Чернобыльская трагедия претендует на звание самой страшной техногенной катастрофы в истории. Стоит представить, сколько жизней было сломано из-за той роковой ночи испытаний на четвёртом энергоблоке — и ужаснуться. Представить ужас и страдания людей нам сегодня подчас трудно, осознать и понять — ещё сложнее. Наверное, поэтому за три десятка лет эта история обросла кучей мифов и легенд, всё упрощающих и искажающих истину.
Недавно тема аварии стала вновь актуальна в связи с кино. Сериал «Чернобыль» американского канала HBO вышел на экраны и стал лидером рейтингов, обогнав даже «Игру престолов». Что же было снято? Новые мифы или настоящая повесть о людском горе, блокбастер или правда о трагедии? С этими вопросами мы обратились к настоящему гиду по «зоне отчуждения» Денису Кондратюку. В его компании «Чернобыль-тур» водят экскурсии по Припяти, где рассказывают о событиях тех лет.
— Скажите, пожалуйста, а что вас сподвигло выбрать эту профессию? Вы историк по образованию, насколько я знаю по вашим соцсетям. Вас так манил Чернобыль или, может быть, книги, компьютерные игры вас так увлекли?
— Вы знаете — да, тут вы попали в самую точку! С детства сначала компьютерные игры заинтересовали меня и прицепили внимание к слову «Чернобыль», а потом, когда уже наступил более сознательный возраст, я начал изучать историю Чернобыля — ещё больше стало интересно. Тогда там открылись связанные с этой трагедией разные области ядерных реакторов и эпизоды военной истории Советского Союза. И вот случайно, абсолютно случайно увидел вакансию в «Чернобыль-туре», а как раз я менял работу, мы переезжали с женой. И я решил, что неплохо было бы попробовать. Потому что интересно и полезно.
— Вы помните свой первый день, когда вы пошли гидом туда в зону Припяти? Вам было скорее страшно или интересно? Какие эмоции вы испытывали в тот момент?
— Я испытывал интерес и, как бы по-русски сказать, такое устрашающее величие от того, что произошло. Такой вот трепет перед теми людьми, которые жили, перед двумя сотнями тысяч отселённых людей и от того, во что это вообще могло превратиться. Это трепет, я бы сказал.
— Да, я понимаю. Скажите, 33 года прошло с момента Чернобыльской аварии, а Чернобыль, несмотря на такой небольшой в историческом масштабе срок, воспринимается всё больше через призму игр, фильмов, серию книг о сталкерах, то есть больше в этом присутствует некая фантастическая компонента, некая искусственность и выдуманность. Как вам кажется, почему подчас так трудно отделить миф от правды в истории о Чернобыле?
— Это очень хороший вопрос, очень глубокий, я тоже об этом думал недавно. Я думаю, что сложно отделить миф от правды, потому что люди замещают реальность историями, в которые им выгоднее верить, приятнее. История иногда может быть блеклой. Какая-то трагедия могла произойти из-за того, что не было никаких таких фантастических ситуаций, не происходило ничего такого, но была парочка глупых совпадений, которые и привели к такому, как Чернобыль.
Я не считаю, что сериалы, фильмы, книги, игры — это плохо. Потому что люди, которые интересуются виртуальной реальностью, понимают, что это необъективно сказано, открыто сказано, что это выдумано. Какая-то часть из них начинает интересоваться реальными событиями. Это тоже неплохой задел для того, чтобы интересоваться историей и всем прочим, что связано с трагедией.
— Раз уж мы заговорили о кино — давайте уже перейдём к сериалу HBO «Чернобыль». Это центральная тема нашего интервью с вами. Вы посмотрели его?
— Я смотрел три серии, как раз четвёртую мы сегодня будем смотреть с коллегами.
— И пока какие ваши впечатления в общем?
— Я бы выделил основных стороны. Первая — это документальная кинематографичность: советский быт, советские машины, одежда — это воссоздано просто восхитительно.
— Вы правы — я сегодня читал в статье, что даже машины в сериале с киевскими номерами УССР.
— Да и очки старые, советская утварь воссоздана. Немножко не так стоят кровати, как они стояли у людей в Припяти. Это если говорить о небольших неточностях, а вообще — конечно, замечательно, даже люди по типажам выглядят как с фотографий восьмидесятых годов. Люди, которые над этим работали, — они просто гении. Очень приятно наблюдать, что там нет никаких американских ручек. Ну вы понимаете, о чём я.
Ещё один момент — это великолепная игра актёров. Эти роли, которые им были даны, они отыгрывают так, что если ты смотришь вне контекста истории, не знаешь, например, всех деталей, то это выглядит классно — очень классно.
Ну и третий аспект — то, что всё-таки определённые исторические неточности там присутствуют, кто-то из коллег даже сказал, что они значительны.
— Какие неточности?
— Ну, например, много таких нюансов. Неточность по характерам — Анатолий Дятлов неточно изображён, я разговаривал с людьми, которые его знали, Виктор Брюханов, начальник станции, — они так себя не вели. Это был не их характер. Вы можете посмотреть на YouTube, есть интервью Анатолия Дятлова 94-го года. Послушайте, как говорит человек, о чём он думает, — это абсолютно два разных человека.
Анатолий Дятлов в сериале почему-то, не могу понять почему, показан тираном, который бросает людей на амбразуру, — это неправда. Дятлов был первым, кто говорил о необходимости обязательной эвакуации, а они (авторы сериала. — Ред.) почему-то придерживаются в фильме официальной версии советского Комитета по расследованию трагедии, который сказал, что умерло всего лишь 30 человек и виновные за это Брюханов, Дятлов, Коваленко, Фомин и Дятлов.
Им дали 10 лет. Вы можете представить, чтобы в Советском Союзе группа из четырёх людей проводила эксперименты, которые бы не были согласованы с руководством, это привело к смертям людей и потерям в 16 млрд рублей (именно столько было потрачено на ликвидацию аварии), к заражению территории более 14 000 квадратных километров, и ещё к потере репутации СССР на международной арене. Им дали всего 10 лет! Это была официальная советская позиция, но было понятно, что эти четверо всего лишь козлы отпущения, которые прикрывали настоящих виновных в трагедии. В принципе, современный анализ это показывает. Почему американский сериал транслирует официальную версию советского комитета — я не понимаю. Вот это и есть определённые существенные неточности.
— Да, я лично ждал много клюквы, как у нас принято говорить. Но на самом деле проработка материала довольно достойная. Вы как специалист отметили многие неточности, которые зритель не мог заметить. Однако вы, наверное, разбираетесь и в радиации, в радиационном поражении. Вот эта жуткая сцена, где лежит умирающий пожарник и его кожа — вся в фиолетовых кругах. Это правда? При радиационном поражении это возможно?
— Смотрите. Да, правда. Частично да, частично нет. Это правда, что при радиационном поражении верхний слой кожи начал бы отмирать. Это случалось через какое-то время, это не могло произойти за 5–10 минут, и этого почти не происходило, по словам очевидцев, это было видно на коже спустя несколько часов. Но это можно простить, эти неточности были сделаны, чтобы больше впечатлить, чтобы было динамично. А сцена, когда люди смотрят на мост и смотрят на пожар в первой серии с детьми, пьют водку — это выдумка.
— Я как раз хотел вас об этом спросить.
— Был слух, что какие-то люди ходили смотреть. Но когда показывают, что они там в полвторого ночи стоят, хотя они не знали об аварии ещё, они выходят с детьми маленькими, пьют водку, нормальное дело будто, — это, конечно, «клюква», то, что в русскоязычном пространстве называется «клюквой». Будто русские сидят, пьют и смотрят, как на них падает радиоактивный пепел и бегают дети.
— Почему эта тема Чернобыля именно сейчас стала актуальной в американской киноиндустрии? Почему они спустя 33 года решили сделать это сериал? Как вы думаете?
— Моё личное мнение, что прошло какое-то время, само событие устаканилось, актуальность его высока всё равно. Когда люди оглядываются в прошлое, легче понять, что та или иная ситуация была важна, интерес начинается. Сейчас идет такая лёгкая война за рынок конкуренция Netflix, HBO, и они всегда ищут какие-то истории, которые произошли в мире. Я думаю, что история актуальна, она устаканилась, они и искали подходящую захватывающую историю.
— А как сейчас на Украине воспринимают этот сериал? Может быть, вы знаете общественное мнение: это скорее с интересом, позитивно или наоборот, может быть, негативно, мол, зачем вы рассказываете о наших проблемах на весь мир? Как на Украине отнеслись к этому?
— Это хороший вопрос, я понимаю, почему поставили его именно так. В Украине интересно, что большинство комментариев, почти все комментарии, что я читал в соцсетях, в официальных изданиях — это всё позитивные комментарии о том, что в Украине сейчас есть тенденция, чтобы смотреть на свою историю правдиво, даже если это история трагичная, признавать ошибки. Мнение людей, которое я слышал — это позитивное мнение, хотя есть различия во мнениях между ликвидаторами аварии, людьми, которые принимали в этом участие. Я знаю как минимум трёх из них, и они не в восторге от того, как именно поданы причины трагедии, наговор на Дятлова, на Брюханова — это им не понравилось, это они считают недостоверным, но большинство людей, незнакомых с этой темой, всё, что я от них слышал — это восторг.
— Ну и напоследок, скажите, нужны ли ещё фильмы, книги, документальные исследования, достаточно ли их или слишком много всё-таки мифов об аварии на Чернобыльской АЭС? Слишком ли много фантастического контента, иных вещей, которые искажают реальность? Нужно ли ещё снимать фильмы о Чернобыле? Например, Данила Козловский, русский актёр и режиссёр, уже приступил к съёмкам фильма о Чернобыльской трагедии под дежурным названием «Когда падали аисты».
— Я считаю, что нужно снимать такие фильмы, и даже дополнение реальности фантазиями на тему, как могло бы быть, те же сюжеты про сталкеров — я тоже не считаю это плохим. А само название «Когда аисты падают» звучит обнадёживающе.
— Не могли бы в завершение сделать некий топ‑3 материалов о Чернобыле, который бы вы посоветовали нашим читателям — это могут быть фильмы, документалки, книги или иные виды контента.
— Список материалов, которые бы я рекомендовал: фильм Discovery «Битва за Чернобыль», книга «Чернобыль: Как это было. Предупреждение» (Н.А. Штейнберг, Г.А. Копчинский), книга «Живая сила» Сергея Мирного.
На рубеже 1940‑х и 1950‑х место моды в жизни советских граждан изменилось. Трудные годы позади, впереди почти 40 лет роста личного благосостояния и новых возможностей. Уровень жизни постепенно повышался, а вместе с ним — интерес к моде. Именно в 1950‑е мода начала становиться действительно массовой, доступной не только жителям крупных городов, но и почти всей стране.
Главные модные тенденции
Восстановление экономики в СССР после войны прошло ускоренными темпами, однако власть делала упор на тяжёлую промышленность. Здесь довоенный уровень удалось превысить уже в 1949 году. Лёгкой промышленности внимания уделяли меньше, хотя в 1950‑м и отрапортовали, что выпуск продукции тоже достиг довоенного уровня. Объективно выпускаемой одежды и обуви не хватало, равно как и качества, и разнообразия ассортимента. Швейные предприятия производили устаревшие фасоны, медленно и неохотно внедряли новые модели. Но главное — не учитывали потребность людей одеваться индивидуально и использовать одежду как средство самовыражения.
Нельзя сказать, что государство было довольно такой ситуацией. Трудности с приобретением одежды и обуви не просто ставили под угрозу комфорт людей, а создавали реальные проблемы в других отраслях. Например, на рубеже 1940—1950‑х местные партийные структуры получили десятки жалоб на рынок потребительских товаров и узнали, что в некоторых регионах дети не могут даже посещать школы, потому что не имеют обуви.
Надеялись, что решить проблему получится повсеместным открытием домов моделей — своеобразных «мозговых центров» моды и лёгкой промышленности. На их работников возлагалась большая ответственность: нужно было создать базовую концепцию советской моды (принципиально отличную от западной), создавать новые фасоны взамен устаревших образцов 20‑х и 30‑х годов, а ещё внедрять их на швейные предприятия и контролировать работу.
Это получалось не слишком хорошо. Модные новые коллекции шили небольшими партиями, которые быстро разлетались по Москве. Стоили они дорого и подавляющей части населения были не по карману. Большинство же предприятий шили по старым лекалам и поставляли на рынок модели, устаревшие 10 лет назад.
Всё же индустрия неповоротливо начала перестраиваться под новые требования граждан, даже под диверсификацию вкуса. Модельеры учитывали то, что у потребителей есть личные представления о стиле, и стремились представить привлекательные варианты для разных людей. При разработке коллекций это получалось. Например, шились платья разных фасонов и цветов, появлялись женские брюки и несколько вариантов мужских костюмов. Но швейные фабрики не успевали шить их в достаточном количестве. Хорошая одежда и обувь оставались дефицитом.
В 1957 году в Москве прошёл Международный конгресс моды, но участвовали в нём только страны социалистического лагеря. Советские модельеры представили здесь несколько ансамблей повседневной одежды.
Самопошив
Итак, усилий государства, швейных предприятий и домов моделей было катастрофически недостаточно, чтобы обеспечить людей комфортной современной одеждой. Гражданам приходилось решать проблему самостоятельно: женщины садились за швейную машинку и шили из подручных материалов обновки на всю семью. Нередко приходилось перелицовывать и перешивать военную форму и даже одежду 15-летней давности.
Здесь можно провести аналогию с книжным самиздатом: если хотелось носить что-то отличное от предложенного местными швейными фабриками, необходимо было изготовить это своими руками. Так называемая система самоснабжения одеждой в 50‑е продолжала активно развиваться. Граждане шили наряды сами или заказывали у частников, а также покупали иностранные товары у фарцовщиков. Модную одежду на перепродажу привозили из заграничных поездок артисты и спортсмены.
Удачей считалось купить отрез ткани на «толкучке» — рынке, где частники торгуют подержанными вещами, — и сшить из него платье, брюки, рубашку и даже плащ по эскизам из журналов. Активно перешивали старую военную форму и чудом сохранившуюся довоенную одежду.
New look и возвращение женственности
В женской моде актуальной стала выраженная женственность. Треугольные силуэты с наплечниками уступали пышным юбкам, делающим бёдра визуально шире плеч. Модный силуэт — «песочные часы»: покатые плечи, приподнятая грудь, узкая талия и широкие бёдра. Женщины начинают с осторожностью носить декольте.
В середине десятилетия в моду вошли платья с узкой затянутой талией и объёмными юбками до щиколотки. Платья украшали машинным кружевом, которое в СССР называют «Ришелье». Этот женственный и элегантный стиль на языке моды называется new look («новый образ»). Его автор — Кристиан Диор. Модельер верно уловил, что женщинам надоело быть «солдатами в юбках» и хочется ощутить себя «принцессами». В СССР нью-лук пришёл с запада с опозданием на несколько лет. Его советское воплощение — Людмила Гурченко в «Карнавальной ночи».
В коллекциях от советских модельеров появились узкие брюки. Они позиционировались как более удобные для отдыха на природе и туризма, а также для велопрогулок и спорта.
Интересным источником знаний о моде того времени могут быть фильмы — о новых коллекциях снимали видеоролики, где подробно презентовали каждый образ и объясняли, как и где его следует носить. Такие фильмы предназначались не только для внутреннего показа, но и для демонстрации на международных выставках. Поэтому они несли идеологическую нагрузку, например, подчёркивали, что в СССР много доступных вариантов досуга, а швейная промышленность предлагает десятки современных образов «на все случаи жизни».
В 1950‑е в списке «образцов для подражания» наравне с актрисами появились женщины-политики и «первые леди» — жёны лидеров страны. Супруга Никиты Хрущёва Нина Петровна на роль законодательницы моды походила мало: она всегда одевалась просто и мало чем отличалась от среднестатистической советской женщины. Зато много внимания привлекала Екатерина Фурцева — в 1950‑е первый секретарь Московского городского комитета КПСС.
Настоящий фурор произвела Йованка Броз, супруга югославского лидера Иосипа Броза Тито. Её фото появились в газетах после визита Хрущёва в Югославию. Известно, что Тито баловал свою пятую жену изысканными нарядами, сшитыми на заказ. В то же время Йованка выглядела весьма скромно, женственно и не вызывающе, что приходилось по вкусу большинству советских женщин.
Мужская мода
Мужская мода не менялась так кардинально, как женская. Большинство мужчин носили двубортные и однобортные костюмы классического, немного приталенного кроя. Актуальны широкие пиджаки и брюки. Костюмы носили с рубашками — белыми, в клетку или в полоску, а также с полосатыми галстуками. Модельеры немного экспериментировали с мужскими образами, но смелых новшеств не предлагали, только небольшие нововведения. Например, в модной коллекции 1956 года советским мужчинам предлагали носить костюмы, где брюки и пиджаки пошиты из тканей разного оттенка.
Самый популярный головной убор — кепка. Летом её носили с костюмом, осенью с плащом, а зимой — с тёплым пальто. В середине десятилетия популярность набрали шляпы с полями. Зимой носили меховые шапки из каракуля и цигейки.
Показ Dior в Москве в 1959 году
В СССР долго пытались открещиваться от западной моды. Но в эпоху 1950‑х годов стало очевидно, что это провальная тактика. Поэтому решено было развиваться параллельно с Западом, интересоваться европейскими коллекциями, а в будущем — доказать превосходство собственной лёгкой промышленности и технологий конструирования одежды над «буржуазными странами».
В 1959 году власти разрешили провести в Москве показ мод французского дома Dior. В этот период его возглавлял Ив Сен-Лоран. Он привёз в столицу 12 манекенщиц, десятки килограмм багажа из одежды, обуви, украшений, зонтиков, перчаток, шляпок и 500 литров духов. Груз считался таким ценным, что его застраховали на 10 миллионов франков. Летние модели демонстрировали в спортивном клубе «Крылья Советов» с 10 по 15 июня.
Модные события не освещались в прессе широко, репортажи о нём подготовило только несколько изданий. Например, журнал «Огонёк» в выпуске от 17 июня 1959 года писал:
«Сидящие в зале смотрят на манекенщиц очень внимательно: одни мысленно примеряют платья и накидывают на плечи меховые манто, другие стараются уловить и запомнить понравившийся фасон. Зрительницы отмечают: „Зачем платья из плотной шерсти так сильно открыты? Ведь это почти сарафан. Для нас, северян, это не особенно практично. А летом, даже вечером, будет жарко в таком платье. Платья коротковаты. Полных и низкорослых это вряд ли украсит. Ручная вышивка по тюлю — это, конечно, очень красиво, но кто может позволить себе такую дорогую вещь?“»
На советских показах мод манекенщицы выходили неспешно, останавливались перед зрителями, пока ведущая зачитывала описание наряда, его особенности и возможности использования. Французские модели двигались гораздо быстрее, а устное сопровождение отсутствовало. Журналисты отметили этот факт:
«К моделям не даётся никаких пояснений, просто объявляется номер и название модели. Можно только успеть отметить крестиком в каталоге».
Кстати, в СССР курсов манекенщиц, где бы моделей учили ходить и держать осанку, не существовало. Большинство женщин оказывались в профессии случайно.
Гостями мероприятия стали 11 тысяч зрителей, за пять дней прошло 14 показов, а каждая модель появилась на подиуме примерно 140 раз.
Для советской стороны мероприятие открыло много нового — уровень организации показов был непривычно высоким. Для декораций французы использовали натуральный шёлк, с моделями приехали личные повара, фотографы и парикмахеры. Манекенщицы вели себя строго по внутренней инструкции. Например, им разрешалось гулять по Москве только в фирменной одежде Dior (брюки строго запрещались) и всегда в сопровождении фотографа.
Изысканный внешний вид моделей создавал огромный контраст с просто одетыми москвичами. Манекенщиц не всегда встречали дружелюбно, что хорошо видно по взглядам случайных прохожих на фотографиях.
Французская сторона серьёзно подошла к организации мероприятия, хотя для чего этот трудный визит был нужен Dior на пике мировой известности, непонятно до сих пор. Очевидно, что коммерческого интереса Советский Союз для модного дома не представлял. Скорее, это был вопрос престижа: Dior стал первым, кто прорвался через железный занавес и доказал, что модой интересуются даже коммунисты.
В 1965 году художники-модельеры из Всесоюзного дома моделей ездили во Францию с ответным визитом дому Dior.
Подведём некоторые итоги. В 1950‑е годы в моду вернулась женственность — пышные юбки и силуэт «песочные часы». С опозданием на несколько лет в СССР пришёл стиль new look от Dior, а в 1959 году с коллекцией приехал сам глава модного дома Ив Сен-Лоран. Мужская мода изменилась незначительно, хотя модельеры постепенно разрабатывали новые решения и для мужчин.
Люди активнее интересовались одеждой, старались использовать её как средство самовыражения. Швейная промышленность не успевала за потребностями людей и зачастую предлагала им устаревшие и неудобные фасоны. Государство пыталось решить эту проблему через сеть домов моделей, а параллельно желало выйти на международный уровень и доказать превосходство над капиталистическим миром.
Чтобы поддержать авторов и редакцию, подписывайтесь на платный телеграм-канал VATNIKSTAN_vip. Там мы делимся эксклюзивными материалами, знакомимся с историческими источниками и общаемся в комментариях. Стоимость подписки — 500 рублей в месяц.
Одной из известнейших войн России XIX века до сих пор является русско-турецкая война 1877–1878 годов. А её дипломатические результаты стали настолько противоречивыми, что до сих пор тяжело понять, можно ли назвать эту войну победной, или же — уже за столом переговоров — она закончилась позорным поражением.
Попробуем кратко разобраться в этом вопросе.
В апреле 1876 года в Болгарии вспыхнуло восстание, которое было жестоко подавлено турецкими войсками. Это событие послужило поводом для дальнейшей конфронтации между Османской империей, с одной стороны, и Сербией, Черногорией и Болгарией, с другой стороны. Далее была проведена Константинопольская конференция 1876 года, а в 1877 году подписан Лондонский протокол, по которому султан должен был принять константинопольские предложения: во многом они заключались в создании автономий на Балканах и обеспечении правами христианских подданных.
Однако правитель Османской империи Абдул-Хамид II расценил это как вмешательство во внутренние дела страны и требования не выполнил. В итоге 12 апреля 1877 года российский император Александр II подписал манифест о войне с Османской империей.
Война для России оказалось долгой, кровопролитной и тяжёлой, несмотря на надежды многих деятелей, что «больной человек» Европы, как тогда называли Турцию, не окажет должного сопротивления. Несмотря на экономическую отсталость Османской империи, межэтнические и политические конфликты, борьба с ней унесла жизни более 200 тысяч человек.
Впрочем, храбрость русских солдат и балканских ополченцев, тактические умения некоторых русских генералов (Иосифа Гурко, Михаила Скобелева, Николая Столетова) перевесили чашу весов на сторону России. Падение Плевны 28 ноября 1877 года, взятие Софии 23 декабря, пленение двадцатитысячной армии Вессель-паши после боёв 27–28 декабря у Шипки и Шейново явились частью заключительного этапа войны и окончательного устранения армии противника.
8 января 1878 года армия Скобелева заняла Адрианополь и вплотную подошла к Стамбулу. Никогда прежде Россия не была так близка к мечте о захвате Константинополя. 19 февраля 1878 года, в день рождения Александра II и в годовщину освобождения крестьян в России, в Сан-Стефано был подписан прелиминарный (то есть предварительный) мирный договор между Османской и Российской империями.
По условиям договора создавалось большое независимое болгарское государство — «Великая Болгария», простиравшаяся от Чёрного моря до Эгейского. Страна включала в свой состав как северную часть страны, так и южные области — Македонию и Восточную Румелию. Конституцию новой страны должны были разработать под надзором русской военной администрации, а в Болгарии размещались 50 тысяч русских солдат.
Изменения коснулись и других стран. Сербия, Черногория и Румыния получали полную независимость от Турции и их территории увеличивались: например, Румыния получила северную часть Добруджи. Босния и Герцеговина, по условиям Сан-Стефано, обретали автономию.
Российская империя получала после войны Южную Бессарабию, Карскую область на Кавказе и крепости Батум, Ардаган и Баязет. Помимо этого, Турция должна была выплатить контрибуцию в размере 1 410 млн рублей.
После подписания Сан-Стефанского перемирия император и его окружение ликовали и считали, что война принесла свои плоды, и гегемония России на Балканском полуострове обеспечена. Оба брата царя — возглавлявший русские войска на Балканах Николай Николаевич и наместник Кавказа Михаил Николаевич — получили звания фельдмаршалов Российской империи.
В дальнейшем ситуация всё больше выходила из-под контроля — западные державы, Великобритания и Австро-Венгрия, рассчитывавшие на затяжной характер войны и боявшиеся усиления России, начали в свою очередь проявлять своё военное влияние на Турцию. Так, британское правительство Бенджамина Дизраэли отправило военную эскадру в Мраморное море, произвело частичную мобилизацию флота и развернуло шовинистическую пропаганду в стране. Больше всего правящие круги Лондона боялись создания «Великой Болгарии», которая, по их мнению, станет форпостом России для будущих завоеваний на европейском континенте.
Австро-Венгрия, имевшая свои территориальные претензии к странам Балканского полуострова, открыто выступила против пунктов Сан-Стефанского перемирия. Министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Дьюла Андраши потребовал созыва европейской конференции и в подкрепление своей позиции начал проводить мобилизацию в Далмации и придунайских областях.
Как можно было судить по опыту Крымской войны, ведение боевых действий против коалиции европейских государств было бы невозможным и привело бы Россию к поражению. Армия была истощена, запасы военного снаряжения истрачены, финансовые ресурсы резко сократились. Да и внешняя политика министра иностранных дел России Александра Горчакова не была рассчитана на активную европейскую политику — он считал, что большее внимание российскому государству стоит уделять внутренней политике.
Несмотря на сложности, правительство Российской империи пошло на авантюру: в Кабул была послана военная миссия Столетова и русские войска продвигались к британской границе в Афганистане. Угроза войны в Средней Азии не изменила решения Великобритании по пунктам Сан-Стефано. Попытка повлиять на германское руководство также не увенчалась успехом: в конце февраля 1878 года канцлер Отто фон Бисмарк заявил, что сложившуюся проблему может решить созыв мирного конгресса, где он сыграет роль «честного маклера».
С целью раскола коалиции Россия решила заключить секретное соглашение с Великобританией (30 мая 1878 года), по которому отказывалась от плана создания «Великой Болгарии». Одновременно 4 июня 1878 года Британия подписала конвенцию с Турцией, по которой британские войска оккупировали Кипр — важный стратегический пункт в Средиземном море. Правительство Дизраэли взяло на себя обязательство, что в случае оккупации Боснии и Герцеговины со стороны Австро-Венгрии Лондон поддержит данные притязания.
Под нажимом европейских государств Россия была вынуждена согласится на созыв Берлинского конгресса, который начал свою работу в июне 1878 года. Российскую делегацию представлял Горчаков и посол в Лондоне граф Пётр Шувалов. Всего на конгрессе присутствовал следующий ряд стран: Россия, Великобритания, Германия, Австро-Венгрия, Франция, Италия, Турция, Иран и балканские государства. Председательствовал на конгрессе Бисмарк, со стороны Британии ведущую роль играл Дизраэли, со стороны Австро-Венгрии — граф Андраши.
Через месяц, в июле 1878 года, были оформлены основные решения конгресса, который определил расстановку сил в Центральной Европе и на Балканах.
Попытка российских дипломатов отстоять идею «Великой Болгарии» не увенчалась успехом. Болгарское государство приобретало статус автономии, создавалось вассальное княжество с христианским правительством и национальной армией. Области к югу от балканского хребта превращались в автономную провинцию Восточная Румелия.
Великие державы подтверждали независимый статус Сербии, Черногории, Румынии. При этом Македония оставалась под управлением Турции, а Австро-Венгрия получала право оккупировать славянское государство Боснию и Герцеговину.
Также сократились приобретения России: Баязет возвращался к Турции, контрибуция сокращалась до 300 млн рублей. Ещё одной проблемой, которую искусственно создали и навязали страны Запада, явилось то, что территория Сербии была расширена за счёт земель, на которые претендовала Болгария — это породило разногласия между двумя государствами. Помимо этого, Черногория не имела права иметь свой флот, а побережье контролировалось Австро-Венгрией, войска которой были дислоцированы в Новопазарском санджаке, чтобы Сербия и Черногория не смогли объединиться.
Подписание Берлинского конгресса стало одной из главных внешнеполитических неудач Горчакова и Александра II. Канцлер Горчаков в докладе царю писал: «Берлинский конгресс есть самая чёрная страница в моей служебной карьере!». Александр II пометил в докладе: «И моей тоже».
Итак, последствия военных действий на Балканах имеют двойственный характер.
С одной стороны, Россия потеряла множество людей, экономическая мощь страны была подорвана, а на Балканском полуострове большего влияния добились Великобритания и Австро-Венгрия. Вопрос о самоопределении славянских народов не был полностью решён, так как под властью Турции осталось множество территорий с нетурецким населением, также Австро-Венгрия оккупировала Боснию и Герцеговину.
С другой стороны, значительная часть балканской территории избавилась от турецкого гнёта, многие страны добились окончательной независимости, территория России была расширена. Впоследствии всё большее влияние на страны Балканского полуострова начнут приобретать Германия и Австро-Венгрия, и для России это станет существенным отрицательным фактом во внешней политике.
Но и это ещё не всё. Окончательным актом завершения русско-турецкой войны станет Константинопольский мирный договор между Россией и Турцией, подписанный 27 января 1879 года. Данный документ подписан российским послом, обладавшим чрезвычайными полномочиями, и оттоманским министром иностранных дел Александром Каратеодори-пашой, а также Али-пашой — министром, председательствующим в Государственном совете. Сам договор состоит из 12 статей.
Во многом документ связан с выплатой контрибуции за военные расходы в размере 802,5 млн франков. Также учитывается и компенсация убытков, связанных с военными действиями. Помимо этого, в договоре указаны действия, которые предпримут две стороны, касающиеся иноверцев, беженцев, партизан и так далее. Из статьи второй указанного источника следует, что стороны отныне обязывают себя вести дружественные и мирные отношения. Этим актом закончилась одна из народных и героических, но тем не менее печальных страниц истории Российского государства.
Итоги русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Ликбез
Какой была мода второй половины 1940‑х годов? Эпоха противоречива: с одной стороны, страна восстанавливается после войны и людям вроде бы не до красивых нарядов. С другой — когда, как не сейчас, свободно вздохнуть и вспомнить, что одежда может быть способом самовыражения: не только практичной, но и красивой. VATNIKSTAN рассказывает о модных тенденциях послевоенного периода, влиянии трофейного кино на массовую моду и стилягах.
Модные тенденции второй половины 1940‑х годов
После войны мода в СССР остаётся уделом «избранных», преимущественно женщин и горожан. Одежды не хватает, поэтому практичность и долговечность большинство людей ценят сильнее красоты.
Государство в этот период признаёт важность моды: она представляется партийцам одним из средств пропаганды и даже орудием борьбы в Холодной войне. Правительство хотело, чтобы в СССР шили современные наряды по собственным эскизам, а не копировали Запад. Для этого в 1944 году начал работу Московский дом моделей одежды. Под его руководством советская швейная промышленность должна была стать «синтезом лучшей мировой и отечественной практики».
Пожалуй, главная тенденция массовой моды конца 1940‑х годов — подражание западным образам, которые советские граждане узнавали из кинематографа. Трофейные ленты показывали в кино без уточнения, в какой стране они сняты. Показу предшествовали титры наподобие таких:
«Этот фильм взят в качестве трофея после разгрома Советской Армией немецко-фашистских войск под Берлином в 1945 году».
Больше всего зрителей привлекали развлекательные, познавательные и музыкальные ленты: «Индийская гробница», «Охотники за каучуком», «Тоска», «Чио-Чио-сан», «Девушка моей мечты», а также биографии Рембрандта, Моцарта, Шиллера. Кино было не только вариантом времяпрепровождения, но и источником вдохновения. Так, советские модницы вдохновлялись образами немецких актрис, подражали их нарядам и причёскам.
Значение трофеев для моды упоминал и Эдуард Лимонов в книге «У нас была великая эпоха»:
«На барахолках страны приземлились и пошли по рукам платья, костюмы, пальто для всех полов и возрастов — „трофейное барахло“, вывезенное солдатами в вещевых мешках из покорённой Германии… Каталогом и гидом для путешествий по морю кожаных тирольских шорт, румынских, итальянских и венгерских военных пальто и детских берлинских костюмчиков служили американские фильмы… Глядя на голливудских девушек и суровых гангстеров в двубортных костюмах и шляпах, запоминала русская молодёжь модели одежды».
Одежду на заказ в этот период почти не шьют, для большинства это слишком дорого. Начинается массовый пошив готовой одежды, из многообразия которой предлагалось формировать собственный стиль.
Московский дом моделей одежды
Можно предположить, что в катастрофически трудные годы войны развитие моды в Советском Союзе остановилось. Однако это правда только отчасти. Возрождение отрасли ожидаемо стартовало в Москве. Уже в 1944‑м в столице начал работу Московский дом моделей одежды (МДМО).
Перед этим учреждением правительство ставило несколько задач: создание новых современных моделей, внедрение их в массовое швейное производство, а также контроль предприятий в сфере лёгкой промышленности. Если первые два направления давались учреждению относительно легко и вписывались в видение его руководителей, то для контроля у Дома моделей не было ни ресурсов, ни полномочий. Эти противоречия сохранятся на протяжении всех десятилетий работы МДМО.
Дом моделей создавали на базе ведущих столичных учреждений моды 1930‑х годов — художественного ателье на Кузнецком мосту и треста «Мосиндодежда».
Сложилась двойственная ситуация: государство хотело развивать моду, но не имело для этого денег. У Дома моделей не было собственной машины, а за помещение на Кузнецком мосту пришлось побороться с военными учреждениями. Планировалось, что МДМО будет разрабатывать модели одежды для швейных фабрик, а те будут платить ему за новые выкройки. Учреждение должно было стать самоокупаемым и не требовать на свою деятельность денег из бюджета. На практике схема оказалась нерабочей, потому что швейные предприятия не хотели покупать новинки и шили по старым образцам 1920‑х и 1930‑х годов.
Источником дохода Дома моделей в годы войны стали заказы Главособторга. Работники МДМО не только разрабатывали эскизы новой одежды, но и сами шили её небольшими партиями. Хотя изначально такая задача перед ними не ставилась. В 1945–1947 годах МДМО перестроится на гражданскую одежду и снова будет производить её самостоятельно, а не только готовить выкройки.
Предполагалось, что после войны Дом моделей создаст концепцию «советской моды». Она должна была стать основой для планирования в лёгкой промышленности на годы вперёд. При этом МДМО настоятельно призывали «не брать иностранные журналы мод и копировать, а создавать своё». Мода рассматривалась как средство пропаганды и источник повышения культуры граждан. Так сформировался основной принцип советского моделирования нарядов — «нужно соединить мечту и фантазию художника с мастерством конструктора и современной техникой производства», как гласила формула искусствоведа-конструктора МДМО Наумовой.
Советскую моду, по мнению правительства, должен был отличать демократизм, массовость, «бессословность» и общедоступность. Таким образом она противопоставлялась «западной» моде, которая, по представлению партийцев, была «привилегированной» и «буржуазной». При этом не запрещалось заимствовать передовой мировой опыт. В общем, сплошные противоречия.
Для популяризации своей деятельности Дом моделей проводил выставки и показы мод, где представлял новые коллекции. Модные показы сопровождались рассказами искусствоведов, а посетители стационарных выставок могли заполнить анкету и поделиться мнением о представленной одежде. С 1951 года каждый посетитель мог получить консультацию для создания индивидуального стиля.
Дом моделей будет работать несколько десятилетий, а расцвет его деятельности придётся на 1960–1970‑е годы.
Как выглядели советские модницы
Женщины оставались основными заказчиками модной индустрии. Все, кто мог покупать новую одежду и избавиться от практичных мужеподобных нарядов, при первой же возможности делали это. Речь, конечно, о жительницах крупных городов, где уже работали дома мод — Москве, Ленинграде, Минске, Киеве, Риге, Львове.
Модница второй половины сороковых носила:
подкладные плечи;
расклешённые платья с узкой талией;
юбки и платья длиной чуть ниже колена;
блузки с рукавами-фонариками;
тирольские шляпы;
маленькие шляпки;
туфли на платформе или танкетке.
Набор не случаен — мы уже рассказали о трофейных кинолентах, героини которых блистали именно в таких нарядах. В женскую моду прочно вошли наплечники, которые делали силуэт похожим на песочные часы. Их пришивали не только к пальто, но и к блузкам, и платьям. Некоторые историки моды предполагают, что эта тенденция связана с желанием женщин выглядеть сильнее, так это или нет — судить не берёмся. Например, брюки почти не носили, хотя, разумеется, никаких запретов на них не было.
Другой обязательный атрибут модницы — маленькая шляпка: «таблетка» (круглая шляпка, сдвинутая на макушку) и «арбузная корка» (полумесяц от уха до уха). Преимущество таких шляпок в том, что большая часть волос остаётся открытой, а значит, можно продемонстрировать и причёску, и новый головной убор. Иронично, что такие шляпки называли «менингитками», хотя их любительницы утверждали, что они отлично оберегают голову от мороза.
Параллельно с немецким стилем в моду вошёл испано-латиноамериканский. Для советских женщин он выражался в юбках и платьях в горошек, беретах и тюрбанах. Последние трудно было найти в продаже, потому их роль исполняла сложенная полоской косынка, которую заматывали на макушке концами вверх.
Если одежду ещё можно было найти в магазинах, то обувь и чулки в послевоенные годы были в остром дефиците. Достать капроновые чулки считалось большой удачей. Впрочем, эта проблема была характерна не только нашей страны, а для всей послевоенной Европы. Зарубежные модницы решали проблему творчески — рисовали швы и пятки на ногах или красили кожу в цвет чулок. Делали ли так в СССР, точно неизвестно — найти фотографии или другие источники не удалось. Советские женщины заменяли чулки белыми носочками и носили с туфлями и босоножками.
Мужская мода
Мужская мода развивалась не так бурно, как женская. Большинство мужчин продолжали носить военную форму: не только из-за недостатка новых костюмов, но и из-за популярности образа военного-защитника в целом.
Популярны свободные широкие силуэты, двубортные пиджаки, длинные кожаные пальто и куртки на молнии — их называли «москвички» или «хулиганки». Во второй половине 1940‑х годов носят рубашки с мягким воротником, укороченные пиджаки, брюки-гольф и вязаные свитера. Галстуки широкие и короткие (в противоположность узким галстукам стиляг), узор в горошек или в полоску. Тона преимущественно тёмные, достать костюм светлого оттенка или в полоску считается роскошью. Из головных уборов — фетровые шляпы и кепки-восьмиклинки, прозванные в народе «лондонками».
Стиляги
У большинства сейчас слово «стиляги» прочно ассоциируется с одноимённым фильмом Валерия Тодоровского. В этой музыкальной истории яркие молодые ребята-стиляги противопоставлены скучным и серым комсомольцам. Противостояние в фильме показано гротескно, хотя и в реальности стилягам приходилось убегать от комсомольских активистов.
Общественное мнение нередко видело в стилягах тунеядцев, прохиндеев, хулиганов и, конечно, «подражателей западу». Пожалуй, это стремление выделиться, модно одеться на западный манер и вызывало больше всего недовольства. Внешний вид стиляг высмеивали в карикатурах и фельетонах:
Иностранцы! Иностранки!
Нет! От пяток до бровей
Это местные поганки
Доморощенный Бродвей.
«Бродвеем» на сленге стиляг именовалась правая сторона улицы Горького, одного из главных мест сбора стиляг в столице.
Внешний вид стиляг эволюционировал. В самом начале их облик действительно был почти карикатурным: яркие широкие штаны, мешковатые пиджаки, носки кричащих цветов и широкополые шляпы.
Из воспоминаний Дмитрия Беляева, автора фельетона про стиляг «Типы, уходящие в прошлое»:
«В дверях зала показался юноша. Он имел изумительно нелепый вид: спина куртки ярко-оранжевая, а рукава и полы зелёные; таких широченных штанов канареечно-горохового цвета я не видел даже в годы знаменитого клёша; ботинки на нем представляли собой хитроумную комбинацию из чёрного лака и красной замши. Юноша опёрся о косяк двери и каким-то на редкость развязным движением закинул правую ногу на левую. Обнаружились носки, которые слепили глаза, до того они были ярки…»
Ближе к 1950‑м годам образ «типичного стиляги» изменился. Стали носить узкие брюки-дудочки, более аккуратные пиджаки с широкими плечами, тонкие галстуки-селёдки, причёску «кок» и лаковые туфли на светлой каучуковой подошве. Девушкам стать «стилягой» было ещё проще — достаточно было ярко накраситься, завить волосы и надеть узкую юбку.
Чего хотели стиляги? Вопрос до сих пор остаётся дискуссионным. Пресса того времени и общественное мнение пытались представить их как лентяев и идейных врагов, которые стремятся подражать «буржуазному образу жизни». Их обвиняли в «низкопоклонстве перед западом» и в том, что они не разделяют коммунистические ценности. Историки видят причину появления такой субкультуры в активизации международных контактов СССР: дипломаты привозили одежду и музыку из зарубежных стран, поэтому их дети стремились вести другой образ жизни.
Можно предположить, что для молодёжи идейная сторона оставалась второстепенной. Стиляги вообще отличались нарочитой аполитичностью. Модная, непохожая на скучную школьную форму одежда, красивые танцы под заграничные ритмы и своя «тусовка» были способом самовыражения и дарили ощущение красивой жизни «как в кино».
Мода второй половины 1940‑х характеризуется противоречиями: стремление модно одеваться ограничивалось нехваткой денег, отсутствием товаров, а иногда и общественным мнением, как в случае со стилягами. Жители СССР в поиске новых образов нередко вдохновляются западным кинематографом. Правительство понимало значимость хорошей современной одежды и уже в 1944 году учредило Дом моделей, но нагрузило его дополнительными непосильными задачами — контролировать всю швейную промышленность. Дом моделей будет определять модные тенденции следующие несколько десятилетий.
Существуют всем известные эмигрантские сюжеты. Русская жизнь в Берлине и Париже 1920–1930‑х, русскоязычный Нью-Йорк и Брайтон-Бич 1970–1980‑х, межвоенные русские Харбин и Шанхай, странствия «ди-пи» беженцев в послевоенной Европе. Всё остальное довольно мало изучено и популяризировано. А ведь сколько интересных событий произошло за XX век в других местах, где непременно жили русские люди…
Конечно, про эти события можно прочитать сотни и тысячи западных книг, но они, разумеется, написаны не для нас и со своей колокольни, часто не менее идеологизированной, чем в СССР. Вот, скажем, одна из моих любимых тем — США эпохи максимальной мощи и благоденствия в середине века.
Казалось, всё было прекрасно после мировой войны. Тишь, гладь, капитализм, христианство, «традиционализм» да благодать. А революционные 1960‑е, аки Октябрьская революция в России, явились из ниоткуда. Разумеется, истоки американских 1960‑х следует искать в предшествующей эпохе. Я склонен считать, что эта «революция» произошла из-за слишком быстрого роста общего благоденствия и последующего падения темпов роста. Бедность редко вынуждает на действия, а вот неудовлетворённый аппетит, пришедший во время еды, часто застилает разум и вызывает бездумные поступки.
Как же виделась Америка этих лет местным русским? Предоставляю слово писателю из второй волны эмиграции — Виктору Морту, после войны осевшему в Нью-Йорке. Его рассказ «Синий шевроле» из сборника «Хэппи энд (Невыдуманные рассказы)» (Вашингтон, 1969) посвящён драматической истории сербского эмигранта, которую тот поведал за стойкой бара. Рассказ сильный, и гремел на всю русскую Америку, коли задел струны душ многих эмигрантов, столкнувшихся со схожими проблемами.
Обратите особое внимание на бытовые вопросы. Послевоенный американский рабочий мог содержать семью из четырёх человек, имел возможность приобрести дом и даже свой собственный синий шевроле, и ещё отправить сына учиться в университет. Сегодня он не может себе такого позволить. Не может такое позволить даже средний американский управленец. Эта Америка уже закончилась. Возможно, навсегда.
Синий шевроле
Я знаю, что найдутся люди, которые осудят мой образ жизни, но я им доволен и всё тут… Люблю выпивать. Люблю, но знаю меру и никогда не пью в одиночку, так что в разряд алкоголиков меня записать нельзя. Однако, очень часто, но не ежедневно — прикладываюсь. Кончив работу, отправляюсь шляться. Честно говорю, что другого слова подобрать не могу. Я сажусь на первый попавшийся автобус или линию метро и еду. В самом неожиданном месте я выхожу и иду куда глаза глядят. Где-то пообедаю, где-то посижу, где-то поглазею на людей. Этими «предметами» можно любоваться всегда, настолько они разнообразны в своём однообразии. О. Генри, которого я крепко люблю и считаю настоящим писателем, знал людей и поэтому его короткие рассказы, как бриллианты: ярки, красивы и неожиданны, как сияние этого драгоценного камня.
Я тоже черпаю темы из встреч с людьми и за эти десять лет, что я живу в Америке и, в частности, в Нью-Йорке, я изучил язык настолько хорошо, что не только говорю, но и пишу. Меня печатают. А недавно я испытал настоящее удовольствие: в приёмной редакции «моего» журнала, где я сидел, критиковали и хвалили мой последний рассказ, не зная, что автор сидит тут же…
Интереснее всего бывает вечерами, когда я забираюсь к чёрту на кулички, захожу в таверну и наблюдаю. Бывают очень интересные встречи и исповеди. Слушаешь, пьёшь, разговариваешь и, придя домой, записываешь, иногда довольно сумбурно… А утром на работу. И если бы мои сослуживцы знали, что я вчера беседовал с бывшим убийцей или с отсидевшим 20 лет или, что ещё интересней, с человеком, которому грозит пожизненное заключение, но он не пойман, они очень удивились бы. К чему это? Может быть они и правы.
Если бы я имел близкого человека около себя или семью, то я был бы иным, но не судилось. Женщина, которая была мне дорога, как никто, отказалась уходить со мной из горящего Киева. Не хотела обрекать себя на лишения и скитания, как говорила она. Недостаточно любила, так сказал я, и ушёл с немцами. Сначала одиночество меня тяготило, а потом свыкся и даже полюбил его. Свободен, как птица. У меня даже есть план: бросить красавец Нью-Йорк и укатить в Сан-Франциско — город ветров, туманов и преступлений… Когда я достаточно выпью — мне море по колено. Ударят? Отвечу. Убьют? Туда и дорога. Не очень-то я цепляюсь за жизнь. Я никому не нужен и живу сам для себя. И поэтому я лезу в самые опасные места, где драки и поножовщина обычное явление. Судьба меня бережёт, иначе бы давно и раздели, и ограбили. Да и убили бы. А так — не трогают. Духом чуют, что я немного свой и немного из их мира. Генри ведь писал свои рассказы, сидя в тюрьме, может и я до этого достукаюсь. А что до уголовников и садистов, то они зачастую среди нас и в гостиной и в конторе предприятия.
В июне этого года я забрался раз в такую глушь, что сам не поверил тому, что существуют ещё такие места: бродяги и проститутки тут уже самого последнего разряда. И грязно, и скверно, и опасно. Это было «дно» похлеще горьковского. Я сел на «вертушку» у стойки и взял вина. Каждая уважающая себя таверна имеет гремящую «музыку», две-три машины для игры, лотерею на стойке и иногда телевизор. Он обычно стоит высоко на шкафу, так, что с любого стула и из любой кабинки посетители могут наблюдать убийства, геройства и любовные сцены. Так было и в данном случае: здоровые и весёлые ребята носились верхом по прериям и в свободное время сворачивали друг другу скулы… Замечательные истории из своей практики рассказывают иногда «бартендеры», но им верить надо с опаской. Очень часто они пересказывают прочитанное, а слушатель в это время пропустит ещё стакан…
Тяжело дыша, на стульчик, рядом со мной, опустился человек в помятой грязной шляпе, небритый и, по-видимому, уже выпивший. Буфетчик понял его мимику и молча подал вина и пива. Эти комбинации обычны в тавернах дешёвого порядка: скорее захмелеешь. Жадно опустошив оба стакана, человек отвернулся от мерцающего экрана и закрыл глаза. Он подпёр голову обеими руками и замер. Когда же на экране замелькали полуголые девушки, сыщики, преступники и загремели выстрелы, мой сосед глубоко вздохнул и громко и грязно выругался по-сербски. Я с удивлением посмотрел на него и спросил тоже по-сербски:
— Братушка, откуда родом?
Серое, усталое лицо человека озарилось улыбкой.
— Земляк, говорит по-сербски? О, — радостно застонал он, — как хорошо, какая удача! — и он попросил ещё вина. Положив свою грязную, левую руку на мой рукав, как бы боясь, что я уйду, он торопливо заговорил:
— Вы наверное не знает, какое счастье услышать родной язык в таком месте! Как радостно. Вы серб? О, моя дорогая Сербия! И вот, видите, — грязная таверна Нью-Йорка. Как жизнь играет людьми.
Я заметил, что слёзы заблестели в его глазах. Даже если это и пьяные слёзы, то этот не врёт, наверное. И сразу пробудилось профессиональное чутьё журналиста.
— А как вы попали сюда? — спросил я. Он махнул рукой.
— Господи! Как? Да, как тысячи и десятки тысяч других, бежавших с родной земли. А вы разве не такой?
— Да, — согласился я, — такой…
— Ну, вот. А я ещё был у Драже Михайловича — святого человека, который любил свою Сербию, как иногда мать детей любить не может. Мы боролись рядом с ним и против немцев, и против Тито. И когда его предали и казнили, куда было нам деваться? Надо было бежать. Захватил свою Милену и пошел скитаться по лагерям, пока добрался до этой страны. Но не всех она делает счастливыми…
Мой интерес к собеседнику несколько угас. Неудачники, которые мне попадаются, обычно или клянут жизнь или ругают Америку. Они-то всегда правы, а другие виноваты. Кажется, этот пьянчужка был в одной из этих категорий. Тут я вспомнил:
— Да, а почему вы выругались?
— Проклятый телевизор! Он виновник всех моих несчастий.
Я насторожился.
— Да, да, не подумайте, что я вру, придумываю. С него началось. Разрешите ещё стаканчик? И мы пересядем отсюда, хотите?
Я согласился и, когда мы пересели за столик, я закурил свою трубку, а он потянулся к стакану. Впрочем, я заказал для обоих.
* * *
— Я, — начал он, — был счастливым мужем и отцом. Когда я женился, я думал, что буду сапожничать всю жизнь. Но через два года война ударила по нашей стране и всё пошло вверх дном. Что было, не надо рассказывать. Вы и сами знаете и читали. С женой и двумя детьми я добрался до этого города. Я, вольный сын сербского народа, очутился, как в клетке. Дома, дома, автомобили, тяжелый отравленный воздух и работа до одурения. За работу я взялся, как зверь. Мне надо было прокормить и одеть троих, не считая себя. Мне-то самому ничего не надо. Да, ещё квартирка в две комнатки в пятиэтажном доме. Было тяжело, но я не унывал. Я был спокоен за детей. Теперь — мне работать, ребятам учиться, а жене заботиться о всех. И я нажимал изо всех сил. Дети, когда мы приехали сюда, были: сын — десяти лет, и дочка Рада — восьми. По-английски все ни в зуб. Я на заводе занимался тяжестями — перевозил стальные болванки на вагонетках. Понимал работу без языка. Жена, что-нибудь купить съестное — с грехом пополам справлялась. А вот дети, эти мои золотые, приходили в слезах. Они ничего не понимают, а ученики смеются. Только наша горячая любовь, ласка и забота поддерживали их в этом тяжёлом испытании. Они знали, что после школы им есть кому пожаловаться, около кого отдохнуть и кто их поймет и успокоит… Извините, я ещё стаканчик, тяжело вспоминать, — он пошёл и вернулся держа в дрожащей руке два стакана. — Надо быть отцом или матерью для того, чтобы понять слёзы, горести и болезни детей. Кажется, руку бы отдал, чтобы облегчить страдания больного ребёнка, но ты бессилен и только мечешься в тоске по комнате. Да, так вот.
Он говорил, а я краем глаза смотрел на очередное убийство на экране телевизора, где молодой человек топил надоевшую ему девушку.
Телесюжет о растущем бунтарстве среди молодёжи США 1950‑х
— Мы знали, — продолжал мой собеседник, — что наступит перелом и дети одолеют эту премудрость, недоступную для нас, но надо только время. Первые год полтора им было очень тяжело. Я их гонял на улицу, приводил соседских ребят, чтобы они больше практиковались в разговоре, пускал их в гости к соседям, где они смотрели телевизор и приучались к языку. Нам самим было еще далеко до такой роскоши. Даже бельё Милена стирала внизу, так как у нас ещё не было своей стиральной машины, и не было холодильника. Мы были очень экономны и дрожали над каждым долларом. Жена как-то сказала, что она смогла бы устроиться на ночную смену в пекарню и нам было бы легче. Моя Милена на фабрике, ночью?! Господи! Но она уговорила меня и год, большой, тяжёлый год, мы работали оба, но потом я сказал: «Нет, так дальше нельзя!» Она осунулась, побледнела, стала нервной. Сколько она спала? Но за этот год мы купили всё, о чём мечтают все приехавшие в Америку: и стиральную, и холодильник, и приоделись. Дети уже говорили по-английски, не боясь насмешек, и даже иногда дома, забыв родное слово, заменяли его английским… Милена опять стала прежней. Чистота, порядок, наша вкусная еда вернулись на прежнее место. Забывшись, жена на кухне начинала петь наши родные, задушевные песни. Я и детвора затихали, слушая мать. Я закрывал глаза, и на меня веяло родными ветрами, пахло родной землёй. Как мы были счастливы! Вот, только то, что ребята ходили по чужим квартирам нам не нравилось… Хватит уже. И мы, на Рождество, решили с женой сделать им сюрприз: земляк, работавший на мебельном складе, устроил нам с большой скидкой — телевизор. И когда загорелись свечи на маленькой ёлке, стоявшей на столе, мы сняли простыню, закрывавшую стол, и вытащили из-под него аппарат. Знаете ли вы, что такое детская радость? Испытывали ли когда-нибудь то чувство гордости, которое переживают родители, зная, что они виновники этой радости? О, это незабываемое чувство! Да, и ради кого мы жили на свете? Наша родина, наша маленькая Сербия, была теперь для нас в этих двух существах, бегавших и шаливших в квартире. Здесь было всё! И в эти часы мы забывали, что за окнами шумел огромный, равнодушный город, с его грязью и преступлениями…
Жизнь шла. Рада хоть и была на два года младше Любомира, но усвоила многое раньше него. Носила на голове конский хвост, ходила в штанах и знала много песенок, передававшихся по радио. А сын? Сын был крепыш с горячим взором и широкой грудью. Он хорошо учился и был лучшим спортсменом школы. Мы уже с горечью заметили, что дети считали Америку для себя всем, а далекую родину знали только по нашим рассказам и были к ней равнодушны. Английский язык становился для них роднее и ближе. Что делать? Я стал заниматься с ними по субботам по-сербски. Учил читать и писать. Это для них было мукой, а для нас их безразличное отношение ко всему, что мы любили, было тяжело и отзывалось болью в сердце. Приходилось принуждать или вознаграждать: то дать денег на кино, а то закрыть «тиви» на целый вечер. Это было самое тяжёлое наказание. Были ссоры и слёзы. Мать становилась на их сторону, и я был один. Постепенно семья разделилась: то, что я считал нужным для детей, считалось принуждением. Страсть к телевизору становилась прямо пагубной. Придя из школы, оба могли целыми часами сидеть перед экраном; там же ели, там же готовили уроки. Когда я протестовал против этого, то поднимался крик, плач, и Милена уговаривала меня уступить, именно тогда, когда уступка была непоправимой ошибкой. Жена говорила, что дети занимаются хорошо, и лучше чтобы они сидели дома, чем бегали по чужим квартирам. Иногда я уступал и это был мир, купленный дорогой ценой. И ещё: я заметил, что дети наши стали другими. Я не говорю о внешности, нет, — это нормально. А вот, у них появилась какая-то самоуверенность, смелость в суждениях и они вступали в споры с матерью. Какая-то независимость сквозила в их поступках и словах. То, что я часто видел у американских детей. Меня они ещё боялись, а её ни во что не ставили. Она уступала, она мирилась с этим. Она же мать. Но я не мог этого переносить: мы их кормили, мы их одевали, недосыпали ночей, стараясь для них! Ведь это было так ясно, что вся наша жизнь с женой была единым служением детям. В праве мы были рассчитывать на благодарность, признательность, любовь и ласку?! Это уходило из нашего дома и отношения становились суше. Мы-то с Миленой не изменились (правда, постарели, устали). Мы только и жили интересами детей: расспрашивали о школе, о друзьях и подругах. Но ответы получали неполные и, я бы сказал, неискренние. Как будто в их жизни появилось что-то такое, что надо было скрывать от нас. Это огорчало, обижало и злило. За что? Раз, когда детей не было дома, а жена подметала пол, я заметил среди сора окурок. Окурок в доме, где никто не курит? Вы знаете сербскую кровь? После скандала и чуть ли не драки, я и жена произвели обыск в комнате детей. И у сына под матрацем оказалась пачка сигарет. Жена умоляла меня не быть зверем, но я уже не мог… Когда сын вернулся, я его избил так, как только бьют у нас на родине.
Документальное кино 1950‑х о проблемах инфантильного поведения американских старшеклассников
Мы уже не раз думали о том где и с кем встречаются наши дети? Ведь это улицы Нью-Йорка, а не тихого Загреба. Тут и не увидишь, и не узнаешь. Дети же должны побегать и получить свою долю развлечений. Кино, спортплощадка. А кто там? Не пойдёт же мать с ними? Они уже достаточно взрослые. В церковь же идут из-под палки. И долго, и скучно и почему нет скамеек, как у других? Так вот изменилась наша жизнь. Подружки у Рады были с намазанными губами и развязными манерами. Такой постепенно становилась и наша дочь. С кем поведёшься… Губ не мазала, потому что мать била по губам. А когда дети ложились спать, мы ещё долго шептались:
— Это, как болезнь — надо переболеть и пройдёт. Если бы все дети вырастали в Америке такими, как они есть сейчас, то не было бы этой сильной и богатой страны. Отшалятся и будут настоящими американцами.
— Да, но кто-то гибнет и кто-то становится преступником. Какая гарантия, что наши не попадут в эту категорию?
— Гарантия? Семья. Наш пример и наш родительский глаз не допустят до этого.
— Всё это так, но…
Вы когда-нибудь бывали в кино, когда там преобладает молодёжь, а особенно подростки? Я был один только раз. В зале и у кассы полиция. Ребята разговаривают полным голосом, то встают, то уходят, то приходят целыми табунами. Но не это важно. Как ведут они себя, сидя в креслах? Видели? Объятия и поцелуи получили полные права в наших кино. К особенно увлекающимся (в зале, к счастью, достаточно светло) подходит полицейский, извиняясь, что топчется по нашим ногам, и приводит безобразников в чувство. И так целый день до закрытия театра. А рядом с влюблёнными парочками сидит ещё более молодое поколение и учится… Страшно… Чья-то преступная рука ведёт умышленно молодые души к распаду и гибели. Сами американцы признают, что подобного у них никогда не было. И тут же в кино мои дети тоже. Они не могут этого не видеть и не принимать этого близко к сердцу. У них молодая кровь, да ещё сербская…
Я в тот вечер видел, как какой-то отец под улюлюканье подростков тащил свою дочь из зала и хлестал её по щекам. Много ли таких отцов в Америке? Милена содрогалась, а я знал, что так и нужно. Недаром вы русские, говорите, что «за битого двух небитых дают». Мы с женой спорили, обвиняя друг друга в заступничестве, в уступках, а потом усталые засыпали. Судьба детей — наша судьба. Мы требовали от них, чтобы они приводили в дом своих друзей, хоть посмотреть на них, что это за люди. Но это случалось редко. Дети стеснялись наших двух комнат, нашей бедной обстановки, а особенно нашего английского языка. Да и в присутствии родителей были они не особенно разговорчивы со своими приятелями.
Мы были очень бережливы и всегда копили на «чёрный день». И этот день пришёл сразу и неожиданно… О, забыл самое важное: когда сыну стукнуло семнадцать лет, он с отличием кончил гимназию. Был парад и он в мантии и шапочке получил диплом и награду. Наши сердца были переполнены радостью и гордостью. Недаром мы бились, чтобы наши дети вышли в люди. Вот и первые результаты. И Милена уговорила меня (ох, как я боролся!) сделать самый приятный подарок сыну и всем нам — купить автомобиль. Что долго говорить — купили. Не новый конечно, но красивый и в хорошем состоянии — синий Шевроле. За неделю сын сдал экзамен на управление машиной и уже в церковь мы поехали как капиталисты. Смех: загребский сапожник едет в церковь на автомобиле! Дальше были мечты: уехать из этого города и купить свой дом. Мечты… Да, — он выпил ещё. — И однажды, возвратясь домой, я услышал разговор дочери с матерью.
— Все девочки одеты, как картинки, имеют квартиры, деньги, автомобили, как полагается людям. А мы кто? Весёлые нищие. Мы и пригласить к себе никого не можем в эту грязную яму. Вот и ходим мы с братом по людям, чтобы не видеть этого убожества.
— Да, как же у тебя язык поворачивается говорить подобное? Ты разве не видишь, как отец работает?
— Так иди и ты работать. Мы уже не маленькие, не пропадём. А так концы с концами еле сводим. Посмотри на телевизор, как люди живут. Другой ничего не делает, а всё есть.
— Преступник?
— Не знаю… И сами живут, и дети как сыр в масле. «Тиви» врать не будет: оно жизнь показывает. А мы тут, как оборванцы. Другие за эти годы в Америке всё, всё имеют.
«Чёрт возьми, — подумал я, — может быть она и права. Мы всё бережем и копим, а дети наши не имеют того, что имеет каждый американский ребёнок».
Но тон, которым девчонка разговаривала с матерью, взорвал меня. Мы ли не старались для них?! На мой окрик она вызывающе ответила:
— Не надо иметь детей, если не можете их обеспечить!
В ответ на это я хотел её ударить, но мать стала между нами, и я в первый раз в жизни ударил мою дорогую Милену. Тогда я кричал, что не надо становиться между отцом и ребёнком, что так ей и надо. А ночью плакал и просил прощения. О, вы не знаете моей жены: она же успокаивала меня и обвиняла себя, что слишком много поблажки даёт детям, вот они и платят за это неблагодарностью. О, моя Милена. Недаром мы с ней шли плечо к плечу…
И вот пришёл он, чёрный день: на элеваторе, перевозившем тяжести, дверью мне раздробило руку. Дошлые хозяева доказали, что это моя вина. Одним словом — вот она, кормилица — и он показал искромсанную кисть правой руки. — Я уже был не работник. Меня уволили, дав две тысячи долларов, чтобы не доводить дело до суда. Я бился и метался в поисках работы, после того как рука зажила, но это было не так просто. Кому нужен калека? После того мы ещё больше сократились в расходах. Мало ли, что может быть. А дети продолжали жить своими интересами. Но всё же мир не без добрых людей. Через американские благотворительные организации меня устроили в одном из парков косить траву машиной и убирать аллеи и лужайки. С мешком через плечо и палкой с гвоздём на конце я ходил по парку и накалывал на гвоздь кульки, бумажные стаканчики и всякую ерунду. Только одна Милена, не спрашивая, знала, что я переживаю…
А в другие дни ездил на машине. Работа была не трудная, — сидишь и едешь, а она стрижет траву и собирает. Управлять ею очень легко. А работать приходилось во всякую погоду. Дождик, ветер… Ну и пропустишь иногда стаканчик-другой, чтобы согреться. Да и от обиды тоже. Прежде я и в рот не брал. Экономил. А теперь едешь или идёшь с сумой, как нищий и думаешь: «Вот и конец тебе, Душан (это моё имя), так на этой травке и сдохнешь». Правда, после завода с копотью, грязью, грохотом и вечным электрическим светом я попал в царство солнца, воздуха и зелени. Птицы, белки, голуби, вода — вот, что меня окружало. По аллеям ходят взрослые и дети, кормя зверей и птиц… А я еду себе и думаю: Господи, хоть бы детей людьми сделать, а там, что будет — то и будет… Великан с мускулами борца, бывший четник, соратник Драже Михайловича стрижёт траву и собирает бумажки. Неужели, так и кончится моя жизнь? А может сын станет инженером, а дочь врачом, а мы с Миленой счастливые и спокойные, будем нянчить их детей? Почему этого не может быть? Это же Америка. Страна, в которой и чистильщик сапог может быть президентом. Милена внушала мне эти мысли. Ведь только она и была рядом со мной. Дети были только в квартире… «Гёрл-френд», «бой-френд» — эти слова слышались у нас по телефону ежедневно. Нам-то он не нужен был. Кому звонить?..
Богу мы молились, как могли. Церковной службы не пропускали ни одной, но уже ездили автобусом, одни. Дети не хотели. Да, как видно не услышал Бог наших молитв. Надломилось что-то во мне. Треснула какая-то пружина. Иду на работу, иду с работы, как автомат. С детьми не спорю, с женой молчалив. Будь, что будет. Я теперь зарабатывал половину того, что на заводе, но твёрдо решил: пока дети с нами, жена не пойдёт на работу. А потом и тем более. Иначе они совсем от дома отобьются. Мать встретит, мать проводит. Да, что говорить — женская рука и материнское сердце в доме — великое дело. Мать всегда должна быть на месте. Деньги — дело второе. Но дети этого не понимали: им давай и давай всё. А всего-то и нет. Конечно, недовольство, ссоры, обиды. А я молчу. Я знаю, что если сорвусь, могу убить человека — ещё по Сербии знаю. Знает это и Милена и боится моего молчания. А дети уже чувствуют, что отец не тот. И я вижу, что ничего сделать с детьми не могу. Они идут своей дорогой, по которой идут тысячи им подобных. Язык английский для них уже родной и разговаривают они между собой только на нём. Обедаем мы в разное время: им всегда некогда, куда-то спешат, кого-то ждут, с кем-то условились. Пришёл, открыл холодильник, пожевал что-то и смотришь — уж нету. То сына, то дочери. Редко, редко мы ели вместе, а если и сидели вместе за столом, то той сердечности, той откровенности, которая была когда-то между нами, уже не было. А знаете, что такое семья в Сербии? Это одно неделимое целое, да! Да и видно было, что им тягостно сидеть с нами и молчать, а говорить уже не о чем. А в своей комнате говорят, не переставая. Дочь уже неоднократно говорила матери, что ей нужна отдельная комната. Да, она права, конечно. Девочке было шестнадцать лет. Уехать бы в провинцию, да я там работы не найду, а ребята, по-видимому, уже привязались к Нью-Йорку. Где выход? А раз…
Мой собеседник, сильно нервничая, опять пошёл к стойке и, выпив, даже не выпив, а проглотив там одним залпом стакан вина, вернулся обратно. Он, как я видел, был уже сильно под градусом.
— А раз сын не пришёл домой ночевать. Мы не легли спать, мы прислушивались: вот идёт по лестнице… Нет, мимо. Мы к Раде, может быть она что-нибудь знает: где он, с кем он? Но и та ничего ответить не может. Милена боится сказать, а знаю, что думает: наверное женщина у него, у неё и остался! Красивый он, рослый, румянец, кудри вьются, атлет. Многие на него заглядывались. Вот и соблазнила, какая-нибудь, польстившись на свежесть, на юность. А может быть несчастный случай? Но нам бы дали знать, да и по радио говорят, а дочь не отходила от приёмника. Нет, ничего. Утром, перед тем, как идти на работу, я стоял в нашей спальне и молился перед иконой, крестясь своей культяшкой. Рада сказала, что только что звонили по телефону и сказали, чтобы я никуда не уходил, так как к нам кто-то едет.
— Господи, что ещё?!
Через пять минут вошли двое, оба из полиции. И вот через чужого человека, мы узнали, что вчера вечером был налёт на винный магазин, который был закрыт. Двое взломали дверь, третий сидел в машине, за углом улицы. Человек говорил, Рада переводила, а Милена, бледная как стена, опускалась на колени.
— Мальчик мой, за что? — шептала она.
Но магазин был снабжён сигнализацией, и не успели налётчики заняться кассой, как были окружены и взяты. А в машине сидел наш сын Любомир… Вы хотите знать, что было с матерью? Она не плакала, а только ходила по квартире и что-то себе говорила. Это самый страшный вид молчаливого горя. Она поседела за этот день.
Ребята на допросе сказали, что им нужны были деньги. Любомира выпустили под залог, а мы внесли все свои сбережения и ещё нам заняли добрые люди. Нас предупредили, что если он сбежит — залог пропал… Был суд. Как видно, Господь услышал на этот раз наши молитвы: на суде было доказано, что хотя он и участник ограбления, но не знал на что его повели. Так или иначе сына оправдали, а о настоящей правде мы не допытывались. Страшно было. Сын никогда с нами об этом не говорил, да и мы никогда не поднимали этого вопроса — слава Богу, что так обошлось.
Вот и стал я иногда попивать. В чём дело? Работаю, работаю и не могу стакана вина выпить? Не правда ли? И ни разу не упрекнула меня Милена за это — только отворачивалась от пьяного духа, да металась, как подстреленная птица, между двумя выросшими птенцами, которые, мучили её своею дерзостью и требованиями. Но, как видно, правду говорят: «Пришла беда — отворяй ворота». Не прошло и полгода, как судьба опять ушибла нас, но как…
Это был июль месяц прошлого года. Я по-прежнему работал в парке, жена занималась хозяйством, а дети своими делами, о которых родителям не знать, а только молиться, чтобы всё было хорошо. Сын уже был студентом, а дочь кончала школу. На лето он устраивался на работу и, сказать правду, учиться не хотел, а мечтал работать и уйти от нас. Дочь тоже не раз высказывала то же желание. Мать плакала и умоляла их не уходить. Так проходила наша жизнь. Как сейчас помню: был чудесный летний день. Было тепло, солнечно и даже мне было радостно глядеть на мир Божий. Ничего, — говорил я себе, — не падай духом, Душан, ты стал последним человеком, но дети твои будут настоящими людьми. Я со своей косилкой стоял на пригорке и поворачивал влево. Когда я дал газ, тормоз отказал, и я, сидя в железном седле, покатил вниз и уже остановиться не мог, а видел, что съезжаю на дорогу, по которой через парк ездят на автомобилях. И в тот момент, когда я ехал, из-за поворота показался автомобиль, полный кричавшей и певшей молодёжи. Я свернуть не мог, так как катился с наклона вниз, а они… Они, не знаю. Может и могли, но в канаву. Однако, их машина смаху ударила мою косилку, и меня выбросило на дорогу. Я только запомнил глаза полные ужаса и крики детей… Машина умчалась, а я очнулся в госпитале и там признали, попросту говоря, что у меня отбиты внутренности и лёгкое сотрясение мозга. Полиция допрашивала меня о том, что я помню. Я говорил, что машина была зелёная и «Форд», а свидетели, что — синяя и «Шевроле». Мог бы ли я узнать кого-либо из ехавших в машине? Нет, — отвечал я, — не мог бы. Знаете, после такого удара можно ошибиться и подвести человека… Так всё и осталось. В госпиталь ко мне приходил какой-то школьник, оставлял мне деньги и говорил, что всё будет «окей». Он объяснял, что видел этот случай и жалеет, что не может мне больше ничем помочь…
И вдруг Душан заплакал. Плач этот был плачем трезвого, глубоко оскорблённого, человека, плачем отчаяния и безнадёжности. Я молчал, даже не стараясь его успокоить. Вытерев глаза грязным огрызком своей руки, он продолжал:
— Извините меня за эти слезы. Знаете, до сих пор не заживает эта рана, — и он ткнул себя в грудь. — Я потерял и эту работу и стал таким инвалидом, что мне определили пенсию, которая для двух слишком мала, а для одного, чтобы жить достаточна.
— Как же вы пьёте, если у вас семья?
— Семья? — пьяный криво усмехнулся. — Была, да вся сплыла. После моего выздоровления и окончательного определения моей инвалидности, я совсем сдал. Работы не искал, так как не мог поднять даже чемодана — из-за болей. А вот пить могу. Я начал, а потом и остановиться трудно. Меня в этом районе все таверны знают.
— А где же жена и дети?
— Я ушёл от них. Исчез, как утонул. Дать, ничего не могу, а объедать… Сын увидел, что дело плохо, бросил учиться и устроился на работу, и мать живёт с ним том же городе.
— А дочь ваша?
В это время «бартендер» подошёл к нам и сказал, что таверна закрывается и пора по домам. Мы вышли. Моросил дождь, было мокро и неприятно. Мой собеседник поднял воротник своего убогого пиджака. Стоя у фонаря, он сказал:
— Дочь? Я бы не рассказал вам этой истории, если бы не ваш сербский язык. Знаете что, земляк? Всё может быть в жизни человека, всё… Но самое страшное, что их автомобиль не остановился и мне не помогли, те кто меня сбил. Понимаете — должны были… Но, как видно — не судьба.
Я смотрел на лицо Душана, как по нему текли слёзы… А может быть это были капли дождя — не знаю.
Втянув голову в плечи, он ушёл, пошатываясь, и растворился в мокром тумане. Больше я его не встречал никогда…
VATNIKSTAN продолжает знакомить с интересными публикациями из периодической печати прошлого, связанными с Русским зарубежьем и историей церкви. На этот раз предлагаем прочесть найденную Андреем Диченко в журнале «Америка» за 1991 год статью — очерк Роберта Л. Тейлора, повествующий об истории и особенностях церковного устройства православия в США. Статья дополнена врезками из того же номера.
Русская Православная Церковь пришла в Америку с запада, с прибытием миссионеров, приехавших в 1790‑х годах просвещать коренных жителей Аляски. Позже она прибыла с востока с потоками иммигрантов из Европы и России, нахлынувших в Соединенные Штаты в течение второй половины XIX века и первой половине XX века.
История Православной Церкви в Америке была сложной и иногда даже бурной. В середине XVI века Россия стала продвигаться на восток через Сибирь. К 1640 году, всего лишь через 60 лет после похода Ермака за Урал, русские землепроходцы достигли Охотского моря. Вскоре последовало заселение новых краев русскими поселенцами и организация административного управления. В 1741 году, следуя указу из Санкт-Петербурга, Витус Беринг и Алексей Чириков отплыли на двух кораблях в Тихий океан. Они вернулись с известием о новой земле, называемой Аляска. Кроме того, Беринг привез несколько шкурок калана, или морской выдры, которые вскоре стали считаться самым ценным мехом.
Началось движение в Америку через Алеутские острова. Однако русские охотники обнаружили, что им нужна помощь местных алеутов и индейцев, умевших из своих каяков вылавливать быстрых и ловких каланов. Живя с алеутами, русские начали обращать их в православную веру. Один промышленник, по имени Григорий Иванович Шелихов, прибыл на остров Кадьяк в 1784 году и прожил там два года, в течение которых он, будучи мирянином, крестил 40 человек в православную веру.
Вернувшись в Россию, Шелихов переговорил с церковными и гражданскими властями о возможности направить миссионеров в Русскую Америку. В 1793 году Императрица Екатерина II предложила Митрополиту Петербургскому и Ладожскому Гавриилу найти желающих миссионеров. В декабре 1783 года восемь монахов Валаамского монастыря отправились из Петербурга на восток в Америку. Их долгое путешествие через весь континент закончилось коротким плаванием на корабле к острову Кадьяку. Они прибыли туда в сентябре 1794 года, пробыв в пути почти 300 дней и покрыв расстояние около 12 000 километров.
Через два месяца они основали на острове церковь Воскресения Христова и приступили к постройке храма. Оконченный в 1796 году, он стал первым православным храмом в Америке. Самым известным из валаамских монахов был старец Герман, который остался в Америке до самой смерти в 1837 году. В 1970 году он был канонизирован как первый православный святой в Америке.
Русские стали продвигаться вдоль побережья на юг и основали поселение Крепость Росс (Форт-Росс) примерно в 130 км к северу от Сан-Франциско. В 1812 году там была построена часовня в честь Св. Елены. Произведенный в 1819 году подсчет населения Русской Америки от Аляски до Калифорнии установил, что там проживали 391 русский, 244 креола (детей русских отцов и туземных матерей) и 8385 туземцев. Другой ранний миссионер, священник Иоанн Вениаминов, прибыл на остров Уналашка в 1824 году. В течение первого года он устроил там церковь, школу и метеорологическую станцию. Он своими руками выстроил церковь и дом для себя, попутно обучая алеутов плотницкому, столярному, кузнечному делу, обжиганию и кладке кирпича. Он быстро овладел наречием живших на острове алеутов, изобрел для него азбуку, составил грамматику и словарь, написал букварь для употребления в своей школе и перевел на алеутский язык русский православный катехизис, а также литургию и часть Священного Писания.
Отец Иоанн Вениаминов покинул Уналашку в конце 1834 года и переехал в городок Новоархангельск (позже названный Ситкой), где он провел следующие четыре года. Он снова занялся изучением языка местных жителей — индейцев тлинкитов и вскоре открыл школу. Со временем он принял монашеское имя Иннокентия и стал Епископом Камчатским и Курильско-Алеутским. Впоследствии он был возведен в сан архиепископа, а затем стал Митрополитом Московским и Коломенским.
Русские православные миссионеры широко распространили свою веру на новой территории. В 1860 году государственный ревизор насчитал 12 000 туземцев, состоявших членами Православной Церкви на Аляске. Они проживали в 43 населенных пунктах, имевших 35 часовен, девять церквей (две в Ситке), 17 школ и несколько приютов для сирот.
В 1867 году Россия продала Аляску правительству Соединенных Штатов за 7 200 000 долларов. Сообразуясь с новым положением, Синод Русской Православной Церкви создал Аляскинско-Алеутскую епархию, которой вверялось попечение о всех членах Церкви в Америке.
В 1872 году Епископ Иоанн Митропольский перенес свою кафедру из Ситки в Сан-Франциско. В то время Калифорния, население которой все время увеличивалось, бурно развивалась, а Аляска, где морская выдра была почти истреблена, переживала упадок. Между тем, православные приходы стали возникать в разных городах Америки: Портленде (Орегон), Гальвестоне (Техас), Новом Орлеане (Луизиана), Чикаго и Нью-Йорке. Эти приходы обращались к Аляскинско-Алеутской епархии за духовным и административным руководством. Многие из этих приходов состояли из лиц разных национальностей, которых связывала общая вера. Церковь в Сан-Франциско называлась Греко-русско-славянская православная церковь; приход в Портленде состоял главным образом из греков и сирийцев; церковь в Гальвестоне обслуживала греков, сирийцев, сербов и русских. Свято-Троицкая греко-русская церковь в Нью-Йорке отмечала американские, греческие и русские праздники.
В конце 1870‑х годов в Америку стало прибывать много эмигрантов из Карпатской области Австро-Венгрии. Поскольку эта область раньше была частью России, предки большинства этих людей были православными. Однако, когда эти земли отошли к Австро-Венгрии, стране католической, жители подверглись насильственному присоединению к Католической Церкви и стали называться униатами. Им все же было разрешено сохранить некоторые элементы прежней веры, включая православное богослужение и женатое духовенство, что в Католической Церкви не допускается.
Некоторые из этих иммигрантов поселились в Нью-Йорке и других портовых городах, но многие отправились в Пенсильванию, находя себе работу в угольных шахтах и на сталелитейных заводах. На родине церковь всегда была центром жизни этих людей, но сейчас у них не было священников. Они попробовали посещать польские и словацкие католические церкви, где богослужение шло по-латыни, но такая альтернатива их не удовлетворяла. Они хотели иметь собственные церкви, чтобы иметь возможность молиться Богу так, как они привыкли, и чтобы чувствовать почву под ногами в этой новой и чуждой для них стране.
В 1884 году несколько униатских шахтеров из Шенандоа, Пенсильвания, обратились к Митрополиту Галиции с просьбой прислать им священника. Когда отец Иоанн Воланский прибыл в декабре того же года, униатская община встретила его с энтузиазмом. Но преобладающее католическое население отнеслось к нему с открытой враждебностью, не желая или будучи не в состоянии принять женатого священника.
О. Воланский отправился в Филадельфию представиться католическому архиепископу, но тот отказался его принять, сказав, что священник не может быть женатым и оставаться католиком. Затем епархия разослала сообщение всем своим приходам, что о. Воланский должен считаться отлученным от Церкви. Католическая иерархия даже зашла так далеко, что официально просила Рим запретить униатским священникам приезжать в Америку, что, однако, не было исполнено. О. Воланский решил начать постройку храма в Шенандоа, не имея на это благословения от духовных властей. Его примеру последовали и другие униатские священники, приехавшие после него в Пенсильванию, Нью-Джерси и Миннесоту.
В 1889 году в Миннеаполис (Миннесота) прибыл словацкий священник-униат по имени о. Алексей Тот. Ему удалось получить аудиенцию у католического духовного начальства, но архиепископ гневно отказался разрешить вдовцу о. Тоту служить в Миннеаполисе. «Тогда я принял решение, — говорит о. Тот, вспоминая об этих событиях, — сделать то, что я давно уже вынашивал в своем сердце, чего жаждала моя душа: стать православным».
В марте 1891 года о. Тот со своим приходом, насчитывающим около 360 иммигрантов, был формально принят епископом Сан-Францисским в русскую православную Аляскинско-Алеутскую епархию. Синод Русской Православной Церкви одобрил этот шаг в июле 1892 года. В скором времени многие другие униатские священники и приходы последовали примеру о. Тота. Впоследствии свыше 90 000 униатов в Америке воссоединились с Православной Церковью.
Пока происходило это воссоединение, другие приходы раскалывались по национальной и этнической линии. В 1890‑х годах в Сан-Франциско прибыло большое число греческих иммигрантов. Вскоре они образовали в местном приходе особое объединение греков, а после 1900 года вышли из прихода и основали свой собственный. В 1905 году в епархии была учреждена отдельная сербская миссия, а в 1908 году — отдельная миссия для албанцев. В течение всех этих лет американское церковное руководство относилось к национальным различиям с пониманием. В своем отчете в Москву в 1905 году Архиепископ Тихон (будущий Патриарх Московский и Всея Руси) писал, что паства Северо-Американской епархии «состоит из верующих, принадлежащих не только к разным национальностям, но даже к разным поместным Православным Церквам, которые, будучи единой веры, имеют свои особенности , канонического порядка, богослужения и приходской жизни. Эти особенности им дороги и вполне приемлемы с общеправославной точки зрения. Поэтому мы не считаем себя вправе вмешиваться в национальный характер поместных церквей в этой стране, а наоборот, стараемся сохранять его, давая каждой церкви возможность непосредственно управляться духовным возглавлением той же национальности». Однако некоторые члены Церкви не были удовлетворены этими стараниями. В 1913 году с десяток сербских приходов провели конвенцию, на которой постановили просить о выходе из юрисдикции русского православного епископа и поступить в ведение Сербской Православной Церкви. Начало Первой мировой войны временно отложило это дело, но неспокойное настроение нерусских этнических групп стало очевидно.
В начале XX века в жизни Церкви произошло несколько важных событий. В 1900 году в соответствии с новым положением вещей было изменено название епархии. Она стала Алеутской и Северо-Американской епархией, а епархиальное управление стало уже не Аляскинским, а Североамериканским. Началась постройка двух соборов — Свято-Николаевского в Нью-Йорке, законченного в 1902 году, и Свято-Троицкого в Чикаго, законченного в 1903 году. Было установлено два викариата: один для Аляски в 1903 году, а другой для Бруклина в 1904 году с назначением окормлять сирийские приходы. Кафедра самой епархии была перенесена в 1905 году из Сан-Франциско в Нью-Йорк, а в 1907 году церковный Собор постановил, что Церковь в Америке будет называться «Русской Православной Греко-Кафолической», обнимая все национальности и языки.
С каждым годом возрастали трудности управления громадной, распростершейся на целый континент епархией, включавшей много национальностей и ответственной перед находящимся в далекой России Синодом. В своем отчете Синоду в 1916 году Архиепископ Евдоким (Архиепископ Тихон был отозван в Россию) повторил рекомендацию своего предшественника о даровании Русской Православной Церкви в Америке большей автономии. Кроме того, нужны были деньги. Американская епархия просила у Матери-Церкви 1 000 000 долларов, Синод ассигновал лишь 550 000.
Вскоре последовал еще более крупный кризис: в 1917 году в России произошла революция. Непосредственными результатами этого кризиса были политический раскол, поскольку некоторые священники в Америке воспользовались случаем, чтобы восстать против церковной иерархии, и экономический хаос, так как всякая поддержка из России для Церкви в Америке была прервана. Американские приходы поняли, что им придется самим себя содержать, что оказалось непомерно тяжелой задачей во время последовавших экономических затруднений во время Великой депрессии 30‑х годов.
Ввиду того что положение ухудшалось и связь с церковной администрацией в Москве становилась затруднительной и даже невозможной, в марте 1924 года в Детройте собрался Собор церковных руководителей в Америке. Они приняли решение объявить русскую православную епархию в Америке «временно самоуправляющейся Церковью, называемой Американской Митрополией и руководимой своим выбранным главой архиепископом совместно с Собором епископов… и периодическими Соборами всей Американской Церкви». Отчуждению между Москвой и Америкой суждено было продлиться многие годы.
Между тем на Юге России, находившемся в то время в руках Белой армии, собралось свыше 30 православных епископов. Также не имея связи с Синодом в Москве, они организовали Высшее Церковное Управление, возглавленное Митрополитом Киевским и Галицким Антонием Храповицким. В ноябре 1920 года, с падением Юга России, они эвакуировались в Константинополь с 200-тысячной паствой. В 1921 году по приглашению сербского Патриарха Димитрия они переехали в Югославию, где в Сремских Карловцах состоялся первый Собор епископов Русской Православной Церкви Заграницей. Отчасти в результате последовавшего за русской революцией беспорядка единство православных Церквей в Америке стало все больше разрушаться. В течение 20–30‑х годов Константинопольская, Антиохийская, Сербская, Болгарская, Румынская и Албанская Православные Церкви установили «юрисдикции» для паствы своей национальности в Америке. В 1922 году греки отошли окончательно и основали собственную епархию — Греческую Православную Архиепископию Северной и Южной Америки.
За ними последовали сербы, албанцы, карпатороссы, украинцы, болгары и румыны. Эти епархии существуют и по сей день. Однако в статье, напечатанной в 1927 году в «Православном Кафолическом Вестнике», Архиепископ Евфимий Бруклинский указал путь к единению, которого он надеялся достигнуть в будущем: «Сегодня более половины православных в Америке — дети православных иммигрантов, выросшие и воспитанные в Америке. Эти молодые люди и их дети будут завтрашними православными Америки. Они мало знают и еще меньше интересуются расовыми и национальными предрассудками и юрисдикционными спорами Европы. Такие вещи чужды и непонятны им с их американским воспитанием и интересами. Всякая Церковь, притязающая на их принадлежность к ней и преданность на основе языка, национальности или расовых предрассудков их дедов, не будет иметь для них никакого значения. Они вправе требовать, чтобы Церковь в первую очередь интересовалась их собственным положением и проблемами в Америке, а не политикой на Балканах, в Греции, России или Сирии».
Отношения между Русской Православной Церковью Заграницей и Американской Митрополией всегда были сложными. Зарубежная Церковь не признала объявленной в 1924 году декларации об автономии Американской Церкви, и в 1935 году единство ее с Зарубежной Церковью было восстановлено. Однако в 1946 году Американская Митрополия снова отошла от Зарубежной Церкви, признав духовное возглавление Московской Патриархии. События, приведшие к разрыву, начались в 1943 году, когда оставшейся в Советском Союзе русской православной иерархией был избран в Москве новый Патриарх — Митрополит Сергий. После него в 1945 году Патриархом был избран Митрополит Алексий. В том году новая Московская Патриархия обратилась к Зарубежной Церкви с призывом воссоединиться с ней. Собор епископов Русской Православной Церкви Заграницей ответил, что «повинуясь велениям своей пастырской совести, мы не находим для себя нравственно возможным пойти навстречу этим призывам до тех пор, пока высшая церковная власть в России находится в противоестественном союзе с безбожной властью и пока вся Русская Церковь лишена присущей ей по ее божественной природе истинной свободы». Собор отказался иметь какое-либо каноническое, молитвенное и даже бытовое общение с Москвой.
Американская Митрополия, напротив, приветствовала восстановление Московской Патриархии. Надеясь, что наконец станет возможным возобновление отношений с Матерью-Церковью, Митрополия послала в Москву делегацию для участия в церковном Соборе в 1946 году. Делегаты, однако, не были допущены; вместо этого им был выдан документ за подписью Патриарха, в котором было два требования: воссоединение без какой-либо автономии для Американской Митрополии и заявление о том, что члены Православной Церкви в Америке воздержатся от всякой политической деятельности против Советского Союза. По этим требованиям не было достигнуто никакого соглашения, но разрыв с Зарубежной Церковью продолжался.
Тем временем Зарубежная Церковь перевела свой Синод из Югославии в Мюнхен. В 1950 году Синод переехал в Нью-Йорк, где он находится по сей день. Эта ветвь Русской Православной Церкви стала набирать силу после окончания Второй мировой войны, по мере того как прибывали тысячи русских людей, предпочитавших оставаться в юрисдикции Зарубежной Церкви. У этой Церкви в то время по всему миру было 15 епархий, возглавляемых 24 епископами, 500 приходов и десять мужских и женских монастырей.
Одновременно стали предприниматься шаги к установлению кооперации между другими православными епархиями в Соединенных Штатах.
В 1960 году была основана Постоянная конференция канонических православных епископов в Америке, и 12 епископов, представлявших десять православных юрисдикций, приняли решение обсудить «общие проблемы, координацию усилий в делах, касающихся общих интересов, и укрепление единства, являющегося сущностью православия». Одним из их решений было создать объединенное представительство при Национальном Совете Христианских Церквей в США и других экуменических учреждениях. Митрополия продолжала мечтать об автокефалии, или полном самоуправлении, как о лучшем определении ее статуса. Но для этого нужно было выработать какое-то соглашение с Церковью в России. В марте 1963 года Архиепископ Никодим, глава посетившей Соединенные Штаты делегации Московской Патриархии, встретился с главой Церкви в Америке Митрополитом Леонтием. Никаких конкретных обсуждений не было, но все присутствовавшие ощутили общее желание разрешить разногласия.
Серьезные переговоры начались в 1968 году, и в марте 1970 года было достигнуто окончательное соглашение. В апреле того же года Патриарх Московский и Всея Руси Алексий даровал самоуправление и основал Святую Автокефальную Православную Церковь в Америке, равную по достоинству всем остальным Православным Церквам в мире. Собор епископов новой Церкви должен был состоять из Митрополита Всея Америки и Канады и епископов восьми епархий этой Церкви. Этот акт усилил разрыв между Американской Митрополией и Зарубежной Церковью. Иерархия Зарубежной Церкви считала, что автокефалия, дарованная Московской Патриархией, состоящей в подчинении у безбожной власти, совершенно неприемлема. Некоторые из русских православных в Америке были того же мнения, и целый ряд приходов отверг новую Церковь и присоединился к Зарубежной Церкви. Совсем недавно, в потоке событий, свидетельствующих о новом духе гласности в Советском Союзе, несколько находящихся там приходов покинули Московскую Патриархию и вошли в юрисдикцию Русской Церкви Заграницей. Первым предпринявшим такой шаг был приход Св. Царей Константина и Елены в Суздале, который перешел в апреле прошлого года; в течение лета за ними последовало еще несколько приходов, а некоторые другие уже подали прошение о принятии их.
Остается под вопросом, какие из ветвей Церкви учреждены законно, а какие нет. Московская Патриархия утверждает, что Зарубежная Церковь не имеет «канонической основы, без которой немыслима ни одна христианская православная Церковь». Зарубежная Церковь считает, что современная Московская Патриархия не является «истинной преемницей» Русской Православной Церкви и, став «все более и более подвластной влиянию атеистического и антихристианского правительства, перестала быть голосом Русской Православной Церкви». Таким образом, утверждает Зарубежная Церковь, дарование автокефалии Американской Митрополии в 1970 году не имело законного основания.
На сегодняшний день Православная Церковь в Америке насчитывает около 1 млн. членов в 500 приходах. Она активно участвует в национальном и мировом экуменическом движении, и даже один из ее протоиереев, о. Леонид Кишковский, является в данное время президентом Национального Совета Церквей в Америке Русская Православная Церковь Заграницей насчитывает около 100 000 членов в 120 приходах в Соединенных Штатах. Она считает своей миссией быть «свободным голосом Русской Церкви до тех пор, пока Богу будет угодно освободить Русскую Церковь на родине и смогут состояться свободные и каноничные выборы Патриарха».
Сойдутся ли когда-либо эти две ветви Церкви?
Православная Церковь в Америке говорит, что «необходимо помнить, что Американская Церковь имеет важную миссию служить делу православного единения в Америке. Таким образом, мы должны быть внимательны к опыту и жизни других православных, которых мы призываем к единению с собой, и должны работать совместно с ними на благо нашего общего Православия». Епископы Русской Православной Церкви Заграницей говорят, что они «стараются сохранить Православие во всей его чистоте, и поэтому не терпят никакого модернизма в своей Церкви и отказываются участвовать в так называемом экуменическом движении». Дьякон Андрей Филлипс пишет в выпуске «Православной Жизни» за май-июнь 1990 года: «Сегодня через ересь экуменизма совершается нападение на единство Церкви. Экуменизм фактически является идеологией Антицеркви, чей глава — Антихрист… Модернизм есть фактически новая вспышка иконоборчества, чьей целью является разрушение иконографического и священного уклада Церкви». Какое-либо соглашение в недалеком будущем представляется маловероятным.
Православный священник возглавляет национальный совет церквей
Протоиерей Леонид Кишковский — первый представитель православной веры, избранный президентом Национального Совета Христианских Церквей в США. Совет Церквей, основанный в 1950 году, является главной экуменической организацией в стране.
В Совет входят 32 протестантские, православные и англиканские Церкви, насчитывающие в общей сложности 42 миллиона христиан.
Кроме поста президента Совета, о. Леонид Кишковский продолжает занимать разные должности в Православной Церкви в Америке. Он является секретарем отдела экуменических и внешних сношений этой Церкви, а также редактором ее ежемесячной газеты «Православная Церковь», выходящей на английском языке. Кроме того, он еще и настоятель церкви Казанской иконы Божией Матери в Си-Клиффе, Нью-Йорк.
Отец Леонид Кишковский родился в 1943 году от русских родителей в оккупированной немцами Варшаве. В 1944 году семья Кишковских бежала в западную часть Германии, а в 1951 году они с помощью Церкви поселились в Лос-Анджелесе. Леонид Кишковский сперва посещал Университет Южной Калифорнии, думая поступить на американскую дипломатическую службу, но затем решил пойти по стопам своего деда со стороны отца и принять священство.
Православные монастыри и семинарии
Русская Православная Церковь Заграницей и православная Церковь в Америке имеют свои семинарии и мужские и женские монастыри, разбросанные по всей стране.
Православная Церковь в Америке имеет три семинарии, насчитывающие около 180 студентов. Свято-Владимирская богословская семинария в Крествуде, Нью-Йорк, была основана в 1938 году и сегодня предлагает курсы, ведущие к дипломам магистра и доктора богословия.
Свято-Тихоновская богословская семинария в Саут-Канаане, Пенсильвания, основанная в 1937 году, выдает дипломы бакалавра и магистра богословия. Свято-Германовская богословская семинария на острове Кадьяк на Аляске была открыта в 1973 году как пастырское училище. В 1977 году она стала семинарией и теперь выдает свидетельства о прохождении богословских наук и дипломы бакалавра богословия.
Православная Церковь в Америке также имеет шесть монашеских общин, подчиненных непосредственно Первоиерарху: Новый Валаам на Еловом острове на Аляске; Успенский монастырь в Калистоге, Калифорния; Новоскитский монастырь и Знаменский женский монастырь в Кембридже, Нью-Йорк; общину Жен Мироносиц в Отего, Нью-Йорк; и Свято-Тихоновский монастырь в Саут-Канаане, Пенсильвания. Еще восемь монашеских общин находятся в ведении епархиальных архиереев в разных штатах.
Русской Православной Церкви Заграницей принадлежит Свято-Троицкая духовная семинария, основанная в 1948 году при Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле, в штате Нью-Йорк. Семинария предлагает пятилетний курс богословских наук для подготовки молодых людей к принятию священства и служению в Русской Православной Церкви. Семинария выдает дипломы бакалавра богословия. Число студентов колеблется от тридцати до пятидесяти.
Девять мужских и женских монастырей также принадлежат к Русской Православной Церкви Заграницей. Пять мужских монастырей включают: Свято-Троицкий монастырь в Джорданвилле, Нью-Йорк; Успенский скит в Буэна-Виста, Колорадо; Крестовоздвиженскую пустынь в Хаус-Спрингс, Миссури; Новую Коренную пустынь в Магопаке, Нью-Йорк; и монастырь Св. Марка в Нью-Йорке. Кроме того, есть четыре женских монастыря: Богородице-Владимирский монастырь в Сан-Франциско, Калифорния; монастырь Новое Дивеево в Спринг-Валли, Нью-Йорк; монастырь Рождества Пресвятой Богородицы в Хаус-Спрингс, Миссури; и Свято-Апостольский монастырь в Буэна-Виста, Колорадо.
Публикация приводится по источнику: журнал «Америка», 1991, № 3.
Роджер Фентон был одним из первых известных фотографов в Великобритании и, более того, первым официальным военным фотографом. Искусством фотографии он увлёкся в начале 1850‑х годов, и первым опытом стала поездка в Россию — в Москву, Петербург и Киев. Вот, например, его фотография московского Кремля:
Однако гораздо большую известность Фентону принесла другая экспедиция в Россию — во время Крымской войны. Это было непростым ремеслом, поскольку фотографы должны были перевозить с собой многочисленное оборудование: камеры, объективы, штативы, коробки стеклянных пластин, бутылки химических растворов, ёмкости… Если добавить к этому личные вещи и еду, то собственными руками не обойтись. Для этого использовались вагончики:
Фотографии с «фронта», естественно, носят официозный характер. Однако для того времени сама технология фотосъёмки была передовой новинкой, и потому журнал LIFE в начале XXI века включил Фентона в список 100 фотографов, изменивших мир. Несмотря на то, что Фентон умудрился сломать несколько рёбер и даже заболеть холерой, в Крыму он сделал более 360 снимков.
Подборки его фотографий с войны кочуют по интернету то тут, то там. VATNIKSTAN решил обратиться к оригинальной коллекции Национального музея армии Великобритании. Публикуем несколько десятков снимков с сайта музея. За исключением отдельных указаний, все фотографии датированы 1855 годом.
В 1979 году издательство «Советский художник» выпустило альбом «Наш современник», в который вошли 24 репродукции картин. Тематика включённых в сборник полотен — социальная. Живописцы изображали рабочих, врачей, партийцев, колхозников, спортсменов. Картины выполнены в стилистике соцреализма, многие носят парадный характер. В сборник вошли работы таких художников, как Борис Окороков, Евсей Моисеенко, Валентина Руссу-Чобану, Борис Неменский.
VATNIKSTAN демонстрирует все репродукции данного альбома.
Лондон XXI века и российские олигархи сегодня неразрывно ассоциируются друг с другом — и у современного российского обывателя, и у нынешнего англичанина. В прошлом интервью с Тарасом Паскевичем, чья профессия заключается в обслуживании постсоветского олигархата по вопросам управления их капиталами в Британии, мы обсуждали, как работается простому русскому человеку в британских международных корпорациях. Сегодня наш собеседник поделится своими замечаниями и думами насчёт владельцев постсоветского капитала в Великобритании.
Например, Тарас напоминает нам, что сейчас у российских олигархов на носу очень важный вопрос — передача наследства детям, ведь многие олигархи уже далеко немолодые люди. Забавно, что Россия — родина всех этих состоятельных господ — до сих пор не ввела налоги на наследство. Впрочем, их обязательно потребует казна её Величества. Однако не дайте себя обмануть: российский капитал, конечно, имеет своё «заслуженное» место в Британии, но «наши» олигархи играют далеко не первую скрипку, уступая китайцам, арабам, индусам, пакистанцам, да и, собственно, западному олигархату. Но обо всём по порядку…
Кто? Откуда? Когда?
— Итак, постсоветский капитал в Лондоне, 2019 год. Кто это? Откуда? Когда приехали? Есть ли какая-то страновая специфика?
— С точки зрения капитала, можно выделить несколько этапов его прихода в Великобританию. Первый этап начался около 10–15 лет назад. Это в основном крупные бизнесмены, олигархи, которые заработали деньги зачастую в связи с приватизационными процессами. Они начали переезжать в Англию, в первую очередь, по политическим причинам, как в убежище (например, как Борис Березовский). Соответственно, это была одна волна. Позже она продолжилась, были также бизнесмены рангом пониже, которым Англия интересна как комфортная юрисдикция для жизни, особенно в отношении образования детей — это является одним их самых популярных мотивов, почему сюда приезжают состоятельные господа.
Но появляется и новая волна предпринимателей, которые занимаются преимущественно сферой IT. И в Англии появился ряд таких, собственно, известных русских людей, которые смогли создать какие-то интересные IT-бизнесы. Среди них можно выделить сайт знакомств Badoo (Андрей Андреев), Revolut, Wheely и прочие. То есть по сравнению с первой волной это новый капитал, уже такой заработанный капитал, который связан с IT-технологиями, не связан с приватизационными процессами.
— Как думаешь, как много их, если дать соотношение «новых» и «старых» бизнесменов? Кого больше?
— Старых побольше, новые только появляются. Но со временем это всё изменится.
— А что можно сказать об остальном постсоветском пространстве? Есть смысл выделять Казахстан?
— Постсоветское пространство — в первую очередь, это были выходцы из РФ, потом немножко украинцев. Сейчас из Казахстана немало появляется людей.
Казахстан всегда развивался несколько по своей траектории, с некоторым замедлением и подобием того, что мы видели в России. Сейчас очень много появляется казахских бизнесменов в Англии, и они переезжают сюда по тем же соображениям — безопасности, комфортности, обучения детей и бизнес-инфраструктуры. Те опасения, риски, по которым они переезжают, очень похожи на российские. Просто у них там этот процесс идёт несколько в замедленном формате.
— А законодательства России и Казахстана не сильно разнятся в отношении налогообложения господ с деньгами?
— Везде есть своя специфика. Например, в России достаточно пребывать меньше 183 дней, чтобы не быть налоговым резидентом Российской Федерации (и не платить налоги в России с зарубежных доходов), тогда как в Казахстане, когда человек переехал в Англию, он по-прежнему в основном остаётся и казахским налоговым резидентом, потому что у него есть казахский паспорт.
— Прям как американцы!
— Да, по американской модели. Это одна из немногих стран, где модель налогового резидентства привязана к паспорту. Поэтому законодательство, конечно, отличается. В Украине это что-то промежуточное. Там, помимо теста 180 дней нахождения в стране, есть ещё критерий центра жизненных интересов, который смотрит на то, какие есть связи у человека. Но чуть-чуть это жёстче, чем в России, но не так жёстко, как в Казахстане.
— Из Беларуси или каких-то других постсоветских стран кто-то вообще есть? Может, из Азербайджана, ведь богатая страна?
— Встречаются представители и Беларуси, и Азербайджана в Лондоне, но это скорее единичные какие-то случаи. Беларусь вообще долгое время была закрытой, там всё было сложно. Азербайджан всё-таки довольно небольшая страна. В общем встречаются, но какой-то тенденции проследить пока что сложно.
— А совместный бизнес постсоветские бизнесмены не ведут в Лондоне? Они вообще пересекаются? Общаются?
— Многие из них ведут в странах, откуда они переезжают сейчас. Весь бизнес у них сконцентрирован в странах, откуда они приехали. Они в основном судятся друг с другом в английских судах, но каких-то масштабных бизнес-проектов именно на территории Королевства зачастую у них нет.
— Как часто в течение года олигархат живет в Британии?
— Есть много олигархов, которые отправляют сюда своих жён, любовниц, детей, но сами приезжают на несколько месяцев в году, основную часть бизнеса они ведут в России. Есть те, которые переезжают сюда на более постоянной основе, проводят около полугода, сколько-то там, при этом у них много возможностей, поэтому они не всё время находятся здесь. У них есть дома в Италии, Франции и по всему миру, поэтому они много путешествуют, ездят, на одном месте они не сидят точно.
Конкуренты Великобритании
— А если пойдём от противного… Кто из постсоветских олигархов не связан с Британией? И почему? Может быть, есть какие-то другие юрисдикции, которые притягивают капитал? Гонконг, Дубай? Или же самый крупный конкурент Королевства — Швейцария?
— Да, Британия — не единственная страна, в которую переезжают олигархи. К ним традиционно относится Швейцария, Монако — очень много там российских капиталов. В последнее время появляются некоторые другие страны, которые тоже привлекают олигархов. К ним можно отнести Италию, которая сейчас ввела льготный режим налогообложения, похожий на английский. В меньшей степени Дубай, какие-то другие страны. Поэтому Королевство — это не единственная страна.
Из различных опросов, которые когда-либо видел, статистику, понятно, сложно вести, но мне кажется, что Англия — одна из самых привлекательных по количеству людей, которые сюда приезжают. Это связано с рядом факторов. В Швейцарии сложное миграционное законодательство. Монако — это достаточно миниатюрное место, не всем это нравится. Соответственно, в этом плане Англия по многим параметрам в выигрышном положении.
— Ну да. Лондон, Англия не являются офшором в классическом понимании, но физические лица, которые сюда переезжают, при правильном планировании, имеют возможность не платить налоги на те доходы, которые остаются за рубежом. Поэтому очень льготный выгодный режим.
Амнистия зарубежных капиталов в России
— Слушай, ведь в России сейчас идёт четвёртый год «амнистия капитала». Не знаешь, насколько она успешна?
— Действительно, был уже ряд амнистий, причём они несколько разнились по требованиям. Сейчас уже идёт третья волна. Ранее условия амнистии были достаточно либеральными, то есть не нужно было перерегистрировать активы в Российской Федерации, нужно было просто подать некие документы, некоторые активы нужно было на себя перевести, но не надо было их переводить в Россию.
Сейчас последняя волна амнистий, она самая негибкая, потому что она как раз и предполагает перерегистрации, некие переводы в российскую юрисдикцию. Судя по тому, что эта программа постоянно продлевается, есть ряд людей, которые ей воспользовались, но я думаю, что очень много ей по-прежнему не воспользовались, и государство продолжает продлевать эту возможность. Насколько была эффективная или неэффективная, сложно судить. По моему опыту, большинство выходцев из России в Лондоне из крупных бизнесменов ею не воспользовались, потому что считали, что она им не нужна.
— А кто вообще пользовался амнистией капиталов? Есть какое-то понимание?
— Было довольно много чиновников, которые нарушали законодательство по владению зарубежных активов и, очевидно, могли быть за это наказаны. Пользовались бизнесмены среднего звена, которые тоже инвестировали и имели нарушения валютного законодательства, часто в силу того, что там нельзя было инвестировать в некоторые финансовые инструменты напрямую.
Большинство крупных бизнесменов создавали структуры, которые инвестировали во все эти ценные бумаги — не напрямую, а через структуры, которые тоже там зачастую не подпадали под требования валютного законодательства, поэтому у них такой потребности не было.
Корпоративные трудности олигархов в Великобритании
— Как в Британии, кстати, смотрят на постсоветские капиталы c корпоративной / законодательной точки зрения? Часто это ведь бывали довольно сомнительные деньги.
— Да, в Англию исторически заходило много денег — для покупки британской недвижимости в основном. Не так много сюда заводилось денег для бизнеса. Хотя у некоторых бизнесменов здесь были тоже компании и было много приобретений, известный в Англии (всяких замков).
Исторически понятно, что всегда банки должны были следить за тем, чтобы источник средств был легальным. Был ряд других посредников, которые всегда участвовали в таких сделках — юристы, агентства по недвижимости (real estate). Уровень проверки ранее был намного менее детальным. Но в последние несколько лет, в силу известных политических событий и геополитической напряжённости с Россией, мы видим, что отношение к России и к российским деньгам существенно ужесточилось. Это касается, например, банков, которые вводят дополнительные проверки российских клиентов, которых ныне считают по умолчанию высокорисковыми. К ним применяются повышенные требования due diligence (процедуры финансовой аудиторской проверки).
Также агентства, связанные с покупкой недвижимости, ныне обязаны проводить более жёсткий due diligence. Были введены новые правила в части так называемых «unexplained wealth orders» (дословно «запросы о необъяснимом происхождении имущества». — Ред.), когда у банка или агентства в Великобритании есть обоснованные подозрения в том, что кто-то купил какой-то актив за счёт нелегальных средств, они могут обратиться в суд. И этот актив могут заморозить, конфисковать в конечном счёте, если человек не сможет объяснить, на какие деньги он это купил.
Соответственно, поменялось очень сильно отношение и регуляторов, и всех посредников (банков, юристов, и так далее) в отношении российских денег. И в основном все российские бизнесмены, олигархи весьма напуганы последними тенденциями. Их очень волнуют вопросы, связанные с тем, как подтвердить источники средств. Это одна из самых главных проблем у них сейчас.
— Есть хороший бизнес-термин «PEP» — «politically exposed person» (политически вовлеченное лицо). Обычно на работу с такими лицами у корпораций существуют ограничения или особые правила, ввиду политического или коррупционного риска. Много ли «пэпов» относительно местных состоятельных выходцев из пост-СССР, и собственно кто это, и какие проблемы у британских фирм по работе с такими клиентами?
— Под «пэпами» понимаются люди, которые занимали какие-то государственные должности, работали в государственных компаниях. То есть пэпом можно стать в силу ассоциации, когда они имеют какие-то связи с политическими фигурами, поэтому большинство из самых таких состоятельных олигархов, бизнесменов, являются пэпами с точки зрения международной классификации.
Когда человек является пэпом, к нему применяются ужесточенные правила приёмки (Know Your Client — KYC), то есть, работы с ними с точки зрения рисков. Им, конечно, стало ныне сложнее с точки зрения поиска банков или других посредников, которые раньше все были с радостью готовы работать с ними, а сейчас, конечно, заинтересованы, но при этом понимают, что риски существенно увеличились, с точки зрения [государственного] регулятора, и подход стал намного более осторожен.
Многие местные постсоветские клиенты задают вопрос: мол, я пэп, мой сын пэп, а когда же это прекратится? Ведь этот «пэп»-статус, он как бы передаётся от отца сына, как титул лорда (смеётся).
— А дочерям переходят?
— Да. Переходит дочери, и там есть целое специфическое направление, как можно с этим работать, общаться с этими международными организациями и убирать людей — в случае, если он был включён необоснованно — из этого перечня пэпов.
— Когда я сделал поиск в Гугле и в Яндексе про проблемы российского капитала в Великобритании, с удивлением обнаружил, что большинство новостей и статей относится к 2018 году. Почему пресса перестала освещать? Проблема осталась или британцы стали проще относиться к какому-то, может быть, типу олигархов? Может, к антипутинским?
— Надо понимать, что в 2018 году, как раз в середине, в связи с событиями в Солсбери, с отравлениями, было очень много такого антироссийского контента. Правительство, некоторые чиновники заявляли о том, что будут бороться с русскими деньгами, будут использовать вот это новое законодательство — «unexplained wealth orders». Я бы сказал, что, действительно, с середины 2018 года наблюдается некое затишье в этом плане.
Новое законодательство было использовано буквально несколько раз. Самый известный пример был с азербайджанской дамой Замирой Гаджиевой, которая вела совсем уж нескромный образ жизни. Эта супруга азербайджанского чиновника-госбанкира в универмаге Harrods потратила в течение 10 лет на шоппинг несколько миллионов фунтов, не говоря о покупках премиальной недвижимости в районе Knightsbridge. Как-то за один день она рассталась с 30 тысячами фунтов, потратив их в Harrods на бельгийские шоколадки от Godiva. При этом её мужа обвиняли и у себя дома, в Азербайджане, в незаконном обогащении. Это был достаточно занятный случай, когда, с одной стороны, органы Великобритании выбрали «жертву»: им нужно было продемонстрировать некую победу, связанную с использованием нового законодательства. А с другой стороны, этот случай был достаточно вопиющим, и его можно было пресечь, используя уже существующие законодательные меры, потому что по отношению того азербайджанца и так уже были претензии к незаконному обогащению.
Многие российские бизнесмены опасались того, что Англия сейчас начнёт пристально за ними смотреть и ставить под сомнение какие-то вопросы, связанные чуть ли не с приватизацией 1990‑х. Но ничего не происходит, и в последнее время меньше эту тему обсуждают. Может быть, это связано с тем, что в Англии есть сейчас много других тем, связанных с Брекситом и прочих, поэтому эта тема ушла несколько на второй план.
Brexit
— Брексит, который всем уже надоел. Как ты думаешь, как он повлияет на отношение к заезжим состоятельным господам из-за границы? Улучшит как-то он бизнес-климат или ухудшит? Или это бесполезно обсуждать, пока он не случится?
— С точки зрения состоятельных российских лиц, Брексит не имеет какого-то существенного влияния. Там, действительно, большая часть вопросов связана с бизнесом, с различными потоками капиталов, товаров, услуг. Но вот с точки зрения физлица, которое приезжает из России в Англию, не ожидается, что в связи с Брекситом изменится существенно система подоходного налогообложения. В целом, с точки зрения иммиграции, персональных налогов, Брексит не должен сильным образом повлиять на заезжих постсоветских бизнесменов, и я не вижу, чтобы он как-то кого-то из них отпугивал или, наоборот, привлекал. Поскольку, как я уже сказал, есть ряд других стран, которые соперничают с Англией, которые тоже не являются членами Евросоюза, такие как Швейцария, Монако и прочие другие.
— То есть всё-таки это скорее плюс Королевства, что оно является пока членом ЕС, с точки зрения привлекательности для состоятельных лиц?
— Это плюс, но свободное перемещение людей — например, если есть британский или там кипрский паспорт — вот это было плюсом неким, но это не столь существенно, поскольку те же граждане России всё равно могут переезжать в Англию, используя инвесторские визы. Инвесторская виза имеет свои ограничения, а кипрский паспорт в некоторой степени получить проще. Но это несущественно. Я всё равно вряд ли ожидаю, что Брексит существо поменяет привлекательность Великобритании для выходцев из России.
Дети
— Продолжают ли отправлять сюда детей? Кто конкурент у Британии в области образования?
— Детей по-прежнему отправляют достаточно много. Часто родители переезжают с детьми или жёны переезжают с детьми. Практикуется просто перевод в boarding school (пансион. — Ред.), когда никого здесь нет из родителей. Это несколько сложнее. Я бы ответил, что да, с точки зрения именно школьного образования Англия является юрисдикцией номер один. Потом, когда дети уже заканчивают школу, часто их отправляют в американские университеты.
В плане школьного образования Швейцария является конкурентом Королевства, там тоже есть много международных школ достаточно хорошего качества, куда постсоветские буржуа отправляют детей.
— А дети крупных бизнесменов как-то заметны? Возможно, по роду деятельности тебе приходится с ними встречаться? Они ведь уже успели вырасти. Они как-то активны или ты пока видишь их как собственников или наследников, ведущих разгульную жизнь?
— Детей вижу. Многие из состоятельных бизнесменов, которые состоялись в эпоху приватизации 1990‑х, уже достигли возраста 60–70 лет, поэтому их детям как раз сейчас около 30–40 лет. И начинается вот эта первая волна передачи богатства, управления, и этот процесс идёт, он будет очень важным для российских бизнесменов в будущем, это вопрос там номер один для многих.
Что произойдёт с их бизнесами после того, когда они уйдут, как будут их дети участвовать, или они будут их продавать? Я вижу несколько моделей. Есть случаи, когда бизнесмены начинают своих детей уже на данном этапе внедрять в бизнесы российские. «Дети» там занимают должности заместителей директоров, директоров, получают опыт и начинают сами заниматься бизнесом, так как параллельно родители начинают несколько отдаляться от бизнеса. Хотя при этом всё равно, они всегда находятся под колпаком родителей. Это одна модель. Не всегда она работает хорошо, многие родители не хотят, чтобы их дети участвовали в их бизнесе, считают, что бизнес — достаточно сложный, сопряжён со стрессами, поэтому эта модель не всегда существует.
В некоторых случаях родители сами осознанно не хотят, чтобы дети были в бизнесе, или дети не хотят — такое тоже часто бывает. Соответственно, дети находят какие-то работы, что тоже непросто, потому что работодатели не всегда хотят заморачиваться с рабочими визами. Если есть английский паспорт у таких чад, тогда это, конечно, гораздо проще.
Часто я вижу такие примеры, когда дети состоятельных родителей, которые обладают состоянием чуть ли не в миллиард, начинают трудиться на каких-то простых работах, начинают работать юристами, каким-то рядовыми банкирами. Это, конечно, тоже интересная такая динамика, да? Там понятно, что деньги для них не являются мотиватором. Мотиватором является именно способность получить какой-то интересный опыт, увидеть какие-то новые вещи и, соответственно, потом применить это уже в каких-то других направлениях. Ну и бывают, конечно, дети, которые просто не хотят ничего делать, просто хотят получать деньги, и они не мотивированы. Такие примеры тоже существуют.
— Слушай, а если это заметно, кем они вырастают с точки зрения идентичности? Русскими–россиянами или англичанами? Или по стране, где ходили в школу?
— Обычно они понимают, что их культурные корни связаны с Россией, но при этом они достаточно сильно обрастают, собственно, какими-то английскими привычками и традициями. И очень часто потом даже их родители жалуются, что их дети уже не находят с ними общий язык. Воспитание, конечно, меняет восприятие, и многие из них по-прежнему считают себя русскими как бы в душе. Есть случаи, когда идентифицируют себя русскими, хранят какие-то русские традиции, но многие при этом обрастают английскими вещами. Бывают такие случаи даже, когда они перестают уже и помнить русский и находят сложным общение на русском.
— Да? Это кто — молодые ребята?
— Да. Молодое поколение, но это в случаях, когда родители мало с ними проводят времени, мало общаются, если они учились здесь в школе, и большую часть они общались с какой-нибудь няней на английском. Но в основном я бы сказал, что они придерживаются своих традиций, своих корней. Внутри всё равно это выходцы из России.
Что за люди работают консультантами у олигархов / крупного бизнеса
— Интересно, интересно. Слушай, а каков портрет лондонского слуги постсоветского капитала, и у внешних консультантов (юристов, банкиров, налоговиков), и в «family office» (личных консультантов). Это англичане или это постсоветские люди? Если англичанине, знают ли они русский, или олигархам просто нужен хороший специалист?
— С точки зрения работы с клиентами, вернее, с точки зрения работы с состоятельными русскими людьми, есть ряд людей, которые их обслуживают. Это есть независимые консультанты, это есть «фэмили-офисы», которые непосредственно на них трудятся.
Если брать независимых консультантов, мне кажется, что изначально, когда люди переезжали из России, всегда был спрос на англичан, поскольку казалось, что англичане являются носителями каких-то очень таких сакральных знаний, очень умными, опытными людьми. Соответственно, всегда был спрос, из моего десятилетнего опыта здесь. Мол, если англичанин даёт совет (tax/legal advice), значит, этот совет является намного более весомым в глазах русского олигарха. Но это проходит, и здесь уже появилось достаточно много опытных русских консультантов, русских банкиров, русских юристов. И многие постсоветские состоятельные люди зачастую предпочитают работать с ними, русские являются обязательной частью какой-то команды.
То же самое касается «фэмили-офисов». Изначально в «фэмили-офисах» всегда было много русских, потому что вопрос лояльности и доверия всегда стоял остро, но были случаи, когда нанимались и англичане. Сейчас, на мой взгляд, в разных «фэмили-офисах» по-разному, но в большинстве своём там работают русские, но отдельные специалисты могут быть англичанами, которые занимаются конкретными какими-то направлениями работ.
— А каков портрет русского консультанта из «family office»? Это просто хорошие мальчики и девочки, которых приметили по их работе в корпорациях?
— Зачастую это два вида людей. Либо это были люди, которые давно работают бенефициарами, начиная со времён создания их бизнеса, то есть они часто переходили из бизнес-структур уже в «фэмили-офисы» как доверенные люди. И второе направление — это был всегда поток людей-консультантов, которые были заинтересованы в том, чтобы сменить корпоративную рутину на жизнь в «фэмили-офисе», и таких нанимали со стороны.
Здесь, в первую очередь, профессиональные качества и навыки выходят на первый план. Порой в «фэмили-офисах» есть какие-то представители семьи, которые наблюдают за процессом, смотрят за тем, что происходит, но они не играют крупной роли. «Фэмили-офис» должен выполнять свои задачи, поэтому он должен быть эффективным в первую очередь. И нанимать своих детей или каких-то знакомых — это не практикуется с точки зрения эффективности, так не уедешь далеко.
Обычно такие консультанты — это люди, которые переехали в своё время из России, имеют опыт работы, зарекомендовали себя хорошими специалистами, понимают русскую специфику, русскую культуру, и заинтересованы в работе в русском направлении, потому что все русские любят специалистов качественных, собственно. В первую очередь ценят качественных профессионалов.
— Работая с олигархами, не заметил ли ты, чтобы Британия сделала их манеры более мягкими?
— Сложно сказать. Мне кажется, их несильно меняет то, что они находятся в Англии или в России. У них есть определённый подход к работе, и англичане часто удивляются от этого подхода, но я с этим подходом был знаком, когда был в России. Поэтому я не вижу больших отличий.
Публикацию подготовил автор телеграм-канала CHUZHBINA.
Группа Dvanov, названная в честь главного героя романа Андрея Платонова «Чевенгур», выпустила свой третий альбом «Подполья». Это продолжение линии предыдущей русскоязычной пластинки «Дванов» — мрачного пост-панка с женским вокалом и явным влиянием ранней советской истории, полюбившейся отечественным музыкальным критикам. VATNIKSTAN попросил участников Dvanov Ивана Белецкого и Веру рассказать о каждой из композиций последнего альбома.
Товарищ
Иван: Наверное, одна из любимых моих песен с альбома. Внезапно захотелось сыграть что-нибудь более гитарное, с перегрузом и вот этим вот всем. В тексте, мне кажется, неплохо получилось совместить какую-то актуальную повестку с уходом в абсурд. А вообще это, конечно, несколько левацкий текст и левацкая песня. Немного о состоянии беспомощности, которое нам сверху спускают? и о том, чего с этим можно делать.
Вера: А у меня с «Товарищем» отношения сложные. Ещё более сложные отношения у меня с левыми и правыми, так что я предпочитаю думать, что «Товарищ» — это экзистенциальный панк об отчаянии и всяком таком.
Иван: Ну да, я у нас такой идеолог-активист, а Вера немного уравновешивает, а то бы рубили какой-нибудь политический нойз-рок.
Ст. Обловка
Иван: Станция Обловка — это маленькая станция в городе Уварово Тамбовской области, где я часто бывал в детстве. Таких станций по стране сотни, если не тысячи, и общего у них больше, чем различий. А песня — постапокалиптическое роад-муви про путешествие от разрушенной Москвы на мифологический Юг. Немного про гражданскую войну, но такую, гипотетическую.
Вера: О, а вот это как раз одна из моих любимых песен. Тот редкий случай, когда вокальная партия была написана прямо на репетиционной точке. Текст с самого начала лёг на музыку так, что ни убавить, ни прибавить, и до записи трек дошел практически в первозданном виде. Ну и каждый раз, когда пою про «он двигался как механизм», чувствую себя немножко Миланом Фрасом — бесценно!
Мёртвые
Иван: Немного обэриутски-эсхатологическая песенка про память, время и смерть. «Я в Краснодаре возле депо» — это, опять-таки, про конкретное депо, на улице Дзержинского. Тут отлично звучит гитара, по-моему.
Август
Иван: С этой песней мне нравится, как получился процесс записи. У меня давно лежал синтезаторный набросок, мы под него записали барабаны, я нарезал из них лупов. За один вечер (надо было ускориться, так как я уезжал в Краснодар) с Верой придумали партию вокала. А синты все так и остались черновыми.
По тексту — строчку про хозяев, конечно, можно рассматривать по-разному. Можно политически, можно метафорически.
Вера: На самом деле перед тем, как её придумать за один вечер, мы набросок пару месяцев мучили. Но в результате получился один из самых моих любимых треков с альбома. В последнем куплете мне подпевает Влад, который ведает в Dvanov синтами, и звучим мы, как с того света. Этакое продолжение начатого в «Полдне» с предыдущего альбома.
Спутник
Иван: Продолжение темы жестокого романса, которую мы задали «Армавиром» из прошлого альбома. Гопницкие станичные драмы на фоне дискотеки в доме культуры или кинотеатре. Вокальную мелодию в концовке, по-моему, мы откуда-то позаимствовали, но не можем понять, откуда. Если кто-то подскажет, будем рады, а то свербит.
Вера: Да, я до сих пор не верю, что концовку в этой песне написали мы. Она слишком хороша.
Девяностые
Иван: Тут в основу легли мои воспоминания о девяностых. Во-первых, огромное количество сект, экстрасенсов и всякого такого — после анонсированного Павлом Глобой землетрясения мама с папой не то чтобы выгнали всю нашу семью на ночь на улицу (они всё же у меня довольно рациональные), но паспорта и свидетельства о рождении на всякий случай сложили. Во-вторых, моё детство в уже упомянутом Уварово — лето, грибы, речка. В‑третьих, НЛО тогда видели, кажется, вообще все.
Вера: Я не видела. Но в остальном мои девяностые были похожи, так что этот текст мы сделали одним из первых.
Хорошо
Иван: Ух, песня про революцию. На самом деле, тут конечных текст составлен из нескольких разных стихов, концовки сначала вообще не было, на репетициях Вера поначалу пела просто анархистскую версию «Яблочка», а потом я уже придумал про кота революции. Музыкально немножко украли у группы Beak, но это и хорошо, получилась самая краутовая наша песня. ДК возле парка и памятника с калашом, вероятно, тот же, в котором дискотеки в песне «Спутник».
Вера: Мне очень зашла изначально в тексте Ивана фраза «но чему тут вообще поклоняться кроме деревьев» — а действительно, чему? Так что для меня «Хорошо» — этакий эко-манифест, краут-поезд и немного «рейв у озера Светлояр», как нам в группе написали.
Винтовка
Иван: Ещё одна левацкая песня. Котомка с котом из Усова, конечно.
Супермаркеты у шоссе моя вообще любимая тема, прямо болезненно любимая, очень много текстов о них написал. Светящиеся огромные магазины в сумерках это такая впечатляющая дуалистическая фигня: с одной стороны, это очевидное порождение капитала и прочая, прочая, прочая; с другой, это такой огромный музей современной цивилизации. И где-то на стыке этого появляется такая эффектная метафизика супермаркета, когда яблоки на лотках — это не просто яблоки, но и мифологически окрашенные символы.
Вера: Если бы я писала сочинение по стихам Ивана «Что хотел сказать автор», однозначно была бы двоечницей, потому что левацкие настроения в этом тексте для меня новость. Изначально концовка была подлиннее: «Пригодится винтовка, котомка с живым котом и радость, отложенная на потом». Но радость потерялась в процессе, и получилась песня про потерянность: идёшь из ниоткуда в никуда, вокруг совершенно дефолтный пейзаж с речкой, супермаркетом, лесополосой, который может быть вообще где угодно. Макабрические видения, камыши — и ты такой дурачок с котомкой с котом.
Слушайте альбом «Подполья» от группы Dvanov: