Несмотря на популярность Виктора Пелевина, экранизаций произведений писателя существует не так уж много. В 2023 году вышел фильм «Вести из Непала», основанный на одноимённом рассказе. Картина попала в конкурсные программы фестиваля нового российского кино «Горький fest», международного фестиваля независимого европейского кино «Voices», международного фестиваля короткометражного кино «SHNIT». Премьера фильма совпала с выходом новой книги Пелевина «Путешествие в Элевсин».
Писатель и литературный обозреватель VATNIKSTAN Владимир Коваленко взял интервью у режиссёра «Вестей из Непала» Михаила Балабина. Поговорили о сложностях при съёмках фильма, других экранизациях Пелевина, роли писателя в культуре, современном кино и литературе.
— Как бы вы могли коротко охарактеризовать ваш проект? Это современное авторское кино или новаторское арт-высказывание?
— Это авторское кино от пелевенистов еретического толка. Мы попытались передать рассказ средствами современного «нового» кино, погрузиться в мир Виктора Пелевина, посмотреть на него «изнутри» глазами человека, оказавшегося в бесконечной суживающейся спирали.
— Как вы пришли к идее экранизации произведений Пелевина?
— Я думаю, что он один из наиболее значимых авторов современности. Его книги завораживают. Если считать, что художественный текст — это заклинание, то Виктор Пелевин определённо волхв. Мне созвучна его магия, и я хотел к ней прикоснуться.
— Почему из внушительного ряда отечественных постмодернистов вы выбрали именно Пелевина?
— В определённый момент как будто даже не стоял такой вопрос. Я не производил сознательного сравнения авторов: вот у этого такие плюсы, а у этого другие. Выбор будто был уже сделан априори, причём невозможно точно сказать, когда именно. Наверное, во время чтения одного из произведений Виктора Пелевина. Это скорее была осознанная необходимость, чем выбор.
— Почему из всех творений Виктора Олеговича вы экранизировали «Вести из Непала»?
— В какой-то момент я встретил локацию: винный завод; исполинские цистерны, в которые разливают вино, наполненные пустотой; эхо, блуждающее по цеху. Отчего-то сразу возникла в памяти история, которую я прочитал когда-то в сборнике рассказов 2007 года (цена книжки тогда была 127 рублей, у меня и ценник сохранился) — там девушка выходила из дверей троллейбуса и оказывалась на работе. Это одна из ранних новелл Виктора Пелевина, она поразила меня какой-то набоковской закруглённостью. И эта её раннесть тоже имела значение, как будто давала мне, как режиссёру, дополнительную степень свободы. Как-то это так совпало и соединилось: локация и рассказ оказались созданы друг для друга.
— В чём важность Пелевина для русской культуры?
— Я думаю, что его важность мы пока не осознали. Она спрятана за вывеской «модный писатель», и эта «модность» закрывает обзор, а большое видится на расстоянии.
Наверное, по этой причине даже очень талантливые литературоведы часто замечают только мишуру, какую-нибудь брошенную им специально кость и увлеченно её обгладывают, оставляя по настоящему важное где-то там за скобками. Например, в обзорах на Transhumanism inc. почти все критики как под копирку прошлись по персонажу Шарабан-Мухлюева, якобы это некий аватар самого автора, введённый в литературный текст. Во-первых, это достаточно спорное утверждение, а во-вторых, даже если так, то стоит ли этому факту уделять хоть какое-либо значение? Может быть, лучше разобраться в том, что пишет этот Шарабан-Мухлюев?
Зарубежную критику вообще невозможно читать без слёз. Чего только стоят сетования в The New York Times на «низкую динамику повествования» в «Generation П», смешанную с якобы «озабоченностью автора контролем над разумом» и прочее. И потом, когда «сатирик» Пелевин (для них и Булгаков — сатирик) вдруг за секунду переходит от предельной степени иронии к совершенной, абсолютной серьёзности, это остаётся в лучшем случае незамеченным, читай непонятым. В такой картине мира, когда герои Пелевина вдруг оживают в реальной жизни, а сделанные им «в шутку» предсказания сбывается — это кажется очередным гэгом, смешным совпадением, но это совсем не смешно.
Колоссальная степень непонятости и недооценённости, как бы это парадоксально ни звучало при его популярности, — вот современный Пелевин в русской культуре.
— Как вы оцениваете другие экранизации Пелевина?
— Я думаю, что в каждой из них авторы добились поставленных перед собой задач. К сожалению, экранизаций не так много, а точнее — совсем мало. Мы насчитали семь, включая нашу. Из них всего три полнометражных. Каждую из них нужно воспринимать в своём контексте. Например, раскритикованный многими «Мизинец Будды» — это такой немецко-канадский (а шире — западный) взгляд на Россию. И вроде бы они пытаются нас понять, но почему-то не понимают. Почему? Дайте ответ. Не дают ответа.
— Как проходили съёмки фильма?
— В 2019 году я подписал договор с Виктором Пелевиным. Сценарий был закончен весной 2020-го, тогда же шла активная подготовка к съёмкам. Основную часть материала мы сняли в августе 2020-го. Это прекрасные времена: страшные, напряжённые, весёлые. Вообще съёмки — невероятно энергетически насыщенный процесс.
Досъёмки проходили в ноябре 2022-го, а потом до февраля 2023-го почти без перерыва шла работа над монтажом, цветокоррекцией, звуком. Каждый этап был непростым, а точнее, мучительным, но оно того стоило.
— Какие актёры играют? Как происходил отбор?
— У нас был очень непростой кастинг, мы пересмотрели огромное количество замечательных актёров. И могу сказать, что с актёрами нам очень повезло.
Главную героиню — Любу — играет Екатерина Высоцкая. Она всей душой вложилась в проект. Сутками не спала, умудряясь совмещать выступления (Екатерина поёт) со съёмками, за рулём проезжала от Санкт-Петербурга до Выборга (основное место съёмок) и обратно в очень напряжённом ритме. На досъёмки же в ноябре 2023-го она приехала из Португалии, что уже само по себе подвиг.
Начальника Любы играет Денис Зыков. Многие профессиональные кинорежиссёры говорили мне, что в нём как бы воплотилось само пространство завода. Это очень серьёзно.
Остальные роли разделились между профессиональными и непрофессиональными актёрами, и каждый раз мы поражались, в какое они вступают взаимодействие. Это тем более интересно, что часть сцен снималась импровизационно. В итоге получилось, что у нас нет «актёров массовки», каждая роль оказалась важна, каждый участник внёс, как аккорд, свою роль в общее звучание картины.
— Что было самое сложное в адаптации литературного произведения к кино?
— Справиться с метафизикой Пелевина в чрезвычайно сжатых временных рамках.
Короткометражка диктует очень жёсткие законы. В полном метре в течение 30 минут зритель настраивается на происходящее, с героем начинают происходить первые перемены, зритель ещё только готовится, поудобнее усаживается в кресле. В коротком же метре у тебя есть 25 минут, за которые ты должен рассказать историю, выразить на экране эмоциональное переживание и при этом сохранить размышления автора.
С одной стороны, ты можешь превратить кино в такой занудный псевдофилософский трактат: глубокомысленные размышления, которые вызывают зевоту. С другой — вроде бы дословно передать сюжет, после чего останется острое чувство, что главного-то тебе не сказали. Вроде бы всё по Пелевину: слово в слово, но что-то главное ушло.
Между этими Сциллой и Харибдой мы и попытались пройти. Насколько достойно — скажет зритель.
— Почему не полный метр? Фильм достаточно длинный, ещё полчаса — и был бы большой полноценный фильм.
— Финансов — мы снимали за свой счёт — у нас хватало только на короткий метр. Но основная причина не в этом. Я думаю, что выбранный для экранизации рассказ диктовал форму. Точка «А» — героиня приходит на завод. Точка «Б» — героиня работает на заводе. Точка «В» — с ней происходит какое-то изменение в конце. Это не та «матрица», как бы сказал один из моих учителей Дмитрий Мамулия, которая подходит для полнометражного кино. Пришлось бы очень многое добавлять — мы и так изменили немало, — а зачем? Тогда лучше сразу взять для экранизации другое произведение.
— Кого из русских писателей вы бы хотели экранизировать?
— Я очень много задумывался над «Жёлтой стрелой» Виктора Пелевина. Представьте себе бесконечный поезд, несущийся по России. Всё действие происходит внутри этого состава. Мертвецов выбрасывают в окно. Некоторым, избранным, удаётся забраться на крышу, но сойти с этого поезда не дано почти никому. Или же Transhumanism inc. Виктора Олеговича прямо будоражит меня. Роман в рассказах, каждый из которых — отдельный эпизод, завершённый и в чём-то трагичный.
Мне бы хотелось увидеть на экране «Метель» и «День опричника» Владимира Сорокина — это были бы кардинально разные фильмы. Давным-давно у меня зреют мысли — я их немного боюсь — об экранизации «Чевенгура» Андрея Платонова. Но, повторюсь, мне страшно, это такая глыба, к которой ещё нужно подойти.
— Вы следите за современной литературой? Читаете ли современные тексты?
— Я стараюсь, но с каждым днём понимаю, что всё мне не охватить. Из современников люблю многие работы Алексея Иванова, Михаила Елизарова, Алексея Сальникова, Шамиля Идиатуллина — это уже тоже своеобразный литературный мейнстрим.
Каждый раз мои друзья-литераторы называют новые тексты, и каждый хочется прочитать. Грустно понимать, что огромное количество хороших книг проходит мимо тебя.
Вот недавно прочитал «Клару и солнце» Кадзуо Исигуро — это просто надо читать, если бы была такая возможность я бы взялся за экранизацию. С нетерпением жду новую книгу Харуки Мураками «Город и его ненадёжные стены» — интересно, будет она на русском.
— В последнее время отечественное кино и отечественные сериалы показывают хороший уровень. Даже больше, у нас сформировалась своя индустрия кино. В литературе такое как будто не наблюдается. Она словно остановилась, вам не кажется?
— Мне сложно об этом говорить (в последнее время я почти не смотрю, например, сериалы) но в целом мне не хватает хорошего кино, и не только российского.
В этом плане слово «индустрия» очень часто оборачивается к нам своей негативной стороной. Когда условный «продюсер» делает фильм для того, чтобы заработать либо на самой съёмке (это самое страшное, тогда не важен результат), либо выпускает «продукт» для широких масс. Есть такая точка зрения (на мой взгляд, полностью ошибочная), что можно сделать фильм «на потребу толпе», потому что у «толпы» есть какие-то предпочтения.
На самом деле у «массового зрителя» никаких предпочтений нет: пока не вышли «Звёздные войны», фанаты джедаев ещё не существовали. Это авторы формируют вкусы массового зрителя. А с этим у нас как раз проблемы: индустрия думает, что массовый зритель что-то хочет и пытается «угадать» что. Хвост виляет собакой.
В результате очень часто получаются шаблонные, примитивные, недостоверные решения. Интересно и обратное: в «авторском» кинематографе режиссёры часто пытаются «угадать» вкусы критиков. Это всё довольно упаднический подход, поэтому вроде бы как уровень растёт, стало по форме красивее, а в содержании пока такого скачка не произошло.
В литературе своя «индустрия» с зарабатыванием денег, но для большого писателя «индустрия» может оказаться ещё опаснее.
Если же говорить именно о литературных ощущениях последних лет, то, наверное, мы просто ждём прихода гениев. Вспомним, например, трагическую плеяду первой четверти XX века: Платонов, Булгаков, Олеша, Набоков, Бабель, Пастернак. Но для современников гений может быть совсем не очевиден. Возможно, они уже среди нас, просто различить их мы сумеем позднее.
— В последнее время кино всё чаще обращается к экранизациям. Недавно сделали сериалы по произведению Штапича «Плейлист волонтёра» и по роману Елизарова «Библиотекарь». Почему так происходит?
— Я думаю, что ещё с эпохи немого кино индустрия очень тяготела к экранизациям. Причин бесчисленное множество: от вкусовых предпочтений режиссёра до желания увеличить потенциальную аудиторию фильма.
Внутренняя же причина — и, может быть основная — в том, что придумать хорошую «матрицу» не так-то просто. Даже великие сценаристы не всегда справляются с этой задачей. Крупные же писатели всю жизнь посвящают этой задаче. Поэтому очень заманчивым кажется взять их труд и перенести на экран.
Другое дело, что это на самом деле гораздо сложнее, чем видится на первый взгляд. Представьте, что вы решили перенести «Ленинградскую» симфонию Шостаковича на язык архитектуры. Думаю, экранизация литературы — это примерно похожий процесс.
— Вам не кажется, что зарубежные экранизации, например «Дюна», мягко говоря, теряют в качестве?
— Можно говорить про конкретные примеры, но сложно говорить про тенденцию: слишком много фильмов выходит и так мало доходит до нас или до массового российского зрителя. К тому же не всегда можно различить экранизацию, если режиссёр сам не заявит об этом. Иногда бывают скрытые, или просто не явные экранизации. Например, «Сядь за руль моей машины» — это экранизация одноимённого рассказа Харуки Мураками, но одновременно (опосредованно) она наполнена чеховским «Дядей Ваней» — является ли она его экранизацией?
Думаю, что всё не так плохо, просто мы видим не всю картину и в силу упомянутой выше «индустрии кино» очень часто до нас доходят только выхолощенные примеры.
— Какие книги вы сейчас читаете?
— Недавно прочитал «Клару и Солнце» и «Остаток дня» Кадзуо Исигуро. Сейчас читаю «Школу для дураков» Саши Соколова.
— Какие бы книги посоветовали нашим читателям?
— Это самый сложный вопрос. «Чевенгур» Андрея Платонова, «Конармию» Исаака Бабеля, «Дар» Владимира Набокова.
Читайте также другие интервью:
Чтобы читать все наши новые статьи без рекламы, подписывайтесь на платный телеграм-канал VATNIKSTAN_vip. Там мы делимся эксклюзивными материалами, знакомимся с историческими источниками и общаемся в комментариях. Стоимость подписки — 500 рублей в месяц.