«Распад империи». Как СССР прекратил существование

В под­ка­сте «Всё идёт по пла­ну» писа­тель и режис­сёр Вла­ди­мир Коз­лов рас­ска­зы­ва­ет о жиз­ни в СССР, раз­ве­и­ва­ет мифы и опро­вер­га­ет фейки.

VATNIKSTAN пуб­ли­ку­ет тек­сто­вую вер­сию выпус­ка о рас­па­де Совет­ско­го Сою­за — как про­хо­дил Все­со­юз­ный рефе­рен­дум о сохра­не­нии СССР, лич­ной реак­ции на ГКЧП и чем зани­ма­лись люди в пер­вые меся­цы «новой жизни».

При­вет! Это — Вла­ди­мир Коз­лов, автор под­ка­ста «Всё идёт по плану».

Сего­дня я хочу пого­во­рить о рас­па­де СССР. Об этом уже ска­за­но доста­точ­но мно­го, и в бли­жай­шие меся­цы будет ска­за­но ещё боль­ше: в декаб­ре испол­нит­ся 30 лет, как рас­пал­ся Совет­ский Союз.

Поэто­му я буду гово­рить, в основ­ном, не об исто­ри­че­ских фак­тах и дета­лях тех собы­тий: всё это доста­точ­но лег­ко най­ти. Вме­сто это­го я попро­бую вспом­нить, как сам вос­при­ни­мал эти собы­тия — когда СССР пре­кра­тил суще­ство­ва­ние, мне было уже почти 20 лет. Я был взрос­лым человеком.

Но нач­ну я несколь­ко рань­ше, не с собы­тий 1991 года. Я задаю себе вопрос: когда я по-насто­я­ще­му понял, в какой стране живу? В смыс­ле, когда осо­знал связь меж­ду мало­при­вле­ка­тель­ной реаль­но­стью вокруг и совет­ской системой?

Думаю, лет в 11–12. Глав­ным фак­то­ром, конеч­но, стал раз­рыв меж­ду тем, что нам гово­ри­ли в шко­ле о ско­ром постро­е­нии ком­му­низ­ма и неоспо­ри­мых пре­иму­ще­ствах уже яко­бы постро­ен­но­го раз­ви­то­го соци­а­лиз­ма, и тем, что про­ис­хо­ди­ло на самом деле: и в шко­ле, и про­сто на ули­цах моги­лёв­ской окраины.

Конеч­но, я слы­шал и раз­го­во­ры взрос­лых. Я рос в обыч­ной совет­ской семье, ни в коем слу­чае не дис­си­дент­ской, но, думаю, в любой совет­ской семье раз­го­ва­ри­ва­ли о том, что про­ис­хо­дит вокруг. Если на пар­тий­ных и ком­со­моль­ских собра­ни­ях нуж­но было при­тво­рять­ся и гово­рить, что всё пре­крас­но — да, суще­ству­ют отдель­ные недо­стат­ки, кото­рые обя­за­тель­но будут устра­не­ны, но, в целом, мы реши­тель­ным шагом дви­жем­ся к ком­му­низ­му, — то дома, в семье, раз­го­во­ры велись доста­точ­но откро­вен­ные. И что-то из этих раз­го­во­ров я узнавал.

Потом нача­лась пере­строй­ка. Гене­раль­ный сек­ре­тарь ЦК КПСС Кон­стан­тин Чер­нен­ко умер 10 мар­та 1985 года, а мне в этот день испол­ни­лось 13 лет. На сме­ну ему при­шёл Миха­ил Гор­ба­чёв, и в стране ста­ли про­во­дить рефор­мы. Кри­ти­ко­вать ком­му­ни­сти­че­скую власть теперь было мож­но, её вполне офи­ци­аль­но кри­ти­ко­ва­ли в газе­тах и по телевизору.

Взрос­лея, я мно­гое узна­вал о тех сто­ро­нах совет­ской реаль­но­сти, о кото­рых до это­го гово­рить было не при­ня­то или вооб­ще запре­ще­но — от ста­лин­ских репрес­сий до кор­руп­ции вла­стей. Конеч­но, это вооду­шев­ля­ло и вдох­нов­ля­ло, вну­ша­ло надеж­ды на то, что будут изме­не­ния к луч­ше­му. Да, «мы живём в пло­хой стране» — как пела тогда мало­из­вест­ная рок-груп­па, назва­ние кото­рой я вос­ста­но­вить не смог. Но есть шанс, что эта стра­на ста­нет луч­ше. А когда ты — под­ро­сток, наив­ный и мно­го­го не пони­ма­ю­щий, то надежд у тебя мно­го, и надеж­ды эти абсо­лют­но искренние.

Годам к восем­на­дца­ти на сме­ну этим надеж­дам при­шло ощу­ще­ние неопре­де­лён­но­сти. Пере­ме­ны про­ис­хо­ди­ли слиш­ком мед­лен­но. Да, бла­го­да­ря глас­но­сти и сня­тию запре­тов мы полу­чи­ли доступ к запре­щён­ным или недо­ступ­ным до это­го кни­гам, филь­мам, музы­ке, но в дру­гих сфе­рах жиз­ни мало что поменялось.

Я посту­пил в Моги­лёв­ский маши­но­стро­и­тель­ный инсти­тут, где учи­ли нас по совет­ским учеб­ным пла­нам — толь­ко назва­ние пред­ме­та «исто­рия КПСС» заме­ни­ли на «поли­ти­че­ская исто­рия ХХ века», без осо­бых изме­не­ний в про­грам­ме кур­са. А в стране в это вре­мя про­ис­хо­ди­ла борь­ба меж­ду сто­рон­ни­ка­ми про­дол­же­ния реформ и ретро­гра­да­ми-кон­сер­ва­то­ра­ми, кото­рые хоте­ли эти рефор­мы свер­нуть и вер­нуть стра­ну к ком­му­ни­сти­че­ской диктатуре.

Эта борь­ба в ито­ге выли­лась в попыт­ку госу­дар­ствен­но­го пере­во­ро­та эти­ми самы­ми ретро­гра­да­ми и кон­сер­ва­то­ра­ми, назвав­ши­ми себя Госу­дар­ствен­ным коми­те­том по чрез­вы­чай­но­му поло­же­нию — ГКЧП.

Но ещё до это­го, 17 мар­та 1991 года, про­шёл Все­со­юз­ный рефе­рен­дум о сохра­не­нии СССР. В пер­вый раз я участ­во­вал в каком-либо голо­со­ва­нии — мне было на тот момент 19 лет.

Сей­час я нашёл в интер­не­те вопро­сы того рефе­рен­ду­ма. И я пом­ню свои отве­ты на них:

— Счи­та­е­те ли вы необ­хо­ди­мым сохра­не­ние СССР как обнов­лён­ной феде­ра­ции рав­но­прав­ных суве­рен­ных рес­пуб­лик, в кото­рой будут в пол­ной мере обес­пе­чи­вать­ся пра­ва и сво­бо­ды чело­ве­ка любой национальности?
— Да.

— Счи­та­е­те ли вы необ­хо­ди­мым сохра­не­ние СССР как еди­но­го государства?
— Да.

— Счи­та­е­те ли вы необ­хо­ди­мым сохра­не­ние в СССР соци­а­ли­сти­че­ско­го строя?
— Нет.

— Счи­та­е­те ли вы необ­хо­ди­мым сохра­не­ние в обнов­лён­ном Сою­зе совет­ской власти?
— Нет.

— Счи­та­е­те ли вы необ­хо­ди­мым гаран­ти­ро­ва­ние в обнов­лён­ном Сою­зе прав и сво­бод чело­ве­ка любой национальности?
— Да.

Основ­ным вопро­сом был пер­вый, о «сохра­не­нии СССР как обнов­лён­ной феде­ра­ции рав­но­прав­ных суве­рен­ных рес­пуб­лик», и сфор­му­ли­ро­ван он был так хит­ро, что ответ «нет» зву­чал бы стран­но. И я отве­тил «да»: я не пред­став­лял себе раз­де­ле­ние Совет­ско­го Сою­за на неза­ви­си­мые республики.

Лишь мно­го поз­же мне ста­ло понят­но, что рефе­рен­дум был частью поли­ти­че­ских игр, в кото­рых на кону сто­я­ло и сохра­не­ние вла­сти Гор­ба­чё­ва, и про­дол­же­ние реформ, а не толь­ко сохра­не­ние соб­ствен­но СССР. В любом слу­чае, на тот момент в раз­ных частях стра­ны уже шли про­цес­сы, кото­рые не мог кон­тро­ли­ро­вать ни Гор­ба­чёв, ни кто-либо другой.

Я непло­хо пом­ню 19 авгу­ста 1991 года — когда по теле­ви­зо­ру объ­яви­ли об отстра­не­нии Гор­ба­чё­ва и при­хо­де к вла­сти ГКЧП. Моя реак­ция была ско­рей пес­си­ми­стич­ной. Я поду­мал, что ГКЧП — это надол­го, и с отно­си­тель­ной сво­бо­дой при Гор­ба­чё­ве мож­но попро­щать­ся. Ника­ких нефор­маль­ных источ­ни­ков инфор­ма­ции у меня не было, и за собы­ти­я­ми в Москве я мог сле­дить толь­ко по теле­ви­де­нию, кото­рое нахо­ди­лось в руках гэка­че­пи­стов. Пресс-кон­фе­рен­ция ГКЧП была настоль­ко уны­лой, что смот­реть её пол­но­стью я не стал.

Про­вал пут­ча уже через пару дней стал радост­ной неожи­дан­но­стью. Кад­ры, на кото­рых сбра­сы­ва­ли с пье­де­ста­ла на Лубян­ке памят­ник Дзер­жин­ско­му, напол­ня­ли эйфорией.

Но в Моги­лё­ве ниче­го подоб­но­го не про­ис­хо­ди­ло. Памят­ник Лени­ну на глав­ной пло­ща­ди никто сно­сить не соби­рал­ся, и я видел его вся­кий раз, когда шёл на заня­тия в глав­ный кор­пус сво­е­го инсти­ту­та. Да и ника­ких дру­гих при­зна­ков того, что ком­му­ни­сти­че­ский режим окон­ча­тель­но рух­нул, не было. Люди были боль­ше оза­бо­че­ны соб­ствен­ным выжи­ва­ни­ем — и воз­мож­ным про­цве­та­ни­ем — в новой капи­та­ли­сти­че­ской эко­но­ми­ке. Кто-то начи­нал ездить в ком­мер­че­ские поезд­ки в Поль­шу, кто-то откры­вал киос­ки, кто-то тор­го­вал на став­шем глав­ным веще­вым рын­ком горо­да ста­ди­оне «Спар­так».

Да и меня само­го соб­ствен­ная ситу­а­ция вол­но­ва­ла на тот момент гораз­до боль­ше поли­ти­че­ско­го режи­ма в стране. Я твёр­до решил уез­жать из Моги­лё­ва и вовсю гото­вил­ся к поступ­ле­нию в мин­ский иняз.

Сооб­ще­ние о том, что Совет­ский Союз пре­кра­ща­ет суще­ство­ва­ние, в декаб­ре 1991 года, осо­бых эмо­ций не вызва­ло. С одной сто­ро­ны, Совет­ский Союз уже прак­ти­че­ски пре­кра­тил суще­ство­ва­ние после про­ва­ла ГКЧП. С дру­гой сто­ро­ны, каких-то быст­рых и зна­чи­тель­ных изме­не­ний не было. Глав­ным ощу­ще­ни­ем была неопре­де­лён­ность: вооб­ще не понят­но, как будет даль­ше. И всё же это была неопре­дё­лен­ность «с плю­сом», с надеж­да­ми и пози­тив­ны­ми ожиданиями.

Я тогда не заду­мы­вал­ся о том, что зна­чит — вне­зап­но пере­стать быть граж­да­ни­ном огром­ной стра­ны и ока­зать­ся граж­да­ни­ном малень­кой неза­ви­си­мой Бела­ру­си? К тому вре­ме­ни я уже про­чи­тал текст Алек­сандра Сол­же­ни­цы­на «Как нам обу­стро­ить Рос­сию», из кото­ро­го запом­нил, что, если сред­не­ази­ат­ские рес­пуб­ли­ки не захо­тят отде­лить­ся, то Рос­сия сама долж­на от них отде­лить­ся. Но сце­на­рий пол­но­го раз­де­ле­ния, при кото­ром и Бела­русь, и Укра­и­на ста­нут неза­ви­си­мы­ми, казал­ся маловероятным.

Созда­ние Сою­за неза­ви­си­мых госу­дарств — СНГ — пона­ча­лу вос­при­ни­ма­лось как новый фор­мат того же Совет­ско­го Сою­за. То, что состав­ля­ют его дей­стви­тель­но неза­ви­си­мые друг от дру­га госу­дар­ства, и у каж­до­го — своя поли­ти­ка и свой век­тор раз­ви­тия, ста­ло понят­но несколь­ко позже.

Хотел бы под­черк­нуть один важ­ный момент. Несмот­ря на боль­шую неопре­де­лён­ность и неко­то­рое недо­уме­ние, я ни в коем слу­чае не сожа­лел о рас­па­де СССР.

Уже в более позд­ние годы пошли раз­го­во­ры о том, что рас­пад СССР стал трав­мой чуть ли не для цело­го поко­ле­ния. На тот момент — конец 1991 — нача­ло 1992 года — я не знал ни одно­го чело­ве­ка, сожа­лев­ше­го о рас­па­де СССР. Ни одно­го. А я нахо­дил­ся не в какой-либо наци­о­на­ли­сти­че­ской сре­де, её в Бела­ру­си прак­ти­че­ски не было. Вокруг меня были про­стые, обыч­ные люди. Ника­кой трав­мы не было, её при­ду­ма­ли потом — из про­па­ган­дист­ских соображений.

То вре­мя было пери­о­дом адап­та­ции. Одно­вре­мен­но — и к новым реа­ли­ям капи­та­лиз­ма, и к жиз­ни в неза­ви­си­мой стране. К тому, что Москва — уже вооб­ще не сто­ли­ца, посте­пен­но привыкли.

Вес­ной 1992-го появи­лись бело­рус­ские день­ги — на пер­вых купю­рах были нари­со­ва­ны зве­ри: бел­ка, заяц, волк, лось. Поэто­му бело­рус­ские руб­ли в пер­вые годы несколь­ко пре­не­бре­жи­тель­но назы­ва­ли «зай­ца­ми». Кому при­шла в голо­ву такая идея, я не знаю, но тогда людей боль­ше вол­но­ва­ло быст­рое паде­ние кур­са бело­рус­ско­го руб­ля к дол­ла­ру, а не то, кто нари­со­ван на купюрах.

Одно­вре­мен­но в ходу были, кста­ти, и совет­ские руб­ли, и ника­кой раз­ни­цы меж­ду руб­ля­ми и «зай­ца­ми» не было до лета 1993 года. Тогда в Рос­сии была про­ве­де­на денеж­ная рефор­ма, и совет­ские купю­ры были выве­де­ны из обра­ще­ния и заме­не­ны новы­ми. Новые рос­сий­ские руб­ли мож­но было обме­нять на бело­рус­ские уже не по кур­су один к одно­му, рос­сий­ский рубль был доро­же бело­рус­ско­го, и раз­ни­ца в кур­сах толь­ко увеличивалась.

В резуль­та­те это­го бело­ру­сы пере­ори­ен­ти­ро­ва­лись с ком­мер­че­ских поез­док в Поль­шу, кото­рая ста­но­ви­лась всё менее выгод­ной, на Рос­сию: поку­пая това­ры за бело­рус­ские руб­ли и про­да­вая там за рос­сий­ские, мож­но было непло­хо зара­бо­тать. Посте­пен­но Рос­сия всё боль­ше вос­при­ни­ма­лась как дру­гая страна…

Все выпус­ки под­ка­ста «Всё идёт по пла­ну» доступ­ны в Apple Podcasts, Яндекс.Музыке и на дру­гих удоб­ных платформах.