Голод в Поволжье: взгляд спустя столетие

Мас­со­вый голод 1921–1922 годов изве­стен как «голод в Повол­жье», хотя на самом деле охва­ты­вал огром­ную тер­ри­то­рию от Кры­ма до Сиби­ри. Боль­ше все­го постра­да­ли реги­о­ны так назы­ва­е­мо­го рис­ко­во­го зем­ле­де­лия, в том чис­ле Сред­нее Повол­жье, а имен­но Сама­ра и Сара­тов. В послед­них двух обла­стях голод при­об­рёл наи­бо­лее ужа­са­ю­щие мас­шта­бы: голо­да­ю­щих было соот­вет­ствен­но 89% и 70%, из-за чего за ним и закре­пи­лось ука­зан­ное обо­зна­че­ние. Несмот­ря на то что бук­валь­но через десять лет совет­ская стра­на пере­жи­ла ещё один, не менее раз­ру­ши­тель­ный голод, имен­но собы­тия 1920‑х годов, наря­ду с ленин­град­ской бло­ка­дой, ста­ли в оте­че­ствен­ной исто­рии сим­во­лом гума­ни­тар­ной катастрофы.

Голод и особенности российского земледелия

Как сви­де­тель­ству­ют источ­ни­ки, за пред­ше­ство­вав­шие поволж­ским собы­ти­ям 900 лет на рус­ских зем­лях было зафик­си­ро­ва­но око­ло 40 слу­ча­ев мас­со­во­го голо­да — его пере­жи­ва­ло каж­дое поко­ле­ние. Чаще все­го он был обу­слов­лен неуро­жа­я­ми, свя­зан­ны­ми с пло­хи­ми погод­ны­ми усло­ви­я­ми и непло­до­род­но­стью почвы.

Впо­след­ствии к этим фак­то­рам доба­ви­лась эко­но­ми­че­ская отста­лость кре­стьян­ских хозяйств. Их раз­ви­тие тор­мо­зил целый ряд обсто­я­тельств: мало­зе­ме­лье и свя­зан­ная с ним пере­на­се­лён­ность дерев­ни, при­ми­тив­ная агро­тех­ни­ка, невоз­мож­ность полу­чать инфор­ма­цию из-за негра­мот­но­сти боль­шей части крестьян.

Не менее зна­чи­мую роль игра­ли недо­стат­ки общин­но­го зем­ле­поль­зо­ва­ния. Преж­де все­го, речь идёт о черес­по­ло­си­це, когда кре­стьян­ский надел делил­ся на несколь­ко участ­ков, порой лежав­ших дале­ко друг от дру­га. Сево­обо­рот при этом оста­вал­ся общим, и вла­де­лец фак­ти­че­ски не мог рас­по­ря­жать­ся наде­лом, как хотел. В ито­ге кре­стья­нин терял сти­мул улуч­шать каче­ство зем­ли и про­из­во­дить про­дук­цию сверх лич­но­го потреб­ле­ния и семен­но­го фон­да. Как след­ствие, в неуро­жай­ные годы дерев­ня вся­кий раз балан­си­ро­ва­ла на гра­ни голода.

Опре­де­лён­ные подвиж­ки нача­лись в ходе сто­лы­пин­ской земель­ной рефор­мы. По замыс­лу её орга­ни­за­то­ров, при лик­ви­да­ции общи­ны каж­дый её член полу­чал стро­го очер­чен­ный надел и дол­жен быть раз­ви­вать его как еди­но­лич­ник. Бла­го­да­ря уси­ли­ям рефор­ма­то­ров в Рос­сии дей­стви­тель­но воз­ник тон­кий слой подоб­ных соб­ствен­ни­ков, насы­щав­ших рынок про­дук­ци­ей. Этот так­ти­че­ский успех вдох­но­вил спе­ци­а­ли­стов, иссле­до­вав­ших эко­но­ми­ку дерев­ни, и спо­соб­ство­вал появ­ле­нию пред­став­ле­ния о том, что доста­точ­но «раз­гру­зить» её от лиш­них рук, что­бы интен­си­фи­ци­ро­вать хозяй­ствен­ную дея­тель­ность и полу­чить товар­ный хлеб.

Оши­боч­ность дан­но­го под­хо­да ста­ла замет­на уже в Первую миро­вую вой­ну, когда выяви­лась пря­мая вза­и­мо­связь меж­ду уве­ли­че­ни­ем коли­че­ства при­зыв­ни­ков и умень­ше­ни­ем объ­ё­ма про­из­ве­дён­ной сель­хоз­про­дук­ции. В эти годы наме­тил­ся и обрат­ный отток в общи­ну еди­но­лич­ни­ков, видев­ших в ней инсти­тут соци­аль­ной защи­ты в эпо­ху воен­ных катаклизмов.

Сле­ду­ю­щим уда­ром по про­из­во­дя­ще­му хозяй­ству ста­ла аграр­ная поли­ти­ка боль­ше­ви­ков. Поми­мо про­че­го, она была наце­ле­на про­тив дере­вен­ских соб­ствен­ни­ков. Нор­мы, по кото­рым высчи­ты­ва­лось, кто зажи­точ­ный, а кто бед­ный, были про­из­воль­ны­ми и назна­ча­лись вла­стя­ми. Если нор­ма пре­вы­ша­лась, «излиш­нюю» соб­ствен­ность изы­ма­ли. При­том сам вла­де­лец про­дол­жал по доку­мен­там чис­лить­ся зажи­точ­ным, ста­но­вясь объ­ек­том наси­лия со сто­ро­ны вла­стей и соб­ствен­ных соседей.

Ито­гом стал упа­док высо­ко­про­из­во­ди­тель­ных хозяйств. Вме­сте с тем вся тяжесть начав­шей­ся прод­раз­вёрст­ки лег­ла на мел­кие и сред­ние хозяй­ства, кото­рые были не спо­соб­ны про­из­во­дить товар­ную про­дук­цию. Необ­хо­ди­мость кор­мить армию и город­ской про­ле­та­ри­ат при­во­ди­ла к тому, что у кре­стьян изы­ма­лись прак­ти­че­ски всё, что было в нали­чии, вклю­чая и без того скуд­ные резер­вы. Неуро­жай­ный для Повол­жья и цен­траль­ной Рос­сии 1920 год сде­лал неиз­беж­ным про­до­воль­ствен­ный кри­зис, а вслед за ним — и мас­со­вый голод.

Почему начался голод

Попыт­ки осмыс­лить собы­тия в Повол­жье вся­кий раз натал­ки­ва­лись на слож­ную и неод­но­знач­ную кар­ти­ну голо­да. Кро­ме того, ему изна­чаль­но сопут­ство­вал силь­ный эмо­ци­о­наль­ный и поли­ти­че­ский фон. В совет­ских науч­ных пуб­ли­ка­ци­ях глав­ны­ми винов­ни­ка­ми голо­да объ­яв­ля­лись бело­гвар­дей­цы и интер­вен­ты, а так­же «внут­рен­няя контр­ре­во­лю­ция». Имен­но они, как счи­та­лось, в своё вре­мя разо­ри­ли те реги­о­ны, где он был осо­бен­но силь­ным. При этом авто­ры игно­ри­ро­ва­ли факт, что Казань, Сим­бирск и Сама­ра ста­ли «крас­ны­ми» уже осе­нью 1918 года, а Сара­тов был им всю Граж­дан­скую вой­ну. В пост­со­вет­ской исто­рио­гра­фии наме­тил­ся пере­кос в дру­гую сто­ро­ну: теперь во всём были вино­ва­ты боль­ше­ви­ки, кото­рые с целью удер­жать власть устро­и­ли руко­твор­ный голод.

Любо­пыт­но, что в целом сдер­жан­ные оцен­ки при­сут­ству­ют в совет­ских мате­ри­а­лах, выхо­див­ших непо­сред­ствен­но во вре­мя голо­да, хотя в них уже про­сту­па­ют упо­мя­ну­тые выше сюже­ты. Опи­сы­вая послед­ствия вой­ны, тех­ни­че­скую отста­лость дерев­ни, отсут­ствие инфра­струк­ту­ры и транс­порт­ную раз­ру­ху, авто­ры отме­ча­ли, что дея­тель­ность «поме­щи­ков и капи­та­ли­стов» лишь «уси­ли­ла» эти явле­ния. Дру­гой вопрос, что в этом кон­тек­сте пол­но­стью выпус­ка­лись репрес­сив­ные прак­ти­ки вла­сти. С нача­лом новой эко­но­ми­че­ской поли­ти­ки, объ­яв­лен­ной вес­ной 1921 года, печать оче­вид­ным обра­зом стре­ми­лась зату­ше­вать пло­хие вос­по­ми­на­ния о прод­раз­вёрст­ке, заме­нён­ной нало­гом. При этом, осо­зна­вая нако­пив­шу­ю­ся за про­шед­шие три года озлоб­лен­ность кре­стьян, вид­ный пар­ти­ец Еме­льян Яро­слав­ский соста­вил целую мето­дич­ку, кото­рая долж­на была помочь аги­та­то­рам уго­во­рить дере­вен­ских пожерт­во­вать про­дук­ты и вещи в поль­зу голодающих.

Несо­мнен­но, в осно­ве голо­да лежал целый ком­плекс фак­то­ров. Услов­но они раз­де­ля­ют­ся на общие и част­ные. В первую груп­пу мож­но отне­сти послед­ствия Пер­вой миро­вой и Граж­дан­ской войн, дис­функ­цию госу­дар­ства (в том чис­ле снаб­же­ния и путей сооб­ще­ния), нераз­ви­тость совре­мен­ных мето­дов зем­ле­поль­зо­ва­ния. Кро­ме того, сюда доба­вил­ся кли­ма­ти­че­ский фак­тор. Так, в апре­ле 1921 года в евро­пей­ской части Рос­сии было жар­че, чем в июне, осад­ков места­ми выпа­ло в 100 раз мень­ше нормы.

Ко вто­рой груп­пе мож­но отне­сти непро­ду­ман­ную аграр­ную поли­ти­ку вла­стей — преж­де все­го, раз­гром высо­ко­про­из­во­ди­тель­ных хозяйств и репрес­сив­ные мето­ды прод­раз­вёрст­ки. Ещё одним фак­то­ром ста­ло окон­ча­ние борь­бы с орга­ни­зо­ван­ным Белым дви­же­ни­ем и мас­со­вая демо­би­ли­за­ция Крас­ной армии. Вче­раш­ние сол­да­ты, мно­гие из кото­рых вое­ва­ли уже шесть лет, не воз­вра­ща­лись к сво­им хозяй­ствам, а наобо­рот, сби­ва­лись в банды.

Ход событий, масштаб бедствия и международная помощь

Мас­штаб бед­ствия был оче­ви­ден уже вес­ной 1921 года. Впо­след­ствии ста­нет извест­но, что уро­жай­ность упа­ла вдвое по срав­не­нию с уров­нем 1913 года. Голод охва­тил, по раз­ным дан­ным, от 27 до 40 мил­ли­о­нов чело­век при офи­ци­аль­ном насе­ле­нии стра­ны в 130 мил­ли­о­нов. Нача­лись напа­де­ния на про­до­воль­ствен­ные скла­ды и желез­но­до­рож­ные соста­вы. Кре­стьяне целы­ми семья­ми сни­ма­лись с наси­жен­ных мест и отправ­ля­лись туда, где «зем­ля родит». Так, через вок­за­лы Цари­цы­на еже­днев­но про­хо­ди­ло до двух тысяч чело­век. В это вре­мя стра­на толь­ко пере­хо­ди­ла от воен­но­го ком­му­низ­ма к нэпу, и вла­сти по-преж­не­му стре­ми­лись накор­мить голо­да­ю­щих за счёт допол­ни­тель­ных хлеб­ных наря­дов, спу­щен­ных в уро­жай­ные реги­о­ны. Это вызы­ва­ло зако­но­мер­ное воз­му­ще­ние и кон­флик­ты на местах. К труд­но­стям сбо­ра про­дук­тов добав­ля­лись про­бле­мы с логи­сти­кой. Рабо­чих и крас­но­ар­мей­цев при­зы­ва­ли отчис­лять часть пай­ка и жало­ва­ния в поль­зу голо­да­ю­щих, одна­ко, как при­зна­ва­ли даже вла­сти, те сами нахо­ди­лись не в луч­шем состоянии.

В руко­вод­стве стра­ны обсуж­да­лись раз­лич­ные меры ста­би­ли­за­ции ситу­а­ции, но ни одну из них ока­за­лось невоз­мож­но вопло­тить. Мас­со­вой эва­ку­а­ции меша­ли рас­стро­ен­ные пути сооб­ще­ния. При­зыв ново­бран­цев в армию не сни­мал про­до­воль­ствен­ной про­бле­мы. На закуп­ку нуж­но­го объ­ё­ма про­дук­тов за гра­ни­цей не хва­та­ло валю­ты. Создан­ный в июле 1921 года Коми­тет помо­щи голо­да­ю­щим не справ­лял­ся со сво­ей глав­ной зада­чей. По вос­по­ми­на­ни­ям сотруд­ни­ков, серьёз­ной поме­хой была нехват­ка ква­ли­фи­ци­ро­ван­ных кад­ров, бес­хо­зяй­ствен­ность мест­ных орга­нов и рав­но­ду­шие насе­ле­ния в губер­ни­ях, не охва­чен­ных голо­дом. В центр посту­па­ла крайне раз­но­ре­чи­вая инфор­ма­ция. Как писал в том же июле 1921 года нар­ком ино­стран­ных дел Геор­гий Чиче­рин гла­ве испол­ко­ма Мос­со­ве­та Льву Каме­не­ву, сооб­ще­ния с мест колеб­лют­ся «меж­ду крайне алар­мист­ски­ми кар­ти­на­ми и уте­ши­тель­ны­ми ука­за­ни­я­ми на то, что вовсе не так плохо».

Ситу­а­ция ухуд­ша­лась с каж­дым днём. В кон­це 1921 года пуд муки в Сара­тов­ской губер­нии сто­ил мил­ли­он руб­лей при сред­не­ме­сяч­ной зар­пла­те рабо­че­го в несколь­ко тысяч. За вед­ро кар­то­фе­ля мож­но было купить дом, а за несколь­ко пудов муки — целое хозяй­ство. Основ­ной пищей ста­ли сур­ро­га­ты, при­чём «зелё­ный хлеб», при­го­тов­лен­ный цели­ком из лебе­ды, мог­ли поз­во­лить себе толь­ко зажи­точ­ные люди. Осталь­ным при­хо­ди­лось доволь­ство­вать­ся более дешё­вы­ми аналогами.

Их пита­тель­ность, по оцен­ке спе­ци­а­ли­стов, коле­ба­лась от двух до пяти про­цен­тов и явно была недо­ста­точ­ной. Когда закон­чи­лись сур­ро­га­ты, в пищу пошли соло­мен­ные кры­ши домов, гли­на и навоз. Смерт­ность уве­ли­чи­лась с 2,5 до 12–14%, боль­ни­цы и дет­ские при­юты были пере­пол­не­ны. Неко­то­рые дерев­ни пол­но­стью выми­ра­ли, в дру­гих кре­стьяне совер­ша­ли само­убий­ства, запи­ра­ясь в «чёр­ных» банях. Пери­о­ди­че­ски появ­ля­лись сооб­ще­ния о каннибализме.

Поняв, что сво­и­ми сила­ми не спра­вить­ся, совет­ское пра­ви­тель­ство пуб­лич­но при­зна­ла мас­со­вый голод. С ведо­ма вла­стей 13 июля 1921 года Мак­сим Горь­кий, поль­зу­ясь миро­вой извест­но­стью, выпу­стил обра­ще­ние «Ко всем чест­ным людям». В нём он при­звал «всех чест­ных людей Евро­пы и Аме­ри­ки» к «немед­лен­ной помо­щи рус­ско­му наро­ду». Бук­валь­но через десять дней на при­зыв Горь­ко­го отклик­нул­ся Гер­берт Гувер, министр тор­гов­ли США, воз­глав­ляв­ший непра­ви­тель­ствен­ную «Аме­ри­кан­скую адми­ни­стра­цию помо­щи» (American Relief Administration). Дого­вор меж­ду Моск­вой и ARA был под­пи­сан 20 авгу­ста 1921 года в Риге, а уже к 1 октяб­ря орга­ни­за­ция отпра­ви­ла в Повол­жье око­ло 500 ваго­нов про­до­воль­ствия. Все­го к маю 1922 года в реги­он посту­пи­ло более 5200 ваго­нов (более пяти мил­ли­о­нов пудов) про­дук­тов. Поми­мо это­го, в Рос­сию посту­па­ли меди­ка­мен­ты, одеж­да и обувь. Источ­ни­ка­ми поступ­ле­ния были запа­сы армии США и аме­ри­кан­ско­го Крас­но­го Кре­ста. Нема­лую долю состав­ля­ли част­ные пожерт­во­ва­ния. Так, на вне­сён­ные десять дол­ла­ров (око­ло 200 совре­мен­ных) заку­па­лось 22 кило­грам­ма муки, 11 кило­грам­мов риса, 4,5 кило­грам­ма жиров, столь­ко же саха­ра, чай и сгу­щён­ка. Этот паёк мог обес­пе­чить сред­нюю семью на неде­лю. Посыл­ки с едой полу­ча­ли рос­сий­ские пре­по­да­ва­те­ли, вра­чи, арти­сты и дру­гие пред­ста­ви­те­ли интеллигенции.

Офи­сы ARA были уком­плек­то­ва­ны аме­ри­кан­ски­ми офи­це­ра­ми — вете­ра­на­ми Пер­вой миро­вой вой­ны. Один из них вспо­ми­нал, что Фран­ция 1918 года, по срав­не­нию с их нынеш­ней рабо­той, была «про­сто лет­ним курор­том». Самих аме­ри­кан­цев было немно­го, око­ло 300 чело­век, весь обслу­жи­ва­ю­щий пер­со­нал наби­ра­ли из мест­ных. Поми­мо бла­го­тво­ри­тель­но­сти, ARA нала­жи­ва­ла связь и пути сооб­ще­ния. В неко­то­рых рай­о­нах пред­ста­ви­те­ли орга­ни­за­ции ста­но­ви­лись реаль­ной вла­стью. Это не мог­ло не раз­дра­жать совет­ские орга­ны. В свою оче­редь, ГПУ подо­зре­ва­ло ARA в шпи­о­на­же. Эти пред­став­ле­ния потом отра­зят­ся в совет­ской лите­ра­ту­ре: из неё сле­до­ва­ло, что Гувер, помо­гая Сове­там, шан­та­жи­ро­вал аме­ри­кан­ское пра­ви­тель­ство и при этом вёл на совет­ской тер­ри­то­рии дивер­си­он­ную работу.

Вслед за ARA в Рос­сию ста­ла при­бы­вать помощь от дру­гих зару­беж­ных орга­ни­за­ций, преж­де все­го Меж­ду­на­род­но­го коми­те­та помо­щи Рос­сии. Им руко­во­дил вер­хов­ный комис­сар Лиги Наций, зна­ме­ни­тый поляр­ник Фритьоф Нан­сен (за гума­ни­тар­ную рабо­ту он впо­след­ствии полу­чит Нобе­лев­скую пре­мию мира). В апре­ле 1922 года запад­ные мис­сии кор­ми­ли поло­ви­ну, а в июне — свы­ше 90% голо­дав­ших детей Повол­жья. К июню того же года пита­ни­ем были обес­пе­че­ны две тре­ти, а к сен­тяб­рю — почти все голо­дав­шие взрос­лые. Нель­зя ска­зать, что и совет­ское пра­ви­тель­ство сиде­ло сло­жа руки. Посте­пен­но вла­стям уда­лось моби­ли­зо­вать внут­рен­ние ресур­сы. Помощь так­же посту­па­ла по линии Меж­ду­на­род­ной рабо­чей помо­щи голо­да­ю­щим (Меж­ра­б­пом­гол). Бла­го­да­ря пред­при­ня­тым уси­ли­ям осе­нью 1922 года мас­со­вый голод пошёл на спад, хотя его про­яв­ле­ния фик­си­ро­ва­лись в отдель­ных обла­стях вплоть до 1924 года.

Точ­ное чис­ло жертв неиз­вест­но до сих пор. Обыч­но назы­ва­ет­ся циф­ра в пять мил­ли­о­нов чело­век, выве­ден­ная на осно­ве дан­ных Цен­траль­но­го ста­ти­сти­че­ско­го управ­ле­ния РСФСР. Голод повлёк за собой взрыв пре­ступ­но­сти и бес­при­зор­но­сти. Мно­гие пере­жив­шие его поз­же испы­ты­ва­ли серьёз­ные про­бле­мы со здоровьем.

По офи­ци­аль­ной вер­сии, в рам­ках борь­бы с голо­дом в янва­ре 1922 года было нача­то изъ­я­тие цер­ков­ных ценностей.

Голод в культуре и массовом сознании

Ещё во вре­мя голо­да его обра­зы ста­ли про­ни­кать в искус­ство и повсе­днев­ную жизнь. То и дело они воз­ни­ка­ли в лите­ра­ту­ре. Напри­мер, Сер­гей Есе­нин в «Стране него­дя­ев» писал:

Там… За Сама­рой… Я слышал…
Люди едят друг друга…

Или у Алек­сея Кру­чё­ных в сти­хо­тво­ре­нии «Голод» 1922 года:

Дети гло­та­ли с голодухи,
Да видят — в кот­ле пла­ва­ют чело­ве­чьи руки,
А в углу воро­ча­ют­ся порван­ные кишонки. —
У‑оx!.. — заво­пи­ли, да ора­вой в дверь
И ещё пуще ахнули:
Там мамень­ка висела —
Шея посиневшая
Обмо­та­на намы­лен­ной паклей!

Мак­си­ми­ли­ан Воло­шин в 1923 году тоже напи­сал стихотворение«Голод»:

Гло­да­ли псы ото­рван­ные руки
И голо­вы. На рын­ке торговали
Дешё­вым студ­нем, тош­ной колбасой.
Бара­ни­на была в про­да­же — триста,
А чело­ве­чи­на — по сорока.
Душа была дав­но дешев­ле мяса.

У Гри­го­рия Белых и Лео­ни­да Пан­те­ле­е­ва в «Рес­пуб­ли­ке ШКИД» (1927) двор­ник Меф­таху­дын при­е­хал в Пет­ро­град из Сама­ры, «бежал от голо­да». Повесть «Таш­кент — город хлеб­ный» (1923) Алек­сандра Неве­ро­ва опи­сы­ва­ет путе­ше­ствие маль­чи­шек из голод­ных мест в пло­до­род­ный Тур­ке­стан. Этот же сюжет воз­ни­ка­ет в романе «Два капи­та­на» (1940) Вени­а­ми­на Каве­ри­на. У Иль­фа и Пет­ро­ва в «Две­на­дца­ти сту­льях» (1928) сюжет с голо­дом обыг­ры­ва­ет­ся в сар­ка­сти­че­ском ключе:

«Меж­ду тем помрач­нев­ший инспек­тор пожар­ной охра­ны спу­стил­ся задом по чер­дач­ной лест­ни­це и, сно­ва очу­тив­шись в кухне, уви­дел пяте­рых граж­дан, кото­рые пря­мо рука­ми выка­пы­ва­ли из боч­ки кис­лую капу­сту и обжи­ра­лись ею. <…>
— Дети Поволжья?
Аль­хен замялся».

Насле­дие поволж­ских собы­тий неожи­дан­но пре­ло­ми­лось в совре­мен­ном рос­сий­ском фольк­ло­ре. Так, в «страш­ных исто­ри­ях» пери­о­ди­че­ски воз­ни­ка­ет топос «дерев­ни людо­едов», в кото­рой ока­зы­ва­ют­ся глав­ные герои. Он осно­ван на реаль­ных собы­ти­ях, про­ис­хо­див­ших в Пуга­чёв­ском уез­де Сара­тов­ской губер­нии на пике голо­да, зимой 1921–22 годов. Этот край сам по себе пред­став­лял иде­аль­ную лока­цию для хор­ро­ра. Мест­ные сёла были раз­бро­са­ны по бес­край­ней сте­пи, вда­ли от круп­ных горо­дов. Свя­зи с ними не было, а доро­ги были навод­не­ны бан­ди­та­ми. Имен­но здесь были выяв­ле­ны фак­ты груп­по­во­го людо­ед­ства, кото­рые затем ста­ли частью город­ских легенд.

Свой след голод оста­вил и на совет­ской кухне: молоч­ная лап­ша и какао, тра­ди­ци­он­ные блю­да в сто­ло­вых дет­ских учре­жде­ний, вхо­ди­ли в стан­дарт­ное меню пита­тель­ных пунк­тов ARA.

Посте­пен­но на сме­ну голо­ду при­хо­ди­ло изоби­лие нэпа, и потря­се­ния про­шлых лет ста­ли мед­лен­но забы­вать­ся. Это­му спо­соб­ство­ва­ла и поли­ти­ка вла­стей. Так, музей исто­рии голо­да в Сама­ре, откры­тый по горя­чим сле­дам ещё в 1922 году, был закрыт уже через три года, в 1925 году. Такая же участь постиг­ла ана­ло­гич­ный музей в Сара­то­ве. К сло­ву, то же самое впо­след­ствии про­изо­шло и с музе­ем бло­ка­ды в Ленин­гра­де. Совет­ские граж­дане, сотруд­ни­чав­шие с ARA, попа­ли под репрес­сии. Кни­га Ана­ста­сии Цве­та­е­вой «Голод­ная эпо­пея» (1927) была откло­не­на изда­тель­ством. Тема голо­да за ред­ким исклю­че­ни­ем (как в слу­чае с экра­ни­за­ци­ей кни­ги Неве­ро­ва в 1968 году) не под­ни­ма­лась в искус­стве. Наи­бо­лее ярки­ми образ­ца­ми ико­но­гра­фии голо­да оста­лись пла­ка­ты Дмит­рия Моора и Ива­на Сима­ко­ва, создан­ные непо­сред­ствен­но под впе­чат­ле­ни­ем от происходящего.

Не в послед­нюю оче­редь по этим при­чи­нам собы­тия 1921–1922 годов 100 лет спу­стя пред­ста­ют в виде спо­ра­ди­че­ских и не свя­зан­ных меж­ду собой обра­зов. Порой в инфор­ма­ци­он­ном про­стран­стве они сли­ва­ют­ся с голо­до­мо­ром 1932–1933 годов. В част­но­сти, фото­гра­фии, сде­лан­ные в тот пери­од, неред­ко отно­сят­ся к сле­ду­ю­ще­му деся­ти­ле­тию. Тем не менее само кли­ше «голод в Повол­жье» по-преж­не­му воз­ни­ка­ет в мас­со­вом созна­нии, ста­но­вясь сим­во­лом зло­ве­ще­го и мрач­но­го безвременья.

Читай­те так­же наш мате­ри­ал «Крас­ный Крест в Рос­сии. От зарож­де­ния до 1920‑х годов».