У повторения пройденного может быть немало причин, но обычно много разговоров о прошлом звучит, когда нет образа будущего. Самое мифологизированное время в отечественной культуре — девяностые — давно не сходит с российского экрана. К этому прибавилась ностальгия по нулевым. В сентябре 2023 года вышел ситком «Папины дочки. Новые». В марте 2024-го на экранах показали молодёжный ромком «Лето. Нулевые», а на канале ТНТ в партнёрстве с «Яндекс.Музыкой» перезапустили реалити-шоу про молодых исполнителей со слегка изменённым названием «Новая Фабрика звёзд». Но не все сегодняшние проекты связаны с желанием вернуть «свой 2007‑й». Елена Кушнир рассказывает, какие застойные тренды повторяет российское кино.
Мели, Емеля, твоя неделя
Одним из первых застойный кинематограф в связи с российским фильмом упомянул в 2020 году кинокритик журнала «Афиша» Максим Сухагузов в рецензии на спортивный байопик «Стрельцов», главную роль в котором исполнил «застойный Петров». Четыре года назад это определение могло показаться странным.
«Так же, как Стрельцов ещё не знает, что он вскоре станет героем застойного будущего, актёр Александр Петров не улавливает, что он уже сейчас застойный актёр настоящего».
Спортивная драма о «вселенной советских супергероев», как назвал её Сухагузов, относилась к «государственно-патриотическому» тренду, который призывал нас гордиться победами прошлого. Одним из первых фильмов, снятых в этом ключе, стал вышедший в 2013 году байопик «Легенда № 17» о хоккеисте Валерии Харламове с Данилой Козловским.
Прошла вечность. Козловский, в советской травестийной традиции, сыграл сразу пять Бабок-ёжек в сказке «Летучий корабль», которая идёт сейчас в кинотеатрах. Вчерашний советский супергерой не упомянут в титрах фильма, равно как его коллега Ксения Раппопорт, лицо которой заблюрено на экране. Козловский не заблюрен — он просто неузнаваем в гриме, а вырезать его невозможно из-за слишком важного выхода.
Цензурирование актёров, разумеется, тоже традиция советского кинематографа, в котором закэнселенный властью актёр испарялся из работ со своим участием. Уехавшего в 1981 году в США Савелия Крамарова вырезали из всех фильмов: в «Джентльменах удачи», где у него была слишком большая роль, — только из титров, в «Большой перемене» — из титров вместе с фрагментами звуковой дорожки. Из «Неуловимых мстителей» удалили сцену с культовой фразой, которую всё равно все выучили наизусть:
«А вдоль дороги мёртвые с косами стоять… И тишина».
Теперь рядом с теми мёртвыми пляшут пять Бабок-ёжек, и это гораздо более важный показатель застойных тенденций, чем даже бум сказочного кино, случившийся за последние два года в России. После феноменального успеха «Чебурашки» вдруг, как в сказке, скрипнула дверь, из которой один за другим выходят фильмы: «По щучьему велению», «Бременские музыканты», «Баба Яга спасает мир»; запланированы «Огниво», «Волшебник Изумрудного города» и «Буратино». Лайв-экшен-ремейки советских мультфильмов апеллируют к ностальгии, одновременно пытаясь сделать какие-то стилистические обновления фасада, как в «Летучем корабле», где костюмами занималась художница Надежда Васильева-Балабанова (вдова Алексея), придумавшая для фильма много весёлого кислотного безумия.
Советских режиссёров привлекали сказки как территория звучания эзопова языка, который со времён Салтыкова-Щедрина позволял разговаривать там, где вслух можно только славить. Так появилась антитоталитарная сатира «Каин XVIII» Надежды Кошеверовой, запрещённая самим Хрущёвым (со съёмочной группой поступили мягко, всего лишь уволив со студии, а Кошеверовой даже потом разрешали снимать). В относительно либеральную оттепель Владимир Бычков поставил «Город мастеров» с опасными шутками, за которые отвечал сценарист «Каина» Николай Эрдман:
«Я не верю ни людям, ни ушам. Я верю только доносам, доносам, доносам!»
Эзопов язык используется российскими режиссёрами, но, скажем так, не для диссидентских целей. В «Летучем корабле» злодеем оказывается сын богача, набравшийся по заграницам плохого. Наш Иван, естественно, посрамит иноагента. В «По щучьему велению» Емеля (главный мем рунета Никита Кологривый) слезает с печи, чтобы «постоять за Отечество» перед английским лордом-обманщиком (очень смешной Юрий Колокольников) и похвалить государственные достижения:
«Как же похорошела столица при царе-батюшке!»
Советский сказочный кинематограф закончился в 1989 году политической аллегорией «Не покидай» Леонида Нечаева, где правда торжествовала над ложью, политзеков выпускали из королевских казематов, а главу местных спецслужб сбрасывали с пьедестала. Возможно, сегодняшний тренд — только присказка, а сказка впереди.
Гости из прошлого
18 апреля в прокате стартовала адаптация работ Кира Булычёва — «Сто лет тому вперёд» о приключениях кумира советских школьников — Алисы Селезнёвой, в которую, как считалось, были влюблены все мальчишки. Алиса заметно изменилась за лето: у неё актуальные розовые волосы, за что её уже прозвали «альтушкой из будущего», а играющей героиню Даше Верещагиной 26 лет. Коля Герасимов, которого играет «российский Тимоти Шаламе» Марк Эйдельштейн, учится в 11‑м классе. Спойлер: Коля воплотит фантазии советских мальчишек и поцелует Алису. Впрочем, догадаться об этом несложно, иначе зачем бы на главные роли брали совершеннолетних.
Весельчак У (всё тот же артист Петров, действительно ставший «застойным») теперь хочет не просто чудесный артефакт, а собирается более размашисто, по-голливудски, «завоевать вашу недоразвитую планету». Алиса и её мама (Виктория Исакова) приобрели выраженные черты «сильных героинь»: ловко дерутся с пиратами. Фима Королёв похудел, вероятно, чтобы избежать обвинений в фэтшейминге. Других новостей у нас на сегодня нет — это тот же утопический сай-фай, что и в 1984 году, когда вышла «Гостья из будущего», но с одним существенным отличием. Советским детям предлагалось мечтать о светлом будущем. Нам предлагается вспомнить светлое прошлое, когда снимали сериал.
В 2020‑х прекрасное далёко переместилось назад.
В феврале 2024 года вышел сериал по произведениям Кира Булычёва «Очевидное невероятное» о городе Великий Гусляр, где симпатичные инопланетяне живут в приятном безвременье рядом с людьми в советских олимпийках на фоне узорных ковров и хрустальных люстр. Сериал «Кибердеревня» в оригинальном жанре «берёзовый панк» помещает юмористическую фантастику в декорации таких советских фильмов о деревне, как «Любовь и голуби». Сценарист «Сто лет тому вперёд» Андрей Золотарёв разрабатывает ремейк «Приключений Электроника».
Холодная реальность превращает нас в рабов лампы — когда хочется тёплого и лампового. Отсюда эскапистский тренд на сказки и уютную фантастику, которые зрители смотрят гораздо охотнее военно-патриотического кино и авторских драм.
Иными словами
В 1974 году Сергей Микаэлян снял фильм в жанре, который появился и исчез вместе с застоем, — производственную драму «Премия» по сценарию драматурга Александра Гельмана с Евгением Леоновым в главной роли. Картину о заседании парткома стройки, где полтора часа экранного времени персонажи разговаривают в одном помещении, посмотрело всё политбюро во главе с Брежневым. Генсек СССР сказал:
«Вся страна это заседание прошла».
У Гельмана были другие значительные работы в кино — «Мы, нижеподписавшиеся» и «Зина-Зинуля», где Евгения Глушенко почти устраивала первую забастовку на советском экране, отказываясь вставать с пенька, потому что стройка, на которой она работает, ни черта не работает.
Почти устраивала. Как говорил начальник героини:
«Она не против сидит, а за».
Сидеть против не позволяли себе даже в перестройку, кинематографисты выбирали иносказательность, притчевый характер повествования, и каждый грузчик, диспетчер и начальник бригады становился винтиком одной на всех системы. В производственной драме «Остановился поезд» Вадима Абдрашитова и Александра Миндадзе машинист ценой своей жизни предотвратил катастрофу. Следователь приезжает разбираться, весь фильм говорят о халатности в одном провинциальном городке. Но при просмотре возникает отчётливое впечатление, что с рельсов сошла вся страна.
Прошлогодний фильм Бориса Хлебникова «Снегирь» — вероятно, первая российская производственная драма. На рыболовецком траулере бумеры угнетают зумеров, потом корабль попадает в шторм. Многим вспомнился «Армавир» Абдрашитова и Миндадзе, у которых в 1982 году наш паровоз не доехал до остановки, а в 1991 году, в последнем фильме, снятом на территории СССР, утонул сразу весь советский «Титаник».
В авторских фильмах, которым сейчас в российском кинематографе сложно, как было сложно в советском, то тут, то там брезжат метафоры.
В полнометражном дебюте документалиста Ильи Поволоцкого «Блажь», ставшем единственной российской картиной в прошлогодних Каннах, отец с дочерью колесят в разваливающемся фургоне по России, крутя для публики «Брата», чтобы полупустые деревни слушали о том, что Данила — наш брат, а Путин — наш президент. В «Панических атаках» Ивана И. Твердовского девушку из белой мглы рядом с Кольской сверхглубокой неудержимо рвёт с родины в соседнюю Норвегию. В «Пациент № 1» Резо Гигинеишвили (рабочее название фильма «КУ» по инициалам главного героя и с приветом галактике Кин-дза-дза), который не вышел в российский прокат, на бис умирает генсек Черненко (великий Александр Филиппенко), повторяющий:
«Власть только берут, её никогда не отдают».
Глядишь, однажды кто-то осмелеет и сядет на метафорический пенёк.
Внутренняя империя
«Отпуск в октябре» Романа Михайлова снимался в Петрозаводске, как вампиловский «Отпуск в сентябре» Виталия Мельникова, где Олег Даль с траурным венком на шее хоронил развитой социализм — не по сценарию, а по факту: в застой режиссёры, которые не хотели разговаривать иносказательно обо всех, сосредоточились на личных страданиях одного. Лучшие советские актёры (Янковский в «Полётах во сне и наяву», Басилашвили в «Осеннем марафоне») маялись на экране такой безысходностью, что, как в анекдоте про пустые листовки, ничего говорить про социализм было не надо — и так всё понятно.
В новом «Отпуске» дрожит зернистый жёлтый туман, который при всех технических возможностях современности не может передать катастрофически плохое качество плёнки «Свема». Начинающую актрису Свету (Мария Мацель) занесло со съёмок болливудского сериала на какой-то свет, склеенный из обрывков Дэвида Линча и советских ковров. Каждый вечер она посещает тайное общество, которое возглавляет Евгений Ткачук, поклоняющийся застойному кинематографу. Девушка не понимает, спит она или видит всё наяву. Янковский тоже не понимал.
Соцсюрреализм у нас уже был, новому жанру пока название не придумали, хотя режиссёр фильма «Ниша» Антон Ермолин говорил мне в интервью, что согласен на «магический реализм». Слава (Владимир Свирский) открывает в себе дар экстрасенса-биолокатора и вызывает из небытия моль, привлекая внимание инфернального Сергея Гилёва в каракулевой шапке-пирожке советской геронтократии, махавшей в дни праздников с мавзолея.
Единственная примета XXI века в «Нише» — смартфоны, как в застойном безвременье, когда XX век можно было опознать лишь по наличию в комнате телевизора. Жена Славы, увлекающаяся на досуге рисованием ковровых узоров, работает контролёром в кинотеатре, где крутят документальные хроники времён СССР с партийными съездами:
«Юные пионеры! Вы — смена ленинского комсомола. Достойно несите красные пионерские знамёна!»
Пока бодрый голос под шквал аплодисментов вещает с экрана, Славину жену соблазняет киномеханик. Шизофренический контраст между «низкой» обыденностью и воодушевлённым идеализмом с трибун придумал Геннадий Шпаликов, который похоронил своей «Долгой счастливой жизнью» оптимистичный оттепельный кинематограф. У Шпаликова по палубе теплохода под репродуктор бегали физкультурники, на фоне которых сидел Кирилл Лавров с лицом человека, который хочет повеситься.
Чёрно-белого Брежнева с хрусткой плёнки сменяет цифровой цветной Ипполит (в этот раз не Юрий Яковлев, а Михаил Тройник) с мамлеевскими монологами:
«Мы граждане советской планеты… РФ — это форма небытия. А в небытие нет места ни для кого. Ни для тебя, ни для меня, ни для любви».
В городе симулякров, Йошкар-Оле, Славу уже ждут члены тайного общества (не того же самого, что у Светы, но мы-то знаем, что это одна вселенная). Спускаясь в дурную бесконечность, спрятанную среди всё тех же советских ковров, Слава оказывается на съезде моли в пыльно-серых костюмах. Сконструирована застойная реальность 2.0. И это вовсе не косплей, как в усыпляющем ретро с федеральных каналов для зрителей, тоскующих по Атлантиде самого вкусного в мире пломбира, солнечных улыбок Гагарина и чистого, светлого кинематографа, состоящего исключительно из комедий Гайдая, «Иронии судьбы» и «Семнадцати мгновений весны».
Постсоветское пространство слилось с советским. Реэнектмент состоялся, и мы все участвуем в этой акции. Снова полёты во сне и наяву. Снова осенний марафон, долгая счастливая жизнь, бег по кругу. Ку. Слава КПСС. Аплодисменты, дорогие товарищи.
Читайте также «„Убивали людей и все бегали абсолютно голые“: как новое русское кино создаёт миф о 1990‑х».