Виссарион Григорьевич Белинский писал:
«Борьба есть условие жизни: жизнь умирает, когда оканчивается борьба».
Свою жизнь критик положил на алтарь служения русской литературе и предал ей то исключительное значение, какое она занимает в мировой культуре и сегодня. Уже в 1859 году начинают издавать собрание его сочинений, которое насчитывает 12 томов. А в своих статьях о творчестве Пушкина, Гоголя, Грибоедова, Лермонтова он один из первых развил теорию реализма, основой которой стали такие этические принципы, как народность, соответствие действительности и современность.
Белинский совместил в себе литературно-критический талант и пламенность революционного публициста. Бескомпромиссность стиля его изложения мысли и постоянное стремление к истине стали эталоном для становления журналистики в нашей стране. В царской России его имя запрещалось упоминать в печати, а в советское время «Письмо Н. В. Гоголю» учили наизусть.
VATNIKSTAN рассказывает об основных вехах жизненного пути великого русского критика Виссариона Григорьевича Белинского.
Детство и учёба в Пензенской гимназии
Виссарион Григорьевич родился 11 июня 1811 года в крепости Свеаборг (сейчас Суоменлинна, Финляндия) в семье флотского врача. Его отец Григорий Никифорович был сыном священника села Белынь Пензенской губернии. Поступив в духовную семинарию, ему, как и всем семинаристам, по старинному обычаю было дано прозвище по месту происхождения, так и появилась фамилия Белынский. Не желая связывать жизнь с духовной сферой, Григорий Никифорович оставил семинарию и поступил в Санкт-Петербургскую медико-хирургическую академию, откуда был выпущен кандидатом хирургии в морской госпиталь в Кронштадте, а затем отправлен в крепость Свеаборг.
В Кронштадте Григорий Никифорович познакомился с дочерью морского офицера Марией Ивановной Ивановой, происходившей из бедной дворянской семьи. Вскоре они поженились. Кроме Виссариона, у них были ещё дети: два сына, Константин и Никифор, и дочь Александра. Когда Виссариону исполнилось пять лет, семья решила вернуться в родные края отца, в город Чембар Пензенской губернии, где Григорий Никифорович был назначен уездным лекарем.
Семейной идиллии в доме Белынских не было. Как вспоминает сам Виссарион и его друзья детства, мать была женщиной раздражительной, малообразованной и не выказывала особой любви к детям. Между супругами постоянно случались ссоры и скандалы. Жалования лекаря не хватало на нужды семьи, что давало ещё один повод к разногласиям.
У Григория Никифоровича не сложились дружеские связи с жителями Чембар. За пренебрежительное отношение к воскресным службам и религиозным праздникам, горожане считали его вольнодумцем и вольтерьянцем, чем он вызывал к себе недоверие. Вольтера Григорий Никифорович действительно читал, но уже крайне враждебными отношения сделались из-за прямолинейного и заносчивого характера уездного лекаря, не стеснявшегося высказывать всё, что он думает прямо в глаза пациентам.
В конце концов, к нему стали обращаться только в крайней необходимости, а с появлением в Чембаре 9‑го егерского полка, который имел своих докторов, его практика сошла на нет. Григорий Николаевич стал много выпивать.
Напряжённая домашняя обстановка, постоянные скандалы и пристрастие отца к спиртному, естественно, неблагоприятно влияли на детей. Вспоминая своё детство, Виссарион Григорьевич писал:
«Я в семействе был чужой».
Уже с ранних лет будущий критик находил покой в уединении, проводя время за книгой.
При этом Виссарион Григорьевич был любимым сыном отца, и внешностью, и по характеру он был похож на него. И хотя читать и писать мальчик научился не дома, а с уездной воспитательницей, некой Ципровской, вовремя разглядев его стремление к знаниям и любознательность, отец стал давать сыну уроки латинского языка. Когда в 1820 году в Чембаре открылось уездное училище, Виссарион поступил туда.
Педагогический штаб вначале состоял из одного смотрителя — Авраама Григорьевича Грекова, который преподавал все предметы. Позже количество учителей увеличилось до двух. Некоторые уроки стал вести Василий Рубашевский. Ситуация от этого не улучшилась.
Педагоги любили выпить и часто оставляли детей во время занятий одних.
Только присущая Виссариону уже с детства самостоятельность и невероятная пытливость ума помогли обрести необходимые знания и развить заложенные таланты. Об этом времени он вспоминал так:
«Ещё будучи мальчиком и учеником уездного училища, я в огромные кипы тетрадей, неутомимо, денно и нощно, и без всякого разбора, списывал стихотворения Карамзина, Дмитриева, Сумарокова, Державина, Хераскова, Петрова, Богдановича, Крылова и других… я плакал, читая „Бедную Лизу“ и, „Марьину рощу“, и вменял себе в священнейшую обязанность бродить по полям при тёмном свете луны, с пасмурным лицом, а‑ля Эраст Чертополохов».
В 14 лет в 1825 году Виссарион Григорьевич, окончив чембарское училище, поступил в первый класс Пензенской мужской гимназии, которая состояла из четырёх старших классов. Первые два года Виссарион был одним из лучших учеников, среди гимназистов имел популярность благодаря остроумию и отстаиванию справедливости, а среди учителей обрёл уважение за старательность и увлечение литературой.
Один из учителей гимназии, Михаил Максимович Попов, с которым у Виссариона ещё долгие годы после гимназии сохранялись тёплые отношения, рассказывал о Белинском-гимназисте следующее:
«Он брал у меня книги и журналы, пересказывал мне прочитанное, судил и рядил обо всём, задавал мне вопрос за вопросом… По летам и тогдашним отношениям нашим он был неровный мне; но не помню, чтобы в Пензе с кем-нибудь другим я так душевно разговаривал, как с ним, о науках и литературе».
Однако в 1829 году мальчика отчислили из гимназии с отметкой «за нехождение в класс», то есть за пропуски занятий. Причиной этому стало как неудовлетворение уровнем образования, так и желание поступить в Московский университет. Впереди Виссариона Григорьевича поджидали настоящие испытания, но он твёрдо решил осуществить свою мечту.
Московский университет и литературный кружок
Несмотря на то что поездка стоила семье больших усилий, в августе 1829 года Виссарион выехал в Москву, которая произвела на него сильное впечатление. В письме к родным он пишет:
«Изо всех российских городов Москва есть истинный русский город, сохранивший свою национальную физиономию, богатый историческими воспоминаниями, ознаменованный печатью священной древности, и зато нигде сердце русского не бьётся так сильно, так радостно, как в Москве».
Уже при въезде в город не обошлось без курьёза. У Виссариона Григорьевича не оказалось с собой метрического свидетельства (свидетельства о рождении). Что это может повлечь за собой большие неприятности, выяснилось у московской заставы, где его не хотели пропустить в город. К счастью, с ним вместе ехал его родственник Владыкин, человек состоятельный. Виссарион назвал себя лакеем Владыкина и только после этого был пропущен через заставу.
Но на этом злоключения не закончились. Несчастный документ оказался необходим для поступления в университет. В панике, боясь пропустить вступительные экзамены и не поступить в этом году, Виссарион Григорьевич умоляет родителей как можно быстрее прислать необходимые бумаги.
Чудом метрическое свидетельство пришло в срок, и Виссарион смог сдать экзамены. В документе писарь допустил ошибку — так фамилия «Белынский» превратилась в «Белинский».
Однако это только гипотеза, существует также версия, что Виссарион Григорьевич сам пожелал изменить фамилию на более звучную. Так или иначе, уже студент словесного факультета Виссарион Белинский писал своим родителям в Чембар:
«С живейшей радостью и нетерпением спешу уведомить вас, что я теперь принят в число студентов императорского московского университета… Я со своей стороны сделал всё, что только мог сделать: я перед вами оправдался. Тем более меня радует и восхищает, что я оным обязан не покровительству и стараниям кого-нибудь, но собственно самому себе… Итак, я теперь студент, и состою в XIV классе (низший класс чинов по табели о рангах), имею права носить шпагу и треугольную шляпу».
Уже в октябре, в силу крайне бедственного положения, Белинский подаёт прошение о принятии его на казённое содержание в университет, на так называемый «казённый кошт». Ответ последовал нескоро. Только в январе 1830 года Белинского зачислили в число «казённых студентов».
Значение Московского университета в 1830–1840‑е годы трудно преувеличить — он был центром русского образования. Многие выпускники тех лет стали ведущими деятелями науки и общественно-политической жизни страны. На курсе Виссариона Григорьевича читали лекции такие выдающиеся личности, как Михаил Григорьевич Павлов и Иван Иванович Давыдов, на занятие к которому однажды пришёл Александр Сергеевич Пушкин. На старших курсах начал преподавать профессор теории изящных искусств и археологии Николай Иванович Надеждин. Поскольку в 1826 году кафедра философии была закрыта, учёные пытались восполнить пробел в знаниях и на своих занятиях знакомили слушателей с основными философскими учениями.
В 1830 году в Москве началась эпидемия холеры. Были предприняты меры предосторожности: лекции прекращены, казённых студентов не выпускали из университета. Плохое содержание на карантине, непригодное питание и назначение нового неуравновешенного инспектора сделали «казённый кошт» нестерпимым. Белинский с возмущением пишет домой:
«Я теперь нахожусь в таких обстоятельствах, что лучше согласился бы быть подьячим в чембарском земском суде, нежели жить на этом каторжном, проклятом казённом коште. Если бы я прежде знал, каков он, то лучше бы согласился наняться к кому-нибудь в лакеи и чищением сапог и платья содержать себя, нежели жить в нём».
Во время холеры, спасаясь от скуки в затворничестве, Белинский и ещё человек пять составили в комнате «номер 11» общество под названием «Литературные вечера». В комнате проводились еженедельные собрания, на которых каждый из членов читал своё сочинение, обсуждались новые произведения, завязывались горячие споры.
Подталкиваемый кружком Виссарион Григорьевич задумал написать романтическую драму. Это была уже не первая попытка испробовать свои силы на литературном поприще. Вскоре трагедия под названием «Дмитрий Калинин» была прочитана на одном из собраний.
Как подобает пылкому девятнадцатилетнему юноше, Белинский со всей серьёзностью отнёсся к своему произведению и возложил на него чрезмерно большие надежды. Он верил, что трагедия непременно принесёт ему деньги для избавления от нужды и литературную славу. В письме к родным он сообщает о своих планах:
«Ежели моя трагедия будет иметь успех, то вырученные за оную деньги употреблю на освобождение себя от проклятого, адского казённого кошта… Ежели первая моя надежда не сбудется, — то я погиб без возврата!.. Лучше соглашусь живой провалиться в ад и достаться на завтрак червям, нежели страдать от казённого кошта!».
После нескольких неудачных попыток пустить в ход трагедию, Белинский решается предоставить её в цензурный комитет, который состоял тогда из университетских профессоров.
Когда он вернулся через неделю, чтобы узнать дальнейшую судьбу своего сочинения, его ждал не самый приятный ответ. Цензор Лев Алексеевич Цветаев оценил работу по достоинству, но трагедия, в которой осуждались крепостнические устои, вызвала гнев ректора Ивана Алексеевича Двигубского. Он назвал сочинение безнравственным, бесчестившим университет. Двигубский приказал ежемесячно доставлять ему донесения о Белинском и пригрозил выгнать его за малейший проступок.
Раздосадованный Виссарион Григорьевич писал домой:
«В этом сочинении, со всем жаром сердца, пламенеющего любовью к истине, со воем негодованием души, ненавидящей несправедливость, я в картине довольно живой и верной представил тиранства людей, присвоивших себе гибельное и несправедливое право мучить себе подобных».
«Проступок» Белинского не заставил себя долго ждать. В 1831 году он тяжело заболел и не мог держать переходные экзамены на следующий курс. Четыре месяца он провёл в больнице с диагнозом «хроническое воспаление лёгких». Это стало поводом для исключения из университета. Формальной причиной значилось «бессилие для продолжения наук» и «ограниченность способностей». Это нанесло сильный удар по Виссариону Григорьевичу. Молодой человек 21 года остался без каких-либо средств существования в большом городе. Он не сообщал об этом родным почти год.
Путь к литературной критике и «принятие действительности
Положение дел оказалось крайне неблагоприятным, юноша был вынужден искать любой заработок. Сначала это были какие-то уроки, потом Белинский попытался перевести французский роман, но труд не принёс долгожданного заработка.
Наконец, он снова вернулся к сочинительству и написал стихотворение «Русская быль». Его напечатали в маленьком журнале «Листок» и выплатили гонорар. Это единственное сохранившееся стихотворение Белинского. По стилистике оно близко к русской народной песне:
«На коне сижу,
На коня гляжу,
С конем речь веду:
„Ты, мой добрый конь,
Ты, мой конь ретивой,
Понесись что стрела,
Стрела быстрая,
Меня молодца неси
Ты за дальние поля
И за синие леса…“»
Через время в этом же журнале была напечатана его заметка об одной брошюре, разбиравшей «Бориса Годунова» Пушкина. Через редакцию журнала Белинский познакомился с поэтом Алексеем Кольцовым, с которым они сильно сдружились. Виссарион Григорьевич по достоинству оценил поэтическое дарование Кольцова и позже сделался его биографом.
В 1832 году Виссарион Григорьевич сблизился с университетским студенческим кружком Николая Васильевича Станкевича, который собрал вокруг себя многих выдающихся представителей русской молодёжи. Они занимались изучением трудов немецкой идеалистической философии: Кант, Фихте, Шеллинг и Гегель.
Членом кружка был и Михаил Александрович Бакунин. Белинский сразу подпал под влияние будущего теоретика анархизма и с головой погрузился в научные и философские занятия. Позже в письме Бакунину, Виссарион Григорьевич признавался:
«Ты показал мне, что мышление есть нечто целое, что в нём всё выходит из одного общего лона, которое есть Бог, сам себя открывающий в творении».
Особый интерес членов кружка Станкевича вызывало учение Гегеля. Александр Иванович Герцен в «Былом и думах» в шутку называл их «наши московские гегельянцы». Строго следуя букве учения философа, многие, в том числе и Белинский, близко приняли тезис Гегеля: «Что разумно, то действительно, и что действительно, то разумно». С этого момента начинается период «примирения с действительностью» Белинского. За отчаянную защиту разумности устоявшегося порядка вещей и за яростное отстаивание своей позиции критик получил в кружке прозвище «неистовый Виссарион».
При этом окружающая «неистового Виссариона» действительность мало отвечала разумности. Один товарищ Белинского так описывал условия его существования в те годы:
«Он квартировал в бельэтаже, в каком-то переулке между Трубой и Петровкой… Внизу жили и работали кузнецы. Пробираться к нему надо было по грязной лестнице; рядом с его каморкой была прачечная, из которой беспрестанно неслись к нему испарения мокрого белья и вонючего мыла…».
В 1833 году Виссарион Белинский лично познакомился с Николаем Ивановичем Надеждиным, издававшим московские журналы «Телескоп» и «Молва». Знакомство открыло Белинскому дорогу в публицистику. Надеждин, справедливо оценив талант юноши, сделал его литературным критиком в своих журналах.
В 1834 году в газете «Молва» (литературное приложение к «Телескопу») была напечатана первая большая статья Белинского «Литературные мечтания (Элегия в прозе)». В статье, которая помещалась частями в десяти номерах газеты, был изложен в виде стройной философской и эстетической концепции обзор истории русской литературы. Белинский приходит к следующим выводам:
«У нас нет литературы, я повторяю это с восторгом, с наслаждением, ибо в сей истине вижу залог наших будущих успехов. Присмотритесь хорошенько к ходу нашего общества, и вы согласитесь, что я прав… Век ребячества проходит, видимо. И дай Бог, чтобы он прошёл скорее. Но ещё более дай Бог, чтобы поскорее все разуверились в нашем литературном богатстве. Благородная нищета лучше мечтательного богатства! Придёт время, просвещение разольётся в России широким потоком, умственная физиономия народа выяснится, и тогда наши художники и писатели будут на все свои произведения налагать печать русского духа. Но теперь нам нужно ученье! ученье! ученье!…».
Статья произвела на читателей сильное впечатление. В ней ещё чувствовалось влияние Надеждина, критикующего романтизм за отвлечённые мечтания, и влияние кружка Станкевича, из которого Белинский почерпнул идею личного саморазвития, безотносительно к окружающей действительности. Тем не менее смелым ниспровержением старых авторитетов и литературных канонов, а также требованием к искусству быть народным, Белинский внёс в критику совершенно новый стиль повествования, а искренностью и стремлением к истине взял недосягаемую высоту.
Во время пребывания Надеждина в 1835 году за границей, редактура журналов была доверена Белинскому. За это короткое пребывание редактором Виссарион Григорьевич приложил много усилий, чтобы повысить читаемость «Телескопа» и «Молвы».
Он опубликовал ещё одну критическую статью «Ничто о ничём, или отчёт г. издателю „Телескопа“ за последнее полугодие (1835) русской литературы». В ней критик также указывает на отсутствие в России народной литературы, но связывает надежды с появлением повестей Гоголя и поэзией Кольцова. Отчёт также перекликается со статьёй Надеждина «Европеизм и народность в отношении к русской словесности». Оба автора критикуют теорию «официальной народности» и вступают в конфликт с журналом «Московский наблюдатель», который стоял на славянофильских позициях.
Однако уже в следующем году Надеждин вернулся из-за границы и опубликовал в «Телескопе» знаменитое «Философическое письмо» Петра Яковлевича Чаадаева, после чего последовал разгром журнала, и Белинский остался без работы. К этой неприятности добавилась неразделённая любовь к сестре Бакунина Александре, а затем ухудшение здоровья. Все попытки найти работу были безуспешны, изданная им в середине 1837 года «Русская грамматика» не имела никакого успеха.
Казалось, луч надежды замелькал вдалеке, когда Белинским заинтересовался Александр Сергеевич Пушкин. Он давно следил за деятельностью молодого критика и, начав издание журнала «Современник» в 1836 году, хотел привлечь его к себе. Когда Александр Сергеевич узнал, что Виссарион Григорьевич остался без работы, он попытался наладить переговоры о дальнейшем сотрудничестве. Но роковая дуэль, произошедшая в 1837 году, лишила жизни великого русского писателя и расстроила надежды критика.
Из-за ухудшения здоровья Белинский вынужден был занять денег у друзей и в июне 1837 года отправиться на Кавказ. Он провёл три месяца в Пятигорске, его здоровье улучшилось, но Виссарион Григорьевич продолжал существовать за счёт займов и не мог не тревожиться таким положением дел, о чём сообщал в письмах друзьям. Осенью 1837 года он возвращается в Москву в мыслях о решении финансовых проблем.
Только в 1838 году Белинский смог найти работу. Уже убыточный на тот момент журнал «Московский наблюдатель» взял в аренду книготорговец и типографщик Степанов и принял на себя издательские обязанности. Неофициальным редактором «Московского наблюдателя» по его просьбе стал Виссарион Григорьевич. С его приходом обновился состав сотрудников за счёт бывших участников кружка Станкевича. Журнал стал рупором идей немецкой философии, в том числе философии Гегеля.
В своих многочисленных критических статьях, напечатанных в «Московском наблюдателе», Белинский продолжал отстаивать принцип примирения с действительностью, осуждая протестующее искусство и возвышая в творчестве созерцание жизни и внутреннюю гармонию, что наиболее полно, по мнению критика, было выражено в творчестве Гёте.
Александр Герцен о Белинском тех лет вспоминал:
«Белинский — самая деятельная, порывистая, диалектически-страстная натура бойца, проповедовал тогда индийский покой созерцания и теоретическое изучение вместо борьбы. Он веровал в это воззрение и не бледнел ни перед каким последствием, не останавливался ни перед моральным приличием, ни перед мнением других, которого так страшатся люди слабые и не самобытные, в нём не было робости, потому что он был силён и искренен; его совесть была чиста».
Однако, несмотря на сильный литературный отдел, возможно даже лучший в России, публику не очень подкупали отвлечённые философские теории и особенно идея примирения с действительностью. В 1839 году издание «Московского наблюдателя» прекратилось из-за недостатка подписчиков. При этом «неистовый Виссарион» даже не думал отступать от своих взглядов. Его не поколебали ни закрытие журнала, ни ссора с Александром Ивановичем Герценом и Николаем Платоновичем Огарёвым, которые стояли на позициях непременных политических изменений в России.
Белинский снова оказался без постоянного дохода, но уже в более выгодном положении. За время работы в «Телескопе» и «Московском наблюдателе» он сделал себе имя. На этот раз спасение от хронической бедности пришло из Санкт-Петербурга.
Жизнь в Санкт-Петербурге и смена взглядов
В апреле 1939 года издатель петербургского журнала «Отечественные записки» Андрей Краевский послал своего сотрудника, писателя Ивана Панаева, в Москву, чтобы договориться с Белинским о совместной работе. Виссарион Григорьевич сразу согласился взять на себя критический отдел в «Отечественных записках».
Первые три статьи Виссариона Григорьевича на новом месте («Бородинская годовщина», о «Горе от ума» и «Менцель, критик Гёте»), ещё с большей силой выражают веру в правильность примирения с действительностью. Как выразился Герцен, Белинский «дал по нас последний яростный залп».
Критик поселился на Грязной улице, близ Семёновских казарм, в деревянном двухэтажном доме, в котором занял одну комнату. Между тем действительность столичной жизни произвела не самое благоприятное впечатление на Белинского. Он так описывает первые дни пребывания в городе:
«Питер навёл на меня апатию, уныние и чорт знает что… ибо Питер имеет необыкновенное свойство оскорбить в человеке всё святое и заставить в нём выйти наружу всё сокровенное. Только в Питере человек может узнать себя — человек он, получеловек или скотина: если будет страдать в нем — человек, если Питер полюбится ему — будет или богат, или действительным статским советником».
Санкт-Петербург сильно повлиял на Виссариона Григорьевича, именно в нём он увидел и ощутил, что действительность, в которой царит крепостное право, не соответствует разумности и гармонии. Сам Белинский признавался, что Санкт-Петербург убедил его в неверности идей примирения с действительностью больше, чем все словесные доводы. В Белинском произошла кардинальная ломка старых убеждений, он в письмах к друзьям «проклинал» своё примирение и чувствовал себя «выздоравливающим», а статью «Бородинская годовщина» определял как «промах» и «глупая статейка». В 1840 году Герцен и Белинский помирились.
С той же силой и энергией, какой защищал Виссарион Григорьевич разумность действительности, он взялся обличать пороки крепостного права, несправедливость и лицемерие властей, а от литературы требовать реального описания жизни людей и правды.
1840‑е годы — наиболее плодотворный и успешный период творческой деятельности «неистового Виссариона». В своих критических статьях и ежегодных обзорах русской литературы Белинский непревзойдённо тонко и глубоко раскрывал смысл значения творчества Державина, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, а также только начинающих тогда писателей, таких как Тургенев, Гончаров, Некрасов, Достоевский.
Многих молодых писателей Белинский всячески поддерживал и помогал им вырасти в художников мирового значения. Квартира Виссариона Григорьевича у Аничкова моста стала центром притяжения мыслящей молодёжи, где бывали многие великие русские мыслители. Его критические статьи принесли «Отечественным запискам» невиданную славу. Герцен в «Былом и думах» пишет:
«Статьи Белинского судорожно ожидались в Москве и Петербурге с 25-го числа каждого месяца. Пять раз хаживали студенты в кофейные спрашивать, получены ли „Отечественные записки“. Номер журнала рвали из рук в руки. „Есть Белинского статья?“ — „Есть!“ — и она поглощалась с лихорадочным сочувствием, со смехом, со спорами…».
К 1842 году Белинский окончательно приходит к убеждению о необходимости полного переустройства России революционным путём. Философской основой его литературной критики становится социализм. Как он сам признавался, социализм стал для него «идеею идей». В 1843 году Виссарион Григорьевич женится на Марии Васильевне Орловой, классной даме московского института. Однако увлечённый борьбой и беспрерывной работой, он не уделял особого внимания семейным делам и брак не был удачным.
Работы в эти годы у Виссариона Григорьевича было немало. Редактор журнала возложил на него обязанность не только писать критические статьи о русской литературе, но и рецензии на азбуки, сонники, гадательные книги и много другое, в чём зачастую критик не разбирался. Работа сильно выматывала. В 1845 году у критика развилась чахотка. Для лечения он отправляется со своим другом, артистом Щепкиным, на юг России. Перед поездкой Белинский уходит из «Отечественных записок».
Вернувшись в Петербург, Виссарион Григорьевич узнаёт, что его друзья Николай Некрасов и Иван Панаев решили приобрести журнал «Современник». Возможность работать в том самом «Современнике», который когда-то издавал Пушкин, воодушевила критика. В 1847 году издание окончательно перешло в руки новым владельцам. «Современник» сразу же сделался самым популярным и авторитетным литературным и общественно-политическим журналом. К работе в нём помимо Белинского были привлечены самые выдающиеся писатели того времени. Как всегда, Виссарион Григорьевич с полной самоотдачей погрузился в работу, как будто не замечая постоянной физической боли. Однако его силы уже начинали таять.
Последние годы жизни и письмо к Гоголю
Из-за обострения туберкулёза врачи настаивали на отъезде Белинского за границу. В 1847 году Виссарион Григорьевич отправляется лечиться на немецкий курорт Зальцбрунн. Там он получает письмо Николая Васильевича Гоголя с ответом на критику своей последней книги «Выбранные места из переписки с друзьями». В этом произведении писатель выражает идеи славянофилов и говорит о христианском послушании, терпении и покорности русского народа. В своём письме Гоголь упрекает Белинского за резкость статьи о книге.
Письмо Гоголя разбудило в Белинском последние искры былого пламени «неистового Виссариона», как и прежде, он готов был наброситься на оппонента с полной силой, забывая о своей болезни. Его ответ Гоголю был не просто ответом писателю, это был ответ всей несправедливости, которая существовала в государстве.
«Россия видит своё спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиетизме, а в успехах цивилизации, просвещения гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, сколько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а со здравым смыслом и справедливостью… И в это время великий писатель, который своими дивно-художественными творениями так могущественно содействовал самосознанию России, давши ей возможность взглянуть на самое себя как будто в зеркале, — является с книгою, в которой во имя Христа и церкви учит варвара-помещика наживать от крестьян больше денег…
Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов — что Вы делаете?!!».
Лечение на немецких курортах не помогает Белинскому. Перед возвращением на родину он отправляется в Париж, чтобы продолжить лечение, и встречается там со своими московскими друзьями, Герценом и Бакуниным. Осенью 1847 года он возвращается в Россию и продолжает работать. В первых книгах «Современника» за 1848 год был напечатан ряд статей и рецензий критика, из которых две представляли собою обширные статьи с обзором русской литературы за 1847 год. В это время, в связи с начавшейся на Западе революцией, цензурные препятствия в России усилились. В феврале и марте 1848 года Виссариона Григорьевича два раза вызывали в Третье жандармское отделение, начальник которого выразил желание «познакомиться» с критиком, но Белинский по состоянию здоровья появиться там не мог.
Весной 1848 года ему становится хуже.
Умер Виссарион Григорьевич Белинский 7 июня 1848 года в 36 лет. Его похоронили на Волковском кладбище Санкт-Петербурга, в той части кладбища, которая позже станет называться «Литераторские мостки».
«Письмо Н. В. Гоголю» стало громом среди ясного неба. Публиковать его где-либо, было запрещено до 1905 года, и текст распространялся только в виде рукописных копий среди интеллигенции нелегально. Именно за чтение «Письма» Фёдора Михайловича Достоевского приговорили к смертной казни, которая была заменена каторгой. Ещё долгое время после смерти Белинского его имя не разрешалось упоминать в печати, и заменялось выражением «критик гоголевского периода».
Виссарион Григорьевич до конца своих дней был патриотом России и верил в её светлое и великое будущее. Он оставил глубокий след, как в литературной критике, так и в становлении революционных идей в нашей стране. О роли Белинского лучше всего написал поэт Николай Алексеевич Некрасов в произведении «Медвежья охота»:
«Белинский был особенно любим…
Молясь твоей многострадальной тени,
Учитель! перед именем твоим
Позволь смиренно преклонить колени!В те дни, как всё коснело на Руси,
Дремля и раболепствуя позорно,
Твой ум кипел — и новые стези
Прокладывал, работая упорно.Ты не гнушался никаким трудом:
„Чернорабочий я — не белоручка!“ —
Говаривал ты нам — и напролом
Шёл к истине, великий самоучка!Ты нас гуманно мыслить научил,
Едва ль не первый вспомнил об народе,
Едва ль не первый ты заговорил
О равенстве, о братстве, о свободе…»
Читайте также «„Нива“ и последний роман Льва Толстого».
