В феврале у петербургского артиста «Серцелев», играющего в уникальном стиле коллапс-вейв, вышел второй мини-альбом «Разлом». Новая работа развивает идеи прошлогоднего ЕР.
Специально для VATNIKSTAN лидер проекта Артём Бурцев рассказал о песнях, создании и музыкальных особенностях релиза.
Как и «Сокровение», «Разлом» состоит из «песен любви и гимнов сокровенному в эпоху распада и перемен», но теперь в форме своеобразной исповеди и эпитафии ушедшей эпохе.
Важной темой для меня стал поиск надежды в новом, смутном времени, а также желание совпасть с теми, кто чувствует похожее (воины коллапс-вейва, отзовитесь!). Настроение ЕР — поиск единства в самый тёмный час, который, возможно, тот самый, что перед зарёй.
Я не большой фанат концептуальных альбомов, но этот мини-альбом вышел близким к этому понятию. Во-первых, здесь заявлены и чётко обозначены важные и связанные друг с другом темы. Во-вторых, его можно поделить на две стороны: первая — более мрачная («сторона сожаления и плача»), вторая — более воодушевляющая («сторона надежды и поиска»). Между ними и проходит некий «разлом».
Разлом
Один из двух ключевых треков альбома. На нём обозначается аудитория «Серцельва» — те, кто оказался между молотом и наковальней, в водовороте истории. То есть многие из нас. По духу песня пронизана атмосферой Ленинградского рок-клуба, а также снабжена множеством цитат как в тексте, так и в музыкальных приёмах. Надо будет провести викторину, кто больше отсылок найдёт (я насчитал 11). Это была самая последняя песня, сочинённая к релизу, в ноябре.
Как раньше не будет
До того как я придумал «Разлом», ожидал, что главным треком на записи будет именно эта песня. Сочинял её с апреля 2022 года, сразу после того, как придумал центральный номер прошлого ЕР «Коллапс» (как продолжение). Долго переделывал текст и окончательно он оформился только осенью. Были проблемы с гармонией — перебрал несколько, пока не нашёл вдохновение в одном очень популярном русском поп-треке. Пел, ориентируясь на Моррисси и Lowlife. На мой взгляд, вышел красивый, мелодичный и душевный грустный трек.
Планы
Самая старая песня с ЕР. Её я сочинил ещё в Москве в самом начале пандемии. Гулял по парку вдоль реки Чермянка и периодически ускользал от патрулей Росгвардии (они очень жёстко следили за самоизоляцией). Так что язвительный вопрос «где же теперь поездки в Европу?» в первую очередь задавался в тех условиях. Но, увы, идеально лёг и в новых реалиях. На фит сюда залетел мой главный боевой товарищ Стереополина, добавив песне амбициозного размаха и эмоционального напряжения.
Заживо
Второй ключевой трек ЕР и манифест «Серцельва». В этой песне я обозначаю вектор движения проекта, а также главного героя песен — «любви не миновать, это моё больное солнце». Неожиданно эта медитативная песня понравилась практически всем, кто слышал альбом. В аранжировке здесь в полной мере разошёлся гитарист «Серцельва» Саша. Его гитарные узоры и переливы здесь изумительны и богоподобны. Также его партии есть в «С одиночеством» и «Разломе».
С одиночеством
Этот мрачный боевик я сочинил сразу после больницы, где я лежал с тяжёлым ковидом весной позапрошлого года. В песне отсылка к моей любимой песне про одиночество — «Моряку» «Агаты Кристи». Музыкально я ориентировался на Crisis, но разбавил это дабом в духе PIL. На фит сюда я позвал Антона из «Культурого наследия», и он со своим чувственным вокалом идеально вписался!
Никогда
Единственный медляк и одна из первых песен, которые я сочинил в Питере после переезда в 2020 году. Посвящена одной моей долгой и болезненной лавстори. Изначально я думал, что получится песня в духе The Cure середины-конца 80‑х, такая атмосферно-гитарная. Но саунд-продюсер Саша Сигаев («ДК Посторонних») попросил у меня карт-бланш на аранжировку и накрутил там невероятного оркестра и вышло сказочно! Надеюсь, однажды продадим этот трек в рекламу минералки, как The Verve.
На платформе «Кинопоиск» стартовал «Король и Шут» — сериал, который смело можно назвать главным онлайн-проектом этой весны. В первый день премьеры сериал поставил рекорд по просмотрам на стриминговом видеосервисе (предыдущий принадлежал прошлогоднему «Нулевому пациенту» о ВИЧ-эпидемии в СССР). Не исключено, что мгновенный успех «Короля и Шута» повлиял на новости о начале работы над игровым байопиком про лидера панк-группы «Сектор Газа» Юрия «Хоя» Клинских.
Беспокойство фанатов о «неправильном» показе биографии группы (поклонники всегда оказываются самыми придирчивыми зрителями) авторы «гасят» превращением художественного вымысла в главную фишку сериала, который они называют «панк-сказкой». Ещё с трейлера мы знали, что нас ждёт не обычный байопик, а погружение в фэнтезийный мир песен «Короля и Шута».
Елена Кушнир рассказывает, почему стоит смотреть сериал, если вы этого пока не сделали.
1999 год. «Юбилейный» стоит на ушах, на улице идёт апокалиптический дождь, с гигантского плаката скалится шут. На сцене заканчивают выступление первые российские панки, собравшие полный стадион. Солист группы Михаил «Горшок» Горшенёв (потрясающе похожий на своего прототипа Константин Плотников в первой большой роли) дарит зрителям сериала радость пропеть вместе с группой «Разбежавшись, прыгну со ска-а-алы!» (не упустите эту возможность, потом всю жизнь будете жалеть, что не воспользовались эффектом погружения). После чего, перефразируя Ерофеева, «и немедленно прыгнул». Во всяком случае, забрался с бутылкой на крышу «Юбилейного», откуда он собирается сигануть вниз, чтобы уйти на пике. Вершины покорены, лучшие песни, как он думает, спеты, а впереди — только мечта обывателя и кошмар рок-кумира: сытая старость.
К тому, чтобы поскорее «занять своё место в вечности», Михаила подталкивает тёмное альтер-эго, пьяная галлюцинация или какой-то мелкий бес — зловещий Шут с очень острыми зубами (неузнаваемый в гриме артист Евгений Ткачук). От самоубийства Мишу отговаривает его друг Андрей «Князь» Князев (Влад Коноплёв). Между одногруппниками существует постоянное противостояние, и это не просто битва альфа-самцов за первое место в коллективе. Миша — идейный анархист и импульсивный гений, «сначала делает, а потом думает». Князь лучше приспособлен к реальной действительности, здраво рассуждает и, как утверждает он, по жизни разгребает то, что наворотил Горшок. Насколько это правда, мы не знаем, но одного с нами нет, а другой остался «сочинять свои побасёнки».
Фильмы о музыкантах бывают всего двух видов: про превращение гадкого утёнка в прекрасного лебедя и наоборот. В воодушевляющих историях успеха герой преодолевает трудности, половину из которых он создаёт себе сам, а в финале мы радуемся его победе. Среди таких фильмов-мотиваторов — «Восьмая миля» с Эминемом, «Смешная девчонка» с Барброй Стрейзанд и советский зрительский хит «Женщина, которая поёт» с Аллой Пугачёвой.
В фильмах второй категории настоящие музыканты не снимаются, потому что уже умерли. Это кино про разрушение, снятое по принципу автокатастрофы: чем кошмарнее зрелище, тем труднее от него оторваться. Например, в эпике The Doors Оливер Стоун два с половиной часа ужасается (восхищается) тем, как Джим Моррисон жжёт себя со всех концов, прежде чем становится почётным членом «Клуба 27». Фильмы первой категории собирают деньги в прокате — фильмы второй категории стабильно проваливаются, зато получают кинопремии, приобретают статус культовых и лучше запоминаются.
Команда создателей «Короля и Шута» объединила в сериале оба подхода: это история успеха и история разрушения. В сериале нелинейное повествование, которое перескакивает с одного эпизода из жизни героев в другой, отмеченные титрами на экране. От этого мельтешения и скачков из 1999 года то в 1993‑й, то в 2001‑й можно устать где-то к середине, но началу оно придаёт взрывную термодинамику и заставляет намертво вмёрзнуть взглядом в экран, кипящий действом.
Вот ребята знакомятся в ленинградском реставрационном училище, где преподаватель (отличный эпизод Александра Адабашьяна) отмечает на уроке харизматичного раздолбая Мишу и талантливого рисовальщика Андрея, который создаёт первый образ Шута. Вот Миша придумывает название «Король шутов», а разумник-Андрей переделывает его в более броское и коммерческое. Вот Горшок лишается передних зубов, а вот он заявляет скинхедам-расистам после клубного концерта, что гордость за свою национальность не делает тебя патриотом — она делает тебя дебилом. От последней сцены отчётливо веет сегодняшним днём, который с завидной регулярностью просачивается в «панк-сказку». Но пока мы в прошлом, ребята ещё не знают, насколько страшной получится сказка. Они верят в себя и, как лучшие из музыкантов, хотят изменить мир.
— Что там должно мир спасти? Красота!
— Красота завафлила, надежда только на панк-рок.
Начало флешбэков снято как потёртые архивные плёнки. Авторам нравится работать с картинкой, которая получается плотной, насыщенной, яркой. Добавление фэнтезийной составляющей по мотивам песен группы — оригинальный ход для байопика, хотя не абсолютное новаторство. Терри Гиллиам отправлял братьев Гримм из одноимённого фильма в путешествие по миру их страшных сказок, у недавно почившего испанского классика Карлоса Сауры Гойя бродил по своим полотнам в визионерской фантазии «Гойя в Бордо».
Но не похоже, чтобы режиссёр православного фэнтези «Скиф» Рустам Мосафир, снявший все эпизоды сериала, претендовал на статус пионера. Авторы рассказывали, что вдохновлялись красочным фэнтези «Запределье» Тарсема Сингха и абсурдистским юмором «Монти Пайтон». Не нужно быть киноманом, чтобы увидеть в одном сюрреалистическом эпизоде отсылки к «Безумному Максу: Дороге ярости». Байопик The Doors Стоуна наследил в линии Горшка, включая интро с балансированием на крыше. Не стоит обвинять авторов в плагиате: Кэмерон Кроу обыграл ту же сцену в прекрасном байопике несуществующей рок-группы «Почти знаменит». Это понятный соблазн в историях звёзд — с вершины всего две дороги, и одна из них требует спрыгнуть вниз. А некоторые люди, похоже, самой природой заточены на выполнение в жизни музыкального лозунга «живи быстро, умри молодым». Посмотрите на Гэри Олдмана в другом панк-байопике «Сид и Нэнси»: кто-то действительно считает, что Сид Вишез мог дожить до сытой старости, даже если бы слез с героина? Или что он этого хотел?
Среди других достоинств сериала — редкое даже для хороших западных проектов внимание, уделённое творчеству группы. Продолжительность вставок с реконструкцией концертов «КиШа» позволяет поклонникам пропеть пару куплетов в своё удовольствие. Миниатюрные хоррор-сценки, параллельный мир, в котором путешествуют Горшок и Князь, — это не только бегство музыкантов от реальности к лесникам, колдунам и принцессам, но и результат плодотворной работы, ожившее ремесло в лучшем смысле этого слова. Творчество окружено мифами, повторяющимися из фильма в фильм, из сериала в сериал. Почти никому из знаменитостей не удаётся избежать изображения в виде сумеречных фриков, которые 90 процентов экранного времени употребляют наркотики, ломают мебель и ссорятся с партнёрами. Кто-то всё-таки сочинил, записал и сыграл эти песни, не так ли? Они не сами собой появились, над ними пришлось трудиться.
Наконец, здесь есть разговор со зрителем. Персонажи ломают четвёртую стену, тают границы между реальностью и вымыслом, огни заливают сцену, стирая лица фронтменов и выделяя из толпы фанатов. Местные 90‑е годы, наконец, избавлены от дедовского нытья про «лихолетье»: это время молодых бунтарей, играющих для байкеров и братков, панков и клубных официанток, сказочных людоедов и королей, для нас с вами, которые продолжают слушать и помнить, поэтому и смотрят сериал.
Сегодня, 7 марта, в Музее Москвы открылась выставка «Дом моделей. Индустрия образов», посвящённая советской моде и созданию одежды в СССР. Проект основан на уникальном обширном исследовании и продолжает серию выставок музея, посвящённых художественным экспериментам XX века. Куратор — искусствовед Ксеня Гусева, научный консультант — историк моды Алла Щипакина.
Гости выставки узнают, как в ХХ веке развивалась концепция единой системы моделирования одежды для промышленного производства. В фокусе внимания три ключевых для Москвы и всей страны «института одежды»: Ателье мод (1923–1925), Дом моделей на Сретенке (1934–1941) и Общесоюзный дом моделей одежды на Кузнецком мосту (1944–2002).
Выставка продлится до 18 июня.
Адрес: Музей Москвы, Зубовский бульвар, 2, корпус 1.
В 1979 году в Ленинграде тиражом 10 экземпляров вышел первый и единственный номер феминистского альманаха «Женщина и Россия». Издание получило широкий общественный отклик: образ сильной и свободной гражданки «самой лучшей страны», который десятилетиями рисовала государственная пропаганда, оказался фикцией. Официальная пресса не писала о том, что за бесплатную медицинскую помощь женщинам приходилось платить болью и унижением, за равноправие полов — двойной нагрузкой дома и на работе, за «счастье материнства» — личными интересами.
VATNIKSTAN расскажет, о чём писали советские диссидентки и почему некоторые их тексты могут вызвать недоумение у современных феминисток.
Редакция альманаха состояла из трёх ярких представительниц «второй», неофициальной культуры Ленинграда — поэтессы и художницы Татьяны Мамоновой, религиозного философа Татьяны Горичевой и писательницы Наталии Малаховской.
Идея создания альманаха принадлежала Татьяне Мамоновой. Она была хорошо знакома с западным движением за права женщин и иностранной феминистской литературой. К слову, из всех авторов «Женщины и России» феминисткой себя считала только она. Татьяна Горичева называла Мамонову «феминисткой с каким-то гомосексуальным оттенком», которая «хотела журнал против мужчин». Однако сама Мамонова придерживалась течения либерального феминизма и говорила, что равноправное партнёрство женщины и мужчины «есть решение большинства проблем социума». Она говорила о проблеме «токсичной маскулинности», отмечая, что «женский вопрос» тесно связан с «мужским вопросом», так как «патриархат создаёт миф о мужественности, которому невозможно следовать».
До того как приступить к работе над альманахом, Татьяна Горичева занималась выпуском самиздатовского философско-религиозного журнала «37» и проводила подпольные религиозные семинары. В отличие от Татьяны Мамоновой, Горичева считала, что в проблемах советских женщин виноваты не патриархальные предрассудки, а «безбожный» политический режим. Она называла советское общество «обществом гермафродитов», которое произвело на свет «бесполого гомункулуса». По её мнению, только вера была способна освободить женщину и вернуть ей уничтоженное идеологией женское начало.
Наталия Малаховская тоже работала в редакции журнала «37». Коллеги часто критиковали её за то, что она писала «по-женски эмоционально». Возможно, поэтому сначала Малаховская неоднозначно отреагировала на предложение поучаствовать альманахе. Наталия вспоминала:
«Первая моя мысль была, что меня унизили: „Как, так значит, они меня женщиной считают? А я‑то думала, что я уже достаточно хорошо пишу, чтобы меня уважали“».
Мнение Малаховской изменилось после прочтения статьи Татьяны Мамоновой «Роды человеческие», где она описывает плачевное состояние советских родильных домов. Малаховская рассказывала:
«Когда я прочла эту статью, я вспомнила, что мне пришлось пережить в родильном доме, как это было ужасно. Сразу возникла идея, что не каждая женщина в уголке страдает, потому что она какая-то неудачница или какая-то судьба у неё плохая, что женщины имеют общие проблемы, которые надо решать».
Среди других авторов альманаха были писательницы Софья Соколова, Татьяна Григорьева и Юлия Вознесенская. О первых двух женщинах известно немного, поэтому остановимся только на биографии последней. Юлия Вознесенская — писательница и соредактор диссидентских изданий «Лепта», «Мера времени», «Часы» и других. В 70‑х годах она часто устраивала квартирники, на которых собирались поэты, художники и философы, а также участвовала в протестных акциях. В 1976 году её осудили на пять лет ссылки за «антисоветскую пропаганду». Вознесенской удалось бежать, но её арестовали снова, присудив два года лагерей. После выхода на свободу в 1979 году она присоединилась к коллективу авторов альманаха, для которого написала статью о жизни в советской женской тюрьме. Вознесенская была очень религиозна, и её взгляды во многом совпадали со взглядами Татьяны Горичевой.
В первом выпуске альманаха освещались темы, о которых молчали как в официальной прессе, так и в самиздате. Авторы «Женщины и России» открыто и эмоционально говорили о проблемах, с которыми сталкивалась советская женщина, — необходимости совмещать труд на производстве с работой по дому, ужасных условиях в советских роддомах и абортариях, тяжёлом положении женщин-заключённых.
Альманах стал широко известен на Западе, переведён на французский, а позже и на другие языки. В СССР издание вызвало неоднозначную реакцию. Некоторые мужчины-диссиденты встретили его с недоумением. Кто-то посмеивался над авторами, подсчитывая, сколько раз в тексте встречается слово «фаллократия», другие позволяли себе резкие и оскорбительные высказывания. Власти сочли содержание альманаха антисоветским. Сразу после выхода «Женщины и России» её авторов начали преследовать как политических активисток.
Мы расскажем о только о текстах сборника, так как прочие аспекты, связанные с историей появления издания и судьбами авторов, уже неоднократно освещались в разных публикациях. Стоит предупредить читателя: знакомясь с содержанием альманаха, нужно делать скидку на время его выхода и железный занавес, который отделял советских женщин от их более прогрессивных западных соратниц. Недостаток информации существенно сказался на качестве текстов, что не отменяет их остроты, а в некоторых случаях — актуальности. В одном из интервью Наталия Малаховская вспоминала:
«Мне рассказывали, что где-то видели, какой-то мужчина, причём на сцене Дома культуры, держит в руках [альманах] и читает с глазами, вылезшими на лоб, и волосами, вставшими дыбом».
«Эти добрые патриархальные устои»
Первые строки предисловия альманаха вызывают недоумение. «В наш век глобальной феминизации мужчин и маскулинизации женщин…» — что имеется в виду? Как выясняется позже, под «феминизацией» подразумевается мужская пассивность и стремление переложить свои обязанности на плечи женщины, которая вынуждена трудиться за двоих на работе и дома. Мужчины выпивают и не приносят в дом денег — значит, они феминизированы. Напрашивается неприятный логический вывод: то есть женская сущность — это лень, паразитизм и склонность к вредным привычкам?
Редакция справедливо замечает, что патриархальные установки заставляют общество видеть в женщине лишь «покорную жену, безропотную мать и ангела домашнего очага». Но далее следует весьма спорное утверждение, что «протест женщины против произвола мужчины выражается… в отказе от деторождения». Такие высказывания опасны не только потому, что исключают ситуации, когда женщина отказывается иметь детей по собственному желанию или ввиду других обстоятельств. Подобная риторика порождает распространённый миф о том, что феминизм является угрозой институту семьи. Это справедливо только в том случае, если под словом «семья» мы понимаем домашнее насилие и ограничение интересов и занятий женщины готовкой борща и рождением детей против её воли.
Затем авторы пишут о постоянном «соревновании» между полами, которое выражается в том, что «женщины… как и мужчины, оперируют высокими категориями, так же курят, пьют, сквернословят, как они». С этим сложно согласиться. Получается, высокий уровень интеллекта и склонность к вредным привычкам объясняется лишь стремлением женщины встать на одну социальную ступень с мужчиной.
Далее читаем: «Мужская культура отторгает женщину, порождая женоненавистничество». Это ценное замечание. Вероятно, речь идёт о внутренней мизогинии, суть которой можно выразить одной фразой — «не такая, как другие девушки». «Мне легче общаться с мужчинами» или «я лучше потрачу деньги на книжки, чем на маникюр» — многие наверняка слышали или говорили что-то подобное. Нарушение принципа «живи и дай жить другим», выражающееся в агрессивном отрицании «традиционно женственного», как правило, ведёт к разобщению внутри женского сообщества и способствует укреплению гендерных стереотипов. Не менее вредны и обратные обвинения: «какая она женщина, у неё даже детей нет» или «сама виновата, не смогла мужика удержать».
Следует отметить, что здесь мы рассуждаем с позиции либерального феминизма, который, в отличие от радикального, более демократичен. Многие считают, что женское движение однородно и следует чёткой идеологии, суть которой сводится к мужененавистничеству и пропаганде «нетрадиционных» ценностей. На самом деле феминизм насчитывает около 40 течений и групп, многие из которых имеют существенные различия.
Вернёмся к тексту. По мнению авторов альманаха, чем умнее женщина, тем ниже вероятность счастливого брака:
«Предельное развитие умственных способностей ведёт женщину, как и раньше, к одиночеству. Ибо мужчина привык, чтобы женщина жертвовала для него развитием своей личности».
А как же возлюбленная Сартра Симона де Бовуар, замужние Мария Склодовская-Кюри, Шарлотта Бронте и зачинательница феминистского движения Мэри Уолстонкрафт? Впрочем, мнение, что женщина должна быть или, по крайней мере, притворяться глупой и беспомощной, чтобы привлечь внимание мужчины, до сих пор широко распространено. Подобные идеи пропагандируются в мужских сообществах («маносфере» — сети блогов, форумов и сайтов, продвигающих маскулинность и мизогинию) и высказываются самими женщинами («я же девочка, я в этом не разбираюсь»).
Авторы пишут: чтобы уравнять женщину в правах с мужчиной, «общество должно платить ей больше, чем мужчине». Причём источником дохода в данном случае должна являться не профессиональная деятельность, а пособия на детей. По сути, речь идёт о нынешнем материнском капитале, что само по себе неплохо. Но как же в таком случае «уравнять в правах» бездетных? Делать ребёнка единственной возможностью женщины заработать «больше, чем мужчина» — сомнительное предприятие. Вспомните рекламу про «пухленький капитальчик», которая выглядит забавно, но оставляет неприятный осадок.
Тем не менее во введении к альманаху упоминаются актуальные проблемы. Авторы говорят не только об уязвимом положении советской женщины, но и о высоком уровне алкоголизации населения, высказываются против войны и гонки вооружений. На претензию, которую до сих пор выдвигают участницам женского движения: мол, нельзя заниматься только женскими проблемами, ведь мужчины тоже страдают, редакция резонно отвечает: «Гинеколога ведь не ругают за то, что он лечит именно женские болезни». Таким образом, авторы поясняют, что стремятся привлечь внимание к проблемам, которые существуют исключительно в женском сообществе. Это не предполагает обесценивания трудностей, с которыми сталкивается противоположный пол.
«Радуйся, слёз Евиных избавление»
Текст Татьяны Горичевой посвящён образу Богоматери, которая, по мнению автора, является идеалом женственности:
«Она [Богоматерь] снимает то проклятье, которое лежало на всём „женском“ в более ранних религиях. Яхве противостояла Астарта. Великая Мать языческих религий воплощала собой всё иррациональное, тёмное, плотское. Лишь в христианстве произошло и происходит полное обожение плоти».
На самом деле Яхве нельзя назвать исключительно «добрым» богом: иногда ему приписывались качества, характерные для божества бури или войны. Астарта, в свою очередь, почиталась у финикийцев как Божественная мать или Мать Природа, дающая жизнь (впрочем, в других культурах она действительно могла обладать «тёмными» качествами). Кроме того, в арамейских текстах из Древнего Египта Астарта описывалась как супруга Яхве, так что утверждение о «противостоянии» двух божеств нельзя считать состоятельным.
Даже если мы оставим за скобками религиоведческие споры, дальнейшие рассуждения Горичевой кажутся не менее странными. От язычества автор внезапно переходит к теме психоанализа:
«Девочка с сильным комплексом Электры ревнует отца к матери и с самого детства занимает антиматеринские, антиженские позиции. Её сверх‑я обрастает мужскими добродетелями и нормативами. Она развивает интеллект, волю, в ней с детства может проявиться презрение к плоти (как к материнству и материи), развивается склонность к спиритуализму. Такие женщины неохотно вступают в брак и не хотят иметь детей».
Из вышесказанного следует, что развитый интеллект и сильная воля присущи только мужчинам, в то время как у женщины их проявление объясняется наличием психологических проблем. Психопатологией является и нежелание иметь детей. Далее следует поразительный вывод:
«Такие женщины… становятся деятелями культуры и науки, иногда религиозными фанатиками, иногда политиками. Но они могут стать и носителями противоположного, деструктивного начала: преступницами, анархистками, проститутками».
Затем автор ругает советскую школу, где детей учат «подчиняться рассудку и презирать сердце». Принцип «будь господином своей судьбы» Горичева считает ложным, утверждая, что для женщины «высочайшим и наиважнейшим понятием во все времена» является жертвенность. Затем идёт короткий рассказ из личного опыта о том, к чему ведёт отказ от «женского начала»:
«В своей последующей „дохристианской“ истории я пережила ещё большее унижение женского, и пол, загнанный в бессознательное, мстил за себя. Он мстил разгулом и непрерывной истерией бесшабашности, отчаянием принципиального „всё дозволено“, экзистенциальным бунтом, невозможностью никого любить и непрерывным блудом: ума и тела».
Вернуться к истинной женской сущности Горичевой помогла христианская вера, а именно — обращение к Божьей матери:
«Молитва к пресвятой Владычице помогла мне открыть и возродить в себе женское начало во всей его чистоте и абсолютности. Впервые открылся мне духовный смысл важнейшей добродетели — целомудрия. Раньше я могла говорить об этом только с усмешкой, как о чём-то старомодном. А ведь само это слово светилось и сияло великим смыслом: в нём обещался цельный и мудрый человек».
Безусловно, каждый имеет собственное представление о женственности, мнения людей по этому поводу могут различаться. Однако для кого-то «проповедь» Горичевой может оказаться опасной. Стремление отделить «грязную» сексуальность от «чистой» добродетели едва ли облегчит женщинам жизнь. Среди последствий, к которым может привести такой подход, можно назвать демонизацию или запрет абортов («нечего было ноги раздвигать») и вышеупомянутую внутреннюю мизогинию.
Кроме того, не совсем понятно, что имеется в виду под словом «жертвенность» — чем нужно жертвовать и ради чего? Если речь идёт о семье, такая установка может привести к созависимым или абьюзивным отношениям. Сравните слова Горичевой с цитатой из популярной, но очень неоднозначной книги Хелен Анделин «Очарование женственности»:
«Брак — это не соглашение сторон по принципу 50 на 50, но готовность отдать спутнику 90 процентов всего. Отдавая партнёру от всего сердца, вы получите богатую компенсацию. Когда вы пускаете свой хлеб по воде, он в своё время вернётся к вам с маслом».
Вариант 50 на 50 всё-таки кажется более безопасным. Именно этого нет в тексте Горичевой — баланса. По её мнению, женщина может быть либо «госпожой своей судьбы» (и, возможно, проституткой), либо целомудренной девой, которая, напротив, являет собой «пример полного отсекновения своей воли».
«Материнская семья»
Статья Наталии Малаховской рассказывает о жизни женщины внутри «ячейки общества» и разделении обязанностей между супругами. Малаховская пишет, что «часть своих заработков мужчины оставляют в питейных заведениях», забывая о том, что «их долг — кормить своих детей». По мнению автора, существует только два варианта «мужского существования»:
«1. После работы мужчина напивается и заваливается спать или учиняет скандал;
2. После работы мужчина разваливается на диване с газетой или усаживается перед телевизором или занимается хобби, творчеством».
Жизнь женщины, в свою очередь, состоит только из обязанностей: рожать, воспитывать детей, стоять в очередях за продуктами и работать, постоянно рискуя потерять место из-за детских больничных. Малаховская пишет, что невозможно одновременно быть матерью и заниматься творческим трудом, потому что «он не может прокормить человека». Здесь хочется заметить, что рождение детей не помешало художницам Татьяне Яблонской (трое детей) и Зинаиде Серебряковой (четверо детей) продолжить писать картины, Вере Мухиной (один ребёнок) — создавать скульптуры, в частности — знаменитый монумент «Рабочий и колхозница».
Автор продолжает сгущать краски, утверждая, что, «родив ребёнка, женщина должна поставить крест на себе»:
«Как копейка на копейку, обменивается жизнь женщины на жизнь ребёнка. Семья строится на костях женщины, на кровавых её слезах. Семья ломает в женщине творца. Нигде не сыщешь семьи, где мужчина, даже самый заурядный, сделал бы для жены то, что женщина, даже самая талантливая, делает для мужа: уничтожил бы свои творческие потенции для того, чтобы она могла развивать свои способности».
Тем не менее нельзя сказать, что Малаховская слишком категорична. Советское законодательство формально закрепляло права женщин, но, в то время как власть провозглашала равноправие полов, действительность была иной. Советская идеология исходила из понятия обязанности и долга, а не права и свободы. Труд являлся не правом, а обязанностью каждого человека. В результате женщины получили не столько право работать, выбирать себе партнёра, становиться матерью или отказаться от материнства, сколько новые обязанности: трудиться во благо коллектива, выполнять общественно-значимую работу, рожать детей и заботиться о семье и муже.
Несмотря на описанные трудности, Малаховская не призывает к отказу от деторождения. Причиной страданий женщины в браке, по её мнению, является в первую очередь мужчина, так как «в отношении любви у мужчин прослеживается элемент очевидного скотства». Автор обвиняет противоположный пол в пьянстве и неверности. Развод с нерадивым супругом приводит к появлению «материнских семей», которые состоят из мамы и бабушки. К счастью, в отличие от Горичевой, Малаховская не призывает к жертвенности и восхищается женщинами, которые «стремятся избавиться от своих пьяниц-мужей».
Наталия Малаховская эмоционально рассказывает о «женской доле», но не предлагает решений. Исключается возможность диалога между супругами, которые не могут поделить домашние обязанности, не учитываются ситуации, когда женщине, бегущей от мужа-алкоголика, некуда обратиться. Однако стоит отдать автору должное за смелость, с которой она демонстрирует уродливую изнанку советского «равноправия».
«Роды человеческие»
Текст подписан именем «Р. Баталова», которое является псевдонимом Татьяны Мамоновой. Её статья основана на личном опыте и описывает условия в советских роддомах. Рассказывая о том, как общество воспринимает бездетных женщин, автор отпускает меткое замечание: «Если ты не мать… то ты старая дева или потаскушка». С 1979 года ситуация мало изменилась. Угрозы вроде «останешься одна с 30 кошками», «ни одному нормальному мужику ты такая не нужна» звучат в адрес женщин и девушек не только от знакомых и родственников, но и от врачей в женских консультациях.
Мамонова, безусловно, перегибает палку, резко высказываясь о беременности как «уродстве» и «болезни», указывая на её «паразитическую сущность». По мнению феминистки, женщина решается завести ребёнка, чтобы «обрести в этом враждебном… обществе хоть какую-то ценность». Эти слова можно оспорить, но следует помнить, что в советское время даже в медицинской литературе проскальзывали фразы вроде: «Материнство освещается как высокий и почётный гражданский долг женщины». Достижения женщины в профессиональной деятельности, спорте и искусстве на этом фоне выглядят менее значимыми.
Подобные утверждения можно найти и в литературе для подростков. Бывший военный лётчик и автор детских познавательных книг Анатолий Маркуша в книге «Мужчинам до 16» (1966) учит юношей, что уважать женщину следует в первую очередь за то, что она может родить «Александра Македонского и Суворова, Маркса и Ленина», в то время как «сильные, выносливые, отважные мужчины могут открывать пути в неведомое, двигать в будущее науку… выигрывать войны». При этом автор отмечает, что все усилия мужчин «пропадут напрасно если женщины-матери не дадут миру новых строителей, новых учёных, новых работников, новых героев, новых продолжателей начатых дел». Далеко ли от такой логики до жестокого «бабы новых нарожают»?
Выполнение «высокого и почётного гражданского долга» — серьёзный стресс для организма, который каждая женщина переживает по-разному. Мамонова пишет, как недолговечны материнские лавры: потеряла форму после родов, не успеваешь следить за собой из-за хлопот с ребёнком — сама виновата:
«Ты — мать, гордись этим! — говорят тебе… И это не всё: посмотри на себя! — ты уже не тот свежий цветочек, который, возможно, пожелает сорвать твой господин. Ты увяла, и тебя в этом попрекнут. Ты быстро падаешь в цене. Ты всегда в проигрыше».
Тяготы материнства до сих пор являются табуированной темой. Говоря о «чуде рождения», многие забывают о постродовой депрессии, постоянной усталости, одиночестве, которое переживают многие матери в декретном отпуске, и других умалчиваемых проблемах. Женщина, откровенно рассказывающая о своём опыте, рискует нарваться на грубое «зачем рожала?» или «раньше надо было думать». Её могут назвать «плохой матерью», обвинить в бессердечии и эгоизме. Анонимные высказывания женщин о «счастье материнства» в тематических интернет-сообществах перекликаются со словами Мамоновой, хотя её статья была написана более 40 лет назад.
В «Родах человеческих» встречаются антивоенные высказывания, что довольно смело по меркам того времени. В 1979 году началась Афганская война, противники которой подвергались преследованиям и репрессиям со стороны властей. Стоит заметить, что антивоенная деятельность авторов альманаха не ограничивалась страницами журнала. По воспоминаниям Натальи Малаховской, она и её соратницы не боялись открыто обращаться к матерям с призывом не отдавать сыновей на фронт.
Далее Мамонова рассказывает о том, как выглядели роды в советских больницах:
«Десять топчанов… красные простыни. Огромные от боли глаза. Искусанные губы. <…>
Почему все вместе?
— Таких много.
— Но ведь это человеческие существа!
— Оставьте философию. Ложитесь и рожайте.
— Вы грубы.
— Здесь иначе нельзя.
<…>
Ты ложишься. Ты зажмуриваешь глаза. Ты затыкаешь уши. Ибо эти стоны разрезают тебя на части. Картина невыносимая для нормального сознания. Кошмар, нанизанный на нити нервов. Окровавленные топчаны…»
В СССР опыты с использованием анестезии при родах начались ещё в 1930‑е годы, но практика не получила широкого распространения. Ранее VATNIKSTAN уже писал том, как выглядело родовспоможение в советских больницах. Из материала следует, что порой и сами роженицы считали отсутствие анестезии нормальным явлением:
«Да, роды не обезболивали, ну и что? Естественные роды — это и есть нормальные роды, никто от боли не умер, некоторые по пять детей рожали».
Это напоминает пресловутое «раньше бабы в поле рожали, и ничего». Если боль можно пережить, это не значит, что её стоит терпеть, да и болевой порог у каждой женщины свой. По мнению специалистов, более 90% рожениц нуждаются в том или ином виде обезболивания. Равнодушие к жалобам женщины нередко перерастает в жестокость и акушерское насилие, когда от грубых слов врач может перейти к не менее грубым, а то и опасным действиям — от пощёчин до официально запрещённого, но всё ещё практикуемого приёма Кристеллера, когда женщине давят на живот.
К сожалению, такое обращение с пациентками родильных домов до сих пор не является редкостью, причём существует даже за пределами системы ОМС. Безусловно, следует помнить о высокой загруженности и низкой оплате труда врачей, но проблема акушерского насилия кроется не только в этом. Есть те, кто действительно верит, что грубость и рукоприкладство способствуют здоровым родам. Такой комментарий оставила гостья одного из популярных женских форумов:
«Да, всем больно, только кто-то молча терпит, а кто-то закатывает скандал. Вот и приходится акушеркам и врачам орать на рожениц, а то и раздавать оплеухи, чтобы хоть как-то пришли в себя. Да, офигеют от такой грубости — но вредить себе и ребёнку перестанут. <…> Это… подстёгивает естественные здоровые роды. Иногда в самом деле приходится наорать и влепить пощёчину, оскорбить, чтобы женщина… собралась и быстро родила…»
«Обратная сторона медали»
Наталья Мальцева опубликовала эту статью под псевдонимом «Вера Голубева». Автор рассказывает о матерях-одиночках, недостатках системы детских учреждений и условиях в советских абортариях. В начале статьи Мальцева рассуждает о положении женщин, которые, несмотря трудную жизненную ситуацию, решились оставить ребенка. При этом под «ситуацией» имеются в виду только те случаи, когда отец ребёнка ушёл от женщины до истечения допустимых для аборта сроков.
В отличие от Малаховской, Мальцева критикует не безответственных отцов, а государство, которое выплачивает матерям-одиночкам нищенские пособия и наплевательски относится к качеству работы яслей и детских садов. Говоря о последних, автор позволяет себе довольно резкие замечания:
«Персонал в основном состоит из женщин среднего и пожилого возраста <…> [которые] своих детей не имеют. Что привело их сюда, в этот дивный цветник детской чистоты и непосредственности, трудно сказать. Но вряд ли то, что называется чувством самопожертвования и самоотречения ради этих слабых, беззащитных малюток…»
Получается, женщина, не имеющая собственных детей, не способна проявить сочувствие по отношению к чужим детям и не может заботиться о них. Кроме того — её нельзя допускать к работе в детском саду или школе, потому что бездетными «руководят корыстные цели»:
«Мне довелось общаться с этими людьми. Нигде и никогда я не встречала более жестоких и склочных людей. Они идут сюда с определённой целью. Они идут сюда воровать. Они отнимают у детей пищу… Мясо они наполовину разбавляют булкой… сметану или молоко они разбавляют водой».
Проблемы, о которых пишет Мальцева, действительно существовали и существуют: новости о наказании воспитателей за жестокое обращение с детьми, жалобы на антисанитарию и качество пищи в том или ином детском саду нередко встречаются в прессе и социальных сетях. Но можем ли мы утверждать, что виновниками недостатков системы детских учреждений являются исключительно бездетные женщины? Нельзя ставить знак равенства между бездетностью и детоненавистничеством. Матери, которые жестоко обходятся с собственным ребенком, — явление, увы, нередкое.
Примечательно, что ниже автор статьи всё-таки говорит, что описанные ей проблемы кроются в нехватке кадров и низкой оплате труда работниц яслей и детских садов. «Это обесценивает их труд», — пишет она. Но разве не обесценивает его сама Мальцева, утверждая, что не имеющие детей воспитательницы и нянечки — воровки и детоненавистницы?
Разговор об абортах Мальцева предваряет неожиданной фразой, словно позаимствованной из советской — впрочем, и не только советской, — «репродуктивной пропаганды». «Воплотить своё назначение матери — это величайшее благо, предназначенное женщине природой», — пишет она. Однако статью сложно назвать пропагандистской: о процедуре и даже возможности прерывания беременности в то время в обществе не говорили, хотя тема абортов была чрезвычайно актуальной и очень болезненной — в прямом и переносном смыслах.
В середине 1960‑х годов в СССР аборт фактически стал главным способом контроля рождаемости. «Резиновое изделие № 2» и женские контрацептивы местного применения были дефицитным товаром и обладали низкой эффективностью. Использование более надёжной внутриматочной спирали разрешали только рожавшим женщинам. Сказывалось и отсутствие полового воспитания — о необходимости этой меры заговорили только в конце 80‑х годов.
Женщину, которая решилась на прерывание беременности, обвиняли в распущенности и пугали осложнениями. Операция становилась жестоким наказанием, где боль и унижение сопровождались злорадным «а с мальчиками кувыркаться не больно было?». В кабинете размещалось несколько кушеток, между которыми не было перегородок.
Хуже того, после операции женщине выдавали больничный лист с указанием причины госпитализации. Это могло вызвать недовольство начальства и сплетни в коллективе. Для того чтобы избежать получения унизительной справки, некоторые решались на внебольничный аборт, что зачастую имело печальные последствия. В одном из прошлых материалов, посвящённых частной жизни советских граждан, мы приводили цитаты из писем, которые женщины присылали в редакцию «Работницы»:
«Руководитель нашей группы мужчина, да ещё несдержанный на язык. Сдай ему справку — через час всему коллективу будет известно».
«Я работаю акушером-гинекологом. Почти треть больных поступает в наше отделение с диагнозом „внебольничный аборт“. Всё это печальные последствия страха перед оглаской».
«Чтобы не сдавать справку, я уволилась с работы».
В десятом номере «Работницы» за 1986 год появилось письмо мужчины — не врача, а школьного учителя, — который не только настаивал на необходимости соблюдения врачебной тайны, но и требовал улучшить условия в абортариях:
«Они [женщины] — безликий поток, где душевность… просто расточительна. Далеко не всегда делают нужно обезболивание — маску [с закисью азота] или тот самый укол в руку, о котором женщины буквально молят врача. <…> Некому поднимать пациенток, перекладывать их на каталки… Ощущение равнодушия, брошенности на произвол судьбы не покидает женщин в больнице. Они готовы с купленным в аптеке обезболивающим приходить на операцию, только бы не почувствовать себя безликим „материалом“. Неужели жестокость аборта тоже для того, чтобы „неповадно“ было?»
Мальцева описывала не менее жуткие подробности:
«Одновременно абортируются две, а то и шесть женщин. Кресла расположены так, что женщины могут видеть всё, что происходит напротив. Искажённое в муках лицо, кровавое месиво, извлекаемое из утробы женщины. <…> Иногда [врач] делает укол, но его действие не ощущается, так как новокаина очень мало и не ждут, когда он начнет действовать. <…> Некоторые теряют сознание. <…> Больную с трудом откачивают и выпроваживают, предоставляя женщинам, ждущим своей очереди, проводить её в палату. В палате женщина ещё час-полтора корчится от боли и исходит тошнотой, а иногда и рвотой…»
Во второй половине 80‑х годов в СССР появились кабинеты, где аборты делали платно. В этом случае можно было не только скрыть факт операции, но и получить качественное обезболивание. Кроме того, на сроке до восьми недель врачи применяли не столь травматичный метод вакуум-аспирации. Неудивительно, что спрос на платных специалистов был колоссальный и у кабинетов выстраивались огромные очереди. Те, кому довелось воспользоваться услугами платных врачей, вспоминали, что за один день такой кабинет мог принять около 50–60 пациенток.
Здесь же стоит упомянуть опубликованное в альманахе письмо сына Наталии Малаховской Вани Пазухина. Текст служит логическим продолжением рассуждений Наталии Мальцевой о недостатках советских детских учреждений. Ребёнок рассказывает о поездке в пионерский лагерь «Зарница» в Петергофе. Читатели, которым довелось побывать в советских детских лагерях конца 70‑х годов, наверняка смогут подтвердить или опровергнуть слова юного автора. Возможно, найдутся и те, кто отдыхал в той самой «Зарнице». Нам не удалось отыскать отзывы об этом лагере, впрочем, как и сам лагерь. Единственная «Зарница» в Ленинградской области, информацию о которой удалось найти, находится во Всеволожском районе.
Лагерь не понравился мальчику с самого начала. Ваня вспоминает:
«Записывала меня в восьмой отряд очень толстая и некрасивая женщина (здесь и далее выделение полужирным шрифтом — моё. — Л. Е.). Как только мы отлучились от родителей, воспитательница начала на нас орать, впрочем, пока что никто из нас ничего плохого не сделал».
«Плохое» началось чуть позже. Детям доставалось не только от воспитательниц. По словам мальчика, персонал практически не следил за тем, что делают дети, и ребята постоянно дрались:
«Один раз ночью мальчик [Женя] лежал в постели, и у него в руках была расчёска. Другой мальчик, Игорь, ударил Женю подушкой по расчёске так, что расчёска через рот вонзилась Жене в горло. Изо рта у жени потекла кровь, и он пошёл к врачу — врач на него наорал:
„Зачем ты приходишь ночью, беспокоишь нас, мы тоже хотим спать!“»
«Вы спросите, где были в это время воспитательницы? — резонно замечает мальчик. — Они уезжали в Ленинград, к себе домой». По его словам, из старших в корпусе находился только сторож — он «ловил мальчиков из старших отрядов, которые сталкивали друг друга с окон».
Всех злоключений, которые пришлось пережить ребенку в месте, которое он впоследствии назвал «пионерским концлагерем», здесь не перечислишь. Положительных моментов не было вовсе — по крайней мере, юный автор о них не упоминает. К счастью, история закончилась относительно благополучно — мама забрала сына из лагеря, не дожидаясь окончания смены. Ребёнок заканчивает письмо неутешительным выводом:
«Мне после этого стало казаться, что всё следующее поколение так замучает землю, что с неё будет капать кровь, и она вся будет укутана дымом, и если послушать, что на земле, то кроме мата вы ничего не услышите. Раньше мне казалось, что только это, взрослое поколение такое плохое, а следующее уже создаст новую жизнь, но оказалось, что совсем всё по-другому».
«Письмо из Новосибирска» и «Женщина в тюрьме»
«Письмо из Новосибирска» Юлии Вознесенской — честный рассказ об унижениях и издевательствах, широко практиковавшихся в советских тюрьмах. Тяжёлое впечатление производит эпизод с «банькой», которую надзиратели устроили заключённым «на прощание» перед отправкой на этап:
«Двое вошли в камеру и начали поливать девчонок [из пожарного шланга], сильным напором струи они гоняли их по камере. Потом один поливал и бил их шлангом, а другой по одной вышвыривал в коридор. В коридоре двумя шеренгами стоял вызванный дежурным тюремный резерв. Девушек пропустили сквозь строй около 24 человек. Били из кулаками, шлангом, ключами. <…> Всех заперли в бокс на четырёх человек — 21 девушку. <…> Они начали задыхаться».
В результате одна из девушек потеряла сознание, у другой начался приступ эпилепсии. Врач не оказал им должной медицинской помощи, обосновав это равнодушным: «Что заслужили, то пусть и получают. Они притворяются». Далее Вознесенская описывает другой похожий случай:
«У Тани… начался приступ удушья. Она свалилась на пол, забилась, стала пальцами разрывать себе горло, потом потеряла сознание. Девочки снова начали кричать. Открыли дверь… всех троих бросили на холодный цементный пол. <…> Им тут же приказали идти в другой бокс. У них не было сил. На них накричали, начали угрожать. Они поползли по полу на четвереньках к указанному боксу. <…> Они [надзиратели] издевались над ними… называли их собаками».
Вознесенская описала ещё несколько аналогичных ситуаций, где заключённых обливали холодной водой, избивали и обвиняли в притворстве, когда те попадали в санчасть.
Разговор о советских «казённых домах» продолжает статья Галины Григорьевой «Женщина в тюрьме», основанная на беседах с двумя бывшими заключёнными. Редакция получила текст уже после публикации первого номера альманаха, поэтому в оригинальный сборник он не вошёл, но появился в переиздании, вышедшем во Франции в начале 1980 года.
Одну из собеседниц Григорьевой осудили по обвинению в тунеядстве, причина ареста второй не уточняется. Примечательно, что среди заключённых было немало женщин, осуждённых за «уклонение от лечения» или «уклонение от серологического контроля». Статья применялась в случаях, когда человек с выявленным венерическим заболеванием не приходил в диспансер на взятие анализов и проб. Далеко не всегда это объяснялось ленью или страхом. По словам девушек, пациентов часто направляли в больницу по месту жительства, но уехать на лечение мог не каждый. Существовала и другая причина:
«К женщине, заболевшей, скажем, сифилисом, относятся с презрением, как к преступнице, проститутке, и это унизительное обращение, естественно, отталкивает и без того несчастного и страждущего человека и побуждает его избегать этих лечебных учреждений».
Общая камера была рассчитана на 18 человек, но помещали туда обычно порядка 28–30 заключённых. Помещение не проветривалось. «Шконок» было всего 12, так что большинству приходилось располагаться на полу. Раз в три дня приходила медсестра, которая выдавала женщинам вату. По словам девушек, ваты всегда не хватало и «потребность в ней женщины вынуждены демонстрировать наглядно». Стоимость питания на одного заключённого в день составляла 37 копеек (буханка хлеба в конце 70‑х годов стоила около 17 копеек). Рацион выглядел примерно так:
«Каша на воде, чай-кипяток, по утрам выдают 15 грамм сахара и полкило хлеба (особого, тюремного, низкосортного) на весь день. Обед: щи с волоконцами мяса в виде ткани, каша или лапша типа клейстера, без третьего. Ужин: рыбный суп — „могила“ (по наличию рыбных скелетиков) или „хряпа“ — овощное рагу».
Одна из собеседниц Григорьевой рассказала об условиях в тюремном карцере:
«…ночью батареи отключались по причине якобы технической неисправности <…> в карцере специальная одежда: ситцевое платье, штаны без резинок, ещё выдают нечто вроде наволочки на лямках — „ночная рубашка“ — чуть ниже пупа. „Шконка“ задвигается в шесть утра и выдвигается в десять вечера, но пользоваться ею невозможно: в камере жуткий холод, ниже нуля, и всю ночь пытаешься согреться, скорчившись и спустив „наволочку“ на ноги. Кормили через день. <…> На четвёртые или пятые сутки я… потеряла сознание. <…> Никто не оказал мне никакой помощи».
В конце беседы Григорьева спросила девушек о жизни после тюрьмы. Они ответили:
«Проблемы те же: найти жильё, работу, что после тюрьмы стало ещё труднее. Однако тюремный опыт повторить не хотелось бы. Лучше уехать за границу…»
Оставшуюся часть альманаха занимают художественные произведения: стихи Татьяны Мамоновой, эссе Жанны Ивиной (псевдоним Татьяны Мамоновой) о Марине Цветаевой, произведения индийской поэтессы XII века Акки Махадеви в переводе Елены Шварц. Также там был опубликован рассказ Софьи Соколовой «Летающие ящеры», где отец сорвал со стены рисунки и аппликации сына, пообещав ему взамен заводной танк.
Раскол и эмиграция
Альманах завершает текст заявления Татьяны Мамоновой в прокуратуру Ленинграда с просьбой прекратить преследование авторов издания сотрудниками КГБ. Она пишет:
«Я искренно высказывала свои убеждения, которые считаю патриотическими, в ответ на что услышала от следователя товарища Хазанова заявление: „Я не постесняюсь назвать вас провокатором“. <…> Свою феминистическую деятельность я намерена продолжать, так как считаю феминизм прогрессивным явлением, а женское движение — существенной частью мирового демократического движения».
В декабре 1979 года Татьяну Мамонову, Софью Соколову и Юлию Вознесенскую вызвали в КГБ, где им объявили о предупреждение за издание альманаха. Работу над сборником пришлось прекратить. За «профилактической беседой» последовали более серьёзные меры. 29 февраля 1980 года в Ленинграде на квартире у Юлии Вознесенской прошёл обыск, причиной которого, по официальной версии, стало подозрение в причастности писательницы к делу советского диссидента Юрия Пореша. В это время к Вознесенской пришла Татьяна Горичева, которую также обыскали, забрали у неё несколько религиозно-философских статей и выпуск альманаха «Женщина и Россия».
В этот же день сотрудники КГБ провели обыск у Софьи Соколовой, в ходе которого изъяли произведения Александра Солженицына, Николая Бердяева, Дмитрия Дудко, обращения к президенту Франции, письма в правозащитную организацию «Международная амнистия», Комитет прав человека ООН и другие бумаги. После этого Соколову доставили в КГБ на допрос. Мамоновой и её мужу угрожали возбудить уголовное дело по статье за тунеядство.
Сотрудники комитета госбезопасности использовали и косвенные методы давления на диссидентов. Так, 19 февраля 1980 года сын Вознесенской неожиданно был отчислен из училища «по санкции КГБ». На следующий же день он получил повестку в военкомат, что в годы Афганской войны грозило отправкой на фронт. Сына Софьи Соколовой на месяц поместили в психиатрическую больницу тюремного типа. Мамоновой угрожали лишением родительских прав.
В 1980 году Татьяна Мамонова, Татьяна Горичева, Наталия Малаховская и Юлия Вознесенская были вынуждены эмигрировать в Европу. После этого их пути разошлись. Противоречия между издательницами «Женщины и России» запечатлены в дневнике Татьяны Горичевой, который она вела после эмиграции:
«Среди феминисток отношение к нам самое лучшее, почти восторженное. Но верующих там нет совсем и церковь католическую они ненавидят. Очень они обиделись на мою критику „ведьм“, любят они себя называть „ведьмами“ ради эпатажа и считая, что ведьмы — это женщины, которые несли просвещение и знание в народ».
Татьяна Мамонова осталась верна идеологии западного феминизма. После эмиграции она продолжила собирать материалы для второго номера альманаха, который выпустила под названием «Россиянка». Мамонова активно публиковалась за рубежом, читала лекции в разных странах и преподавала в университетах США. Сейчас она по-прежнему живёт в Штатах и работает над изданием экофеминистского альманаха «Женщина и Земля» (Woman and Earth).
Малаховская, Соколова, Горичева и Вознесенская участвовали в издании журнала «Мария», который выходил после ликвидации альманаха. Они продолжали рассказывать о положении советских женщин, однако рассматривали «женский вопрос» через призму православной веры. Так, в первом номере «Марии» Софья Соколова утверждала, что «представляет себе женское движение как братство на основе христианской любви».
Сейчас Юлия Вознесенская известна прежде всего как автор православного фэнтези. В 2003 году писательница получила звание «Лучшего автора года» на конкурсе «Православная книга России». Остаток жизни провела в Берлине, умерла в 2015 году.
Наталия Малаховская живёт в Австрии и занимается изучением русской фольклористики. Большая часть её работ посвящена исследованию образа Бабы-яги.
Татьяна Горичева вернулась в СССР 1988 году. Она до сих пор живёт в России, занимается философско-религиозными исследованиями и активно участвует в защите животных.
Альманах «Женщина и Россия» производит неоднозначное впечатление. Резюмируя обзор первого советского феминистского издания, приведём цитату русского прозаика и драматурга Елены Георгиевой, которая охарактеризовала содержание альманаха следующим образом:
«…одни материалы журнала „Женщина и Россия“ злободневны до сих пор, другие являются человеческими документами, представляющими социологический интерес, а третьи следует читать с осторожностью, делая скидку на временной контекст и нехватку знаний, характерную для жительниц советской империи. Железный занавес просвещению не способствует никогда. При всём уважении к авторкам приходится признать, что они пропагандировали симбиоз либерального феминизма и патриархальных комплексов, но для системы даже это было слишком».
В 1903 году Владимир Короленко побывал в Кишинёве спустя два месяца после еврейского погрома. Писатель рассказал о событиях со слов участников в очерке «Дом № 13»:
«Последним убили Нисензона. Он с женой спрятался в погребе, но, услышав крики убиваемых и поняв, что в дом № 13 уже вошло убийство и смерть, они выбежали на улицу. Нисензон успел убежать во двор напротив и мог бы спастись, но за его женой погнались громилы. Он кинулся к ней и стал её звать. Это обратило на него внимание. Жену оставили и погнались за мужем; он успел добежать до дома № 7 по Азиятскому переулку. Здесь его настигли и убили».
Жертвами погрома в Кишинёве стали сотни человек: 49 были убиты, около 600 — ранены. Это один из самых известных и кровавых погромов, но далеко не единственный.
Погромы происходили регулярно, в них участвовали мужчины, женщины и дети. Жители одной и той же улицы могли оказаться по разные стороны: одни крушили еврейские дома, другие подключались к еврейской самообороне. Симпатии к погромщикам и нелюбовь к евреям не зависели ни от образования, ни от происхождения и точно не были уделом люмпенов. Существует предание, что Александр III однажды сказал генерал-губернатору Иосифу Гурко: «Сердце моё радуется, когда бьют евреев, но дозволять этого ни в коем случае не следует».
Рассказываем, по каким причинам еврейские погромы в Российской империи стали нормой, и правда ли, что власти потворствовали бандитам в стремлении грабить и убивать.
Почему происходили погромы и кто в них участвовал
До конца XVIII века в Российской империи жило не так много евреев. При Иване Грозном въезд евреев в страну был запрещён, хотя ранее еврейские купцы приезжали торговать в московские земли. Только в 1635 году царь Михаил Фёдорович подписал указ, разрешивший евреям постоянно жить в России.
Однако самый большой рост числа евреев в России случился во второй половине XVIII века: после разделов Речи Посполитой в состав империи вошли территории, где жили более 200 тысяч евреев. Почти сразу, в 1791 году, Екатерина II издала указ, который ограничивал передвижение евреев по стране: в Белоруссии и Новороссии можно было жить и торговать свободно, а в других областях — нет. Правило не распространялось на некоторые категории: отслуживших солдат, купцов первой гильдии, ремесленников, людей с высшим образованием, например врачей и адвокатов. Надо отметить, что мотивом для создания черты осёдлости стали не антисемитские взгляды императрицы, а жалобы русских купцов на конкуренцию.
В 1795 году в черту осёдлости вошли Волынская, Екатеринославская, Подольская, Полтавская, Таврическая, Херсонская, Черниговская. Витебская, Гродненская, Минская, Могилёвская, Виленская, Ковенская и Бессарабская губернии. В 1799 году Павел I добавил в этот перечень Курляндию. Согласно «Положению об устройстве евреев», принятому в 1804 году при Александре I, еврейским крестьянам также позволили селиться в Астраханской губернии и на Кавказе. К категориям лиц, которых ограничения не касались, добавились фабриканты.
Главным признаком принадлежности к еврейскому народу была не национальность, а религия. Крещёные евреи уравнивались в правах с остальными жителями империи.
Возможно, именно попытка властей изолировать иудеев, а не интегрировать их в русское общество, стала одной из причин погромов. Иудеев боялись из-за закрытой и непонятной для других жизни, из поколения в поколение передавался образ «еврея-христопродавца» и «богоубийцы».
Несмотря на создание черты осёдлости, торговцев и ремесленников раздражала конкуренция с еврейскими лавочниками. Сыграла роль и борьба за рабочие места на фабриках между евреями и потянувшимися в города после отмены крепостного права крестьянами.
После убийства Александра II стало известно, что в рядах «Народной воли» были евреи. Таким образом, народная молва повесила на них ещё и ярлык цареубийц, врагов русского государства.
Часто подобным настроениям потворствовало бездействие властей во время погромов. Так, накануне беспорядков 1881 года среди крестьян Черниговской губернии распространялись слухи о тайном приказе властей уничтожать евреев за убийство царя. Поверившие слухам селяне потребовали от начальства письменных гарантий, заверения в том, что не понесут за убийства евреев никакого наказания, и в ряде случаев такие гарантии были получены. В некоторых деревнях священникам с трудом удалось убедить паству, что никакого приказа «бить жидов» не было.
Иногда погромы поддерживали даже революционные организации. Члены «Народной воли» и «Чёрного передела» заявляли, что насилие против евреев справедливо, если те эксплуатируют рабочих. Издаваемая «Народной волей» одноимённая газета сообщала:
«Мы обязаны выражать общую формулу всех сил, справедливо недовольных и активно протестующих, и сознательно направлять эти силы».
Организация выпустила прокламацию «К украинскому народу», в которой приветствовала погромы и призывала их продолжить, а Александра III именовала «жидовским царём». Разумеется, часть народовольцев выступила против такого воззвания, в частности Вера Фигнер уничтожила все присланные ей экземпляры. Но всё же напечатанная двухтысячным тиражом прокламация широко распространилась и повлияла на разжигание антисемитизма.
Большинство погромщиков составляли крестьяне и городские обыватели — ремесленники, мелкие торговцы, рабочие. Иногда к ним присоединялись казаки, солдаты — как отставные, так и проходящие службу, — переодетые в гражданскую одежду полицейские и даже небольшая часть духовенства. Источники также упоминают нищих, бродяг, пьяниц, уголовников. Для них главным мотивом было поживиться еврейским добром, а не национальная ненависть.
В некоторых населённых пунктах антиеврейские выступления возникали стихийно, в других их готовили заранее. Часто в места, где начинались беспорядки, на помощь погромщикам прибывало подкрепление из соседних городов и сёл. Есть свидетельства, что на евреев нападали женщины и дети. В уже упомянутом очерке Владимир Короленко рассказал историю еврея, которому во время погрома выбили глаз. На вопрос писателя пострадавший ответил, что соседский мальчик хвастался тем, что это сделал именно он с помощью гири на верёвке.
Национальности погромщиков были столь же разнообразны: русские, белорусы, украинцы, молдаване, цыгане, греки и поляки. По этой причине не существует никакого собирательного образа погромщика и пытаться изобразить его означает существенно упростить картину трагедий.
Неполная хроника погромов
Описать все многочисленные события, связанные с еврейскими погромами, невозможно. Мы собрали сведения разной степени подробности о некоторых инцидентах.
1821 год. Одесса
Зачинщиками беспорядка стали греки, а катализатором погрома послужили слухи о причастности евреев к убийству в Стамбуле греческого патриарха Григория.
1859, 1862, 1871 годы. Одесса
Эти погромы тоже организовали греки, однако причины были уже не религиозными, а экономическими — конкуренция в торговле. Акции не сопровождались массовыми убийствами евреев. Дело ограничивалось грабежами и крушением еврейских магазинов.
1882–1883 годы. Юг и юго-восток Украины
Погромы начались в ночь с 15 на 16 апреля в Елисаветграде (ныне Кропивницкий), в православную Пасху. Участники беспорядков разграбили множество магазинов и домов, один человек был убит. 17 апреля погром остановили войска, применившие против недовольных оружие.
Беспорядки перекинулись в соседние с Елисаветградом местечки, затем распространились на Херсонскую губернию (25 апреля — Берёзовка, 27 апреля — Ананьев). 26 апреля начался погром в Киеве, который по количеству жертв и разрушений стал самым кровавым в 1881 году: преступники разгромили более тысячи домов и магазинов, убили несколько человек и изнасиловали 20 женщин.
В конце апреля — начале мая 1881 года погромы происходили в 50 сёлах Киевской губернии. Наиболее масштабными были беспорядки в местечке Смела. В соседней деревне семилетнего еврейского мальчика убили за отказ перекреститься.
Далее антиеврейские выступления происходили в Жмеринке Подольской губернии, самые массовые — в Конотопе 27 и 29 апреля, один человек убит. Там евреи попытались дать отпор погромщикам.
В это же время на евреев нападают в нескольких населённых пунктах Волынской губернии. В начале мая погромы происходят в Екатеринославской, Полтавской и Таврической губерниях. Три дня, с 3 по 5 мая, продолжался погром в Одессе. Здесь евреи организовали отряды самообороны, основу которых составляли студенты Новороссийского университета (подробно еврейскую самооборону рассмотрим далее). Несколько еврейских кварталов удалось отстоять.
В июне-июле вновь полыхнуло в Полтавской губернии: Борисполе, Переяславе и Нежине. Чтобы прекратить беспорядки, в Нежине войска открыли огонь по крестьянам-погромщикам, несколько человек среди них были ранены и убиты.
13 декабря 1881 года. Варшава
В католическое Рождество начался погром в Варшаве. Очевидцы сообщали, что еврейские дома и магазины грабили русские солдаты, а среди руководителей беспорядков были люди, говорившие по-русски. В погромах участвовала местная беднота. Армия остановила беспорядки, а польская интеллигенция резко осудила насилие. Нападавшие разрушили более полутора тысяч домов и других строений, принадлежащих евреям, 24 человека получили ранения.
1882 год. Подольская и Херсонская губернии
Самым значительным по количеству жертв стал пасхальный погром в Балте, в котором участвовали солдаты. Власти снова дали команду пресечь беспорядки только на третий день. Несколько человек были убиты, сотни ранены и изнасилованы.
1883 год. Екатеринослав, Кривой Рог, Ростов-на-Дону
Погром в Екатеринославе организовали заранее — корреспондент газеты «Новое время» писал, что в толпе буйствовали заезжие рабочие. На этот раз власти оперативно подавили беспорядки. В Ростове казаки открыли огонь по погромщикам вскоре после начала нападений.
Сотни погромщиков арестовали, но большинство отпустили без обвинений. В суд отправились только 150 человек — по обвинению «в буйстве и убийстве». О беспорядках писали (авторская орфография сохранена):
«Характеристичная черта екатеринославского погрома заключается в том , что здесь уничтожалось только то имущество, которое нельзя было унести, всё же прочее уносилось».
7 июня 1884 года. Нижний Новгород
Погром случился во время ярмарки в Канавине и начался с того, что местная жительница Федосья Рогожина подумала, что две еврейские девочки куда-то несут её полуторагодовалую дочь. Среди горожан мгновенно распространился слух, что «ребёнка хотят съесть», и начались беспорядки. На место прибыл губернатор Николай Баранов, который позже вспоминал:
«Все улицы еврейского квартала были затоплены бушующей толпой, простиравшейся, вероятно, до шести тысяч человек. Первое сборище я застал у разрушенной уже еврейской молельни, около которой было несколько изуродованных трупов и один ещё живой избитый еврей, которого доколачивала толпа».
В результате беспорядков были убиты девять человек, 122 погромщика — арестованы, 13 из них отправили на каторжные работы на срок от 7 до 20 лет. Слухи об уличных столкновениях быстро разнеслись по губернии, в Балахне и Арзамасе начали готовить погромы. Только вмешательство властей предотвратило большую кровь.
На подавление погрома пришлось бросить войска. Губернатор признал, что «в народе сложилось убеждение в полной безнаказанности самых тяжёлых преступлений, если таковые направлены против евреев».
29 сентября 1891 года. Стародуб, Черниговская губерния
В этот день впервые после долгого запрета евреям разрешили торговать в праздники. Некоторых русских такое положение не устраивало. Главными участниками были торговцы-старообрядцы, которые видели в евреях конкурентов. Они устроили несколько пожаров, чтобы уничтожить еврейские магазины. В одной из лавок хранился порох, а потому огонь распространился по городу очень быстро. В итоге сгорели и еврейские, и русские магазины.
Пожар не был единственным бедствием: погромщики грабили дома и избивали недовольных.
1897 год. Киевская и Херсонская губернии
В местечках Шпола Киевской губернии 18–19 февраля и в местечке Кантакузенка Херсонской губернии 16–17 апреля местные жители разгромили еврейские магазины и дома. Власти получали предупреждения о готовящихся беспорядках, но губернаторы с войсками прибыли слишком поздно.
19–21 апреля 1899 года. Николаев
На второй день православной Пасхи рабочие начали разбивать будки с минеральной водой — в них почти всегда торговали евреи. Хулиганы срывали крыши с будок, били посуду и сифоны, роняли будку и шли дальше. В этих беспорядках никто не усмотрел разгорающегося погрома.
Утром 20 апреля на Сенной площади собрались пять тысяч человек. Полиция и казаки обратились к ним с просьбой разойтись, но тщетно — толпа не расходилась, однако и не буянила. Около полудня несколько человек начали громить еврейскую лавку неподалёку. Толпа среагировала: группы погромщиков бросились уничтожать и грабить все еврейские лавки на своём пути.
Утром 21 апреля в городе ввели военное положение. Погромщики собиралась продолжить грабежи, но патрули окружили и задержали их. Некоторым удалось сбежать на окраины и там разграбить несколько еврейских лавок. За дни погрома около 20 человек получили тяжёлые раны камнями, один был убит.
6–7 апреля 1903 года. Кишинёв
Одним из самых кровавых стал пасхальный погром в Кишинёве. Одним из поводов стала серия статей в газете «Бессарабец», которую издавал черносотенец Павел Крушеван. Речь шла о ритуальном убийстве русского подростка евреями в соседних Дубоссарах: якобы его тело нашли зашитыми глазами, ушами и ртом, надрезами на венах и следами верёвок на руках. Позже выяснилось, что мальчика убил родственник из-за наследства и он не получал таких ужасных ран. Газета даже опубликовала опровержение, однако на намерения погромщиков это никак не повлияло. Некоторые горожане и вовсе подумали, что власти скрывают преступление под давлением евреев.
Накануне Пасхи в городе распространились слухи, что царь позволил грабить и убивать евреев в три пасхальных дня. Беспорядки начались в первый день Пасхи и не стали масштабными: погромщики в основном кидали камни в еврейские дома, избиений и убийств не было. Полиция арестовала 60 человек, но не пыталась прекратить погром — и это подкрепило слухи о правительственном разрешении на насилие.
На второй день в Кишинёв приехали погромщики из окрестностей, а евреи из-за бездействия властей давали отпор самостоятельно. Противостояние стало по-настоящему масштабным и жестоким: начались серьёзные избиения и убийства. Погромщики врывались в синагоги и уничтожали еврейские святыни — об этом писал в отчёте губернатор Бессарабского края Сергей Урусов.
Число жертв в Кишинёве составило 49 человек, 596 было ранено. Еврейские организации России и зарубежья помогали пострадавшим — например, специально созданный Комитет собрал около миллиона рублей от жертвователей из России и со всего мира. Среди тех, кто поддержал пострадавших евреев деньгами, был и Фёдор Шаляпин.
В том же 1903 году на Павла Крушевана, одного из виновников погрома, в попытке отомстить за события в Кишинёве напал с ножом студент Пинхус Дашевский. Рана оказалась несмертельной. Дашевского приговорили к пяти годам арестантских рот, амнистировали в 1906‑м. Крушеван отказался от медицинской помощи врача-еврея, а все оставшиеся годы прожил в паранойе — повсюду носил с собой оружие и возил повара из страха перед отравлением.
«В позорном и страшном деянии, совершённом в Кишинёве, наше культурное общество повинно не менее активных убийц и насильников. Оно виновно не только в том, что не защищало избиваемых, а любовалось избиением, — главным образом оно виновато в том, что на протяжении долгих лет спокойно позволяло растлевать себя таким человеконенавистникам, издавна прослаленным презренной славой лакеев силы и апологетов лжи, как Суворин, Буренин, Величко, Крушеван и иные иже с ними…»
Август и сентябрь 1904 года. Украина и Белоруссия
Погромы устроили новобранцы, мобилизованные на Русско-японскую войну. В Александрии Херсонской губернии погромщики ворвались в синагогу и жестоко избили молящихся. Убиты 20 евреев.
18–19 апреля 1905 года. Мелитополь
Беспорядки начались на Ярмарочной площади: толпа громила магазины, а затем устроила пожар. На второй день беспорядков евреи организовали самооборону. В составе отрядов были и представители других национальностей, в основном — участники РСДРП. Остановить погром удалось только прибывшим в город войскам. В эти дни никто не погиб, а зачинщики получили от 4 до 15 месяцев тюрьмы.
Апрель 1905 года. Симферополь, Житомир
Предлогом погрома в Симферополе стал слух об осквернении еврейским мальчиком православной иконы. Трёхдневные беспорядки в Житомире и его окрестностях начались после слуха о том, что евреи якобы стреляли в портрет императора. Были убиты больше 30 евреев.
26 мая и 29 мая 1905 года. Минск и Брест-Литовск
Солдаты и казаки убивали евреев на улицах.
30 июня 1905 года. Белосток
Поводом для погрома была бомба, которую анархист бросил в военный патруль. Корреспондент либеральной газеты «Дума» сообщал, что бомба провокационная и никому вреда не принесла. Помимо этого, в городе ходили слухи, что евреи обстреляли с балкона католическую и православную процессии и бросали в паломников бомбы.
По свидетельствам местных жителей, погром готовился заранее. В течение двух недель в Белостоке, особенно по вечерам, распространялись прокламации с призывами избивать не только евреев, но и интеллигенцию. И во время агитации, и самого погрома полиция и городские власти бездействовали. Насилие прекратилось только на следующий день. Погибли 50 человек. Жители в панике бежали из города. Министр внутренних дел Пётр Столыпин получил телеграмму из Белостока, но никак не отреагировал.
20 июля 1905 года. Екатеринослав
Отряды самообороны (о них в следующем разделе) подавили погром без помощи войск. Есть сведения, что в в Екатеринославе евреи убили 47 погромщиков.
Июль 1905 года. Макарьев Нижегородской губернии
В конце июля беспорядки вышли за черту осёдлости и вспыхнули в городке Макарьев Нижегородской губернии.
31 июля 1905 года. Керчь
В погром переросла процессия во главе с градоначальником. Он приказал стрелять в отряды самообороны, два человека были убиты, один из них — русский гимназист. В беспорядках вместе с портовыми рабочими и другими горожанами участвовал цыганский табор, специально приехавший в Керчь грабить евреев.
Около 10 тысяч человек громили еврейские дома и магазины. Еврейская самооборона пыталась противостоять, 30 молодых людей стреляли из револьверов — солдаты открыли ответный огонь. Полиция не могла противостоять беспорядкам, погром удалось остановить только специально прибывшим в город двум ротам солдат.
После публикации Манифеста от 17 октября масштаб погромов вырос: беспорядки охватили 660 населённых пунктов, по большей части в южных и юго-западных губерниях, и бушевали вплоть до 29 октября. Литву и Польшу на этот раз волна насилия обошла стороной, в Белоруссии было несколько случаев. 24 погрома произошли за пределами черты осёдлости. Под удар попали не только евреи, но и все, кто поддерживал преобразования, — либералы и социалисты.
Наибольшее количество погромов было в Черниговской губернии. Там убили 800 евреев, не считая умерших позже от ран. Материальный ущерб составил 70 миллионов рублей. В Одессе погибли более 400 евреев, в Ростове-на — Дону — более 150, в Екатеринославе — 67, в Минске — 54, в Симферополе — больше 40, в Орше — 30. В Юзовке (современный Донецк), Саратове, Киеве точных данных о количестве жертв нет, однако известно, что их было больше тысячи.
Зачастую с евреями расправлялись крайне жестокими способами. В Юзовке евреев-демонстрантов, которые пришли сообщить рабочим о Манифесте 17 октября, живыми кинули в доменные печи. В Одессе маленьких детей бросали с верхних этажей на мостовую или убивали, разбивая головы о стены. Под Тирасполем на станции рабочие и солдаты вытащили евреев из поезда. Были убиты 12 человек, в том числе трое детей.
После 18 октября беспорядки обычно начинались с уличных шествий. В то время левые партии часто устраивали демонстрации в честь дарованных императором свобод. За чертой осёдлости большинство манифестантов составляли евреи. В ответ власти устраивали собственные процессии под национальными флагами и портретами царя, в них в основном участвовали мелкие торговцы, дворники, извозчики и чернорабочие. С обеих сторон могли быть городские хулиганы. Манифестации часто заканчивались столкновениями демонстрантов, которые затем перерастали в погромы.
Большую роль в разжигании ненависти по-прежнему играли порочащие евреев слухи. В Киеве их обвиняли в том, что они разорвали портреты царя в городской думе, в Екатеринославе — что собирали деньги царю на гроб. Сам Николай II в письме от 27 октября 1905 года к матери, вдовствующей императрице Марии Фёдоровне, сообщал:
«…народ возмутился наглостью и дерзостью революционеров и социалистов, а так как 9/10 из них жиды, то вся злость обрушилась на тех — отсюда еврейские погромы… Но не одним жидам пришлось плохо, досталось и русским агитаторам: инженерам, адвокатам и всяким другим скверным людям».
После начала Первой мировой войны по предложению начальника штаба Верховного главнокомандования генерала Янушкевича евреев вновь подвергли репрессиям — их часто подозревали в шпионаже. Например, ходила молва о том, что они прячут в бородах телефоны для сношений с немцами. Это стало причиной новой череды нападений. Многих евреев самовольно убивали солдаты или приговаривали к смертной казни военно-полевые суды.
В 1915–1916 годах десятки тысяч евреев отправили вглубь страны как можно дальше от мест боевых действий. В сентябре 1917 года их грабили бежавшие с фронта дезертиры. Больше всего инцидентов произошло в Киевской, Волынской и Подольской губерниях, но убийств, как правило, не было.
Как защищались евреи
После погрома в Кишинёве во многих поселениях евреи объединились в отряды самообороны. Большинство составляли молодые люди, они активно действовали, в частности в начале гомельского погрома 29 августа — 1 сентября 1903 года. Но полиция не позволила им вмешаться, и бесчинства продолжались три дня.
В отрядах самообороны участвовали и русские: рабочие, интеллигенция, студенты, гимназисты. Зачастую самооборона была вооружена лучше, чем погромщики. Большинство недовольных составляла городская и сельская беднота с подручными средствами: вилами, ножами, топорами, лопатами, косами, булыжниками. Среди их противников было много зажиточных русских и евреев с револьверами — в царской России оружие мог купить каждый. Есть свидетельство Исаака Бабеля, что евреи имели даже пулемёт. Самооборона была внушительной силой.
В Мелитополе самооборона из русской и еврейской молодёжи сумела дать погромщикам отпор, после чего те принялись за магазины и лавки христиан. В Севастополе беспорядки прекратили еврейская самооборона и солдаты. В Житомире войска, напротив, защищали погромщиков и не давали евреям сопротивляться. В некоторых городах погромщики даже не решались заходить в места, где проживало много евреев.
Власть и церковь о погромах
В отношении погромов у властей никогда не было единства. Одни смотрели на погромы сквозь пальцы, другие боролись с еврейской самообороной активнее, чем с погромщиками, третьи оперативно подавляли беспорядки.
Одесский генерал-губернатор Александр Каульбарс приказал солдатам стрелять по самообороне из любого оружия вплоть до артиллерии, а в обращении к офицерам полиции и жандармерии заявил:
«Нужно признать, что все мы в душе сочувствуем этому погрому».
Сенатор Александр Кузминский, проводивший расследование после погрома в Одессе, привлёк к ответственности 41 стража порядка, среди которых было много офицеров.
В Киеве один из полицейских начальников объяснил участникам безобразий, что «громить можно, но грабить не следует».
Полицмейстер Киева Вячеслав Цеховский с балкона городской Думы призывал «бить жидов, грабить и ломать».
Из отчётов сенатской комиссии следует, что в Одессе и Киеве полицейские и погромщики нередко открывали огонь из еврейских домов, чтобы спровоцировать насилие. В этих городах, а также в Ростове войска стреляли по домам, в которых засела еврейская оборона, а после начинала их крушить. В Одессе солдаты грабили еврейские лавки.
Полицмейстер Орши Модзалевский приказал крестьянам прибыть в город для участия в погроме и взять с собой холодное оружие. За ослушание он угрожал штрафом в 30 рублей (за месяц рабочий зарабатывал от 10 до 20 рублей). Но главную роль в оршинских беспорядках сыграли солдаты.
Кременчугский коллега Модзалевского Иванов давал указания, на какие дома нападать, а какие не трогать. К горожанам он обратился со следующей речью:
«Не прячьте евреев в своих домах, выдавайте их. С жидами нужно раз и навсегда расправиться».
Неудивительно, что его подчинённые сами участвовали в безобразиях. После погрома в Гомеле к ответственности были привлечены 44 христианина и 36 евреев, последние — за участие в «русских погромах».
После событий в Кишинёве губернатора Бессарабии Рудольфа Раабена отправили в отставку. Под уголовную ответственность попали 300 человек.
В Белостоке рядом с женской гимназией собралась агрессивная толпа, в которой было много пьяных. Ученицы боялись выйти на улицу. Директор Добровольский согласился проводить девушек-христианок, а евреек оставил на произвол судьбы, заявив, что «с жидовками не ходит». Когда в том же Белостоке распространился слух о том, что хулиганы «идут резать коммерсантов» в коммерческом училище, полиция на просьбу о защите ответила, что «для жидовской школы нет охраны».
Многие служители православной церкви пыталась усмирить погромщиков, но чаще всего напрасно. В Киеве епископ Чигиринский Платон организовал крестный ход по городу, во время которого умолял толпу разойтись, даже несколько раз вставал на колени. Один из погромщиков с угрозой спросил митрополита: «И ты за жидов?»
Во время рождественского погрома в Варшаве ксёндзы (католические священнослужители) также ходили по улицам и пытались успокоить хулиганов.
Иоанн Кронштадтский увещевал паству после кишинёвского погрома:
«Что породило это, потрясающее до глубины души, буйство христианского народа, который, вообще, отличается простотой и добротой? Сильно чувствуется воздействие извне злонамеренных людей, подстрекнувших наш народ к такому небывалому погрому. Русский народ, братья наши! Что вы делаете? Зачем вы сделались варварами, громилами и разбойниками людей, живущих в одном с вами отечестве, под сенью и властью русского Царя и поставленных от него правителей? Зачем допустили пагубное самоуправство и кровавую разбойническую расправу с подобными вам людьми? Вы забыли свой христианское звание и слова Христовы. Каков же и чей дух проявили кишинёвцы над евреями? Дух Диавола».
Другие священнослужители, наоборот, разжигали антисемитские настроения. В городе Вольске епископ Палладий, говоря в проповеди о роспуске Государственной думы, заявил, что она «была избрана из одних жидов, которые хотели уничтожить веру православную и стать правителями русской земли». После этих слов многие прихожане стали покидать храм, епископ пригрозил им отлучением от церкви.
В Орше протоиерей Львов призывал уничтожать евреев, называя их изменниками.
Возможно, одни представители властей и церкви, поддерживавшие погромы, действительно были ярыми антисемитами. Другие же считали евреев и всех, кто им сочувствовал, революционерами и, следовательно, врагами государства. Погромы представлялись им не разбоем и грабежом, а напротив, защитой законности и порядка. Поскольку отряды самообороны часто были вооружены лучше, чем погромщики, и баррикадировались в домах, то первая кровь порой проливалась в рядах нападавших. Возможно, именно это обстоятельство побуждало полицию, армию и казаков вставать на сторону погромщиков. Всё вышеперечисленное не снимает с властей ответственности за попустительство насилию.
В правительстве работали люди с разными взглядами на еврейский вопрос. Во время погромов весной и летом 1881 года в правительстве утверждали, что нападения на евреев устраивают анархисты. Когда на встречу с императором 11 мая 1881 года прибыла еврейская делегация в составе банкира Зака, известных адвокатов Банка и Пассовера, учёного-гебраиста Берлина во главе с бароном Гинцбургом, Александр III говорил о том же:
«В преступных беспорядках на юге России евреи служат только предлогом; это дело рук анархистов».
Затем в верхах распространилось мнение о том, что евреи «имеют вредное влияние на быт коренного населения». В частности, этот тезис поддержал министр внутренних дел Николай Игнатьев, прямо обвинивший в погромах самих евреев:
«Евреи за последние 20 лет захватили не только торговлю и промыслы, но приобрели куплей и арендованием значительную поземельную собственность, они <…> направили усилия не к увеличению производительных сил, а к эксплуатации коренных жителей, преимущественно беднейших классов, чем и вызвали протест, высказавшийся <…> в насилиях».
Именно при Игнатьеве вступили в силу «Временные правила», согласно которым евреям запрещалось покупать недвижимость и торговать в христианские праздники. Даже в пределах осёдлости было сокращено количество мест, где им разрешалось жить. Меры, как стало ясно позже, не предотвратили новые погромы, а лишь усилии в обществе негативное отношение к евреям и протестные настроения в еврейской среде.
Сохранение статус-кво для иудеев поддерживал также обер-прокурор Священного Синода Победоносцев. В причастности к антиеврейским акциям обвиняли Трепова, главу отдельного корпуса жандармов, а позже коменданта Зимнего дворца. Во время выступления в Думе князь Урусов прямо назвал его погромщиком.
Пришедший в мае 1882 года на смену Игнатьеву Толстой в циркуляре от 9 июня уведомил губернаторов, что они несут личную ответственность за борьбу с этим явлением. Погромы осуждал и министр Дурново. Шаги по уравниванию евреев в правах с другими подданными империи предприняло правительство во главе с Витте. В 1906 году был разрешён набор евреев в студенты и вольнослушатели сверх установленной квоты.
Не обнаружено доказательств того, что погромы устраивали по приказу правительства или императора. Большинство чиновников, даже придерживающихся консервативных взглядов, осуждало погромы, понимая: это нарушение закона и неповиновение властям, которые могут перерасти в революцию.
В 1883 году была создана правительственная Верховная комиссия для пересмотра закона о евреях. Она пришла к такому выводу: там, где губернаторы принимали решительные меры для предотвращения погромов, их удалось избежать. Например, в Северо-Западном крае, который возглавлял Эдуард Тотлебен. Этот факт указывает и на то, что погромы не организовывались по команде «сверху» — иначе губернаторы вряд ли осмелились бы им препятствовать. Нет достоверных данных и о том, что погромами руководили так называемые черносотенные партии — «Союз русского народа» и «Союз Михаила Архангела». Хотя в погромах, конечно, могли участвовать члены этих организаций, но по собственной инициативе, а не по указанию партийных лидеров.
Интеллигенция и пресса
Интеллигенция также разделилась на два лагеря. Отрицательно к евреям относились славянофилы. Например, Иван Аксаков в заметках о черте осёдлости, нелестно отзывался об иудеях:
«Если кто хоть раз в жизни бывал на нашем юге и западной окраине, там, где свободно живут евреи, и видел, стало быть, собственными глазами гнёт еврейства над русским народом, тот мог только дивиться народному долготерпению. Это гнёт давний, нахальный, крупный по результатам, несносный по мелочности, ещё более оскорбительный по разноплемённости и разноверию».
В литературе евреев также нередко изображали беспринципными мошенниками и алчными ростовщиками. Именно так представлены евреи у Пушкина в «Скупом рыцаре», Гоголя в «Тарасе Бульбе». Даже либерал Тургенев делал их только отрицательными персонажами: таков, например, предатель и трус Гершель, главный герой рассказа «Жид». У Салтыкова- Щедрина евреи — в основном наглые, пронырливые, но в то же время трусливые и неуверенные в себя спекулянты, биржевики, откупщики и, опять же, ростовщики.
Самым ярым противником евреев был Достоевский. В частности, он считал, что освободившийся русский народ встретил «шаткость высших слоёв общества, веками укоренившуюся от него отчуждённость нашей интеллигенции и в довершение всего дешёвку и жида». Далее писатель предупреждал, что «если сам народ не опомнится, а интеллигенция не поможет ему, то весь, целиком, в самое малое время очутится в руках у всевозможных жидов».
Важно отметить, что значительная доля интеллектуальной элиты осуждала погромы и вообще отношение к евреям как к людям второго сорта. Например, Лев Толстой, Владимир Короленко, Максим Горький, Леонид Андреев.
Газеты и журналы освещали еврейский вопрос в зависимости от своей идеологии.
Поддерживающая монархические, так называемые черносотенные партии печать клеймила евреев чуть ли не в каждой публикации и обвиняла во всех грехах. Правая монархическая газета «Русское дело» писала об умножении на Руси частных коммерческих училищ, которые «основываются, в большинстве случаев, стараниями и иждивением евреев». По мнению автора, туда, «кроме евреев, идут всякие озорники и лентяи, исключённые из казённых учебных заведений, и все они благополучно кончат курс». Далее следовал вывод, что если так пойдёт и дальше, русским придётся довольствоваться только средним и низшим образованием, а «творческие и распорядительные функции в общественных делах благосклонно возьмут на себя евреи».
Та же газета встретила в штыки известие о выделении для евреев мест в высших учебных заведениях сверх установленной нормы. Журналист сравнивал это событие со сдачей Порт-Артура и называл даже более опасным для государства. В статье прямо указывалось, что после раздела славянской сестры Польши с русским народом ведут войну шесть миллионов евреев и что «всеми презираемые евреи» стали фактическими хозяевами России, «наложили страшную руку на все производственные силы; захватили главные либеральные профессии: медицину, адвокатуру, печать».
Другая черносотенная газета, «Земщина», сообщала, что благодаря дружбе с полицией евреям сходят с рук все преступления. Речь шла о коррупции в Минской губернии, где богатым евреям разрешалось арендовать земли за пределами черты осёдлости. По мнению черносотенцев, именно евреи стояли за всеми революционными организациями в России, Первой русской революцией, в частности за беспорядками в июне 1905 года в Одессе.
Либеральное же «Русское слово» в репортаже о погроме в польском местечке Белосток предупреждало:
«…звериная стихия растаптывает не только жизнь и счастие отдельных людей, но и вырывает огромную могилу. Над белостокскими трупами занимается кровавая заря грядущих бедствий, и не для еврейского только населения русских западных губерний, но бедствий, которые отзовутся в отдалённых уголках России».
Одним из последствий погромов стала массовая эмиграция евреев из Российской империи. После 1882 года уехало несколько десятков тысяч человек, в основном в Европу, США и Канаду. В 1906 году в Северную Америку переехали 125 тысяч евреев, в 1907 году — 115 тысяч.
Вторым следствием антиеврейских инцидентов было массовое вступление евреев, в первую очередь молодых людей, в революционные и сионистские партии. Как известно, среди вождей ведущих левых партий — эсеров, меньшевиков и большевиков — евреев было не мало.
Американский актёр Уильям Смит почти неизвестен российскому зрителю за исключением специалистов, изучающих кинематограф США о холодной войне. Смит во многом прославился ролями советских офицеров. Персонажи актёра были не только злодеями, но и героями. В первую очередь речь идёт о таких кинолентах, как «Красный рассвет», «Последний приказ» , «Забытые герои» и сериал «Команда А». Работы Смита — очень интересный взгляд на СССР времён гонки вооружений и обострения внешнеполитической ситуации 80‑х годов.
VATNIKSTAN расскажет, как Уильям Смит, который собирался строить карьеру в ЦРУ и знал несколько языков, стал характерным актёром и создал стереотипный образ советского офицера.
Ранчо, байкеры и ЦРУ
Будущий герой боевиков Уильям Смит родился в Колумбии, штат Миссури, в 1933 году. Семье Смитов принадлежало ранчо крупного рогатого скота. С раннего детства Уильям занимался тяжёлым физическим трудом, что впоследствии повлияло на его образ в кино. Возможно, что мальчик последовал бы примеру родителей и продолжал заниматься ранчо и сельским хозяйством, однако произошла катастрофа.
30‑е годы стали известны не только благодаря Великой депрессии, но и кризису в сельском хозяйстве, известном как Пыльный котёл. Серия сильных бурь охватила многие районы США и Канады, явление началось в начале 30‑х и продолжалось практически до конца 1940 года. Значительное число фермеров разорилось и бежало в города в поисках лучшей жизни. Среди уехавших было и семейство Смитов, которое отправились в Южную Калифорнию.
Переезд повлиял на будущее юного Уильяма. Смит снимался в качестве ребёнка-актёра в различных эпизодических ролях, где его имя порой даже не указывали в титрах. Так, Уильям Смит появился в «Призраке Франкенштейна» (1942), «Песне Бернадетт» (1943), «Иду своим путём» (1944), «Встреть меня в Сент-Луисе» ( 1944) и «Дерево растёт в Бруклине» (1945).
Пока Уильям взрослел, обстановка в мире менялась. Прошла Вторая мировая война, но за ней пришла новая беда — холодная война, которая в любой момент могла превратиться в полноценный конфликт с непредсказуемыми последствиями. Уильям Смит стал участником этой войны не только на экране, но и в реальной жизни.
В 1951 году, в разгар Корейской войны, Уильям вступил в ряды ВВС США. Во время службы уже имевший солидные физические данные Смит стал чемпионом ВВС США по тяжёлой атлетике, занимался бодибилдингом и другими видами спорта. Уильям сумел совместить военную службу с учёбой. Смит получил диплом бакалавра гуманитарных наук в Сиракузах и степень магистра русистики в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. По его словам, он совершал разведывательные полёты над территорией СССР.
В Сиракузе Уильям выучил русский язык, что впоследствии сыграло важную роль в карьере актёра. Учитывая его образование и желание учиться дальше, Смит мог получить должность в Агентстве национальной безопасности и стать аналитиком в ЦРУ. Более того, во время службы у него был доступ к секретной информации.
Несмотря на это, Смит хотел заниматься творчеством. Вскоре Уильям женился на гражданке Франции, и возможность работать на правительство автоматически исчезла. Благодаря раннему опыту в кино Смиту поступило предложение поучаствовать в съёмках от студии Metro-Goldwyn-Mayer.
Начиная с середины 50‑х годов Уильям Смит снялся во множестве сериалов. Наибольшую славу ему принёс «байкерский жанр». В конце 60‑х годов зловещую популярность получили банды байкеров. Они стали известны благодаря исследованию журналиста Хантера Томпсона «Ангелы ада», посвящённому одноименной группировке. В материале Томпсон показал тёмные стороны субкультуры: насилие, наркотики, конкуренция с другими бандами.
Уильям Смит, обладавший отличной физической формой и суровым выражением лица, прекрасно подходил на роль опасного парня. Поэтому в фильмах, где участвовал Смит, его основным амплуа стали жёсткие характерные персонажи. Уильям и сам увлекался мотоциклами и байкерской культурой. Актёр снялся чуть ли не во всех значимых фильмах об этой теме в 70‑е годы. Наиболее заметными работами Смита в байкерских лентах стали «Крепкий орешек ангелов», «Неудачники», «СС и компания», «Беги, ангел, беги».
Образ байкера, созданный Смитом, понравился не только простым зрителям, но и представителям «Ангелов ада», которые признали заслуги актёра. Позже они провели над Уильямом обряд посвящения, проколов ему ухо и сделав татуировку. Хорошие отношения с группировкой позволяли Смиту получать консультации о реальной жизни байкеров. Однако актёр был осторожен, зная дикий нрав и непредсказуемый характер «ангелов».
Смит получил уважение от другой известной группировки байкеров The Bandidos, где он стал почётным вице-президентом клуба. Уильям считал их одной из самых опасных банд, с которой он когда-либо встречался. Отрицательные роли и заметная харизма привела Смита к знакомству со скандально известным режиссёром Джоном Милиусом, который подарил нам незабываемый образ советского полковника Стрельникова.
Приключения полковника Стрельникова
Наибольший рассвет актёрской деятельности Уильяма Смита пришлись на 70‑е годы. Несмотря на внутриполитические проблемы США, десятилетие было относительно спокойным в плане внешних отношений и продолжающейся холодной войны. Политика разрядки, начавшаяся с конца 60‑х годов, давала надежды на мир без глобальной ядерной войны.
Однако ввод советских войск в 1979 году в Афганистан и избрание консервативного Рональда Рейгана на пост президента США привёли к опасному витку холодной войны. Новые настроения сказались на американском кинематографе, наиболее ярким примером стала кинолента «Красный рассвет» 1984 года.
Режиссёр картины Джон Милиус отличался экстравагантными политическими взглядами, периодически называл себя дзен-фашистом и сторонником правых идей. Милиус не скрывал свой радикализм и выглядел белой вороной на фоне антивоенно настроенных коллег.
До «Красного рассвета» Милиус прославился кинолентой «Конан-варвар», в которой критики увидели пропаганду крайнего индивидуализма и фашизма. Некоторые считали, что на образ главного героя повлияли идеи немецкого философа Фридриха Ницше. В эпизодической роли отца Конана снялся Уильям Смит, для которого сотрудничество с опальным режиссёром стало важным этапом творческого пути. В «Конане» появилась фирменная черта сюжетов Милиуса — много убийств, брутальные сцены насилия.
Уильям Смит в роли отца Конана
Пока Милиус снимал «Конана-варвара», в мире всё сильнее разгоралась холодная война. Пропаганда работала не только в СССР, но и в США, где не без опасений ждали возможного вторжения Советов и их союзников из Латинской Америки.
Идея снять патриотический фильм о гражданах, которые защищают США, тогда выглядела актуальной. Metro-Goldwyn-Mayer запустила в производство «Красный рассвет», который первоначально назывался «10 солдат». Над ним работал начинающий режиссёр Кевин Рейнольдс, в идеях которого была мысль снять философскую притчу, как дети-партизаны из защитников страны быстро превращаются в беспощадных убийц. По настрою история напоминала роман Уильяма Голдинга «Повелитель мух». Гуманистические идеи Рейнолдса не понравились MGM, и новым режиссёром стал Милиус, знавший толк в боевиках и жестокостях.
Для простого российского обывателя «Красный рассвет» — это гимн антисоветизму и даже русофобии, но на деле всё сложнее. Здесь наиболее всего интересен образ полковника Стрельникова, созданный Уильямом Смитом. В России персонаж известен странной речью-обращением перед советскими офицерами во время инструктажа, ставшей отдельным мемом.
Репрезентация советских солдат и офицеров в «Красном рассвете» — неоднозначная тема. Кому-то не понравится, что советские войска показаны захватчиками, отдалённо напоминающих солдат СССР, да и ещё говорящих на странном русском языке с диким акцентом. Не избежал подобной участи и полковник Стрельников.
По сюжету Стрельников является специалистом по борьбе с партизанскими движениями. Причём полковник — противник жестокостей и репрессий в отношении местного населения и прямо критикует советских командиров за расстрелы граждан. Его стратегия — использовать методы охотника и вычислить противника, используя современные способы. На фоне растущих антисоветских настроений такое изображение советского полковника выглядит достойным, если сравнивать с русскими злодеями из кинофраншизы «Рэмбо», где офицеры из СССР показаны садистами и убийцами.
Речь полковника Стрельникова
Несмотря на изучение русского языка в университете, Смит говорит на нём с грубыми ошибками. В речи присутствуют странные слова: «ипокризия» (hypocrisy — лицемерие) и «лисанизм» (эфемизм). Конечно, идея, что профессиональный спецназовец будет на равных сражаться с противником, состоящим из вчерашних школьников, выглядит наивно и смешно. В «Красном рассвете» много параллелей с советскими фильмами, где пионеры-герои или молодые комсомольцы сражаются против немецко-фашистских захватчиков.
Сложно сказать, видел ли Милиус советские фильмы, но, глядя на Стрельникова, такая мысль возникает. Почему-то спецназовец выглядит как копия прапорщика Волентира из советского боевика «В зоне особого внимания» (1977). В некоторых сценах образ полковника прямо вызывает ассоциации с почтальоном Печкиным. Это не говоря об использования финского пистолета-пулемёта JaTiMatic вместо советского оружия.
Несмотря на явную идеологическую направленность картины, Стрельников — достойный противник и храбрый офицер. На фоне внешнеполитических событий в мире это выглядело удивительным.
Уильям играл на экранах не только врага, но и союзника. В 1986 году Смит снялся в четвёртом сезоне сериала «Команда‑А» в серии «„Команда‑А“ идёт, „Команда‑А“ идёт» (The A‑Team Is Coming, the A‑Team Is Coming), где изобразил советского офицера и сотрудника посольства СССР в США Дмитрия Шостаковича. Герой Уильяма должен захватить советского перебежчика, который хочет спровоцировать Третью мировую войну на территории США. Дмитрий Шостакович чем-то по духу смахивает на Стрельникова — компетентный и храбрый офицер, не лишённый эмпатии и готовый сотрудничать с американцами ради предотвращения ядерной катастрофы.
В списке достойных дел Шостаковича не только помощь в поимке злодея, но и спасение главных героев от военной полиции США. С последними Дмитрий даже идёт на конфликт, чтобы спасти друзей-американцев из «Команды А» от неминуемого ареста.
Подводя итог, нужно признать, что Смит сыграл достойных советских персонажей. Конечно, русский язык давался актёру с трудом и многие элементы касающегося офицерского облика того же Стрельникова вызывают смех: странная форма, ордена, которые он носит поверх маскхалата. Нельзя сказать, что Смит создал объективный образ, но и полноценной демонизацией его сложно назвать.
Конец холодной войны
70‑е годы и начало 80‑х были плодотворными для Смита, позже актёр снимался в телефильмах и дешёвых постановках. Несмотря на постепенный конец конфронтации между СССР и Западом, студии ещё по инерции выпускали ленты о глобальной борьбе сверхдержав.
Из наиболее заметных работ Смита, который вышли в конце 80‑х, стал фантастический треш-боевик «Последний приказ» (1990) и лента «Забытые герои» (1990). Первый отметился странным сюжетом, где США и СССР, чтобы прекратить войну, используют двух бойцов. Суть состоит в том, что если в схватке победить боец одной стороны, то страна получает определённые выгоды и преимущества. Бюджетная постановка и сомнительная актёрская игра персонажей выглядела настолько странно, что появлялось подозрение, что фильм снимался в качестве пародии.
Смит сыграл роль сурового майора Галашкина — инструктора спецназа, использующего последние достижения виртуальной реальности, чтоб тренировать своего бойца. Майор не стесняется применять самые жестокие методы для проверки физических и моральных качеств подчинённого. В фильме Галашкин скорее эпизодический персонаж, который запоминается разве что смешным акцентом и странной формой, совершенно непохожей на советскую.
Трейлер фильма «Последний приказ»
В киноленте «Забытые герои», посвящённой войне в Камбодже, Смит сыграл неожиданного героя — генерала-перебежчика Григория Зеленкова. Несмотря на ура-патриотический сюжет, снятый ультапатриотом Джеком Марино, генерал Зеленков не злодей или циничный предатель, который пытается сбежать на Запад ради лучшей жизни. Зеленков — человек, которому надоело быть пешкой в руках правителей. Сюжета как такового практически нет, как и развития персонажей или истории. Фактически весь фильм снимался ради боевика.
Смит не сумел показать что-то новое или интересное в своём персонаже: герой выглядит как деградировавшая версия полковника Стрельникова. Однако это вина не актёра, а режиссёра и сценариста Марино, который всерьёз пытался конкурировать с такими известными кинолентами, как «Взвод» и «Апокалипсис сегодня». Результат получился, мягко говоря, не очень.
После 80‑х Смит снимался в сериалах и телевизионных фильмах вплоть до смерти в 2021 году. Уильям Смит больше не исполнил ярких ролей, но его «русские образы» до сих пор будоражат тех, кто изучает репрезентацию советских персонажей в кинематографе США.
Просветительские проекты VATNIKSTAN, CHUZHBINA и «Русский футурист» объявляют конкурс малой прозы «Время перелома». Организаторы предлагают авторам не отдавать историю в полное распоряжение пропагандистам и написать о личном опыте того, как они пережили трагедию февраля 2022 года. Цель конкурса — сохранить память о себе, своей семье и своей правде, показать, как выглядела жизнь обычного человека в трудное время.
Все материалы будут опубликованы на сайте конкурса. Авторы трёх лучших текстов получат призы.
Правила
Формат: малая проза (зарисовка, рассказ).
Никакой цензуры, кроме этической, однако мы обойдёмся без чернухи и жести.
Объём: от 3 до 20 страниц.
Срок подачи: до 15 апреля 2023 года.
Адреса для подачи: klemtaralevich@gmail.com, yesod@tutanota.com.
Платформа, куда будут выкладываться рассказы: https://taralevichslair.wordpress.com/.
План конкурса
Этап 1: Жюри читает рассказ и выкладывает в блог на всеобщее обозрение.
Этап 2: После 15 апреля жюри публично ставит оценки всем прочитанным произведениям и формирует топ-10 материалов.
Этап 3: Участники топ‑3* получают призы.
Призы
Ваучеры Ozon/Amazon** на сумму:
£200 — первое место;
£125 — второе место;
£75 — третье место.
Организаторы и жюри: Клемент Таралевич (@chuzhbina @artalevich), Реб Йесод (@rufuturism, @rebyesod), Сергей Лунёв (@vatnikstan) и Леонид Сквирский (@skvir).
*Примерный порядок мест и цифр, который может вырасти в зависимости от количества участников и жюри.
**В зависимости от региона проживания — Россия или Запад/Европа.
Сегодня, 2 марта, «Кинопоиск» выпускает сериал «Король и Шут» об одноимённой панк-группе, распавшейся после смерти фронтмена Михаила «Горшка» Горшенёва в 2013 году. История «КиШа», начавшаяся в легендарном клубе «Там-там», а закончившаяся стадионами, похожа на типичную сказку «из грязи в князи». Для одних это басня о продаже панк-рока и рождении «говнарей», для других — повесть о последней по-настоящему народной группе.
VATNIKSTAN рассказывает о том, какое место занимает «Король и Шут» в культуре России и при чём тут «Наше радио», «Гражданская оборона» и «Сектор Газа».
В параллельной или сказочной вселенной 2023 год стал годом окончательной канонизации «Короля и Шута». Единственная причина, почему этого не произошло в нашей вселенной, — очевидный упор СМИ на политическую повестку последние 12 месяцев. Сложно представить, что при иных обстоятельствах в год 50-летия со дня рождения Князя и Горшка, десятилетия с момента смерти последнего и под стать выходу байопик-сериала о группе медиа упустили бы шанс поговорить о «КиШе» как об ещё одной «народной скрепе». Тем более, учитывая, что о Летове и даже Мамонове — двух главных иконах русского-рока ушедших после 2000‑х — наговорили уже столько, что очередной пересказ жизни этих (не) замечательных людей едва ли нужен.
К тому же что Летов, что Мамонов так или иначе не были обделены вниманием в устанавливающих тренды СМИ вроде «Афиши», чего не скажешь о «Короле и Шуте». Что весьма иронично: работая как бы на более маргинальную аудиторию, «КиШ» тем не менее был уж точно популярней «Звуков Му», особенно в нулевые.
Хотя что значит «был»? Не то чтобы «Король и Шут» утратили популярность. Судя по последним рекордам давно почившей группы, дело обстоит наоборот: два года назад их песни заметно поднялись в топах чартов. Особенно «Кукла колдуна» — трек залетел в десятку «Спотифая», а телеграм-канал «Тихое место» даже запустил флешмоб в его поддержку. Популярность «шутов» в «Спотифае» и «Яндекс.музыке» объяснима тем, что обе площадки кишат не только ностальгирующими «кишистами», но и новыми слушателями, открывшими для себя популярную музыку уже после смерти Горшка.
То есть какая-никакая, но реанимация «Короля и Шута» имеет место. И всё же до сих пор Горшок и «КиШ» для многих ассоциируются со всем ненавистным в русской музыке. Похожую судьбу разделял и Летов. Однако время вылечивает даже самые клинические помутнения разума, и справедливость в отношении Игоря Фёдоровича восторжествовала. Если раньше плеваться в сторону «Гражданской обороны» было признаком хорошего вкуса, то сегодня это в лучшем случае провокация, в худшем — моветон.
Впрочем, слово «справедливость» не самое подходящее — у «ГрОба» попросту слегка сменилась аудитория, когда в десятых его успешно присвоили себе либералы. В честь «ГО» записывали трибьюты музыканты, которых так или иначе лоббировали либеральные медиа, а культурная буржуазия, например, в лице Солодникова принялась напрягать лбы, гадая по его стихам. Ничего удивительного: ядро публики Летова всегда находилось на периферии люмпенизированной интеллигенции и интеллигенствующих люмпенов, поэтому попадание на радары к либералам было скорее логичным. А вот с «Королём и Шутом» дело обстоит иначе. Характерно замечание музыкального критика Андрея Бухарина:
«Про [„КиШ“] один известный в своё время либеральный журналист как-то обронил мимоходом: „Это, конечно, всё прекрасно, но они же наши классовые враги“».
В массовом сознании «КиШ» условно занимают место между «Сектором Газа» и «Гражданской обороной». Место, надо заметить, крайне выгодное. До возобновления интереса к «Обороне» едва ли другая русская группа ассоциировалась со словом «панк» больше, чем «Король и Шут». При этом формально «шуты» имеют отношение к панк-року гораздо большее, чем заумный Летов, предпочитавший 60‑е всем CBGB и «Там-тамам». Ирокезы, нашивки и угар — сколь клишированный образ панка, столь и лаконично описывающий стиль «КиШа». В этом перечне не хватает разве что излюбленных группой фэнтезийных мотивов. Собственно, из-за них же «Король и Шут» до сих пор считаются группой для «неумных» людей. Летов в этом смысле был более удобным для всеобщего принятия, потому что его сновидческие откровения легче поддавались интерпретации: одну и ту же песню, в том числе из-за интонационной неоднозначности, могли воспринять за свой гимн как левые и правые, так и либералы.
Совсем другое дело «шутовские» «страшилки и байки, как будто заимствованные у средневековых гусляров». Тут, во-первых, приходится иметь дело со сторителлингом, а значит, открытость для трактовок разной публикой сужается. Во-вторых, песни о мужиках, поедающих мясо, или целительной силе рома казались как бы чем-то незначительным, «низким» и «тупым» на фоне усопших Ленинов и дремлющих Маяковских. Тем-то и обусловлено игнорирование «КиШа» как законодателями мод, так и публикой, что кичится культурным бэкграундом.
Зато именно это и роднило «шутов» с «Сектором Газа». Сам Горшок Хоя не сильно жаловал, предпочитая того же Летова (который отвечал ему взаимностью), но всё же в мейнстриме не было двух других банд, столь близких если не по формальным признакам, то уж точно по роли в обществе. Обе группы неслучайно очень любимы «простым» народом — а кто ещё давал людям отдохнуть с таким упоением? Никакой патетики, натужной драмы, «надломленности» и тем более заигрываний с операторами культуры — ни «Сектор», ни «КиШ» особо не заботило, что они не попадут в условный «культурный канон». Очевидно, всенародная любовь их волновала больше.
Но в отличие от «Сектора Газа», «Король и Шут» был географически централизован и изначально обладал большим потенциалом к популярности. В первую очередь из-за фактурного и незабываемого (всеми с детства) образа. Креативный директор «Нашего радио» Андрей Клюкин говорил:
«Мы смотрели на западные образцы и там видели продукты для детей. Kiss выпускает игрушки, например. Яркий образ, который понятен и молодым и старым, создал только „КиШ“».
И всё же от одного образа было бы мало толку, если бы группа была обделена талантом. А талант был, и был недюжинный, хочет это признавать условный интеллигент или нет. Если прям по заслугам, «Король и Шут» были одной из самых зажигательных русских шоу-групп, способных натурально раскачать стадион.
Поклонникам всякого лондонского эстетства стоит знать, что Джон Робб, историк английского панка и манчестерской сцены, крайне высоко отзывался о концертом таланте «шутов», с которыми ему довелось однажды сыграть. Плюс они умели писать въедливые песни, обладали мелодическим чутьём и вообще отдаленно напоминали Ramones — в том смысле, что были теми ещё хулиганами, но стремились стать звёздами. И стали.
Сложно спорить с тем, что «КиШ» до сих пор ассоциируется с толпой панков, знающих о панк-культуре меньше районного забулдыги. Собственно, на тупизну аудитории жаловался и Горшок:
«Я публику свою ненавижу, хочу чистить её. Ты посмотри, какие дебилы! Почему мы хотим сейчас дорогие билеты сделать? Мы хотим убрать некоторую публику. Противную нам, колхоза не должно быть… И в музыке нужно разбираться. Есть такая прослойка молодёжи типа Amatory — так там неуважение к Джиму Моррисону. Вы чего, вообще ****** [обалдели]? Они не знают, что такое The Doors!»
Что ж, Горшок неоднократно говорил, что зачитывался трудами Кропоткина и Бакунина, да и зарубежные изыски вроде Siouxsie & The Banshees ему не были чужды. Но в музыке «Короля и Шута» всё это едва ли чувствовалось, да и вряд ли требовалось всевозможным ролевикам, существенно пополнившим аудиторию группы, — им подавай сказки про Суини Тодда. Да и потом, к добру или худу, но перформативно и музыкально «Король и Шут» никогда радикально не менлись (положа руку на сердце, сильно ли повлияли на саунд группы оркестровые аранжировки и акустические инструменты в поздний период?), а уж хитроумный постпанк не играли отроду. И, скорее всего, к добру: если исхитриться и представить, что «КиШ» стали умничать, то это тоже можно было счесть определённой продажей — если не панк-рока вообще, то уж точно собственной аутентичности.
В продаже панк-рока же их обвиняли все: и панки, пригвождённые к родным подвалам, и интеллектуальная буржуазия, будто бы знающая хоть что-то об этой культуре, и взращиваемая ей аудитория, полагавшая настоящим панком всё «забугорное», а местное — от Летова до Князя с Горшком — примером «плохого вкуса». Нравится это хулителям или нет, но «КиШ» оказались в мейнстриме никак себе не изменив. Они просто стали значительно популярнее. И всё.
Группа училась летать, уже прыгнув со скалы, но в итоге совершила крутое пике и взлетела действительно высоко — не в последнюю очередь из-за «Нашего радио». Как только «КиШ» попали в ротацию, их популярность мигом подскочила: если прежде «шутов» слушали только в центре страны, то теперь они стали действительно массовой группой.
После смерти Горшка, Михаил Козырев с разгона заявил:
«Я не понимал все эти годы, когда на вершинах чартов радиостанций, которыми я руководил, были их песни, я не понимал, как люди не могут врубиться, что это фантастический коллектив и это очень талантливо».
Однако стоит внести ремарку, что сам Козырев сначала отказывал «КиШу» в ротации. Продюсер оправдывал это тем, что ждал подходящую песню, но есть основания считать, что он слегка кривил душой. По словам Юрия Сапрыкина, первые новые имена, открытые «Нашим радио», шли в постмумийтроллевском брит-поповом фарватере, но всё изменили фокус-группы, мнению которых Козырев отдавал особое предпочтение. И тогда стало понятно, что аудитории нужны «Ария» и «Король и Шут».
Такой поворот, с одной стороны, может показаться уважительным по отношению к народу. Мол, Козырев поставил во главу угла не собственные вкусы, а общественное требование. Это говорит о том, что и до «Нашего радио» «шуты» стали как минимум столичным феноменом, который уже было невозможно игнорировать. Но если получше разобраться, то станет ясно, что в эфир попадали только те группы, которые проходили негласную цензуру. Как писал Иван Белецкий в книге «Хоть глазочком заглянуть бы»:
«[В эфире ] было место и металлу (не тяжелее „Арии“), и панк-року (не радикальнее „НАИВа“), и полубардовским песням под гитару (не более субкультурно окрашенным, чем Макаревич)… представители субкультурных музыкальных сцен могли стать
частью проекта только после „обмейнстримливания“, ухода с орбиты локальных и жанрово определённых музыкальных сцен, как случилось с „Королём и Шутом“ или „Тараканами“».
В таком случае что между ними общего? В чём заключается это «обмейнстримливание»? На оба вопроса ответ один: аполитичность. Но если некоторые группы действительно уступили формату, то «Король и Шут» подходили ему ещё на ранних стадиях, когда гремели в стенах «Там-тама». С их эскапистскими историями, разгульными мотивами и очевидным упором на шоу, они неслучайно стали одними из главных юнитов «Нашего радио», да настолько, что впоследствии личные конфликты группы с Козыревым обсасывались всеми. «Король и Шут» не могли «продаться» мейнстриму просто потому, что изначально отвечали всем его требованиям.
Козырев, таким образом, соглашаясь на включение «КиШ» в эфир, переступил максимум через собственные эстетические конвенции. В остальном же игнорировать «Король и Шут» изначально не было никакого смысла — группа родилась и умерла в одной и той же ипостаси, полностью подходящей формату «Нашего радио». Все разговоры о «продажности» и том, что посткозыревские «КиШ» — это поп-панк, больше сообщают о критиках, чем о группе.
И хотя в итоге Козырев говорил, что «…несопоставимо больше мы дали группе „Король и Шут“, чем группа „Король и Шут“ — „Нашему радио“, без которой оно совершенно спокойно долго могло бы обходиться», история показала, что их отношения были значительно более симбиотическими.
«КиШ» объективно можно критиковать только за то, за что и «Наше радио» с прочей эскапистской поп-культурой нулевых: за отсутствие рефлексии о войне, развязанной скинхедами на улицах, Чечне и скрытом неолиберальном ужесточении. Но отнюдь не за фэнтезийную тематику и стадионный масштаб. В этом они дают фору современной панк-группе, так и не выбравшейся за пределы локального болота. Какой? Назовите любую.
Дипломатический этикет — это ценнейший источник знаний для переговорщика. Он даёт возможность проявить уважение, сгладить и учесть межкультурные и этнические различия сторон дипломатических отношений. Этикет помогает вести переписку и светскую беседу, правильно поздравить иностранного коллегу, выразить соболезнование, хорошо принять зарубежного гостя, вручить подарок.
Несоблюдение дипломатического этикета, как и незнание истории, культуры и обычаев человека, с которым ведётся диалог, может вызывать разногласия и серьёзные конфликты. В некоторых случаях нарушение этикета приводило к дуэлям дипломатов и разрыву межгосударственных отношений.
Дарья Ждан-Пушкина, юрист и профессиональный посредник в переговорах, расскажет о важности изучения, истории развития и примерах дипломатического этикета, применявшегося до Первой мировой войны.
Дарья ведёт телеграм-канал «Дипломатические дневники», в котором ежедневно выкладывает цитаты из писем и мемуаров дипломатов и переговорщиков.
Основы дипломатического этикета
До 1961 года в каждом государстве имелись свои законы дипломатического этикета, иногда условия об этикете входили в двусторонние межгосударственные договоры. В 1961 году усилиями многих стран была принята Венская конвенция о дипломатических сношениях. Конвенция включает в себя 53 статьи и регламентирует порядок назначения и отзыва сотрудников представительства страны, открытия представительства, иерархию глав представительства, устанавливает принцип неприкосновенности помещения представительства, вопросы налогов и архивов, передвижения на территории принимающей страны. Документ урегулировал вопросы, связанные с перепиской, иммунитетом и другими спорными ситуациями.
С 1774 года в России применялся «Церемониал для чужестранных послов при императорском всероссийском дворе» (1). Он упорядочивал множество бытовых и церемониальных положений, связанных с приездом и приёмом послов. Например, в нём было установлено следующее:
«Когда бывают при дворе публичные забавы, как оперы, комедии и прочее, тогда послу, пред другими, отменное, и после Фамилии Её Императорского Величества, первое место оказано будет».
«Посол входит в аудиенц-залу в том порядке, о котором выше сего сказано, без шляпы, и оную не надевает по установленному церемониалу ещё от Его Императорского Величества вечно блаженной и достойной памяти Государя Петра Великого, который изволил давать аудиенции непокровенною главою».
В 1827 году были изданы «Высочайше утверждённые этикеты при императорском российском дворе». Этот закон также регламентировал порядок встреч и проводов иностранных послов, отменял публичный въезд послов в столицу (2).
С принятием Венской конвенции о дипломатических сношениях 1961 года многое изменилось в дипломатической службе: «Ушло в прошлое разделение государств на большие и малые, стёрлось привилегированное положение послов по сравнению с другими главами дипломатических представительств» (2).
О том, каким был дипломатический этикет перед Первой мировой войной, можно судить по воспоминаниям дипломатов того времени. Интересные примеры приводил в мемуарах Юрий Яковлевич Соловьёв, служивший дипломатом в разных странах в период с 1893 по 1922 год.
До 1914 года в большинстве государств для дипломатов и консулов была предусмотрена специальная форма одежды: парадная форма — сюртук, брюки с кантом, шляпа с перьями и шпага, неофициальная — тёмно-синий сюртук или китель с шитьём и вышитыми погонами, вышитая шляпа или форменный головной убор с позументами (3).
Юрий Соловьёв писал, как необходимо было одеваться на приёмах у начальства в дипломатической службе, и о своём отношении к этой традиции:
«Облачившись в вицмундир (в то время было правилом в таком виде представляться новому начальству. С 1906 года этот порядок был изменён, и мы являлись даже к министру в визитке или пиджаке), я отправился на виллу, где жил граф Кассини. Не могу не отметить маленькую подробность. Надев поверх вицмундира короткое модное в то время жёлтое пальто, я вынужден был заложить фалды своего вицмундира в карманы брюк. Это был как бы прообраз моей заграничной службы в течение 25 лет. Петербургский бюрократический строй уже тогда лишь отчасти регламентировал нашу заграничную службу. По своим навыкам последняя, нося космополитический характер, сплошь и рядом отодвигала на задний план обветшалый ритуал государственной службы Российской империи» (4).
Китайский этикет
Юрий Соловьёв вспоминал о дипломатических традициях Китая начала ХХ века:
«Зимой 1896 года в Пекине начались предварительные переговоры об отправлении китайского чрезвычайного посольства в Москву на коронацию Николая II. <…> Как полагается, Ли Хун-чжан отправился в Россию с весьма многочисленной свитой. По китайскому обычаю они везли и гроб на случай смерти для перевозки на родину. Перед отъездом ему был дан большой обед нашей миссией» (4).
«Отказ иностранцев от соблюдения китайского этикета делал для китайских сановников посещение иностранных миссий весьма тягостным. Между собой они строго соблюдали этот этикет, выражавшийся при встречах в бесконечных поклонах. Подобное церемонное обхождение друг с другом доходило иногда до необычайных крайностей. Например, при встрече двух сановников при их передвижении в носилках этикет требовал, чтобы младший выходил из них и совершал ритуал поклонов перед другим, который в свою очередь тоже был обязан выйти из носилок и отвечать тем же. Во избежание этих воистину китайских церемоний китайский хороший тон позволял, чтобы сановник, находящийся в носилках, глядя в другую сторону или читая книгу, делал вид, что не замечает другого, направляющегося ему навстречу» (4).
«Император принимал дипломатов, сидя на троне, напоминавшем алтарь, под сенью павлиньих опахал. Дипломаты выстраивались на расстоянии 10–15 шагов от трона. Приветственная речь посланника переводился на китайский язык его драгоманом. Речь выслушивал один из князей царствовавшего дома (в то время это был принц Гун). Затем Гун поднимался на ступени трона, становился перед императором на колени и снова переводил приветственную речь на официальный маньчжурский язык» (3).
О сложностях, связанных с китайским дипломатическим этикетом, профессор международного права Анатолий Филиппович Борунков писал:
«В 1793 году английский посол Макартней прибыл в Китай для вручения верительных грамот. По утверждённому этикету, посла из порта до Пекина везли в лодке, на которой висел плакат, сообщавший, что посол едет платить дань Англии китайскому императору. На это посол не обратил никакого внимания, похоже, из-за незнания китайского языка. Но сама церемония оказалась неприемлемой для посла. Он должен был во время вручения грамот три раза становиться на колени и девять раз стучать лбом об пол. Император не мог взять непосредственно грамоты из рук посла, это считалось унизительным для императора. Пришлось искать компромисс. Обе стороны согласились, чтобы посол стоял на одном колене, несколько раз кланялся и затем преподнёс свои верительные грамоты в золотом ящике, из которого их взял император» (2).
Некоторые послы просто убегали, когда их принуждали силой выполнять этот церемониал (2). В начале XX века из практики уходят ритуалы, которые выглядели обидными для послов.
Штутгарт (1909–1917)
О впечатлениях, предшествовавших войне с Германией, и несоблюдении норм дипломатической вежливости, приведём воспоминания Юрия Соловьёва:
«Во время пребывания в Дармштадте Николая II с бароном Фредериксом, министром двора, была сделана попытка собрать всех соседних с Дармштадтом дипломатов для представления царю, но из этого ничего не вышло; Николай II не приехал в назначенное время на церковную службу, на которую мы были собраны. После неё у министра-резидента в Дармштадте фон Кнорринга состоялся завтрак, но без царя. Посланник был очень смущён этим недоразумением, а главным образом невниманием к нему Николая II. После этого он вскоре по собственному желанию ушёл в отставку» (4).
Несоблюдение норм дипломатической вежливости Николаем II свидетельствовало о напряжённых отношениях России и Германии, а также могло быть одним из поводов к усилению противостояния стран.
Мадрид (1912–1917)
Когда началась Первая мировая, Соловьёв работал в Испании и отметил в воспоминаниях, что война незамедлительно отразилась на дипломатическом этикете конфликтующих сторон:
«… на одном торжестве (в Мадриде. — Прим.), надо тоже сказать довольно несвоевременном — открытии памятника в Сан-Себастьяне в память столетия освобождения этого города англичанами от французов, — произошёл совсем уж неприятный инцидент. Очень рассеянный английский посол протянул руку германскому, а тот не подал своей. После этого испанский двор решил до окончания войны не приглашать больше дипломатический корпус на свои приёмы. Вопрос был разрешён, но, надо сознаться, в ущерб дипломатам». (4)
С дипломатами воюющих стран, писал Соловьёв, «мы продолжали друг другу кланяться, но в разговор не вступали», что вызывало массу недоразумений. Например, однажды Юрий Яковлевич обедал за отдельным маленьким столом в клубе. За соседний стол, стоявший почти вплотную, сел австро-венгерский посол князь Фюрстенберг и заговорил с Соловьёвым. Русский дипломат отвечал односложно, не покидая своего стола. При этом Юрий Яковлевич думал лишь о том, как бы не пришёл кто-либо из французов, особенно рьяно следивших за союзниками.
Таким образом, с началом войны делегаты нарушали дипломатический протокол и даже прекращали дипломатические отношения, что негативно сказывалось на дальнейшей возможности восстановить мир. Представители воюющих стран тщательно следили за тем, в какие отношения вступают союзники, контролировали, чтобы они не заключили сепаратный мир с Германией, а нейтральные государства не встали на сторону Германии. Любые знаки внимания и дипломатические приветствия между оппонентами могли быть истолкованы превратно. Шутили даже, что французы больше заняты слежкой за союзниками, чем за немцами.
С началом XX века и после Первой мировой войны в прошлое ушло множество интересных ритуалов и дипломатических правил. Дипломатический этикет стал более унифицированным и простым, при этом дипмиссии сохранили принципы равенства стран и взаимной вежливости.
Рекомендуемая литература
Николай Волков. Двор русских императоров в его прошлом и настоящем (2016).
Анатолий Борунков. Дипломатический протокол в России и дипломатический этикет (1993), стр. 32, 62, 90.
Джон Вуд Жан Серре. Дипломатический церемониал и протокол (2019), стр. 164.
В 1968 году два солдата-срочника внутренних войск МВД СССР забаррикадировались в квартире и начали стрелять по людям на привокзальной площади Курска. Жертвами преступников стали 16 человек, 11 ранено. Один стрелок был убит, второй осуждён и расстрелян.
VATNIKSTAN рассказывает, зачем дезертиры пошли на массовое убийство, почему отпущенная заложница не сообщила в милицию и вернулась в квартиру к преступникам и как удалось уговорить одного из солдат разоружить сообщника.
Ранним утром 26 сентября 1968 года в обычной квартире на Вокзальной улице, 1 города Курска раздался звонок. Хозяйка открыла дверь. На пороге стояли два солдата в форме внутренних войск МВД с автоматами. Визитёры, угрожая оружием, ворвались в квартиру, где находилось восемь человек: хозяйка, младшая дочь с мужем и детьми и гостившая со своими детьми сестра Тамара Саттарова. Солдаты осмотрели комнаты и заперли квартиру, приказав всем оставаться на местах.
Злоумышленники были военнослужащими одной из воинских частей, которая находилась недалеко от города. Срочники хорошо знали Курск, их часто привлекали к охране государственных объектов и обеспечению порядка на городских мероприятиях. В то утро в дверь квартиры № 41 постучались ефрейтор Юрий Суровцев и рядовой Виктор Коршунов.
Пока Суровцев осматривал квартиру, Коршунов прошёл по комнатам и застрелил пять человек: хозяйку, её младшую дочь с мужем и двумя детьми. Чтобы скрыть шум автоматных выстрелов, Коршунов стрелял в упор, прикладывая к дулу автомата подушку. Преступники перетащили все тела в дальнюю комнату угловой квартиры, забаррикадировали входную дверь комодом и приготовились к обороне.
Коршунов и Суровцев отвели Тамару Саттарову на кухню, а её детей и заперли в одной из комнат в качестве заложников. Женщина согласилась исполнять приказы, лишь бы солдаты не трогали детей. Доходчиво объяснив женщине, что любое неповиновение приведёт к смерти её сына и дочери, преступники отправили Тамару в магазин за едой. Напуганная Саттарова пошла выполнять приказ солдат.
Женщина отсутствовала полчаса, по пути она встретила участкового, но ничего ему не сказала, опасаясь за жизнь детей. В это время Суровцев и Коршунов, посчитав, что контролировать троих заложников будет сложнее чем одного, двумя выстрелами в упор через импровизированные глушители убили мальчика и девочку. Когда Саттарова вернулась, преступники заверили, что дети живы и она сможет их увидеть, если будет выполнять все условия.
Весь день 26 сентября солдаты пили водку, громко слушали музыку, под вечер они несколько раз изнасиловали женщину, которая безропотно им прислуживала. Саттарова думала, что этим спасает жизнь своих детей, трупы которых лежали в соседней комнате. Поздним вечером Коршунов и Суворовцев связали Тамару и принялись спать по очереди.
Утром преступники решили реализовать свой основной план. Саттарову заперли в ванной. Окна квартиры, располагавшейся на четвёртом этаже, выходили прямо на привокзальную площадь, где располагались две транспортные остановки. Пятничным утром куряне спешили на электрички и автобусы, а жители пригородных районов пересаживались с электричек на городской транспорт, чтобы добраться до работы. На площади скопилось большое количество людей. И тут прогремели первые автоматные выстрелы.
Преступники открыли по площади прицельный огонь из кухонного окна. Горожане ничего не успели понять, люди падали замертво, кричали раненые. За 20 с лишним лет, прошедшие после войны, автоматная стрельба на улицах советских городов была далёким воспоминанием, а теперь вновь стала страшной реальностью. Через несколько минут после первых выстрелов площадь опустела. На асфальте остались лишь несколько мёртвых тел. Очевидец, укрывшийся в магазине, вспоминал:
«<…> люди спрашивали у продавцов, что там говорят по радио — может, это война?»
Сотрудники привокзального РОВД связались с руководством и запросили подкрепление. В 7 часов 10 минут на площади появилась первая милицейская машина. Милицейская «буханка» выехала прямо на площадь и сразу оказалась под пулями. Никто из сотрудников не погиб, но огонь по машине позволил установить, откуда стреляют.
Сотрудники милиции определили огневую точку, оцепили площадь и жилые кварталы. Милиционеры подобрались к злополучной квартире, чтобы не дать преступникам возможность сменить позицию. Суровцев и Коршунов через дверь стреляли по лестничной клетке и объявили о том, что у них есть пленные.
К этому времени о побеге из части уже знали. Соотнеся очевидные факты, курские милиционеры решили, что в квартире забаррикадировались два дезертира. Для переговоров прибыли руководитель городской милиции генерал-майор Шмаргилов и командование воинской части 7527, из которой сбежали Суровцев и Коршунов. Диалога не получилось: никаких требований преступники не выдвигали, а силам правопорядка было нечего им предложить.
Милиция готовилась к штурму. Были ли вообще у солдат заложники? А если они есть, то сколько их? Эта неизвестность существенно влияла на подготовку штурма. В 1968 году у милиции и КГБ не было никаких специальных групп захвата, снайперов, альпинистского снаряжения, чтоб вломиться в квартиру через окна. Советская милиция привыкла решать иные задачи — уличные и бытовые преступления, бандитизм, но никак не захват заложников.
Московское руководство требовало взять преступников живыми. Милиционеры принялись сверлить ручными дрелями несущие стены из соседнего подъезда, чтоб потом через отверстия закачать слезоточивый газ в осаждённую квартиру.
Преступники пригрозили убить заложников. К тому моменту Коршунов и Суровцев поняли, что милиции неизвестно о семи трупах и только одном живом заложнике.
Подготовка штурма остановилась, разрабатывался новый план. В течение часа милицейские начальники размышляли над сложной задачей. В это время в квартире прогремела длинная автоматная очередь. Подумав, что преступники начали убивать заложников, милиционеры решили, что ждать больше нельзя, квартиру нужно штурмовать сейчас и любой ценой. Сотрудники милиции выбили дверь, протиснулись через баррикады и увидели окровавленное тело одного из солдат. Второй стоял рядом и не оказал сопротивления при задержании. У преступников заканчивались боеприпасы, они поняли, что рано или поздно милиция возьмёт квартиру штурмом. Коршунов не собирался сдаваться. В течение часа, пока Коршунов контролировал входную дверь, Суровцев находился у кухонного окна и время от времени к нему обращались генерал-майор милиции Шмаргилов и командир воинской части. По одной из версий, командир приказал Суровцеву разоружить Коршунова.
Достоверно неизвестно, что именно произошло между преступниками. Суровцев выпустил весь магазин в спину товарища. На теле Коршунова насчитали 23 пулевых ранения. Скорее всего, более психически неустойчивый ефрейтор в последний момент испугался идти до конца. Он понял, что Коршунов точно не сдастся и единственной возможностью уйти из осаждённой квартиры стало убийство подельника.
Стрелки
Юрий Суровцев был родом из Краматорска, попал в армию в 21 год. К моменту трагедии он служил второй год. Суровцев имел разборчивый и красивый почерк, из-за чего попал в штабные писари. Благодаря должности солдат получил звание ефрейтора и был освобождён от многих занятий: не стоял в нарядах, не ходил в караулы на объекты в части и городе. Ефрейтор Суровцев имел проблемы с психическим здоровьем, в армию он попал сразу после выписки из психиатрической больницы, где находился из-за нервного срыва. В характеристике Суровцева значилось:
«Обладает повышенной возбудимостью и впечатлительностью, часто плачет. Склонен к фантазированию. Проходил лечение в Курской областной психиатрической больнице с признаками психического инфантилизма».
Обычно после такого лечения в армию не призывали, но военный комиссариат счёл это недостаточным мотивом для освобождения от службы. Армейский быт тяготил молодого ефрейтора, на этой почве он подружился с Коршуновым.
Виктор Коршунов, призванный из Молдовы, тоже попал в армию в 21 год. Виктор отучился на первом курсе университета, в общей солдатской массе выделялся некоторой интеллектуальностью, но главная его особенность — любовь к оружию.
Коршунов отслужил уже два года, до дембеля оставалось недолго. Любимым занятием Виктора были разборка, чистка и сборка автомата. Коршунов добился того, чтоб его зачислили в стрелковую роту. На стрельбах показывал отличные результаты, был награждён значком и несколькими грамотами. Освоил стрельбу из автомата, пулемёта и пистолета. С разрешения командиров Коршунов «достреливал» за остальными солдатами выделенные на занятия боеприпасы. С психическим здоровьем у Виктора тоже наблюдались некоторые проблемы:
«До службы в армии вёл образ жизни, недостойный советского студента, был исключён из института. Скрытный, жестокий. В общении с коллективом проявляет невыдержанность, отчуждённость. Неоднократно высказывал мысли о самоубийстве».
За несколько недель до 27 сентября подразделение, в котором служил Коршунов, приехало на полигон. Там в ответ на незначительное замечание от командира роты рядовой Коршунов направил заряженный автомат на сослуживцев и заявил, что расстреляет всех, а потом убьёт себя. Солдата удалось успокоить и скрутить, но ходу случаю не дали. Коршунова уберегли от трибунала и отправили в госпиталь на несколько дней, откуда он, как ни в чём ни бывало, вернулся в часть.
В сложившемся криминальном тандеме Коршунов был лидером. Суровцев, несмотря на более высокое звание, во всём подчинялся товарищу. Солдаты решили уйти из жизни, но при этом совершить что-такое, что запишет их имена в историю и унесёт как можно больше человеческих жизней. На допросах Суровцев, рассказал, что они мечтали захватить самолёт, убить пилотов и полететь куда хотят. Потом планы стали более приземлёнными.
Стрелки вооружаются
Коршунова заступил в караул, похитил два автомата и несколько снаряжённых магазинов, Суровцев заранее достал чемодан, в котором спрятали оружие. Солдаты отпилили у автоматов приклады ножовкой и ночью покинули воинскую часть.
Первоначальный план предполагал, что дезертиры ворвуться в здание горкома, управления милиции или прокуратуры, убьют сотрудников, подожгут здание и будут обороняться, живыми они сдаваться не собирались. Из трёх объектов выбирали просто — тянули бумажку из солдатской шапки. Жребий пал на здание городского комитета партии.
В 1968 году срок службы составлял три года. Даже сегодня при годичной службе сложно найти солдата, который не знает, как покинуть часть никем не замеченным. В советское время «самоволка» была скорее не воинским преступлением, а даже традицией — «в СОЧа» ходили все. Самовольное оставление службы было тяжким воинским преступлением, но зачастую на это закрывали глаза, ограничиваясь «мерами воспитательного характера». В том, что два солдата смогли покинуть территорию части, не было ничего удивительного.
Добравшись до центра города, беглецы увидели, что в здании горкома находится опорный пункт милиции. От идеи захватить громком пришлось отказаться. Коршунов предложил расстрелять людей на вокзальной площади. Отличник стрелковой подготовки довольно быстро нашёл лучшую огневую точку — кухонное окно квартиры на четвёртом этаже.
Почему они это сделали?
В 1968 году подобные преступления были невообразимы. Это потом будут Юрий Гаев, убивший нескольких сослуживцев в Заполярье, доведённый до отчаяния издевательствами Артурас Сакалаускас, Владислав Челах, Рамиль Шамсутдиннов. В конце 1960‑х расстрел советскими солдатами мирных граждан поставил всех на уши.
Мотивы стрелков доподлинно не установлены. Главного организатора преступления — Коршунова, который и разрабатывал план, — убил сообщник. Официальная версия советских властей состоит в том, что Виктор Коршунов в середине сентября получил письмо от любимой девушки. Письмо стало прощальным: невеста сказала, что ждать больше не намерена. Коршунов сильно огорчился, начал испытывать ненависть к окружающим и предложил сослуживцу совершить массовое убийство, после чего покончить с собой. Суровцев был лишь ведомым исполнителем воли Коршунова.
Другая версия говорит о политических мотивах. Отец Виктора Коршунова во время войны попал в плен и служил во вспомогательной полиции. После войны он скрыл этот факт и переехал в Молдову. При обыске в доме Коршунова сотрудники КГБ обнаружили полицейскую форму, которую отец прятал в «надежде на начало новой войны и приход американских войск». Мог ли отец настроить сына против советской власти? Вполне. Может, поэтому первоначальными целями теракта и должны были стать горком, милиция или прокуратура. Все эти здания имеют непосредственное отношение к советской власти.
На Западе новость о расстреле приобрела другие мотивы. В эфире радиостанции «Голос Америки» диктор сообщил:
«В настоящий момент беспорядками охвачена вся центральная часть города. Официальные власти предпринимают все усилия, чтобы скрыть истинные причины восстания. По нашим данным, советские военнослужащие протестуют против ввода войск СССР в Чехословакию».
Все версии имеют несколько несостыковок. Если мы принимаем, что Коршунов был идейным вдохновителем преступления и он задумал его из-за простой ненависти к людям, то почему бы не ворваться с автоматами в расположение роты? В казарме было бы около 70 человек, никто бы не был вооружён, не нужно было бы отпиливать приклады, искать чемодан, бродить по городу и планировать нападение.
С другой стороны, если цель — весьма странное политическое высказывание или месть советской власти, то почему жертвами всё-таки стали обычные люди? Ни один милиционер во время перестрелки не пострадал, даже наоборот, погиб заключённый, находившийся в подъехавшем к вокзалу автозаке. Весьма странный протест.
Вероятнее всего, причиной бойни стало несколько причин сразу: письмо девушки, сложные отношения в армейском коллективе, фрустрация от неустроенности в будущей жизни. Всё это наложилось на очевидные психические проблемы стрелков и вылилось в чудовищный расстрел мирных советских граждан.
Судьба Юрия Суровцева
Суровцев, убив сообщника, сдался милиции. При осмотре квартиры милиционеры обнаружили комнаты, залитые кровью, и семь трупов, сваленных в одну кучу. В запертой ванной сотрудники нашли измученную Тамару Саттарову, которая за один день потеряла двоих детей, сестру с её мужем, тётю и двух племянников. Александр Ковынев, в 1968 году начальник одного из РОВД Курска, вспоминает:
«Вся квартира была залита кровью, на полу (в прихожей, комнатах) лежали трупы. Невозможно было смотреть на тела убитых детей. За свою службу я повидал всякое, но это было самое кошмарное».
Несмотря на оцепление, постепенно у дома собралась толпа, готовая растерзать стрелка. Солдата переодели в милицейскую форму и вывели из подъезда.
Началась длинная череда допросов. Ефрейтор постоянно менял показания, пытался убедить следствие, что он никого не убивал, а лишь помогал Коршунову таскать тела. Однако показания Тамары Саттаровой об изнасиловании и баллистическая экспертиза подтвердили, что Суровцев участвовал в преступлениях наравне с Коршуновым.
Убийцы лишили жизни 16 человек, 11 получили ранения разной степени тяжести. Суд вынес вердикт — высшая мера наказания. В это время Суровцев содержался в тюрьме города Шахты. Перед смертью убийца выказывал признаки религиозной одержимости, вслух молился невидимым образам, требовал привести священника, носил на шее самодельный амулет от бесов. В мае 1970 года ефрейтор Юрий Суровцев был расстрелян.