В конце августа в московской галерее «Роза Азора» состоялась персональная выставка Кристины Ятковской, художницы и литератора. Выставлялись портретные работы художницы, обозначенные критиками как поп-арт. После окончания выставки некоторые из картин отправились в Лос-Анджелес. VATNIKSTAN пообщался с Кристиной Ятковской о второй персональной выставке, особенностях продаж картин, модных дизайнерах как источниках вдохновения и литературе о современном искусстве.
— Как ты начала рисовать? В какой момент ты решила, что это не просто хобби?
— Я не училась рисовать, поэтому когда называю себя «современный художник», это всегда как бы в шутку. Рисовала, сколько себя помню. Неплохо для ребёнка, но ведь все дети рисуют. В школе и в университете рисовала комиксы, ничего близко похожего на живопись. Однажды был очень серый день, мне 23 года, я шла по Тверской улице и плакала, и на ум вдруг стали приходить яркие цветные образы, которые почти физически необходимо было нарисовать красками. Я купила самые дешёвые краски и кисточки в канцелярском магазине прямо по дороге. Это было началом. Кто бы мог подумать, куда заведет та спонтанная гуашь.
Дальше была просто череда каких-то невероятных везений, про которые можно долго рассказывать. В целом — ничего бы не было, если бы не художник Гоша Острецов, которому я однажды осмелилась показать свои вот те самые первые красочные наброски. Он сказал, что у меня есть чувство цвета, и чтобы я продолжала, приносила и показывала работы. Гоша устроил мою первую выставку у себя в мастерской (студия КОП), принял в объединение художников ВГЛАЗ, научил сколачивать подрамники и натягивать холсты. Именно у него в студии была моя первая продажа, и там же меня заметил проект ART IS, благодаря которому я выставляюсь регулярно.
— Твоя первая персональная выставка прошла в 2013 году. Вторая выставка «Портреты» состоялась в галерее «Роза Азора» в этом августе. Почему был такой большой перерыв между ними? Расскажи про персональные выставки. Как это происходит?
— Я начинала с разрисованных картонок, в ход шли даже коробки из-под пиццы. Это были яркие цветные абстракции. Гоша Острецов предложил мне сделать целую стену таких перетекающих друг в друга по цвету и смыслу абстракций — это и была моя первая выставка. Её, кстати, показывал потом петербургский музей современного искусства Эрарта. Тогда в студии КОП было моё боевое крещение: пришло много людей, взрослых, искушённых. Кто-то сказал: детский сад! Меня вызвали выйти рассказать про работы и ответить на вопросы. Я выстояла. Тот, кто сказал про детский сад, потом признался, что поменял мнение.
После была ещё одна персональная выставка в студии у Гоши, прочие выставки были групповые.
«Роза Азора» — особый случай, культовое место, с историей. Я хочу выразить огромную благодарность Любе Шакс, которая дала мне такой шанс. Обычно в «Розе Азора» выставляются намного более опытные и именитые художники. Это было очень большим доверием ко мне. Любе показали мои работы наши общие друзья. И мы смогли договориться о выставке. Я готовилась и работала над этим год, и выставка определенно стоила всех моих волнений и нервов.
Долгий разрыв — не знаю. Надо быть благодарным за то, что в принципе такие вещи случились, а сетовать на то, что они редки — ну, я всё-таки по-прежнему, цитируя Джима Моррисона, «шпион в доме любви», я просто делаю руками то, что вспыхивает где-то в голове, и сам факт того, что это нужно и интересно ещё кому-то кроме меня — бесценное чудо.
— Твои картины выставлялись за рубежом — например, в Гонконге, — с твоей персональной выставки работа уехала в Лос-Анджелес. Как о твоём творчестве узнают за рубежом?
— Тоже везение. Я была однажды на вернисаже, кстати, не поверите, в той же самой «Розе Азора». Была выставка потрясающего Алексея Ланцева. Ко мне подошёл мужчина, сказал: «О, я видел твои работы в интернете, они мне понравились, как раз ищу сейчас художников, чтобы отправить в Гонконг». Так и было! И картины съездили. Иногда они живут интереснее, чем я.
Из Лос-Анджелеса мне просто пришло письмо по имейлу с предложением принять участие в выставке. Такое иногда присылают, уж не знаю, как находят адрес, но какие-то новые проекты и галереи действительно ищут молодых художников и делают такие рассылки. Сложность в том, что ты должен сам оплачивать транспортировку работ, оформлять дорогие документы на вывоз из России за границу. Сама бы я такие расходы не потянула. В случае с Лос-Анджелесом мне помогла галерея ART IS, которая выставляет меня в Москве: галерея выступила моим спонсором, за что я очень благодарна. ART IS, таким образом, получает пиар, а я могу отправить картины и показать их на другом конце света. К слову, тот конец света я очень люблю.
— Часть твоих работ посвящена миру фэшна. Как тебя вдохновили Карл Лагерфельд и Том Форд на создание картин?
— Меня всегда восхищал образ Карла: белый хвостик, чёрные очки, стоячий воротник. Карла ни с кем не спутаешь, узнать его можно просто по нескольким штрихам. Мне нравится то, что он делал, его эстетика. Карл ещё был жив, когда я его нарисовала.
Серия с дизайнерами родилась у меня в голове практически молниеносно: образы, сочетания цветов и игры слов. Люди на моих картинах всегда не случайны, со всеми что-то связано, за каждым стоит какая-то история, я могу про это долго рассказывать. Ив-Сен-Лоран для меня — один из самых красивых людей, я его фанат, была у него в саду в Марокко, помню те синие стены. Том Форд — снял один из моих любимых фильмов, «Одинокий мужчина». Хотелось увековечить его духи: из банки они пахнут мерзко, а на людях умопомрачительно. Плюс строчка из Нирваны. Так всё и складывается, в один жирный звучный акриловый аккорд.
— Представленные на твоей выставке картины были объединены концептуально как портреты в жанре поп-арт. Но это не все твои работы. Каких работ не было в «Розе Азора»?
— Да, один мой друг как-то сказал, что это пост-поп-арт. Я в последние годы рисую почти сплошь или портреты, или море. Для «Розы Азора» нужно было выбрать, выставлять портреты или морскую серию. Морские в итоге висели на Винзаводе, мелькнули в Центре искусств на Волхонке, и, дай Бог, будут ещё где-нибудь. Не могу перестать рисовать воду. Это страсть. Оттенки синего, голубого, белого — сводят меня с ума. И здесь тоже, опять же, почти всегда есть текст, шутки, отсылки. Всегда какая-то игра со зрителем, если точнее — с собой.
— Ты продаёшь свои картины. Как происходит процесс покупки картины? Кто покупатели твоих картин?
— Это всё счастливые случайности. Учитывая, что я с 18 лет без перерыва работаю на офисных работах, у меня обычно нет ни сил, ни времени, чтобы заниматься своим продвижением. То есть рисую я вечерами и в выходные. Максимум, на что меня хватает, это сфотографировать картину и выложить в инстаграм и фейсбук.
Всегда удивляюсь, как так — у Ван Гога ни разу ничего не купили, а у меня покупают. Не укладывается в голове.
Продажи, как всё самое лучшее, случаются неожиданно. Кто-то увидел фото в соцсетях и захотел купить. Кто-то увидел картину на выставке и купил. Это не всегда очевидно, но практически на всех выставках современного искусства работы можно купить, связавшись с галереей.
Люди самые разные — и юные, и взрослые, и пожилые леди, и седовласые джентльмены. Есть те, кто давно собирают искусство, а есть те, кто в принципе впервые покупают себе картину, и эта картина — моя.
Прожить на продажи картин едва ли можно, они редки и приносят немного, но такое делаешь не ради денег. Фантастичность ситуации в том, что ты что-то сделал, и кому-то — часто совершенно незнакомому — понравилось настолько, что он готов заплатить и готов иметь перед глазами каждый день. Как говорил Морфеус, «разве за это не стоит сражаться».
— Есть ли среди картин та, которую ты больше всего любишь?
— Мне кажется, это как когда ты музыкант, и выпускаешь новый альбом: думаешь, что каждый новый чуть лучше предыдущих. Ты взрослеешь, меняешься, у тебя становятся увереннее руки.
С каждой картиной что-то связано. И пока их делаешь, пока они стоят или висят у тебя дома — привыкаешь к ним, как к родным. Трудно выбрать.
У меня есть в комнате место, где всегда висит одна из моих картин, они ротируются, получаются будто бы разные эпохи комнаты. Сейчас там маленькая абстракция с морем.
— Ты не только художник, но и литератор. Ты выпустила книгу с рассказами «Сыр», которую сама же и проиллюстрировала. Что для тебя литература? Насколько процесс создания прозы соотносится с процессом создания картин? Это единый творческий процесс?
— Ирония судьбы в том, что для себя я, в первую очередь, писатель. А не художник. Если бы меня спросили, кто ты, и нужно было бы сходу ответить, это была бы моя первая мысль.
В восемь лет у меня был очень чёткий ответ на вопрос, кем я хочу быть: писателем, дизайнером и путешественником. В этом плане я почти что человек со сбывшейся мечтой.
Литература, писатель — громкие слова, которые страшно говорить. Ну, кто ты такой? Писатель — это Набоков, там, Флобер, Чехов. Что ты сделал для хип-хопа в свои годы, как говорится. Но я в глубине души про себя знаю, что это умею. И знаю, что мне это нужно, и что я это могу, и не боюсь. Жизнь слишком короткая, чтобы бояться. Слова всегда были для меня чем-то важным.
Проблема в том, что источник у всего этого — писательства и картин — один, и когда ты рисуешь, то тебя не остаётся на то, чтобы писать. Это всё какой-то один ресурс. Тебе будто дают подпрыгнуть и заглянуть за высокий забор, за которым платоновский мир идей, потоки слов, ты что-то ухватил, и это сделали твои руки, пальцы, тебе показали, продиктовали, а ты сам здесь — послушный инструмент, посредник в электрической цепи. Счастье быть допущенным к этому оазису, заглядывать в тайную замочную скважину, но будь готов в любой момент схлопотать по физиономии. Так что, да — думаю, процесс один, просто получается что-то разное, да и не всегда получается, будем честны.
— «Сыр» — что это за произведение?
— Это сборник рассказов. То, что я писала в 2012–2015 годах. Мне сложно сказать, на что это похоже, потому что, из всего, что я читала, никакой внятной параллели я не могу провести. Наверное, оно и хорошо. Что-то близкое по духу нашла спустя годы у Ричарда Бротигана. Сравнивали с Хармсом и Брэдбери, но это всё далековато.
В книге трогательные, пронзительные истории — про детей, взрослых, собак, предметы, воспоминания, не всегда с сюжетом. Есть немного магического реализма.
Сначала я думала, что пишу детскую литературу, обращалась в детские издательства, пока мне одно из них не ответило, что им всё очень понравилось, но для детей местами будет сложновато или даже жутковато. Так что это даже не то что называют сейчас young adult (литература для подростков), а скорее литература для взрослых, которые внутри дети, и для детей, которые внутри взрослые.
Я знаю про одну маленькую девочку, у которой моя книга — любимая. Есть один потрясающий фотограф, Юрий Рост, ему сейчас восемьдесят лет, он мою книгу хвалил и просил продолжать писать. Такие вещи поддерживают, как ничто другое.
— Стоит ли ожидать от тебя новых книг?
— Да! Я тоже жду от себя новых книг. Материал понемножку набирается.
— Ты не только литератор и художник, ты работала в издательстве, теперь выпускающий редактор интернет-журнала про книги. Какие бы книги про современное искусство ты бы посоветовала прочитать?
— Одну точно могу порекомендовать от души: книга про Энди Уорхола с дурацким названием «Попизм» — пусть оно вас не смущает. Это просто море удовольствия. Ещё — письма Ван Гога к брату Тео. Наверное, мне интереснее узнавать самих художников, нежели погружаться в чистое искусствоведение. В последние годы вышло много книг на тему того, как понимать современное искусство, но я не очень понимаю саму постановку вопроса. Мне кажется, искусство или даёт тебе почувствовать что-то, или нет. Остальное уже не так важно.
— Ты в своё время делала комиксы про Енота, которые были визуализированы. Как теперь обстоят дела у Енота?
— Енот жив, здоров и передаёт привет! Мы продолжаем делать мультфильмы про енота с моим соавтором, режиссёром Игорем Чекиным, я рисую кадры, а он их оживляет. И я сейчас работаю над электронной книгой — сборником комиксов. Она в скором времени появится на Букмейте. Так что ждите новостей.
Читайте также «„Книжная шаурма“ и интеллектуальный голод. Интервью с основателем „Полки“».
