«Для меня нулевые — целый мир с кучей разных оптик». Интервью с писателем Иваном Бевзом о новом романе про школу 2000‑х годов

Нуле­вые годы запом­ни­лись как эпо­ха гла­му­ра, куль­ту­ры неогра­ни­чен­но­го потреб­ле­ния, клуб­но­го бума, бур­но­го эко­но­ми­че­ско­го роста, насту­пив­ше­го после «голод­ных» девя­но­стых. Самые яркие ассо­ци­а­ции того вре­ме­ни навсе­гда отпе­ча­та­лись в памя­ти глав­ных пред­ста­ви­те­лей нуле­вых — мил­ле­ни­а­лов. Суб­куль­ту­ры, кли­пы по MTV, фильм «Сумер­ки», игра в «сот­ки» — круг­лые плос­кие фиш­ки из кар­то­на или пла­сти­ка — напол­ня­ли жизнь школь­ни­ков в те годы.

2 мар­та 2024 года писа­тель и фило­лог Иван Бевз пред­ста­вил дебют­ный роман «Чем мы зани­ма­лись, пока вы учи­ли нас жить». Эта кни­га — отре­флек­си­ро­ван­ные впе­чат­ле­ния о юно­ше­стве в нуле­вые. Сюжет рас­ска­зы­ва­ет о двух стар­ше­класс­ни­ках, кон­ку­ри­ру­ю­щих за ста­тус лиде­ра школы.

Мы пого­во­ри­ли с Ива­ном Бевзом об атмо­сфе­ре нуле­вых, рос­сий­ских шко­лах и систе­ме обра­зо­ва­ния, новом романе и его особенностях.

— Поче­му вы реши­ли обра­тить­ся имен­но к школь­ной тема­ти­ке и вспом­нить 2000‑е годы?

— Я не «решал» к ней обра­щать­ся. У меня был такой опыт, пото­му что я был школь­ни­ком в нуле­вые. Пери­од, когда я играл в «сот­ки». Про это, соб­ствен­но, книга.

Как-то раз на семи­на­ре у писа­те­ля Евге­ния Бабуш­ки­на у нас было зада­ние напи­сать скетч за 15 минут про власть и манию. Поче­му-то при этих сло­вах у меня триг­гер­ну­ла школь­ная исто­рия. Я поду­мал, что было бы кру­то докру­тить её до како­го-то уто­пи­че­ско­го мак­си­му­ма, где школь­ник при помо­щи «соток» захва­ты­ва­ет власть в шко­ле. Я напи­сал такой скетч на пол­стра­нич­ки. Это ста­ло синоп­си­сом буду­ще­го рома­на, пото­му что и мне, и Бабуш­ки­ну пока­за­лось, что это достой­но боль­ше­го объ­ё­ма. Я напи­сал сна­ча­ла повесть, потом спин-офф, скле­ил их вме­сте и полу­чил­ся роман.

— У геро­ев есть какие-то кон­крет­ные прототипы?

— Нет. Это мас­ки, они вымыш­лен­ные. Про­то­тип есть у шко­лы — это моя шко­ла. Есте­ствен­но, я поме­нял назва­ние и номер. Но про­стран­ствен­но она опи­са­на точ­но так же, как устро­е­на шко­ла, в кото­рой я учил­ся: она из крас­но­го кир­пи­ча, в ней четы­ре эта­жа, нахо­дит­ся она на Таган­ке. Если похо­дить по ней, как напи­са­но в романе, всё будет сходиться.

У каких-то вто­ро­сте­пен­ных пер­со­на­жей, навер­ное, есть мане­ра, при­выч­ки, как у моих одно­класс­ни­ков. Но в целом это не люди, а про­сто сгуст­ки энергии.

— Сей­час о девя­но­стых и нуле­вых актив­но пишут кни­ги, сни­ма­ют сери­а­лы. Поче­му так силь­но воз­рос инте­рес к это­му времени?

— Думаю, это обу­слов­ле­но тем, что мы, 30-лет­ние, вырос­ли, научи­лись писать и сни­мать кино и рефлек­си­ру­ем на тему сво­е­го дет­ства. Это есте­ствен­ный про­цесс. Те люди, кото­рым сей­час 20, достиг­нут како­го-то пла­тё­же­спо­соб­но­го поро­га и тоже нач­нут сни­мать про деся­тые и так далее.

Мне кажет­ся, это очень зако­но­мер­ная шту­ка. Я осо­знан­но пом­ню вто­рую поло­ви­ну нуле­вых. Про девя­но­стые могу толь­ко что-то при­ду­мы­вать — пом­ню какие-то общие вай­бы, из это­го слож­но соста­вить пол­ную кар­тин­ку. Навер­ное, опыт шко­лы важен для мое­го поко­ле­ния, пото­му что тогда что-то про­ис­хо­ди­ло и с нами, и со стра­ной, чего сей­час уже не происходит.

— Вы писа­ли эту кни­гу для сво­их ровес­ни­ков или адре­со­ва­ли её ново­му поко­ле­нию, зумерам?

— Ско­рее для сво­их ровес­ни­ков, мил­ле­ни­а­лов. Но мне хоте­лось сде­лать роман уни­вер­саль­ным, что­бы он накла­ды­вал­ся и на опыт зуме­ров в том чис­ле. Не думаю, что совре­мен­ная рос­сий­ская шко­ла настоль­ко бур­но меня­ет­ся, что уже слож­но пред­ста­вить себе такие вза­и­мо­от­но­ше­ния, кото­рые были у нас в нуле­вые. Ско­рее все­го, при­мер­но сохра­ня­ет­ся всё то же самое с точ­ки зре­ния иерар­хии, бул­лин­га, пре­по­да­ва­ния пред­ме­тов. Про­сто у нас не было тако­го сло­ва, как «бул­линг». Это было нор­мой суще­ство­ва­ния: ты или тебя. Тогда это не выде­ля­лось как про­бле­ма в дис­кур­се. Но про­бле­мы те же самые. Они оста­ют­ся и будут оста­вать­ся. Поэто­му, несмот­ря на то, что я писал это для мил­ле­ни­а­лов, зуме­рам и буме­рам тоже будет инте­рес­но читать.

— В кни­ге вы опи­са­ли доволь­но жесто­кое про­ти­во­сто­я­ние двух лиде­ров. Оба героя пыта­ют­ся уста­но­вить в шко­ле дик­та­тор­ский режим. Толь­ко один вдох­нов­ля­ет­ся эсте­ти­кой бан­дит­ских девя­но­стых, а дру­гой хочет вве­сти тоталь­ную систе­му кон­тро­ля через дирек­то­ра. Что из это­го было бли­же к тому, что про­ис­хо­ди­ло в вашей шко­ле, когда вы учились?

— В моей шко­ле про­сто тако­го не было. Это гипер­тро­фи­ро­ван­ная ситу­а­ция. Я взял что-то, что мне нра­ви­лось из «Пове­ли­те­ля мух», что-то сты­рил из сери­а­ла «Сооб­ще­ство», и полу­чи­лось то, что полу­чи­лось. Я не думаю, что это реа­ли­стич­ная ситу­а­ция. В моей шко­ле всё было очень не цен­тра­ли­зо­ван­но. Не было чёт­ких лиде­ров, либо эти лиде­ры меня­лись. Всё было реа­ли­стич­но по-скуч­но­му. Не было чёт­ких аут­сай­де­ров, или эти аут­сай­де­ры заби­ра­лись на какую-то высо­ту и сно­ва пада­ли. Непре­ре­ка­е­мых авто­ри­те­тов тоже не было.

Я бы не ска­зал, что эта ситу­а­ция каким-то обра­зом отно­сит­ся к моей шко­ле, кро­ме носталь­гии. Мне было при­ят­но вспом­нить о том, что про­ис­хо­ди­ло со мной, мои­ми одно­класс­ни­ка­ми когда-то.

— В романе вы пока­за­ли мно­го наси­лия, про­ис­хо­див­ше­го в сте­нах шко­лы. Насколь­ко акту­аль­ны были при­тес­не­ния уче­ни­ков или, может быть, даже учи­те­лей со сто­ро­ны небла­го­по­луч­ных подростков?

— Исто­рии, свя­зан­ные с наси­ли­ем, были. У нас, как и у мно­гих в то вре­мя, были стрел­ки, мы дра­лись на короб­ке, выяс­ня­ли отно­ше­ния выкру­чи­ва­ни­ем друг дру­гу рук. Дра­ки были доволь­но попу­ляр­ным спо­со­бом реше­ния конфликтов.

Учи­те­ля, конеч­но, тоже не все были пода­рок. В кни­ге есть момент, где учи­тель мате­ма­ти­ки назы­ва­ет уче­ни­ка умствен­но-отста­лым, гро­зит­ся ему под­рост­ко­вой коло­ни­ей. Такие вещи были. Не было поли­ти­ки обще­ния с уче­ни­ка­ми, поэто­му учи­те­ля мог­ли как-то нас абью­зить. До край­них слу­ча­ев не дохо­ди­ло, но ток­сич­но­стью пахло.

— Сей­час в шко­лах гораз­до боль­ше дели­кат­но­сти, осо­бен­но со сто­ро­ны учи­те­лей, пото­му что чуть что — к дирек­то­ру сра­зу при­дут раз­би­рать­ся роди­те­ли. Под­рост­ки силь­но теря­ют от отсут­ствия той шко­лы жиз­ни, кото­рую вы про­шли в нулевые?

— Что где-то ста­ло луч­ше, где-то ста­ло хуже. В шко­лах появи­лись новые инте­рес­ные уро­ки. Но в реги­о­наль­ных шко­лах, как мне кажет­ся, как не сле­ди­ли за пове­де­ни­ем учи­те­лей, так и не сле­дят. Вот недав­но было видео, в кото­ром уче­ни­цу заста­ви­ли на уро­ке сто­ять в углу на коле­нях. У мое­го поко­ле­ния не было воз­мож­но­сти предо­ста­вить неопро­вер­жи­мое дока­за­тель­ство того, что с нами что-то дела­ют в шко­ле. Поэто­му учи­те­ля, как и все люди в общем, чув­ство­ва­ли себя в сте­нах шко­лы чем силь­нее, тем авторитетнее.

Сей­час есть соц­се­ти, поэто­му это мож­но кому-то предъ­явить. Но не думаю, что это улуч­ша­ет школь­ный кли­мат. Я был недав­но на роди­тель­ском собра­нии — хотел посмот­реть, что такое совре­мен­ная шко­ла. Мне не пока­за­лось, что общая обра­зо­ва­тель­ная систе­ма ста­ла очень при­ни­ма­ю­щей и гуман­ной по срав­не­нию с тем, что мы имели.

— У вас в романе зву­чит мысль, что исто­ки нена­ви­сти кро­ют­ся в сте­нах учеб­ных заве­де­ний, где уче­ни­ков застав­ля­ют жить по око­ло­тю­рем­ным зако­нам. Что бы вы изме­ни­ли в систе­ме обра­зо­ва­ния, если бы у вас была такая возможность?

— Надо раз­би­рать её по кир­пи­чи­кам. У меня нет имен­но педа­го­ги­че­ской пре­тен­зии на изме­не­ния в школь­ном обра­зо­ва­нии. Но я бы пере­смот­рел ряд пред­ме­тов, их обя­за­тель­ность, фор­му отчёт­но­сти уче­ни­ков и учи­те­лей. Навер­ное, я бы ввёл какой-то орган над­зо­ра за кор­рект­ным пове­де­ни­ем тех и дру­гих. Не уве­рен, что сей­час смо­гу ска­зать что-то ком­пе­тент­ное, это мате­ри­ал для отдель­ной ста­тьи. Я бы пре­по­да­вал фило­со­фию, напри­мер, со сред­ней шко­лы. Мне кажет­ся, это очень полез­ный пред­мет. Гораз­до полез­нее, чем тот же ОБЖ. Корот­кий ответ на вопрос, что бы я хотел изме­нить в совре­мен­ной шко­ле: очень многое.

— Как вы счи­та­е­те, вам уда­лось изоб­ра­зить в романе героя сво­е­го поколения?

— Нет, я не Досто­ев­ский и не Лер­мон­тов. Я хотел напи­сать раз­вле­ка­тель­ный роман, и с этой зада­чей спра­вил­ся. Герои поко­ле­ния — это люди «одни из». Их жиз­ни слу­чай­ны. В кон­це рома­на это подчёркивается.

Когда ощу­ще­ние того, что весь мир кру­тит­ся вокруг нас, про­хо­дит, мы ста­но­вим­ся не геро­я­ми поко­ле­ния, а про­сто людь­ми. И тем луч­ше для для нашей пси­хи­ки и для пси­хи­ки окру­жа­ю­щих. Не надо мнить себя геро­я­ми поко­ле­ния или пытать­ся их вырастить.

— Что вы дела­ли во вре­мя напи­са­ния рома­на, что­бы погру­зить­ся в атмо­сфе­ру нуле­вых и в подроб­но­стях вспом­нить это время?

— Я бес­ко­неч­но про­кра­сти­ни­ро­вал в каких-то сооб­ще­ствах и сооб­ще­ни­ях во ВКон­так­те, рас­смат­ри­вал свои ста­рые фот­ки из шко­лы, смот­рел Ютуб по запро­су «2006—2007» — вре­мя рома­на при­мер­но такое. Я нашёл одно видео, где подроб­но опи­сы­ва­лось, что про­ис­хо­ди­ло в каж­дый год с точ­ки зре­ния под­рост­ко­вой поп-куль­ту­ры: какие игры, какие филь­мы выхо­ди­ли. Это был очень полез­ный ресёрч.

Ход иссле­до­ва­ния был очень хао­тич­ный: что вспо­ми­нал, то и встав­лял. При­цель­ной рабо­ты с источ­ни­ка­ми не было. У меня был лич­ный набор пред­став­ле­ний о том, что такое нуле­вые. Понят­ное дело, что он не уни­вер­саль­ный. В это вре­мя я слу­шал опре­де­лён­ную музы­ку, носил опре­де­лён­ные вещи, смот­рел опре­де­лён­ные филь­мы. Я поста­рал­ся всё это запих­нуть в роман, насколь­ко было воз­мож­но. Напри­мер, если я вспо­ми­нал, что играл в Counter-Strike, я писал: «дис­ки Counter-Strike». Слу­шал Linkin Park? Отлич­но. Писал: «дис­ки Linkin Park».

Пол­ной рекон­струк­ции вре­ме­ни, как мне кажет­ся, у меня не полу­чи­лось. Но мои ровес­ни­ки улыб­нут­ся, пото­му что они пой­мут, что такое груп­па Bloodhound Gang и какое зна­че­ние она име­ла тогда для подростков.

— В романе несколь­ко раз упо­ми­на­ют­ся Швар­це­неггер и Саша Белый как авто­ри­те­ты, на кото­рых рав­ня­лись школь­ни­ки. Каких ещё геро­ев, кото­ры­ми вдох­нов­ля­лись под­рост­ки нуле­вых, вы може­те вспомнить?

— В раз­ное вре­мя по-раз­но­му. Год на год не приходился.

С точ­ки зре­ния моды, если ты был аль­тер­на­тив­щи­ком — ори­ен­ти­ро­вал­ся на Честе­ра Бен­нинг­то­на или груп­пу Limp Bizkit с Фре­дом Дёр­стом во гла­ве. Я носил крас­ную кеп­ку, как у Дёр­ста: зака­зы­вал её спе­ци­аль­но из Аме­ри­ки через каких-то зна­ко­мых, без онлайн-доста­вок, как сей­час. Я смот­рел сери­ал «Тай­ны Смол­ви­ля», мне нра­вил­ся образ Супер­ме­на в шко­ле. Это был мой самый глав­ный фанат­ский сери­ал тогда. Навер­ное, мож­но назвать этих людей авторитетами.

В то же вре­мя мне кажет­ся, что если спро­сить 16–17-летнего чува­ка, кто твой авто­ри­тет, то он ска­жет: «Никто мне не авто­ри­тет, я сам себе авто­ри­тет!» Так было у нас. Мы что-то смот­ре­ли, что-то хва­та­ли. Но я бы не ска­зал, что было какое-то идолопоклонство.

В романе упо­ми­на­ют­ся Саша Белый и Шварц­неггер про­сто пото­му, что они мель­ка­ли по теле­ку, а не пото­му, что они были нрав­ствен­ны­ми и мораль­ны­ми ори­ен­ти­ра­ми. Теле­ви­зор заме­нял очень мно­гим из нас обще­ние. Мой цитат­ник состо­ял из каких-то поп­со­вых песен, каких-то пафос­ных цитат из бое­ви­ков. Это было вполне типично.

— Како­во ваше отно­ше­ние к 1990‑м годам? Как вы оце­ни­ва­е­те вли­я­ние куль­ту­ры это­го пери­о­да на ваше поколение?

— Вли­я­ние, конеч­но, колос­саль­ное. Куль­ту­ра девя­но­стых про­дол­жа­ла жить в нуле­вые очень актив­но, пото­му что инфор­ма­ция пере­да­ва­лась мед­лен­нее, трен­ды застре­ва­ли доль­ше в созна­нии масс. Сери­ал «Бри­га­да», навер­ное, каж­дый вто­рой из мое­го поко­ле­ния смот­рел. «Ули­цы раз­би­тых фона­рей» про­дол­жа­ли кру­тить по теле­ку. То, что про­ис­хо­ди­ло в Аме­ри­ке в девя­но­стые, дохо­ди­ло до нас толь­ко в нуле­вые. Напри­мер, «Аль­фа» како­го-нибудь кру­ти­ли, мне кажет­ся, ещё до деся­тых годов. Хотя это сери­ал чуть ли не кон­ца вось­ми­де­ся­тых. Девя­но­стые в Рос­сии были в нуле­вых ещё очень ощутимы.

— Какие тре­ки вы бы выбра­ли, что­бы опи­сать свои нулевые?

— На это очень слож­но отве­чать. Для себя я бы выде­лил груп­пу Limp Bizkit, пото­му что она шла со мной сквозь все нуле­вые. Я пом­ню где-то 20 песен, слу­шал эту груп­пу посто­ян­но. Самый извест­ный трек Rollin’. Для меня он абсо­лют­но про нулевые.

Вто­рая пес­ня пусть будет Breaking the Habit груп­пы Linkin Park. Этот клип ани­меш­но­го типа кру­ти­ли по десять раз в день по MTV. Мы его все зна­ли покадрово.

И тре­тья груп­па, кото­рая для меня лич­но застря­ла в нуле­вых, — «Кир­пи­чи». Я её слу­шал ещё начи­ная с кас­сет и закан­чи­вая MP3 тре­ка­ми уже в айфоне в кон­це нуле­вых. Наив­ная такая, но пока­за­тель­ная для того вре­ме­ни пес­ня «Дже­даи». Её тоже слу­ша­ли очень мно­гие из моих ровесников.

Но я не могу ска­зать, что эти вещи уни­вер­саль­ны. Нуле­вые для всех очень раз­ные. Конеч­но, по про­ше­ствии вре­ме­ни их утрам­бу­ют в какую-то понят­ную фор­му, как уже утрам­бо­ва­ли девя­но­стые, вось­ми­де­ся­тые и так далее. Но пока что для меня нуле­вые — целый мир с кучей раз­ных оптик.

Мне запом­ни­лось, что сере­ди­на нуле­вых — это вре­мя гла­му­ра и столк­но­ве­ния суб­куль­тур: пан­ка, хип-хопа, эмо, дожи­ва­ю­щих готов, метал­ли­стов. Общая тен­ден­ция — это китч, без­вку­си­ца. Чем ярче — тем луч­ше, чем гром­че — тем кру­че, чем агрес­сив­нее — тем луч­ше и так далее. Такой мак­си­ма­лизм был выра­жен вез­де: и в кино, и в музы­ке, и в моде.

— Давай­те попро­бу­ем то же самое про­де­лать с филь­ма­ми. Что для вас нуле­вые в филь­мах или сериалах?

— Здесь я про­сто начи­наю кон­флик­то­вать сам с собой, как какой-то мам­кин куль­ту­ро­лог и как чело­век, кото­рый жил в то вре­мя и смот­рел опре­де­лён­ные вещи. Я счи­тал себя не похо­жим на дру­гих. И все счи­та­ли себя не похо­жи­ми на дру­гих. Мне каза­лось, что я смот­рю толь­ко то кино, кото­рое дру­гие не смот­рят. Ста­рал­ся делать осо­бен­ный выбор, что­бы потом этим понтоваться.

Для меня 15-лет­не­го, навер­ное, самый яркий фильм — «Пира­ты Кариб­ско­го моря». Любая часть — я их не отли­чаю. Они ока­за­ли огром­ное вли­я­ние на всё, что тогда про­ис­хо­ди­ло. Сей­час оно под­за­кон­чи­лось, но в нуле­вые «Пира­ты Кариб­ско­го моря» и капи­тан Джек Воро­бей были чем-то вро­де обще­го мема. «Сумер­ки» были супер­т­рен­дом, темой для обсуж­де­ния в тече­ние несколь­ких лет. Поэто­му я бы их доба­вил сюда, хотя само­лич­но не смотрел.

— Какие кни­ги совре­мен­ных писа­те­лей вы мог­ли бы посо­ве­то­вать почи­тать тем, кто с недо­ве­ри­ем отно­сит­ся к совре­мен­ной литературе?

— У меня есть спи­сок книг, кото­рый я состав­лял в послед­нем году. Там есть Анна Ста­ро­би­нец с «Лисьи­ми бро­да­ми», обя­за­тель­но Ася Воло­ди­на с «Про­та­го­ни­стом». Повесть «Фрук­ты и фрук­ти­ки» Пав­ла Коше­ле­ва — очень кру­тая кни­га, всем сове­тую почи­тать. Там про нуле­вые и про под­рост­ков в регионах.

Кни­гу «Чем мы зани­ма­лись, пока вы учи­ли нас жить» мож­но зака­зать на сай­те изда­тель­ства «Само­кат».

Читай­те так­же дру­гие интер­вью с писателями: 

— «Вся исто­рия Рос­сии сде­ла­на каза­ка­ми». Интер­вью с Сер­ге­ем Пет­ро­вым, авто­ром кни­ги «Дон­ская утопия»

— «Мы все внут­ри себя оди­но­ки… а лите­ра­ту­ра даёт воз­мож­ность делить­ся». Интер­вью с писа­те­лем Алек­се­ем Сальниковым

— «Хожу по ули­цам, смот­рю на людей». Интер­вью с писа­те­лем Кирил­лом Рябо­вым о твор­че­стве и Петербурге