Сергей Григорьев (1910–1988) — выдающийся советский и украинский художник, мастер жанровой живописи. Сейчас его помнят немногие. Между тем в пятидесятые годы прошлого столетия его полотна были чрезвычайно популярны в СССР. О работах Григорьева писали газеты, их обсуждали в коллективах и семьях, печатали на открытках, возле них толпились посетители выставочных залов. В эпоху «большого стиля» он не писал вождей и пафосных полотен о революции и войне. Сергей Алексеевич изображал простые и понятные сюжеты из повседневной жизни обычных советских людей.
VATNIKSTAN расскажет о трёх наиболее известных картинах художника и вспомнит, как десталинизировали советскую живопись.
О биографии Сергея Алексеевича известно немного. Он родился в Луганске в 1910 году. В школе по примеру одноклассника срисовывал иллюстрации из учебников. Первым его рисунком стал портрет Тараса Шевченко. В 1923 году будущий живописец поступил в художественно-профессиональную школу Запорожья. Пять лет спустя стал студентом факультета живописи Киевского государственного художественного института, во время учёбы вступил в Объединение молодых художников Украины.
С 1932 года Григорьев работал в издательстве «Мистецтво» («Искусство»), где создавал агитационные плакаты. В 1934‑м ему предложили должность доцента в республиканском художественном институте, и он переехал в Киев. В 1939 году художника призвали в Красную армию, служил офицером-политработником до 1947 года. После войны создал серию акварельных работ, на которых изобразил киевские районы в руинах, уцелевшие улицы и дома.
Именно в то время талант Григорьева раскрылся по-настоящему — он написал полюбившиеся критикам и широкой публике жанровые картины «Вратарь», «Обсуждение двойки», «Вернулся» и многие другие бытовые и пейзажные работы. Художник неоднократно становился обладателем престижных премий и званий: народный художник Украины и СССР, академик Академии художеств СССР, дважды лауреат Сталинской премии.
С уходом сталинской эпохи изменилась и живопись Григорьева. Он создавал небольшие лирические пейзажи и натюрморты, при работе над которыми использовал яркие жизнерадостные цвета. Под конец жизни художник переехал на дачу под Киевом, писал природу и портреты, чаще всего детские. К сожалению, большинство его поздних работ недоступно широкому зрителю, так как они находятся в частных коллекциях и запасниках музеев.
Сергей Григорьев умер в 1988 году, оставив после себя сотни полотен, свидетельствующих о любви живописца к жизни, природе и людям.
Другой известный художник Фёдор Решетников писал о нём:
«Григорьевские картины будто читаешь. Быть может, потому что он в жизни великолепный рассказчик, и этот дар повествования вобрала и его живопись. А может, и наоборот — дар рассказчика и предопределил то, что Григорьев стал жанристом».
Приём в комсомол (1949)
В светлой комнате с большим окном, за столом, покрытым красной скатертью, сидит приёмная комиссия из молодых комсомольцев. Они внимательно слушают старшеклассницу, которую должны принять во Всесоюзную комсомольскую организацию. Судя по доброжелательным улыбкам членов комиссии, испытуемая хорошо подготовилась. Позади неё сидит пожилой мужчина — вероятно, коммунист, давший девушке рекомендацию. Он смотрит на подопечную с гордостью.
Прежде чем перейти к истории полотна, стоит немного рассказать о том, кого и как принимали в ряды комсомольцев. Заявку на вступление можно было подать с 14 лет. Её могли отклонить, если кандидат не предоставил рекомендаций или имел сомнительную репутацию. Тем, кто прошёл первичный отбор, предстоял непростой экзамен: члены комиссии задавали испытуемому каверзные вопросы. Они касались не только истории комсомола и партии, но и личной биографии.
В одной из книг, посвящённых художнику, искусствовед Татьяна Гурьева-Гуревич высказала мнение, что девушка отвечает на вопросы по содержанию устава ВЛКСМ — красной книге, лежащей на столе. Художественный критик Афанасьев предположил, что испытуемая рассказывает свою «чистую и незамысловатую» биографию. Специалисты характеризуют образ школьницы как «по-детски неуклюжий» — она стоит, нервно сцепив руки за спиной, немного выпятив живот. Эту героиню Григорьев писал с дочери Майи, которая впоследствии стала художницей.
Почти все персонажи, изображённые на картине «Приём в комсомол», имеют реальные прототипы и написаны с натуры. Юная блондинка слева на переднем плане — будущая оперная певица Виктория Придувалова. Секретарь комсомольской организации, который со строгим видом задаёт вопросы девушке, — любимый ученик Григорьева Юлий Ятченко. Улыбающаяся девушка справа от него — ещё одна любимая ученица Надежда Купершмидт (в замужестве Лопухова). Замыкает ряд комсомольцев внук художника Игорь Григорьев. Интересно, что в архивах комсомольской организации села Алнаши Удмуртской области нашлось фото, некоторые герои которого очень похожи на персонажей картины. Правда, фотография была сделана позже, в 50‑е годы.
При работе над картиной Григорьев посещал комсомольские собрания, где делал наброски и эскизы. Считается, что эту картину он написал исключительно по своему замыслу, а не по заказу государства. Во вступительной статье к альбому работ художника искусствовед Александр Членов цитирует слова Григорьева:
«Мне хотелось показать молодёжь не в парадном, приукрашенном виде, в чём она и не нуждается, а такой, как она есть на самом деле: чистой, полной энтузиазма, любви к Родине, требовательной к себе».
Опубликованная в 1950 году в журнале «Огонёк» картина называлась несколько иначе — «Приём в комсомол. Сталинское племя». Репродукции того времени также выглядели по-другому. В правом углу находился бюст Сталина. Очевидно, художнику пришлось убрать его после XX съезда КПСС, состоявшегося в 1956 году, когда началась десталинизация. Григорьев не переписывал картину, а просто закрасил неугодную скульптуру — фактура краски сохранила очертания гипсового вождя. Их можно заметить, рассматривая картину с определённого ракурса.
К слову, существует множество десталинизированных полотен. Например, картина Владимира Серова «Ленин провозглашает советскую власть». В 1947 году вышел её первый вариант, за который автора удостоили Сталинской премии. За Лениным стояли Сталин, Свердлов и Дзержинский. В 1955 году появился второй вариант картины: Свердлов и Дзержинский остались, а Сталин, видимо, куда-то отлучился. Наконец, в 1962 году появился третий вариант, в котором с полотна исчезли и Свердлов с Дзержинским, остался один Ленин в окружении солдат, матросов и рабочих.
Ещё один пример — полотно Николая Толкунова «Вручение Ф. Э. Дзержинскому постановления СНК об образовании ВЧК» 1953 года. Дата создания второго варианта неизвестна — возможно, фигуру Сталина художник просто закрасил.
На картине «Вожатая», которую в 1949 году написал Вячеслав Мариупольский, позади девочки висит портрет Сталина. На втором варианте полотна, созданном в конце 50‑х годов, один вождь сменил другого — из-за спины школьницы выглядывает профиль Владимира Ильича.
В 1950 году за картины «Приём в комсомол» и «Вратарь» Григорьев получил Сталинскую премию II степени. Репродукции с изображением комсомольского экзамена печатали в журналах, учебниках и на почтовых марках. Поэт Иосиф Бродский в эссе «Меньше единицы» рассказывал, как сильно полотно Григорьева будоражило его юношеский разум:
«…в пуританской атмосфере сталинской России можно было возбудиться от совершенно невинного соцреалистического полотна под названием „Приём в комсомол“, широко репродуцируемого и украшавшего чуть ли не каждую классную комнату. Среди персонажей на этой картине была молодая блондинка, которая сидела, закинув ногу на ногу так, что заголились пять-шесть сантиметров ляжки. И не столько сама эта ляжка, сколько контраст её с тёмно-коричневым платьем сводил меня с ума и преследовал в сновидениях».
Вероятно, Бродский имел в виду светловолосую девушку слева. Однако на всех вариантах полотна её юбка не коричневого, а синего цвета, к тому же почти закрывает колени. Возможно, цвета и сантиметры оголённого бедра зависели от качества и размера репродукции.
Обсуждение двойки (1950)
В начале работы над картиной у Григорьева был совсем другой замысел. Художник планировал изобразить на ней взрослых — первый вариант полотна назывался «Обсуждение личного дела на партийном бюро». Затем решил перенести действие в техникум, где после войны осваивали профессии не только подростки, но и старшее поколение. Наконец, появился «школьный» вариант. Сначала — с учениками младших классов, которые в конце концов «подросли» и стали героями окончательного варианта картины.
Сюжет довольно прост: члены комсомольского комитета собрались в школьном кабинете, чтобы научить уму-разуму незадачливого старшеклассника, схватившего двойку. Казалось бы, всё здесь соответствует социальному заказу: реалистическая манера исполнения, идеализированные образы серьёзных школьников-комсомольцев и воспитательный сюжет. Однако картина Григорьева стала в своём роде революционной для советской живописи позднесталинского периода. Согласно ряду критиков, Григорьев одним из первых позволил себе изобразить на соцреалистическом полотне настоящий конфликт. Образ идеального ученика советской школы дал трещину. Оказывается, школьники продолжали получать двойки, ссориться, спорить и переживать.
В журнале «Огонёк» от 30 ноября 1952 года искусствовед Яковлев писал о картине:
«Наша живопись ещё во многом бесконфликтна. Одно из редких пока исключений составляет известная картина Сергея Григорьева „Обсуждение двойки“. Через конфликтно острое решение — обсуждение неуспевающего товарища на комсомольском собрании — художник сумел передать атмосферу новой, советской школы. Здесь неудовлетворительная отметка перестала быть личным делом учащегося — это предмет заботы всего коллектива».
Такого же мнения придерживался Членов. Он отмечал, что до Григорьева советский зритель на картинах, посвящённых школьной жизни, ничего, кроме «цветов, улыбок и белых фартучков», не видел. Слова критика можно отнести к таким полотнам, как «Первоклассница» (1950) Ивана Козлова, «Приём в пионеры» Ивана Тихого (1953), «В школу» (1954) Сергея Дунчева и другим.
«Обсуждение двойки» выделяется на фоне этих жизнерадостных полотен. «Виновник торжества» явно смущён и хочет поскорее уйти. Понурясь и поджав губы, он выслушивает наставления застывшего в театральной позе товарища. В чертах лица двоечника есть что-то детское — сдвинутые брови, опущенные плечи и наклон головы делают его похожим на героя картины Александра Хмельницкого «Опоздал» (1951).
Несмотря на примерно одинаковый возраст, провинившийся кажется младше товарищей, а значит — нуждается в поддержке и наставлениях старших. Григорьев не давал трактовки внутреннего состояния героя, но большинство критиков считали, что двоечник понял ошибку и искренне раскаивается в содеянном. Яковлев пишет:
«Он понурился, ему неприятна головомойка, он, вероятно, очень хочет, чтобы поскорее окончилось собрание. Но художник сумел в то же время передать волнение юноши, смешанное со стыдом. Видно, что школьник понимает свою вину и полон желания загладить её».
Образ двоечника неоднократно изменялся. Поначалу герой выражал раскаяние более эмоционально: сгорбленный, с опущенными плечами, он имел то понурый, то растерянный вид. На одном из набросков герой выглядит сдержанно — мы видим его в профиль, он скромно сидит на стуле, жест рук похож на тот, что был Григорьев изобразил в окончательном варианте. В итоге художник поднял ученика и развернул его лицом к публике. Теперь на стуле вальяжно расположился скуластый парень, наблюдающий за реакцией провинившегося.
Некоторые художественные критики пытались выяснить, что стало причиной плохой оценки. Практически все сходятся во мнении, что персонаж не был заядлым двоечником — скорее всего, заработанный неуд оказался для него такой же неприятной неожиданностью, как и для товарищей. Интересную точку зрения высказывала в статье о Григорьеве искусствовед Гурьева-Гуревич. Крепкая, спортивная фигура главного героя служила доказательством того, что двойку ученик получил из-за чрезмерного увлечения спортом, а именно — футболом. Гурьева писала, что в глазах пионера, присутствующего на заседании, заметно восхищение этим персонажем. В его представлении он — «спортивный кумир». Лицо пионера выглядело нечётко, что не мешало специалистам предполагать, что он сочувствует главному герою и не понимает возмущения собравшихся — подумаешь, мол, двойка…
Остальные участники собрания, за исключением равнодушно ведущей протокол девушки справа, смотрят на двоечника несколько снисходительно, но добродушно. Седая учительница, кажется, шутливо спорит с девушкой справа о том, можно ли надеяться на то, что парень в конце концов образумится. Темноволосый юноша и сидящий на стуле старшеклассник испытующе смотрят на провинившегося, ожидая от него признания вины и обещания исправить низкую оценку.
Афанасьев ругал художника за излишнюю театрализацию: пространство холста, ограниченное тёмной портьерой и шкафом с книгами, напоминало сцену с кулисами, позы некоторых персонажей казались неестественными. Больше всего искусствоведу не понравился выступающий — он назвал его «преждевременно сформировавшимся типом руководителя». Позже этот типаж помолодел и перекочевал на картину Григорьева «Пионер» (1951).
Есть в «Обсуждении двойки» ещё два незаметных персонажа, «воспитывающих» смущённого школьника. Первый — молодой Владимир Ленин на картине позади главного героя. Это работа Виктора Орешникова «Ленин на экзамене в Петербургском университете» (1947), которая служит немым упрёком двоечнику. Получится ли у него сдать экзамены так же успешно, как это удалось будущему вождю?
Второй «старший товарищ» ученика — бюст Сталина в левом углу комнаты. Иосиф Виссарионович появился на первом варианте полотна и на репродукциях картины в журналах «Пионер» (№ 3, 1951) и «Огонёк» (№ 10, 1951). Впоследствии скульптуру убрали. Интересно, что оба варианта — со Сталиным и без — подписаны 1950 годом.
В 1951 году картина была отмечена Сталинской премией II степени. Её репродукции вывешивали в классных комнатах и публиковали в журналах. В «Огоньке» (№ 3, 1951) напечатали письмо московской учительницы. Женщина писала, что полотно очень точно изображало воспитательную работу, которую школьники проводили с отстающими одноклассниками. Более того — их методы порой оказывались эффективнее наставлений учителя:
«…дети всегда более строго относятся к своим товарищам, получившим плохие оценки, нежели мы, преподаватели. <…> Зачастую говоришь провинившемуся: „Я не хотела ставить тебе двойку, с удовольствием поставила бы пять, но ты совсем не выучил урока, ты сам заставляешь меня вывести в классном журнале эту постыдную отметку“. А ребята — те не так! Те ежели возьмутся за него, то уж заставят помучаться немало».
Украинский искусствовед Инга-Галина Карклинь в книге о художнике цитировала письмо другой преподавательницы, которая благодарила Григорьева за его работу. Она писала, что полотно помогло как учителям, так и ученикам понять, как лучше общаться с неуспевающими:
«Не так важно строго осудить ученика за плохую отметку, много важней воспитать в нём чувство сознания своей ответственности перед коллективом».
Вернулся (1954)
Полотно «Вернулся» — одна из первых советских живописных работ о супружеской измене. Ранее проблемы семейных отношений не освещались даже в прессе — «Крестьянка» и «Работница» рассказывали о политической обстановке и великих стройках, иногда уделяя внимание советам по уходу за собой и детьми. Тем интереснее выглядит эта работа Григорьева — тонкий психологизм и острая проблематика роднят её с жанровыми полотнами передвижников.
Над картиной Григорьев трудился несколько лет. В то время он был депутатом городского совета и по долгу службы часто становился свидетелем личных драм. Сюжет до боли знаком — отец, ушедший из семьи, внезапно возвращается домой. Брошенные жена и дети явно не рады неожиданному визиту. Отец подавлен негостеприимным приёмом. Членов в статье «Вернулся», опубликованной в газете «Известия» (№ 85, 1954), так описывал происходящее:
«Этот человек только что явился. Он прошёл в комнату прямо в кожаном пальто, сел на детский столик. Он сидит, опустив глаза, нервно стряхивая пепел с папироски. Под снятой шляпой, тут же на столике — две коробки конфет. <…> Долго он не был здесь: девочка успела забыть его, смотрит, как на незнакомого. Тёмным пятном выделяется на выгоревших обоях место, где рядом с фотографией жены висела когда-то его карточка, но и этот след начал уже выгорать; прошло, вероятно, года два-три…»
Портрет жены — улыбающейся комсомолки — явно был сделан давно, когда молодая женщина ещё и помыслить не могла о том, какие тяготы ей придётся пережить. Теперь её лицо осунулось, большие тёмные глаза прикрыты тяжёлыми веками, на лбу пролегли две глубокие морщины. Григорьев сделал множество этюдов к её портрету: изображал то молодой, то состарившейся, то испуганной, то сердитой. Где-то она стояла у стола с прижавшимся к ней мальчиком, где-то — сидела, подперев рукой голову. На одном из этюдов лица женщины не было видно — она облокотилась на стол, раскинув локти, сцепив пальцы рук и положив на них голову. Художник долго не мог определиться с выбором одежды — героиня появлялась в чёрном платье, то в пёстром халате.
Жалкое зрелище представляет неверный супруг. Одетый в добротную кожаную куртку, он сидит, положив на колени дорогой портфель с блестящими пряжками. Но куртка изрядно поношена, а шляпа, лежащая позади него, истёрта и помята. Помятым и обрюзгшим выглядит сам мужчина. Подле него, на детском столике, лежат коробки конфет, к которым дети даже не притронулись. Он стряхивает пепел папиросы прямо на ковёр, его тяжёлый ботинок резко контрастирует с крошечным детским сервизом, аккуратно расставленным на полу. В рецензии на картину в журнале «Огонёк» (№ 14, 1954) художник Виктор Климашин попытался реконструировать происходящее в квартире за несколько минут до визита отца:
«Что было пять минут назад? Девочка с бантом угощала из чашечки плюшевого медвежонка. За маленьким столиком важно восседала другая кукла. Усталая мать пришла с работы; надо проверить и уроки сына и успеть заштопать чулочки для дочери…»
Удались Григорьеву и образы детей. Мальчик встал рядом с матерью, будто пытаясь её защитить. Он явно не хочет общаться с провинившимся родителем. Взгляд отведён в сторону, правая рука перекрывает тело — типичная закрытая поза свидетельствует о молчаливом сопротивлении неожиданному гостю. Девочка напугана, так как не узнаёт отца — вероятно, тот ушёл, когда она была совсем маленькой. Зажатый в её руке плюшевый мишка, который только что угощался чаем из оставленного на полу сервиза, теперь прячется за пёстрой тканью простенького платья.
На одном из эскизов рядом с девочкой художник изобразил пожилую женщину в платке — няню, которую затем убрал, так как её присутствие «противоречило драматическому характеру замысла». В другом варианте девочка дотрагивалась до отца, пытаясь заглянуть ему в лицо. Этот образ показался художнику слишком сентиментальным. На одном из этюдов не было ковра и сервиза, кресло с куклой было повёрнуто лицом к зрителю, а кукла держала в руках книжку, на обложке которой было написано «Верность». Вместо дивана и полочки был дорогой шкаф. Мальчик стоял в театральной позе, глядя на отца свысока, демонстрируя осуждение. Недовольный работой Григорьев писал:
«Мальчик несколько играет на публику. Вероятно, надо ввести момент, что ему одновременно неловко».
Изначально живописец хотел показать благополучное разрешение ситуации. Об этом говорит и первое название полотна — «Возвращение в семью». Однако в окончательном варианте исход остался неясен. Картина ставила зрителя в положение не только свидетеля, но и судьи. Художник Фёдор Решетников в статье «Доброта и правда искусства», опубликованной в журнале «Огонёк» (№ 25, 1970), описывал реакцию людей, которые впервые увидели картину на выставке в 1954 году:
«Зал, где была она вывешена, был полон народу. Люди не спешили отойти от картины. А после бывало, что не день, не два спорили дома, на работе, с друзьями, сослуживцами о том: „Простит она его или не простит?“»
«Полотно, у которого и ценители, и неискушённые в живописи зрители, и противники художника — все стоят подолгу и тихо», — писал о картине Климашин. В статье он цитировал отзывы, которые оставили о ней зрители:
«Умная и нужная картина. Ещё неизвестно, простят ли возвратившегося, — и в этом сила».
«Оставить такую семью, такую женщину мог только подлец или разложившийся человек. И я не знаю, прощать ли ему сразу».
«Вообще, глядя на картину, я мог бы рассказать жизнь четырёх душ за последние два года».
Полотно вызывало широкий общественный резонанс. Художнику поступило большое количество писем — не зная его адреса, люди обращались в редакции крупных изданий и даже в Третьяковскую галерею, в коллекции которой картина хранится и сейчас. Александр Членов писал о картине:
«Немало довелось нам видеть картин, изображавших семейную жизнь как идиллию без тревог и забот. Картина „Вернулся“ изображает семейную драму, но именно она, а не слащавые картинки, ратует за прочную советскую семью!»
Полотно стало настоящим событием в отечественном изобразительном искусстве того времени. Его появление свидетельствовало о возрождении традиций настоящей жанровой живописи, острая проблематика и откровенность которой долгое время подменялась казённым оптимизмом эпохи «большого стиля».
Читайте также «Соцреализм для самых маленьких: детская иллюстрация сталинской эпохи».