Шестидесятые годы XIX века не в меньшей степени, чем шестидесятые годы века XX-го, могут называться эпохой политической «оттепели». Реформы сверху и общественное брожение снизу волновали современников, особенно когда речь шла о крайних, радикальных мнениях.
Одним из таких мнений была прокламация «Молодая Россия» 1862 года авторства Петра Заичневского, в которой исследователи порой видят истоки революционного радикализма, экстремизма и терроризма. Но не будет ли заблуждением поставить Заичневского и его прокламацию в один ряд с Сергеем Нечаевым, «Народной волей» и Боевой организацией эсеров? Историк Виктор Кириллов делится своими рассуждениями о тексте этого классического документа по истории революционного движения.
Россия вступает в революционный период своего существования. Проследите жизнь всех сословий, и вы увидите, что общество разделяется в настоящее время на две части, интересы которых диаметрально противоположны и которые, следовательно, стоят враждебно одна к другой.
Снизу слышится глухой и затаённый ропот народа, народа, угнетаемого и ограбляемого всеми, у кого в руках есть хоть доля власти, — народа, который грабят чиновники и помещики, продающие ему его же собственность — землю, грабит и царь, увеличивающий более чем вдвое прямые и косвенные подати и употребляющий полученные деньги не на пользу государства, а на увеличение распутства двора, на приданое фрейлинам-любовницам, на награду холопов, прислуживающих ему, да на войско, которым хочет оградиться от народа.
Опираясь на сотни тысяч штыков, царь отрезывает у большей части народа (у казённых крестьян) землю, полученную им от своих отцов и дедов, делает это в видах государственной необходимости, и в то же время, как бы в насмешку над бедным, ограбляемым крестьянином, дарит по несколько тысяч десятин генералам, покрывшим русское оружие неувядаемою славою побед над безоружными толпами крестьян; чиновникам, вся заслуга которых — немилосердный грабёж народа; тем, которые умеют ловчее подать тарелку, налить вина, красивее танцуют, лучше льстят!
Это всеми притесняемая, всеми оскорбляемая партия, партия — народ.
Рубеж 1850–1860‑х годов вошёл в историю как «эпоха прокламаций»: известные политические эмигранты и безымянные корреспонденты их изданий, молодые студенты столичных и провинциальных университетов, оппозиционно мыслящие публицисты и писатели путём рукописных и печатных листовок и брошюр стремились призывать публику к тем или иным действиям или просто громогласно заявлять свою политическую позицию. Несмотря на это многообразие мнений, «Молодая Россия» не затерялась среди множества других прокламаций и произвела определённое впечатление на современников.
Первые её экземпляры попали в поле зрения властей в мае 1862 года в Москве и Петербурге: какие-то её копии разбрасывались по бульварам и улицам и распространялись в университетских зданиях, другие смогла обнаружить полиция при обысках лиц, привлекавшихся по политическим делам, а отдельные экземпляры даже были анонимно посланы министру народного просвещения Александру Головнину и петербургскому митрополиту Исидору!
Эффект от прокламации усугубили петербургские события, случайным образом произошедшие в то же время: в течение двух недель в разных концах столицы то тут, то там вспыхивали пожары. Как и всякий катаклизм, эта «пожарная эпидемия» сопровождалась слухами о поджигателях — поляках, дворянах (недовольных отменой крепостного права) и, конечно, студентах-революционерах. «Вот и говорят, что люди, напечатавшие „Молодую Россию“, способны на всё, что они не остановятся ни перед какими средствами, что поджоги — первые симптомы их деятельности», — писал современник. Ожидавшие кровавой и бескомпромиссной революции сторонники «Молодой России» вполне подходили на роль заговорщиков-поджигателей.
Впрочем, первоначальный шок от концентрированного радикализма очень быстро уступил место осознанию невозможности его реализации. Консерватор Михаил Катков отмечал, что «Молодую Россию» «трудно было читать… без смеха». Либеральные «Отечественные записки» делились мнением, что неизвестный автор прокламации только помог правительству в его реакционной политике, поскольку выставил себя и своих сторонников «страшным пугалом». Даже революционер и эмигрант Александр Герцен говорил, что «молодые люди», дескать, «в своей заносчивости наговорили пустяков». «Ну, что упрекать молодости её молодость? Сама пройдёт, как поживут…», — писал Герцен. Эта солидарность мнений деятелей разных направлений не совсем согласуется с восприятием «Молодой России» как серьёзного, «взрослого» и действительно радикального документа.
Выход из этого гнетущего, страшного положения, губящего современного человека, и на борьбу с которым тратятся его лучшие силы, один — революция, революция кровавая и неумолимая, — революция, которая должна изменить радикально всё, всё без исключения, основы современного общества и погубить сторонников нынешнего порядка.
Мы не страшимся её, хотя и знаем, что прольётся река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы; мы предвидим всё это и всё-таки приветствуем её наступление, мы готовы жертвовать лично своими головами, только пришла бы поскорее она, давно желанная!
Понимает необходимость революции инстинктивно и масса народа, понимает и небольшой кружок наших действительно передовых людей… и вот из среды их выходят один за другим эти предтечи революции и призывают народ на святое дело восстания, на расправу с своими притеснителями, на суд с императорской партией. Расстреливание за непонимание дурацких Положений 19-го февраля (отменивших крепостное право Положений 1861 года. — Прим.), работа в рудниках за указание безнадёжности настоящего положения, ссылка в отдалённые губернии, ссылка гуртом в каторжные работы за публичное заявление своего мнения, за молитву в церквах по убитым (имеются в виду погибшие во время подавления восстания в селе Бездна Казанской губернии в апреле 1861 года. — Прим.), — вот чем отвечает императорская партия им!
Авторами «Молодой России», согласно её тексту, были представители «Центрального Революционного комитета». Комитет решил издавать собственный журнал, публиковать отчёты о своих заседаниях, предлагать различные вопросы на обсуждение провинциальным комитетам (которые, как можно предположить, находились у Центрального комитета в подчинении), и так далее…
На деле же прокламацию написал 19-летний студент Московского университета Пётр Заичневский. Вместе со своим товарищем Периклом Аргиропуло он некоторое время состоял в кружке под названием «Библиотека казанских студентов» — кружок организовывал библиотеку из запрещённой в России литературы. В начале 1861 года Заичневский и Аргиропуло создали собственный кружок: в нём они продолжили читать недозволенные цензурой издания, а также копировать их на литографском станке вместе с актуальными университетскими лекциями для распространения в студенческой среде.
На этом вся «революционная» деятельность Заичневского и заканчивалась. Кружок не был строгой организацией, знакомые студенты приходили и уходили, его состав был текучим; да и этих лиц далеко не всегда можно назвать не только революционерами, но даже социалистами по убеждениям. Так, в письме Аргиропуло его товарищ Заичневский, говоря «мы, социалисты», добавлял: «…я осмеливаюсь так называть из нашего общества тебя и себя».
Летом 1861 года Заичневский отправился на родину в Орловскую губернию заниматься пропагандой в народных массах — объяснять крестьянам невыгодные условия отмены крепостного права. Московские жандармы могли узнать об этом через некоторые доносы или же через перлюстрацию переписки Заичневского и Аргиропуло, в которой первый не скрывал своей пропагандистской деятельности. Так или иначе, в июле 1861 года Заичневского арестовали в Орле. В ожидании суда Заичневский и застал весну 1862 года — время создания прокламации «Молодая Россия», пребывая в московском полицейском доме Тверской части (дореволюционной КПЗ).
Условия содержания для Заичневского были достаточно вольготными: знакомые арестанта могли свободно приходить к нему в гости — как поодиночке, так и компанией, а в сопровождении солдата подследственному можно было ходить в городскую баню. В 1889 году Заичневский в частной переписке признался в авторстве «Молодой России»: её «…писали я и мои товарищи по заключению. Припомнить долю участия каждого не берусь – написал аз многогрешный, прочёл, выправили общими силами…» Прокламация была передана на волю и отпечатана в нелегальной типографии в Рязанской губернии. Власти об этом так и не узнали, а упомянутое здесь письмо Заичневского было опубликовано и вовсе после революции.
Кем бы ни были соавторы «Молодой России» — арестованные вместе с Заичневским его товарищи по московскому кружку или же приходившие к нему в гости идейно близкие молодые люди — очевидно одно: никакой Центральный революционный комитет они не представляли. Среди прокламаций и иных нелегальных изданий революционеров-шестидесятников мы нередко можем натолкнуться на манифесты и заявления, сказанные от имени мифических масштабных революционных организаций. Даже о какой-то перспективе подобного проекта говорить трудно: отправленный в 1863 году на сибирскую каторгу Заичневский только через шесть лет смог вернуться в Европейскую Россию, и если в его мыслях во время московского ареста были представления о подобной организации, вряд ли возможности молодого студента и его узкого окружения могли бы претворить подобное в жизнь.
Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим великое знамя будущего, знамя красное и с громким криком «Да здравствует социальная и демократическая республика Русская!» двинемся на Зимний дворец истребить живущих там. Может случиться, что всё дело кончится одним истреблением императорской фамилии, то есть какой-нибудь сотни, другой людей, но может случиться, и это последнее вернее, что вся императорская партия, как один человек, встанет за государя, потому что здесь будет идти вопрос о том, существовать ей самой или нет.
В этом последнем случае, с полной верою в себя, в свои силы, в сочувствие к нам народа, в славное будущее России, которой вышло на долю первой осуществить великое дело социализма, мы издадим один крик: «в топоры», и тогда… тогда бей императорскую партию, не жалея, как не жалеет она нас теперь, бей на площадях, если эта подлая сволочь осмелится выйти на них, бей в домах, бей в тесных переулках городов, бей на широких улицах столиц, бей по деревням и селам!
Помни, что тогда кто будет не с нами, тот будет против; кто против — тот наш враг; а врагов следует истреблять всеми способами.
Но не забывай при каждой новой победе, во время каждого боя повторять: «Да здравствует социальная демократическая республика Русская!»
Характер молодого Заичневского с трудом сочетается с образами «Молодой России». Он вряд ли мог, да и вряд ли хотел играть роль террориста и заговорщика. Как признавался Заичневский в переписке с Аргиропуло, во время своей летней «пропагандистской» поездки он не скрывал оппозиционных взглядов в разговорах с окружающими незнакомыми людьми, вплоть до скандалов с местным дворянским обществом: «Я выпил. Тут ещё одного чёрт дёрнул начать возражения против социализма и сказать, что в 1848 г. социалисты прилагали свои теории к практике и доказали всю несостоятельность их. <…> Рассказав историю 48 года, я перешёл к положению крестьян в России и, наконец, воздал хвалу Антону Петрову (руководителю крестьянского восстания в селе Бездна. — Прим.). Благородное дворянство переглянулось и встало. Ни один не стал возражать. Я, посмотрев на них, захохотал во всё горло и ушёл». Даже если нигилистический вызов и был приукрашен в письме другу, писать о таких подробностях при угрозе возможной перлюстрации мог только далёкий от конспирации человек.
Жандармский подполковник Житков, сопровождавший Заичневского после ареста из Орла, по дороге узнал от него, что около восьми тысяч студентов вместе с сочувствующими им войсками и тюремными арестантами действительно предполагают совершить в России государственный переворот. Неудивительно, что подобное наивное представление о неминуемой революции можно было высказать и в анонимной прокламации, — и не так важно, пускал ли Заичневский пыль в глаза или же действительно верил в подобную возможность.
Также по наивности после своего задержания Заичневский спрашивал, не арестованы ли его товарищи Аргиропуло, Новиков и Покровский. Полиция к тому моменту уже знала об участии Аргиропуло в студенческих кружках, но вот имена двух последних ей были ещё неизвестны… Вскоре Новиков при аресте заявил, что Заичневский «до сумасшествия либеральных мыслей и весьма неосторожен в словах своих и поступках». Пожалуй, эти примеры достаточно очевидно показывают, что идеи радикальной политической борьбы были несовместимы с несерьёзным и подчас наивным подходом 19-летнего студента к подпольной революционной деятельности.
Исследователи, однако, находят в «Молодой России» представления об узкой заговорщической организации, которая должна собственными силами совершить политический переворот, — и это перекликается с поздними взглядами Заичневского. В 1870‑е годы, проживая в Орле, он сблизился с революционной молодёжью, читая с ними социалистическую и историческую литературу на собраниях кружков. Из этих кружков вышли некоторые будущие деятели «Народной воли». И вот она, казалось бы, искомая преемственность!..
Но только «Народная воля» пришла к идее политического переворота собственным путём, а не под влиянием Заичневского. Что же касается тактики политических убийств, то покушения на Александра II Заичневский осуждал, считая их большой политической ошибкой. Вероятно, жажда крови и массовых расправ так и осталась для него публицистическим приёмом одной прокламации. Несогласие взглядов с народовольцами проявилось настолько сильно, что своих учеников, ушедших в «Народную волю», Заичневский считал чуть ли не изменниками.
Но наша главная надежда на молодёжь. Воззванием к ней мы оканчиваем нынешний нумер журнала, потому что она заключает в себе всё лучшее России, всё живое, всё, что станет на стороне движения, всё, что готово пожертвовать собой для блага народа.
Помни же, молодежь, что из тебя должны выйти вожаки народа, ты должна стать во главе движения, что на тебя надеется революционная партия! Будь же готова к своей славной деятельности, смотри, чтобы тебя не застали врасплох! Готовься, а для этого сбирайтесь почаще, заводите кружки, образуйте тайные общества, с которыми Центральный Революционный Комитет сам постарается войти в сообщение, рассуждайте больше о политике, уясняйте себе современное положение общества, а для большего успеха приглашайте к себе на собрания людей, действительно революционных и на которых вы можете вполне положиться.
Наконец, так ли радикальны были призывы Заичневского в тексте самой прокламации? Абстрактных рассуждений о насилии в ней действительно много, но все они относятся к образу потенциального будущего. Непосредственного призыва к насилию в «Молодой России» нет, а есть лишь желание того, чтобы молодёжь чаще собиралась, заводила кружки и тайные общества, рассуждала о политике… и была готова к революционным потрясениям, которые скоро будут. Устрашающие картины были нужны как для привлечения внимания аудитории, так и для запугивания властей, но воплотить их в реальность Заичневский не мог и не собирался. Оппозиционно настроенную молодёжь привлекало скорее не содержание прокламации, а смелость её авторов, эмоциональный настрой, бунтарский пафос.
«В начале было слово», — писал современный историк Олег Будницкий о «Молодой России», начиная с неё историю терроризма в Российской империи. Но слово без дела мертво, и именно таким громким — и при этом бессодержательным — словом стала прокламация молодого Заичневского. Если провокационному и не имевшему последствий слову и нужно давать какое-то определение, то его скорее следует назвать не радикализмом, а квазирадикализмом. При внимательном изучении эпохи шестидесятых годов нетрудно заметить, что покушение Дмитрия Каракозова на Александра II или попытки Сергея Нечаева сплотить вокруг себя подпольную организацию меркнут на фоне именно таких квазирадикальных высказываний и мнений. Этот сюжет лишний раз позволяет вспомнить простую мораль: при анализе исторических документов всегда нужно учитывать контекст их создания и последствия высказанных в них положений, иначе мы можем неверно понять их реальное значение.
Размышления автора о другом известном революционном документе читайте в нашем материале «Небытие длиной в полтора века. О Катехизисе Сергея Нечаева».