хотелось. Поэтому люди шли в кино.
В Могилёве, где я жил, было тогда три основных кинотеатра — «Октябрь», «Родина» и «Чырвоная зорка» («Красная звезда») — и два кинотеатра «второго экрана»: «Космос» (единственный двухзальный) и «Смена» — практически клуб, находившийся где-то на задворках «второго микрорайона», так далеко, что я в нём ни разу и не был. В 1989 году открылся ещё один кинотеатр — «Ветразь» («Парус»).
Билеты в кино стоили от 25 до 70 копеек. Самой высокой была цена на дальние ряды при показе в «Октябре» широкоформатного фильма. В советской системе кинопроката существовало деление на обычный формат (примерно соответствующий нынешнему 4:3), широкоэкранный (нынешний 16:9) и широкоформатный — тот же 4:3, но проецируемый более крупно в кинотеатрах, оснащённых соответствующим оборудованием: у широкоформатных фильмов был ещё стереозвук.
Первый сеанс во всех кинотеатрах был «детским», но я даже в соответствующем возрасте старался ходить на взрослые фильмы, а от редких посещений детских сеансов впечатления остались удручающие: крик, писк, топот, беготня по залу и жутко исцарапанная картинка на экране.
Перед фильмом показывали «киножурнал» минут на десять — например, выпуск «Новостей дня». Проблемой было то, что выпуск этот был снят несколько месяцев назад, и новости в нём безнадёжно устарели. Практиковались удлинённые киносеансы — как правило, раз в день. На них в качестве журнала показывали документальный фильм примерно на полчаса. Думаю, такие сеансы делали специально, чтобы как-то прокатывать снимающееся в СССР документальное кино, но фильмы эти были совершенно не интересные, и я по возможности избегал удлинённых сеансов.
Все могилёвские кинотеатры были далеко от моего дома, и до 10 лет я смотрел кино только в доме культуры завода искусственного волокна имени Куйбышева (ЗИВ) — он находился в нескольких троллейбусных остановках от Рабочего посёлка. Первый раз попал я туда ещё, наверно, в первом классе, на фильм под названием «Чёрная курица, или Подземные жители» — его показывали в рамках какого-то кинолектория.
А вообще дома культуры входили в систему клубного кинопроката, там стояли базовые кинопроекторы, позволявшие показывать любые фильмы, кроме широкоформатных. Как правило, копии фильмов передавались в систему клубов после проката в кинотеатрах и крутились там годами и даже десятилетиями. В результате, в каком-нибудь ДК можно было посмотреть не только фильм, который только что прошёл в кинотеатрах, но и что-то более редкое, чего больше нигде нельзя было найти.
Помню, в ДК ЗИВ в мае 1982 года я впервые испытал «коллективный киноопыт» на британском фильме под названием «Вожди Атлантиды». В одной из сцен какое-то жуткое морское чудовище просовывает свою страшную морду в открытый снизу люк подводного аппарата, в котором сидят герои, и мне, десятилетнему, — как и всем сидящим рядом со мной в тёмном кинозале пацанам и девчонкам — было по-настоящему страшно. Синхронно затаив дыхание, мы с ужасом следили за тем, как чудовище снова направляет свою морду в люк. Но всё закончилось благополучно: герои смогли отбиться от чудовища, «выписав» ему заряд электрического тока.
А буквально через месяц, в июне, я впервые попал в настоящий кинотеатр — главный в городе «Октябрь». Огромный зал, большой широкоформатный экран и постепенно гаснущее перед началом фильма освещение произвели на меня немалое впечатление — большее, чем сам фильм. Он назывался «Александр Маленький», и из него мне не запомнилось ничего, кроме того, что это — фильм «про войну». Тогда фильмов «про войну» было очень много, и редко какой мог «зацепить».
Позже я нашёл этот фильм на «КиноПоиске». Режиссёр — Владимир Фокин, известный прежде всего политическим сериалом «ТАСС уполномочен заявить…» 1984 года, а «Александр Маленький» — совместное производство с Германской Демократической Республикой. Почему я попал именно на этот фильм, было это случайно или целенаправленно — не помню. Но мой старший брат увлекался кино, покупал журнал «Спутник кинозрителя» и выписывал «Советский экран», и в какой-то момент я тоже начал всем этим интересоваться.
До этого, не считая редких походов в ДК ЗИВ, кино я смотрел, в основном, по телевизору. Подробнее про то, какое кино можно было увидеть на советском ТВ, я рассказывал в эпизоде подкаста «На голубых экранах страны…» Но попав в настоящий кинотеатр, я запал на кино и начал ходить на всё подряд — меня притягивал не какой-то конкретный жанр или например, конкретный фильм (мне было непонятно, как можно пересматривать один и тот же фильм несколько раз, это же скучно), а именно кино как «вид искусства», хоть я, конечно, это так не формулировал.
Фильмы, которые в основных кинотеатрах шли с ограничением «Дети до 16 лет не допускаются», я смотрел потом в ДК ЗИВ, где никто ограничениями не заморачивался. Контент, который попадал тогда в категорию запрещённого для детей, сегодня кажется вполне безобидным: максимум запретного, что присутствовало в этих фильмах, это женская грудь или, гораздо реже, «полная фронтальная обнажёнка», но либо снятая издалека, либо показанная совсем мельком.
В Могилёве самым «прогрессивным» был ДК Швейников в самом центре города. В кинозале каждый вечер показывали фильм, репертуар — написанный от руки, но красивым почерком — вывешивали на месяц вперёд, и там можно было найти, например, фильмы Андрея Тарковского, вышедшие на экраны за десять или больше лет до этого. Именно там осенью 1982 года, благодаря старшему брату, я посмотрел «Андрея Рублёва» и «Солярис». Возможно, мне, десятилетнему, такое кино смотреть было ещё рановато, но мощь кинематографического зрелища я оценил уже тогда, и эмоциональное воздействие было сильным. При этом я никак не отделял Тарковского от всего остального кино, да и деления на массовое и авторское, которое тогда уже существовало, не понимал. Мне хотелось смотреть любое кино.
И в этом я не так уж сильно отличался от большинства могилёвских тинейджеров, регулярно посещавших кинотеатры. Как я сейчас понимаю, пять кинотеатров на трёхсоттысячный город — это было не так уж много. Поэтому на самые хитовые фильмы в кинотеатры выстраивались длинные очереди, и часто билеты заканчивались.
Иногда, чтобы привлечь зрителей, на афише могли слегка передёрнуть описание фильма — а, поскольку «Спутник кинозрителя» или, тем более, «Советский экран» читала всё же небольшая часть зрителей, а трейлеров вообще не существовало, то описание на афише было практически единственной возможностью узнать, о чём фильм.
Помню какой-то вполне артхаусный и камерный болгарский фильм середины восьмидесятых (название в памяти не сохранилось), который на афише обозвали «авантюрной мелодрамой» или чем-то подобным. В результате на вечернем сеансе набился полный зал, но потом люди стали уходить.
Однако прокатчики не расстроились: билеты же были проданы. Интересно, что кинопрокат в Советском Союзе был одной из тех отраслей, где, несмотря на плановую социалистическую экономику, деньги считали и старались максимально зарабатывать. Я это понял в достаточно раннем возрасте.
Новые фильмы тогда выпускали на экраны не перед уикендом, как сейчас, а с понедельника. Если фильм привлекал много зрителей, то прокат его мог продолжаться две недели, а то — в особых случаях — и три. Но, если на фильм шло мало людей, то уже к четвергу его с проката снимали, заменяя непотопляемым кассовым хитом — как правило, индийским фильмом. Я индийские фильмы не смотрел: у меня к ним было предубеждение ещё с раннего детства, когда по телевизору я увидел вполне, как я понимаю, типичный индийский фильм под названием «Зита и Гита». Единственное исключение — «Танцор диско» с Митхуном Чакраборти в главной роли, вышедший в СССР летом 1984-го.
Массовой советской аудитории любые индийские фильмы, как правило, мелодрамы, часто — с музыкальными номерами — почему-то нравились. Пользовались спросом и мелодрамы отечественные — на них тоже стояли очереди.
В интервью начала двухтысячных Борис Павлёнок, бывший заместитель председателя Государственного комитета по кинематографии (Госкино) СССР, говорил, что рентабельность советского кинематографа составляла 900% в год.
«Мы когда-то ставили с американцами „Синюю птицу“, и у меня для журнала Variety брали интервью. Я им говорю, что кинотеатры в СССР посещают четыре миллиарда зрителей в год. Они переспросили. Я снова: четыре миллиарда. Они попросили написать на бумаге, пересчитали нули и всё-таки написали в журнале один миллиард. Средняя цена билета была 22,5 копейки, вот и получались сборы один миллиард рублей со всей киносети».
При этом такая рентабельность — если верить приведённой Павлёнком цифре — достигалась во многом за счёт советских фильмов. Иностранного кино в прокат выходило мало — конечно, прежде всего, из идеологических соображений: показывать чуждое советскому образу жизни, «буржуазное» западное кино считалось неправильным. Тех же индийских фильмов было немного, а фильмы производства соцстран интереса у зрителей, как правило, не вызывали.
На редкий западный фильм, каким-то образом попадавший в советский прокат, народ просто ломился. Помню огромную очередь в кассу кинотеатра «Родина» году в 1983‑м, на рядовой приключенческий экшн, «К сокровищам авиакатастрофы» режиссёра Дэвида Хеммингса (оригинальное название — «Race for the Yankee Zephyr [zeh-fuh]»). «Трюкач» («The Stunt Man») Ричарда Раша, вышедший в СССР в 1983‑м или 1984‑м, я посмотрел уже в ДК ЗИВ — в кинотеатре он шёл с ограничением «кроме детей до 16 лет».
Из отечественных фильмов, кроме мелодрам, привлекали зрителя комедии и крайне редко появлявшиеся, сделанные по лекалам голливудского кино, боевики или триллеры (например, «Пираты XX века» или «Экипаж»). Оба фильма вышли в 1980 году, и я смотрел их уже в ДК.
Получается, что массовому зрителю, несмотря на изоляцию СССР от бОльшей части остального мира, было интересно такое же кино, как и везде. Зритель хотел интересного зрелища, а ни в коем случае не пропаганды или восхваления социалистического строя.
К восьмидесятым годам у зрителей Советского Союза выработалась аллергия на идеологическое кино, прославляющее вождей — точнее, одного канонизированного вождя, Ленина. Помню, в начале 1983 года в кинотеатре «Родина» шёл масштабный высокобюджетный фильм Сергея Бондарчука «Красные колокола, фильм второй — Я видел рождение нового мира». Мэтр советского официозного кино зачем-то решил в очередной раз пересказать официальную версию большевистской революции 1917 года. И когда в кадре появилась набившая оскомину Дворцовая площадь Петербурга с бегущими по ней к Зимнему дворцу революционными матросами, зрители массово потянулись к выходу из зала, остались досматривать фильм десятка два человек.
Интерес же к западному кино был, напротив, очень большим — причём, к любому, которое показывали. В марте того же 1983 года в Могилёве проходил «Фестиваль фильмов из собрания Госфильмофонда СССР»: вместо текущего репертуара в течение недели в основных кинотеатрах шли старые иностранные фильмы, когда-либо купленные Госфильмофондом. Помню, мне с трудом удалось попасть на «Спартака» Стэнли Кубрика с Кирком Дугласом, а на «В джазе только девушки» Билли Уайлдера билеты купить было невозможно. Также в программе были гэдээровские фильмы про индейцев с Гойко Митичем в главной роли.
Интересно, что фестиваль этот был единственным в своём роде, ничего подобного в последующие годы в Могилёве не проводилось. Предполагаю, что целью такого фестиваля было заработать денег. Возможно, по условиям покупки этих фильмов Госфильмфондом, в кинотеатрах их можно было прокатывать только ограниченное время, а «фестивалей» это не касалось.
В первой половине восьмидесятых существовала и практика «всесоюзных кинопремьер». Первым фильмом, показанным в статусе «всесоюзной кинопремьеры», была «Надежда и опора» режиссёра Виталия Кольцова с рано умершим Юрием Демичем в главной роли — история о научном сотруднике, возглавившем отстающий колхоз в Нечерноземье, совершенно в духе тогдашних идеологических парадигм. Я смотрел фильм не на «премьерном», а на одном из следующих сеансов, поэтому, не знаю, что было на премьере — какой-нибудь официоз, наверно.
Ещё одним фильмом с «всесоюзной кинопремьерой» стал «Берег» Александра Алова и Владимира Наумова по одноимённому роману Юрия Бондарева в 1984 году. На меня в своё время произвёл сильное впечатление предыдущий фильм этого режиссёрского дуэта, «Тегеран-43», а «Берег» не запомнился вообще.
Конечно, пацаном на окраине Могилёва, я понятия не имел о том, что происходило в тот момент внутри советской киноиндустрии. А она находилась, мягко говоря, не в лучшей форме.
Жанровых фильмов, которые бы повторили кассовые успехи «Экипажа» или «Пиратов XX века», не появлялось. Вместо них на экраны выходили очередные слабые фильмы из известных франшиз. В 1982 году был выпущен «Фронт в тылу врага», третий фильм трилогии по сценарию Семёна Цвигуна, первого заместителя Председателя КГБ СССР, с Вячеславом Тихоновым в главной роли. В 1983 году — «Возвращение резидента» с Георгием Жженовым, также третья часть трилогии, начатой ещё в конце шестидесятых фильмами «Ошибка резидента» и «Судьба резидента».
Высокобюджетный фантастический фильм «Лунная радуга», снятый Андреем Ермашом — сыном тогдашнего Председателя Госкино Филиппа Ермаша, оказался, несмотря на участие известных актёров, полным трешем.
Одновременно советские режиссёры, имевшие какую-либо мировую известность, старались из СССР уехать. Тарковский с начала 1980‑х годов жил в Италии, где снимал фильм «Ностальгия». В 1984 году он принял решение остаться за границей, и его фильмы были запрещены к показу в СССР.
В 1980 году, после Гран-при жюри в Каннах за «Сибириаду», уехал попытать счастья в Голливуде Андрей Кончаловский. Его фильмы также запретили, а из титров фильмов, где он был сценаристом, его фамилию просто убрали. Помню, в середине восьмидесятых по телевизору показывали фильм Никиты Михалкова «Раба любви», сценаристами которого были Кончаловский и Фридрих Горенштейн, и титр с авторами сценариями был коряво, топорно заменён другим, с фамилией одного лишь Горенштейна — причём, набранной совсем другим шрифтом.
При этом в советском кино, как признавали сами чиновники Госкино, доминировала «серость» — скучные производственные драмы, несмешные комедии, малоинтересные детективы. Всё это было «идеологически выдержанным», но зрителей не привлекало. Даже режиссёры жанрового кино — тот же Леонид Гайдай, снявший классические советские комедии, включая «Операцию Ы» и «Бриллиантовую руку», к восьмидесятым явно выдохлись, и «Спортлото-82», вышедший в одноимённом году, был скорее самоповторением и эксплуатацией однажды найденных приёмов.
Возможно, такая затхлая атмосфера в киноиндустрии и стала причиной того, что реформы в ней начались раньше, чем в других творческих сферах Советского Союза.
В 1986 году прошёл V съезд Союза кинематографистов СССР, который оттеснил от руководства кино «старую гвардию» — Сергея Бондарчука, Станислава Ростоцкого, Льва Кулиджанова. Одним из главных достижений съезда была отмена идеологической цензуры в кино и выпуск на экраны запрещённых в своё время, «положенных на полку» фильмов. Их так и назвали — «полочное кино».
История с запрещением фильмов идеологической цензурой, кстати, далеко не однозначная. На первый взгляд, вообще удивительно, что могли запретить уже готовый фильм: ведь ещё на этапе одобрения постановки каждый сценарий проходил через худсоветы, обсуждения на студии, потом — в Госкино. И всё же, случалось и так, что потом в прокат не выпускали фильм по уже одобренному к постановке сценарию.
Недавно мне попалось интервью критика Михаила Трофименкова, в котором он рассказывает, например, о том, как режиссёры, включая того же Кончаловского, пытались выставить себя более «запрещёнными», чем были на самом деле — то есть, его фильм «История Аси Клячиной», по словам Трофименкова, был не запрещён, а получил низкую прокатную категорию и вышел в прокат малым количеством копий. Приводит он и интересную версию запрета фильма Александра Аскольдова «Комиссар» — одного из самых известных «полочных» фильмов: запрет якобы был местью других режиссёров Аскольдову, который сам перед этим работал цензором и запрещал фильмы других. В общем, это довольно интересное интервью, ссылку на него я дам в комментарии к эпизоду.
Но всё это происходило в Москве, а как отразились перемены в советском кинематографе на мне, зрителе-тинейджере из Могилева? Не сказать, чтобы значительно. Наверное, главным их результатом стало появление условно «перестроечного» кино — фильмов, которые прежде были невозможны по идеологическим, а иногда и эстетическим соображениям. Несколько фильмов того времени произвели на меня очень сильное впечатление — «Асса», «Игла», «Маленькая Вера», «Трагедия в стиле рок», «Меня зовут Арлекино». О них я поговорю в отдельном выпуске подкаста.
Помню, в 1987 году в Могилёве проходила ретроспектива фильмов умершего незадолго до этого Тарковского, и я впервые посмотрел «Сталкера».
Примерно в то же время в кинотеатрах начали показывать голливудскую киноклассику, в своё время в СССР не попавшую из-за «железного занавеса». Набор был достаточно рандомным: то «Унесённые ветром», то «Кинг-Конг». Тогда же в Могилёве появился и первый официальный видеосалон, где можно было взять напрокат кассету и смотреть фильм одному или в небольшой компании. В каталоге, помню, были редкие фильмы, до могилёвских кинотеатров не дошедшие — например, документалка Алексея Учителя «Рок» или «Скорбное бесчувствие» Александра Сокурова.
Позже, стремясь к самоокупаемости, видеосалон открыл и небольшой зал, где стал показывать — естественно, нелегально — голливудские хиты. Открылся видеозал даже в кинотеатре «Октябрь» — там я смотрел американский фильм Кончаловского «Поезд-беглец».
На тот момент в городе появилось уже несколько — как сейчас понятно — пиратских видеосалонов. Показывали они, в основном, голливудское кино, снятое за несколько последних десятилетий: всё, что не дошло до СССР в своё время. Мне всё это попалось несколько поздно — в 16–17 лет, когда я в принципе уже начинал терять интерес к кино.
Помню, в самом начале 1989 года я зачем-то зашёл в ДК Швейников — возможно, по инерции, посмотреть на месячный репертуар кинозала. Стоявший у двери в одно из помещений усатый мужик спросил:
— Ты в видеосалон?
— Нет.
— Неужели ты не хочешь посмотреть на Брюса Ли?
Я пожал плечами, отдал рубль и зашёл. В небольшом помещении сидели на стульях перед телевизором «Горизонт», рядом с которым стоял видик «Akai», несколько десятков пацанов в основном помладше меня. Это был «Выход дракона», и меня он никак не впечатлил.
Кстати, в том же 1989 году я узнал об услуге «видик на сутки»: тебе прямо домой привозили видеомагнитофон (как правило, отечественного производства — «Электроника») и десятка два кассет. В залог нужно было оставить паспорт, а стоило это удовольствие рублей 20 — точную сумму не помню, но порядок мне кажется таким, моя институтская стипендия в то время была 40. Времена, когда видики стали массово появляться дома у людей, наступят ещё года через два-три. Я, как и некоторые знакомые, привезли свои первые видики из коммерческих поездок в Польшу.
Конечно, если бы доступ к мейнстримовому голливудскому кино появился у меня лет в 12–13, представляю, как впечатлили бы «Звёздные войны», боевики с Шварценеггером и Сталлоне и тому подобное. Но в 16–17 всё это — да ещё на маленьком экране телевизора и в не очень хорошем качестве — уже не цепляло.
Мой интерес к кино вернулся через несколько лет, благодаря показам в минском Белосовпрофе, организованным иностранными посольствами, а также андеграундному — ну, с некоторой натяжкой, но можно так сказать — киноклубу Сергея Фененко. А в конце 1980‑х — начале 1990‑х годов меня всё больше интересовала музыка, а кино отходило на второй план.
Подписывайтесь на «Всё идёт по плану» на «Apple Podcasts», «Яндекс.Музыке» и других платформах, где слушаете подкасты.
Читайте также текстовую версию выпуска подкаста «„Неформальное молодёжное объединение“. О молодёжных субкультурах в СССР».
