Войны, кроме непосредственных дипломатических итогов с переделом границ, выплатой контрибуций, ростом или потерей влияния на другие государства, нередко влекут за собой и внутриполитические последствия. Поэтому обзор дипломатических итогов русско-турецкой войны 1877–1878 годов будет неполон, если мы не разберём, что она означала для русского общества.
Вопрос о независимости и самоопределении балканских славян давно интересовал общественность Российской империи, которая претендовала на титул объединителя всех славянских народов, а императоры зачастую провозглашали себя защитниками славянского мира. Апрельское восстание 1876 года в Болгарии взбудоражило общество, и здесь интересы государства совпадали с интересами населения. Впервые все образованные слои жаждали освободительной войны с Турцией.
Консерваторы считали, что это усилит императорскую власть. Либералы рассчитывали на рост освободительных движений в России, действия которых приведут страну к конституции. Революционеры-народники воспринимали борьбу славян на Балканах признаком «социально-революционной борьбы» и полагали, что война оживит политическое самосознание нации и приведёт к крушению царизма в империи.
Общество требовало, чтобы Александр II решился на войну с турками, которые зверски уничтожали славянских братьев, а также перестал ориентироваться на Австро-Венгрию — одну из главных опор угнетения славянских народов.
Тем не менее, император и его окружение хотели отсрочить войну. Министр иностранных дел Александр Горчаков и министр финансов Михаил Рейтерн считали, что Россия пока не готова к военным действиям, так как она не окончательно завершила модернизацию военной системы, а Черноморский флот был не так укреплён, как того требовалось. Однако при дворе сформировалась «партия войны», приверженцами которой были посол в Константинополе Николай Игнатьев, наследник престола Александр Александрович, великий князь Константин Николаевич. Также к ним примкнул военный министр Дмитрий Милютин. Он заявлял:
«Нам нужен мир, но мир не во что бы то ни стало, а мир почётный, хотя бы его и пришлось добывать войной».
Из дневниковых записей Милютина видно, что министр считал позицию дипломатов в июне 1876 года слишком пассивной, полагая, что России пора принять меры. Однако ему виделись и возможные будущие трудности на этом пути:
«Ни одна из пяти держав не думает ни в каком случае взяться за оружие; многие из них только того и хотят, чтобы Россия одна втянулась в неблагодарную борьбу с полуварварским государством; в случае успеха ей не дадут воспользоваться плодами, а между тем она сделается на известное время неспособной вмешиваться в дела Европы».
Канцлер Горчаков также считал, что Австро-Венгрия и Германия рассчитывают втянуть Россию в крупную войну с Турцией, где она потеряет множество ресурсов, и германские государства смогут тем самым упрочить своё влияние на Балканах. Он полагал, что Российской империи необходимо избежать войны и остаться в согласии с остальной Европой по восточному вопросу.
А вот опять мнение военного министра:
«Даже прежние пессимисты, сомневавшиеся в существовании русской армии после всех реформ последних 10–15 лет, должны были успокоиться. В особенности замечателен был бодрый, смелый вид теперешнего солдата сравнительно с прежним, забитым, запуганным страдальцем. Государь после каждого смотра собирал вокруг себя офицеров, говорил им несколько слов, на которые они отвечали взрывом восторженных „ура!“».
Николай Игнатьев, посол, заключивший Сан-Стефанский мирный договор 1878 года, до начала войны выступал за активную внешнюю политику на Востоке и считал, что Турция не выдержит мощного удара российском армии. Он же полагал, что в Константинополе не может быть иного правителя, кроме российского императора:
«Мы ни в каком случае не можем допустить в Царьграде государя иноверного».
Либерально-консервативная общественность всячески подталкивала правительство к действиям. Широкие благотворительные акции, в связи с болгарским и сербским сопротивлением, устраивались по всей России. Кружки для сборов были установлены в церквях, на железнодорожных станциях, в театрах и магазинах. Устраивались благотворительные вечера, где выступали общественные деятели, к мнению которых прислушивалась масса населения.
На Балканы отправлялись тысячи добровольцев, готовых участвовать в войне за освобождение славянских братьев. Так, в июне 1876 года отставной генерал Михаил Черняев возглавил сербскую армию. Кстати, этот же генерал был владельцем довольно консервативного печатного органа «Русский мир» и был солидарен по многим вопросам со славянофилами. Ему, как и славянофилам, был чужд бюрократизм и иноземщина, а в частности, и военные реформы Дмитрия Милютина.
Конечно, одними из главных идейных вдохновителей войны против турков оказались славянофилы. Иван Аксаков, председатель Славянского комитета, писал:
«Войну ведёт помимо правительства сам русский народ».
Помимо Черняева, добровольцами стали многие видные деятели общества. К примеру, на войну отправились врачи Склифосовский, Пирогов и Боткин, писатели Гаршин и Успенский, художники Поленов и Маковский, революционеры Кравчинский, Корба, Клеменц и Сажин. Льва Толстого едва удалось отговорить от подобного же начинания. Вообще примечательно, что многие из культурной среды предвещали войну как «освободительную» и были готовы к её началу. Писатель-«западник» Иван Тургенев в романе «Накануне» воспел героического болгарина Инсарова — революционера и борца за освобождение своей родины. Болгарский поэт Иван Вазов в ноябре 1876 года писал:
«По всей Болгарии сейчас
Одно лишь слово есть у нас,
И стон один, и клич: Россия!»
Не всё общество в России приветствовало военные действия против Османской империи. Об этом свидетельствуют мемуары Елизаветы Салиас де Турнемир, которая писала под псевдонимом Евгения Тур «Воспоминания о войне 1877–1878 гг.». Приведём отрывок из её мемуаров:
«В апреле месяце 1877 года, после тревожной зимы, в продолжение которой вся почти Москва волновалась, требуя войны за освобождение болгар, война, наконец, была решена. Я не разделяла общего настроения, напротив того, я совершенно враждебно относилась к страстному настроению всей славянофильской партии и большинства публики, увлёкшейся мыслию, одни о воссоздании единства „славянского“, другие чисто религиозною мыслию об освобождении „единоверцев“ христиан от ига турецкого, басурманского, как говорили в простом народе».
По мнению Евгении Тур, война могла привести Россию к изоляции. Она считала, что стоит большее внимание уделять внутренней политике империи, а не внешней. Кроме Евгении Тур, противниками войны были и другие видные деятели. К примеру, русский историк, социолог, психолог и публицист Константин Кавелин, который в письме к общественному деятелю Константину Гроту указывал на проблемы внутри России, которые не решены к началу войны.
Писатель Константин Станюкович также предполагал, что преждевременная война приведёт Россию к большему кризису и был осторожен в высказываниях. В произведении «В мутной воде» он обличительно показал, как в восторженном Петербурге люди порой не замечали, как близкие теряли своих родных на окопах близ Шипки или Плевны.
Последствия войны оставили отпечаток на всей общественной мысли Российской империи. Выявилось множество пороков управления в армии, даже во внутренних реформах люди увидели незавершенность, а из-за этого и боеспособность армии была подорвана.
«На Шипке всё спокойно» — одна из самых ярких работ художника Василия Верещагина, эта картина ярко описывают всю неорганизованность армии, ставшую следствием цинизма её высшего руководства. Этими словами — «На Шипке всё спокойно» — докладывал начальству генерал Фёдор Радецкий, когда на самом деле на Шипкинском перевале замерзали и голодали сотни солдат и добровольцев, которым не хватало припасов, еды и обмундирования.
Многие слои общества стали критиковать властный режим, который позволил европейским монархам разделить то, что было добыто кровью русского солдата. Либералы протестовали: почему на русских штыках в Болгарию принесена конституция, а между тем царь не решается даровать конституцию самой России? По словам известного либерала Ивана Петрункевича, россияне «вчерашних рабов сделали гражданами, а сами вернулись домой по-прежнему рабами».
Опыт заграничных походов 1812 года словно повторялся. По свидетельству Александра Корнилова, позорный для России исход Берлинского конгресса «вместе с тем способом ведения войны, который обусловил ряд неудач, а также и воровством, которое обнаружилось и на этот раз при поставке припасов… всё это создало чрезвычайное негодование и обострение настроения в широких кругах русского общества».
Стоит отметить, что своё недовольство показывали не только революционно настроенные слои общества, но даже консервативные круги со славянофилами во главе. Иван Аксаков в публичном выступлении на заседании «Славянского общества» обрушился на унизительное поведение российских дипломатов в Берлине, он дерзнул даже подвергнуть резкой критике самодержавную власть «за беззаконие и неправду» (за что, невзирая на почтенный возраст и заслуги, был выслан императором из Москвы).
Обыденный вопрос для каждого общества, потрясённого и не понимающего, как победа так легко могла ускользнуть: «Кто виноват?». Причин множество: грубые ошибки командования, коварство союзников, незавершенность реформ и так далее.
Тем не менее, война показала и множество положительных черт характера рядовых русских солдат, которые с храбростью воевали и отстаивали независимость славянских народов. Также и среди генералов появились настоящие герои, такие как Скобелев или Гурко. Извлёк ли царский режим уроки из дипломатического поражения в Берлине, сказать сложно, так как будут ещё войны и вслед за ними такие же проблемы. Но если бы не помощь Российской империи, кто знает, когда балканские государства смогли бы обрести независимость.
Итоги русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Ликбез |
|
---|---|
Дипломатические итоги |
«Живописные» итоги |