«Больше свободы»: пять небанальных советских фильмов о детях

Совет­ская куль­ту­ра дол­го обес­пе­чи­ва­ла место детям в сол­неч­ной Небы­лян­дии, стране веч­но­зе­лё­но­го лета, царя­ще­го в пио­нер­ских лаге­рях. Там пек­ли на тра­ве кар­тош­ку, сплав­ля­лись по реке, кля­лись в веч­ной друж­бе и по-доб­ро­му насме­ха­лись над «куку­ру­зой — цари­цей полей», вне­зап­но вырос­шей по все­му Совет­ско­му Сою­зу по воле Хрущёва.

Из пио­нер­ла­ге­ря дети разъ­ез­жа­лись по домам и отправ­ля­лись в шко­лу. «Школь­ные годы чудес­ные» — неотъ­ем­ле­мая часть совет­ско­го счаст­ли­во­го дет­ства. Вы заме­ча­ли, как ред­ко режис­сё­ры выпус­ка­ли школь­ни­ков на ули­цы? Слов­но без все­ви­дя­ще­го ока стар­ших дети пре­кра­ща­ли суще­ство­вать. В школь­ных сте­нах про­те­ка­ла раз­граф­лён­ная, как нот­ная бума­га, дет­ская жизнь. Вот бы рва­нуть куда-нибудь, как аме­ри­кан­ский босяк Гек Финн и его при­я­тель Том Сой­ер, заблу­дить­ся в пеще­ре, най­ти клад, но уже зве­нит зво­нок на урок.

Взрос­лые в оте­че­ствен­ной кино­все­лен­ной все­гда насто­ро­же­ны к окру­жа­ю­ще­му миру. Зачем нам опас­ный аме­ри­кан­ский аван­тю­ризм? Как гово­ри­ли во взрос­лой совет­ской сказ­ке: «В лесу холод­но, от ручья дует, в тра­ве могут быть змеи». При­клю­че­ния оста­лись в ска­зоч­ном кино для самых малень­ких. Даже робо­та Элек­тро­ни­ка запи­ха­ли в шко­лу, а после при­клю­че­ний вер­ну­ли обрат­но. Хоро­шо, хоть кани­ку­лы нача­лись и мож­но на три меся­ца уйти со школь­но­го двора.

Зато совет­ских детей жда­ло глав­ное при­клю­че­ние — свет­лое буду­щее, как уче­ни­ка шесто­го «Б» клас­са мос­ков­ской шко­лы Колю Гера­си­мо­ва. Маль­чик вышел за кефи­ром, а попал в ком­му­ни­сти­че­скую уто­пию, где живёт луч­шая девоч­ка на све­те Али­са Селез­нё­ва — совет­ский ребё­нок, про­ка­чан­ный до такой сте­пе­ни, что спо­со­бен спра­вить­ся с кос­ми­че­ски­ми пиратами.

Но не все режис­сё­ры при­ко­вы­ва­ли детей к пар­те. Не каж­дый школь­ник был заро­ды­шем взрос­ло­го стро­и­те­ля ком­му­низ­ма. Чем бли­же был рас­пад СССР, тем силь­нее про­бле­мы реаль­но­го мира раз­рас­та­лись сре­ди «цве­тов жизни».

Еле­на Куш­нир рас­ска­зы­ва­ет о совет­ских дет­ских филь­мах, авто­ры кото­рых слов­но бы все­гда зна­ли, что уто­пи­че­ский мир Али­сы мы уви­дим толь­ко в игре Atomic Heart.


«Человек идёт за солнцем» (1961, Михаил Калик)

Совет­ская новая вол­на — не каль­ка с запад­ной, а пере­клич­ка с ней. В отте­пель­ную эпо­ху моло­дые экс­пе­ри­мен­та­то­ры и визи­о­не­ры, буду­щие клас­си­ки, пере­сту­ки­ва­лись через тол­стую сте­ну идео­ло­гии и цен­зу­ры с ита­льян­ски­ми нео­ре­а­ли­ста­ми и фран­цуз­ской новой вол­ной. Может быть, мол­дав­ско­го режис­сё­ра Миха­и­ла Кали­ка вдох­но­вил рево­лю­ци­он­ный дебют «400 уда­ров» Фран­с­уа Трюф­фо, после кото­ро­го кине­ма­то­граф нико­гда не будет преж­ним. Для 14-лет­не­го под­рост­ка из фран­цуз­ско­го филь­ма весь мир — тюрь­ма, как для Гам­ле­та: что мещан­ская квар­ти­ра роди­те­лей, что школь­ные сте­ны, что интер­нат для мало­лет­них пре­ступ­ни­ков. Ему бы на волю, где бы она ни была…

На воль­ную волю выпус­ка­ет сво­е­го малень­ко­го героя и Калик.

Ника­ких кри­ми­наль­ных обер­то­нов и даже осо­бен­но­го том­ле­ния духа, ника­ко­го запад­но­го мораль­но­го бес­по­кой­ства (до совет­ско­го кино мораль­но­го бес­по­кой­ства было ещё далё­ко): маль­чик про­сто хочет обой­ти весь зем­ной шар вслед за солн­цем. У ребён­ка такая чистая душа и откры­тый взгляд, что звез­да по име­ни Солн­це не столь­ко ведёт его, сколь­ко льнёт к худень­ким нож­кам в смеш­ных сан­да­ли­ях, как лас­ко­вый щенок. Маль­чик гуля­ет в мире, кото­рый проснул­ся от зим­ней спяч­ки. «Лёд после ста­ли­низ­ма тро­нул­ся и повёл к ново­му осво­бож­де­нию искус­ства», — напи­сал о филь­ме швед­ский писа­тель Артур Лунд­к­вист. Швед, конеч­но, рано радовался.

ЦК пар­тии Мол­да­вии предъ­яви­ло филь­му анек­до­ти­че­ские обвинения:

«Как эта кар­ти­на помо­жет повы­сить уро­жай куку­ру­зы в Молдавии?»

Бди­тель­ные пар­тий­цы даже отме­ти­ли самое страш­ное, что может слу­чить­ся с совет­ским ребён­ком, пока он вот так гуля­ет безо вся­кой цели:

«Что это за фильм? Что тут пока­за­но? Маль­чик бега­ет… идёт на Запад, меж­ду прочим».

Чинов­ни­ки не заме­ча­ли, что повто­ря­ют вслед за неле­пым мили­ци­о­не­ром из филь­ма, кото­рый, навер­ное, с удо­воль­стви­ем поса­дил бы ребён­ка в тюрь­му за бро­дяж­ни­че­ство, но огра­ни­чи­ва­ет­ся стро­гим выговором:

«Сего­дня ты идёшь за солн­цем, а зав­тра будешь спе­ку­ли­ро­вать биле­та­ми в кино».

Сего­дня он игра­ет джаз, а зав­тра Роди­ну продаст.

Про­шли годы.

Куку­ру­за сгни­ла. Функ­ци­о­не­ры умер­ли или пере­се­ли­лись в дру­гие анекдоты.

Маль­чик гуляет.

И будет гулять, пока солн­це светит.


«Республика ШКИД» (1966, Геннадий Полока)

В 1920‑е годы по стране шага­ли, спа­ли где попа­ло и воро­ва­ли что при­дёт­ся боль­ше четы­рёх мил­ли­о­нов бес­при­зор­ни­ков — юных людей, кото­рых моло­дой, но ста­ро­ре­жим­ный педа­гог с чехов­ским пенсне и бород­кой Вик­тор Нико­ла­е­вич Соро­кин (вос­пи­тан­ни­ки в духе вре­ме­ни сокра­тят имя до Вик­ник­со­ра) назы­ва­ет «умны­ми людь­ми с огром­ным зна­ни­ем жиз­ни». При­зна­ние за детьми ума дела­ет отте­пель­ный, но с огляд­кой на аван­гард­ный кине­ма­то­граф 1920‑х годов фильм по авто­био­гра­фи­че­ской пове­сти Гри­го­рия Белых и Л. Пан­те­ле­е­ва (Алек­сей Ере­ме­ев) необыч­ным для совет­ско­го кино.

Совет­ский ребё­нок — почти все­гда малень­кая ухуд­шен­ная вер­сия взрос­ло­го, как на полот­нах ста­рин­ных масте­ров, напи­сан­ных до изоб­ре­те­ния в XIX веке само­го поня­тия дет­ства. Вгля­ди­тесь в эти недет­ские серьёз­ные лица, на этих кар­ли­ков в кам­зо­лах, фиж­мах и пари­ках. Их един­ствен­ное отли­чие от взрос­лых — веро­ят­нее все­го, они быст­рее умрут, а так­же глу­пы по мало­лет­ству. Так одну рас­пла­кав­шу­ю­ся испан­скую прин­цес­су пуб­лич­но отчи­та­ли за непо­до­ба­ю­щее пове­де­ние. Прин­цес­се было два года.

Но гряз­ное, в лох­мо­тьях, с фин­га­ла­ми под гла­за­ми или вовсе без одно­го гла­за, как ворю­га Мамоч­ка, всё это непри­чё­сан­ное, хлеб­нув­шее лиха, про­пи­тое и про­ку­рен­ное юно­ше­ство из заве­де­ния с сюр­ре­а­ли­сти­че­ским назва­ни­ем «Шко­ла-ком­му­на для труд­но­вос­пи­ту­е­мых под­рост­ков име­ни Досто­ев­ско­го» — насто­я­щие, не обкор­нан­ные под совет­скую дей­стви­тель­ность дети, а не обвя­зан­ный крас­ным гал­сту­ком образ­чик «ново­го чело­ве­ка». «Мы малень­кие дети, нам хочет­ся гулять», — пел Серё­га Сыро­еж­кин, вызы­вая все­об­щее осуж­де­ние в «Элек­тро­ни­ке». За что? Даже взрос­лым хочет­ся гулять куда подаль­ше от сво­ей офис­ной кон­то­ры. Что уж гово­рить о детях, для кото­рых шило в одном месте — един­ствен­ная нор­ма вещей.

Мало­лет­ние хули­га­ны не хотят под­чи­нять­ся пра­ви­лам. Они раз­го­ва­ри­ва­ют на соб­ствен­ном дво­ро­вом слен­ге, выве­ши­ва­ют про­тестные пла­ка­ты: «Боль­ше сво­бо­ды!» и вряд ли бы про­па­ли без дис­ци­пли­ны и орга­ни­зо­ван­но­сти, не гро­зи им совет­ская власть тюрь­мой. Умни­ца Вик­ник­сор нахо­дит ком­про­мисс меж­ду есте­ствен­ным сво­бо­до­лю­би­ем и есте­ствен­ным отбо­ром в новую жизнь. Шпа­на обра­зо­вы­ва­ет соб­ствен­ную «рес­пуб­ли­ку ШКИД», госу­дар­ство в госу­дар­стве, малень­кий ост­ро­вок неза­ви­си­мо­сти вда­ли от вих­рей враж­деб­ных, кото­рые веч­но веют над нами. Неда­ром учи­те­ля сыг­рал Сер­гей Юрский: отклей боро­ду, сни­ми пенсне — и полу­чит­ся аван­тю­рист Остап Бендер.


«Школьный вальс» (1977, Павел Любимов)

Застой­ный кине­ма­то­граф не обо­гнул по каса­тель­ной дет­ский, хотя послед­ний сопро­тив­лял­ся тоск­ли­вой безыс­ход­но­сти взрос­ло­го кино. Апо­фе­о­зом стал «Отпуск в сен­тяб­ре» Вита­лия Мель­ни­ко­ва, где Олег Даль с тра­ур­ным вен­ком на шее одним сво­им видом поёт отход­ную раз­ви­то­му соци­а­лиз­му. Дет­ский совет­ский кине­ма­то­граф все­гда был эска­пист­ским, и в 1970‑е годы тоже попы­тал­ся убе­жать от неуют­но­го взрос­ло­го мира туда же, куда бежа­ли взрос­лые, кото­рым хоте­лось про­ды­шать­ся от застой­ной духо­ты, — в любов­ную лири­ку. Под­рост­ко­вая любовь появи­лась на экране ещё в 1960‑е, когда каж­дый раз каза­лась скан­даль­ной. «А если это любовь?» — почти испу­ган­но вопро­шал режис­сёр Юлий Райз­ман о паре деся­ти­класс­ни­ков, шоки­ро­вав­ших хан­же­ское обще­ство тем, что они — о ужас, о позор! — влю­би­лись друг в дру­га в 16 лет.

В эпо­ху застоя под­рост­ко­вые рома­ны вошли в при­выч­ку, но минор­ная мело­дра­ма Пав­ла Люби­мо­ва смог­ла вновь вызвать скан­дал. Его деся­ти­класс­ни­ки зани­ма­лась закад­ро­вым сек­сом. Посколь­ку сек­су­аль­но­го вос­пи­та­ния совет­ским детям не дава­ли, как и сего­дня рос­сий­ским, глав­ная геро­и­ня филь­ма Зося ста­ла пер­вой совет­ской экран­ной стар­ше­класс­ни­цей, кото­рая роди­ла ребёнка.

«Школь­ный вальс» — не про­сто фильм ново­го вре­ме­ни, когда пес­си­мизм вытес­ня­ет опти­мизм, а реа­лизм — лири­ку. Это фильм сво­е­го вре­ме­ни. Застой­ное кино вдруг ста­ло феми­нист­ским, акцен­ти­руя вни­ма­ние на силь­ных геро­и­нях, про­ти­во­по­став­лен­ных сла­бым муж­ским пер­со­на­жам. Зося ока­зы­ва­ет­ся намно­го взрос­лее инфан­тиль­но­го изба­ло­ван­но­го бой­френ­да, кото­ро­го несёт по жиз­ни, как цве­ток в про­ру­би: от одной кра­са­ви­цы-подру­ги к дру­гой, из школь­но­го валь­са — в постыд­ный брак, кото­рый окон­чит­ся раз­во­дом, как почти во всех совет­ских филь­мах, начи­ная с застой­ной эры.

Оча­ро­ва­ние Еле­ны Цып­ла­ко­вой не засти­ла­ет гла­за — это малень­кая девоч­ка со взгля­дом вол­чи­цы, пред­вест­ни­ца бун­тар­ки Ава­рии-доче­ри мен­та и малень­кой Веры, зады­ха­ю­щей­ся в про­вин­ции на облом­ках совет­ско­го быта. Зося бун­ту­ет сто­и­че­ски, не на сло­вах. Отка­зы­ва­ет­ся делать аборт, ухо­дит в неком­форт­ную, но само­сто­я­тель­ную жизнь, не скло­ня­ет­ся под косы­ми взгля­да­ми сплетников.

Режис­сё­ры филь­мов о под­рост­ко­вой люб­ви часто любу­ют­ся пре­ле­стью сво­их геро­инь, но Люби­мов, пона­ча­лу обря­жа­ю­щий актри­су в бело­снеж­ное «ангель­ское» пла­тье, видит в ней не юную мадон­ну. Не удив­ля­ет, что в 1989 году режис­сёр­ским дебю­том быв­шей звез­ды школь­ных мело­драм стал один из самых суро­вых пере­стро­еч­ных филь­мов «Камы­шо­вый рай» о под­поль­ном лаге­ре для бомжей.


«Пацаны» (1983, Динара Асанова)

Всту­пи­тель­ные кад­ры кар­ти­ны Аса­но­вой раз­мы­ва­ют грань меж­ду докуд­ра­мой и доку­мен­та­ли­сти­кой. Интер­вью­ер спра­ши­ва­ет «труд­ных» под­рост­ков об их жиз­ни и зада­ёт ста­вя­щий в тупик вопрос: «Что такое доб­рый чело­век?» Да отку­да же им знать? Боль­шин­ство под­рост­ков в филь­ме были не про­фес­си­о­наль­ны­ми актё­ра­ми, а насто­я­щи­ми «труд­ны­ми» ребя­та­ми, имев­ши­ми при­во­ды в мили­цию. Веро­ят­нее все­го, юно­ши на пер­вых кад­рах не повто­ря­ют сло­ва из сце­на­рия, а озву­чи­ва­ют свои мысли.

Рабо­та Аса­но­вой, с её дол­ги­ми круп­ны­ми пла­на­ми, обла­да­ю­щи­ми почти так­тиль­ны­ми ощу­ще­ни­я­ми, лише­на доку­мен­таль­но­го бес­при­стра­стия, отли­чав­ше­го, напри­мер, филь­мы тан­де­ма Мин­дад­зе-Абдра­ши­то­ва, кото­рые три года спу­стя выстре­лят свин­цо­вой пулей «дет­ско­го» филь­ма о нату­раль­ном пси­хо­па­те Плюм­бу­ме. Юный про­то­фа­шист из сек­ции дзю­до, кото­ро­му нра­вит­ся сади­ро­вать людей, вста­нет попе­рёк совет­ской дей­стви­тель­но­сти, мону­мен­таль­ный, как голем скуль­пто­ра Цере­те­ли. Дей­стви­тель­ность вздрог­нет, а Мин­дад­зе с Абдра­ши­то­вым мол­ча запечатлеют.

Аса­но­ва не толь­ко запе­чат­ле­ва­ет дей­стви­тель­ность, но и ведёт раз­го­вор с ауди­то­ри­ей, толь­ко не дет­ской, а взрос­лой. Началь­ник спор­тив­но-тру­до­во­го лаге­ря, духов­ный наслед­ник Вик­ник­со­ра из «Рес­пуб­ли­ки ШКИД» (Вале­рий При­ё­мы­хов, кото­ро­му Аса­но­ва дала путёв­ку в жизнь), послед­ний из моги­кан, кото­ро­го не пони­ма­ют и высме­и­ва­ют кол­ле­ги, пря­мо гово­рит о том, что ребят нуж­но «спа­сать». Насколь­ко успеш­но он этим зани­ма­ет­ся, судить при­дёт­ся зри­те­лю, хотя Аса­но­ва под­ска­зы­ва­ет. Это один из послед­них совет­ских филь­мов о детях, где зву­чат отго­лос­ки отте­пель­но­го оптимизма.

Но клю­че­вое сло­во — «послед­ний».

Лен­та Аса­но­вой вышла в один год с «Чуче­лом» Рола­на Быко­ва, рас­пах­нув­шим «доро­гу в ад». Пло­ти­ну про­рва­ло, и экра­ны запо­ло­ни­ли филь­мы о дет­ской жесто­ко­сти. «Паца­ны» ста­ли водо­раз­де­лом меж­ду детьми вче­раш­не­го и зав­траш­не­го дня. В филь­ме всё дышит наси­ли­ем, про­ис­хо­дят жесто­кие дра­ки, почти бан­дит­ские раз­бор­ки меж­ду «дере­вен­ски­ми» и «лагер­ны­ми», а совет­ская семья окон­ча­тель­но поте­ря­ла чело­ве­че­ский облик. Мы ещё видим каких-то милых бабу­шек, но их затме­ва­ют стер­воз­ные, лаю­щие друг на дру­га, безы­мян­ные отец и мать юно­го глав­га­да Зай­це­ва, кото­ро­го лишь их появ­ле­ние оста­нав­ли­ва­ет от изнасилования.

Ещё немно­го — и нач­нёт­ся совет­ский «Завод­ной апель­син», всё висит на волос­ке, но послед­няя чер­та пока не пройдена.

Подо­жди­те несколь­ко лет — и её перейдут.


«Дорогая Елена Сергеевна» (1988, Эльдар Рязанов)

Насту­пи­ла пере­строй­ка, и на экра­ны выка­тил­ся «Завод­ной апель­син». Глав­ным жан­ром дет­ско­го кино стал трил­лер. Один из самых бес­по­щад­ных снял режис­сёр лири­че­ских коме­дий Эль­дар Ряза­нов, пере­ква­ли­фи­ци­ро­вав­ший­ся в управ­до­мы: его финаль­ное явле­ние в филь­ме — без­молв­но­го разъ­ярён­но­го сосе­да, при­шед­ше­го оста­но­вить раз­бу­ше­вав­ших­ся молод­чи­ков, — мора­ли­за­тор­ское, как нико­гда преж­де. Мож­но толь­ко посо­чув­ство­вать под­рост­кам пере­стро­еч­но­го СССР, кото­рых немо­ло­дые режис­сё­ры пока­зы­ва­ли цинич­ны­ми мон­стра­ми. Отку­да детям было знать, что взрос­лые боя­лись не их, а того буду­ще­го, кото­рое при­зы­вал в сво­их кам­ла­ни­ях Цой: «Пере­мен, мы ждём перемен!»

«Доиг­ра­лись с этой вашей сво­бо­дой!» — потря­са­ет кула­ка­ми режис­сёр. В сво­ём стра­хе перед новы­ми вре­ме­на­ми он сни­ма­ет любую ответ­ствен­ность со ста­рых. У Ряза­но­ва полу­чил­ся хор­рор о невесть отку­да, как «Чужой» из даль­не­го кос­мо­са, взяв­ших­ся чудо­ви­щах — маль­чи­ках и девоч­ках Бана­на­нах в шта­нах «бана­нах». А ведь дра­ма­тург Лидия Раз­умов­ская, по чьей пье­се постав­лен фильм, с обсто­я­тель­но­стью разъ­яс­ня­ла, что сего­дняш­ние дети не неве­до­мы зве­руш­ки, появив­ши­е­ся у хоро­ших чест­ных людей — печаль­ных роман­ти­ков эпо­хи застоя, опти­ми­стов вре­мён отте­пе­ли, бод­рых ком­со­моль­цев со ста­лин­ских «стро­ек века», чест­ных обо­рван­цев 1920‑х. Нелю­би­мые дети пере­строй­ки — дети сво­их роди­те­лей, сво­ей шко­лы, сво­ей страны:

«Гля­дя на вас, мы с дет­ства учим­ся лице­ме­рить, фаль­ши­вить и пока­зуш­ни­чать. И учат нас это­му десят­ки учи­те­лей и сама жизнь! Так что брось­те, Еле­на Сер­ге­ев­на, мы — ваши дети. Кров­ные дети, а не пасын­ки, и не откре­щи­вай­тесь от нас рука­ми и нога­ми, вы нас поро­ди­ли сами!»

Новые вре­ме­на ещё тол­ком не насту­пи­ли, а стар­шие поко­ле­ния уже нача­ли с носталь­ги­ей огля­ды­вать­ся на про­шлое, с тос­кой вспо­ми­ная зага­доч­ную улыб­ку Али­сы, при­быв­шей к нам из сказ­ки. Взрос­лые друж­но забы­ли, что сказ­ку не сде­ла­ли былью они, а не их дети. Кто-то роб­ко пода­вал голос: «Лег­ко ли быть моло­дым?» Но боль­шин­ство про­кля­ло моло­дость, как Ряза­нов, плю­ну­ло в буду­щее и навек раз­вер­ну­ло голо­вы назад.

Резуль­тат мы сего­дня и наблю­да­ем. Наше с вами свет­лое будущее.

Циф­ро­вую симу­ля­цию сча­стья Atomic Heart.


Читай­те так­же «Рос­сий­ские филь­мы про шко­лу и под­рост­ков 1990‑х и 2000‑х».

Поделиться