Данная статья продолжает цикл публикаций, посвящённых русско-британскому морскому противостоянию на Балтике в 1918–1920 годы. В первой статье мы рассказывали о неудачном рейде советской эскадры под командованием Фёдора Раскольникова и захвате англичанами эсминцев «Спартак» и «Автроил». Наша сегодняшняя статья посвящена войне советских и британских подлодок, развернувшейся в Финском заливе в середине 1919 года.
От Ревеля до Копорской губы
Ревельский рейд всколыхнул театр морских действий на Балтике, как камень, брошенный в зелёную гладь болотной тины. Поняв, что вечер перестаёт быть томным и что противник теперь точно не будет отсиживаться в родной гавани, обе воюющие стороны решили действовать на опережение — каждая по-своему. В доках Кронштадта два с половиной месяца круглые сутки светили прожектора, лязгал металл и жужжали лебёдки: плотный январский лёд, намертво сковавший Финский залив, ставил жирный крест на любых операциях вплоть до начала весны, и красный флот, которому сама судьба подарила идеальный момент для ремонта всех имеющихся в наличии кораблей, распорядился этим временем по максимуму.
К 15 марта 1919 года корабельный «парк» балтийской группировки вырос более чем в два раза, давая возможность использовать в будущих боях не только универсальные крейсера или эсминцы, но и, как бы сказали любители игр жанра «стратегия», особые юниты вроде минных заградителей, тральщиков или сторожевых судов.
Несколько иначе поступили англичане, которым о положении дел практически ежедневно докладывали кишмя кишевшие в Кронштадте латышские и эстонские шпионы. В самом начале января Шестую эскадру Королевского флота Великобритании сменила Первая, а нерешительного и невезучего Александера-Синклера — контр-адмирал Уолтер Коуэн, в прямом смысле слова старый вояка, помнящий ещё битву с махдистами под Омдурманом, нюхнувший пороха в Трансваале и командовавший соединением британских лёгких крейсеров в ноябрьском сражении при Гельголанде. Несмотря на то, что до полувекового юбилея Коуэну оставалось всего два года, сэр Уолтер отличался абсолютным бесстрашием и был известен как приверженец специфической тактики «сначала стреляй — потом задавай вопросы». Решив разобраться с красными раз и навсегда, контр-адмирал привёл с собой пять крейсеров, 12 (по некоторым источникам 15) миноносцев и целую свору юрких торпедных катеров, а 23 мая в акватории Ревеля появились те, кого Коуэн ждал с особым нетерпением — матка «Лусия» и пять субмарин из Седьмой флотилии.
Заочное противостояние советских и британских подлодок было лишь вопросом времени: о том, что у русских есть субмарины, англичанам стало известно ещё 31 декабря 1918 года. Именно в этот день вышедший в ледяное Балтийское море красный «Тигр» был замечен и обстрелян (правда, без особого успеха) английскими эсминцами; вслед за «Тигром» вышли и с трудом возвратились в Кронштадт повреждённые льдами «Пантера» и «Рысь». И если уж командование большевиков гнало немногочисленные подлодки на разведку даже с изношенными двигателями и голодными завшивевшими командами, то что говорить о конце весны, когда в распоряжении Балтфлота оказались семь только что вышедших из ремонта субмарин. До сих пор остаётся неясным, хотел ли Коуэн использовать свои подводные лодки как контрмеру против советских боевых единиц или запросил их как дополнительную угрозу для крейсеров и эсминцев, но так или иначе к 1 июня 1919 года у обоих противников оказалось достаточно сил для полноценной подводной войны.
Девять жизней «Азарда»
Дебют партии, как и в прошлом году, остался за англичанами. Едва успев разместиться на рейде Ревеля, британские подводные лодки одна за другой отправились на патрулирование в Финский залив и всего через неделю после прихода на Балтику встретились с красными кораблями лицом к лицу. Первый блин по традиции вышел некрасивым комом — 31 мая в Копорской губе безымянная подлодка противника застала врасплох вышедший на охоту за английскими миноносцами эсминец «Азард», однако, вместо того чтобы спасаться бегством, советский корабль, к удивлению британцев, понёсся к ним на всех 35 узлах, успевая при этом обстреливать субмарину из расположенного на носу 102-мм орудия.
Несколько смущённая прытью «Азарда», подлодка мгновенно ушла под воду, но через 20 минут вновь напомнила о себе — в тот самый момент, когда бесстрашный советский миноносец уже вёл прицельный огонь по одному из пришедших в этот квадрат английских эсминцев.
Положение «Азарда» было более чем незавидным. По нему прямо сейчас стрелял один коуэновский миноносец, с северо-запада к месту сражения быстро приближались ещё восемь, а прямо под ним, где-то в глубине, по-акульи таилась ещё и подлодка, которой оставалось лишь вовремя всплыть и торпедировать связанный боем советский эсминец. Не будь капитаном «Азарда» Николай Николаевич Несвицкий, для красного корабля всё и вправду закончилось бы очередной сдачей или в лучшем случае парой пробоин под ватерлинией — вот только этот «мрачный, суровый, на редкость молчаливый человек» был настоящим боевым офицером и участником Балтийского Ледяного похода, просчитывающим действия противника на несколько шагов вперёд.
Британская субмарина выпустила по «Азарду» три торпеды подряд, спустя 40 минут послала ему вслед ещё одну, но Несвицкий, управлявший эсминцем с ловкостью автогонщика, увернулся от каждого снаряда и, умудряясь отстреливаться сразу от девяти сидевших у него на хвосте английских миноносцев, целым и невредимым вернулся в Кронштадт.
В войне советских кораблей и британских подводных лодок кто-нибудь рано или поздно должен быть допустить ошибку. «Рано или поздно» наступило 4 июня, когда, узнав о планируемой англичанами высадке десанта в Копорском заливе, штаб Балтфлота отправил им навстречу эсминец «Гавриил» на пару с дерзким «Азардом».
Прибыв в губу, красные эсминцы, так же, как и как и 31 мая, вскоре ввязались в бой с четырьмя вражескими миноносцами, так же были вынуждены отходить из-за появившегося на горизонте британского подкрепления, и точно так же, как и четыре дня назад, тёмно-зелёная вода Копорской губы вскоре забурлила от идущих на полном ходу британских субмарин. Дав неудачный залп торпедами, подлодки погрузились на небольшую глубину, чтобы через некоторое время всплыть прямо по курсу эсминцев и попытаться торпедировать их вновь — но в этот раз Несвицкий решил играть по своим правилам. Точный выстрел с «Азарда» разворотил ограждение рубки лодки L‑55, которая от удара качнулась резко влево и навалилась бортом на противолодочную мину.
По свидетельствам очевидцев, взрыв невероятной силы был виден даже с линкора «Петропавловск», стоявшего в 15 километрах от места сражения. В том, что L‑55 уничтожена, сомнений не было ни у кого из участников боя — подлодка буквально провалилась на дно сквозь толщу воды, оставив в память о себе лишь гигантский водоворот, над которым промчался неуязвимый «Азард». Хотя за первое в истории советского флота уничтожение вражеской субмарины ни Несвицкий, ни комендор «Азарда» Пётр Богов не получили никаких наград (если, конечно, не считать закрепившееся за Боговым в Кронштадте звание меткого стрелка — вплоть до 1928 года бытовала версия, что смертельным для L‑55 стало именно его точное попадание в рубку), результат у боя в Копорской губе всё же был. Ушедшая на дно залива L‑55 забрала с собой остатки везения британского подводного флота, и вплоть до конца английского присутствия на Балтике коуэновские субмарины не причинили вреда ни одному русскому кораблю.
Прыжок «Пантеры»
В то время как британские подлодки безуспешно сражались с «Азардом» и «Гавриилом», в Кронштадте спешно заканчивали ремонт советских субмарин. Основной костяк балтийского подводного флота составляли подлодки типа «Барс» — небольшие, вооружённые лишь четырьмя торпедами, юркие и проворные, как настоящие кошки, но патологически невезучие.
Несмотря на то, что семь таких субмарин были номинально включены в состав группировки на Балтике ещё в начале апреля, для шести из них дорога в море была закрыта вплоть до начала июля. Кого-то собирали едва ли не заново, у кого-то постоянно открывались «старые раны», а венцом всего этого абсурда стала поломка уже отремонтированных «Пантеры» и «Рыси» — поднимаясь после осмотра из-под служившего передвижным доком спасательного судна «Волхов», обе подлодки повредили перископы о его днище и снова отправились на опостылевший ремонт. Выбраться из такого технологического ада они смогли только 10 июля 1919 года, когда на задание в Копорскую губу наконец-то вышла первая из советских подводных лодок.
Все три последующих недели субмарины Балтфлота безуспешно пытались атаковать корабли противника. Отправившийся 10 числа на охоту «Волк» из-за сгоревшего гребного электродвигателя в ту же ночь вернулся к родному причалу, не увидев неприятеля даже в перископ. Чуть больше повезло подводной лодке «Пантера», которая схлестнулась в Копорском заливе сразу с двумя английскими субмаринами, но после обмена залпами торпед точно так же была вынуждена отойти в Кронштадт.
27 июля красная подлодка «Вепрь», пытавшаяся торпедировать флагман Коуэна «Вэлорос» и находившийся неподалёку эсминец «Ванкувер», сама чуть было не очутилась в роли жертвы — оказавшись под дождём из глубинных бомб, «Вепрь» получил большие повреждения и чудом, практически вслепую (закоротившая электрика погрузила отсеки субмарины в кромешную тьму) вырвался из западни.
Подобная активность привела лишь к тому, что Коуэн, и без того понимавший силу русских подлодок, на какое-то время отказался от преследования эсминцев и крейсеров и обратил внимание исключительно на советские субмарины.
Переживая за каждый из своих кораблей — в особенности за авианосец «Виндиктив» — сэр Уолтер задействовал в противолодочной войне всё, до чего только смог дотянуться. Сначала он отдал приказ о масштабной блокаде акватории Кронштадта цепью обширных минных полей, потом усилил Третью флотилию эсминцев кораблями с гидрофонами, позволяющими услышать любые передвижения русских под водой, а в середине лета подготовил и провёл целую спецоперацию, целью которой было уничтожение плавбазы советских субмарин — крейсера «Память Азова». И хотя 30 июля взмывшие с «Виндиктива» самолёты направились к Кронштадту, прошли сквозь ураганный огонь из красных зениток и удачно отбомбились по кораблю и по сухому доку, толку от всего этого было чуть более чем нисколько. Немного позднее выяснилось, что отчаянные британские пилоты в суматохе боя спутали оставшийся невредимым «Память Азова» со старым танкером «Татьяна», а казавшиеся заговорёнными советские подлодки в конце августа снова вышли на охоту.
Среди этих субмарин была «Пантера» 24-летнего лейтенанта Александра Николаевича Бахтина — несмотря на юный возраст, одного из опытнейших капитанов подводного флота, обладавшего невероятной отвагой, гроссмейстерским интеллектом и при этом поистине звериным чутьём на лёгкую добычу. Своего первого «Станислава» за захват немецкого транспорта «Шталек» Бахтин получил ещё в Первую мировую, спустя всего год после назначения на подлодку «Кайман». Ещё через год, уже на новеньком «Волке», он побил рекорд результативности среди русских подводников, торпедировав за один день сразу три немецких парохода и добавив к наградам две «Анны». После революции Бахтин перешёл на сторону красных, где был назначен командиром субмарины «Пантера» и сделал практически невозможное, сумев создать из царских офицеров и матросов-революционеров коллектив с атмосферой «взаимного доверия и даже трогательной заботливости». Другими словами, если кому-то и было суждено стать героем подводной войны на Балтике, то этим «кем-то» должен был стать именно отчаянный молодой лейтенант.
Звёздный час Бахтина настал в последний день лета 1919 года. 31 августа ведомая им «Пантера» отправилась на патрулирование Копорского залива и после непродолжительного преследования британского миноносца наткнулась у острова Сескар на два вражеских корабля — минный заградитель «Виттория» и эсминец «Абдиэль». Несмотря на то, что англичане были всецело поглощены посадками мин в зеленоватую балтийскую воду и не вели за морем никакого наблюдения, Бахтин не стал атаковать их с ходу. Выбирая момент для броска, «Пантера» хладнокровно кружила вокруг ничего не подозревающей добычи в течение четырёх долгих часов, и это хладнокровие окупилось сполна всего одной торпедой. Получив кинжальный удар под ватерлинию, «Виттория» затонула менее чем за пять минут и унесла с собой жизни восьмерых членов экипажа, а Бахтин навсегда вписал своё имя в историю русского флота, став командиром первой советской подлодки, потопившей корабль противника.
Англичане никогда не боялись воевать на море. На его синей поверхности дети Альбиона умело расправлялись с любыми надводными кораблями — но они так и не смогли совладать с ужасом из балтийских глубин, с врагом, который появлялся из ниоткуда, забирал с собой жизни и бесследно растворялся в пучине. Весь 1919 год прошёл для флотилии Коуэна в постоянном страхе перед красными подлодками и красными минами. Спустя три дня после триумфа Бахтина затонул, налетев на мину, британский эсминец «Верулам». Ещё раньше ушли на дно тральщики «Миртл» и «Джентиан», получили тяжёлые повреждения эсминец «Кюрасао» и транспортник «Принцесса Маргарет», и все эти потери, вкупе с постоянным ожиданием атаки субмарин окончательно подломили дух британских моряков. Нежелание заканчивать жизнь в ледяных волнах Финского залива вылилось сначала в тайное дезертирство, чуть позже — в открытые антивоенные мятежи в плимутских и шотландских портах, а потом и вовсе привело к свёртыванию британского присутствия на Балтике.
Читайте также наш материал «Подвиги разведчика Виктора Леонова».
