«Гасите свет, кончайте работу — сегодня праздник». История рабочего движения после 1861 года

После отме­ны кре­пост­но­го пра­ва в Рос­сий­ской импе­рии фор­ми­ру­ет­ся новый соци­аль­ный слой — рабо­чие. Их поло­же­ние было тяжё­лым и бес­прав­ным: 14—16-часовой рабо­чий день, стес­нён­ные усло­вия жиз­ни, скуд­ное пита­ние и низ­кая нере­гу­ляр­ная опла­та. В таких усло­ви­ях рабо­чие за счи­тан­ные деся­ти­ле­тия из раз­роз­нен­ных бес­прав­ных людей пре­вра­ти­лись в силу, с потреб­но­стя­ми кото­рой пра­ви­тель­ство было вынуж­де­но считаться.

Перед вами вто­рая часть мате­ри­а­ла о зарож­де­нии рабо­че­го клас­са в Рос­сии. В преды­ду­щей ста­тье мы рас­ска­за­ли о ремес­лен­ных про­из­вод­ствах, пер­вых ману­фак­ту­рах и как изме­ни­лось поло­же­ние рабо­чих в нача­ле XIX века. Теперь в цен­тре вни­ма­ния — вто­рая поло­ви­на века, объ­еди­не­ние рабо­чих и пер­вые круп­ные стачки.


Блистательные 1860‑е

В 1860‑е годы нача­лись огром­ные пере­ме­ны, кото­рые кос­ну­лись всех сфер жиз­ни стра­ны: эко­но­ми­ки, соци­аль­ных норм, обще­ствен­но­го поряд­ка, армии. После частич­но­го реше­ния кре­стьян­ско­го вопро­са на пер­вый план вышел вопрос рабо­чий, кото­рый был не менее мно­го­гран­ным и сложным.

После отме­ны кре­пост­но­го пра­ва обра­зо­вал­ся рынок сво­бод­но­го наём­но­го тру­да и уве­ли­чи­лось коли­че­ство людей, живу­щих на сред­ства от про­да­жи сво­ей рабо­чей силы, то есть рынок пол­но­цен­ных про­фес­си­о­наль­ных рабо­чих, не свя­зан­ных с зем­лей и соб­ствен­но­стью. Позд­нее они выде­ли­лись в осо­бую про­слой­ку насе­ле­ния — пролетариат.

До самой сере­ди­ны 1880‑х годов наём рабо­чих прак­ти­ко­вал­ся на год. На весь этот срок у работ­ни­ков заби­ра­ли пас­порт, что лиша­ло их сво­бо­ды и прак­ти­че­ски воз­вра­ща­ло в ста­тус кре­пост­ных — они не мог­ли уйти нику­да, пока не закан­чи­вал­ся срок дого­во­ра (ино­гда уст­но­го, не под­твер­ждён­но­го доку­мен­таль­но), и не мог­ли тре­бо­вать расчёта.

Так, внут­рен­ний рас­по­ря­док Мос­ков­ско­го метал­ли­че­ско­го заво­да име­ни Юлия Пет­ро­ви­ча Гужо­на гласил:

«Вос­пре­ща­ет­ся остав­лять фаб­ри­ку до исте­че­ния дого­вор­но­го сро­ка без согла­сия на то хозя­и­на или тре­бо­вать от него до того сро­ка какой-либо при­бав­ки пла­ты сверх уста­нов­лен­ной. За стач­ку меж­ду работ­ни­ка­ми пре­кра­тить рабо­ту преж­де исте­че­ния уста­нов­лен­но­го с хозя­и­ном сро­ка для того, что­бы при­ну­дить его к воз­вы­ше­нию полу­ча­е­мой ими пла­ты, винов­ные под­вер­га­ют­ся нака­за­ни­ям, опре­де­лён­ным „Уло­же­ни­ем о наказаниях“».

Регла­мент часто носил декла­ра­тив­ный харак­тер, и пред­при­ни­ма­те­ли тво­ри­ли про­из­вол: уволь­ня­ли неугод­ных сотруд­ни­ков под пред­ло­гом пло­хой рабо­ты или пове­де­ния, оскорб­ля­ли и изде­ва­лись, застав­ля­ли поку­пать про­из­во­ди­мую ими же про­дук­цию по завы­шен­ным ценам, а ино­гда нака­зы­ва­ли розгами.

Пред­ста­ви­те­ли либе­раль­ных кру­гов — осо­бен­но те, кто зани­ма­ли пра­ви­тель­ствен­ные посты, — пони­ма­ли, что так про­дол­жать­ся даль­ше не может и необ­хо­ди­мо раз­ра­бо­тать новый свод зако­нов для рабо­чих. Созда­ва­лись осо­бые комис­сии, при­зван­ные решить рабо­чий вопрос с уме­рен­но-либе­раль­ных позиций.

Одна из комис­сий обсле­до­ва­ла пред­при­я­тия Санкт-Петер­бур­га и его окрест­но­стей. По ито­гу раз­мер зара­бот­ной пла­ты, штра­фы за про­ступ­ки и рас­пре­де­ле­ние рабо­чих часов оста­лись преж­ни­ми. Но каче­ствен­ные изме­не­ния всё же про­изо­шли: были вве­де­ны новые пра­ви­ла, огра­ни­чи­ва­ю­щие дет­ский труд и уста­нав­ли­ва­ю­щие его нор­мы. Так, запре­щал­ся труд детей, не достиг­ших 12 лет, вре­мя рабо­ты детей с 12 до 14 лет огра­ни­чи­ва­лась 10 часа­ми, вре­мя ноч­ной рабо­ты детей с 12 до 16 так­же огра­ни­чи­ва­лось этим временем.

Про­ект наме­чал созда­ние инспек­ции, кото­рая бы сле­ди­ла за соблю­де­ни­ем сани­тар­ных норм на фаб­ри­ках и в жилых поме­ще­ни­ях для рабо­чих, а так­же уста­нав­ли­вал ответ­ствен­ность пред­при­ни­ма­те­ля за несчаст­ные слу­чаи с работ­ни­ка­ми. Такая комис­сия была впра­ве прий­ти в любое вре­мя на фаб­ри­ку, а ещё затре­бо­вать све­де­ния о зар­пла­те рабочих.

Мно­же­ство копий было сло­ма­но в спо­рах о том, сто­ит ли огра­ни­чи­вать дет­ский труд.

Эко­но­мист Иван Ива­но­вич Янжул писал:

«Хозя­ин фаб­ри­ки — неогра­ни­чен­ный вла­сти­тель и зако­но­да­тель, кото­ро­го ника­кие зако­ны не стес­ня­ют, и он чисто ими рас­по­ря­жа­ет­ся по-сво­е­му, рабо­чие ему обя­за­ны „бес­пре­ко­слов­ным пови­но­ве­ни­ем“, как гла­сят пра­ви­ла одной фабрики».

Несмот­ря на ново­вве­де­ния, поло­же­ние рабо­чих оста­ва­лось крайне тяжё­лым и угне­тён­ным. Неокреп­ший рабо­чий класс не мог подать голос, посто­ять за себя и защи­тить свои пра­ва. Так, в отдель­ных реги­о­нах рабо­чий день взрос­ло­го чело­ве­ка дости­гал 16 часов, а их в году было боль­шин­ство, и даже вос­кре­се­нья не были исклю­че­ни­ем. Систе­ма штра­фов пора­жа­ла вооб­ра­же­ние, и в самих фаб­рич­ных уста­вах часто мож­но было встре­тить сле­ду­ю­щий пункт:

«Заме­чен­ные в нару­ше­нии фаб­рич­ных пра­вил штра­фу­ют­ся по усмот­ре­нию хозяина».

Штраф мог запро­сто «съесть» поло­ви­ну от сум­мы зара­бот­ка и таким обра­зом при­не­сти непло­хой допол­ни­тель­ный доход вла­дель­цу фабрики.

Ино­гда день­ги за рабо­ту выда­ва­ли один раз в год. Тут всё зави­се­ло от сте­пе­ни само­дур­ства хозя­и­на. Пла­ту рабо­чие долж­ны были выпра­ши­вать и при­ни­мать как милость.

Есте­ствен­но, дол­го в таких усло­ви­ях рабо­чие не мог­ли вытер­петь всех тягот жиз­ни. К кон­цу 1860‑х годов недо­воль­ство нарас­та­ло, а рабо­чее дви­же­ние оформ­ля­лось и наби­ра­ло обо­ро­ты. Осо­бен­но ост­ры­ми ста­ли про­ти­во­ре­чия в круп­ней­шей отрас­ти в стране — текстильной.


Начало стачечного движения

Пер­вой круп­ной стач­кой ста­ло выступ­ле­ние на Нев­ской бума­го­пря­дильне в мае 1870 года, уча­стие в кото­рой при­ня­ло боль­ше 800 чело­век. Тре­бо­ва­ние было одно — уве­ли­че­ние опла­ты труда.

Стач­ка возы­ме­ла бес­пре­це­дент­ный резуль­тат: глас­ны­ми ста­ли ужа­сы про­из­во­ла, про­ис­хо­дя­ще­го на фаб­ри­ке. Ста­чеч­ни­ки были аре­сто­ва­ны толь­ко на несколь­ко дней, затем суд при­сяж­ных оправ­дал их. Такое дей­ствие вызва­ло рез­кую реак­цию пра­ви­тель­ства: были запре­ще­ны любые упо­ми­на­ния ста­чек в прес­се, а губер­на­то­рам дана насто­я­тель­ная реко­мен­да­ция подав­лять про­те­сты до того, как они дой­дут до судеб­но­го разбирательства.

Уже через два года, в авгу­сте 1872 года, про­изо­шла стач­ка на Крен­гольм­ской ману­фак­ту­ре, собрав­шая семь тысяч чело­век. Такое круп­ное выступ­ле­ние невоз­мож­но было замол­чать, и сно­ва в печать ворва­лись жар­кие обсуж­де­ния рабо­че­го вопроса.

Имен­но эти две стач­ки пока­за­ли, что сфор­ми­ро­вал­ся новый соци­аль­ный слой — рабо­чий класс, с кото­рым нуж­но считаться.

Пра­ви­тель­ство боль­ше не мог­ло игно­ри­ро­вать силу, угро­жав­шую рево­лю­ци­ей, и пере­шло к при­ня­тию мер. Поли­ти­ка репрес­сий пол­но­стью не оправ­да­ла себя — усми­рять недо­воль­ных рабо­чих было реше­но путём мир­ных реформ.


Вопросы рабочих реформ

Ещё после выступ­ле­ния рабо­чих с Нев­ской бума­го­пря­диль­ни Мини­стер­ство внут­рен­них дел изда­ло цир­ку­ляр, под­твер­ждав­ший, что эта стач­ка явле­ние до сих пор неви­дан­ное и новое. Мест­ным вла­стям при­ка­за­ли неусып­но наблю­дать за рабо­чи­ми на фаб­ри­ках и заво­дах для пре­ду­пре­жде­ния новых инци­ден­тов. К кон­цу 1870 года министр внут­рен­них дел Алек­сандр Его­ро­вич Тима­шев поста­вил перед импе­ра­то­ром вопрос раз­ра­бот­ки зако­на, кото­рый регу­ли­ро­вал бы отно­ше­ния рабо­чих и их нани­ма­те­лей. Министр счи­тал, что необ­хо­ди­мо уста­но­вить пре­де­лы экс­плу­а­та­ции рабо­чих и дать им пра­во­вую базу.

Сле­дом после про­ше­ния Тима­ше­ва была созда­на «Комис­сия по уре­гу­ли­ро­ва­нию отно­ше­ний най­ма», на кото­рую и воз­ло­жи­ли раз­ра­бот­ку мер по улуч­ше­нию поло­же­ния и быта рабо­чих. Комис­сия ока­за­лась в слож­ном поло­же­нии: необ­хо­ди­мо было спра­вед­ли­во урав­нять рабо­чих и фаб­ри­кан­тов, не ущем­ляя ни тех, ни других.

Комис­сия при­влек­ла вни­ма­ние к рабо­че­му вопро­су с новой силой. Боль­шой резо­нанс вызва­ли ново­сти о Париж­ской Ком­муне. Дума­ю­щие умы быст­ро сопо­ста­ви­ли ситу­а­цию «там» и в Рос­сий­ской империи.

Бур­жу­аз­ные рефор­мы 1860–1870‑х годов мало чем отра­зи­лись на рабо­чих. Попыт­ки при­нять рабо­чее зако­но­да­тель­ство не увен­ча­лись успе­хом. Внут­рен­няя поли­ти­ка и с дру­ги­ми вопро­са­ми, воз­ник­ши­ми после реформ, справ­ля­лась с пере­мен­ным успе­хом. Не было пла­на реше­ния про­блем рабо­чих — более важ­ны­ми вла­сти пред­став­ля­лись поли­ти­че­ская жизнь стра­ны и состо­я­ние эко­но­ми­ки. Из-за собы­тий обще­ствен­ной жиз­ни Рос­сий­ской импе­рии, из-за пра­ви­те­лей, имев­ших свои пла­ны на стра­ну, цели и пред­по­ла­га­е­мые резуль­та­ты реформ часто менялись.

Тем не менее, несмот­ря на неста­биль­ную ситу­а­цию, «Комис­сия по уре­гу­ли­ро­ва­нию отно­ше­ний най­ма» про­дол­жи­ла рабо­тать, а сле­дом за ней были созда­ны и другие.

Цар­ское пра­ви­тель­ство с нача­ла 1860‑х годов взя­ло свое­об­раз­ное шеф­ство над «тре­тьим сосло­ви­ем», так или ина­че вме­ши­ва­ясь во вза­и­мо­от­но­ше­ния пред­при­ни­ма­те­лей и рабо­чих. Сна­ча­ла незна­чи­тель­но, а начи­ная с 1870‑х годов «попе­чи­тель­ство» и «опе­ка» госу­дар­ства над рабо­чим людом при­ня­ли прак­ти­че­ски офи­ци­аль­ный фор­мат, кото­рым управ­ля­ло то же Мини­стер­ство внут­рен­них дел.

После круп­ных ста­чек пра­ви­тель­ство при­ни­ма­ло меры для пре­ду­пре­жде­ния новых инци­ден­тов, исполь­зуя силы мест­ных орга­нов, поли­ции и Тре­тье­го отде­ле­ния Соб­ствен­ной Его Импе­ра­тор­ско­го Вели­че­ства Кан­це­ля­рии. Актив­ных участ­ни­ков и орга­ни­за­то­ров пре­сле­до­ва­ли на закон­ной основе:

  • 19 мая 1871 года при­ня­ты «Пра­ви­ла о поряд­ке дей­ствий чинов кор­пу­са жан­дар­мов по иссле­до­ва­нию пре­ступ­ле­ний». Жан­дар­ме­рия полу­чи­ла пра­во про­во­дить осви­де­тель­ство­ва­ния и обыс­ки. Жан­дар­ма мог­ли назна­чить про­ве­сти дозна­ние по уго­лов­но­му преступлению;
  • 9 июня 1878 года утвер­жде­но «Вре­мен­ное поло­же­ние о поли­цей­ских уряд­ни­ках». Вве­де­на долж­ность поли­цей­ско­го уряд­ни­ка, в чьи обя­зан­но­сти вхо­ди­ло «охра­нять обще­ствен­ное спо­кой­ствие», сле­дить за дей­стви­я­ми, направ­лен­ны­ми про­тив вла­стей и под­ры­ва­ю­щих обще­ствен­ное спо­кой­ствие. Они так­же были обя­за­ны днём и ночью объ­ез­жать вве­рен­ную им мест­ность, про­ве­ряя, не скры­ва­ют­ся ли в ней пре­ступ­ни­ки и опас­ные лица.
  • В фев­ра­ле-мар­те 1880 года под­пи­сан указ «Об учре­жде­нии в Санкт-Петер­бур­ге Вер­хов­ной рас­по­ря­ди­тель­ной комис­сии по охра­не­нию госу­дар­ствен­но­го поряд­ка и обще­ствен­но­го спо­кой­ствия» — орга­на, объ­еди­нив­ше­го все судеб­ные, поли­цей­ские, адми­ни­стра­тив­ные учре­жде­ния для борь­бы с терроризмом;
  • 14 авгу­ста 1881 года при­ня­то поло­же­ние «О мерах к охра­не­нию госу­дар­ствен­ной без­опас­но­сти и обще­ствен­но­го спо­кой­ствия»: министр внут­рен­них дел в любом реги­оне стра­ны мог объ­явить чрез­вы­чай­ное поло­же­ние, а поли­ции было предо­став­ле­но пра­во аре­ста по подозрению.
  • 1 мар­та 1882 года министр внут­рен­них дел под­пи­сал поло­же­ние «О неглас­ном поли­цей­ском над­зо­ре», где ука­за­но было о пре­ду­пре­ди­тель­ной мере наблю­де­ния за опас­ны­ми для обще­ства персонами.

Рабочие поднимают голову

В нача­ле 1880‑х годов про­мыш­лен­ность в боль­шей части пере­шла на про­из­вод­ство с исполь­зо­ва­ни­ем машин.

За пер­вое поре­фор­мен­ное два­дца­ти­ле­тие хлоп­ча­то­бу­маж­ное про­из­вод­ство утро­и­лось, став веду­щим. На нача­ло прав­ле­ния Алек­сандра III эта отрасль скон­цен­три­ро­ва­ла око­ло 80% обо­ру­до­ва­ния и мощ­но­стей, а самое глав­ное — око­ло 90% общей чис­лен­но­сти рабо­чих. Здесь же были и самые круп­ные про­из­вод­ства — печаль­но извест­ные Крен­гольм­ская и Нев­ская бума­го­пря­диль­ная ману­фак­ту­ры, Николь­ская ману­фак­ту­ра и Яро­слав­ская бума­го­пря­диль­ная и ткац­кая фаб­ри­ка. В ком­плекс этих про­из­водств были вклю­че­ны не толь­ко основ­ные зда­ния и цеха, но и мел­кие ману­фак­ту­ры, исполь­зо­вав­шие труд домаш­них рабочих.

С ростом про­мыш­лен­но­сти вырос­ло и коли­че­ство про­мыш­лен­но­го про­ле­та­ри­а­та. На конец 1880 года рабо­чих было око­ло мил­ли­о­на: чис­лен­ность тек­стиль­щи­ков состав­ля­ла око­ло 340 тысяч чело­век, желез­но­до­рож­ни­ков — до 200 тысяч, пище­ви­ков — свы­ше 120 тысяч. Если срав­ни­вать коли­че­ство рабо­чих в лёг­кой и тяжё­лой про­мыш­лен­но­сти, то в пер­вой их чис­ло было боль­ше в 1,7 раза.

В 1870‑х годах вме­сте с актив­ным раз­ви­ти­ем про­мыш­лен­но­сти стре­ми­тель­но фор­ми­ро­вал­ся и фаб­рич­но-завод­ской про­ле­та­ри­ат, попол­няв­ший­ся обед­нев­ши­ми кре­стья­на­ми и разо­рив­ши­ми­ся ремес­лен­ни­ка­ми и кустарями.

Наи­боль­шая кон­цен­тра­ция рабо­чих наблю­да­лась в раз­ви­тых про­мыш­лен­ных горо­дах евро­пей­ской части Рос­сий­ской импе­рии: Санкт-Петер­бур­ге, Москве, Риге, Одес­се, Харь­ко­ве, Росто­ве-на-Дону. В одних толь­ко Санкт-Петер­бур­ге и Москве тру­ди­лась треть всех рабо­чих, при­чём пер­вый сосре­до­то­чил в себе паро­вую мощь и метал­ло­об­ра­ба­ты­ва­ю­щие пред­при­я­тия (коли­че­ство рабо­чих было немно­гим более 81 тыся­чи), а вто­рая — тек­стиль­ные пред­при­я­тия и коли­че­ство рабо­чих, вдвое пре­вос­хо­дя­щее столицу.

На пред­при­я­тия Ура­ла при­хо­ди­лось 200 тысяч работ­ни­ков, кото­рые нахо­ди­лись прак­ти­че­ски в кре­пост­ной зави­си­мо­сти от фаб­ри­кан­тов. Про­ле­та­ри­ат сло­жил­ся и в Дон­бас­се — 16 тысяч человек.

Внед­ре­ние машин в про­из­вод­ство повлек­ло за собой удли­не­ние рабо­че­го дня — до 15 часов в сут­ки, а на пище­вых, тек­стиль­ных и гор­ных пред­при­я­ти­ях он был ещё выше.

Актив­но при­ме­нял­ся труд жен­щин, мало­лет­них детей и под­рост­ков. В 1881 года жен­щи­ны состав­ля­ли до 17% от рабо­чей силы на мос­ков­ских и петер­бург­ских заво­дах, их труд при­ме­нял­ся спи­чеч­ных, табач­ных, рези­но­вых фабриках.

Про­из­вод­ству сопут­ство­ва­ли трав­мы и раз­ви­тие хро­ни­че­ских болез­ней, кото­рые пре­вра­ща­ли моло­дых здо­ро­вых тру­же­ни­ков в немощ­ных инва­ли­дов. Боль­шая часть рабо­чих уже совсем в юном воз­расте были задей­ство­ва­ны на про­из­вод­стве — 60% рабо­чих в 14 лет посту­па­ли на фаб­ри­ки, а 30% — в 10–11 лет, а то и моложе.

Поз­же эко­но­мист Вале­рий Юлье­вич Гес­сен писал:

«В нача­ле 80‑х годов экс­плу­а­та­ция дет­ско­го тру­да при­ня­ла огром­ные раз­ме­ры… в поре­фор­мен­ное вре­мя, от опуб­ли­ко­ва­ния акта об осво­бож­де­нии кре­стьян до изда­ния зако­на о тру­де мало­лет­них, т. е. за вре­мя про­мыш­лен­но­го подъ­ёма, чис­ло мало­лет­них рабо­чих, заня­тых на пред­при­я­ти­ях фаб­рич­но-завод­ской про­мыш­лен­но­сти и в абсо­лют­ных, и в про­цент­ных циф­рах силь­но и замет­но возросло».

К кон­цу XIX века чис­лен­ность рабо­чих соста­ви­ла три мил­ли­о­на чело­век. После отме­ны кре­пост­но­го пра­ва про­ле­та­ри­ат Рос­сий­ской импе­рии стал самой обез­до­лен­ной про­слой­кой населения.

Кре­стьяне, попол­няв­шие чис­ло про­ле­та­ри­а­та, мед­лен­но отры­ва­лись от зем­ли — и толь­ко в край­них слу­ча­ях. При­чин для столь дол­го­го отхо­да от хозяй­ства было мно­го. Напри­мер, отсут­ствие стра­хо­ва­ния на слу­чай болез­ней или несчаст­ных слу­ча­ев на про­из­вод­стве, отсут­ствие пен­сий. Един­ствен­ной зна­чи­мой опо­рой в жиз­ни кре­стья­ни­на оста­ва­лась зем­ля — она же и стра­хов­ка, и сред­ство себя прокормить.

На про­из­вод­ствах людей ожи­да­ли низ­кая зар­пла­та, огром­ные штра­фы и жизнь в стес­нён­ных усло­ви­ях: спаль­ни были общи­ми, не раз­де­ля­лись на поме­ще­ния для раз­ных полов и воз­рас­тов. Отдель­ные камор­ки отво­ди­лись толь­ко семей­ным рабо­чим, и тех на всех не хва­та­ло: в одной такой ком­на­те мог­ли ютить­ся две и боль­ше семей. Отдель­ное жильё поз­во­ля­ли себе толь­ко высо­ко­ква­ли­фи­ци­ро­ван­ные рабочие.

Ещё со вре­ме­ни пер­вых выступ­ле­ний на зарож­дав­ше­е­ся рабо­чее дви­же­ние вни­ма­ние обра­ти­ли пред­ста­ви­те­ли интел­ли­ген­ции, под­дер­жи­вав­шие рево­лю­ци­он­ные идеи дней Париж­ской Ком­му­ны. Сре­ди них пер­вы­ми про­па­ган­ду рево­лю­ции нача­ли народ­ни­ки, а в 1875 году в Одес­се Евге­ний Оси­по­вич Заслав­ский создал «Южно­рос­сий­ский союз рабо­чих», нахо­див­ший­ся непо­сред­ствен­но под вли­я­ни­ем ради­каль­но настро­ен­ных рево­лю­ци­о­не­ров. Устав орга­ни­за­ции про­па­ган­ди­ро­вал идею осво­бож­де­ния рабо­чих из-под капи­та­ли­сти­че­ско­го ига. Вла­сти лик­ви­ди­ро­ва­ли «Южно­рос­сий­ский союз рабо­чих» в нача­ле 1876 года.

Сле­ду­ю­щей орга­ни­за­ци­ей стал «Север­ный союз рус­ских рабо­чих», воз­глав­лен­ный Вик­то­ром Пав­ло­ви­чем Обнор­ским и Сте­па­ном Нико­ла­е­ви­чем Хал­ту­ри­ным. Про­грам­ма орга­ни­за­ции прак­ти­че­ски повто­ря­ла устав преды­ду­щей. «Север­ный союз рус­ских рабо­чих» был раз­гром­лен, а его руко­во­ди­те­ли арестованы.

Нача­ло 1880‑х годов при­нес­ло с собой не толь­ко пере­ме­ны во вла­сти, но и в эко­но­ми­ке: мир сотряс­ла Дол­гая депрес­сия, в Рос­сий­ской импе­рии начал­ся про­из­вод­ствен­ный кри­зис, осо­бен­но силь­но он уда­рил по тек­стиль­ной про­мыш­лен­но­сти. Фаб­ри­кан­ты сокра­ща­ли про­из­вод­ства и уволь­ня­ли рабочих.

Впро­чем, от кре­стьян рабо­чие уже отли­ча­лись и осо­зна­ва­ли своё поло­же­ние и выбор дей­ствий. Не при­вя­зан­ным к зем­ле про­ле­та­ри­ям нече­го было терять, они не обла­да­ли хри­сти­ан­ским сми­ре­ни­ем и покор­но­стью. Ока­зав­шись на фаб­ри­ке, люди, вырвав­ши­е­ся из оков обще­ствен­но­го пори­ца­ния и вла­сти отца в семье, меня­лись в выра­же­нии эмо­ций из-за угне­тён­но­го поло­же­ния. Оби­жен­ные жиз­нью в деревне, в фаб­рич­ных цехах они осо­зна­ва­ли себя до кон­ца и начи­на­ли пока­зы­вать зубы в ответ на оби­ду, выпус­кая недо­воль­ство и зло­бу нару­жу, обра­щая их в угро­жа­ю­щую силу.

В 1880‑е годы было зафик­си­ро­ва­но око­ло 450 ста­чек. Пер­вые серьёз­ные заба­стов­ки нача­лись деся­ти­ле­ти­ем ранее, а 1880 год отме­тил­ся стач­кой на Ярцев­ской ману­фак­ту­ре: оста­но­вив рабо­ту, тка­чи били стёк­ла в фаб­рич­ных поме­ще­ни­ях. На подав­ле­ние бун­та были отправ­ле­ны войска.

В 1885 году нача­лась самая извест­ная и круп­ная стач­ка — Морозовская.

Николь­ская ману­фак­ту­ра Тимо­фея Сав­ви­ча Моро­зо­ва явля­лась самой круп­ной хлоп­ча­то­бу­маж­ной фаб­ри­кой в Рос­сий­ской импе­рии. Здесь тру­ди­лось око­ло вось­ми тысяч рабо­чих. Ману­фак­ту­ру так­же затро­ну­ла Дол­гая депрес­сия, и с наступ­ле­ни­ем кри­зи­са зара­бот­ная пла­та рабо­чих упа­ла в пять (!) раз, а штра­фы воз­рос­ли, дохо­дя до 24 копе­ек с зара­бо­тан­но­го рубля.

Пред­при­ни­ма­тель кре­стьян­ско­го про­ис­хож­де­ния Иван Алек­сан­дро­вич Шорин рас­ска­зы­вал о штра­фах на моро­зов­ской фабрике:

«Когда штра­фы дости­га­ли 50%, рабо­чих застав­ля­ли брать рас­чёт, а потом они как бы вновь посту­па­ли на фаб­ри­ку, им выда­ва­лись новые книж­ки, и таким обра­зом могу­щие быть дока­за­тель­ства непо­мер­ных штра­фов — ста­рые рас­чёт­ные книж­ки — исче­за­ли бесследно».

Пово­дом для нача­ла стач­ки послу­жи­ло объ­яв­ле­ние празд­нич­но­го дня — 7 янва­ря, Рож­де­ство Хри­сто­во, один из глав­ных празд­ни­ков боль­шой импе­рии, — рабо­чим. Вый­дя, конеч­но же, на сме­ну, тка­чи затем сабо­ти­ро­ва­ли рабо­ту и нача­ли забастовку.

Глав­ным лозун­гом стач­ки ста­ли сло­ва:«Гаси­те свет, кон­чай­те рабо­ту — сего­дня празд­ник».

Стач­ку воз­гла­ви­ли Пётр Ани­си­мо­вич Мои­се­ен­ко и Васи­лий Сер­ге­е­вич Вол­ков, одна­ко им не уда­лось удер­жать разъ­ярён­ных тка­чей под кон­тро­лем. Те при­ня­лись бес­по­ря­доч­но гро­мить про­до­воль­ствен­ную лав­ку, квар­ти­ры дирек­то­ра и глав­ных мастеров.

Рабо­чие тре­бо­ва­ли повы­сить зар­пла­ту и пони­зить штра­фы, отме­нить выпла­чен­ные с вес­ны 1884 года штра­фы. При жела­нии рабо­че­го уво­лить­ся за 15 дней ему дол­жен был быть предо­став­лен пол­ный рас­чёт. Это же долж­но было рабо­тать и в том слу­чае, если реше­ние уво­лить работ­ни­ка при­ни­ма­ла администрация.

Стач­ку подав­ля­ли вой­ска. Наи­бо­лее актив­ных бун­тов­щи­ков аре­сто­вы­ва­ли и высы­ла­ли в род­ные дерев­ни.  Утром 18 янва­ря заба­стов­ка закончилась.

Эта исто­рия не про­шла бес­след­но. Суд над 33 участ­ни­ка­ми стач­ки при­влёк вни­ма­ние обще­ствен­но­сти. Про­тив них было выдви­ну­то 101 обви­не­ние, и суд при­сяж­ных, выяс­нив все обсто­я­тель­ства рабо­ты на моро­зов­ской фаб­ри­ке, при­знал всех под­су­ди­мых неви­нов­ны­ми. Одно­го из зачин­щи­ков стач­ки — Мои­се­ен­ко — высла­ли в Архан­гель­скую губер­нию. Тре­бо­ва­ния рабо­чих были удовлетворены.

Сав­ва Тимо­фе­е­вич Моро­зов, сын Тимо­фея Моро­зо­ва, вспоминал:

«Ста­рик испу­гал­ся. До тех пор в Рос­сии насто­я­щих ста­чек не быва­ло. А тут ещё суд наря­ди­ли. Суди­ли, конеч­но, не отца, а заба­стов­щи­ков, но адво­ка­ты так лов­ко дело повер­ну­ли, что насто­я­щим-то под­су­ди­мым ока­зал­ся отец. Вызва­ли его давать пока­за­ния. Зала пол­не­шень­ка наро­ду. Кри­чат: „Изверг!“, „Кро­во­сос!“ Рас­те­рял­ся роди­тель. Пошёл на сви­де­тель­ское место, засу­е­тил­ся, запнул­ся на глад­ком пар­ке­те — и затыл­ком об пол. И, как нароч­но, перед самой ска­мьёй под­су­ди­мых!.. Такой в зале под­нял­ся глум, что пред­се­да­те­лю при­шлось пре­рвать заседание».

До само­го нача­ла 1890‑х годов стач­ки были раз­роз­нен­ны­ми и спон­тан­ны­ми. Басту­ю­щие боро­лись за улуч­ше­ние поло­же­ния на сво­ём пред­при­я­тии, пока ещё не осо­зна­вая себя еди­ной мас­сой. Выдви­га­е­мые тре­бо­ва­ния каса­лись повы­ше­ния зара­бот­ной пла­ты, улуч­ше­ния усло­вий тру­да и жизни.

Госу­дар­ство посте­пен­но усту­па­ло нарас­та­ю­ще­му рабо­че­му дви­же­нию. В 1882 году был при­нят закон об огра­ни­че­нии тру­да мало­лет­них, кото­рый ввёл инспек­ции по кон­тро­лю за усло­ви­я­ми тру­да. Со все­ми про­во­лоч­ка­ми, кото­рые устра­и­ва­ли фаб­ри­кан­ты, он начал дей­ство­вать толь­ко через три года.

В 1885 году был издан закон о запре­ще­нии ноч­ной рабо­ты для под­рост­ков и жен­щин, но рас­про­стра­нил­ся он толь­ко на спи­чеч­ные и фар­фо­ро­вые предприятия.

После резо­нанс­но­го дела о Моро­зов­ской стач­ке всту­пил в силу закон о штра­фах: они не долж­ны были пре­вы­шать тре­ти пла­ты, а штраф­ные день­ги шли толь­ко на рабо­чие нуж­ды. Одна­ко закон имел и запре­ща­ю­щую функ­цию. Каса­лась она, есте­ствен­но, заба­сто­воч­но­го дви­же­ния — попыт­ка под­нять бунт кара­лась аре­стом на месяц.

Запрет не сра­бо­тал: народ­ные вол­не­ния вспы­хи­ва­ли в Санкт-Петер­бур­ге, Тве­ри, Москве. Про­те­сты все­гда сопро­вож­да­лись погромами.

Круп­ным вос­ста­ни­ем ста­ла стач­ка на Хлу­дов­ской бума­го­пря­дильне в Рязан­ской обла­сти — пять тысяч чело­век устро­и­ли абсо­лют­ный разгром.

Газе­та «Искра» печа­та­ла сло­ва очевидца:

«… Я хоро­шо пом­ню „бунт“ 1893 года, когда весь фаб­рич­ный двор Хлу­дов­ской бума­го­пря­диль­ни в несколь­ко деся­тин раз­ме­ром был засы­пан, как сне­гом, клоч­ка­ми кон­тор­ских счё­тов, кви­тан­ций и пр.; когда реч­ка Гус­лян­ка, про­те­ка­ю­щая око­ло фаб­ри­ки, чуть не высту­пи­ла из бере­гов, зава­лен­ная кус­ка­ми колен­ко­ра, мот­ка­ми пря­жи и т. п. Раз­гром был пол­ный… Были вызва­ны спеш­но войска».

Но тер­пе­ние закан­чи­ва­лось не толь­ко у тек­стиль­щи­ков — летом 1892 года шах­тё­ры Юзов­ки (совре­мен­ный Донецк) устро­и­ли мас­со­вый погром, и они не огра­ни­чи­лись хозяй­ски­ми дома­ми. Усми­рять тру­же­ни­ков отпра­ви­ли вой­ска. Сле­дом взбун­то­ва­лись рабо­чие Луган­ска, Мари­у­по­ля и Ека­те­ри­но­сла­ва (ныне Днепр).

Стач­ка на Сулин­ском чугу­но­ли­тей­ном заво­де при­об­ре­ла настоль­ко угро­жа­ю­щий раз­мах, что адми­ни­стра­ции заво­да при­шлось сбе­жать с доку­мен­та­ци­ей и финансами.

Рабо­чие Ура­ла тоже посте­пен­но осо­зна­ва­ли свои пра­ва и поло­же­ние. Уже в 1893 году отме­ча­лось, что рабо­чие пере­ста­ют басто­вать из-за одних толь­ко вопро­сов зар­пла­ты и дли­тель­но­сти рабо­че­го дня. Их бун­ты пере­ста­ли носить обособ­лен­ный харак­тер и каса­лись пере­жит­ков кре­пост­ни­че­ства и высо­ких зем­ских и казён­ных повин­но­стей, а не толь­ко внутризаводских.

Напри­мер, взыс­ка­ние недо­и­мок с рабо­чих Ниж­не­та­гиль­ско­го заво­да зимой 1893–1894 годов вызва­ло ярост­ные про­те­сты рабо­чих не толь­ко Ниж­не­та­гиль­ско­го, но и Кас­лин­ско­го, и Кыштым­ско­го заво­дов. Бунт при­шлось подав­лять вой­ска­ми, а участ­ни­ков вол­не­ния нака­за­ли розгами.

Желез­но­до­рож­ные рабо­чие так­же не дава­ли спус­ка обид­чи­кам: общая сеть дорог ока­за­лась ещё боль­шей объ­еди­ни­тель­ной силой. Про­ле­та­ри­ат желез­ных дорог про­во­дил стач­ки мето­дич­но и организованно.

Власть все­гда вста­ва­ла на сто­ро­ну «оби­жен­ных» хозя­ев. Вол­не­ния вре­мен­но улег­лись толь­ко с наступ­ле­ни­ем эко­но­ми­че­ско­го подъ­ёма в 1894–1895 годах.


Марксисты и новые стачки

В кон­це XIX века рус­ское обще­ство посе­ти­ло новое явле­ние — идео­ло­гия марк­сиз­ма, заняв­шая проч­ную пози­цию в умах интел­ли­ген­ции. Марк­сизм был тес­но свя­зан с фор­ми­ро­ва­ни­ем про­ле­та­ри­а­та и рас­ши­ре­ни­ем рабо­че­го движения.

Разо­ча­ро­ван­ные в инерт­ном кре­стьян­стве народ­ни­ки обра­ти­ли вни­ма­ние на моло­дой рабо­чий класс. Одним из пер­вых марк­си­стов стал Геор­гий Вален­ти­но­вич Пле­ха­нов. Обра­зо­вав груп­пу «Осво­бож­де­ние тру­да», он и его сорат­ни­ки при­шли к выво­ду, что Рос­сию мож­но изме­нить толь­ко рево­лю­ци­он­ным путём, а для это­го нуж­но рас­ши­рить рабо­чее дви­же­ние и дать про­ле­та­ри­а­ту пра­виль­ное направ­ле­ние дви­же­ния, дать идео­ло­гию и про­грам­му дей­ствий. Пер­во­на­чаль­ной целью груп­пы «Осво­бож­де­ние тру­да» ста­ло созда­ние пар­тии рабочих.

По при­ме­ру «Осво­бож­де­ния» в Рос­сий­ской импе­рии ста­ли появ­лять­ся дру­гие марк­сист­ские круж­ки — груп­па Димит­ра Бла­го­е­ва, груп­па Миха­и­ла Брус­не­ва, марк­сист­ский кру­жок Нико­лая Федо­се­е­ва, в кото­рый в 1888 году всту­пил Вла­ди­мир Ульянов.

Быв­ший сту­дент юри­ди­че­ско­го факуль­те­та и вер­ный после­до­ва­тель Чер­ны­шев­ско­го, Вла­ди­мир Ильич вос­хи­щал­ся делом наро­до­воль­цев и меч­тал пове­сти за собой мно­го­мили­он­ную армию про­ле­та­ри­а­та и крестьян.

Первую попыт­ку созда­ния соб­ствен­ной поли­ти­че­ской орга­ни­за­ции буду­щий вождь наро­дов пред­при­нял в 1895 году. Осе­нью на осно­ве несколь­ких мало­чис­лен­ных марк­сист­ских круж­ков он создал обще­го­род­скую орга­ни­за­цию «Союз борь­бы за осво­бож­де­ние рабо­че­го клас­са». Она прин­ци­пи­аль­но отли­ча­лась от преды­ду­щих: не толь­ко боль­ше по коли­че­ству участ­ни­ков, но и была совсем по-ино­му орга­ни­зо­ва­на. Стро­гая дис­ци­пли­на и чёт­кая внут­рен­няя струк­ту­ра выво­ди­ла её на новый уро­вень — круж­ки рабо­чих под­чи­ня­лись рай­он­ным груп­пам, а они — цен­траль­но­му руко­вод­ству. Ночью 9 декаб­ря 57 чле­нов сою­за аре­сто­ва­ли, в их чис­ле нахо­дил­ся и Ульянов.

Лишив­шись одно­го из руко­во­ди­те­лей, орга­ни­за­ция про­дол­жа­ла суще­ство­вать. Верх­ней точ­кой её суще­ство­ва­ния ста­ла гран­ди­оз­ная стач­ка петер­бург­ских тек­стиль­щи­ков в мае 1896 года, после кото­рой ста­ло ясно, что рабо­чее дви­же­ние в Рос­сии сфор­ми­ро­ва­но и пред­став­ля­ет серьёз­ную силу, с кото­рой отныне нуж­но считаться.

Пово­дом для оче­ред­но­го взры­ва недо­воль­ства ста­ли дни коро­на­ции Нико­лая II — 15–17 мая 1896 года. В честь «празд­ни­ка» рабо­чим дали выход­ные, вот толь­ко были они вынуж­ден­ны­ми, навя­зан­ны­ми и неопла­чи­ва­е­мы­ми. При­чин для про­те­ста хва­та­ло и без того мно­го: со вре­ме­ни отме­ны кре­пост­но­го пра­ва мало что изме­ни­лось в усло­ви­ях жиз­ни, в дли­тель­но­сти рабо­че­го дня, в нор­мах выра­бот­ки и про­чем, а такой неопла­чи­ва­е­мый про­стой стал пре­крас­ной воз­мож­но­стью «выска­зать» вла­стям всё, что накопилось.

Стач­ка нача­лась 23 мая на Обвод­ном кана­ле. Тка­чи Рос­сий­ской бума­го­пря­диль­ной ману­фак­ту­ры потре­бо­ва­ли от руко­вод­ства фаб­ри­ки пла­ты за коро­на­ци­он­ные дни.

Акти­вист «Сою­за борь­бы» Кон­стан­тин Михай­ло­вич Тах­та­рёв писал:

«На фаб­ри­ке шло силь­ное вол­не­ние. На дру­гой день, про­ра­бо­тав до обе­да, фаб­ри­ка ста­ла до 27-го чис­ла. В этот день опять было нача­ли рабо­тать, но после обе­да все окон­ча­тель­но бро­си­ли рабо­ту. Вол­не­ние быст­ро рас­про­стра­ня­лось на дру­гие фабрики».

Через несколь­ко дней, 27 мая, рабо­ту оста­но­ви­ла Ека­те­рин­гоф­ская бума­го­пря­диль­ная ману­фак­ту­ра, а затем ещё несколь­ко пред­при­я­тий, рас­по­ло­жен­ных близ Обвод­но­го кана­ла и за Нарв­ской и Нев­ской заста­ва­ми: Мит­ро­фа­ньев­ская, Три­ум­фаль­ная, Нев­ская и Новая мануфактуры.

В нача­ле июня бунт пере­ки­нул­ся на заво­ды Выборг­ской и Петер­бург­ской (Пет­ро­град­ской) сто­рон, а так­же на Васи­льев­ский ост­ров — на путь вос­ста­ния вста­ли Самп­со­ньев­ская и Новая Самп­со­ньев­ская ману­фак­ту­ры, Охтен­ская и Невка.

Тре­вож­ное состо­я­ние пере­ки­ну­лось и на дру­гие отрас­ли и пред­при­я­тия: Рос­сий­ско-Аме­ри­кан­скую рези­но­вую ману­фак­ту­ру, Пути­лов­ский и Бал­тий­ский заво­ды, пис­че­бу­маж­ную фаб­ри­ку бра­тьев Варгуниных.

Тах­та­рёв вспоминал:

«На Пет­ров­ской и Спас­ской фаб­ри­ках стач­ки нача­лись в кор­пу­се мюль­щи­ков, где маль­чи­ки пер­вы­ми бро­си­ли рабо­ту. Ткац­кую оста­но­ви­ли под­руч­ные, дав знать в паро­вое отде­ле­ние, что­бы оста­но­ви­ли маши­ны. Узнав об этом, управ­ля­ю­щий ска­зал, что он дав­но это­го ждал…

Рабо­чим было пред­ло­же­но выбрать чело­век пять, кото­рые изло­жи­ли бы их жела­ния. Нача­ли было выби­рать, но раз­да­лись голо­са, что выби­рать совсем не надо. Пусть инспек­тор сам вый­дет и раз­го­ва­ри­ва­ет со…

Окруж­ной стро­го обра­тил­ся к рабо­чим, но, полу­чив несколь­ко рез­ких отве­тов, он изме­нил тон и начал уго­ва­ри­вать рабо­чих при­нять­ся за рабо­ту. Он ука­зы­вал им, что их образ дей­ствий по зако­ну счи­та­ет­ся уго­лов­ным пре­ступ­ле­ни­ем. Тем не менее рабо­чие наот­рез отка­за­лись при­нять­ся за рабо­ту и заяви­ли свои тре­бо­ва­ния: 10 1⁄2 часов рабо­чий день, уве­ли­че­ние рас­це­нок и уни­что­же­ние про­из­воль­ных штра­фов. Участ­ко­вый фаб­рич­ный инспек­тор на это заявил им, что про­ект о сокра­ще­нии рабо­че­го дня до 10 1⁄2 часов уже у государя.

— Когда же этот про­ект будет под­пи­сан? — спро­си­ли рабочие.

— Года через два.

— Ну, так мы луч­ше сей­час заба­сту­ем, — отве­ти­ли на это рабочие.

— Всё рав­но, голод ско­ро заста­вит вас сно­ва при­нять­ся за рабо­ту, — заме­тил инспектор.

— Поми­рать на мосто­вой будем, а рабо­тать на преж­них усло­ви­ях не пой­дём! — раз­да­лось в ответ со всех сторон».

Оше­лом­лён­ные напо­ром недо­воль­ных рабо­чих вла­сти нача­ли запру­жать рабо­чие квар­та­лы отря­да­ми каза­ков, жан­дар­мов и частич­но пехотой.

Кон­стан­тин Тах­та­рёв записал:

«По опу­стев­шим ули­цам рабо­чих рай­о­нов пере­дви­га­лись отря­ды жан­дар­мов и каза­ков. Петер­бург казал­ся на воен­ном поло­же­нии. Мож­но было бы поду­мать, что на ули­цах его совер­ша­ет­ся рево­лю­ция. Да и дей­стви­тель­но рево­лю­ция совер­ша­лась, но толь­ко не на ули­цах Петер­бур­га, а в голо­вах петер­бург­ских рабочих».

Сам гра­до­на­чаль­ник сто­ли­цы пытал­ся вра­зу­мить рабо­чих, при­зы­вая их оста­вить бунт и вер­нуть­ся на рабо­чие места. Не помо­га­ли даже апел­ля­ции к лич­но­сти царя, и тогда вла­сти дали при­каз дей­ство­вать армии. Нача­лись обыс­ки целых домов и аре­сты целых домов, и людей было столь­ко, что поли­цей­ских участ­ков и тюрем попро­сту не хва­та­ло. Рабо­чих ссы­ла­ли в дерев­ни, при­ну­ди­тель­но гна­ли на фаб­ри­ки воору­жен­ные жандармы.

Рабо­чий ткац­кой фаб­ри­ки Кожев­ни­ко­ва вспоминал:

«Без­об­ра­зие поли­ции вос­ста­ло перед рабо­чи­ми во всей наго­те. Око­ло пяти часов утра во двор дома № 12 по Воро­неж­ской ули­це, где поме­ща­ет­ся око­ло 3⁄4 всех рабо­чих Кожев­ни­ков­ской фаб­ри­ки, при­гна­ли мас­су жан­дар­мов и поли­цей­ских с двор­ни­ка­ми. Око­ло­точ­ные, в сопро­вож­де­нии горо­до­вых и двор­ни­ков, ста­ли ходить по квар­ти­рам и тас­ка­ли с посте­ли. Раз­де­тых жен­щин бра­ли с посте­ли от мужей. Таким обра­зом поли­цей­ские раз­бу­ди­ли и выгна­ли из дома боль­шую поло­ви­ну его жильцов».

Несмот­ря на все репрес­сии, стач­ка про­дол­жа­лась, при­няв рево­лю­ци­он­ные мас­шта­бы — в стач­ке участ­во­ва­ло 30 тысяч рабочих.

Поняв бес­по­лез­ность дав­ле­ния и наси­лия, пред­ста­ви­те­ли вла­стей вновь пере­шли к убеж­де­ни­ям. Сам министр финан­сов Сер­гей Юлье­вич Вит­те гово­рил, что для пра­ви­тель­ства в рав­ной сте­пе­ни важ­ны и фаб­ри­кан­ты, и рабочие.

В кон­це кон­цов, стач­ка угас­ла сама собой — на рабо­чих начал давить голод и ощу­ще­ние без­на­дёж­но­сти ситу­а­ции. 18 июня всё было кон­че­но, а тре­бо­ва­ния басту­ю­щих так и не были выпол­не­ны. Тем не менее стач­ка не про­шла бес­след­но — отчё­ты и опи­са­ния фаб­рич­ных инспек­то­ров усло­вий рабо­ты на фаб­ри­ках при­ве­ли в ярость мини­стра Вит­те. Под его нажи­мом рабо­чим опла­ти­ли-таки коро­на­ци­он­ные дни, мину­ты, кото­рые были потра­че­ны на запуск и оста­нов­ку машин, и впо­ло­ви­ну была опла­че­на неде­ля стачки.

Стач­ка ока­за­ла огром­ное вли­я­ние на рабо­чий класс не толь­ко Санкт-Петер­бур­га, но и всей Рос­сии — она пока­за­ла, что рабо­чие осо­зна­ли свои мас­со­вость и един­ство, а так­же готов­ность высту­пить в любой момент на защи­ту прав. И это про­изо­шло не из-за под­стре­ка­тель­ства со сто­ро­ны, а из-за внут­рен­ней уста­ло­сти от несправедливости.


Читай­те так­же «Рабо­чий класс на поро­ге XX века: облик, чис­лен­ность, уро­вень жиз­ни».


Что­бы читать все наши новые ста­тьи без рекла­мы, под­пи­сы­вай­тесь на плат­ный теле­грам-канал VATNIKSTAN_vip. Там мы делим­ся экс­клю­зив­ны­ми мате­ри­а­ла­ми, зна­ко­мим­ся с исто­ри­че­ски­ми источ­ни­ка­ми и обща­ем­ся в ком­мен­та­ри­ях. Сто­и­мость под­пис­ки — 500 руб­лей в месяц

 

Поделиться