«Бакунин был порядочным человеком». Интервью с Сергеем Петровым, автором книги «Бакунин. Первый панк Европы»

В нояб­ре 2018 года писа­тель Сер­гей Пет­ров пре­зен­то­вал науч­но-попу­ляр­ную био­гра­фию рево­лю­ци­о­не­ра и одно­го из осно­во­по­лож­ни­ков анар­хиз­ма Миха­и­ла Баку­ни­на под загла­ви­ем «Баку­нин. Пер­вый панк Евро­пы». Кни­га вышла в изда­тель­стве «Пятый Рим». VATNIKSTAN пооб­щал­ся с авто­ром о вос­тре­бо­ван­но­сти фигу­ры Миха­и­ла Баку­ни­на сей­час, испо­ве­ди рево­лю­ци­о­не­ра и отно­ше­нии Баку­ни­на с Сер­ге­ем Нечаевым.

— Поче­му вас заин­те­ре­со­ва­ла фигу­ра Миха­и­ла Баку­ни­на? Насколь­ко его фигу­ра вос­тре­бо­ва­на здесь и сейчас?

— Вы виде­ли, как гуля­ют сотруд­ни­ки пра­во­охра­ни­тель­ных орга­нов? Это раз­гул похле­ще, чем в филь­мах Кусту­ри­цы. Зна­е­те поче­му? Пото­му что на служ­бе они вынуж­де­ны кого-то играть (речь не идёт об отмо­роз­ках-бес­пре­дель­щи­ках, я гово­рю о нор­маль­ных); они «затя­ну­ты в мун­ди­ры»; они или сре­ди ведом­ствен­ных бюро­кра­тов, или сре­ди людей, и не могут себе поз­во­лить мно­го­го. Они масте­ра и пат­ри­о­ты сво­е­го дела, при этом им мно­гое не нра­вит­ся в самой систе­ме: бюро­кра­тия, хан­же­ство и так далее. Вот где зре­ет истин­ная тяга к свободе.

Я сам из них, и, испы­ты­вая опре­де­лён­ный дефи­цит сво­бо­ды, стал читать тру­ды Баку­ни­на и рабо­ты о нём. А года через два у меня появи­лась идея изло­жить свой взгляд на эту фигу­ру. Он, кста­ти, в свою сво­бо­ду при­шёл будучи воен­ным офи­це­ром, поэто­му очень мне близок.

Вос­тре­бо­ван ли Баку­нин сей­час? Он по-преж­не­му наш совре­мен­ник. Но труд­но ска­зать про вос­тре­бо­ван­ность, всё изме­ни­лось, оппо­зи­ция в боль­шин­стве сво­ём насквозь лжи­вая. А он, хоть и хит­рец, бузо­тёр, был поря­доч­ным чело­ве­ком. Наши либе­раль­ные оппо­зи­ци­о­не­ры его б сожрали.

— Изна­чаль­ное назва­ние кни­ги было «Баку­нин. Агент вли­я­ния». Поче­му Баку­нин стал пан­ком? Совре­мен­ным пан­кам фигу­ра Баку­ни­на может пока­зать­ся зна­ко­вой и актуальной?

— Изда­те­ли ска­за­ли мне, что такое назва­ние смо­жет оттолк­нуть чита­те­ля, и я согла­сил­ся. Ведь агент — это сту­кач. Сра­зу всплы­ва­ет образ Клау­са из «Сем­на­дца­ти мгно­ве­ний весны».

У Баку­ни­на были попыт­ки аль­ян­са с вла­стя­ми, и вла­сти, на мой взгляд, пыта­лись исполь­зо­вать его раз­ру­ши­тель­ную энер­гию в сво­их целях. Но это ника­кое не сту­ка­че­ство, это очень тон­кая игра. А про пан­ка я сра­зу поду­мал, когда начал писать. Его шоки­ру­ю­щие выход­ки в усло­ви­ях XIX века, пусть с опре­де­лён­ной натяж­кой, мож­но назвать пан­ков­ски­ми. И совре­мен­ные пан­ки его уважают.

— В тек­сте кни­ги вы про­ти­во­по­став­ля­е­те анар­хизм и баку­низм, счи­тая, что анар­хизм в Рос­сии во мно­гом раз­ви­вал­ся боль­ше под вли­я­ни­ем Кро­пот­ки­на, Мах­но и дру­гих дея­те­лей, неже­ли Баку­ни­на. В чём же тогда насле­дие Баку­ни­на в Рос­сии и в Европе?

— Нет, не про­ти­во­по­став­ляю. В тру­дах Баку­ни­на есть кон­крет­ные, прак­ти­че­ские вещи, но по боль­шей части это фило­со­фия. У Кро­пот­ки­на было боль­ше кон­кре­ти­ки. Мах­но — чистой воды практик.

А Евро­па… Ну, он же жил там и дей­ство­вал как анар­хист имен­но в Евро­пе. У его тай­но­го «Аль­ян­са» были вет­ви в раз­ных стра­нах. Но он всё же — боль­ше как зна­мя, ико­на. Он дал мощ­ный тол­чок даль­ней­ше­му раз­ви­тию анар­хист­ских идей, его там пом­нят — в Ита­лии, Испа­нии, Швейцарии.

— Баку­нин стал «лиш­ним чело­ве­ком» в рус­ском обще­стве XIX века ещё с моло­дых лет. Его при­мер исклю­чи­те­лен или это было обыч­ным явле­ни­ем для того вре­ме­ни? Или может, это обыч­ное явле­ние для исто­рии рус­ско­го обще­ства в целом?

— Пожа­луй, один из пер­вых лиш­них. Были и дру­гие, их мно­го тогда ста­ло появляться.

— В пост­со­вет­ское вре­мя ста­ли очень попу­ляр­ны рас­суж­де­ния о рево­лю­ци­о­не­рах-эми­гран­тах как о «пре­да­те­лях». Мож­но ли назвать пер­во­на­чаль­ную доб­ро­воль­ную эми­гра­цию Баку­ни­на пре­да­тель­ством? Чем для него была Европа?

— С точ­ки зре­ния цар­ско­го режи­ма — пре­да­тель. Я счи­таю, что нет. Даже с пози­ции зако­на — не пре­да­тель. Он изна­чаль­но уехал учить­ся. Баку­ни­ну пред­ла­га­ли напи­сать кри­ти­че­скую кни­гу кри­ти­че­скую о Рос­сии, он отка­зал­ся. Когда нача­лись рево­лю­ции и он к ним при­мкнул, он что, выдал гостай­ну или при­зы­вал напасть на Рос­сию? Нет. Он высту­пал за созда­ние сла­вян­ской рес­пуб­ли­ки, про­тив подав­ля­ю­щих импе­рий. Сей­час, думаю, он видел бы опас­ность в США, а не в России.

— Когда Баку­нин ока­зал­ся в заклю­че­нии в Рос­сии, он напи­сал «Испо­ведь», в кото­рой кри­тич­но оце­нил свою преды­ду­щую дея­тель­ность. Вы счи­та­е­те, что это наме­рен­ная мани­пу­ля­ция в надеж­де полу­чить поми­ло­ва­ние или же всё-таки пока­я­ние было частич­но искренним?

— Это забав­ная исто­рия. У него были свои пред­став­ле­ния о прин­ци­пи­аль­но­сти. Эти пред­став­ле­ния под­час могут вызвать ото­ропь. Баку­нин — не Мария Спи­ри­до­но­ва, кото­рая после поку­ше­ния на гене­ра­ла Луже­нов­ско­го во всём созна­лась и заяви­ла: каз­ни­те меня, я вас пре­зи­раю. Она хоте­ла умереть.

Баку­нин уми­рать не хотел: он полу­чил шанс выжить и исполь­зо­вал его. Ими­ти­руя рас­ка­я­ние, Баку­нин в «Испо­ве­ди» настоль­ко увлёк­ся и обнаг­лел, что пытал­ся заин­те­ре­со­вать сво­и­ми взгля­да­ми и «свер­нуть на свою бороз­ду» Нико­лая I.

«Испо­ведь» — не искрен­нее рас­ка­я­ние, хит­рый так­ти­че­ский ход. Но тогда, я пола­гаю, он был сде­лан не для того, что­бы выжить и про­дол­жить борь­бу, а для того, что­бы про­сто выжить. Далее — будь, что будет.

— В про­ти­во­сто­я­нии Баку­ни­на и Марк­са вы были бы на сто­роне Баку­ни­на? Или про­сто ста­ра­лись наблю­дать за их схват­кой со сто­ро­ны? Сто­и­ло ли вооб­ще Баку­ни­ну искать себе сто­рон­ни­ков в Евро­пе, если в конеч­ном ито­ге вызвать повсе­мест­ный анар­хи­че­ский бунт так и не вышло?

— Евро­па тогда была более сво­бод­на, она кипе­ла про­те­ста­ми. Имен­но там, и вполне оправ­дан­но, он видел поч­ву для реа­ли­за­ции сво­их идей.

В про­ти­во­сто­я­нии «Маркс, Энгельс — Баку­нин», я на сто­роне Баку­ни­на. Он рус­ский, он — в мень­шин­стве, поэто­му. А эти двое, несмот­ря на то что тоже вели­кие, всё же дей­ство­ва­ли под­ло, пере­хо­ди­ли на лич­ность, оби­жа­ли его и напол­ни­ли обви­ни­тель­ное заклю­че­ние откро­вен­ной дезинформацией.

— Ещё одна попу­ляр­ная идея, с кото­рой мы стал­ки­ва­лись — это геро­иза­ция лич­но­сти Сер­гея Неча­е­ва. Счи­та­е­те ли вы сотруд­ни­че­ство Баку­ни­на с Нечае­вым про­ду­ман­ным шагом Миха­и­ла Алек­сан­дро­ви­ча? Или это была отча­ян­ная попыт­ка не поте­рять связь с Россией?

— Баку­нин уви­дел в Неча­е­ве моло­до­го себя, но более ради­каль­но­го. И, конеч­но же, он уви­дел в нём канал вли­я­ния на Рос­сию, кото­рый был для него забло­ки­ро­ван. При этом Миха­ил Алек­сан­дро­вич искренне полю­бил Неча­е­ва, потом разо­ча­ро­вал­ся в нём. Неча­ев вёл свою иезу­ит­скую игру, пытал­ся исполь­зо­вать Баку­ни­на, тот ему дол­го верил. Неча­ев — под­лец. Под­лец и убийца.

— Вы назы­ва­е­те Миха­и­ла Баку­ни­на «тща­тель­но замас­ки­ро­ван­ным боль­ше­ви­ка­ми пан­сла­ви­стом». Почему?

— В своё вре­мя Ленин как бы при­ми­рил Марк­са и Баку­ни­на. Баку­нин был вве­дён в ико­но­стас Рус­ской рево­лю­ции. Но он рато­вал за объ­еди­не­ние сла­вян очень дол­го, мне кажет­ся, даже встав на рель­сы анар­хиз­ма, Мишель в глу­бине души наде­ял­ся на это.

Совет­ская власть испо­ве­до­ва­ла интер­на­ци­о­на­лизм, и поэто­му Баку­нин был им выго­ден имен­но как про­тив­ник импе­рий, его демо­кра­ти­че­ский пан­сла­визм был так­тич­но отстав­лен в тём­ный угол истории.

— Кто ещё из обще­ствен­ных дея­те­лей XIX века, на ваш взгляд, досто­ин попу­ляр­ной био­гра­фии сего­дня? Может быть, о ком-то ещё пла­ни­ру­е­те напи­сать лич­но вы?

— XIX век — кла­дезь поли­ти­че­ской мыс­ли и лите­ра­ту­ры, и о геро­ях уже мно­го напи­са­но. Не знаю, может, и есть кто-то, кому мало вни­ма­ния уде­ли­ли. Но я писал о Баку­нине не пото­му, что он из это­го века, а пото­му, что он меня «завёл», пото­му что чер­тов­ски совре­ме­нен и в чем-то мне бли­зок. Это моё писа­тель­ское убеж­де­ние: герой дол­жен или вос­хи­щать авто­ра, быть его части­цей хотя бы или вызы­вать рья­ную ненависть.

Сей­час я пишу об Анто­нов­ском мяте­же. Алек­сандр Анто­нов для меня отри­ца­тель­ный герой, чрез­мер­но геро­изи­ро­ван­ный. А вот жили и тво­ри­ли в одно вре­мя с ним раз­ные лич­но­сти, до уров­ня кото­рых он не дотя­нул: Вик­тор Чер­нов, напри­мер, Мария Спи­ри­до­но­ва и Вла­ди­мир Анто­нов-Овсе­ен­ко, как про­тив­ник, один из усми­ри­те­лей. Вот био­гра­фию Анто­но­ва-Овсе­ен­ко я бы потом с огром­ным удо­воль­стви­ем напи­сал. Мощ­ней­шая фигу­ра. И тоже про­ти­во­ре­чи­вая — поэт, рево­лю­ци­о­нер, воен­но­на­чаль­ник, чинов­ник, дипло­мат, и во всём этом — искрен­ний чело­век. Но это уже два­дца­тое столетие.

Читай­те также:

— «Вся исто­рия Рос­сии сде­ла­на каза­ка­ми». Интер­вью с Сер­ге­ем Пет­ро­вым, авто­ром кни­ги «Дон­ская уто­пия»;

— Нестор Мах­но: «ура­ган» Граж­дан­ской вой­ны.