«Однажды император Николай I, встретившись на улице с Гречем [создателем пособий по грамматике], спросил его:
— Скажите, пожалуйста, Греч: к чему служит в русской азбуке буква “ять”?
— Она служит, Ваше Величество, как знак отличия грамотных от неграмотных, — ответил Греч не задумавшись».
Реформу русской орфографии 1917—1918 годов часто ошибочно приписывают большевикам: якобы революционеры решительно отбросили устаревшие «яти» и «еры», чтобы от царской России не осталось и следа даже в письменности. В действительности переход на новое правописание готовили задолго до революции и по совсем другим причинам. Тем не менее оценка реформы у современников во многом определялась их отношением к коммунистам, а не собственными представлениями о правильном письме.
Рассказываем, что предшествовало реформе русской письменности, как и зачем большевики боролись с буквами и что обо всём этом думали писатели и языковеды.
Текст подготовили наши друзья из исторического медиа «БЛИК».
Долгая история и быстрый переход
В начале XVIII века Пётр I попытался упростить русскую письменность. Исключив витиеватые начертания прежнего шрифта, он ввёл так называемый гражданский шрифт для издания светских текстов. Также Пётр I избавился от девяти букв, часть из которых имели греческое происхождение, — они дублировали другие буквы. Император хотел латинизировать алфавит и приблизить к западноевропейским аналогам.
Изменениям сопротивлялась церковь, во многом потому что реформа усложняла чтение духовной литературы. Под давлением священнослужителей пришлось вернуть букву «ижица».
В XVIII и XIX веках вводились и другие малозначительные изменения, но большая реформа назрела к началу XX века. В 1904 году была созвана Орфографическая комиссия языковедов для упрощения русского письма. К 1912 году учёные предложили проект реформирования русской письменности, но в царскую эпоху он не вступил в силу.
К лету 1917 года министр просвещения Временного правительства Александр Мануйлов разослал на места циркуляры о постепенном переходе на новую орфографию. Однако уже в конце 1917 года вышло два декрета, подписанных наркомом просвещения Анатолием Луначарским, в которых требовалось «в кратчайший срок осуществить переход к новому правописанию». Филолог Владимир Лопатин писал:
«После Октябрьской революции большевики, оперативно воспользовавшись готовым проектом, немедленно и повсеместно ввели новую орфографию своими революционными декретами».
Всем правительственным и государственным изданиям поручалось с 1 (14) января 1918 года «печататься согласно новому правописанию», а школам — обучать обновлённой грамоте. Уже к октябрю 1918 года на новую письменность перешли все правительственные издания страны — например, газеты «Правда» и «Известия».
Во втором декрете прямо указано, что реформу разработал народный комиссариат просвещения. Скорее всего, именно это закрепило миф о том, что изменение письменности — большевистский проект. Интересно, что в комиссию по разработке реформы входил лингвист и славист Алексей Соболевский — черносотенец, который после революции поддерживал большевиков (голосовал за них на выборах в Учредительное собрание).
Позже, в 1930 году, Луначарский написал:
«Потребность или сознание необходимости облегчить нелепый, отягчённый всякими историческими пережитками дореволюционный алфавит возникала у всех мало-мальски культурных людей».
Там же он цитировал Ленина:
«Если мы сейчас не введём необходимой реформы — это будет очень плохо, ибо и в этом, как и в введении, например, метрической системы и григорианского календаря мы должны сейчас же признать отмену разных остатков старины. <…> Против академической орфографии, предлагаемой комиссией авторитетных учёных, никто не посмеет сказать ни слова, как никто не посмеет возражать против введения календаря».
Эта цитата показывает, что большевикам, скорее всего, нужна была реформа орфографии для дополнительной дистанции от царской России.
Новая орфография
Комиссия, разработавшая проект, называла его целью:
— облегчить усвоение русской грамоты,
— повысить уровень образования,
— освободить школы от траты времени и труда на изучение правил правописания.
Исключили некоторые буквы. Из алфавита исчезли буквы Ѣ («ять»), Ѳ («фита»), І («и десятеричное») — вместо них должны были теперь использоваться, соответственно, Е, Ф, И. Буква Ѵ («ижица») и так выходила из употребления, но с реформой окончательно исчезла из алфавита.
Ограничили использование твёрдого знака. Его перестали использовать на конце слов и составных частей сложных слов, но сохранили в качестве разделительного знака.
Изменили правописание окончаний. Окончание «-аго» и «-яго» заменялось на «-его», «-ого» (каждаго → каждого, синяго → синего). Окончания «-ыя», «-ія» — на «-ые», «-ие» (новыя → новые, русскія → русские).
Дореформенная орфография была запутанной. Употребление букв Ѳ или Ф, I или И зачастую зависело от конкретного корня или положения буквы в слове. Но самые большие трудности вызывали правила использования Ѣ вместо Е. Ученикам учили наизусть около 130 корней, в которых использовался «ять». Но даже это не означало, что во всех образованных от корня словах будет одинаковое написание. В двух словах Ѣ писался вместо нынешней И: «они» и «одни» в случае женского рода. Были особые правила использования «ятя» в приставках, суффиксах и окончаниях и многие другие сложности.
Мнемоническое стихотворение для запоминания корней с «ятем»
Бѣлый, блѣдный, бѣдный бѣсъ Убѣжалъ голодный въ лѣсъ. Лѣшимъ по лѣсу онъ бѣгалъ, Рѣдькой съ хрѣномъ пообѣдалъ И за горькій тотъ обѣдъ Далъ обѣтъ надѣлать бѣдъ. Вѣдай, братъ, что клѣть и клѣтка, Рѣшето, рѣшетка, сѣтка, Вѣжа и желѣзо съ ять, — Такъ и надобно писать. Наши вѣки и рѣсницы Защищаютъ глазъ зѣницы, Вѣки жмуритъ цѣлый вѣкъ Ночью каждый человѣкъ… Вѣтеръ вѣтки поломалъ, Нѣмецъ вѣники связалъ, Свѣсилъ вѣрно при промѣнѣ, За двѣ гривны продалъ въ Вѣнѣ. Днѣпръ и Днѣстръ, какъ всѣмъ извѣстно, Двѣ рѣки въ сосѣдствѣ тѣсномъ, Дѣлитъ области ихъ Бугъ, Рѣжетъ съ сѣвера на югъ. Кто тамъ гнѣвно свирѣпѣетъ? Крѣпко сѣтовать такъ смѣетъ? Надо мирно споръ рѣшить И другъ друга убѣдить… Птичьи гнѣзда грѣхъ зорить, Грѣхъ напрасно хлѣбъ сорить, Надъ калѣкой грѣхъ смѣяться, Надъ увѣчнымъ издѣваться…
Проведение реформы
Большевики и в этом направлении действовали революционно. Например, изымали из типографий все литеры с Ъ, хотя, согласно декрету, твёрдый знак в качестве разделителя не упразднялся. Возникла путаница, и типографии иногда вместо твёрдого знака использовали апостроф как символ, означающий паузу или пропуск звука во многих других языках. Отсюда появились написания вроде «под’ём», «с’езд» — таковые встречаются и сегодня.
Согласно декретам, «при проведении реформы не может быть допущено принудительного переучения тех, кто уже усвоил правила прежнего правописания». Однако это указание осталось лишь на бумаге. Из-за монополии большевиков на печать уже с конца 1920‑х годов даже старые произведения не выпускались в прежней орфографии, все документы тоже создавались в новой письменности. К середине XX века правила письма стали абсолютным стандартом.
Усложнение или упрощение?
В Гражданскую войну старая орфография стала символом сопротивления большевикам. Филологический смысл отошёл на второй план, а реформу многие воспринимали как «большевицкий произвол», «революционное кривописание» и «насильственное упрощение языка». Именно поэтому большинство изданий, печатавшихся на контролируемых белыми территориях, а затем и в эмиграции, продолжали писать по-старому.
Творческая интеллигенция, не симпатизирующая большевикам, тоже негативно отнеслась к реформе. Зинаида Гиппиус писала в дневниках о «слепой, искажающей дух русского языка орфографии». Владимир Набоков восхвалял «ять»:
О, сколько прелести родной
в их смехе, красочности мёртвой,
в округлых знаках, букве ять,
подобной церковке старинной!
Как, на чужбине, в час пустынный
всё это больно вспоминать!
Александр Блок возмущался:
«Я поднимаю вопрос об орфографии. Главное моё возражение — что она относится к технике творчества, в которую государство не должно вмешиваться».
До орфографической реформы два значения слова «мир» имели разное написание: отсутствие войны — «миръ», а земной шар, вселенная — «мiръ». Название романа Толстого мы обычно понимаем правильно, потому что он назывался «Война и миръ». В 1916 году Маяковский написал поэму «Война и мiръ», противопоставляя название труду Толстого, но после реформы названия совпали.
Духовенство, как и в случае с петровской реформой, выступало против любых изменений письменности, потому что они усложняли понимание религиозных текстов на старославянском языке. Позже архиепископ Аверкий (Таушев) писал:
«Грамоту дала нам наша св. Православная Церковь, и потому недопустимо, помимо Церкви, решать вопросы орфографии, произвольно признавая те или другие буквы нашего алфавита “устаревшими” и “ненужными”».
Но после прихода большевиков к власти у церкви появились проблемы посерьёзнее.
Суеверные сторонники дореволюционной орфографии были в ужасе от приставки«бес-». Избегание приставки, которая якобы «славит бесов» встречается и сейчас, например в телеграм-каналах монархистов:
«Среди монахов Киево-Печерской Лавры, уверен, есть истинно-верующие Православные люди. Но не они, с трудом коверкая русскую речь, клянутся иудею-наркоману Зеленскому „в любви и верности”, безсмысленно и жалко преумножая ранее обретённый многолетний позор и статус “заслуженных предателей Православия и Русского народа”».
Реформа орфографии и вправду сократила число правил, не опирающихся на произношение слов, а тексты стали короче, что приводило к некоторой экономии бумаги. Например, уже упомянутый роман «Война и мир» сократился на 70 страниц после исключения твёрдого знака. Многие писатели были недовольны этим фактом, потому что часто им платили за объём, а орфографические изменения сокращали его на несколько процентов.
Некоторые языковеды отмечали и то, что остались «слепые зоны» и местами даже «парадоксальное усложнение в качестве упрощения». Например, изменение правил написания приставок привело, как писал филолог Суворовский, к появлению «очевидно, под действием аналогии, таких написаний, как блиский, францусский, бесграмотный, процесс идёт глубже, в сторону бытового установления письма по произношению вообще всех предлогов-приставок в зделать, здача, поттянуть».
Также в дореформенной орфографии написания твёрдого и мягкого знаков после шипящих (ключъ и печь) «воспринимались именно как условно-грамматическая примета», а «в новой орфографии, в бытовом её восприятии… в написаниях дочь, мощь [мягкий] знак стал восприниматься как обозначение мягких “ч” и “щ”… это, по аналогии, потянуло за собой учащение таких написаний, как ночька, конечьно, мощьный, тучь, рощь и т. д.» (Суворовский, журнал «На путях к новой школе», 1927 год, №12).
Многие упрекали реформу в незаконченности. Её «половинчатость неоднократно называлась «”февральской революцией” в нашем правописании».
«Не подлежит теперь никакому сомнению, что реформа правописания русского языка 1917 г. не доведена до конца. Эта реформа не упростила правописания до предельной возможности. Многие жупелы орфографии [одиозные правила] оказались целыми, продолжая тиранить учащихся школ всех типов и ступеней… Половинчатость… недоделанность её привели к тому, что реформа 1917 г. ни в коей мере не удовлетворила ни передовое учительство, ни работников печати».
Про «половинчатость» и «что-то февральское» писал и сам Луначарский, ссылаясь на рекомендации Ленина:
«…вводите её (новую орфографию) поскорее. А в будущем можно заняться, собрав для этого авторитетные силы, и разработкой вопросов латинизации. В более спокойное время, когда мы окрепнем, всё это представит собой незначительные трудности».
Стоит отметить, что в 1920‑е годы большевики провели успешную кампанию по сокращению безграмотности. Согласно переписи 1920 года, процент грамотных людей от 9 до 49 лет составлял 29,6%, в 1926 году — уже 60,9%, а в 1939‑м заявлялась грамотность 89,7% людей. Часто этот результат связывают именно с реформой орфографии. Например, советский лингвист Абрам Шапиро напрямую называет декреты причиной ликвидации безграмотности:
«Реформа правописания, декретированная и проведённая в жизнь советским правительством… устранила наибольшие трудности… против которых единодушно в течение всего почти XIX века вела борьбу вся прогрессивная русская общественность».
Сергей Обнорский, языковед и участник орфографических комиссий после революции, писал:
«Реформа 1918 года была подлинной реформой, и её значение громадно… положения реформы были тщательно подготовлены и продуманы и объективно являются со всех точек зрения положениями неуязвимыми».
В то же время опыт школ грамоты, созданных Всероссийской чрезвычайной комиссией по ликвидации безграмотности, показал, что «овладение даже реформированной орфографией связано с громадными трудностями», и это создало серьёзные препятствия «темпам ликвидации неграмотности».
Современники весьма по-разному восприняли реформу русской орфографии. Многие сомневались, что новые правила письменности приживутся. Один из участников комиссии по разработке реформы, языковед Иван Бодуэн де Куртенэ, писал, что люди могут руководствоваться самыми разными мотивами при выборе написания слов, а «отсутствие буквы “ъ” в конце писанных русских слов, или т. н. „писание без еров“ („безъерье“) действует на своеобразных “патриотов” как красная тряпка на быка».
Так или иначе, именно большевистские послереволюционные декреты закрепили русскую орфографию такой, какой мы её знаем сейчас. Сложно сказать, что стало причиной этому: высокое, как утверждают некоторые учёные, качество реформы или отсутствие альтернативы. Но с тех пор правила письменности значительно не менялись.
Чтобы поддержать авторов и редакцию, подписывайтесь на платный телеграм-канал VATNIKSTAN_vip. Там мы делимся эксклюзивными материалами, знакомимся с историческими источниками и общаемся в комментариях. Стоимость подписки — 500 рублей в месяц.
Вечером 31 августа 1920 года жители дома 26–28 по улице Красных Зорь в Петрограде были встревожены перестрелкой. Милиция быстро прибыла на место преступления и задержала подозреваемых. Ими оказались члены Коммунистической партии Финляндии и красные финские курсанты. Сопротивления они не оказали. Позднее выяснилось, что группа убила несколько человек в так называемом «Клубе Куусинена» — квартире, где часто собирались члены КПФ.
Никита Николаев рассказывает, что привело к трагедии на улице Красных Зорь, были ли связаны с преступлением белогвардейцы и какое наказание понесли члены «террористической оппозиции».
Красные финны в Советской России
В апреле 1918 года гражданская война в Финляндии постепенно завершалась. Высадка немецкого экспедиционного корпуса Рюдигера фон дер Гольца в тыл красногвардейцев и их марш к столице страны, Хельсинки, предопределил поражение Совета народных уполномоченных. Многие финны бежали в Советскую Россию, так или иначе они продолжили борьбу с идеологическими противниками. Часть отправилась на Север, где при поддержке британских интервентов был сформирован Мурманский легион, отбивавший нападения белых финнов на Кольском полуострове. Другие вступали в Красную армию и боролись с белогвардейцами на фронтах российской гражданской войны. Финские коммунисты надеялись, что вскоре им представится шанс взять реванш за поражение на родине.
Для объединения тысяч бежавших в Советскую Россию противников белых бывшие члены Совета народных уполномоченных и наиболее яркие финские активисты основали 29 августа 1918 года Коммунистическую партию Финляндии. В числе её основных задач звучала, конечно, подготовка нового восстания на родине, в связи с чем многие её члены отправлялись в Финляндию и выполняли подпольную работу. Помимо этого, политическая организация искала места для расселения беженцев, взаимодействовала с властями Петроградской трудовой коммуны по вопросам обеспечения финнов продовольствием, представляла интересы бежавших из Финляндии красных перед советскими властями.
Основная масса красных финнов осела в Петрограде и Карелии. В бывшей столице России были образованы третьи пехотные финские командные курсы, где молодые люди обучались военному делу в расчёте на скорую финляндскую революцию. Курсанты участвовали в работе милиции и ВЧК, отправлялись вместе с отрядами продразвёрстки в деревни. В каждой роте существовали коммунистические ячейки, подчинённые РКП(б). Несмотря на создание собственной партии, многие финны продолжали состоять в российской большевистской организации. Сама же партия основала, помимо петроградской, ещё 24 ячейки по всей стране и издавала собственную газету — Wapaus («Свобода»).
Раскол сразу после образования
Однако для многих финнов жизнь в Советской России оказалась весьма тяжёлой. Экономический кризис и продолжающаяся гражданская война влияли на всех, но у красных беженцев из бывшего Великого княжества Финляндского были свои проблемы. Не знавшим языка и оказавшимся в совершенно чужой культурной среде финнам, чья численность оценивается примерно в 10 тысяч человек, было тяжело адаптироваться в новых условиях. Продуктов не хватало, причём даже на командирских курсах. Один из курсантов, Тойво Вяхя, вспоминал:
«Часть хлебного пайка отчисляли голодающим. Им же „приварочное довольствие“. На день оставалось 300 граммов хлеба и сахар. Соль — тоже: по три золотника. Прямо говоря — маловато еды».
Власти Петроградской коммуны пытались помочь беженцам. Были предложены программы по переселению финнов в другие регионы страны с образованием там совхозов, коллективные хозяйства появлялись и внутри будущей Ленинградской области. Красных финнов активно использовали для агитации в деревнях, населённых родственным им этносом — ингерманландцами (правда, разговоры с местными жителями не приводили к особым результатам). Несмотря на это, сотни беженцев решились вернуться в Финляндию, даже учитывая опасность тюремного заключения на родине. Амнистия состоялась лишь в октябре 1920 года, в связи с подписанием советско-финляндского мирного договора.
Тяжёлая ситуация, в которой оказались красные финны в Советской России, сказалась на атмосфере внутри молодой коммунистической партии. Ещё во время её образования членов организации условно можно было разделить на бывших социал-демократов, чьи взгляды ушли влево и которые возглавляли красную Финляндию в годы гражданской войны, и молодых и энергичных средних и младших бойцов, непосредственно участвовавших в междоусобном финляндском конфликте с оружием в руках. И если в первые годы существования партия действительно лелеяла надежду на то, что реванш состоится совсем скоро, то к 1919 году, когда Советская Россия взяла курс на достижение мирных договоров со своими соседями, стало очевидным, что работать придётся «вдолгую».
В 1919—1920 годах Коммунистическую партию Финляндии преследовали расколы. Первый произошёл в рядах самого Центрального комитета. Против Куллерво Маннера и Юрьё Сиролы, старых социал-демократов, бывших депутатами ещё старого финляндского сейма эпохи автономии, выступили братья Рахья и их сторонники — энергичные ветераны гражданской войны, ещё до провозглашения независимости Финляндии тесно сотрудничавшие с большевиками.
Куллерво Маннер — депутат финляндского сейма, председатель социал-демократической партии Финляндии в 1917 году. Предпринял попытку завоевать свободу для автономии во внутриполитических делах. Председатель СНУ в годы гражданской войны в Финляндии. Один из создателей Коммунистической партии Финляндии.
Юрьё Сирола — финский социал-демократ, депутат сейма. В 1918 году — уполномоченный по иностранным делам СНУ. Один из основателей Коммунистической партии Финляндии.
Яакко Рахья — финский железнодорожник, участник гражданской войны в Финляндии. В начале 1918 года закупал продовольствие для нужд красной Финляндии в Советской России. После завершения войны — в Советской России.
Юкка Рахья — рабочий-металлист. Член РСДРП с 1902 года. После Февральской революции состоял в Петроградском комитете партии. Один из создателей Красной гвардии в Финляндии. Один из создателей Коммунистической партии Финляндии.
Эйно Рахья — железнодорожник, член РСДРП с 1903 года. С 1911 года — в Санкт-Петербурге. Лично охранял Ленина во время его поездок после июля 1917 года. В годы гражданской войны в Финляндии руководил обороной Тампере. После — комиссар стрелковой дивизии в Карелии. Один из основателей Коммунистической партии Финляндии.
Раскол касался, скорее, внутренней борьбы за влияние на членов партии. В 1919 году стороны обменялись взаимными обвинениями («стариков» осуждали за недостаточную революционность, «молодых» — за жёсткость на грани жестокости в отношениях с подчинёнными). Братья Рахья даже пригрозили выйти из состава ЦК. Члены партии обратились за арбитражем в Исполком Коминтерна (председатель — Григорий Зиновьев), который убедил стороны примириться.
Однако проблемы внутри ЦК были не единственным испытанием, выпавшим на долю молодой партии. В конце 1919 года оппозиция проросла «снизу» и открыто осудила всё партийное руководство, включая и братьев Рахья, и Маннера с Сиролой. Большая часть недовольных обучалась на курсах финских красных командиров, где должность комиссара занимал Эйно Рахья. Курсанты жаловались на жёсткое обращение ветерана гражданской войны и его злоупотребление алкоголем — настоящие коммунисты так вести себя не должны. Вкупе с тяжёлым материальным положением это привело к созданию низового движения, которое возглавили отчасти сами курсанты и другие члены КПФ. Среди них: один из основателей партии и бывший депутат финляндского сейма Войтто Элоранта и выпускник курсов красных командиров Аку Пааси.
Войтто Элоранта — журналист, политик, член финляндского сейма с 1907 года от социал-демократической партии. Был на стороне красных во время финляндской гражданской войны. Один из основателей Коммунистической партии Финляндии.
Аку Пааси — железнодорожник, участник гражданской войны в Финляндии на стороне красных. В Советской России некоторое время прожил в Костромской области, после чего уехал в Петроград и учился на курсах финских красных командиров. Участвовал в боях в Восточной Карелии в 1919—1920 годах.
В декабре 1919 года инициативная группа красных курсантов обратилась в Исполком Коминтерна с жалобой на Эйно Рахья. Комиссия ВЧК, прибывшая в Петроград, нарушений не заметила. Элоранту арестовали, а красного стрелка В. Пукка, участвовавшего в обращении, исключили из партии. В марте 1920 года в Петрограде открылась партийная конференция финских коммунистов, на которой присутствовало большое число оппозиционеров — ситуация явно выходила из-под контроля. ЦК признала конференцию нелегитимной, а в газете Wapaus вышла статья за авторством подвергшегося критике Эйно Рахья. Он в довольно жёсткой форме обвинил своих обличителей в том, что за их спинами стоят финские белогвардейцы.
Впрочем, оппозиционеры не думали сдаваться. Они создали Комитет большинства и вновь обратились в Коминтерн за помощью, попутно обвинив Рахья в клевете. Вместе с этим группа Элоранты связалась с секретарём Коммунистического интернационала и главой Петроградской коммуны Георгием Зиновьевым с просьбой поддержать их в борьбе с Рахья.
«Он при исполнении своих обязанностей, скандаля в пьяном виде и производя произволы вместе со своим братом и другими членами ЦК, является причиной разложения, которое замечается среди финских революционных добровольных красноармейских частей в России… Эйно Рахья пьяница и испортит этим и другими преступлениями мораль возрастающего революционного поколения финских рабочих, поэтому мы должны избавиться от него» (из обращения оппозиционеров к Зиновьеву).
И Коминтерн, и РКП(б) заняли нейтральную позицию по отношению к расколу среди финских коммунистов. И оппозиционеры, и ЦК обращались к большевикам с просьбами повлиять друг на друга. Однако комиссии, собранные для решения этой проблемы, принимали половинчатые решения, надеясь, что их коллеги сами как-нибудь разберутся.
26 августа 1920 года лидеры «низовой» фракции на собрании постановили — физически ликвидировать запятнавших революционную честь членов ЦК. Инициатором проведения террористического акта стал Пааси. После обсуждений конкретных шагов, финны наметили акцию на 31 августа.
Оппозиция заговорила револьверами
«Мы идём на смерть с улыбкой на устах, так как твёрдо верим в то, что сослужили великую службу коммунизму и революции. Да здравствует революция! Да здравствует коммунистическая диктатура рабочих! Да здравствует её лучшее орудие — красный террор!» (из обращения Пааси к Ленину и Зиновьеву, написанному до теракта).
Одна из претензий оппозиции касалась глубокого разрыва в материальном положении красных финнов, оказавшихся в Петрограде. Если основная масса беженцев ютилась в Павловских казармах на Марсовом поле, то члены ЦК и более высокие партийцы обитали в «Астории» или Доме Бенуа на бывшем Каменноостровском проспекте, практически ни в чём себе не отказывая. Из-за этого оппозиционеры презрительно называли руководителей КПФ «господа-социалисты».
Удар пришёлся по одной из таких квартир. В Доме Бенуа проживали Эйно Рахья и Отто Куусинен. В квартире последнего члены ФКП периодически собирались для обсуждения насущных политических проблем. Вечером 31 августа группа из девяти человек подошла к одной из парадных дома 26—28 по улице Красных Зорь (Каменноостровский проспект). Семеро вошли внутрь и поднялись на шестой этаж. Вскоре раздались выстрелы, продолжавшиеся несколько минут. Милиция достаточно быстро оказалась у подъезда и арестовала террористов на выходе. Те не сопротивлялись.
Среди убитых оказались брат Эйно Рахья, Юкка, кассир военной организации Туомас Хюрскюмурто, её секретарь Лиля Саволайнен, красный командир Юкка Виитасаари, один из министров СНУ Коста Линдквист, журналист Вяйне Иоккинен, заведующий регистрационным отделом Теодор Кеттунен и Юхо Сайнио, бывший булочник, случайно попавший на мероприятии. Помимо этого, террористы ранили девять человек, присутствовавших на собрании.
Первые сообщения в прессе о случившемся появились только спустя неделю. Убийство в «Клубе Куусинена» стало неожиданностью для большевиков — вряд ли кто-то мог представить, что партийный раскол приведёт к тому, что вместо людей заговорят наганы в их руках. «Известия» 7 сентября сообщили:
«Созданная по горячим следам для расследования дела комиссия под председательством товарища Дзержинского сразу же напала на хитро обдуманный план и тонко сплетённую нить заговора финских белогвардейцев».
Конечно, такое громкое преступление не могло быть совершено без поддержки извне. Примечательно, что это понимали и сами террористы. В уже упоминавшемся письме к Ленину и Зиновьеву Пааси от лица оппозиции заявлял:
«Решаясь на этот поступок, мы понимали, что, возможно, Вы, с вашей точки зрения, будете вынуждены объявить этот поступок инспирированным белогвардейцами и, возможно, официально представите всё дело именно так. Конечно, здесь не обойдётся без влияния оставшихся в живых пособников этих негодяев».
Первая реакция на произошедшее
11 сентября состоялись пышные похороны. С погибшими финскими коммунисты простились в Георгиевском зале бывшего Зимнего дворца, после чего от площади Урицкого (Дворцовой) процессия численностью в 100 тысяч человек отправилась на Марсово поле. Здесь были похоронены убитые — на надгробной плите красовалась надпись, что они пали от рук финских белогвардейцев. После этого состоялся торжественный митинг.
И Коминтерн, и РКП(б) отнеслись к теракту неоднозначно. Ещё 11 сентября в печати появилось обращение Исполкома международной организации. Он, конечно, осудил убийство, однако звучали оправдания в адрес стрелков, которые стали жертвой происков буржуазии:
«Неопытные, молодые, упорные, узколобые люди, думавшие, что они настоящие революционеры, попались на провокационную удочку. Они решили спасти революцию и выстрелили прямо в грудь этой революции».
При этом в ЦК КПФ на фоне произошедших событий как будто забыли о прежних разногласиях. На прошедшем спустя несколько дней после теракта съезде финской компартии была принята резолюция, в которой её руководители потребовали приговорить убийц своих товарищей к высшей мере наказания.
В то же время «террористическая оппозиция», уже будучи на Лубянке, не сдавалась и пыталась убедить большевиков в правильности своего решения. В ноябре они отправили письмо лидерам РКП(б), в котором вновь звучали обвинения в сторону Маннера и других руководителей КПФ. Они призывали признать, что главной причиной стрельбы в «Клубе Куусинена» была ошибочная политика ЦК финской компартии. В связи с этим Пааси и его соратники наметили план развития событий — освобождение арестованных после теракта, создание временного ЦК КПФ с представителями оппозиции, осуждение текущего ЦК.
Расследование ВЧК продолжалось полтора года. За это время РКП(б) и Коминтерн не рискнули, как и раньше, на радикальные решения относительно финской компартии и ждали окончания следствия. Финские коммунисты, в свою очередь, были недовольны растянувшимся процессом — они требовали революционного правосудия и наказания убийц.
«Странный суд»
Революционный трибунал по делу «террористической оппозиции» проходил почти неделю, с 7 по 12 февраля 1922 года. На скамье подсудимых оказалось 19 человек — как непосредственных террористов, так и недовольных ЦК КПФ. Среди них был и Войтто Элоранта, которого называли духовным лидером оппозиции. При этом Элоранта не участвовал в организации и реализации нападения на «Клуб Куусинена».
Судьи трибунала приняли неожиданно мягкое решение. К смертной казни приговорили только Элоранту, но расстрел заменили на пятилетний срок заключения. Непосредственным стрелкам также назначили различные тюремные сроки, однако амнистии 7 ноября 1920 и 1921 года позволили освободить их из-под стражи. Часть подсудимых признали невиновными.
Неизвестно, почему судьи решили именно так. Однако уже 16 февраля президиум ВЦИК окончательно постановил — применение амнистии отменить. Это означало и восстановление смертного приговора Войтто Элоранте. Один из основателей Коммунистической партии Финляндии был расстрелян. Об обстоятельствах казни, месте и времени по сей день практически ничего не известно.
История на этом не закончилась. По итогам новых заседаний ревтрибунала, прошедших в мае и июне 1922 года, 17 человек были освобождены от наказаний. В их числе и автор писем к Зиновьеву и Ленину Аку Пааси. Он и ещё девять помилованных красных финнов по особому июньскому распоряжению Политбюро были высланы в Читу. Такое решение партии большевиков ожидаемо вызвало недовольство членов ЦК финской партии, в особенности Эйно Рахья. В письме к Зиновьеву он утверждал:
«Постановление трибунала с последующим освобождением есть явная насмешка над памятью убитых и пощёчина оставшимся в живых».
Не был доволен решением ревтрибунала глава ВЧК Феликс Дзержинский. Он инициировал обсуждение финской проблемы в Политбюро, при этом требуя наказания для судей ревтрибунала, отпустивших членов «террористической оппозиции». Была сформирована комиссия, на которую активно давил ЦК КПФ, требуя справедливости. Однако решение изменено не было. Судьи избежали наказания, а участники нападения на «Клуб Куусинена» спокойно прибыли в Читу.
Пааси и его коллеги по оппозиции пытались восстановить членство в партии. При этом от убеждений они не отказывались, утверждая, что террористический акт был правильным решением. Однако вопрос об обратном приёме в партию зависел от изменения позиции — оппозиционерам было необходимо осудить свои действия. Этого не произошло.
Эпилог
Дело «террористической оппозиции» вскоре пропало из информационного поля. Память о нём осталась на Марсовом поле в Петрограде — благодаря надписи на надгробии убитых. Официально в произошедшем на улице Красных Зорь оказались виноваты финские белогвардейцы.
Разгром «террористической оппозиции» не прекратил соперничество внутри Коммунистической партии Финляндии. Противостояние оставшихся в живых братьев Рахья и Маннера с Сиролой продолжилось. Позднее к этой борьбе подключился Отто Куусинен, отсутствовавший во время описываемых событий в Советской России — в это время находился на подпольной работе в Финляндии.
О судьбе высланных в Читу участников оппозиции практически ничего не известно. До 1930‑х годов заключённые финны регулярно подавали заявки на вступление в ВКП(б), однако они раз за разом отклонялись. После Большого террора следы оппозиционеров теряются.
Чтобы поддержать авторов и редакцию, подписывайтесь на платный телеграм-канал VATNIKSTAN_vip. Там мы делимся эксклюзивными материалами, знакомимся с историческими источниками и общаемся в комментариях. Стоимость подписки — 500 рублей в месяц.
Мемуары социалистки Анжелики Исааковны Балабановой содержат яркие и живые портреты политиков начала XX века. Воспоминания Балабановой помогают увидеть в исторических фигурах не пропагандистские образы. а реальных людей. Анжелика Исааковна уделяет внимание мелким деталям, подробно описывает стиль поведения, манеру публичных выступлений и своё общение с политиками, которые впоследствии станут во главе ряда европейских стран: Эмилем Вандервельде, Бенито Муссолини и Владимиром Лениным.
Автор телеграм-канала «Новый разночинец» Максим Лебский прочитал мемуары Балабановой и рассказывает, как Анжелика Исааковна поддержала будущего Дуче, в чём была не согласна с Плехановым и почему ей пришлось навсегда покинуть Советскую Россию.
Детство
Анжелика Исааковна родилась 7 мая 1877 года в зажиточной еврейской семье. Детство Анжелики Исааковны прошло в Чернигове. До 11 лет знания Балабановой о мире ограничивались книгами, так как девочка получила домашнее образование. Тем разительнее для неё стала дистанция между господами и слугами в родительском доме. Стихийный протест, зародившийся в сердце девочки, со временем трансформировался в осознанную революционную позицию.
Балабанова покинула Россию в 1897 году, когда ей было 20 лет. Анжелика Исааковна стремилась порвать с тяготившим её семейным окружением, против которого она боролась в подростковые годы:
«Всякий раз, когда меня спрашивают, как случилось так, что я отвернулась от своей семьи, от комфорта и роскоши своего дома на юге России, и стала революционеркой, я теряюсь в ответе. Мне не приходит на ум никакая определённая дата или факт. Все детские годы, насколько я могу помнить, были годами бунта — бунта против матери, гувернанток, условностей и ограничений моей жизни и против уготованной мне судьбы».
Университеты
Балабанова поступила в Новый университет в Брюсселе. По её словам, в Чернигове и Харькове она не получила глубоких знаний. С раннего детства Анжелика Исааковна изучала иностранные языки, что во многом предопределило её будущую тесную связь с европейскими социалистами.
«В нашей семье говорили в основном на иностранных языках. Свой родной язык мне пришлось учить тайком по книгам, спрятанным от матери и гувернанток».
Новый университет создали бельгийские левые интеллектуалы в 1894 году. В университете преподавали известный французский географ и анархист Элизе Реклю, социолог Максим Ковалевский, криминолог Энрико Ферри, экономист и социалист Эмиль Вандервельде. Брюссель был одним из центров, куда стекались радикалы преимущественно из восточноевропейских стран — Румынии, Болгарии, России. В Бельгии Балабанова познакомилась с итальянскими эмигрантами:
«Я сразу же почувствовала тягу к ним. <…> Я была робкой девушкой, склонной к переменам настроения, и детская простота, щедрость и теплота итальянского характера очаровали меня. В присутствии итальянцев я, казалось, выхожу из тьмы и холода под яркие лучи средиземноморского солнца».
Под влиянием общения с социал-демократами и чтения политической литературы, прежде всего Плеханова, Балабанова стала марксисткой. Получив степень доктора философии и литературы в Новом университете, русская революционерка не удовлетворилась своими знаниями и продолжила образование в Лейпцигском и Берлинском университетах. Теперь Анжелику Исааковну интересовала политэкономия. В Германии Балабанову ждали встречи с Августом Бебелем, Кларой Цеткин и Розой Люксембург. Последняя особенно сильно впечатлила Балабанову:
«Пока она выступала, я поняла, почему её считали одним из величайших ораторов и учителей движения. Её простота, ум, энтузиазм и глубокая искренность оказывали сильное влияние на слушателей. Она была чрезвычайно одарена интеллектуально. Будучи ещё юной девушкой, студенткой университета, она произвела впечатление на известных специалистов в области политэкономии своими не по годам зрелыми работами по этому предмету».
Немецкие профессора оттолкнули Балабанову чопорностью и формализмом. В поисках новых знаний Анжелика Исааковна отправилась в Рим, где стала студенткой известного марксистского теоретика Антонио Лабриолы. Именно Лабриола, наряду с Плехановым, стал для русской революционерки интеллектуальным отцом:
«Научный метод Лабриолы был творческим. Будучи социалистом, он никогда при этом не делал попыток навязать свои социалистические убеждения своим ученикам. Он вёл нас по дорогам истории и лабиринтам философии через прошлое и настоящее; он раскрывал перед нами факты и давал нам возможность самим делать выводы».
Дружба с Муссолини
В 1900 году, после завершения учёбы, Балабанова вступила в Социалистическую партию Италии и отправилась в Швейцарию, чтобы агитировать итальянских рабочих, приезжавших на заработки. Знания европейских языков превращало Анжелику Исааковну в важного посредника-коммуникатора между немецкоговорящими социалистами, профсоюзными активистами Швейцарии и итальянскими рабочими.
На одном из собраний Балабанова познакомилась с Бенито Муссолини. Анжелика Исааковна вспоминала:
«…моё внимание в этой большой и внимательно слушающей аудитории на протяжении всего собрания отвлекает одна фигура. Это был молодой человек, которого я никогда раньше не видела. Его возбуждённое состояние и неряшливая одежда бросались в глаза. Аудитории, где преобладали эмигранты, всегда состояли из бедно одетых людей, но этот человек был не просто беден, но чрезвычайно грязен. Я никогда не видела человека, который выглядел бы столь жалким. Несмотря на массивную челюсть, горечь и беспокойство в чёрных глазах, он производил впечатление исключительно робкого человека. Его руки нервно стискивали большую чёрную шляпу, и он, казалось, больше был озабочен своей собственной внутренней тревогой, чем тем, что я говорила».
Балабанова рисует портрет нищего и сломленного скитальца, практически люмпена, который вызывал лишь чувство жалости. Именно сострадание, по её словам, сподвигло помочь Бенито встать на ноги. Однако важно учитывать исторический контекст. Анжелика Исааковна писала воспоминания в 1930‑е годы, в разгар фашистского диктатуры в Италии. Репрессии фашистов против левых явно повлияли на воспоминания Балабановой о раннем Муссолини.
На страницах мемуаров Муссолини изображён мелким и слабым интриганом, не имеющим никаких задатков политического лидера. Несмотря на всю пристрастность, Балабанова нарисовала интересный психологический и социальный портрет будущего дуче:
«Радикализм и антиклерикализм Муссолини были только отголосками его раннего окружения и отражением собственного мятежного эгоизма, нежели результатом понимания и убеждённости. Его ненависть к угнетению не была той безликой ненавистью к системе, которую разделяли все революционеры. Она возникла из его личного чувства униженности и неудовлетворённости, из его страсти к самоутверждению и из решимости взять личный реванш».
Балабанова взяла Муссолини под свою опеку. Она помогала ему в переводах немецких социал-демократических статей и брошюр, за которые Бенито получал гонорары. Анжелика Исааковна искала среди швейцарских и итальянских социалистов работу для Муссолини, рекомендовала ему литературу, чтобы ликвидировать большие пробелы в знаниях. Судя по воспоминаниям Балабановой, их связывала искренняя дружба:
«Он не делал попыток скрыть от меня свою слабость. Если бы он делал это, я, вероятно, должна была бы испытывать по отношению к нему меньшее сострадание, и он, несомненно, понимал это. На протяжении всего нашего общения меня связывало с ним понимание того, что я единственный человек, с которым он был абсолютно самим собой, с которым он не напрягался, потому что ему не нужно было лгать».
Впоследствии Муссолини признавал большую роль Балабановой в своей судьбе:
«Я обязан Анжелике гораздо бо́льшим, чем она думает. <…> Её великодушие, как и её дружба, как и неприязнь, не знало границ. Если бы при социализме допускалась литургия и религиозные ритуалы, святая Анжелика социализма должна была бы занять значительное место в политическом эмпирее, имевшем Маркса как создателя неба и земли. Если бы я не встретил её в Швейцарии, я бы оставался мелким партийным активистом, воскресным революционером, и не воспламенился бы сомнительным огнём политического профессионализма, если использовать выражение Сореля» [1].
Среди историков нет единого мнения о характере отношений Балабановой и Муссолини: близкая дружба, безответная влюблённость Анжелики Исааковны, интимная связь. Ни Балабанова, ни Муссолини никогда не признавали любовных чувств между собой.
Ключевыми качествами, которые позволили Муссолини стать заметной фигурой среди итальянских социалистов, стали целеустремлённость, бойкий публицистический стиль и красноречие. Он активно участвовал в публичных дебатах и спорах. Балабанова вспоминала о дискуссии Муссолини с одним священником:
«В начале своего выступления он попросил кого-нибудь из аудитории одолжить ему часы. Делая драматическое ударение, он провозгласил: „Я дам Богу только пять минут, чтобы поразить меня насмерть. Если он не накажет меня за это время, он не существует“».
Огромные личные амбиции, отсутствие достатка и статуса в буржуазном обществе — всё это рождало в Муссолини огромную личную энергию, толкающую его к постоянным попыткам стать главным радикалом, ниспровергателем небесных и земных основ. Социализм стал для него формой самореализации и личного мщения.
«Пока мы ждали отплытия парохода, он махнул рукой в сторону ресторанов и гостиниц, расположенных вдоль набережной:
— Посмотрите! Люди едят, пьют, наслаждаются жизнью. А я буду плыть третьим классом, есть жалкую, дешёвую еду. Porca Madonna, как я ненавижу богатых! Почему я должен страдать от этой несправедливости? Как долго мы должны ждать?»
Балабанова изображает возвышение Муссолини в социалистической партии во многом как случайный факт, обусловленной партийным расколом и усилением левого крыла. Ультрареволюционная риторика Бенито имела успех среди части итальянских социалистов. При этом эксцентричное поведение на публике сочеталось с большой неуверенностью и страхами Муссолини в повседневной жизни.
Встреча с Лениным
В Швейцарии Балабанова встречалась с русскими революционными эмигрантами: Плехановым, Аксельродом, Мартовым и Троцким. Среди них был и Ленин. Будущий основатель советского государства не впечатлил Анжелику Исааковну:
«Если честно, я должна признаться, что не могу вспомнить, когда именно и где я впервые встретилась с Лениным, хотя думается, что это было на собрании в Берне. Я уже знала, кто он такой и какую позицию представляет, но он не произвёл на меня никакого впечатления в то время. <…> На самом деле из всех русских революционных вождей он внешне казался самым бесцветным».
Секрет гения Ленина Балабанова усматривала в «безжалостной целеустремлённости» и способности концентрировать все силы на одной проблеме. Анжелика Исааковна воспринимала это как интеллектуальный примитивизм.
В дальнейшем, вернувшись в Россию после Февральской революции, Балабанова гораздо глубже познакомилась с деятельностью Владимира Ильича. Теперь она видела Ленина в роли выдающегося революционного стратега, каждого действие которого встроено в общий процесс подготовки революции:
«Ленин рассматривал каждого человека и каждое, даже малое, общественное событие с точки зрения революционного стратега. Вся его жизнь была вопросом стратегии, и каждое его слово, произнесённое публично, имело дальний политический смысл. Каждый инцидент и тенденция были для него звеньями в общественной причинно-следственной цепи, которыми надо пользоваться в теоретических и практических целях».
Война
Одним из центральных событий в жизни Балабановой, которому она уделила значительное место в книге, стала Первая мировая война. Её воспоминания передают настроения в европейском социалистическом движении накануне и во время войны.
В 1907 году на съезде II Интернационала в Штутгарте обсуждали тактику социалистов в случае начала европейской войны. Среди делегатов выделилось левое крыло, которое настаивало на объявлении всеобщей забастовки (Жан Жорес, Роза Люксембург, Карл Либкнехт, Франц Меринг).
Противники этого плана настаивали на том, что нельзя навязывать партиям разных стран единую тактику, так как рабочее движение развито в Европе неравномерно. Забастовки в аграрных странах не получат должной поддержки и будут быстро подавлены. Включение конкретных методов борьбы в резолюцию конгресса даст повод для преследований социалистических партий. Таких позиций придерживался Жюль Гед, Август Бебель и Виктор Адлер.
Все участники конгресса выступали против войны, но расхождения в тактике были предпосылкой более глубокого раскола во II Интернационале, который развернулся вместе с началом Первой мировой войны.
Итальянское общество в 1914 году в основном было против вступления страны в войну. Социалистическая партия с первых дней войны развернула на страницах своей прессы антивоенную агитацию в пользу политики нейтралитета. Подобной позиции придерживался сам Муссолини в июле-августе 1914 года. Однако удар пришёлся откуда его совсем не ждали. Самая крупная и влиятельная социал-демократическая партия — СДПГ — проголосовала за военные кредиты. Это стало сильнейшим потрясением для социалистического движения Европы.
Война означала для Балабановой не только крушение веры в единство II Интернационала, но и падение прежних авторитетов. Плеханов вместе с Антонио Лабриолой открыли для русской революционерки двери в марксизм. 1914 год разрушил прежнюю солидарность между социалистами, теперь отец русского марксизма готов был идти на фронт и сражаться против Германии.
«Приблизительно в это время я получила письмо от Плеханова с просьбой срочно приехать к нему в Женеву. Как только я приехала туда, он резко спросил меня:
— Как вы и ваша партия относитесь к войне?
Вопрос удивил меня. Безусловно, великий марксист Плеханов должен был знать, что мой ответ естественным образом вытекает из моего (как и из его собственного) мировоззрения.
— Мы сделаем всё возможное, чтобы не допустить вступление Италии в войну и положить ей конец как можно скорее, — сказала я. — Что касается лично меня, то я, естественно, сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь в этом партии.
Его глаза гневно сверкнули.
— Значит, вы постараетесь не допустить вступления Италии в войну. А как же Бельгия? Где ваша любовь к России?
— Что вы хотите сказать, говоря о моей любви к России? Должно ли моё отношение к войне измениться, потому что в неё вовлечена Россия? Разве не вы раскрывали мне истинные причины войны? Разве не вы предупреждали нас, что эта бойня готовится и что мы должны противостоять ей?
— Что касается меня, — ответил он, — то, если бы я не был старым и больным, я бы вступил в армию. Насаживать на штык ваших немецких товарищей доставило бы мне огромное удовольствие.
Моих немецких товарищей! Разве они и не его также? Кто, если не он, учил нас понимать и ценить немецкую философию, немецкий социализм, Гегеля, Маркса, Энгельса? В тот же вечер я покинула Женеву и поспешила назад в Милан. Никогда в своей жизни я ещё не путешествовала с таким тяжёлым сердцем».
В годы Первой мировой войны Балабанова активно участвовала в Циммервальдском движении, которое объединяло антивоенно настроенных социалистов. На Циммервальдской и Кинтальской конференциях Анжелика Исааковна переводила выступления социалистов из нейтральных и воюющих стран, важнейшее значение среди которых имели переговоры между немецкой и французской делегациями. Особую позицию занимали большевики, настаивавшие на полном разрыве со II Интернационалом и основании III Интернационала. Большинство участников конференции не поддержали эту идею. Ленин был вынужден согласиться на компромиссный вариант резолюции, содержащий общий протест против войны и агитацию за социализм.
Февраль и Октябрь
Февральскую революцию Балабанова встретила в Швейцарии. Узнав о крушении монархии Романовых, русские революционеры строили планы возвращения в Россию. Юлий Мартов выдвинул идею обмена немецких военнопленных на русских политэмигрантов, чтобы обеспечить проезд последних по территории воюющей Германии. Однако данное соглашение между Германией и Временным правительством России не состоялось.
Балабановой вместе с Мартовым, Аксельродом, Луначарским, Сокольниковым пришлось ехать через Германию, потом пересаживаться на пароход до Швеции и поездом ехать через Финляндию до Петрограда. Несколько ранее тот же путь проделал Ленин, выехав из Цюриха 27 марта (9 апреля по новому стилю) 1917 года. Анжелика Исааковна вспоминала:
«Когда мы остановились на русско-финской границе, мы были поражены, увидев толпу солдат и штатских, которая собралась на платформе, чтобы приветствовать нас. Мы не ожидали никаких демонстраций, пока не приедем в Петроград, и, когда наших ушей достигли звуки „Интернационала“, мы заплакали от радости. Мы возвращались в страну, в которой всего лишь год назад эту песню пели тайком скрывавшиеся от преследований революционеры. Теперь она стала гимном всего народа, освобождённого от рабства. Чудо свершилось».
В России Балабанова продолжала работать в Циммервальдском комитете, сближаясь с его левым крылом. Летом 1917 года Анжелика Исааковна стала членом РСДРП(б). Балабанова увидела в большевиках наиболее радикальную политическую силу, выступавшую за продолжение революции и доведения её до логического конца — прекращение войны и начало строительства социалистического общества. Анжелика Исааковна была убеждена, что революционный поезд не должен остановиться на промежуточной станции — буржуазной республике, — иначе он откатится назад и будет сметён волной контрреволюции.
Во время Октябрьских событий Балабанова находилась в Стокгольме, где координировала деятельность Циммервальдского движения. Знание языков и известность в социалистических кругах Европы превращало Балабанову в незаменимого посредника между социалистами Европы и России. Задача Анжелики Исааковны заключалась в прорыве информационной блокады, которая создавалась вокруг Советской России. Несмотря на поддержку большевиков, у Балабановой возникли серьёзные сомнения в методах их политической борьбы.
Скептицизм Анжелики Исааковны был связан с деятельностью III Интернационала и красным террором. Балабановой казалось недопустимым траты огромных средств на пропагандистскую кампанию коммунистов в Европе, которая не опиралась на низовую инициативу рабочих. По мнению Балабановой, активное подталкивание революции в Европе из России не могло привести к успеху и наносило только вред социалистическому движению.
После Первой мировой войны в России осталось множество военнопленных из разных европейских стран. Большевики стремились использовать пленных для коммунистической агитации в Европе. Балабанова протестовала против этого, так как зачастую пленные не имели никаких представлений о социализме, а соглашались на предложения советского правительства лишь для того, чтобы получить деньги и вернуться на родину. Анжелика Исааковна приводит пример, когда итальянские военнопленные взяли деньги для агитации, но потратили их в ресторанах и борделях Милана. Ещё большую тревогу вызвали у неё казни противников советской власти в ходе красного террора:
«По мере поступления официальных сообщений, подтверждающих размах террора, беспокойство моё всё росло. Я знала, что революции не совершаются без кровопролития, и подавление контрреволюционной деятельности со стороны революционной власти было и неизбежно, и полностью оправданно. Россия была вынуждена защищать себя не только от атак мирового капитализма, но и от тысяч заговорщиков и реакционеров в пределах своих собственных границ. Но были ли необходимы массовые убийства? Не выходит ли террор за допустимые пределы? Как секретарь Циммервальдского движения и представитель революционных элементов в Западной Европе, поддерживающих Советскую республику, я считала своим долгом провести расследование и ответить на эти вопросы самостоятельно, если только таким образом я смогу защитить большевиков от их критиков и подтвердить преданность им их друзей. Я решила немедленно поехать в Россию».
После приезда в Россию Балабанова постаралась оценить обоснованность и масштаб развернувшихся репрессий. Присутствие на суде по делу главы английской миссии Брюса Локкарта и других процессах убедило её в том, что красный террор носил ответный характер и был спровоцирован противниками большевиков. Однако со временем, по мнению Балабановой, террор из необходимости превратился в универсальное средство борьбы против любой оппозиции.
В 1919 году Балабанова стала секретарём III Интернационала, где разгорелся конфликт с Григорием Зиновьевым, председателем Коминтерна. Отношения Балабановой и Зиновьевой не заладились с самого начала. Анжелика Исааковна видела в Зиновьеве слепого исполнителя воли Ленина, который не был способен к самостоятельным действиям.
«После Муссолини, которого я всё-таки лучше и дольше знала, я считаю Зиновьева самым презренным человеком, с которым я когда-либо встречалась. <…> В рамках самого революционного движения вожди большевиков были способны на всё, чтобы достичь своих собственных политических и групповых целей, но никто из них не был способен на контрреволюционный сговор с классовым врагом. Если бы существовал трибунал для вынесения судебного решения и определения наказания тем, кто нанёс ущерб и обесчестил рабочее движение, кто уничтожил его дух, кто ответственен за моральное и иногда физическое исчезновение его самых лучших активистов, то Зиновьев и Сталин возглавили бы список осуждённых».
Основная претензия Балабановой к Зиновьеву заключалась в его моральной неразборчивости, выражающейся в готовности поддерживать всякого человека, порой с сомнительным репутацией, который желал продвигать программу Коминтерна и критиковать европейских социал-демократов. Анжелика Исааковна оставила яркие описания авантюристов и искателей денег, которые слетались в Москву в поисках лёгкого заработка. Работа в III Интернационале привела Балабанову к окончательному разочарованию в большевиках.
Последней каплей для Балабановой стала попытка Зиновьева расколоть Социалистическую партию Италии в 1920 году, которая направила в Советскую Россию делегацию для оказания помощи и налаживания связей. В конце 1921 года Анжелика Исааковна получила шведскую визу и навсегда уехала из Советской России. В её разрешении на выезд говорилось:
«Товарищу Балабановой разрешается покинуть Россию под свою ответственность. Ей запрещается выражать своё мнение, в устной или письменной форме, по итальянскому вопросу».
Эмиграция
Последующие несколько лет Балабанова жила в Вене, зарабатывая на жизнь в качестве преподавательницы иностранных языков. Она возобновила связь с итальянскими социалистами, публиковала в газетах критические статьи о тактике Коминтерна. В 1924 году Анжелика Исааковна была исключена из РКП(б) за «меньшевистский подход». С окончательным утверждением власти фашистов в Италии в 1927 году Балабанова переехала в Париж, где возглавила редакцию газету Avanti в изгнании.
Русская революционерка жила крайне бедно. Среди итальянских политических эмигрантов даже закрепилось шуточное выражение «обеды по-балабановски», означавшее отсутствие обеда. Анжелика Исааковна увлекалась поэзией, сочиняла стихотворения на четырёх языках. В начале 1930‑х годов Балабанова начала писать мемуары о своём революционном прошлом.
В 1935 году Анжелика Исааковна эмигрировала в США, где написала автобиографический труд «Моя жизнь — борьба». Балабанова стремилась развенчать культ Муссолини, который получил поддержку среди итальянских эмигрантов в США. Однако книга революционерки, вышедшая в 1938 году в американском издательстве Harper and Brothers, была встречена читателями достаточно холодно. Перипетии европейской политической жизни были далеки от США.
Балабанова активно путешествовала по Америке, читала лекции. Публичные выступления позволяли известной революционерке продолжать антифашистскую борьбу и зарабатывать себе на жизнь. В разгар Второй мировой войны, в 1942 году, Анжелика Исааковна написала книгу о Муссолини «Предатель: Бенито Муссолини и его „завоевание“ власти».
В 1930‑х годах одной из ближайших подруг для Балабановой стала Эмма Гольдман — русская анархистка, переехавшая в США. Их дружба тянулась с 1919—1920 годов, когда американские власти выслали Гольдман в РСФСР. Обе революционерки разочаровались в большевиках и их методах, тяжело переживали утраты революционерами приверженности демократии и злоупотребление властью.
Разгром фашизма в Европе и возвращение Балабановой в 1947 году в Италию вселили в неё новые силы. Она снова с головой ушла в итальянскую политику, вступила в Социалистическую партию итальянских трудящихся.
Анжелика Исааковна по-прежнему выступала против любых тактических союзов с коммунистами. Обличение коммунистов не поддерживала значительная часть итальянских левых, которые крайне позитивно относились к СССР в 1950—1960‑е годы, но Балабановой было привычно оставаться в меньшинстве. В ходе одного из споров она бросила в ответ на критику:
«Я знаю коммунистов! Я их видела! Не верьте им!»
В 1959 году в небольшом социал-демократического издательстве вышла книга Балабановой «Ленин вблизи», содержащая критику действий Ленина и большевиков.
До самых последних дней Анжелика Исааковна интересовалась социалистическим движением Италии, несмотря на сильное нервное истощение. Постоянной заботой Балабановой были деньги, которые тратила партия на содержание известной революционерки. Анжелика Исааковна стремилась сократить эту сумму.
Балабанова умерла в Риме 25 ноября 1965 года в возрасте 88 лет. Похороны русской революционерки состоялись на римском некатолическом кладбище. Могила Балабановой оказалась недалеко от захоронения Антонио Грамши, одного из основоположников неомарксизма.
Примечания
Begnac de Y. Taccuini mussoliniani. Il Mulino, Bologna, 1990. Р. 5. Цит. по: Амедео Ла Маттина «Я никогда не была спокойна». Жизнь Анжелики Балабановой, порвавшей с Муссолини и Лениным. СПб., 2024.
Рекомендованная литература
Балабанова А. И. Моя жизнь — борьба: мемуары русской социалистки, 1897–1938. М., 2007.
Ла Маттина А. «Я никогда не была спокойна». Жизнь Анжелики Балабановой, порвавшей с Муссолини и Лениным. СПб., 2024.
Lafont M. The Strange Comrade Balabanoff: The Life of a Communist Rebel. McFarland Publishers. 2016.
Чтобы поддержать авторов и редакцию, подписывайтесь на платный телеграм-канал VATNIKSTAN_vip. Там мы делимся эксклюзивными материалами, знакомимся с историческими источниками и общаемся в комментариях. Стоимость подписки — 500 рублей в месяц.
У повторения пройденного может быть немало причин, но обычно много разговоров о прошлом звучит, когда нет образа будущего. Самое мифологизированное время в отечественной культуре — девяностые — давно не сходит с российского экрана. К этому прибавилась ностальгия по нулевым. В сентябре 2023 года вышел ситком «Папины дочки. Новые». В марте 2024-го на экранах показали молодёжный ромком «Лето. Нулевые», а на канале ТНТ в партнёрстве с «Яндекс.Музыкой» перезапустили реалити-шоу про молодых исполнителей со слегка изменённым названием «Новая Фабрика звёзд». Но не все сегодняшние проекты связаны с желанием вернуть «свой 2007‑й». Елена Кушнир рассказывает, какие застойные тренды повторяет российское кино.
Мели, Емеля, твоя неделя
Одним из первых застойный кинематограф в связи с российским фильмом упомянул в 2020 году кинокритик журнала «Афиша» Максим Сухагузов в рецензии на спортивный байопик «Стрельцов», главную роль в котором исполнил «застойный Петров». Четыре года назад это определение могло показаться странным.
«Так же, как Стрельцов ещё не знает, что он вскоре станет героем застойного будущего, актёр Александр Петров не улавливает, что он уже сейчас застойный актёр настоящего».
Спортивная драма о «вселенной советских супергероев», как назвал её Сухагузов, относилась к «государственно-патриотическому» тренду, который призывал нас гордиться победами прошлого. Одним из первых фильмов, снятых в этом ключе, стал вышедший в 2013 году байопик «Легенда № 17» о хоккеисте Валерии Харламове с Данилой Козловским.
Прошла вечность. Козловский, в советской травестийной традиции, сыграл сразу пять Бабок-ёжек в сказке «Летучий корабль», которая идёт сейчас в кинотеатрах. Вчерашний советский супергерой не упомянут в титрах фильма, равно как его коллега Ксения Раппопорт, лицо которой заблюрено на экране. Козловский не заблюрен — он просто неузнаваем в гриме, а вырезать его невозможно из-за слишком важного выхода.
Цензурирование актёров, разумеется, тоже традиция советского кинематографа, в котором закэнселенный властью актёр испарялся из работ со своим участием. Уехавшего в 1981 году в США Савелия Крамарова вырезали из всех фильмов: в «Джентльменах удачи», где у него была слишком большая роль, — только из титров, в «Большой перемене» — из титров вместе с фрагментами звуковой дорожки. Из «Неуловимых мстителей» удалили сцену с культовой фразой, которую всё равно все выучили наизусть:
«А вдоль дороги мёртвые с косами стоять… И тишина».
Теперь рядом с теми мёртвыми пляшут пять Бабок-ёжек, и это гораздо более важный показатель застойных тенденций, чем даже бум сказочного кино, случившийся за последние два года в России. После феноменального успеха «Чебурашки» вдруг, как в сказке, скрипнула дверь, из которой один за другим выходят фильмы: «По щучьему велению», «Бременские музыканты», «Баба Яга спасает мир»; запланированы «Огниво», «Волшебник Изумрудного города» и «Буратино». Лайв-экшен-ремейки советских мультфильмов апеллируют к ностальгии, одновременно пытаясь сделать какие-то стилистические обновления фасада, как в «Летучем корабле», где костюмами занималась художница Надежда Васильева-Балабанова (вдова Алексея), придумавшая для фильма много весёлого кислотного безумия.
Советских режиссёров привлекали сказки как территория звучания эзопова языка, который со времён Салтыкова-Щедрина позволял разговаривать там, где вслух можно только славить. Так появилась антитоталитарная сатира «Каин XVIII» Надежды Кошеверовой, запрещённая самим Хрущёвым (со съёмочной группой поступили мягко, всего лишь уволив со студии, а Кошеверовой даже потом разрешали снимать). В относительно либеральную оттепель Владимир Бычков поставил «Город мастеров» с опасными шутками, за которые отвечал сценарист «Каина» Николай Эрдман:
«Я не верю ни людям, ни ушам. Я верю только доносам, доносам, доносам!»
Эзопов язык используется российскими режиссёрами, но, скажем так, не для диссидентских целей. В «Летучем корабле» злодеем оказывается сын богача, набравшийся по заграницам плохого. Наш Иван, естественно, посрамит иноагента. В «По щучьему велению» Емеля (главный мем рунета Никита Кологривый) слезает с печи, чтобы «постоять за Отечество» перед английским лордом-обманщиком (очень смешной Юрий Колокольников) и похвалить государственные достижения:
«Как же похорошела столица при царе-батюшке!»
Советский сказочный кинематограф закончился в 1989 году политической аллегорией «Не покидай» Леонида Нечаева, где правда торжествовала над ложью, политзеков выпускали из королевских казематов, а главу местных спецслужб сбрасывали с пьедестала. Возможно, сегодняшний тренд — только присказка, а сказка впереди.
Гости из прошлого
18 апреля в прокате стартовала адаптация работ Кира Булычёва — «Сто лет тому вперёд» о приключениях кумира советских школьников — Алисы Селезнёвой, в которую, как считалось, были влюблены все мальчишки. Алиса заметно изменилась за лето: у неё актуальные розовые волосы, за что её уже прозвали «альтушкой из будущего», а играющей героиню Даше Верещагиной 26 лет. Коля Герасимов, которого играет «российский Тимоти Шаламе» Марк Эйдельштейн, учится в 11‑м классе. Спойлер: Коля воплотит фантазии советских мальчишек и поцелует Алису. Впрочем, догадаться об этом несложно, иначе зачем бы на главные роли брали совершеннолетних.
Весельчак У (всё тот же артист Петров, действительно ставший «застойным») теперь хочет не просто чудесный артефакт, а собирается более размашисто, по-голливудски, «завоевать вашу недоразвитую планету». Алиса и её мама (Виктория Исакова) приобрели выраженные черты «сильных героинь»: ловко дерутся с пиратами. Фима Королёв похудел, вероятно, чтобы избежать обвинений в фэтшейминге. Других новостей у нас на сегодня нет — это тот же утопический сай-фай, что и в 1984 году, когда вышла «Гостья из будущего», но с одним существенным отличием. Советским детям предлагалось мечтать о светлом будущем. Нам предлагается вспомнить светлое прошлое, когда снимали сериал.
В 2020‑х прекрасное далёко переместилось назад.
В феврале 2024 года вышел сериал по произведениям Кира Булычёва «Очевидное невероятное» о городе Великий Гусляр, где симпатичные инопланетяне живут в приятном безвременье рядом с людьми в советских олимпийках на фоне узорных ковров и хрустальных люстр. Сериал «Кибердеревня» в оригинальном жанре «берёзовый панк» помещает юмористическую фантастику в декорации таких советских фильмов о деревне, как «Любовь и голуби». Сценарист «Сто лет тому вперёд» Андрей Золотарёв разрабатывает ремейк «Приключений Электроника».
Холодная реальность превращает нас в рабов лампы — когда хочется тёплого и лампового. Отсюда эскапистский тренд на сказки и уютную фантастику, которые зрители смотрят гораздо охотнее военно-патриотического кино и авторских драм.
Иными словами
В 1974 году Сергей Микаэлян снял фильм в жанре, который появился и исчез вместе с застоем, — производственную драму «Премия» по сценарию драматурга Александра Гельмана с Евгением Леоновым в главной роли. Картину о заседании парткома стройки, где полтора часа экранного времени персонажи разговаривают в одном помещении, посмотрело всё политбюро во главе с Брежневым. Генсек СССР сказал:
«Вся страна это заседание прошла».
У Гельмана были другие значительные работы в кино — «Мы, нижеподписавшиеся» и «Зина-Зинуля», где Евгения Глушенко почти устраивала первую забастовку на советском экране, отказываясь вставать с пенька, потому что стройка, на которой она работает, ни черта не работает.
Почти устраивала. Как говорил начальник героини:
«Она не против сидит, а за».
Сидеть против не позволяли себе даже в перестройку, кинематографисты выбирали иносказательность, притчевый характер повествования, и каждый грузчик, диспетчер и начальник бригады становился винтиком одной на всех системы. В производственной драме «Остановился поезд» Вадима Абдрашитова и Александра Миндадзе машинист ценой своей жизни предотвратил катастрофу. Следователь приезжает разбираться, весь фильм говорят о халатности в одном провинциальном городке. Но при просмотре возникает отчётливое впечатление, что с рельсов сошла вся страна.
Прошлогодний фильм Бориса Хлебникова «Снегирь» — вероятно, первая российская производственная драма. На рыболовецком траулере бумеры угнетают зумеров, потом корабль попадает в шторм. Многим вспомнился «Армавир» Абдрашитова и Миндадзе, у которых в 1982 году наш паровоз не доехал до остановки, а в 1991 году, в последнем фильме, снятом на территории СССР, утонул сразу весь советский «Титаник».
В авторских фильмах, которым сейчас в российском кинематографе сложно, как было сложно в советском, то тут, то там брезжат метафоры.
В полнометражном дебюте документалиста Ильи Поволоцкого «Блажь», ставшем единственной российской картиной в прошлогодних Каннах, отец с дочерью колесят в разваливающемся фургоне по России, крутя для публики «Брата», чтобы полупустые деревни слушали о том, что Данила — наш брат, а Путин — наш президент. В «Панических атаках» Ивана И. Твердовского девушку из белой мглы рядом с Кольской сверхглубокой неудержимо рвёт с родины в соседнюю Норвегию. В «Пациент № 1» Резо Гигинеишвили (рабочее название фильма «КУ» по инициалам главного героя и с приветом галактике Кин-дза-дза), который не вышел в российский прокат, на бис умирает генсек Черненко (великий Александр Филиппенко), повторяющий:
«Власть только берут, её никогда не отдают».
Глядишь, однажды кто-то осмелеет и сядет на метафорический пенёк.
Внутренняя империя
«Отпуск в октябре» Романа Михайлова снимался в Петрозаводске, как вампиловский «Отпуск в сентябре» Виталия Мельникова, где Олег Даль с траурным венком на шее хоронил развитой социализм — не по сценарию, а по факту: в застой режиссёры, которые не хотели разговаривать иносказательно обо всех, сосредоточились на личных страданиях одного. Лучшие советские актёры (Янковский в «Полётах во сне и наяву», Басилашвили в «Осеннем марафоне») маялись на экране такой безысходностью, что, как в анекдоте про пустые листовки, ничего говорить про социализм было не надо — и так всё понятно.
В новом «Отпуске» дрожит зернистый жёлтый туман, который при всех технических возможностях современности не может передать катастрофически плохое качество плёнки «Свема». Начинающую актрису Свету (Мария Мацель) занесло со съёмок болливудского сериала на какой-то свет, склеенный из обрывков Дэвида Линча и советских ковров. Каждый вечер она посещает тайное общество, которое возглавляет Евгений Ткачук, поклоняющийся застойному кинематографу. Девушка не понимает, спит она или видит всё наяву. Янковский тоже не понимал.
Соцсюрреализм у нас уже был, новому жанру пока название не придумали, хотя режиссёр фильма «Ниша» Антон Ермолин говорил мне в интервью, что согласен на «магический реализм». Слава (Владимир Свирский) открывает в себе дар экстрасенса-биолокатора и вызывает из небытия моль, привлекая внимание инфернального Сергея Гилёва в каракулевой шапке-пирожке советской геронтократии, махавшей в дни праздников с мавзолея.
Единственная примета XXI века в «Нише» — смартфоны, как в застойном безвременье, когда XX век можно было опознать лишь по наличию в комнате телевизора. Жена Славы, увлекающаяся на досуге рисованием ковровых узоров, работает контролёром в кинотеатре, где крутят документальные хроники времён СССР с партийными съездами:
Пока бодрый голос под шквал аплодисментов вещает с экрана, Славину жену соблазняет киномеханик. Шизофренический контраст между «низкой» обыденностью и воодушевлённым идеализмом с трибун придумал Геннадий Шпаликов, который похоронил своей «Долгой счастливой жизнью» оптимистичный оттепельный кинематограф. У Шпаликова по палубе теплохода под репродуктор бегали физкультурники, на фоне которых сидел Кирилл Лавров с лицом человека, который хочет повеситься.
Чёрно-белого Брежнева с хрусткой плёнки сменяет цифровой цветной Ипполит (в этот раз не Юрий Яковлев, а Михаил Тройник) с мамлеевскими монологами:
«Мы граждане советской планеты… РФ — это форма небытия. А в небытие нет места ни для кого. Ни для тебя, ни для меня, ни для любви».
В городе симулякров, Йошкар-Оле, Славу уже ждут члены тайного общества (не того же самого, что у Светы, но мы-то знаем, что это одна вселенная). Спускаясь в дурную бесконечность, спрятанную среди всё тех же советских ковров, Слава оказывается на съезде моли в пыльно-серых костюмах. Сконструирована застойная реальность 2.0. И это вовсе не косплей, как в усыпляющем ретро с федеральных каналов для зрителей, тоскующих по Атлантиде самого вкусного в мире пломбира, солнечных улыбок Гагарина и чистого, светлого кинематографа, состоящего исключительно из комедий Гайдая, «Иронии судьбы» и «Семнадцати мгновений весны».
Постсоветское пространство слилось с советским. Реэнектмент состоялся, и мы все участвуем в этой акции. Снова полёты во сне и наяву. Снова осенний марафон, долгая счастливая жизнь, бег по кругу. Ку. Слава КПСС. Аплодисменты, дорогие товарищи.
Чтобы поддержать авторов и редакцию, подписывайтесь на платный телеграм-канал VATNIKSTAN_vip. Там мы делимся эксклюзивными материалами, знакомимся с историческими источниками и общаемся в комментариях. Стоимость подписки — 500 рублей в месяц.
Евгений Норин — отечественный публицист, пишущий на исторические темы. Известен серией текстов, посвящённых конфликтам и войнам, преимущественно ХХ века. Автор двухтомника «Чеченская война», книг «Тридцатилетняя война», «Долохов» и других. В декабре 2023 года Евгений дал VATNIKSTAN интервью, в котором затронул темы конфликта на территории Украины, войн на постсоветском пространстве, поделился опытом написания и составления книг, а также рассказал о современной литературе на историческую тематику.
Сергей Петров — автор книг «Антоновщина. Последний удар контрреволюции» и «Бакунин. Первый панк Европы», романа «Донская утопия». Отдельные главы «Донской утопии» выходили на сайте VATNIKSTAN. В ноябре Сергей рассказал VATNIKSTAN о роли донских казаков в русской истории и об особенностях своей новой книги, посвящённой этой теме.
Слушатели узнают о том, что такое историческая проза, спикеры обсудят её наилучшие образцы и неудачные примеры, а также поговорят о том, какие существуют тенденции развития этого жанра.
4 апреля 1906 года на пароходе «Фридрих Вильгельм Великий» писатель Максим Горький, актриса Мария Андреева и большевик Николай Буренин отправились в Америку. Горький поехал в США по поручению большевиков. Путешествие сильно повлияло на жизнь и творчество Горького начала XX века — времени борьбы за революцию и постепенного разочарования в ней.
Ярослав Щербинин рассказывает, зачем Ленин поручил писателю пересечь Атлантику, как Горький собирал деньги на большевистскую агитацию и почему он назвал Нью-Йорк «городом жёлтого дьявола».
Долг в два миллиарда рублей и восстание в два миллиона человек
Поражение в Русско-японской войне 1905 года крайне негативно сказалось на экономическом состоянии страны, охваченной революционными настроениями. К 1906 году внешний долг Российской империи составлял примерно два миллиарда рублей. Правительство было вынуждено просить новый займ. Круг потенциальных кредиторов был очень узок, так как в Русско-японской войне Европа встала на сторону Японии. Не надеясь договориться ни с Великобританией, ни с Францией, власти решили просить помощи у Америки.
С каждым днём ухудшающееся состояние важнейших институтов общества — экономики, религиозной культуры, традиционной этики — влияло на жизнь людей. Учащались преступления, активизировалась подпольная деятельность, что повлекло и ужесточение репрессий. В то время революционно-настроенные активисты жили в постоянном страхе. Среди них — Максим Горький.
Партийные товарищи и друзья беспокоились о судьбе писателя. После Декабрьского восстания 1905 года многие видные революционеры покинули страну, то же предлагали и Горькому, но он отказывался. Существовала и другая проблема: сильно ухудшилась работа подпольных организаций. Николай Буренин вспоминал:
«В то время я работал в подпольной организации РСДРП и заведовал техникой Петербургского комитета партии. Остро стоял вопрос об отсутствии средств и необходимости расширения партийных связей».
У Ленина появился план. Владимир Ильич предложил Горькому отправиться в Америку, так как это решит сразу три проблемы. Во-первых, Алексей Максимович должен был убедить американское правительство отказать Российской империи в выдаче займа, что ещё сильнее ухудшило бы авторитет царя и его приближённых. Во-вторых, временная эмиграция позволяла Горькому писать плодотворно и в спокойствии, не отвлекаясь на репрессивные меры: именно в Америке он начал работу над главным революционным произведением — романом «Мать». В‑третьих, Горький мог собрать большие деньги в партийную кассу: мастерский оратор с лёгкостью сагитировал бы американцев поддержать большевиков.
Горький согласился отправиться в путешествие, но только в сопровождении актрисы, гражданской жены Марии Андреевой. Известным персонам светской России, которые своим мастерством покорили русскую публику, теперь предстояло показать себя в Нью-Йорке. С помощью Николая Буренина план Ленина удалось воплотить в жизнь: через Германию, Швейцарию и Францию Горький отправился на пароходе в Америку. Буренин вспоминал:
«Капитан любезно предоставил Горькому лучшую каюту на пароходе, состоявшую из кабинета с большим письменным столом, гостиной и спальни с ванной и душем…»
Социализм и капитализм
В Америке Горький не раз выступал как большевик-агитатор: вёл себя эпатажно, говорил эмоционально, активно жестикулировал — и этим вызывал сочувствие американских граждан. Писатель участвовал в массовых мероприятиях — в Америке к нему относились как к гостю из далёкой и загадочной России. Когда пароход прибыл в Нью-Йорк, журналисты выстроились в очередь, чтобы первыми взять интервью у человека, который в их глазах был носителем совершенно новой и экзотической для американцев культуры.
В постепенно возникающем социалистическом будущем России виделись большие перспективы по переустройству всего мира, что отразилось на успехе Горького. Иная и, как кажется, наиболее важная причина, по которой американское общество поддерживало Алексея Максимовича, — желание ухудшить положение императорской России, которая вела достаточно агрессивные войны и обладала опасными амбициями. Подобные намерения позже легли в основу мифа о том, что революция 1917 года спонсировалась правительствами недружественных стран.
Успех Горького раздражал противников большевиков. По инициативе эсеров, главных политических конкурентов большевиков, был устроен международный скандал: в газетах появились обвинения Горького в бегстве из страны с любовницей, началась травля Марии Андреевой — в лучшем случае её называли непорядочной интриганкой. Николай Буренин, который всё время был рядом, вспоминал:
«Американская публика верила газетам, и лавина клеветы, грязных инсинуаций обрушилась на Марию Фёдоровну. Можно было удивляться, как она мужественно и стойко ко всему этому относилась. Из трёх отелей Горькие были выгнаны, причём из последнего даже были выброшены их вещи среди ночи».
Против Горького и Андреевой была развернута полноценная информационная кампания. Газеты публиковали фотографии семьи Горького и неприличные снимки Андреевой, которые были сделаны во время её театральной деятельности.
Несмотря на это, народную любовь уничтожить не удалось. Рабочие по всей Америке присылали письма писателю с предложением приютить его с Андреевой у себя. В конечно счёте возмутилась несправедливым отношением прессы и интеллигенция: семья Мартинов пригласила Горького, Андрееву и сопровождающих жить у себя на городской вилле в Статен-Айленде. В письме Престонии Мартин было сказано:
«Я не могу и не хочу позволить, чтобы целая страна обрушилась на одинокую, слабую женщину, и потому предлагаю Вам своё гостеприимство».
Травля в СМИ не прошла бесследно — репутация Горького была испорчена, а его образ — очернён в сознании американских граждан. Писатель с Андреевой игнорировали слухи, которые активно распространялись. Горький считал, что решение вернуться в Россию в такой трудный момент будет расценено как добровольное подтверждение всего, о чём писали в газетах. Знаменитая пара прожила в Америке ещё полгода.
Американский бог
Горький так описывает первое впечатление о Нью-Йорке:
«Издали город кажется огромной челюстью, с неровными, чёрными зубами. Он дышит в небо тучами дыма и сопит, как обжора, страдающий ожирением. Войдя в него, чувствуешь, что ты попал и желудок из камня и железа, — в желудок, который проглотил несколько миллионов людей и растирает, переваривает их».
В первую очередь Горького пугал невероятно высокий уровень урбанизации. В воспоминаниях он активно обращается к эстетике безобразного: безжалостно и очень точно описывает мрачные стороны американской действительности. Локомотивы Нью-Йорка сравниваются с жирными червями, которые ползут по городу; лица людей и монументов покрыты грязью и копотью, здания поднимаются к небу «угрюмо и скучно». Эти экспрессивные образы легли в основу оригинальной концепции, которую изобрёл Горький в своей публицистике — представлении о Нью-Йорке как о городе «жёлтого дьявола». Подобное сопоставление имеет как художественно, так и социально-экономическое обоснования.
До и после Горького русские писатели изображали Америку как инфернальный эпицентр господства материальных ценностей. Герой романа Фёдора Михайловича Достоевского «Преступление и наказание» (1886) Свидригайлов, решившись на самоубийство, заявляет, что отправляется в Америку. В финале рассказа Ивана Бунина «Господин из Сан-Франциско» (1915) на уплывающий пароход, в котором везут труп главного героя, смотрит дьявол с жёлтыми глазами. Горький обратился к той же мотивировке образа: жёлтый для него ассоциируется с цветом золота, а жёлтый дьявол — покровитель меркантильного быта американцев, которые постоянно стремятся к богатству:
«Свободы внутренней, свободы духа — не светится в глазах людей. И эта энергия без свободы напоминает холодный блеск ножа, который еще не успели иступить. Это — свобода слепых орудий в руках Жёлтого Дьявола — Золота».
В этом ключе нельзя не вспомнить сочинение по духу очень близкое произведению Горького — «Железный Миргород» (1923) Сергея Есенина. Это тоже описание путешествия в Америку революционно настроенного русского писателя — и тоже не самое комплиментарное. И Горький, и Есенин воспринимали Америку как очень молодую и совершенно новую цивилизацию, которая не имеет иных богов, кроме достатка, роскоши, статуса и престижа. Достаточно сравнить их описание статуи Свободы. У Горького она представлена с большим пафосом:
«Холодное лицо слепо смотрит сквозь туман в пустыню океана, точно бронза ждёт солнца, чтобы оно оживило её мёртвые глаза. Под ногами Свободы — мало земли, она кажется поднявшейся из океана, пьедестал её — как застывшие волны. Её рука, высоко поднятая над океаном и мачтами судов, придаёт позе гордое величие и красоту».
У Есенина, наоборот, в ироничном ключе:
«Садясь на маленький пароход в сопровождении полицейских и журналистов, мы взглянули на статую свободы и прыснули со смеху. „Бедная, старая девушка! Ты поставлена здесь ради курьёза!“ — сказал я».
Такое отношение русских (и уже — становящихся советскими) писателей к американскому быту очень характерно. Культура погони за богатством, поиск материальных благ, эстетика американской мечты были чужды творцам, воспитанным на идее об абсолютном превосходстве духовных ценностей над материальными.
Однако одной из задач Горького в Америке была добыча денег для партии. Из США Алексей Максимович вёз кассу в десять тысяч долларов, что, конечно, было немало, но всё равно недостаточно, чтобы покрыть нужды партии. Реализацию плана Ленина можно назвать удачной только наполовину — эсерам всё же удалось испортить работу партии-конкурента.
Чтобы поддержать авторов и редакцию, подписывайтесь на платный телеграм-канал VATNIKSTAN_vip. Там мы делимся эксклюзивными материалами, знакомимся с историческими источниками и общаемся в комментариях. Стоимость подписки — 500 рублей в месяц.
С самого начала Первой мировой войны большевики заняли антивоенную позицию, что привело к репрессиям. Большевистская периодика попала под запрет: власти закрывали редакции и типографии, изымали номера из продажи. Тем не менее активистам удавалось продвигать социалистические идеи разными способами — соблюдать цензурные требования и писать эзоповым языком, печатать и вручную переписывать запрещённые материалы или привозить контрабандой газеты, изданные товарищами за границей.
О легальной и подпольной прессе большевиков с 1914 года до Февральской революции рассказывает Сергей Лунёв.
В течение лета 1914 года большевики лишились легальной периодической печати в Российской империи, которая до этого насчитывала более 20 наименований. Теоретический ежемесячный журнал «Просвещение» был закрыт в июне 1914 года, после разгрома редакции 8 июля (здесь и далее старый стиль датировок) выпуск массовой газеты, по совместительству центрального органа партии «Правды» (выходила под заглавием «Трудовая правда»), 12 июля приостановился журнал «Вопросы страхования», перестал выходить женский журнал «Работница». Закрылись региональные издания местных организаций большевиков, в профессиональных рабочих изданиях большевики отстранились от редактуры.
Объявленная война резко изменила бушевавшие летом общественные страсти — предреволюционные забастовки в крупных городах Российской империи с началом мобилизации перетекли в ура-патриотические манифестации. 20 июля 1914 года вышло временное положение о военной цензуре, публичное выражение антивоенной позиции стало незаконным. На большевистское крыло РСДРП, выступавшее против войны, обрушились репрессии — партийцев арестовывали, активисты переходили на нелегальное положение.
Большевики теряли популярность и оказались в идейном кризисе. II Интернационал, к которому принадлежали большевики, терпел крах. Социалисты Европы нарушили предписания Интернационала: поддержали свои правительства и голосовали за военные бюджеты в парламентах. Большевики же бойкотировали голосование по военным кредитам в Государственной думе. Русское бюро ЦК РСДРП было разгромлено. Руководящую функцию партийных организации в России взяла на себя большевистская фракция Государственной думы, оберегаемая некоторое время депутатской неприкосновенностью. Находившийся в австро-венгерской части Польши лидер большевиков Владимир Ленин был интернирован как обладатель паспорта Российской империи, в конце августа 1914 года он перебрался в нейтральную Швейцарию. Свою позицию по поводу начавшегося конфликта Ленин смог донести до партии только в сентябре.
В условиях организационного разгрома и утраты легальных возможностей, появившихся после Первой русской революции, большевики заново создавали систему печати, приспосабливались к более жёстким цензурным рамкам военного времени и налаживали коммуникацию между руководящим центром и местными партийными организациями.
В статье будут рассмотрены в хронологической последовательности только те издания, что выходили на русском языке в крупных городах и которые удалось выпустить более одного номера.
Сила инерции. Журнал «Заря Поволжья»
Выступавшие с большевистских позиций издания в провинции были закрыты не сразу. Еженедельный общественно-политический журнал «Заря Поволжья», ориентированный на «интересы рабочих и торговых служащих», появился в Самаре 18 января 1914 года и имел тираж в несколько тысяч экземпляров. В редакции работали большевики и меньшевики. Уже с апреля за активную критику властей «Заря Поволжья» привлекалась к административным взысканиям и конфискациям. Летом 1914 года редакция придерживалась ярко выраженной большевистской линии — активно информировала о проходящих забастовках и публиковала радикальную социал-демократическую публицистику [1]. После того как самарская большевистская партийная организация взяла полное управление журналом в свои руки, пожертвования читателей увеличились в среднем с 15 до 80 рублей в неделю [2].
В № 26 от 19 июля 1914 года, дня вступления Российской империи в войну в Европе, комментируя начавшиеся между Сербией и Австро-Венгрией столкновения, «Заря Поволжья» в статье «Снова война» писала:
«…Народ во время войн, в большинстве случаев, представляет из себя стадо баранов, которое ведут на убой, чтобы иметь мясо».
В другой заметке номера, «“Хорошие” и “дурные” примеры», редакция реагировала на призыв самарского губернатора местным рабочим прекратить забастовки и «проникнуться чувством военного патриотизма»:
«Рабочая демократия прекрасно понимает остроту и тяжесть возникших международных осложнений, созданных возращённым буржуазией всех стран до последних пределов милитаризма; она знает, что всякая война уничтожает прежде всего жизни пролетариев и крестьян, но она знает также и то, что на знамени международного социализма, исповедуемого пролетариатом всего мира, написано: “Мы будем добиваться разоружения, мы против милитаризма и его авантюр”».
После выхода номера были арестованы издатель журнала А. И. Станкевич и секретарь редакции С. М. Белов. Около 500 экземпляров было конфисковано. 26 июля 1914 года самарцы выпустили ещё один номер с вдвое меньшим количеством страниц. В тот же день губернатор приостановил выпуск «повременного издания», но большевикам удалось практически полностью распространить тираж последнего номера.
В заглавной статье № 27 «Рабочий класс и текущие события» разгорающийся в Европе конфликт назывался «каким-то кровавым кошмаром, который окутывает постепенно всё человечество, пред которым все растерялись и молчат или же очертя голову бросаются в жестокую борьбу, не осознавая, куда они идут, что делают, во имя чего воюют».
Редакция посвятила три статьи международному социалистическому движению. М. Рогожский надеялся, что запланированный на 10 августа IX Международный социалистический конгресс состоится, ведь «организованный международный пролетариат должен чрез своих представителей сказать своё веское слово именно теперь, когда вся Европа охвачена пожаром войны». Автор признавал, что делегатам из воюющих между собой стран съехаться будет проблематично и конгресс, скорее всего, будет отменён. Далее журнал от имени «рабочего класса Поволжья» выражал соболезнования в связи с убийством французского социал-демократа Жана Жореса и информировал, что германская социал-демократическая партия перевалила за один миллион членов. Публицистика о международных делах чередовалась с воззваниями читателей помочь редакции. Завершался журнал рабочей корреспонденцией и рекламой.
После выхода № 27 семеро сотрудников «Зари Поволжья» были арестованы и провели в тюрьме несколько месяцев. На некоторое время большевики лишились легальных изданий в Российской империи.
«Рабочий голос», ставший «Пролетарским». Нелегальное издание в Петрограде
Наряду с прокламациями районный комитет Петербургской (Городской) части столицы в августе, в первый месяц войны, выпустил отпечатанную на гектографе нелегальную газету «Рабочий голос» — 18 страниц небольшого формата. Тираж составил всего 200 экземпляров. Газета «осуждала грабительскую империалистическую войну, призывала пролетариат Петрограда к борьбе с ней и ставила вопрос об укреплении нелегальных партийных организаций» [3]. На базе «Рабочего голоса» было решено выпускать общегородское издание, которым бы ведал Петербургский партийный комитет (большевики противились переименованию Санкт-Петербурга и отказывались менять наименование столичной организации).
Общегородскую нелегальную газету большевики Петрограда смогли выпустить лишь в феврале 1915 года. Газета, получившая название «Пролетарский голос», практически полностью состояла из перепечаток материалов «Социал-демократа», газеты ЦК партии, доставленной к этому моменту в Петроград. Определить тираж затруднительно, но география распространения обширна. Экземпляры первого номера «Пролетарского голоса» полиция находила в апреле 1915 года в Москве и Московской губернии, в мае 1915 года — в Донской области и Ростове-на-Дону, а в феврале 1916 года — в Волынской губернии и в Житомире [4]. Следующий номер, подготовленный к Первомаю 1915 года, напечатать не удалось. Петербургский комитет большевиков вывела из строя очередная волна арестов.
Второй номер «Пролетарского голоса» появился через год, в феврале 1916 года, и был приурочен к Международному женскому дню (23 февраля по старому стилю). Весь номер представлял собой перепечатку воззвания главной активистки женского движения из числа большевиков Александры Коллонтай. В 1916 году большевики выпустили «Пролетарский голос» накануне Первомая. В праздничной публицистической передовице разоблачались «малые и большие Плехановы», то есть социал-демократы, переместившиеся на позиции поддержки войны. В других статьях газета рассказывала историю рабочего движения в мире и положении рабочих в Петербурге.
Четвёртый номер нелегальной газеты вышел 18 декабря 1916 года. Выпуску предшествовали аресты Петербургского комитета и изъятия уже готового набора номера, а также производственных машин нелегальной типографии. Большевики вынужденно пошли на дерзость. Партийцы на несколько часов захватили типографию Альтшуллера «с револьверами в руках» и силами двух рабочих напечатали около двух тысяч экземпляров «Пролетарского голоса». Уходя из типографии, большевики оставили записку, в которой «было принесено извинение владельцу типографии за захватное использование его типографии и материалов и к этому добавлено, что к такому способу они прибегли в силу ареста нелегальной техники».
Этот номер «Пролетарского голоса» походит на полноценную газету, хоть в наборе использовался разный печатный шрифт, встречались грамматические ошибки. Статья «Петербург 18 декабря» отображала положение в рабочей среде во время идущей войны и характеризовала конфликт «как войну за мировое господство враждующих групп империалистических хищников». Газета критиковала монархистов и либеральные круги, а также меньшевиков и других деятелей рабочего движения, занимавших «позиции социал-шовинизма». «Пролетарский голос» описывал работу Петербургского комитета большевиков, который организовывал стачки на отдельных предприятиях и распространял листовки. Партийная организация отчитывалась, что за октябрь-ноябрь 1916 года удалось издать шесть листовок и распространить их тиражом более 30 тысяч экземпляров. В разделе газеты «В провинции» «Пролетарский голос» информировал о стачках, забастовках и демонстрациях в центральных районах России, в Закавказье и Донбассе, в Поволжье и в Сибири, которые участились к концу 1916 года.
«Социал-демократ». Главная газета большевиков
Осенью 1914 года в качестве центрального печатного органа большевистские лидеры в Швейцарии возродили газету «Социал-демократ». Редакция размещалась в Берне, номера печатались в Женеве.
Возобновлённый «Социал-демократ» выходил с 1 ноября 1914 года до 31 января 1917 года под непосредственным руководством Владимира Ленина. Было выпущено 26 номеров, практически ежемесячно. Количество копий каждого выпуска варьировалось от 500 до 1500. Газета продолжала нумерацию выходившего нерегулярно в разных местах инициированного ЦК РСДРП издания ещё в 1908 году. «Социал-демократ» военного времени имел приложения с объёмными теоретическими текстами — журнал «Коммунист» (вышел один сдвоенный номер) и «Сборник “Социал-демократа”» (вышло два номера).
«Социал-демократ» устанавливал единую организационную линию и задавал лозунги партии, подпитывал актуальной политической информацией и разъяснял теоретические вопросы, впоследствии печатал корреспонденции от местных партийных организаций. Материалы привозимой из Женевы газеты становились основой для печати большевиков: перепечатывались нелегальными изданиями, тиражировались с помощью гектографа и распространялись в виде листовок. Роль «Социал-демократа» для местных партийных организаций описал харьковский большевик Я. И. Базанов:
«Мы буквально приходили в восторг, когда, получив с большим опозданием замусоленный номер “Социал-демократа” или другое известие из Москвы или Петербурга, убеждались, что наша линия в основном правильная» [5].
«Социал-демократ», имевший корреспондентов во многих европейских странах, стал центром притяжения не только для большевиков, но и для настроенных интернационально и антивоенно социалистов со всего мира.
Ленин выступал не просто с антивоенных позиций — он призывал превратить империалистическую войну в гражданскую и сместить развязавшие войну правительства с помощью революций. Обличая шовинизм и придерживаясь принципа интернационализма, Владимир Ильич критиковал другую крайность — «национальный нигилизм». Ленин развенчивал вчерашних авторитетов из числа лидеров II Интернационала, кто стал сторонником своих правительств и пропагандировал оборончество. В колкой полемике доставалось Плеханову, Каутскому, Вандервельде и другим «социал-шовинистам». Владимир Ильич реагировал на общеевропейские и внутрироссийские политические темы.
Для «Социал-демократа» писали Григорий Зиновьев, Александра Коллонтай, Максим Литвинов, Инесса Арманд и другие большевики из ближайшего круга Ленина. Выпускающим редактором издания работал опытный журналист Вячеслав Карпинский, участвовавший прежде в работе эмигрантских газет «Вперёд» и «Пролетарий», а также «Правды». Секретарские обязанности брала на себя супруга Владимира Ильича Надежда Крупская.
350 экземпляров первого «Социал-демократа» военного времени (№ 33 от 1 ноября 1914 года) попали в Петроград незадолго до ареста большевистской конференции в Озерках. Среди задержанных участников были и депутаты Государственной думы из большевистской фракции. Большевики лишились руководящего центра в Российской империи, но началось распространение по стране печатного органа ЦК РСДРП(б). Местные организации узнали генеральную линию партии после нескольких месяцев сумятицы и неизвестности. Ходили даже лживые слухи, что Ленин занял оборонческую позицию.
В № 33 был напечатан манифест «Война и российская социал-демократия» за подписью большевистского ЦК РСДРП. Документ, носивший характер руководящего для партийцев большевистского крыла РСДРП, подготовил Ленин. Манифест определял отношение к войне, сформулировал цели и задачи партии в новых условиях. Владимир Ильич утверждал:
«Захват земель и покорение чужих наций, разорение конкурирующей нации, грабёж её богатств, отвлечение внимания трудящихся масс от внутренних политических кризисов России, Германии, Англии и других стран, разъединение и националистическое одурачивание рабочих и истребление их авангарда в целях ослабления революционного движения пролетариата — таково единственное действительное содержание, значение и смысл современной войны».
Ленин клеймил европейские социал-демократические партии за поддержку своих правительств и предательство принципов II Интернационала, противопоставляя предателям позицию большевиков:
«Наша партия, Российская с.-д. рабочая партия, понесла уже и еще понесёт громадные жертвы в связи с войной. Вся наша легальная рабочая печать уничтожена. Большинство союзов закрыты, множество наших товарищей арестовано и сослано. Но наше парламентское представительство — Российская социал-демократическая рабочая фракция в Государственной думе — сочло своим безусловным социалистическим долгом не голосовать военных кредитов и даже покинуть зал заседаний Думы для ещё более энергического выражения своего протеста, сочло долгом заклеймить политику европейских правительств, как империалистскую. И, несмотря на удесятеренный гнёт царского правительства, социал-демократические рабочие России уже издают первые нелегальные воззвания против войны, исполняя долг перед демократией и Интернационалом».
Основными задачами социал-демократии в Российской империи «ввиду наибольшей отсталости этой страны» Ленин видел в «трёх основных условиях последовательного демократического преобразования: демократической республике (при полном равноправии и самоопределении всех наций), конфискации помещичьих земель и 8‑часовом рабочем дне». Речи о социалистической революции, в отличие от более развитых стран, в России ещё не шло. Манифест призывал создать новый Пролетарский Интернационал.
«Социал-демократ» ввозили в Российскую империю следующим образом: из Женевы пакеты с газетами отправлялись в Париж, откуда они высылались в Швецию на адреса сочувствующих местных активистов и эмигрантов-большевиков. В Стокгольме работала специальная большевистская транспортная группа, занимавшаяся распространением партийных материалов и литературы. Из Швеции через Финляндию или изредка Норвегию контрабандистскими тропами ввозили в Петроград [7].
Наладить регулярную доставку газеты из-за рубежа удалось лишь к концу 1915 года, когда столичные большевики получили 15 номеров (c 33-го по 47‑й) в количестве нескольких сотен экземпляров. Из Петрограда экземпляры «Социал-демократа» распределялись в Москву и по региональным центрам (Самара, Саратов, Царицын, Иваново-Вознесенск, Тверь, Тула, Харьков, Киев, Ростов-на-Дону и другие города). Газета рассылалась по всему миру — в Швейцарию (Бёрн, Лозанна, Божи), Францию (Париж, Лион, Марсель, Гренобль), Великобританию (Лондон), Австро-Венгрию (Вена), Болгарию (София), скандинавские страны (Швеция, Дания, Христиания), США (Нью-Йорк, Чикаго, Бостон, Детройт, Сан-Франциско), Канаду (Монреаль, Виннипег), Австралию (Брисбен, Порт-Пири) [8].
Большевик Александр Шляпников воспоминал о спросе на нелегальную печать:
«Спрос на нелегальную, социалистическую литературу был так велик, что его не могла удовлетворить слабая нелегальная техника. На помощь приходила частная инициатива. Среди рабочих ходили всевозможные рукописные, гектографированные, переписанные на машинке и т. п. копии отдельных прокламаций, статей из нелегальных заграничных изданий и т. п. В Москве ходила по рукам переписанная на машинке брошюра Ленина и Зиновьева — “Война и социализм”, имевшая более 100 страниц. “Социал-демократ”, “Коммунист” —являлись такой роскошью, за одно прочтение которого платили от 50 коп. до 1 руб. и более. На “Коммунист” были требования на сотни экземпляров; при этом рабочие охотно назначали плату в три рубля за номер» [9].
Редакция стремилась каждый номер сделать цельным, не ограничивались публицистикой или же публикацией материалов конференций. Один из номеров «Социал-демократа» (№ 47 за 1915 год), вышедший вслед за сдвоенным, подводящим итоги Циммервальдской конференции, был полностью посвящён подпольной деятельности Петербургского комитета партии, что в условиях боевых и географической удалённости представлялось весьма сложным. Несмотря на трудности военного времени, с редакцией имели связь многие партийные ячейки, находящиеся в Российской империи. Публиковались и наказы от сторонников большевиков.
Большевистские «Вопросы страхования»
Выросший в отдельное издание из рубрики газеты «Правда» журнал «Вопросы страхования» выходил еженедельно с 26 октября 1913 по 12 июля 1914 года. Распространяемый тиражом до пяти тысяч экземпляров по всей Российской империи журнал имел прикладной характер. После Ленского расстрела в 1912 году правительство в качестве одной из уступок рабочему движению внедрило государственную систему страхования. Предприятиям предписывалось выполнять минимальный набор социальных обязательств перед работниками. На фабриках и заводах организовывались больницы и страховые кассы, которые должны были выплачивать компенсации рабочим в случае болезней или увечий. В нарождающейся социальной сфере активную роль играли большевики.
Секретарю больничной страховой кассы Путиловского завода Петрограда, бывшему корреспонденту большевистских легальных газет «Звезда» и «Правда» Николаю Подвойскому Петербургский комитет большевиков поручил возобновить закрытый после начала Первой мировой войны журнал. Формально издание числилось при Страховом союзе. «Вопросы страхования» вышли 20 февраля 1915 года. Редакция подчёркивала связь с закрытой «Правдой» и извещала:
«Журнал, как и раньше, будет уделять место не только вопросам страхования рабочих в узком смысле этого слова, но также и условиям труда и быта рабочих, вопросам профессионального движения и профессиональной организации рабочих и другим насущным вопросам рабочего движения» [10].
Издание печаталось нерегулярно, но легально — тиражом в 3—5 тысяч раз в месяц-полтора [11].
Редакцию «Вопросов страхования» составляли оставшиеся в Петрограде бывшие сотрудники «Правды». Секретарь «Правды» Вячеслав Скрябин, оказавшийся в Петрограде после побега из ссылки в 1916 году, в «Вопросах страхования», где он также некоторое время проработал секретарём, впервые подписался «Молотов» [12]. В журнале единственный раз в российской подцензурной периодике в период с начала Первой мировой войны до Февральской революции вышла статья Владимира Ленина. Петроградские большевики втиснули в № 5 (54) от 31 мая 1916 года заметку своего лидера «О германском и не германском шовинизме».
Чтобы избежать цензуры и донести большевистскую позицию до читателя, редакция использовала эзопов язык и статистические данные. Например, приверженность издания к большевизму называлась «борьбой за неурезанные лозунги». Опытная команда журнала добилась того, что ни один номер журнала не был конфискован. Тем не менее незадолго до Февральской революции Николай Подвойский был арестован в ходе очередного разгрома большевистской партии. Но «Вопросы страхования» продолжили выходить.
Журнал находился в тесной связи с читателями и публиковал корреспонденцию. Среди прочего, была напечатано письмо ссыльного большевика Иосифа Сталина, организатора газеты «Правда».
Издание, в соответствии с предписаниями ЦК, призывало бойкотировать военно-промышленные комитеты и высмеивало «казённый оптимизм буржуазной прессы». Напрямую журнал не выступал против войны в силу цензурных соображений, но рассказывал о негативных явлениях, вызванных войной, — дороговизне и закрепощении рабочих на предприятиях. Затрагивая по касательной политические вопросы, журнал оставался нишевым и основное внимание уделял социальному обеспечения рабочих.
«Наша газета» в Саратове
В 1915 году в Саратове собралась компания видных большевистских интеллигентов. В поволжский город переехал один из редакторов «Правды» Михаил Ольминский (Александров), известный как Галёрка и Витимский. Ярчайший публицист совмещал партийную деятельность с работой статистика в городской думе Петрограда. Непосредственное начальство Ольминского представило его к повышению. Петроградский градоначальник запросил в охранке характеристику Ольминского, которая его шокировала. Выяснилось, что за плечами ценного сотрудника городской думы пять лет одиночной камеры, ссылка и активное участие в легальной печати большевиков. Вместо повышения неблагонадёжный Ольминский был уволен и перебрался весной 1915 года в Саратов, где у него жили родственники [13].
На свою малую родину вернулись учившийся в Московском университете участник декабрьского восстания 1905 года в Москве Владимир Антонов-Саратовский и бывший секретарь Петербургского комитета РСДРП по совместительству исследователь Арктики Георгий Оппоков (А. Ломов). В поволжском городе обосновались старые большевики Виктор Ногин и Михаил Васильев-Южин. Таким образом местная организация большевиков превратилась в одну из сильнейших по России.
Большевики группировались вокруг просветительского общества «Маяк» и проводили лекции на актуальные социально-политические темы. Мероприятия были посвящены империализму, страхованию рабочих, Европе после войны и другим злободневным, но подцензурным темам.
Вдохновившись успехом мероприятий, саратовские большевики запустили собственную газету, причём абсолютно легальную. В редколлегию вошли Оппоков, Ольминский, Лебедев под формальным предводительством Антонова-Саратовского, которых сменил двух подставных редакторов. Наибольшим авторитетом в редколлегии обладал Ольминский.
Первый номер «Нашей газеты» вышел 8 августа 1915 года [14]. Издание было еженедельным и просуществовало до 10 октября 1915 года. Вышло девять номеров, а десятый был конфискован после запрета. Тираж газеты за время существования увеличился с 2 тысяч до 10 тысяч экземпляров.
Из-за отсутствия других большевистских изданий «Наша газета» пользовалась спросом по всей стране. Подписывались рабочие коллективы и отдельные лица из Москвы, Петрограда, Одессы, Харькова, Нижнего Новгорода, Иваново-Вознесенска, Екатеринослава, Астрахани. Самары, Костромы, Ростова на-Дону, Тифлиса, Ташкента, Екатеринбурга, Енисейска, Минусинска, Иркутска, Казани, Витебска, Могилёва, Царицына и других городов [15].
С первого взгляда «Наша газета» отличалась от других «повременных изданий» отсутствием военных сводок. Ориентируясь на местную специфику и внутреннюю политику, редакция писала об экономических затруднениях; давала хронику рабочего движения в регионе, стране и мире; критиковала закрепощение рабочих на предприятии и запрет на борьбу за свои права, называя условия работы на фабриках и заводах «трудовой повинностью». Газета участвовала в общественных кампаниях — помощи беженцам, создании профсоюзов и бойкота военно-промышленных комитетов. «Наша газета» призывала амнистировать арестованных депутатов-большевиков.
Антонов-Саратовский рассказывал, что дерзкая социал-демократическая газета выходила в течение нескольких месяцев в связи с внутренними интригами местной охранки, в руководстве которой происходила пересменка:
«…Якобы мы стали выходить в тот удачный момент, когда старый начальник жандармского управления отзывался, а новый из Астрахани ещё не приехал. Уходящий и решил “подложить свинью” новичку и не глушить нашу газету. “Замучившийся” с нами цензор, однако, не выдержал ведомственной марки и “преждевременно” её прихлопнул» [16].
В 1916 году коллектив «Нашей газеты» выпустил сборник публицистический статей «Под старым знаменем». Некоторые партийцы были арестованы, другие покинули город. Ольминский с несколькими сотрудниками издания переехал в Москву летом 1916 года.
Поэт Иван Логинов посвятил «Нашей газете» такие строчки:
Хоть немного погостила
Она в приволжских городах,
Но луч надежды заронила
В рабочих пламенных сердцах.
И в этот светлый луч надежды
В сердцах рабочих не умрёт,
Назад идут одни невежды,
Волгарь же наш пойдёт вперёд.
«Прикубанские степи» от «кубанского Горького»
В ноябре 1915 года в Екатеринодаре вышел первый номер журнала «Прикубанские степи». Издание основал 52-летний рабочий энтузиаст Митрофан Седин. Уроженец города Ейска, кузнец Митрофан Карпович, выучившийся самостоятельно грамоте и игре на скрипке, исповедовал революционные взгляды. Ещё в середине 1890‑х в станице Ивановской Седин организовал подпольный просветительский кружок, в котором обсуждалась демократическая литература. В это время Митрофан Карпович пробовал себя на литературном поприще. В 1893 году писатель-самоучка дебютировал с пьесой «Маруся-казачка» («На Черномории»), которая, по некоторым свидетельствам, вскоре была поставлена в Екатеринодаре. Произведение затрагивает вопросы взаимоотношений казаков и иногородних. Пьеса привлекает внимание театрального сообщества по сей день.
Вскоре Митрофан Карпович перебрался в Екатеринодар и сочетал работу с творчеством. Седин экспериментировал с литературными жанрами — его перу принадлежат и «драма в стихах» «Косолап — атаман Войска Азовского», и новеллы, и злободневные стихотворения, и пьесы. Убеждения Митрофана Седина эволюционировали от народнических к социал-демократическим. Его произведения, несмотря на неминуемые проблемы с цензурой, публиковались в журналах и расходились в списках. Уже тогда Седина называли «кубанским Горьким» в честь более известного писателя-самородка.
Первую мировую войну Седин встретил вольнорабочим в артеле «Строитель». Сын Митрофана Карповича, Глеб, член партии РСДРП(б) с 1913 года, работал токарем на заводе «Кубаноль», где познакомил местных большевиков с отцом. Митрофан Карпович устроился в больничную кассу «Кубаноля», а в 1915 году организовал в екатеринодарском клубе приказчиков драматический кружок, в котором участвовали рабочие местных предприятий.
Весной 1915 года Седин получил разрешение на выход журнала и только через полгода, 15 ноября, на личные сбережения напечатал первый номер журнала, названного «Прикубанские степи». Пилотный номер полностью составлял сам Митрофан Седин, который сочетал функции и издателя, и редактора, и автора. Со второго номера от 20 января 1916 года журнал выходил в качестве органа объединённой больничной кассы Екатеринодара, где главенствовали большевики [17]. Расширилась материальная база издания, появилась полноценная редакция, которая имела возможность сотрудничать с маститыми иногородними авторами. Редакция заверяла:
«Со второго номера журнал “Прикубанские степи” выходит при участии совершенно нового состава сотрудников и ничего общего, кроме названия и юридического редактора, с предыдущим номером не имеет».
Митрофан Седин остался на первых ролях не только формально — он задавал тон издания. Благодаря поддержке большевиков «Прикубанские степи» превратились в профессионально сделанный журнал. Издание выходило еженедельно, увеличилось число страниц до 24, к концу 1916 года тираж достиг трёх тысяч экземпляров. Ареал распространения журнала включал в себя юг Российской империи. Через больничную кассу издание высылался в Донбасс, Ростов-на-Дону, на Терек (Владикавказ, Грозный), в Баку [18]. Некоторые экземпляры отправлялись в Петроград, Москву, Нижний Новгород, Екатеринбург, два номера «Прикубанских степей» попали к Ленину в Швейцарию.
Журнал начинался с передовицы, которая обычно была посвящена всероссийской тематике, или же призывов к читателям. Затем печатались статьи о прикладных вопросах рабочего движения — рынке труда, страховании и организации больничных касс, кооперации, профессиональных союзах. Обязательной рубрикой была «Рабочая хроника», которая информировала о происходящих забастовках. Публиковались в небольшие заметки о рабочем движении за рубежом. Изюминкой журнала был отдел «Рабочих писателей и поэтов». Завершала номер корреспонденция, отправляемая в журнал, и реклама близких по духу изданий. Что в журнале отсутствовало, так это военные сводки.
«Прикубанские степи» способствовали развитию Митрофана Седина как автора. Он писал и полемические статьи, и очерки, и стихотворения. В журнале были опубликованы его ключевые произведения «В трактире», «В городе», «В деревне», «Дуня». В деятельности Седину активно помогал его сын, Глеб.
Митрофану Карповичу было свойственно редкое для творческих людей качество — терпимость к критике. В одном из номеров журнала было воспроизведено письмо Михаила Ольминского, откликнувшегося на появление «Прикубанских степей». Опытный правдист, в целом позитивно отреагировавший на выход близкого большевикам издания, писал о допущенных ошибках в первых номерах, которые он объяснял «оторванность захолустья от центра». Впоследствии Михаил Степанович написал для кубанского издания несколько статей.
Не обошлось в «Прикубанских степях» без внутренних конфликтов. Тяготеющие к меньшевизму авторы покинули издание через несколько месяцев после запуска. Журнал выдерживал всё более большевистскую линию. Власти накладывали на журнал санкции. Многие номера «Прикубанских степей» выходили с большими белыми пробелами, по которым читатели угадывали, что материал был вырезан цензурой. Некоторые номера конфисковывались. Редактор «Прикубанских степей» Дорофеев и Глеб Седин в 1916 году были арестованы и сосланы в Сибирь.
После Февральской революции журнал «Прикубанские степи» преобразовался в газету «Прикубанская правда», которая, сменив несколько вывесок, под заглавием «Вольная Кубань» выходит и сейчас.
Судьбы Митрофана и Глеба Сединых сложились трагически. В январе 1918 года в районе реки Чибий Седин-младший будет зверски растерзан отрядом белогвардейцев, с которым он вступил в переговоры в качестве парламентёра. В августе 1918 года в захваченном деникинцами Екатеринодаре погиб Митрофан Седин. Бывшего редактора «Прикубанских степей» опознал белогвардейский офицер, и при попытке бежать Седин-старший будет расстрелян.
«Голос печатного труда». Профсоюзный журнал в Москве
В годы Первой мировой войны в Москве насчитывалась 31 местная большевистская организация на уровне районов и отдельных предприятий, включавшая в себя порядка 500 партийцев. В Первопрестольной большевикам не удавалось организовать городской комитет (однако существовало Московское областное бюро ЦК РСДРП, которое руководило местными партийными организациями в 13 губерниях Великороссии). Попытки сформировать руководящий центр в Москве пресекались. Среди партийцев в городе было много агентов охранки и провокаторов.
Первые годы войны московские большевики ограничивались выпуском листовок, распространяли издания из других регионов и литературу. Создать действующий на постоянной основе печатный орган, пусть даже нелегальный, было затруднительно. В этой связи большевики использовали метод, испробованный до войны, — выпускать издание от лица профсоюзной организации.
Профессиональные объединения рабочих широко распространились после Первой русской революции. Каждая профсоюзная организация стремилась выпускать собственное печатное издание. Во многих профсоюзных редакциях заседали большевики. В первые месяцы войны в атмосфере ура-патриотического угара большевики утратили свои позиции, да и профсоюзное движение сильно деградировало.
Когда шовинистический дурман рассеялся и рабочие познали всю тягость войны, большевики вновь стали иметь влияние в профсоюзах. Они вошли в руководство оформившегося в начале 1916 года Профессионального общества рабочих печатного труда Московского промышленного района. Летом 1916 года общество добилось разрешения на выпуск журнала, но официальный редактор И. П. Бодров был арестован, статьи, направляемые в редакцию, дублировались агентом охранки, а авторы находились под надзором [19]. Запланированный на август первый номер «Голоса печатного труда» вышел только в ноябре 1916 года.
Редакция располагалась в помещении Профессионального общества рабочих печатного труда Московского промышленного района в Кривом переулке на Варварке. В работе журнала участвовала сложившаяся в Москве литературная группа большевиков в составе Ногина, Ольминского и Скворцова, многие из которых участвовали в выпуске саратовской «Нашей газеты». Фактическим редактором, как и в случае с поволжским изданием, был Михаил Ольминский, писал для «Голоса печатного труда» статьи экономической тематики Георгий Оппоков (А. Ломов). До Февральской революции вышло три номера журнала в ежемесячном темпе — в ноябре и декабре 1916 года, январе 1917 года. Последний номер журнала появился в апреле 1917 года.
«Голос печатного труда» в первом номере провозглашал своими целями помочь разобраться в вопросах, связанных с войной, «выяснить причины современной экономической и социальной разрухи, определить линию поведения рабочей демократии». Вместе с тем журнал намеревался погружать в «повседневную жизнь рабочего», которая шла своим чередом независимо от «военной непогоды». Издание должно было «освещать светом сознания закоулки профессиональной жизни, звать строить свои профессиональные, культурно-просветительские организации», но не замыкаться в узкоспециализированных вопросах, ведь рабочий какой-либо отдельной специальности всё равно является частью единого целого, рабочего класса, который не замкнут какими-либо национальными рамками. Редакция призывала рабочих финансировать Профессиональное общество печатников и активно участвовать в деятельности организации, которую называли «нашим единственным оплотом».
Отдельное обращение к «товарищам-работницам», вышедшее под псевдонимом Знак, подготовил Иван Скворцов-Степанов. Во время Первой мировой войны женщины заменяли мужчин на многих производствах, в том числе в печатном деле. Скворцов-Степанов писал о необходимости женщинам «развивать в себе сознание» и работать на общественном поприще, а не только полагаться на мужчин, которые «очень быстро выбывают» из-за войны. А завершал свою заметку словами:
«Так женщины-типографы, смело держите знамя труда, источник жизни, и покажите, что вы такой же передовой авангард рабочего класса, мужчины-типографы».
В центре внимания журнала, естественно, находилась уставная организация — Профессиональное общество рабочих печатного труда Московского промышленного района. Издание информировало о деятельности профсоюза, публикуя развёрнутые многостраничные отчёты о заседаниях, принятых резолюциях, взаимоотношениях с другими общественными организациями и властью, а также о пожертвованиях и низовых инициативах. «Голос печатного труда» рассказывал не только новости о московских типографиях, но и помещал заметки из Петрограда, Киева, Баку, Иркутска и других городов. В соответствии с генеральной линией ЦК РСДРП(б) редакция критиковала рабочую группу Военно-промышленных комитетов и настроенных шовинистически деятелей рабочего движения. Издание разносило правительство за попытки ввести принудительный труд на предприятиях, фактически закрепостив рабочих.
Журнал выходил за рамки рабочей тематики. Редакция писала о дороговизне и рассуждала в конце 1916 года о возможности заключения мира. «Голос печатного труда» обличал шовинистически настроенных поэтов и писал о деятельности государственных органов. Издание разоблачало идею министра внутренних дел Протопопова создать с виду независимую газету, с которой бы сотрудничали ассоциируемые с демократическим лагерем авторы, но которая, по сути, была бы правительственный орган со значительным финансированием. Цель такого издания — пропаганда войны до победного конца. Действительно, такая газета под названием «Русская воля» появилась 15 декабря 1916 года.
«Голос печатного труда» имел и жанровое разнообразие. Публиковались стихотворения и рассказы, экскурсы в историю рабочего движения и экономические очерки. Журнал может вызвать читательский интерес и столетие спустя, не только в качестве ценного исторического источника.
«Осведомительный листок» Русского бюро ЦК большевиков
К 1917 году большевики развили деятельность настолько, что стало необходимо сформировать оперативный руководящий печатный орган в Российской империи. Женевский «Социал-демократ», выходивший при ЦК, не поспевал за ходом нарастающей стачечной и протестной активности в России. Большевики реанимировали Русское бюро ЦК РСДРП(б), высший партийный комитет, действующий непосредственно в стране.
Русское бюро стремилось запустить полноценную газету. Пока шли поиски типографии, которые курировал Вячеслав Молотов, комитет выпускал двухстраничное нелегальное машинописное издание «Осведомительный листок». Вышло два номера «Листка» — за 22 января и февраль 1917 года.
«Осведомительный листок» ориентировался на местные партийные организации большевиков. По сути, это был информационный бюллетень для внутреннего пользования. Издание ставило перед собой задачу «посильное ознакомление Российских социал-демократических организаций с положением дел в партии, с характером рабочего и общественного движения отдельный мест обширной России». «Листок» множился на гектографе и переписывался на пишущих машинках. Бюро отправляло хотя бы по одному экземпляру в каждую партийную организацию.
«Осведомительный листок» рассказывал о стачках и партийной работе большевиков на местах. Основной темой первого номера была годовщина «кровавого воскресенья», 9 января, ставшее традиционным днём для протестных выступлений и забастовок. Несмотря на массовые аресты и обыски петроградских большевиков, произошедшие в ноябре-декабре 1916 года, невозможность напечатать листовки и распространить «Пролетарский голос», 9 января 1917 года бастовали Путиловский, Обуховский и даже «Арсенал», не знавший стачки уже с 1905 года.
Большевики определяли число участников однодневной стачки до 300 тысяч рабочих. Московские большевики отчитывался о более высокой протестной активности. Москвичам удалось напечатать листовки с призывами участвовать в забастовке за несколько дней до годовщины «кровавого воскресенья» и распространить на ключевых предприятиях города. Число бастующих достигало до 30% от всей численности рабочих Москвы. Вместо изначально запланированного шествия на Тверском бульваре прошла манифестация на Театральной площади, которая сопровождалась арестами и столкновениями с полицией. Вот как описывалась демонстрация:
«В начале третьего часа на Театральной площади собралась толпа рабочих с небольшим количеством студентов. Запели “Отречёмся от старого мира” и с красным знаменем, на котором было написано “Долой войну!”, “Да здравствует РСДРП!”, прошли от Неглинной улицы до половины Охотного ряда и обратно. Толпа возрастала до 1000 чел. Движение трамвая приостановилось. Толпы наблюдающих увеличивались. Слышались сочувствующие возгласы иногда со стороны находившихся в публике нижних чинов, были и враждебные возгласы. Около гостиницы “Метрополь” дорогу преградили полицейские офицеры и навстречу толпе бросились два прапорщика с обнаженными шашками. Полицейские тотчас же также обнажили шашки и били ими плашмя. Появились в то же время конные наряды сзади, с боков. Толпа, согласно ранее данным указаниям организации, рассеялась. Несколько человек были арестованы».
Помимо выступления на Театральной площади сообщалось о митингах на Благуше, в Руновском переулке, за Пресней, а также у Красных ворот, на Лубянской площади.
В первом номере писали не только о стачках, но и о работе большевиков в Поволжье. Говорилось о принципе организации:
«Заводские ячейки-кружки являются основой, общее собрание их выбирает руководящий центр — комитет. Число членов кружков колеблется от восьми-десяти человек, которые регулярно делают взносы. В кружках проходят занятия, распространяются листовки с оценкой текущих событий».
Летом 1916 года из четырёх городов Поволжья (предположительно, это Самара, Саратов, Царицын и Симбирск) съехались делегаты на региональную конференцию большевиков, но мероприятие не удалось провести. «Осведомительный листок» утверждал, что «оборонцев в Поволжье почти совсем нет ни среди интеллигентов, ни среди рабочих».
Второй номер «Осведомительного листка» вышел незадолго до Февральской революции и кратко информировал о происходивших в середине месяца стачках и выступлениях (к моменту выхода издания протесты только нарастали). Публикации носили сумбурный характер. На этот раз стачки были вызваны текущим недовольством народа и планируемым на 14 февраля открытием Государственной думы. Стачкам предшествовали распространяемые без подписи листовки с критикой правительства и призывом 14 февраля выходить к Государственной думе в Петрограде.
10 февраля была вторая годовщина суда на депутатами-большевиками, которую решено было отметить большевистскими организациями. Уже 9 февраля бастовали Трубочный и Кабельный заводы на Васильевском острове. 10 февраля на некоторых заводах Петрограда состоялись митинги — в частности, на заводе Пузырёва на Выборгской стороне. Забастовки, в отличие от 9 января, были бессрочными и не носили ритуального характера. Петроградские большевики оказались недовольны масштабом происходивших в эти дни протестов.
В Москве с 13–14 февраля бастовала Симоновская слобода, а именно заводы «Динамо» и Бари, Сокольнические мастерские военного снаряжения Московского городского управления, Даниловская мануфактура и многие мелкие предприятия. С 14 февраля количество бастующих предприятий в Петрограде значительно увеличилось — забастовками затронуты фабрики и заводы Невского, Выборгского, Московского, Нарвского районов и Васильевского острова. И в Петрограде, и в Москве эпизодически происходили стычки с полицией. Как мы знаем, эти митинги превратились в революционное выступление и в итоге привели к Февральской революции.
Примечания
Рухлин А. Н. Публикации социал-демократов в журнале «Заря Поволжья» накануне Первой мировой войны (июнь-июль 1914 г.) // Национальные приоритеты России. 2023. № 1 (48) — с. 4
Бас И. Л. Большевистская печать в годы империалистической войны М., 1939. — с. 104
Дажина И. М.Нелегальная печать большевистской партии в годы первой мировой войны (конец июля 1914 г. — февраль 1917 г.) // Сборник научных работ кафедр истории КПСС и философии М.: 1957 — с. 185
Дажина И. М. Нелегальная печать большевистской партии в годы первой мировой войны (конец июля 1914 г. — февраль 1917 г.) // Сборник научных работ кафедр истории КПСС и философии М.: 1957 — с. 186
Колесник Э. Г., Тарасов М. Г. Деятельность партии большевиков в годы Первой мировой войны по воспоминаниям активных участников событий (июль 1914 — февраль 1917 года) Красноярск: СФУ, 2016 — с. 82
Гончаров Н. Ф., Панкова З. с. Агитационно-пропагандистская деятельность В. И. Ленина 1914 — февраль 1917 гг. (по материалам биографической хроники Владимира Ильича Ленина) // В. И. Ленин о характере и особенностях большевистской пропаганды и агитации в условиях мировой империалистической войны (1914 — 1917 гг.). Горький: Горьк гос. Ун‑т, 1987 — с. 75
Агеев Ш. Ф. Центральный орган РСДРП «Социал-демократ» в годы мировой империалистической войны (ноябрь 1914 г. — январь 1917 г.). Автореф. Харьков, 1959 — с. 21–22
Агеев Ш. Ф. Центральный орган РСДРП «Социал-демократ» в годы мировой империалистической войны (ноябрь 1914 г. — январь 1917 г.). Автореф. Харьков, 1959 — с. 18–19
Шляпников А. Канун семнадцатого года. Ч.1 Изд. 3 М., 1924. — с. 115
Степанов Н. T. Подвойский. М.: Молодая гвардия, 1989. — с. 111–112
Бас И. Л. Большевистская печать в годы империалистической войны М., 1939. — с. 66
Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуев. М.: Терра, 1991. — с. 150
Лежава О. А. Нелидов Н. В. Ольминский. Жизнь и деятельность. М.: Политиздат, 1973 — с.154
Антонов-Саратовский В. П. Под стягом пролетарской борьбы. Т.1. М.-Л.: Госиздат, 1925 — с. 21
Антонов-Саратовский В. П. Под стягом пролетарской борьбы. Т.1. М.-Л.: Госиздат, 1925 — с. 24
Антонов-Саратовский В. П. Под стягом пролетарской борьбы. Т.1. М.-Л.: Госиздат, 1925 — с. 25
Бас И. Л. Большевистская печать в годы империалистической войны М., 1939. — с. 155
Бас И. Л. Большевистская печать в годы империалистической войны М., 1939. — с. 166
Бас И. Л. Большевистская печать в годы империалистической войны М., 1939. — с. 168
Чтобы поддержать авторов и редакцию, подписывайтесь на платный телеграм-канал VATNIKSTAN_vip. Там мы делимся эксклюзивными материалами, знакомимся с историческими источниками и общаемся в комментариях. Стоимость подписки — 500 рублей в месяц.
Знаменитый анекдот о том, что Леонид Брежнев — это политический деятель эпохи Аллы Пугачёвой, появился ещё в 1980‑е и в 2020‑е стал только актуальнее. Певица, композитор, продюсер, актриса, политик, благотворитель — с первых лет на сцене она всегда стремилась быть кем-то более значимым, чем звезда эстрады. В день 75-летия Аллы Борисовны вспоминаем интересные события из её жизни и творчества.
Песню «Арлекино» в 1964 году написал болгарский автор Эмил Димитров. Сюжет оригинала сильно отличается от того, что знают русскоязычные слушатели: первый вариант текста рассказывает о деревянной кукле Арлекино, который мечтал влюбиться в кукольную принцессу, но любовь его была настолько неигрушечной, что несчастный Арлекино сгорел.
В 1975 году Алла Пугачёва, бывшая тогда солисткой «Весёлых ребят», искала песню для участия в конкурсе «Золотой Орфей». Руководитель «Весёлых ребят» Павел Слободкин написал для «Арлекино» более современную аранжировку, а молодой поэт-песенник Борис Баркас за 15 минут сочинил оригинальный русский текст, запоминающийся и надрывный. На конкурсе песня произвела фурор, в том числе благодаря неповторимому смеху, а Пугачёва получила гран-при и прославилась на весь Советский Союз и за его пределами.
В начале 2020‑х песня пережила новую волну популярности, когда ремикс на неё добавили в саундтрек Atomic Heart.
Свой самый узнаваемый элемент гардероба Алла Борисовна носит начиная с 1970‑х годов. Яркие объёмные платья, навеянные модой хиппи, стал делать для певицы Вячеслав Зайцев. Модельер вспоминал:
«Алла Борисовна попросила придумать такой удобный наряд, не сковывающий движений».
Революционность этого образа — в контрасте с привычными образами певиц: яркая Пугачёва с пышными растрёпанными волосами в большом цветастом балахоне резко отличалась от аккуратных до стереотипности коллег по сцене. Публике балахоны понравились и, разумеется, вошли в моду — и в повседневную, и в эстрадную.
Чёрные же короткие балахоны, по которым публика запомнила Пугачёву 1990‑х, уже предложил Валентин Юдашкин, ученик Зайцева.
Отечественная музыка стала такой, какой мы её знаем, под влиянием Аллы Пугачёвой. Будучи не только певицей, но композитором и продюсером, Алла Борисовна помогала прославиться молодым исполнителям и группам. Самый известный из них, пожалуй, Филипп Киркоров — широкий круг зрителей увидел его как раз таки после «Рождественских встреч» Пугачёвой в 1989 и 1990 годах. До этого певец уже окончил училище имени Гнесиных, выступил в Ялте на первом в своей жизни конкурсе, снял первый клип на песню «Кармен», провёл в Монголии бесплатные концерты в советских воинских частях — но до настоящей популярности было далеко. Вместе с Пугачёвой он побывал на гастролях, в том числе зарубежных, и в 1989‑м впервые попал на «Песню года». Поженились они значительно позже, в 1994 году.
Алла Борисовна помогала и рок-группам. Студия Пугачёвой в спорткомплексе «Олимпийский» была оснащена мощным оборудованием, доступа к которому чаще всего у рокеров не было. Об опыте записи в «Олимпийском» в 1988 году рассказывал вокалист «Наутилуса Помпилиуса» Вячеслав Бутусов (см. «Ш — Шёпот»):
«…Я впервые увидел, что человек в системе может существовать совершенно свободно, без страха и упрёка. Я имею в виду Аллу Борисовну и вообще весь этот контингент. <…> Государство в государстве. Это было моё первое столкновение с тем, что можно было назвать организованной структурой. По сути дела, мафия. То, что может противостоять государственному механизму».
Лидер группы «Алиса» Константин Кинчев вспоминал:
«Мы готовились к концерту памяти Башлачёва (20 ноября 1988 года. —VATNIKSTAN). Алла Борисовна Пугачёва любезно предоставила нам свою базу. Репетировали в „Олимпийском“, на её аппарате. Борисовна всегда только помогала. Просто это единственный случай, когда я к ней обращался…»
Поп-группа «А‑студио» (официально существующая и сейчас) тоже набрала популярность с помощью Аллы Пугачёвой и её «Рождественских встреч». В число артистов, прославившихся благодаря Пугачёвой, входит и Аркадий Укупник. Он тоже участвовал в «Рождественских встречах», после чего стал широко известен.
Другая звезда, без которой невозможно представить российскую эстраду и которая взошла исключительно благодаря Пугачёвой, — Борис Моисеев. Родившийся в Могилёве, в женской исправительной колонии, у матери-политзаключённой (по некоторым данным), Борис рано увлёкся танцами. Он окончил училище как классический танцовщик, работал в театре, а в 1978 году создал танцевальное трио «Экспрессия». Вместе с двумя танцовщицами, Ларисой Хитаной и Людмилой Чеснулявичюте, Борис выступал в юрмальском варьете «Юрас перле» — там его и увидела Алла Пугачёва.
Следующие десять лет трио выступало в шоу певицы. Долгое время Борис не пел, а только танцевал. В Сети даже можно найти клип, где «Экспрессия» танцует, а Борис «поёт» под фонограмму… Игоря Талькова.
Запеть своим голосом Бориса Моисеева тоже уговорила Алла Борисовна. И не зря — так на российской эстраде появились культовые «Голубая луна», «Звёздочка» и, конечно, «Дитя порока». А ещё Моисеев записал несколько дуэтов: с Людмилой Гурченко и самой Пугачёвой. Дружба артистов продлилась долгие десятилетия.
В 2004 году Алла Борисовна выступила художественным руководителем пятого сезона «Фабрики звёзд». Победительницей стала Виктория Дайнеко, третье место заняла Наталья Подольская (больше прославившаяся тем, что впоследствии вышла замуж за Владимира Преснякова, бывшего зятя Пугачёвой). Среди других участников: Юлианна Караулова, Мигель, Майк Мироненко — какое-то время остававшиеся на слуху, но топ-звёздами не ставшие.
В числе артистов, которым помогла Пугачёва, стоит отметить и Сергея Зверева. В середине нулевых экстравагантный стилист неожиданно для многих запел. Первую же песню он посвятил своей музе.
А ещё в другом проекте Пугачёвой путь к славе начал Shaman (см. подробнее «Ф — „Фактор А“»).
Певческий голос Аллы Борисовны — меццо-сопрано. Его характеризует насыщенность, полнота и объёмность звучания низких нот. Таким же голосом обладают Кристина Агилера, Шакира, Рианна и Адель.
Песня Игоря Николаева в исполнении Аллы Пугачёвой и Владимира Кузьмина появилась в 1986 году. В конце 1986 года Пугачёва с Кузьминым работали над циклом песен под названием «Он, она и дождь». Этот диалог их героев планировалось выпустить двойным альбомом, но проект так и остался нереализованным.
В 2006 году специально для первого сезона проекта «Две звезды» на Первом канале Пугачёва переписала её, но уже в дуэте с Максимом Галкиным (признан Минюстом РФ иноагентом).
Алла Пугачёва представляла Россию на конкурсе песни «Евровидение-1997» в Дублине. До этого отечественные музыканты участвовали в конкурсе дважды: в 1994‑м певица Юдифь дебютировала с песней «Вечный странник» (10‑е место), в 1995‑м выступал Филипп Киркоров с песней «Колыбельная вулкану» (17‑е место). Как и предшественники, Алла Борисовна решила петь на русском, выбор пал на композицию «Примадонна». Позже Пугачёва рассказала, что отправиться на «Евровидении» должна была не она, а Валерий Меладзе (так как текст написан от лица мужчины). Но Меладзе заболел, а песню отдали Алле Борисовне:
«Я должна была ехать как композитор, но певец, которому была предназначена песня (если вы обратили внимание, там мужской текст, слава Богу, что он и так, и так мог быть произнесён), заболел и не мог петь. Мне было достаточно странно исполнять эту песню. Я думала, для кого ж спеть её? Я же должна видеть человека, которому я эту песню посвящаю. Никого, кроме Гурченко, у меня в голове не возникло».
В конкурсном отборе, помимо Пугачёвой, участвовали «Ногу свело!».
Алла Борисовна выступила отлично и на сцене смотрелась уверенно. Однако европейским слушателям баллада не понравилась, баллов оказалось совсем мало: Словения подарила Пугачёвой 12 баллов, Нидерланды — 8, Эстония — 7, Австрия — 5 и Норвегия — 1. В итоге певица заняла 15‑е место.
Подробнее о «Евровидении» и участии в нём Аллы Борисовны читайте в нашем материале.
Музыкальная драма и полубиография Аллы Пугачёвой вышла на экраны в 1978 году. Фильм стал хитом: возглавил прокат, собрал 55 миллионов рублей, а Алла Борисовна по результатам опроса журнала «Советский экран» стала «Лучшей актрисой года».
Главная героиня фильма — Анна Стрельцова — эстрадная певица. Несколько раз она хочет бросить сцену, потому что не может найти материал, который в полной мере раскрыл бы её талант. К карьерным трудностям добавляются личные. Но всё же, несмотря ни на что, она находит свой стиль и музыку и становится звездой № 1.
Музыку для фильма написал Александр Зацепин, а также сама Алла Пугачёва (изначально скрывавшаяся под мужским псевдонимом Борис Горбонос). Тексты песен, помимо самой Пугачёвой, написали Леонид Дербенёв и Наум Лабковский, также использовались стихи Кайсына Кулиева (в переводе Наума Гребнева) и Уильяма Шекспира (в переводе Самуила Маршака). Создатели фильма хотели включить также композицию на стихи Юнны Мориц, но поэтесса, узнав, кто играет главную роль, запретила использовать свои произведения.
Следует оговориться, что статус Пугачёвой в 1970‑е ещё не стал таким бесспорным, как сейчас. Интеллигенция её не любила, критиковала за вульгарность и откровенность. Чиновники тоже не признавали её ни как актрису, ни как певицу. Госкино пыталось запретить фильм по той же причине — за «вульгарность и откровенность». Однако миллионы зрителей решили иначе, лента осталась в прокате, а по рукам ходило множество самодельных копий. В итоге «Женщина…» занимает по посещаемости 27‑е место среди отечественных фильмов за всю историю советского кинопроката.
В 2004 году на экраны вышел новогодний музыкальный ремейк старой комедии «За двумя зайцами», главные роли в котором исполнили Алла Пугачёва, Андрей Данилко в образе Верки Сердючки и Максим Галкин (тогда ещё не муж Аллы Борисовны и не иноагент). Пугачёва в этом мюзикле удивительно иронична: она играет глуповатую молодящуюся дочь богатых родителей, которая мечтает стать звездой сцены, но не имеет к этому таланта. Актёрскую игру тонкой не назовёшь, но комедийная роль Пугачёвой однозначно удалась.
Сегодня смотреть мюзикл смотреть немного грустно: в основе сценария осовремененная пьеса украинского драматурга Михаила Старицкого, действие разворачивается в Киеве, украинские и российские актёры вместе смешат зрителей.
Примадонну отечественной эстрады назвали Аллой в честь актрисы Аллы Тарасовой — более всего она была известна по ролям в театре, но также играла и в кино. Например, её можно увидеть в единственной режиссёрской работе Владимира Баталова «Бабы» (1940) и в «Без вины виноватые» (1945).
Позже сама Алла Борисовна рассказывала, что правильнее считать, что её назвали в честь сразу двух Алл — второй была народная артистка РСФСР Алла Ларионова. Пугачёва отмечала, что поэтому она всегда чувствовала себя на сцене не певицей, а драматической актрисой:
«Петь я не собиралась. Конечно, голос развился, но певицей я не называла себя никогда. Как все знают, я — не певица, а женщина, которая поёт».
У Пугачёвой какое-то время жил пудель Кузька или Кузенька, названный, по слухам, в честь композитора и исполнителя Владимира Кузьмина. Сам музыкант с этим был не согласен.
Все знают песни «Перелётная птица» Кристины Орбакайте, «Полетели сквозь окна» Филиппа Киркорова и «Хорошо красавицам» Верки Сердючки. Но не всем известно, что их написал один человек — продюсер и автор песен Татьяна Мелентьева, более известная как Любаша. Как и многие другие артисты, успехом Любаша обязана Алле Пугачёвой (см. «В — Влияние»). Хотя ещё до знакомства с певицей Мелентьева писала песни для Ирины Аллегровой, Аркадия Укупника и других, именно сотрудничество с Аллой Борисовной оказалось решающим. Вместе они записали альбом «А был ли мальчик?».
В начале ХХ века на театральных подмостках Тбилиси блистала французская актриса Маргарита де Севр. Художник Николай Пиросмани был безответно влюблён в неё и, чтобы привлечь её внимание, однажды отправил к её гостинице несколько повозок самых разных цветов — роз, сирени, пионов, лилий и других. Вся улица на короткий момент превратилась в цветочный сад. По крайней мере, так гласит легенда, положенная в основу легендарной песни Аллы Пугачёвой «Миллион алых роз».
Стихи написал Андрей Вознесенский, а мелодию использовали готовую — одну из песен Раймонда Паулса. Сама Алла Борисовна песню не любила:
«Я упиралась рогом на „Миллион роз“. Как я её не любила! Чем больше я её не любила, тем популярнее она становилась».
Однако слушателям романтичная история о безответной любви очень нравилась — без неё не обходился ни один сольный концерт певицы. Песню полюбили не только в СССР, но и за рубежом, особенно в Японии. В свой репертуар её включили сразу несколько эстрадных исполнителей.
2 января 1983 года во втором выпуске праздничной телепередачи «Новогодний аттракцион» в исполнении Пугачёвой прозвучала её новая песня «Миллион алых роз».
В новогоднюю ночь 1984 года в праздничной телепрограмме «Новогодний аттракцион» Пугачёва исполнила две новые песни: «Расскажите, птицы» и «Айсберг». Они были написаны начинающим композитором Игорем Николаевым, который в то время числился музыкантом-клавишником в её группе «Рецитал». С этих песен началось сотрудничество Пугачёвой и Николаева, результатом которого стал альбом «…Счастья в личной жизни!» (1986). Всего же Николаев написал для Пугачёвой более 30 композиций.
Первым мужем Аллы Борисовны стал артист цирка, литовец Миколас Эдмундас Орбакас. Они познакомились, когда певица пришла устраиваться на работу в цирк — поющей артисткой. Пара поженилась осенью 1969 года, невесте было всего 20 лет, жениху — немногим больше. Алла Борисовна взяла фамилию мужа — Орбакене — но на эстраде продолжила выступать под своей фамилией, которая к тому времени уже набирала популярность. Фамилию следующих мужей (помимо Орбакаса, их было ещё четыре) Алла Борисовна не брала.
25 мая 1971 года в семье родилась Кристина Орбакайте, в представлении не нуждающаяся. А уже 1973‑м Пугачёва и Орбакас развелись.
Интересы Пугачёвой никогда не ограничивались творчеством — почти всегда певица транслировала активную гражданскую позицию, а её поддержка нередко оказывалась важной для политиков. До 1977 года Алла Борисовна состояла в ВЛКСМ, что во многом было обязательным и ничего не говорит о её взглядах. В КПСС не вступала, «начальства» в широком смысле слова не боялась подколоть. Однажды на концерт певицы в Казахстане пришли высшие руководители республики и шумно пробирались на свои места. Алла Борисовна прервала песню и прокомментировала:
С певицей провели воспитательную беседу, но более никаких неприятных последствий не было — авторитет Пугачёвой уже тогда был слишком высоким. «Би-би-си» писали, что один из зарубежных музыкантов, выступавших с Аллой Борисовной, назвал её «первой свободной женщиной в СССР».
В 1980‑е Алла Борисовна участвовала в концертных турах с призывами к разоружению.
В 1996 году Пугачёва участвовала в кампании «Голосуй, или проиграешь» и лично призывала голосовать за Ельцина. В интервью Леониду Парфёнову она говорила:
«…буду голосовать за Ельцина, и всех призываю голосовать за Ельцина. Голосуя за Ельцина, это не значит, что я — за него, я хочу голосовать за тот путь развития, который выбрала наша страна. Да, тяжёлый путь. Да, появляются люди, которым тяжело. Да, появляются люди, которым якобы очень легко. А на самом деле надо выдержать этот путь, дойти до того хотя бы момента, когда мы поймём, что надо делать. <…> За Геннадия Андреевича голосуют люди обиженные. Это неправильно, то есть ими движет обида, а не понимание развития в дальнейшем страны, экономики. Их это вообще не волнует. Только обида. Вот я был бедный, пусть все будут бедные. Аж задохнусь, меня жаба задушит, если кто-то будет богаче, жулик, значит. Ну правильно, кто-то на аферах построил капитал. А кто-то нет».
Есть мнение, что в обмен на поддержку Пугачёвой обещали не только деньги, но и пост министра культуры. Но оказалось, что ей такое не по душе:
«Был долгий разговор с людьми из правительства, но я поняла, что не ко времени это. Помешает мне в творчестве… Всё-таки я не кабинетный червь. Кабинет я выбираю сама. А кабинет для меня — Театр песни, который мне так и не построили».
После певица отошла от политики почти на десять лет, когда в 2007‑м снялась в агитационном ролике «Единой России». Сегодня её слова выглядят особенно интересно. В ролике певица говорила:
«Я давно знаю Владимира Путина как умного человека, у которого слова с делом никогда не расходились и не расходятся. Сказал, не пойдёт не третий срок — значит, не пойдёт. Поэтому я не хочу участвовать в этом вселенском плаче: „Путин, останьтесь, Путин, останьтесь“. Я пойду и проголосую за „Единую Россию“ — за его партию, а, стало быть, за него. И вам советую сделать то же самое».
На президентских выборах 2012 года Пугачёва поддерживала Михаила Прохорова: певица вошла в Общественный совет кандидата в президенты, представляла его на дебатах и даже записала вместе с Андреем Макаревичем (признан Минюстом РФ иноагентом) песню «Самый высокий» в его поддержку.
Некоторое время Алла Борисовна состояла в «Гражданской платформе», партии Прохорова, но после смещения Прохорова с поста председателя покинула партию.
В следующие годы Алла Борисовна, скорее, держалась в стороне от политики, редко что-либо заявляла, но её настрой был оппозиционным. Весной 2022 года вместе с семьёй она уехала в Израиль и время от времени публикует острые посты. Например, просит признать себя иноагентом или дерзит оппонентам:
«Какое счастье, что меня ненавидят те люди, которых я всегда терпеть не могла. Если бы я им нравилась, это значило бы, что я пела и жила зря. Причина ясна. Пусть скрежещут зубами. Были холопами, стали рабами».
Противостояние двух певиц горячо обсуждали не одно десятилетие. Ещё в 1970‑е годы Пугачёву и Ротару провозгласили главными соперницами на отечественной эстраде: исполнительницы дебютировали примерно в одно время и обе быстро набирали популярность, записывали всесоюзные хиты и снимались в кино.
Слухов о причинах «вражды» было множество, но ни один из них вряд ли можно подтвердить фактами. Ни Алла Борисовна, ни Михайловна никогда не говорили что-либо оскорбительное друг о друге публично. А в 2009 году во время празднования 60-летия Аллы Борисовны певицы и вовсе выступили вместе на одной сцене — исполнили песню «Нас не догонят» группы «Тату».
Алла Пугачёва много экспериментирует со стилем, но всегда выглядит ярко и остаётся верна себе. Например, пышные длинные волосы всегда остаются с ней — лишь в самой юности она носила короткую стрижку «под мальчика».
Уже на старте карьеры, в 1970‑е, Алла Борисовна вдохновила советских женщин на локоны в сочетании с платьями и сарафанами. В конце десятилетия Пугачёва разнообразила гардероб яркими шляпами, объёмными жакетами и даже комбинезонами. Иногда она носила даже брюки-клёш, очень актуальные в то время — например, в клипе на песню «Арлекино». Но чаще её выбор падал на платья.
В те же годы появились и знаменитые балахоны, без которых сегодня певицу сложно представить (см. подробнее «Б — Балахон») .
В 1980‑е Алла Борисовна продолжала экспериментировать, в её образах появились блестящие пиджаки, массивная бижутерия и даже мини-юбки — словом, всё, что сегодня ассоциируется с эпохой диско. В середине десятилетия Пугачёва обратила внимание на рок-эстетику (сказалось сотрудничество с Владимиром Кузьминым) — певицу можно было увидеть в кожаной куртке и ярких лосинах. Такая эклектика — сочетание эстрады и рока — продлилась до середины 1990‑х годов.
В конце 1990‑х стиль Аллы Борисовны стал более спокойным, а за основу концертных образов артистка взяла балахоны. Не всегда они были чёрными — некоторые из них вручную расписывала художница Елена Пелевина.
В 2010‑е годы Пугачёва снова преобразилась: часто её можно было увидеть в узких джинсах и коротких платьях. Несмотря на все эксперименты, сама Алла Борисовна о стиле отзывалась не слишком-то заинтересованно:
«Как-то странно воспринимают смену имиджа. Если я надену очки, похудею, сменю причёску или костюмчик — это что? Смена имиджа? В этом они все понимают, а в музыке — не очень».
Всесоюзная слава не только приятна, но и опасна. В конце 1970‑х — начале 1980‑х на Аллу Пугачёву охотился маньяк. Анатолий Нагиев, известный как Бешеный, с особой жестокостью убил не менее шести женщин (есть предположение, что гораздо больше) и мечтал добраться до Пугачёвой. О певице Нагиев узнал, когда отбывал первый срок за изнасилования — по радио часто ставили её музыку. По некоторым данным, Нагиеву удалось несколько раз оказаться с ней в гримёрке и даже в одном подъезде, однако рядом всегда оказывалось слишком свидетелей.
12 сентября 1980 года убийцу арестовали, а 5 апреля 1982 года — расстреляли.
Всё детство семья будущей певицы провела в Москве — они жили в двухэтажном доме № 14 на Крестьянской Заставе в Москве в Зонточном переулке. Переулок пролегал параллельно Воронцовской и Марксистской улицам. До нашего времени ни дом, ни переулок не сохранились.
С лета 1952 года Аллу регулярно возили на дачу в подмосковную деревню Новоалександрово. Вслед за девочкой родители отправляли на грузовой машине трофейное пианино «Циммерман», на котором она должна была ежедневно заниматься три часа.
В 1956 году будущая певица пошла сразу в две школы: общеобразовательную № 496 в Лавровом переулке Таганского района Москвы и музыкальную № 31 при музыкальном училище имени М. М. Ипполитова-Иванова.
Российская версия британского музыкального телешоу The X Factor, где исполнители соревнуются друг с другом. «Фактор А» транслировали по каналу «Россия‑1» и «Муз-ТВ» с 2011 по 2013 год. Ведущими в разное время были Филипп Киркоров, Алексей Чумаков и Владимир Зеленский, а бессменной председательницей — Алла Борисовна. Всего вышло три сезона. Шоу было достаточно популярным, но по большому счёту не открыло ни одной звезды. В третьем сезоне участвовали Юлия Самойлова (позже представляла Россию на «Евровидении» в 2017 и 2018 годах) и Ярослав Дронов (в 2020‑м взявший псевдоним Shaman).
«Эк тебя заколбасило». Алла Пугачёва и Ярослав Дронов на «Факторе А»
30 мая 1986 года после аварии на Чернобыльской АЭС Алла Пугачёва стала одним из инициаторов благотворительного концерта «Счёт 904» в «Олимпийском». Все собранные средства отправили в помощь пострадавшим и ликвидаторам.
8 сентября того же года певица дала под открытым небом концерт для девяти тысяч ликвидаторов аварии в посёлке вахтовиков Зелёный Мыс неподалеку от Припяти. Реактор тогда ещё не был закрыт саркофагом. Позже Пугачёва рассказывала, что после этого выступления у неё начались проблемы с голосом. Много лет спустя в шоу Андрея Малахова она делилась подробностями:
«Такая глупость произошла, потому что ничего не понимали! Это настолько неправильно: заказали апельсины и Пугачёву. Мы не знали, что такое радиация. Узнали, когда приехали туда. Нам стали говорить: не ешьте, не пейте, одежду в которой ходите, потом сожгите, цветы на перроне не берите. <…> Нельзя было этого делать! Нельзя было себе это позволять и тем, кого я с собой везу».
Полной записи выступления не сохранилось.
Впоследствии певице присвоили звание ликвидатора последствий аварии на ЧАЭС.
В 1988 году группа «Наутилус Помпилиус» пришла в студию к Алле Пугачёвой и звукорежиссёру Александру Кальянову — певица уже знала о группе и помогала продвигать её.
С февраля до конца марта музыканты дописывали альбом, это был их первый опыт в профессиональной студии. Алла Борисовна активно участвовала. Так, однажды она предложила добавить партию шёпота в песню «Доктор твоего тела». Идея всем понравилась, но изначально предполагалось, что шептать будет сам Бутусов. Но запись ему и так давалась тяжело: он постоянно болел, быстро уставал и пел с большим трудом. Пугачёва учила его прямо в студии, а звукорежиссёр, втайне от всех, записал её вокал и позже предложил добавить его в композицию.
В 1997 году основатель обувной компании «Эконика» Андрей Илиопуло предложил Примадонне создать именную коллекцию. Алла Борисовна отнеслась к этой затее скептически, однако взялась за проект. Возможно, на решение повлияло то, что отец Пугачёвой был директором Талдомской обувной фабрики.
Алла Борисовна разрабатывала модели с Валентином Юдашкиным (см. «Ю – Юдашкин Валентин»). Коллекции шили в Италии.
По словам представителей «Эконики», с ноября 2021 года обувь марки Alla Pugachova была переименована в Ekonika Premium, однако сотрудничество компании и артистки продолжается до сих пор. Обувь под старым брендом можно найти в интернет-маркетплейсах и на сайте компании.
Валентин Юдашкин и Алла Пугачёва познакомились в 1986 году в спорткомплексе «Олимпийский»: у певицы здесь был концерт, а модельер представлял первый показ мод. Алла Борисовна сама подошла познакомиться и предложила сотрудничество. Юдашкин, разумеется, согласился. Вскоре певица в очередной раз преобразилась: в её гардеробе появились мини-юбки, силуэтные платья и даже косухи.
Сотрудничество переросло в дружбу семьями. Певица посещала все показы дизайнера, а он так отзывался о ней:
«Алла Пугачёва — нежный друг. Ей всегда очень важно, чтобы не обидеть. Очень тактична. Шли годы, а отношения наши были ровными, уважительными ко мне, к Марине (супруга Юдашкина. — VATNIKSTAN), моей семье. То есть не было никаких потрясений, если нужна какая-то помощь, то достаточно лишь намёка. Как я к ней, так и она ко мне».
Валентина Юдашкина не стало в мае 2023 года, когда Алла Борисовна уже уехала в Израиль. Ради старого друга она на несколько дней приезжала в Россию.
Накануне 75-летия Алла Борисовна выпустила новую песню «Я плачу». Слова и музыку написал Леонид Агутин.
По данным журнала Voice, «Я плачу» была записана пять лет назад к 50-летию Агутина. Пугачёва должна была выступить с ней 8 ноября 2018 года, но из-за болезни не смогла.
Чтобы поддержать авторов и редакцию, подписывайтесь на платный телеграм-канал VATNIKSTAN_vip. Там мы делимся эксклюзивными материалами, знакомимся с историческими источниками и общаемся в комментариях. Стоимость подписки — 500 рублей в месяц.
Просветительские проекты VATNIKSTAN, CHUZHBINA и «Русский футурист» объявляют о втором сезоне литературного конкурса «Время перелома». Организаторы предлагают авторам не отдавать историю в полное распоряжение пропагандистам и написать о личном опыте принятия реальности после февраля 2022 года. Цель — собрать из выраженных в прозе мыслей живых и настоящих людей летопись времени, чтобы у потомков была альтернатива гладкому повествованию официозных историков, интеллигентов и политиков.
Рассказ должен быть написан для конкурса или хотя бы впервые предлагаться для публикации — графоманов, серийных рассыльщиков и желающих попиариться за счёт конкурса просим не беспокоить.
Тема должна соответствовать концепции и времени, указанным в анонсе конкурса.
Никакой цензуры, кроме этической, однако рекомендуем обойтись без чернухи и жести.
Длина: от 3 до 30 страниц.
Срок подачи: до 6 июня 2024 года.
Адреса для подачи: klemtaralevich@gmail.com, yesod@tuta.com
Рассказы будут опубликованы на платформе: https://taralevichslair.wordpress.com/
План конкурса
Этап 1: Жюри читают рассказ и выкладывают в блог на всеобщее обозрение.
Этап 2: После 6 июня жюри публично ставят оценки всем прочитанным произведениям и формируют топ-10 материалов.
Этап 3: Участники топ‑4 получают призы;
1‑е место — 225 фунтов;
2‑е место — 140 фунтов;
3‑е место — 125 фунтов;
4‑е место — 90 фунтов.
Вознаграждения могут возрасти в зависимости от количества участников и жюри. В прошлый раз первые 12 мест получили призы на общую сумму в £585. В этот раз призовой фонд будет увеличен.
Готовы рассмотреть предложения о сотрудничестве (пиар и участие в жюри) от других каналов, сопоставимых по размеру и с похожей аудиторией.
В День космонавтики в Музее Москвы пройдёт мероприятие, посвящённое Юрию Гагарину. Лекцию проведёт Павел Нефёдов — советник по вопросам исторического наследия и культурно-просветительской работы, куратор Музея ВДНХ.
Слушатели узнают о формировании образа советского героя и его отображении в современной культуре, превращении первого космонавта в бренд Gagarin, остающийся актуальным и сегодня, и многом другом.
Когда: 12 апреля, 18:30.
Где: Музей Москвы, фойе первого корпуса.
Для посещения мероприятия нужно пройти бесплатную регистрацию на сайте музея.