Герои труда и не только. Пять советских фильмов о рабочих

От
Семён Извеков
-

Рабо­чий класс — геге­мон рево­лю­ции, аван­гард тру­дя­щих­ся. Вся лите­ра­ту­ра XIX века по сво­ей сути дво­рян­ская или око­ло того, в XX веке искус­ство ста­ло рабо­чим. Если Ленин есть Бог в этом мире, а Ста­лин — пер­вый уче­ник и апо­стол, то свя­тые — это рабо­чие. Тру­же­ник заво­да обла­дал всем набо­ром доб­ро­де­те­лей: он полон идеи и энту­зи­аз­ма, верен сво­ей пар­тии и пла­ну. Кре­стьяне счи­та­лись нена­дёж­ны­ми попут­чи­ка­ми: суди­те сами, по Кон­сти­ту­ции РСФСР 1918 года один голос рабо­че­го «весил» как пять голо­сов кре­стьян. От боль­шой ли люб­ви была такая «чест­ная» изби­ра­тель­ная система?..

До само­го зака­та совет­ской эпо­хи рабо­чий будет глав­ным геро­ем. Его образ несколь­ко раз изме­нит­ся, но неиз­мен­но будет культ чест­но­го тру­да не во имя обо­га­ще­ния себя или близ­ких, а на бла­го обще­ства. Все­гда будет два героя: чест­ный тру­же­ник, кото­рый побеж­да­ет, и пло­хой хал­тур­щик-бала­гур, кото­ро­го поста­вят на место и пере­вос­пи­та­ют. Культ обще­го бла­га и тру­да, чистых помыс­лов и высо­кой люб­ви к родине про­ни­зы­вал совет­ские филь­мы о рабо­чих — навер­ное, поэто­му нам они кажут­ся стран­ны­ми в столь цинич­ное время.

«Энтузиазм: Симфония Донбасса» (1930)

Пер­вая зву­ко­вая кар­ти­на СССР. Вер­ши­на кино­аван­гар­да. Клас­сик и осно­во­по­лож­ник доку­мен­таль­но­го кино в СССР Дзи­га Вер­тов (Давид Абе­ле­вич Кауф­ман) был нова­то­ром во всём — никто до него не сни­мал кино так. Я и о рабо­те опе­ра­то­ра, о мон­та­же, «скры­той каме­ре» (да-да, это тоже он при­ду­мал), о шоу, кото­рое он делал из обыч­ной съём­ки горо­жан. Речь о филь­ме «Чело­век с кино­ап­па­ра­том», став­шем клас­си­кой миро­во­го кино.

Вер­тов был настоль­ко про­грес­си­вен, что, когда его уве­ря­ли, что зву­ко­вое кино, став­шее попу­ляр­ным в США, — это дет­ская игруш­ка, он заго­рел­ся иде­ей снять то же в Стране Сове­тов. Как раз в раз­га­ре была пер­вая пяти­лет­ка, и сине­ма­то­граф со зву­ко­вым сопро­вож­де­ни­ем, конеч­но же, дол­жен был быть о рабо­чих и пере­вы­пол­не­нии пла­на. За звук отве­чал сам маэст­ро Шостакович.

Съём­ки на заво­дах и шах­тах Дон­бас­са о выпол­не­нии пяти­лет­не­го пла­на пре­вра­ти­лись в сим­фо­нию ново­го вре­ме­ни, тор­же­ство еди­но­го поры­ва тру­до­во­го наро­да, кото­рый пере­вы­пол­ня­ет пла­ны не за пре­мии, а за вели­кую идею. Конеч­но же, рушат ста­рый мир мра­ко­бе­сия, церк­ви, пред­рас­суд­ков, мно­го сцен раз­ру­ше­ния хра­мов и пре­вра­ще­ния их в клубы.

Надо ска­зать, что аван­гард уже отгре­мел. Ста­лин хотел реа­лиз­ма и клас­си­ки, а то, что делал Вер­тов, без­мер­но раз­дра­жа­ло вождя. В кар­тине усмот­ре­ли глум­ли­вость, сма­зан­ность идеи, рва­ный сюжет и пры­га­ю­щие пла­ны. Ины­ми сло­ва­ми, рабо­чие не поймут.

С этой лен­ты начи­на­ет­ся закат карье­ры режис­сё­ра. Послед­ние годы Дзи­га будет тру­дить­ся в «Ново­стях дня» (кино­хро­ни­ке СССР). Но его тру­ды оце­ни­ли в США. Чар­ли Чап­лин назвал «Энту­зи­азм» одной из самых впе­чат­ля­ю­щих зву­козри­тель­ных сим­фо­ний, а в кино­шко­лах он был вклю­чён в про­грам­му обучения.

О дру­гих филь­мах Дзи­ги Вер­то­ва читай­те в нашем мате­ри­а­ле «Чело­век с кино­ап­па­ра­том. Филь­мы Дзи­ги Вер­то­ва».

«Светлый путь» (1940)

Клас­си­ка соц­ре­а­лиз­ма. Впро­чем, коме­дия. Ста­лин их очень любил. Но идея одна — тор­же­ство тру­да и рабо­че­го дви­же­ния. И феми­низм — жен­щи­на нам това­рищ, а не посу­до­мой­ка, борец за ком­му­низм, а не золуш­ка! Вот так, если кто забыл, СССР урав­нял жен­щин в пра­вах с муж­чи­на­ми рань­ше Европы.

В глав­ной роли Любовь Орло­ва. Дере­вен­ская девуш­ка живёт слу­жан­кой у злой хозяй­ки, та её гонит за строп­ти­вость и жела­ние учить­ся. Из кре­стьян­ско­го мра­ко­бес­но­го мир­ка негра­мот­ных кур­ку­лей (да-да, не очень жало­ва­ли паха­рей) попа­да­ет она в Ногинск тка­чи­хой. «Огни боль­шо­го горо­да» све­тят ей друж­но и весе­ло, дело спо­рит­ся — она сна­ча­ла моет полы, потом дру­жит­ся с девуш­ка­ми, внед­ря­ет авто­ма­ти­за­цию на фаб­ри­ке и пере­вы­пол­ня­ет план. Любовь Орло­ва поёт, летит на машине и сим­во­ли­зи­ру­ет собой тот свет­лый путь, кото­рым идёт стра­на — из мра­ка к звёз­дам в самой луч­шей стране.

«Весна на Заречной улице» (1956)

Ста­лин­ская эпо­ха ушла, и при­шла отте­пель. Вме­сто чекан­но­го соц­ре­а­лиз­ма отныне кино­ис­кус­ство обра­ти­лось в мир чело­ве­че­ских эмо­ций. В цен­тре леген­дар­ной кар­ти­ны она, самая глав­ная эмо­ция чело­ве­че­ской жиз­ни — любовь. Но уже не к пар­тии, а к чело­ве­ку. Она учи­тель­ни­ца, он посред­ствен­ный уче­ник рабо­чей шко­лы. Сна­ча­ла их чув­ства не вза­им­ны, Татья­на смот­рит на рабо­тя­гу с высо­ты интел­лек­та и зна­ний, но посте­пен­но всё вста­нет на свои места.

Цен­траль­ный момент — Татья­на при­ез­жа­ет на завод и видит, как рабо­та­ет удар­ник тру­да Алек­сандр Савчен­ко, летят искры, льёт­ся сталь, а муж­чи­ны не щадя себя пере­вы­пол­ня­ют план. Она всё поня­ла и полю­би­ла его, рабо­че­го, став­ше­го за ста­нок в вой­ну, когда погиб отец, недо­уч­ку не по сво­ей воле. Это глав­ная тема филь­ма: рабо­чие — дети вой­ны, став­шие за ста­нок ещё в 1941 году, им не до учё­бы, но они ста­ра­ют­ся как могут, что­бы вый­ти в люди. Как забыть пес­ню про «ту завод­скую про­ход­ную, что в люди выве­ла меня».

«Большая семья» (1954)

Семей­ная дра­ма с эле­мен­та­ми бра­зиль­ской мело­дра­мы. «Рабо­чий чело­век родил­ся!» — салю­ту­ют герои. Потом­ствен­ный рабо­чий — тогда это было почёт­но. Мол, дедуш­ка ещё на Пути­лов­ском при царе, отец при Ста­лине, а мы теперь. В этом филь­ме речь сно­ва не столь­ко о поль­зе тру­да, сколь­ко о чув­ствах чело­ве­ка, его сове­сти и отно­ше­нии к окру­жа­ю­щим. Каж­дый из семьи Жур­би­ных ярок и само­бы­тен, как и все люди, они соче­та­ют в себе всю палит­ру поро­ков и добродетелей.

Моло­дёжь внед­ря­ет новые тех­но­ло­гии, руга­ет­ся со ста­ри­ка­ми за их ста­ро­ре­жим­ные взгля­ды и мещан­ство. Стар­шее поко­ле­ние — из ста­ха­нов­цев, пнев­ма­ти­ка им ни к чему: «Кувал­дой, да по цепям, по цепям!» — ины­ми сло­ва­ми, ноу-хау счи­та­ют бесов­щин­кой. Но юный Алек­сей женит­ся на бере­мен­ной от дру­го­го жен­щине (да, при Ста­лине тако­го бы не пока­за­ли) и поми­рит­ся с отцом, а дед Мат­вей зася­дет за алгеб­ру, чтоб рабо­тать наравне с «соп­ля­ка­ми». Все поми­рят­ся и узна­ют, что в ста­ро­сти хорош опыт, а в моло­до­сти — дер­зость и стрем­ле­ние к жизни.

«Территория» (1978)

Север — место суро­вое, где нет места гни­лым и сла­бым, здесь выжи­вут и добьют­ся сво­е­го толь­ко силь­ные и чест­ные. Здесь все в одной лод­ке и друг за дру­га горой, если надо, прой­дут по мерз­ло­те и сот­ни кило­мет­ров, что­бы спа­сти сво­их. Гео­ло­ги ценой соб­ствен­ной жиз­ни добы­ва­ют золо­то, но не для себя, а для раз­ру­шен­ной вой­ной стра­ны. Да, они не ста­ле­ва­ры и не мон­таж­ни­ки-высот­ни­ки, но сути это не меняет.

«Мно­гие пута­ют рабо­ту гео­ло­га со спор­том, мы меня­ем рабо­ту целых стран», — гово­рит коман­дир. Гео­лог — рабо­чий новой фор­ма­ции, соче­та­ет в себе силу, интел­лект и уме­ние не «брать под козы­рёк», а дости­гать резуль­та­та имен­но уме­ни­ем адап­ти­ро­вать­ся. Глав­ный герой бро­сил вызов при­ро­де и в непро­хо­ди­мых пла­то Чукот­ки нахо­дит золо­то для стра­ны. Золо­то иску­ша­ет, не все твёр­ды и смо­гут выбрать­ся живы­ми из этой дья­воль­ской игры. Толь­ко те, кто выбрал труд­ный путь чест­но­сти — победит.

«Убивший чуму» Арсения Несмелова

От
Сергей Таран
-
Угол Светланской и Миссионерской улиц, начало XX века

Когда редак­тор руб­ри­ки Кли­мент Тара­ле­вич спро­сил меня, какой даль­не­во­сточ­ный рас­сказ мы опуб­ли­ку­ем в этот раз, на раз­ду­мья у меня ушло секунд два­дцать, не боль­ше. Труд­но пред­ста­вить более зло­бо­днев­ный рас­сказ имен­но сегодня.

Хоть «Убив­ший Чуму» и опуб­ли­ко­ван лишь в 1930 году уже в эми­гра­ции, в Хар­бине, собы­тия в нём раз­ви­ва­ют­ся во Вла­ди­во­сто­ке в 1921 году, когда там жил его автор — Арсе­ний Несме­лов. В горо­де в это вре­мя была страш­ная эпи­де­мия чумы, круп­ней­шая в Рос­сии за весь XX век. Заве­зе­на в При­мо­рье она была, конеч­но же, из Китая. И как вы дума­е­те, кто спо­соб­ство­вал усу­губ­ле­нию ситу­а­ции, вся­че­ски замал­чи­вая и скры­вая факт рас­про­стра­не­ния чумы? Не буду вас томить, это были — китай­цы! Осо­бен­но они отли­чи­лись тем, что под­бра­сы­ва­ли тру­пы, замо­тан­ные в тря­пьё, в самые раз­ные места.

Кулёк на носил­ках — чум­ной труп, обна­ру­жен­ный в Николь­ске (нынеш­ний Уссу­рийск). Имен­но в таком виде китай­цы выбра­сы­ва­ли чум­ные тру­пы. 1921 год

10 апре­ля, когда о при­сут­ствии чумы в горо­де ста­ло извест­но рус­ским, умер­ли сра­зу три чело­ве­ка, при­чём пер­вый умер­ший болел ещё с 7 апре­ля, но сопле­мен­ни­ки при­нес­ли его на носил­ках в гос­пи­таль толь­ко когда он был при смер­ти. Один из чум­ных китай­цев умер не от чумы: 14 апре­ля он, под покро­вом тем­но­ты, попы­тал­ся бежать из гос­пи­та­ля, но был застре­лен часовым.

Во вто­рую неде­лю было выяв­ле­но уже 27 умер­ших от чумы, при­чём сре­ди них была рус­ская мед­сест­ра. А ази­ат­ские гости про­дол­жа­ли под­бра­сы­вать рабо­тён­ку рус­ским, несмот­ря на ука­за­ния город­ских вла­стей. Напри­мер, в одной из бухт было най­де­но неболь­шое суд­но с пятью тру­па­ми китай­цев, живых на бор­ту не было. Когда же на место при­был про­ти­во­чум­ный отряд, ника­ких тру­пов там уже не было, а оче­вид­цы сооб­щи­ли, что какие-то китай­цы сбро­си­ли тру­пы в море и забра­ли с суд­на все това­ры и даже лич­ные вещи умерших.

Ещё один инте­рес­ный слу­чай был паро­хо­де «Киши­нёв», пере­во­зив­шем из Вла­ди­во­сто­ка на роди­ну 84 китай­цев. Во вре­мя обхо­да в пер­вые сут­ки пути судо­вой фельд­шер не обна­ру­жил ни у кого при­зна­ков чумы. При­чи­на была про­ста: одно­го китай­ца с явны­ми при­зна­ка­ми болез­ни его сопле­мен­ни­ки спря­та­ли в туа­ле­те, что слу­чай­но обна­ру­жил один из мат­ро­сов. Через пол­ча­са после обна­ру­же­ния боль­ной умер. Того, кто в трю­ме сидел рядом с ним, поме­сти­ли в изо­ля­цию, но через четы­ре дня забо­ле­ва­ние про­яви­лось и у него. Тогда 50 китай­цев отби­ли его и отда­ли сво­е­му «док­то­ру», кото­рый пытал­ся помочь ему кро­во­пус­ка­ни­ем. В общем, како­ва была участь осталь­ных, вы може­те дога­дать­ся и сами.

Все­го основ­ная эпи­де­мия про­дол­жа­лась око­ло девя­ти недель, ещё 14 недель был вяло­те­ку­щий этап, когда обна­ру­жи­ва­лись еди­нич­ные чум­ные тру­пы. За пер­вые девять недель от чумы умер­ло 458 человек.

Даже в отры­ве от зло­бо­днев­но­сти, сего­дняш­ний рас­сказ — про­сто пре­крас­ная худо­же­ствен­ная лите­ра­ту­ра, пусть и с несвой­ствен­ным Несме­ло­ву укло­ном в почти детек­тив­ную ост­ро­сю­жет­ность. Уве­рен, при­мор­ским чита­те­лям осо­бен­но понра­вит­ся подроб­ное опи­са­ние горо­да в ту пору.

Насла­ждай­тесь!

Вла­ди­во­сток, 1920 год , Давид Дави­до­вич Бур­люк (1882−1967 гг.)

«Убив­ший чуму»

Арсе­ний Несме­лов (1889−1945 гг.)
Хар­бин, 1930 год.

По утрам, выхо­дя из сво­их домов, мы натал­ки­ва­лись на тру­пы, под­бро­шен­ные к воро­там и пали­сад­ни­кам, — жат­ва чумы за ночь. По ночам род­ствен­ни­ки умер­ших выво­ла­ки­ва­ют мерт­ве­цов на ули­цу и бро­са­ют подаль­ше от сво­их домов.

Ино­гда мерт­ве­цов упа­ко­вы­ва­ют в высо­кие пле­тё­ные кор­зи­ны или затал­ки­ва­ют в боль­шие меш­ки. Свое­об­раз­ные посыл­ки Чёр­ной Смер­ти, на кото­рые натал­ки­ва­ешь­ся на углах улиц, у ворот, у реше­ток скверов.

За тру­па­ми при­ез­жа­ет мок­рый от суле­мы гру­зо­вик. Отча­ян­но ревя, он стре­ми­тель­но несет­ся по ули­це, и та, отбра­сы­вая к тро­туа­рам извоз­чи­ков и авто­мо­би­ли, зами­ра­ет на секун­ду, давая ему доро­гу. А на нем — стоя, дер­жась за руки — пока­чи­ва­ют­ся люди в белых мас­ках с круг­лы­ми чер­ны­ми глаз­ни­ца­ми стё­кол, в серых, про­пи­тан­ных суле­мой, бре­зен­то­вых одеяниях.

В руках у этих людей длин­ные, тон­кие баг­ры, похо­жие на копья. Ими они под­ни­ма­ют и кла­дут на гру­зо­вик тру­пы чум­ных. Горо­жане изда­ли наблю­да­ют за рабо­той страш­ных людей, вспо­ми­ная в дет­стве слы­шан­ные рас­ска­зы о том, как чер­ти воло­кут в ад грешников.

А в горо­де — вет­ре­ная при­мор­ская вес­на, и в бух­ту, зелё­ную, бес­по­кой­ную, при­плы­ва­ют каша­ло­ты, весен­ние гости из оке­а­на. Их чёр­ные глян­це­ви­тые спи­ны бес­шум­но вырас­та­ют над вол­на­ми и так же бес­шум­но исче­за­ют. Кажет­ся, несколь­ко суб­ма­рин игра­ют, гоня­ясь друг за дру­гом… Над мор­ски­ми же даля­ми появи­лась голу­бо­ва­тая дым­ка, и в ней пару­са рыба­чьих судов при­зрач­ны, ирре­аль­ны, слов­но при­гре­зив­ши­е­ся: голу­бо­ва­тая тон­кая мгла осе­да­ет к воде лег­ким сло­ем тума­на, и кор­пу­сов судов не вид­но. Плы­вут одни пару­са, розо­вые или лиловые.

На эти пару­са я и любо­вал­ся из окна, при­горш­ня­ми бро­сав­ше­го в мое лицо про­хла­ду мор­ско­го бодро­го вет­ра, когда за моей спи­ной зазво­нил телефон.

— Сер­гей Ива­но­вич, вы? — спро­сил хри­по­ва­тый басок.

— Да, — отве­тил я, не сра­зу при­знав голос. — Это вы, Викен­тьев? Что за хри­по­та? Пили?

Труб­ка помол­ча­ла. Потом, не отве­чая на вопрос:

— Что поделываете?

— Любу­юсь морем, — отве­тил я, настораживаясь.

Труб­ка каш­ля­ну­ла, вздох­ну­ла и с тру­дом, слов­но на чужом язы­ке, когда при­хо­дит­ся вспо­ми­нать нуж­ные слова:

— Зна­е­те, доро­гой мой, у меня чума…

Пау­за. Мои мыс­ли: «С каж­дым его выды­ха­ни­ем мил­ли­о­ны бацилл летят в труб­ку его аппа­ра­та… По про­во­ду зара­за не пере­даст­ся. Что ж, побеседуем!»

И я ответил:

— Вы уве­ре­ны, что у вас имен­но чума? В мок­ро­те кровь?

— Да. И тем­пе­ра­ту­ра… И выра­же­ние глаз, зна­е­те, это спе­ци­фи­че­ское: очумелое.

— Ну, послед­нее — субъ­ек­тив­но! А кровь в мок­ро­те может быть и при дру­гих забо­ле­ва­ни­ях легких.

— Нет, у меня лёгоч­ная чума.

Меж­ду при­го­во­рён­ным к смер­ти, да ещё такой страш­ной болез­нью, и чело­ве­ком, толь­ко что любо­вав­шим­ся морем, желу­док кото­ро­го меч­та­ет о горя­чем кофе, уже, навер­ное, подан­ном в сто­ло­вой, — не может быть ниче­го обще­го. Пер­вый дол­жен чув­ство­вать ко вто­ро­му зависть и зло­бу, воз­буж­дая, в свою оче­редь, во вто­ром опа­се­ние, что он может быть так или ина­че втя­нут в ворон­ку роко­во­го водо­во­ро­та, на дне кото­ро­го смерть.

Все-таки я не мог отка­зать при­я­те­лю в двух его прось­бах. Я обе­щал не сооб­щать вла­стям об его забо­ле­ва­нии и дал сло­во зво­нить ему ино­гда по теле­фо­ну, а так­же и само­му откли­кать­ся на его вызовы.

Совер­шил ли я пре­ступ­ле­ние, согла­сив­шись на испол­не­ние этих просьб? Каза­лось бы, нет. Кро­шеч­ный домик Викен­тье­ва сто­ял уеди­нен­но на вер­шине одной из сопок, охва­тив­ших бух­ту. Викен­тьев жил оди­но­ко, теперь же, по его сло­вам, он рас­счи­тал даже китайца-боя.

— Един­ствен­ное живое суще­ство со мной, — ска­зал он мне, когда мы кон­ча­ли раз­го­вор, — это мой котё­нок Напа­дун. Вы помни­те его? Серень­кий, с белым пят­ном на лбу.

Мое серд­це сжа­ла ост­рая боль жалости.

— Бед­ный мой! — ска­зал я. — Мне очень жаль вас. Но что бы мне сделать?

— Уж ниче­го нель­зя сде­лать! — отве­тил Викен­тьев. — Вот, будем ино­гда раз­го­ва­ри­вать. Это ведь недол­го тянет­ся. От двух до пяти дней…

Сель­ский Пей­заж, 1919, Давид Дави­до­вич Бур­люк (1882−1967 гг.). Южно­рус­ская мазан­ка в При­мо­рье — не уни­каль­ность. Напро­тив, в сием краю крайне высок про­цент выход­цев из Укра­и­ны, пред­ки кото­рых пере­еха­ли туда в кон­це XIX века

II

Теперь, взяв­шись за эти запис­ки и с ужа­сом вспо­ми­ная всё что про­изо­шло за корот­кий срок раз­ви­тия собы­тий, я с отча­я­ни­ем пеняю себе: «Ах, зачем, зачем согла­сил­ся ты на прось­бу чело­ве­ка, осуж­ден­но­го Богом на смерть от ужас­ной болез­ни?! Зачем не послу­шал­ся ты изре­че­ния пер­сид­ско­го поэта, его сти­ха, так назой­ли­во зве­нев­ше­го в тво­их ушах всё то утро: “Не при­бли­жай­ся к зара­жен­но­му смертью!”»

Но… позд­но.

Что­бы сде­лать понят­ны­ми собы­тия, разыг­рав­ши­е­ся в малень­ком, зара­жен­ном чумой доми­ке Викен­тье­ва, я дол­жен сооб­щить неко­то­рые све­де­ния как о нем самом, так и о дру­гих двух участ­ни­ках тра­ге­дии. О себе… о себе я гово­рить ниче­го не буду!..

Алек­сандр Нико­ла­е­вич Викен­тьев появил­ся во Вла­ди­во­сто­ке в 1920 году, про­брав­шись к нам из Омска, где он слу­жил по охране золо­то­го запа­са. Золо­то было свое­вре­мен­но эва­ку­и­ро­ва­но на Восток и бла­го­по­луч­но, в зна­чи­тель­ной части, дошло до Читы. Кро­ме одно­го ваго­на с моне­той (не со слит­ка­ми), кото­рый в доро­ге был яко­бы раз­граб­лен пар­ти­за­на­ми, напав­ши­ми на поезд. Вла­ди­во­сток­ские зна­ко­мые Викен­тье­ва шеп­та­лись, что день­ги, кото­рые он, несо­мнен­но, имел (купил домик, не слу­жил, спе­ку­ли­ро­вал на кон­тра­бан­де), нахо­дят­ся в какой-то свя­зи с уча­сти­ем его в охране золо­то­го запа­са и даже, точ­нее, с раз­граб­ле­ни­ем пар­ти­за­на­ми одно­го из ваго­нов с золотом.

Жен­щи­на, о кото­рой в моём прав­ди­вом повест­во­ва­нии будет неод­но­крат­но упо­ми­нать­ся, — Ядви­га Иоси­фов­на Быст­риц­кая, поль­ка, высо­кая блон­дин­ка с гла­за­ми, очень близ­ко поса­жен­ны­ми к пере­но­сью. Кокет­ли­вая очень. Гово­ри­ла с лёг­ким поль­ским акцентом.

Муж её, рус­ский, где-то слу­жил. Видеть мне его при­шлось до страш­ной и роко­вой для него нашей встре­чи все­го один раз. Что-то очень боль­шое, даже могу­чее, с гро­мы­ха­ю­щим голо­сом и буг­ра­с­тым, как у фав­на, лицом.

III

Ули­ца Але­ут­ская, Вла­ди­во­сток. 1910‑е гг.

Викен­тьев позво­нил мне в чет­вёр­том часу дня, когда я толь­ко что вер­нул­ся со служ­бы. Голос у него — столь же хрип­лый, но как бы более мед­лен­ный, чем утром.

Пер­вый его вопрос:

— Как вы дума­е­те, коте­нок может забо­леть? Он всё лас­ка­ет­ся ко мне, пры­га­ет, куса­ет руки. Очень, зна­е­те, жал­ко будет, если я его заражу…

— Ни в коем слу­чае, — ска­зал я, успо­ка­и­вая, хотя вовсе не был в этом уверен.

Сло­вом, мы бол­та­ли, и вре­ме­на­ми я даже поза­бы­вал о том, что гово­рю с чум­ным. Викен­тьев жало­вал­ся на озноб, голов­ную боль и всё уси­ли­вав­шу­ю­ся сла­бость. Он гово­рил, что пьет вино и что оно ему помо­га­ет. Я уте­шал при­я­те­ля, как уте­ша­ют чело­ве­ка, боль­но­го инфлю­эн­цей. Сло­во чума ни разу не было нами произнесено.

Нако­нец мною были исчер­па­ны все вопро­сы, кото­рые, как мне каза­лось, я мог пред­ла­гать боль­но­му. Раз­го­вор стал пре­ры­вать­ся, чере­ду­ясь с пау­за­ми, очень тяжё­лы­ми для меня, счи­тав­ше­го неудоб­ным пер­во­му поло­жить труб­ку. Не без доса­ды в серд­це я поду­мал: «Если так будет про­дол­жать­ся три дня, он совсем меня изведет!»

В это вре­мя Викен­тьев сказал:

— Зна­е­те, как это ни дико, но жен­щи­на вры­ва­ет­ся даже к зачумленному.

Его голос зву­чал глу­ше, чем обыч­но. Веро­ят­но, он сде­лал уси­лие над собой, что­бы про­из­не­сти эту фразу.

— Да, да! — уже ров­нее про­дол­жал он. — Вы ведь зна­е­те Ядви­гу, — мы не слиш­ком скры­ва­ли нашу связь. Так вот, сего­дня утром, убе­див­шись в том, чем я болен, я, конеч­но, настоль­ко был потря­сен, что совер­шен­но забыл про её суще­ство­ва­ние. Но она не забы­ла. Час назад — зво­нок. В это вре­мя Ядя обыч­но гуля­ет. Зашла в кон­ди­тер­скую и позво­ни­ла… Вы зна­е­те ее мане­ру стре­ми­тель­но зада­вать вопросы:

— Поче­му вче­ра не пришёл?

— Нездо­ров.

— Врёшь. Где был вечером?

— Дома.

— Врёшь. Сего­дня придёшь?

— Нет.

— Ах так! Ну так я сама к тебе при­ду, голубчик.

Викен­тьев замол­чал, устав гово­рить. Я слы­шал, как он каш­лял. Я думал о мири­а­дах бацилл, кото­рые он выбра­сы­ва­ет с каж­дым хар­ка­ньем, а в ушах моих зву­ча­ло: «Ах так!» — рас­тя­ну­тое, с поль­ским акцен­том, обыч­ное вос­кли­ца­ние оча­ро­ва­тель­ной, стре­ми­тель­ной Ядви­ги Быстрицкой.

Хрип­лым, каким-то брезг­ли­вым голо­сом Викен­тьев про­дол­жал рассказ:

— Ну, что же мне оста­ва­лось делать? Вот я и ска­зал ей, что у меня чума. И зна­е­те, что Ядя мне отве­ти­ла? «Я при­ду вече­ром и все гла­за выца­ра­паю вашей чуме». Не пове­ри­ла, конеч­но. Она очень ревнива.

И без пере­хо­да, без обыч­ных любез­ных финаль­ных фраз:

— Ну, про­щай­те! Я очень устал, и кру­жит­ся голова.

IV

Народ­ный дом им. А. С. Пуш­ки­на (ули­ца Воло­дар­ско­го, дом 19), Вла­ди­во­сток. Нача­ло XX века

В тот же день Викен­тьев позво­нил мне око­ло один­на­дца­ти часов вече­ра. Голос очень слаб.

— Вы не лег­ли ещё? Нет? Ну и отлич­но. Я никак не мог не вызвать вас. Непе­ре­да­ва­е­мая тос­ка и тяжесть в серд­це. Несколь­ко раз под­сту­пал бред, но я его про­го­нял коньяком.

Пау­за. Вздох. И:

— Вы зна­е­те? Ведь она была!

— И виде­ла вас? — вздрог­нул я.

— Да, я открыл дверь в сен­цы и сто­ял на пло­щад­ке лесен­ки. Вы пред­став­ля­е­те? Ядви­га была вни­зу. Шагов десять раз­де­ля­ло нас. Я зажи­мал рот сал­фет­кой, смо­чен­ной в кар­бо­ло­вом рас­тво­ре. Ядви­га сде­ла­ла дви­же­ние взле­теть ко мне… Я отвер­нул­ся, что­бы не каш­ля­нуть в ее сто­ро­ну, и пока­зал ей…

— Что вы показали?

Ту сто­ро­ну сал­фет­ки, кото­рой зажи­мал рот, в кото­рую пер­хал. Она в кро­вя­ных пят­нах… Если бы вы мог­ли в сле­ду­ю­щий момент видеть гла­за Яди! Так смот­рят на мерт­ве­ца, вста­ю­ще­го из гро­ба… Так…

Викен­тьев закашлялся.

…гля­де­ли вра­ги Пер­сея на голо­ву Медузы.

Он оста­но­вил­ся, види­мо, отды­хая, тяже­ло пере­во­дя дыха­ние. Кашлял.

Потом:

— Ядя закри­ча­ла: «Чум­ной!» — голо­сом, каким в сред­ние века кри­ча­ли «Ведь­ма» или «Дья­вол!». И она упа­ла. Я ушёл к себе. Через пол­ча­са, — не знаю, может быть, боль­ше, — когда я сно­ва выгля­нул в сен­цы, они были уже пусты. Я спу­стил­ся к две­ри и запер ее, зало­жил на засов. Там, где Ядя лежа­ла, оста­лась гре­бен­ка рого­вая. Она и сей­час в моей руке. Веро­ят­но, она пах­нет ее воло­са­ми, но нос мой ниче­го не слы­шит: из моих лег­ких под­ни­ма­ет­ся уже запах тле­ния, гроба…

— Вы люби­те Ядвигу?

— Нет. И она меня — тоже. Но… дела­ла вид, доб­ро­со­вест­но игра­ла. Вы слы­ша­ли ведь сплет­ню о золоте?..

— Она оскор­би­ла меня кри­ком «Чум­ной!», — вяло и как буд­то не сво­им голо­сом про­дол­жал боль­ной. — Она крик­ну­ла на меня как на нечи­сто­го духа, при виде кото­ро­го чита­ют молит­ву «Да вос­крес­нет Бог и рас­то­чат­ся вра­ги его». И зна­е­те, после это­го я впер­вые стал бре­дить. Я уви­дел Чуму. Она сто­я­ла в углу ком­на­ты… Белый кро­ва­вый саван и чер­ное лицо из капю­шо­на. Сгнив­шее лицо. Синее… Ай! — вдруг взвизг­нул он.

Затем, види­мо, сно­ва начал­ся при­ступ бреда.

— Сер­гей Ива­но­вич, ради Бога! — кри­чал Викен­тьев. — Молю вас, при­ез­жай­те немед­лен­но с док­то­ром. Я ещё не чум­ной, она ещё не схва­ти­ла меня, но тянет, тянет, тянет… Ах, да пой­ми­те же, тянет ко мне руки! Она!.. Ай!

Труб­ка всхлип­ну­ла и умолк­ла. Я дол­го не вешал труб­ку: ждал, что Викен­тьев, быть может, успо­ко­ит­ся и опять подой­дет к труб­ке. «Пей коньяк!» — кри­чал я в надеж­де, что он меня услы­шит. Но в труб­ке был лишь глу­хой гул, потрес­ки­ва­ние элек­три­че­ско­го тока в про­во­дах и ино­гда дале­кий, как бы за мно­го-мно­го верст, чело­ве­че­ский голос, слов кото­ро­го нель­зя было разо­брать. Види­мо. Викен­тьев бро­сил труб­ку, не пове­сив ее на рыча­жок аппарата.

V

Бух­та Золо­той Рог, Вла­ди­во­сток, нача­ло XX века

Заснуть я не мог. Закры­вая гла­за, я пред­став­лял себе домик на ска­ли­стой вер­шине соп­ки — жал­кую одно­этаж­ную халуп­ку, в кото­рой бес­ну­ет­ся зачум­лен­ный. Видел взъеро­шен­но­го от ужа­са котён­ка, фыр­кав­ше­го на боль­но­го, рас­пу­шив свой хвост. Даже видел Чуму, чёр­но­ли­цую ведь­му в запят­нан­ном кро­вью саване, про­тя­ги­вав­шую руки к мое­му несчаст­но­му приятелю.

И вот я одел­ся и вышел на ули­цу, сырую и глухую от тума­на, с вече­ра ещё нагнан­но­го с моря. От глу­хой сырой тем­но­ты город был похож на мор­ское дно, и ред­кие про­хо­жие воз­ни­ка­ли из мглы и рас­плы­ва­лись в ней, как рыбы в нечи­стом водо­е­ме. Ника­ких зву­ков. Лишь влаж­ная сырая тиши­на, от кото­рой мож­но было задох­нуть­ся. Лишь муть.

Я дошёл до ули­цы, под­ни­мав­шей­ся в гору, на вер­шине кото­рой был домик Викен­тье­ва, и оста­но­вил­ся в нере­ши­мо­сти. Не под­нять­ся ли, не посту­чать ли в окно его ком­на­ты, не крик­нуть ли через стекло:

— Друг, убей себя! Най­ди муже­ство в серд­це! Зара­жён­но­му смер­тью нет дру­го­го исхо­да, как само­му отдать себя Ей.

«Но ведь он в бре­ду, он безу­мен, — думал я сно­ва, — 0н при­мет мой стук за сиг­нал смер­ти, за весть Чумы».

Нет, не жалость вла­де­ла мной, не буду лгать. Я хотел взгля­нуть в окна зачум­лен­но­го. В эту мут­ную ночь я верил, что уви­жу чер­но­ли­цую жен­щи­ну в кро­ва­вом саване, уви­жу Ее Вели­че­ство Чуму, всю зиму и всю вес­ну мучив­шую город.

И я, дро­жа от сыро­сти и тос­ки («Не при­бли­жай­тесь к зара­жен­но­му смер­тью!»), верил, что я убью Чуму. Мои паль­цы в кар­мане курт­ки, не выпус­кая, сжи­ма­ли уже согрев­шу­ю­ся сталь револьвера.

Путь был тру­ден и долог. Кто бывал во Вла­ди­во­сто­ке, те зна­ют, как тяже­ло, осо­бен­но ночью, под­ни­мать­ся к доми­кам, выстро­ен­ным на самых вер­ши­нах его сопок. Все-таки я добрал­ся. Из тума­на зама­я­чил жёл­тый, рас­плыв­ча­тый оре­ол един­ствен­но­го осве­щён­но­го окна доми­ка зачум­лен­но­го. Я отво­рил калит­ку пали­сад­ни­ка, ста­ра­ясь не скри­петь, и оста­но­вил­ся, что­бы пере­ве­сти дыха­ние, дать отдых серд­цу, утом­лён­но­му быст­рым подъ­ёмом в гору.

И толь­ко тут я услы­шал поза­ди себя шаги. Шёл кто-то, види­мо, очень груз­ный, шёл, гром­ко дыша и осы­пая зем­лю и камни.

Я вбе­жал в садик и спря­тал­ся в каких-то кустах. Револь­вер я вынул из кар­ма­на и реши­тель­но сжи­мал в кула­ке его шер­ша­вую рукоятку.

Чего же я испугался?

Я это понял, уже сидя в цара­па­ю­щем вет­вя­ми, сыром, теку­щем тума­ном кусте сире­ни. Даль­ше дома Викен­тье­ва — вер­нее, выше его — жилья уже не было. Тот, кто шёл вни­зу, мог идти толь­ко к зачумленному.

Зады­ха­ясь от стра­ха, я кор­чил­ся в мок­ром кусту, как молит­ву, но совер­шен­но без­звуч­но, шеп­ча два сти­ха Саади:

Живу­щий, не при­бли­жай­ся к зара­жен­но­му смертью:

Смерть не про­го­нишь, она же тебя сразит.

VI

Угол Свет­лан­ской и Мис­си­о­нер­ской улиц, нача­ло XX века

Это был Быст­риц­кий, муж Ядви­ги. Я узнал его сра­зу, как толь­ко он, как и я рань­ше, оста­но­вил­ся у калит­ки, что­бы пере­дох­нуть, отды­шать­ся. Огром­ный и тяже­ло­вес­ный, ещё вырос­ший в мути тума­на, он тем­нел в деся­ти шагах от меня, как мед­ведь, встав­ший на дыбы. Когда он дви­нул­ся к окну, на него из-за стек­ла упа­ли жел­тые отсве­ты, и я уви­дел, что в руках Быст­риц­ко­го палка.

Этой пал­кой он посту­чал в стек­ло и ото­дви­нул­ся в сто­ро­ну от света.

И сей­час же к окну под­ско­чил чело­ве­че­ский силу­эт. Он, нагнув­шись, при­жал лицо к стек­лу, отче­го голо­ва, как у гор­бу­на, ушла в пле­чи. Зачум­лён­ный смот­рел в темноту.

— Кто там? — услы­шал я из-за стек­ла сла­бо донес­ший­ся голос.

Быст­риц­кий вышел на свет окна. Теперь его рот закры­вал респи­ра­тор, что были в боль­шом ходу в горо­де и про­да­ва­лись в каж­дой аптеке.

— Это я! — отве­тил Быст­риц­кий. — Узна­ешь? Муж Ядвиги…

Басо­вые ноты голо­са мяг­ко про­шле­па­ли в тумане. Я видел, что Викен­тьев что-то делал с окном.

— Да, конеч­но, — поду­мал я, — он отдер­ги­ва­ет шпин­га­лет, что­бы открыть окно.

Понял это и дру­гой посе­ти­тель чум­но­го. Он отпрыг­нул в туман, по дру­гую сто­ро­ну мое­го куста.

Теперь Викен­тьев сто­ял у откры­то­го окна. В пят­на­дца­ти-два­дца­ти шагах от меня было его зачум­лен­ное пер­ха­нье. К сча­стью, он смот­рел в дру­гую сто­ро­ну, туда, отку­да раз­да­вал­ся голос Быст­риц­ко­го. Рядом с Викен­тье­вым что-то шеве­ли­лось: это был котё­нок, вспрыг­нув­ший на подоконник.

Быст­риц­кий говорил:

— Я всё знаю: Ядви­га сего­дня рас­ска­за­ла мне. На ней лица не было, когда она вер­ну­лась от тебя! Но чёрт с вами обо­и­ми! Об одном про­шу, как чест­ный чело­век: отдай мне, пожа­луй­ста, золо­то. Ведь есть оно у тебя?

— Нету! — сла­бым, хрип­лым голо­сом отве­тил боль­ной. — Нету его давно!

— Врешь, брат! — вздох­нул Быст­риц­кий. — Есть оно! Все гово­рят. Да и как не быть? Вон дом купил, жил как… Ну, а зачем оно тебе? Даже в гроб с собой не возь­мешь. Отдай нам! Если Ядви­га не забо­ле­ет — как оно нам при­го­дит­ся! Отдай, милый! Хри­стом про­шу, отдай! Поми­нать всю жизнь будем, могилку…

Быст­риц­кий, веро­ят­но, хотел ска­зать «могил­ку оби­ха­жи­вать будем», но вспом­нил, что тру­пы чум­ных сжи­га­ют, и осек­ся. И сей­час же сно­ва заба­сил, скры­ва­ясь где-то побли­зо­сти, в тумане и мгле:

— А если бы ты знал толь­ко, что с Ядей-то, с тво­ей Ядей, — под­черк­нул он, — дела­ет­ся! Боюсь, с ума не сошла бы. Любит! Даже к чум­но­му при­шла, не побо­я­лась… Неужто не отдашь золота?

Викен­тьев пла­кал, упав гру­дью на под­окон­ник. Пла­кал и каш­лял. Я видел, как коте­нок обню­хал его голо­ву, фырк­нул и спрыг­нул в сад.

Викен­тьев под­нял голо­ву и, поис­кав гла­за­ми там, отку­да раз­да­вал­ся голос Быст­риц­ко­го, ска­зал в густую, сырую тем­но­ту ночи:

— Да пой­ми же ты, жесто­кий и глу­пый чело­век, что золо­то моё, будь оно у меня, зара­же­но чумой. Ну, как же ты его возьмёшь?

— Это я всё обду­мал! — радост­но вос­клик­нул в тем­но­ту Быст­риц­кий. — И не вол­нуй­ся этим! У тебя ведь при колод­це вед­ро есть, а у меня — суле­ма. Я под­не­су вед­ро пря­мо под окно, а ты золо­то в вед­ро бро­сай, потом отой­ди. Согла­сен? Риск, конеч­но, но я ведь не для себя, а для Яди. Сам посу­ди — ну на что тебе теперь золо­то? Будь же поря­доч­ным чело­ве­ком. Ну, бежать мне за ведром?

С мину­ту он ожи­дал отве­та и, не полу­чив его, всё же зато­пал к неболь­шой пади за домом, где про­би­вал­ся гор­ный ключ и, обло­жен­ный диким кам­нем, имел­ся водо­ем. Викен­тьев же ушел вглубь комнаты.

Как и Быст­риц­кий, я поду­мал, что он согла­сил­ся и соби­ра­ет­ся достать свое золо­то. Но теперь из сво­е­го куста я видел, как Викен­тьев, гор­бясь, блуж­дал по ком­на­те, слов­но искал поте­рян­ный носо­вой платок.

До мое­го уха донеслось:

— Кись, кись, кись!.. Напа­дун, Нападун!..

И опять:

— Кись, кись, кись!

Боль­ной искал котенка.

Вот он сно­ва подо­шёл к окну, высу­нул­ся, уви­дел, обра­до­вал­ся и стал звать живот­ное. Мне даже пока­за­лось, что он хочет вылез­ти из окна, и я уже опу­стил предо­хра­ни­тель, что­бы стре­лять в зачум­лен­но­го: да, теперь пере­до мной был уже не при­я­тель мой Викен­тьев, а сама Чума, соби­ра­ю­ща­я­ся про­гу­лять­ся по горо­ду. Но в это вре­мя боль­ной услы­шал шаги Быст­риц­ко­го и откач­нул­ся назад. Шаг Быст­риц­ко­го был неров­ный: он нес бадью с водой, воло­чил ее по зем­ле, катил реб­ром. Слыш­но было, как плес­ка­лась вода.

— Вот и отлич­но, — одыш­но про­ба­сил он, уви­дав в окне Викен­тье­ва. — При­нёс золо­то? Сей­час я раз­ме­шаю палоч­кой суле­му. Тут, брат, её на всю чуму хватит.

И он, неви­ди­мый мне из-за куста, оста­но­вил­ся и, веро­ят­но, сел перед бадьей на корточки.

— Кись, кись, кись! — донес­лось из окна.

— Чего ты? — уди­вил­ся Быстрицкий.

— Котё­нок выпрыг­нул из окна! — сер­ди­то, каприз­но отве­тил боль­ной и при­ка­зал: — Подай его мне!

— Да я зара­жусь же!..

— Тогда не дам золо­та! — закри­чал чум­ной. — Как хочешь! Вон коте­нок око­ло тебя. Обмак­ни руки в суле­му и подай. Может, и не забо­ле­ешь. Навер­но не забо­ле­ешь! А я без котен­ка не могу. Я с ума без него сой­ду… Нико­го у меня нет, кро­ме него!

И Викен­тьев зав­схли­пы­вал и запер­хал, све­ши­ва­ясь из окна в ночь — вот-вот вывалится.

— Стой! — крик­нул на него Быст­риц­кий. — Подо­жди… чтоб ты сдох! Я согла­сен. А золо­то дашь?

— Дам!

— А где оно?

— Вот…

Боль­ной обе­и­ми рука­ми под­нял над окном неболь­шой саквояж.

Вот оно. Боль­ше деся­ти фун­тов. Бери, толь­ко пой­май котён­ка. Что я без него! Он Чуму от меня прогоняет.

— Хоро­шо, будь ты про­клят, чум­ной дья­вол! — выру­гал­ся Быстрицкий.

Затем плес­ну­лась вода в вед­ре: это он мочил руки в рас­тво­ре суле­мы. Потом, про­кли­ная и чер­ты­ха­ясь, он стал ловить котён­ка. Живот­ное не ско­ро было пой­ма­но. Про­шло, веро­ят­но, мину­ты три, преж­де чем зве­рек писк­нул в огром­ных лапах Быстрицкого.

Затем я слы­шал, как, крик­нув чум­но­му: «Отой­ди от окна!» — Быст­риц­кий шаг­нул к его свет­ло­му четы­рех­уголь­ни­ку и, види­мый мне, шварк­нул котен­ка в окно, крикнув:

— Полу­чай и сыпь золо­то. Сей­час под­ка­чу бадью!

И тут из про­плё­ван­но­го чумой откры­то­го окна раз­дал­ся хрип­лый, пре­ры­ва­е­мый кашлем, хохот безум­но­го чело­ве­ка. Так мог­ла сме­ять­ся толь­ко сама Чума, чер­но­ли­кая жен­щи­на в кро­ва­вом бала­хоне. И она кри­ча­ла, при­жи­мая к пле­чу котён­ка, кри­ча­ла, крив­ля­ясь и перхая.

— Дурак, дурак!.. Гово­рил же я, что у меня нет ника­ко­го золо­та. Ни одно­го пяти­руб­лёви­ка! А впро­чем, может быть, и есть! Но не дам, не дам, не дам! Пони­ма­ешь — не дам! А ты забо­ле­ешь… И Ядви­га твоя забо­ле­ет, будь­те вы все прокляты!..

Быст­риц­кий остол­бе­нел и дико гля­дел на больного.

— Убью! — про­гро­мы­хал он.

— Нет, нет, нет! — пля­сал безум­ный в окне. — Нет, нет, нет! Не убьешь! Я бес­смерт­на. Я — Чума. Я вот сей­час выле­зу и схва­чу тебя. Я — Чума.

И Викен­тьев занёс ногу через под­окон­ник. Быст­риц­кий исчез. Чума шла гулять по горо­ду с зара­жен­ным котен­ком в руках.

— Не под­хо­ди­те к зара­жён­но­му смер­тью! — про­пел во мне стих Саа­ди, и я под­нял браунинг.

«Про­сти, друг, — мыс­лен­но ска­зал я, взяв на муш­ку голо­ву Викен­тье­ва. — Про­сти. Так надо…»

Выстрел в тумане был едва слы­шен. Боль­ной откач­нул­ся и исчез в ком­на­те. Шестом я при­крыл окно, что­бы коте­нок не выпрыг­нул. Потом в сарае за домом я нашел струж­ки, соло­му и ещё что-то горючее.

Подув­ший предут­рен­ний вете­рок помог дому разгореться.

Ядви­га и её муж умер­ли через десять дней. Они были послед­ни­ми чум­ны­ми в горо­де. Я убил Чуму.

Пуб­ли­ка­ция под­го­тов­ле­на авто­ром теле­грам-кана­ла «Пись­ма из Вла­ди­во­сто­ка» при под­держ­ке редак­то­ра руб­ри­ки «На чуж­бине» Кли­мен­та Тара­ле­ви­ча (канал CHUZHBINA).

Машина времени – All I Can Say Is Hello

От
Александр Морсин
-

Став глав­ной музы­кой сво­е­го вре­ме­ни, совет­ский пере­стро­еч­ный рок попы­тал­ся заявить о себе за пре­де­ла­ми роди­ны — сна­ча­ла на при­гра­нич­ных тер­ри­то­ри­ях ближ­не­го зару­бе­жья, затем за оке­а­ном. Пер­вы­ми поко­рять Аме­ри­ку пес­ня­ми на англий­ском язы­ке отпра­ви­лись ленин­гра­дец Борис Гре­бен­щи­ков и моск­ви­чи «Парк Горь­ко­го», но на них исто­рия экс­пор­та рус­ско­го рока не закон­чи­лась — на Запад потя­ну­лась целая вере­ни­ца групп.

Спе­ци­аль­но для VATNIKSTAN музы­каль­ный обо­зре­ва­тель Алек­сандр Мор­син рас­ска­зы­ва­ет о самых мно­го­обе­ща­ю­щих рок-билинг­вах «крас­ной вол­ны», замах­нув­ших­ся на миро­вое гос­под­ство. Сего­дня речь пой­дёт о ста­рей­шей оте­че­ствен­ной рок-груп­пе «Маши­на вре­ме­ни» и её песне, посвя­щён­ной рож­де­нию пяти­мил­ли­ард­но­го жите­ля Зем­ли, за кото­ро­го пере­жи­ва­ет Андрей Макаревич.

Как это было

Появив­шись в кон­це 1960‑х годов, «Маши­на вре­ме­ни» при­над­ле­жа­ла поко­ле­нию совет­ских музы­кан­тов-пер­во­про­ход­цев, решив­ших, что рок-н-ролл мож­но сочи­нять и петь на рус­ском. Прав­да, дале­ко не сра­зу. Будучи бит­ло­ма­ном, лидер «Маши­ны» Андрей Мака­ре­вич, как и мно­гие дру­гие, начи­нал с англо­языч­ных песен. Имен­но они вошли в самую первую запись груп­пы «Time Machines» (1969), но из 11 тогдаш­них тре­ков до пуб­ли­ки добрал­ся лишь один, «This Happened to Me».

В 1983 году Мака­ре­вич напи­сал пес­ню «What Is A Love?» для кино­филь­ма «Тай­на „Чёр­ных дроз­дов“». Через пять лет «Маши­на» при­е­ха­ла в Аме­ри­ку на гастро­ли и попро­бо­ва­ла запи­сать ста­рые хиты «Костёр», «Скач­ки» и «Све­чу» на новый лад — по-англий­ски. К тому вре­ме­ни пират­ский винил «Маши­ны» уже несколь­ко лет ходил в эми­грант­ской среде.

Маши­на вре­ме­ни — «What Is A Love?»:

В сту­дии в Дал­ла­се к чле­нам «Маши­ны» в каче­стве про­дю­се­ра при­со­еди­нил­ся автор саунд­тре­ка к филь­му «Поли­цей­ский из Бевер­ли-Хил­лз» Гор­дон Пер­ри. Акцент гита­ри­ста и глав­но­го соав­то­ра Мака­ре­ви­ча Алек­сандра Кути­ко­ва, спев­ше­го пес­ню «Там, где будет новый день», пока­зал­ся Пер­ри «чудо­вищ­ным». Он был убеж­дён, что «в луч­шем слу­чае его смо­гут понять раз­ве что ирландцы».

Меж­ду тем «Маши­на» уже име­ла опыт мас­штаб­ных транс­ат­лан­ти­че­ских выла­зок, прав­да, с помо­щью теле­эфи­ра. В 1987 году выступ­ле­ние груп­пы с пес­ней «All I Can Say Is Hello» попа­ло в про­грам­му «До и после полу­но­чи» и затем транс­ли­ро­ва­лось по все­му миру.

Что происходит

Мака­ре­вич напи­сал «All I Can Say Is Hello» как при­вет­ствие совет­ских поэтов и ком­по­зи­то­ров ново­рож­дён­но­му Матею Гашпа­ру, сыну элек­три­ка и мед­сест­ры из Юго­сла­вии. Маль­чик был избран пяти­мил­ли­ард­ным жите­лем Зем­ли, ради кото­ро­го в род­дом при­был гене­раль­ный сек­ре­тарь ООН Перес де Куэльяр.

Маши­на вре­ме­ни — «All I Can Say Is Hello»:

«[Мака­ре­вич] напи­сал пес­ню на англий­ском язы­ке, пото­му что знал, что сего­дня она будет зву­чать в про­грам­мах теле­ви­де­ния мно­гих стран мира, — гово­ри­ла дик­тор ЦТ. — В этой песне под­ни­ма­ет­ся мно­го вопро­сов: каким будет новый чело­век, како­ва его мис­сия и назначение».

Лидер «Маши­ны» дей­стви­тель­но пере­шёл к сути без лиш­них расшаркиваний.

«Ну, что ж, здрав­ствуй, пяти­мил­ли­ард­ный ребёнок
Дума­ешь, ты при­шёл вовремя?
Ты соби­ра­ешь­ся победить
Или быть послед­ним в очереди?».

Как и поло­же­но масте­рам совет­ской пате­ти­ки, через голо­ву ребён­ка Мака­ре­вич обра­щал­ся к взрос­лым, то есть ко все­му чело­ве­че­ству, и как мог касал­ся акту­аль­ной повест­ки. Три куп­ле­та пес­ни напо­ми­на­ли дай­джест любой мало-маль­ски замет­ной гума­ни­тар­ной про­грам­мы тех лет и состо­я­ли из несколь­ких обя­за­тель­ных пунк­тов: эко­ло­гия, разору­же­ние, угро­за ядер­ной зимы.

Певец бук­валь­но пеле­нал мла­ден­ца про­сты­нёю вопро­сов: ты помо­жешь нам остать­ся в живых или взо­рвать­ся? ты уви­дишь снег или дождь? вода вре­ме­ни течёт слиш­ком быст­ро или мед­лен­но? У само­го Мака­ре­ви­ча отве­тов не было. «Всё, что я могу ска­зать: „При­вет!“». Таким обра­зом, перед совсем ещё юным Мате­ем Гашпа­ром раз­во­ра­чи­ва­лась без­дна нере­шён­ных про­блем циви­ли­за­ции, но кое-что у него уже было. Одно­слож­ное при­вет­ствие руко­во­ди­те­ля ансам­бля из Москвы.

Как жить дальше

«All I Can Say Is Hello» вошла в демо­за­пись, разо­слан­ную «Маши­ной» аме­ри­кан­ским про­дю­се­рам и лей­б­лам. Лен­та оста­лась невос­тре­бо­ван­ной, на родине англо­языч­ные пес­ни были тем более нико­му не нужны.

«Ну, запе­ли мы на англий­ском, и что? Ещё одна аме­ри­кан­ская коман­да с доста­точ­но тра­ди­ци­он­ной музы­кой, ниче­го осо­бен­но­го», — при­знал­ся трид­цать лет спу­стя Макаревич.

Тем не менее груп­па не теря­ла надеж­ды запом­нить­ся пес­ня­ми на нерод­ном язы­ке, пусть и на рос­сий­ском теле­ви­де­нии. В 1992 году англо­языч­ная вер­сия хита «Там, где будет новый день» про­зву­ча­ла в кон­це теле­пе­ре­да­чи «Брейн-ринг». «Маши­на» сыг­ра­ла «It’s Gonna Be Another Day» под фоно­грам­му, запи­сан­ную в Дал­ла­се с аме­ри­кан­ским вока­ли­стом. На то, что Андрей Мака­ре­вич откры­ва­ет рот, «озву­чи­вая» чужой голос, никто, кажет­ся, не обра­тил внимание.

Маши­на вре­ме­ни — «It’s Gonna Be Another Day»:

Через 15 лет груп­па дое­ха­ла до бит­лов­ской сту­дии Abbey Road, где, несмот­ря на гео­ло­ка­цию и магию места, запи­са­ла исклю­чи­тель­но рус­ско­языч­ный аль­бом. 33-лет­ний Матей Гашпар, судя по все­му, осел в Хор­ва­тии. В нача­ле 2010‑х СМИ сооб­ща­ли, что он живёт со сво­и­ми роди­те­ля­ми и рабо­та­ет в ком­па­нии, про­из­во­дя­щей лабо­ра­тор­ное обо­ру­до­ва­ние. Как и Андрей Мака­ре­вич, Гашпар инте­ре­су­ет­ся дайвингом.

СПИД в СССР. Начало

От
Семён Извеков
-

В эпо­ху пан­де­мии, конеч­но, вспо­ми­на­ют дру­гие эпи­де­мии, пора­жав­шие нашу стра­ну — от чумы до холе­ры. Все они были ужас­ны, но лишь один вирус, как это ни стран­но, стал супер­звез­дой, брен­дом и лиде­ром упо­ми­на­е­мо­сти. Кому ещё посвя­ти­ли столь­ко филь­мов, песен, теле­пе­ре­дач, бло­гов и кон­цер­тов? Имя ему — вирус имму­но­де­фи­ци­та чело­ве­ка (ВИЧ) из рода ретро­ви­ру­сов, гость пере­дач Юрия Дудя и герой песен Зем­фи­ры. Поче­му имен­но он? Навер­ное, пото­му что вобрал в себя вели­кую три­а­ду — Sex, drugs, rock ’n’ roll. Посу­ди­те сами: зара­же­ние свя­за­но с сек­сом и нар­ко­ти­ка­ми. И убил он не одну звез­ду рок-н-ролла.


Луч­шая пес­ня о СПИДе

Впро­чем, почти сра­зу после появ­ле­ния болезнь рас­про­стра­ни­лась сре­ди обыч­ных людей, мно­гие из кото­рых нико­гда не выез­жа­ли за пре­де­лы СССР.

Как вирус попал в СССР

Сей­час СПИД лечит­ся, как диа­бет: чело­век в госу­дар­ствен­ном СПИД-цен­тре полу­чит бес­плат­ные лекар­ства (их не хва­та­ет, но мож­но добить­ся) и если будет соблю­дать ука­за­ния вра­чей (мож­но ездить в Моск­ву) — про­жи­вёт при­мер­но столь­ко же, сколь­ко здо­ро­вые люди. Поэто­му нынеш­няя ситу­а­ция со смерт­но­стью от этой инфек­ции в Рос­сии пора­жа­ет: за 2019 год умер­ло 25 тысяч чело­век (Рос­стат), а зара­жа­ет­ся в год столь­ко же, сколь­ко в Уганде.

Мы зна­ем сего­дня, что ВИЧ пере­шёл к чело­ве­ку от обе­зьян шим­пан­зе в 1920‑х годах где-то в Кон­го, там уже были пер­вые смер­ти. В силу гло­ба­ли­за­ции где-то в 1960‑х годах он начи­на­ет рас­про­стра­нять­ся в запад­ном мире, при­чём «нуле­во­го паци­ен­та» не было, зара­жа­лись ВИЧ хао­тич­но раз­ные люди, в одно и то же время.

Кана­дец, борт­про­вод­ник Гаэтан Дюга, кото­ро­го назы­ва­ли «нуле­вым пациентом»

Стран­ные слу­чаи смер­ти вро­де моло­дых и здо­ро­вых в 1970‑е годы спи­сы­ва­ли на рак или ещё что-то. В 1981 году в США про­ис­хо­дит мас­со­вое зара­же­ние гомо­сек­су­а­ли­стов неви­дан­ной инфек­ци­ей. Они боле­ют сар­ко­мой Капо­ши и пнев­мо­цист­ной пнев­мо­ни­ей, буд­то их имму­ни­тет про­сто отсут­ству­ет. Ни один чело­век, даже неспор­тив­ный, не может этим болеть в принципе.

Через два года неза­ви­си­мо друг от дру­га в Аме­ри­ке и Фран­ции виру­со­ло­ги нахо­дят воз­бу­ди­тель и назы­ва­ют его ВИЧ. Тогда же ста­но­вит­ся ясно: им боле­ют не толь­ко геи. ВИЧ взрыв­ным обра­зом нача­ли зара­жать­ся аме­ри­кан­цы гете­ро­сек­су­аль­ной ори­ен­та­ции. Вирус вошёл в попу­ля­цию, что­бы остать­ся и начать парад смерти.

Даже по звёз­дам тех лет вид­но, как ВИЧ начал соби­рать кро­ва­вую жатву:

  • 1982 год — диджей Пат­рик Каули;
  • 1983 год — певец Клаус Номи;
  • 1984 год — фило­соф Мишель Фуко;
  • 1985 год- супер­звез­да Гол­ли­ву­да Рок Хадсон;
  • 1986 год — топ-модель Джиа Каранджи;
  • 1987 год — тан­цор Май­кл Бен­нетт, леген­дар­ный пиа­нист Либераче;
  • 1988 год — рус­ский пиа­нист Юрий Егоров;
  • 1989 год — актри­са Аман­да Блейк, фигу­рист Тим Браун;
  • 1991 год — Фред­ди Меркьюри.

В СССР зара­же­ние нача­лось при­мер­но в те же годы. Пер­вые инфи­ци­ро­ван­ные, по дан­ным меди­ков, появи­лись в Совет­ском Сою­зе в кон­це 1970‑х годов — это были сту­ден­ты из брат­ских стран Афри­ки, любив­шие «обще­ние» с рус­ски­ми сокурс­ни­ца­ми, слу­жив­шие в Кон­го совспе­цы. Мы были откры­ты чёр­но­му кон­ти­нен­ту, под­дер­жи­ва­ли его борь­бу за демо­кра­тию, но вот и расплата.

После пер­вых изве­стий из-за рубе­жа о стран­ном виру­се вла­сти Моск­вы заверяли:

«В Аме­ри­ке СПИД бушу­ет с 1981 года, это запад­ная болезнь. У нас нет базы для рас­про­стра­не­ния этой инфек­ции, так как в Рос­сии нет нар­ко­ма­нии и проституции».

Навер­ное, глав­ной ошиб­кой стал отказ от обме­на мето­да­ми теста с меди­ка­ми из США. Систе­ма тести­ро­ва­ния в СССР зара­бо­та­ет пол­но­цен­но толь­ко в 1989 году, когда вирус уже нач­нёт шагать по стране.

Пер­вый стран­ный слу­чай, заста­вив­ший тру­же­ни­ков Мин­здра­ва заду­мать­ся, про­изо­шёл в 1985 году, когда в Инфек­ци­он­ную боль­ни­цу № 2 посту­пил сту­дент из ЮАР. Его лечи­ли от все­го под­ряд, но он «сго­рел» за два меся­ца. Имму­ни­те­та про­сто не было, а тело покры­лось опу­хо­ля­ми ярко-лило­во­го окраса.

История Владимира Красичкова

В 1987 году ста­ло ясно: это уже не болезнь наших дру­зей из тро­пи­ков, ею боле­ют граж­дане нашей стра­ны. Это и есть пер­вая исто­рия наше­го ВИЧ-инфи­ци­ро­ван­но­го. Речь шла о Вла­ди­ми­ре Кра­сич­ко­ве. Так его имя назвал бло­гер Антон Носик, кото­рый, будучи сту­ден­том Мед­ин­сти­ту­та, изу­чал его исто­рию болез­ни. Вла­ди­мир был геем, встре­чал­ся с муж­чи­на­ми с 14 лет.

В 1981 году его напра­ви­ли пере­вод­чи­ком с англий­ско­го в Тан­за­нию, где он «нала­жи­вал обще­ние» с афри­кан­ски­ми това­ри­ща­ми, там и под­це­пил ВИЧ. В 1982 году его доста­ви­ли во Мос­ков­скую инфек­ци­он­ную боль­ни­цу с про­дол­жав­шей­ся месяц лихо­рад­кой и диа­ре­ей, сыпью и уве­ли­че­ни­ем лим­фо­уз­лов. Вра­чи смог­ли выле­чить Вла­ди­ми­ра, но так и не поня­ли, что это с ним было.

В 1983 году он вер­нул­ся в род­ной Арма­вир и рабо­тал на воен­ном пред­при­я­тии. По дан­ным эпи­де­мио­ло­ги­че­ско­го рас­сле­до­ва­ния, с 1984 по 1986 год у него было 22 свя­зи с сол­да­та­ми и кур­сан­та­ми, кото­рым он и пере­дал ВИЧ. При­чём он был имен­но пас­сив­ным в этих сою­зах, не брез­го­вал кос­ме­ти­кой и мани­кю­ром. Мод­ный был. А от них уже он пере­дал­ся по цепоч­ке дру­гим людям. Такая вот бисек­су­аль­ность в СССР.

В 1987 году Кра­сич­ко­ву ста­ло хуже, его сно­ва забра­ли в Моск­ву. По счаст­ли­вой слу­чай­но­сти им занял­ся моло­дой учё­ный Вадим Вален­ти­но­вич Покров­ский, как раз изу­чав­ший ВИЧ и став­ший глав­ным бор­цом с зара­зой в Рос­сии. Он нако­нец понял, что фио­ле­то­вые опу­хо­ли — сар­ко­ма Капо­ши. Тогда же и пер­вые тесты уста­но­ви­ли: Вла­ди­мир болен. Бла­го­да­ря ста­ра­ни­ям вра­чей он про­жи­вёт ещё четы­ре года — помо­жет пре­па­рат ази­до­ти­ми­дин. Покров­ский про­ве­дёт соб­ствен­ное рас­сле­до­ва­ние и узна­ет, кто зара­зил­ся от Кра­сич­ко­ва и кому успел пере­дать ВИЧ. Полу­чит­ся цепоч­ка на весь Союз, мно­гих из них уда­лось пролечить.

Покров­ский вспоминал:

«Мно­гие из воен­ных дей­ство­ва­ли очень пря­мо­ли­ней­но. Напри­мер, мог­ли постро­ить всех сол­дат и ско­ман­до­вать: „У кого был поло­вой кон­такт с таким-то — три шага впе­ред“. К сча­стью, нуж­ные мне 25 чело­век уже демобилизовались».

Пер­вой умер­шей от СПИ­Да ста­ла Оль­га Гаев­ская, рабо­тав­шая жри­цей люб­ви для ино­стран­цев. Её так­же лечи­ли от все­го под­ряд, но в 1988 году уже после смер­ти выяс­ни­ли, что при­чи­на смер­ти — не пнев­мо­ния и не сар­ко­мы, а тот самый аме­ри­кан­ский бацилл.

Нарас­та­ние ситу­а­ции выну­ди­ло Мин­здрав про­во­дить тести­ро­ва­ние групп рис­ка: геев, про­сти­ту­ток, ино­стран­цев. В 1987 году нача­лась мас­со­вая про­вер­ка на ВИЧ сре­ди ино­стран­цев. Уда­лось охва­тить 43 тыся­чи чело­век, сре­ди кото­рых 219 име­ли ВИЧ, почти все — сту­ден­ты из Африки.

Нестерилизованные шприцы: заражение в Элисте

Мас­штаб все­со­юз­ной про­бле­мы СПИД при­нял после мас­со­во­го зара­же­ния детей в боль­ни­це Эли­сты. Смер­тель­ную болезнь полу­чи­ли 75 детей и четы­ре взрос­лые жен­щи­ны. За этим тоже сто­ит целая история.

И тянет­ся она к моря­ку из Кал­мы­кии, кото­рый в 1981 году рабо­тал в Кон­го, обслу­жи­вал суда в пор­ту. Там как выяс­нит рас­сле­до­ва­ние у него были «кон­так­ты» с мест­ны­ми жен­щи­на­ми, от кото­рых он и полу­чил вирус. После он женил­ся, пере­дал вирус жене, а она роди­ла двух детей. Вто­рой ребе­нок родил­ся сла­бым и забо­лел почти сра­зу после рож­де­ния, в мар­те 1988 года его поме­сти­ли в дет­скую боль­ни­цу Эли­сты. Через два меся­ца он умер от сеп­си­са, пнев­мо­нии и кандидоза.

Но это было толь­ко нача­ло. В нояб­ре 1988 года было выяв­ле­но ещё два ВИЧ+ — жен­щи­на-донор и её ребе­нок (он тоже ско­ро умер). Они лежа­ли в этой самой боль­ни­це. В декаб­ре при­слан­ная Союз­ная комис­сия выяви­ла мас­со­вое зара­же­ние детей ВИЧ — 74 чело­ве­ка. При­чи­на ока­за­лась жут­кой: пер­со­нал не сте­ри­ли­зо­вал шпри­цы. Одно­ра­зо­вых было мало, а на дез­ин­фек­цию отправ­ля­ли толь­ко два из трёх. По всей види­мо­сти, от боль­но­го ребен­ка вирус несте­риль­ны­ми игла­ми пере­нес­ли в осталь­ных детей, а мамы полу­чи­ли его от сво­их чад во вре­мя груд­но­го корм­ле­ния. Глав­врач боль­ни­цы Эли­сты дол­го заяв­лял, что это ложь, но факт есть факт — штамм виру­са был родом из Кон­го, где его когда-то полу­чил папа погиб­ше­го малы­ша. За вре­мя рас­сле­до­ва­ния комис­сии ста­ло ясно, что мно­гих из детей высла­ли в боль­ни­цы Вол­го­гра­да, Став­ро­по­ля, Ростова-на-Дону.

Про­вер­ки на СПИД ста­ли мас­со­вы­ми с 1989 года. Поли­ти­ка глас­но­сти спо­соб­ство­ва­ла аги­та­ции и обсуж­де­нию. Теперь всех при­зы­ва­ли про­ве­рять­ся по месту житель­ства, осо­бен­но геев, при том что за муже­ло­же­ство дава­ли пять лет. По ука­за­нию мини­стра здра­во­охра­не­ния СССР Евге­ния Чазо­ва в 1989 году по всей стране были созда­ны цен­тры по борь­бе со СПИ­Дом. За 1987–1995 годы сре­ди 160 мил­ли­о­нов обсле­до­ван­ных выяви­ли толь­ко 1096 носителей.

Надо ска­зать, что и 1980‑е, и в 1990‑е годы мас­со­во­го зара­же­ния ВИЧ ещё не было. Толь­ко в нуле­вые вирус вошёл в попу­ля­цию мас­со­во, во мно­гом из-за нар­ко­ма­нов, колов­ших­ся одной иглой. И в этом пара­докс: совет­ская меди­ци­на выяви­ла и смог­ла лока­ли­зо­вать зара­же­ние, сде­лав его мало­чис­лен­ным, а наши вла­сти сде­лать это­го не сумели.

Читай­те так­же «Пять вещей, кото­рые мож­но было в 1990‑е, а теперь нет». 

Десять главных групп московской рок-лаборатории

От
Иван Белецкий
-

Мос­ков­ские вла­сти отре­а­ги­ро­ва­ли на рок-музы­ку поз­же, чем ленин­град­ские: сто­лич­ная рок-лабо­ра­то­рия нача­ла рабо­тать толь­ко в 1985 году. И сра­зу же ста­ла не толь­ко кон­церт­ной пло­щад­кой, но ещё и местом под­ко­вёр­ных интриг, выяс­не­ния отно­ше­ний и пере­рас­пре­де­ле­ния мате­ри­аль­ных цен­но­стей. Ретро­спек­тив­но рок-лабо­ра­то­рия кажет­ся эда­ким ком­со­моль­ским кло­пов­ни­ком, тем более, ещё и со спор­ной фигу­рой Тро­иц­ко­го где-то неподалёку.

С дру­гой сто­ро­ны, она откры­ла доро­гу к пуб­ли­ке мно­гим музы­кан­там: боль­шая часть зна­чи­мых сто­лич­ных групп вто­рой поло­ви­ны 1980‑х годов так или ина­че в этой орга­ни­за­ции состо­я­ли. С тре­тьей, лабо­ра­то­рия вызы­ва­ла отчёт­ли­вое недо­воль­ство у ста­рой гвар­дии, уже зако­сте­нев­шей и оброс­шей рос­кон­цер­тов­ским жир­ком — мол, какие-то моло­дые недо­уч­ки поку­ша­ют­ся на наш кусок пиро­га. При­мер­но как сей­час завсе­гда­таи «Наше­го радио» смот­рят на поко­ле­ние фести­ва­ля «Боль». В общем, собрал совер­шен­но субъ­ек­тив­ную десят­ку лабо­ра­тор­ских питомцев.

«Браво»

«Бра­во» всту­пи­ли в рок-лабо­ра­то­рию уже в 1985 году, тогда же закон­чи­лись и при­тес­не­ния груп­пы. Агу­за­ро­ва вер­ну­лась в Моск­ву, затем был «Музы­каль­ный ринг», кон­цер­ты с Пуга­чё­вой и Град­ским и филар­мо­ни­че­ская став­ка. При этом пер­вый офи­ци­аль­ный аль­бом «Бра­во» вышел толь­ко в 1987 году — и, конеч­но, стал неве­ро­ят­но успеш­ным. До сих пор неслож­но най­ти людей, кото­рые счи­та­ют этот пери­од груп­пы вооб­ще луч­шим в её истории.

«Чудо-Юдо»

Засве­тив­ши­е­ся в филь­ме «Ава­рия — дочь мен­та» мос­ков­ские вро­де-как-пан­ки. Забав­ный и несколь­ко кари­ка­тур­ный образ роке­ров как веч­ных нару­ши­те­лей спо­кой­ствия. Ну, навер­ное, будет доста­точ­но при­ве­сти цита­ту из смеш­ной рецен­зии «Мос­ков­ско­го ком­со­моль­ца» на фести­валь рок-лабо­ра­то­рии 1987 года:

«Худ­со­вет рок-лабо­ра­то­рии утвер­ждал про­грам­мы всех групп, высту­пив­ших на фести­ва­ле. Была утвер­жде­на про­грам­ма и у этой груп­пы. Но зри­те­ли её не уви­де­ли. Зато они уви­де­ли исте­рич­ный и хули­ган­ский пане­ги­рик извра­щён­но­му миро­ощу­ще­нию и бес­смыс­лен­ной ска­брез­но­сти. Участ­ни­ки груп­пы убеж­де­ны, в глу­бо­ко­мыс­лен­но­сти наду­ва­ния пре­зер­ва­ти­вов и откры­той матер­щи­ны на сцене. ЧУДО-ЮДО не толь­ко дис­кре­ди­ти­ро­ва­ло себя. „Оно“ обо­шлось очень под­ло со мно­ги­ми людь­ми, кото­рые боле­ли за музы­кан­тов и дове­ря­ли им. Смо­гут ли они сей­час смот­реть этим людям в глаза?»

«Николай Коперник»

Одна из самых зако­вы­ри­стых, эстет­ских и, навер­ное, себя­лю­би­вых мос­ков­ских групп деся­ти­ле­тия. Тех­ни­че­ски это помесь новой вол­ны и доволь­но ста­ро­мод­но­го даже для 1986 года арт-рока, с роман­тич­ны­ми соля­ка­ми на гита­рах и сак­со­фо­нах. Плюс харак­тер­ная вокаль­ная мане­ра Юрия Орло­ва, отго­лос­ки кото­рой мож­но при жела­нии услы­шать у неко­то­рых совре­мен­ных групп, инте­ре­су­ю­щих­ся совет­ски­ми вось­ми­де­ся­ты­ми. Ну, хотя бы у «Инту­ри­ста».

«Альянс»

Вне­зап­но став­шая зна­ко­вой в послед­ние годы груп­па, о вли­я­нии кото­рой гово­рят мно­гие музы­кан­ты. Впро­чем, обыч­но это сво­дит­ся толь­ко к глав­но­му хиту «На заре», хотя «Аль­янс» пере­иг­рал мно­гое: от нью-вей­ва и до невнят­но­го ста­ди­он­но­го прог-рока с ква­зи­сим­фо­ни­че­ски­ми аран­жи­ров­ка­ми или око­ло­фол­ко­во­го мини­ма­лиз­ма с Инной Желанной.

На оче­ред­ной волне попу­ляр­но­сти «На заре» груп­па собра­лась зано­во и в фев­ра­ле 2020 года выпу­сти­ла новый аль­бом, кото­рый, впро­чем, про­ле­тел почти незамеченным.

«Биоконструктор»

Ещё одна груп­па, оче­вид­но важ­ная для мно­гих моло­дых музы­кан­тов, кор­ня­ми ухо­дя­щих в пост-панк и новую вол­ну. «Био­кон­струк­тор» — эда­кий совет­ский ран­ний Depeche Mode: низ­кий вкрад­чи­вый голос, син­те­за­тор­ные аран­жи­ров­ки. Доволь­но наив­но — осо­бен­но все эти бес­ко­неч­ные поучи­тель­ные тек­сты об опас­но­стях науч­но-тех­ни­че­ско­го про­грес­са — но тол­ко­во сыг­ра­но и записано.

Чуть поз­же «Био­кон­струк­тор» рас­па­дёт­ся, а на его облом­ках воз­ник­нет «Тех­но­ло­гия» — одна из самых ком­мер­че­ски успеш­ных позд­не­со­вет­ских-ран­не­рос­сий­ских групп и уж точ­но еди­но­глас­ный побе­ди­тель в номи­на­ции «рус­ские Depeche Mode».

«Вежливый отказ»

Эклек­тич­ный и кон­цеп­ту­а­лист­ский про­ект, кото­рый, кста­ти, жив до сих пор. Тут тоже есть такая эстет­ская мос­ков­ская над­лом­лен­ность, кото­рая очень раз­дра­жа­ла поклон­ни­ков клас­си­че­ско­го ленин­град­ско­го рока. Мол, чего это они дура­ка валя­ют — те же пре­тен­зии, кото­рые предъ­яв­ля­лись в самом Ленин­гра­де «Аук­цы­о­ну», напри­мер. В обла­сти радио­фор­ма­та рок север­ной сто­ли­цы побе­дил, но уж очень быст­ро закончился.

«Звуки Му»

А тут тра­ди­ци­он­ный мос­ков­ский ново­вол­но­вый выпенд­рёж, общая мод­ность аран­жи­ро­вок и любовь вся­ких тогдаш­них тренд­сет­те­ров пре­крас­но урав­но­ве­ши­ва­лись нев­ра­сте­ни­че­ски-алко­го­ли­че­ским обра­зом Пет­ра Мамо­но­ва и его быто­вой мета­фи­зи­кой. В луч­ших сво­их про­яв­ле­ни­ях «Зву­ки Му» 1980‑х гг. — это моно­тон­ные гип­но­ти­че­ские рит­мы и пуга­ю­щий неми­га­ю­щий взгляд Мамо­но­ва. Ну, а про вни­ма­ние Боуи, зару­беж­ные гастро­ли и уход в рели­гию вы сами всё зна­е­те. Пожа­луй, глав­ная мос­ков­ская груп­па восьмидесятых.

«Центр»

Исто­рия рок-лабо­ра­то­рии во мно­гом и начи­на­лась с «Цен­тра»: груп­па Васи­лия Шумо­ва участ­во­ва­ла в самом пер­вом кон­цер­те орга­ни­за­ции в октяб­ре 1985 года. И так же, как и со «Зву­ка­ми Му» — слож­но най­ти пря­мых после­до­ва­те­лей «Цен­тра» в том, что потом ста­ло назы­вать­ся «рус­ским роком». Кажет­ся, толь­ко в послед­нее деся­ти­ле­тие насле­дие Шумо­ва вось­ми­де­ся­тых с его бес­ко­неч­ны­ми бес­страст­ны­ми спо­кен­вор­да­ми начи­на­ет пере­оце­ни­вать­ся и вхо­дить в канон оте­че­ствен­ной музыки.

«Коррозия металла»

Вооб­ще хэви и его про­из­вод­ные были чуть ли не маги­страль­ным направ­ле­ни­ем всей рок-лабо­ра­то­рии при­мер­но с 1987 года. Пере­чис­лять извест­ные груп­пы тех лет мож­но дол­го — это и Э. С. Т., и «ШАХ», и «Леги­он». Не гово­ря уже о «филар­мо­ни­че­ском мета­ле», кото­рый созда­ва­ли совсем не анде­гра­унд­ные люди, напри­мер, «Ария» или «Кру­из».

Вполне спра­вед­ли­во было бы упо­мя­нуть тут любую из команд, но я всё же оста­нов­люсь на пау­ков­ском про­ек­те. Тащем­та, он ока­зал­ся самым меме­тич­ным и вышел за жан­ро­вые и вооб­ще музы­каль­ные рамки.

«Крематорий»

Или любая дру­гая груп­па из услов­но­го пан­тео­на «Наше­го радио» — «Бри­га­да С», «Ва-Банкъ». То, что в девя­но­стые и даль­ше ста­ло ассо­ци­и­ро­вать­ся с кон­до­вым рус­ским роком: пар­ни, при­шед­шие к успе­ху и сумев­шие впи­сать­ся в рыноч­ные усло­вия. Соб­ствен­но «Кре­ма­то­рий» на пер­вых кон­цер­тах лабо­ра­то­рии высту­пал как «Крем», кста­ти. На конец 1980‑х годов и член­ство в рок-лабо­ра­то­рии при­шлись их глав­ные хиты, напри­мер, «Мусор­ный ветер» и «Без­об­раз­ная Эльза».

Читай­те так­же «„Всё порви, нач­ни сна­ча­ла“: исто­ки и буду­щее пост­пан­ка в Рос­сии».

Архивная революция: рассекречивание документов после распада СССР

От
Виктория Мокина
-
На обнародованных документах остаётся отметка «Секретно» — доказательство, что раньше они были закрыты от общественности

Поня­тие «рас­сек­ре­чен­ные доку­мен­ты» вызы­ва­ет вол­не­ние даже сре­ди людей, далё­ких от исто­рии как от нау­ки и ред­ко чита­ю­щих исто­ри­че­ские источ­ни­ки. В СССР огром­ный мас­сив доку­мен­тов был закрыт для иссле­до­ва­те­лей. Это при­во­ди­ло к тому, что совре­мен­ная исто­рия стра­ны созда­ва­лась без серьёз­ной источ­ни­ко­вой базы. Иссле­до­ва­ни­ям, осо­бен­но 1960‑х — 1970‑х годов, не хва­та­ло глу­би­ны, новиз­ны и обос­но­ван­но­сти. Из-за закры­то­сти прин­ци­пи­аль­но важ­ных для пони­ма­ния исто­рии доку­мен­тов сре­ди учё­ных и обыч­ных людей сло­жи­лось мне­ние, что насто­я­щее про­шлое глу­бо­ко скры­то и явит себя толь­ко тогда, когда архи­вы откроются.

Пере­строй­ка и после­до­вав­шие за ней пре­об­ра­зо­ва­ния дей­стви­тель­но вклю­ча­ли и рас­сек­ре­чи­ва­ние доку­мен­тов, ранее недо­ступ­ных широ­ко­му кру­гу чита­те­лей. Откры­тие архи­вов нача­лось в 1980‑е годы, достиг­ло рас­цве­та в 1990‑е и пошло на спад в 2000‑е. Этот про­цесс изве­стен под назва­ни­ем «архив­ная революция».

VATNIKSTAN раз­би­ра­ет­ся, поче­му в СССР засек­ре­чи­ва­ли доку­мен­ты, поче­му нель­зя разом открыть все архи­вы и спо­соб­ны ли ранее неиз­вест­ные источ­ни­ки все­рьёз пере­вер­нуть наше пони­ма­ние истории.

Закрытые советские архивы — только для избранных

Исто­рия совет­ской вла­сти нача­лась с рас­сек­ре­чи­ва­ния доку­мен­тов цар­ско­го пра­ви­тель­ства: так боль­ше­ви­ки стре­ми­лись дис­кре­ди­ти­ро­вать монар­хи­че­ский режим и его при­вер­жен­цев, а так­же при­влечь новых сто­рон­ни­ков откры­то­стью сво­их намерений.

Одна­ко уже в 1930‑е годы совет­ская власть нач­нёт засек­ре­чи­вать соб­ствен­ные доку­мен­ты, осо­бен­но каса­ю­щи­е­ся кол­лек­ти­ви­за­ции, репрес­сий, внеш­ней поли­ти­ки и обо­ро­ны. Под гриф «Сек­рет­но» попа­дут мно­гие дела Зим­ней вой­ны, Вели­кой Оте­че­ствен­ной вой­ны и кон­ца 1940‑х годов. Даже ини­ци­а­тор отте­пе­ли Ники­та Хру­щёв не спе­шил откры­вать все архи­вы (толь­ко те, что помо­га­ли ему в борь­бе за вли­я­ние) и засек­ре­тил дела о подав­ле­нии Вен­гер­ско­го вос­ста­ния 1956 года.

Перед зда­ни­ем Цен­траль­но­го пар­тий­но­го архи­ва на Совет­ской пло­ща­ди. Москва, 1958 год

В эпо­ху бреж­нев­ско­го застоя эти тен­ден­ции сохра­нят­ся: дей­стви­тель­но важ­ные доку­мен­ты будут скры­ты от широ­ко­го кру­га чита­те­лей и доступ­ны толь­ко «сво­им». В ряде слу­ча­ев, что­бы полу­чить инте­ре­су­ю­щую инфор­ма­цию, нуж­но было как мини­мум быть чле­ном пар­тии — но и в этом слу­чае успех не гаран­ти­ро­ван. Дела неохот­но выда­ва­ли толь­ко избран­ным. После рабо­ты с доку­мен­том иссле­до­ва­тель пока­зы­вал запи­си архив­но­му цен­зо­ру, кото­рый вычёр­ки­вал и уни­что­жал «непра­виль­ную инфор­ма­цию». Эта прак­ти­ка сво­ди­ла цен­ность источ­ни­ков и их роль в новых кни­гах и ста­тьях к нулю.

Ситу­а­ция изме­нит­ся в 1980‑е годы — на волне пере­строй­ки архи­вы посте­пен­но нач­нут откры­вать. Но такие тем­пы рас­сек­ре­чи­ва­ния не удо­вле­тво­ря­ли исследователей.

Первое громкое рассекречивание. Секретный протокол пакта Молотова — Риббентропа

На про­тя­же­нии всей совет­ской после­во­ен­ной исто­рии вла­сти отри­ца­ли суще­ство­ва­ние допол­ни­тель­но­го сек­рет­но­го про­то­ко­ла к пак­ту Моло­то­ва — Риббен­тро­па. На Запа­де суще­ство­ва­ние это­го доку­мен­та не ста­ви­лось под сомне­ние. Пере­строй­ка запу­сти­ла вол­ну обсуж­де­ний собы­тий тех лет зано­во. Мас­штаб был такой, что при­шлось учре­дить осо­бую комис­сию. Её воз­гла­вил сек­ре­тарь ЦК КПСС Алек­сандр Яко­влев. 24 декаб­ря 1989 года Съезд народ­ных депу­та­тов СССР, заслу­шав доклад Яко­вле­ва, осу­дил сек­рет­ный протокол:

«Съезд кон­ста­ти­ру­ет, что про­то­кол от 23 авгу­ста 1939 года и дру­гие сек­рет­ные про­то­ко­лы, под­пи­сан­ные с Гер­ма­ни­ей в 1939–1941 годах, как по мето­ду их состав­ле­ния, так и по содер­жа­нию явля­лись отхо­дом от ленин­ских прин­ци­пов совет­ской внеш­ней поли­ти­ки. Пред­при­ня­тые в них раз­гра­ни­че­ние „сфер инте­ре­сов“ СССР и Гер­ма­нии и дру­гие дей­ствия нахо­ди­лись с юри­ди­че­ской точ­ки зре­ния в про­ти­во­ре­чии с суве­ре­ни­те­том и неза­ви­си­мо­стью ряда тре­тьих стран».

Основ­ная труд­ность в рабо­те комис­сии заклю­ча­лась в отсут­ствии под­лин­ни­ков. Счи­та­ет­ся, что немец­кий ори­ги­нал «погиб» в бом­бар­ди­ров­ке Бер­ли­на в мар­те 1944 года. Впер­вые пуб­лич­но о сек­рет­ной части заго­во­ри­ли на Нюрн­берг­ском про­цес­се — с её помо­щью немец­кое коман­до­ва­ние пыта­лось оправ­дать свои пре­ступ­ле­ния. Что про­изо­шло с рус­ско­языч­ным ори­ги­на­лом, допод­лин­но неиз­вест­но. Вале­рий Бол­дин утвер­ждал, что ори­ги­нал сна­ча­ла хра­нил­ся в лич­ном сей­фе Ста­ли­на, затем — в архи­ве ЦК КПСС.

Впер­вые текст сек­рет­но­го про­то­ко­ла в СССР опуб­ли­ко­ва­ли в кон­це 1989 года, взяв за осно­ву немец­кий мик­ро­фильм. В декаб­ре 1992 года доку­мент заме­сти­тель началь­ни­ка Глав­но­го поли­ти­че­ско­го управ­ле­ния гене­рал-пол­ков­ник Дмит­рий Вол­ко­го­нов. Доку­мент пред­ста­ви­ли обще­ствен­но­сти, опуб­ли­ко­ва­ли в газе­тах и науч­ных жур­на­лах, напри­мер, в пер­вом выпус­ке «Новой и новей­шей исто­рии» за 1993 год.

Сек­рет­ный про­то­кол пере­вер­нул пред­став­ле­ние о пред­во­ен­ных годах и сре­ди иссле­до­ва­те­лей, и сре­ди непро­фес­си­о­на­лов, инте­ре­су­ю­щих­ся исто­ри­ей. Он так­же пока­зал, что вла­сти мно­гое скры­ва­ли и недо­го­ва­ри­ва­ли, а декла­ри­ру­е­мые цели зача­стую не сов­па­да­ли с реаль­ны­ми. Пуб­ли­ка­ция сек­рет­но­го про­то­ко­ла пак­та Моло­то­ва — Риббен­тро­па ста­ло осно­вой для десят­ков новых исто­ри­че­ских исследований.

Рассекречивание в 1990‑е годы

К авгу­сту 1991 года на сек­рет­ном хра­не­нии в архи­вах быв­ше­го СССР нахо­ди­лось свы­ше 7 млн дел. При этом инте­рес обще­ства к «закры­тым» доку­мен­там посто­ян­но рос — каза­лось, без них невоз­мож­но будет постро­ить новую Рос­сию. 20 мая 1992 года Борис Ель­цин созда­ёт спе­ци­аль­ную комис­сию по архи­вам при Пре­зи­ден­те Рос­сий­ской Феде­ра­ции, кото­рая долж­на пла­но­мер­но рас­сек­ре­чи­вать доку­мен­ты быв­ших пар­тий­ных архи­вов, Мини­стер­ства без­опас­но­сти и дру­гих ведомств.

Борис Ель­цин был ярым сто­рон­ни­ком откры­тия архи­вов и уже в пер­вый пре­зи­дент­ский срок ини­ци­и­ро­вал обна­ро­до­ва­ние документов

Пред­по­ла­га­лось, что часть дел, пред­став­ля­ю­щих реаль­ную угро­зу без­опас­но­сти стра­ны, оста­нет­ся сек­рет­ной. Но мате­ри­а­лы о репрес­си­ях и нару­ше­ни­ях прав чело­ве­ка долж­ны были стать досто­я­ни­ем общественности.

19 июня 1992 года пред­се­да­тель Вер­хов­но­го Сове­та под­пи­сал поста­нов­ле­ние «О вре­мен­ном поряд­ке досту­па к архив­ным доку­мен­там и их исполь­зо­ва­ния». Поря­док пуб­лич­но объявлял:

— Доступ­ность архив­ных доку­мен­тов и спра­воч­ни­ков к ним для всех физи­че­ских и юри­ди­че­ских лиц вне зави­си­мо­сти от гражданства;
— 30-лет­ний срок сек­рет­но­сти доку­мен­тов, состав­ля­ю­щих госу­дар­ствен­ную тайну;
— 75-лет­ний срок огра­ни­че­ния на озна­ком­ле­ние с доку­мен­та­ми о лич­ной жиз­ни граж­дан и поря­док досту­па к ним.

Так­же Поря­док преду­смат­ри­вал ответ­ствен­ность посе­ти­те­лей архи­ва за исполь­зо­ва­ние доку­мен­тов и — впер­вые в оте­че­ствен­ной прак­ти­ке — ответ­ствен­ность архив­ных учре­жде­ний за непра­во­моч­ные дей­ствия перед поль­зо­ва­те­лем. Теперь работ­ни­ки архи­вов не мог­ли бес­поч­вен­но отка­зать посе­ти­те­лям предо­ста­вить доку­мент и, конеч­но, вычёр­ки­вать что-то из их записей.

В первую оче­редь рас­сек­ре­чи­ва­ли доку­мен­ты пар­тий­ных и ком­со­моль­ских орга­ни­за­ций всех уров­ней, а так­же неко­то­рых ведомств. Но откры­тие не было все­об­щим, самые сек­рет­ные дела по-преж­не­му оста­ва­лись недо­ступ­ны. Уже 21 июля 1993 года был при­нят закон «О госу­дар­ствен­ной тайне», кото­рый дей­ству­ет и сей­час. Он впер­вые откры­то пере­чис­лил, какие све­де­ния отно­сят­ся к госу­дар­ствен­ной тайне, а так­же опре­де­лил поря­док рас­сек­ре­чи­ва­ния доку­мен­тов. Напри­мер, Госу­дар­ствен­ным архи­вам запре­ти­ли само­сто­я­тель­но обна­ро­до­вать доку­мен­ты лик­ви­ди­ро­ван­ных орга­ни­за­ций, у кото­рых нет пра­во­пре­ем­ни­ков. Эту зада­чу пору­чи­ли Меж­ве­дом­ствен­ной комис­сии по защи­те госу­дар­ствен­ной тайны.

На обна­ро­до­ван­ных доку­мен­тах оста­ёт­ся отмет­ка «Сек­рет­но» — дока­за­тель­ство, что рань­ше они были закры­ты от общественности

Наря­ду с дела­ми пар­тий­ных и ком­со­моль­ских орга­ни­за­ций рас­сек­ре­чи­ва­лись тро­фей­ные доку­мен­ты немец­ко­го, вен­гер­ско­го, ита­льян­ско­го коман­до­ва­ния, нацист­ских окку­па­ци­он­ных вла­стей пери­о­да Вели­кой Оте­че­ствен­ной вой­ны, мате­ри­а­лы о мас­со­вых репрес­си­ях 1930–1950‑х годов. На осно­ве мно­гих из них появи­лись новые све­жие иссле­до­ва­ния, углуб­ля­ю­щие наши зна­ния об исто­рии СССР.

В совет­ских пар­тий­ных архи­вах у сек­рет­ных дел не было обособ­лен­но­го хра­не­ния: доку­мен­ты с гри­фом «Сек­рет­но» и «Совер­шен­но сек­рет­но» опи­сы­ва­лись и хра­ни­лись вме­сте с доку­мен­та­ми обще­го дело­про­из­вод­ства. А такой ста­тус при­сва­и­вал­ся делам не по стан­дар­там засек­ре­чи­ва­ния (кото­рых как тако­вых не было), а из тре­бо­ва­ний руко­вод­ства партии.

Кро­ме того на неко­то­рых делах нет гри­фа «Сек­рет­но», но в их соста­ве содер­жат­ся доку­мен­ты с огра­ни­чи­тель­ны­ми помет­ка­ми — про­то­ко­лы и сте­но­грам­мы пле­ну­мов, мате­ри­а­лы к ним, инфор­ма­ции, справ­ки, доклад­ные запис­ки. Таким обра­зом, работ­ни­кам архи­ва при­хо­ди­лось не толь­ко отби­рать дела для рас­сек­ре­чи­ва­ния, но и пред­ва­ри­тель­но выяв­лять доку­мен­ты с госу­дар­ствен­ной тай­ной. Это одна из при­чин, поче­му невоз­мож­но открыть архи­вы разом.

Архив­ная рево­лю­ция ста­ла фун­да­мен­том для сотен новых иссле­до­ва­ний, а исто­ри­ки полу­чи­ли воз­мож­ность писать обо всём, о чём счи­та­ют нуж­ным. Напри­мер, Олег Буд­ниц­кий рас­ска­зы­вал, что в совет­ское вре­мя у него вышло все­го два или три тек­ста, а иссле­до­вать тему тер­ро­риз­ма «Народ­ной воли» его отго­ва­ри­вал науч­ный руко­во­ди­тель, бояв­ший­ся про­ва­ла защи­ты кан­ди­дат­ской. Зато в пост­со­вет­ские годы на базе ново­го мате­ри­а­ла Олег Вита­лье­вич напи­сал око­ло трёх­сот иссле­до­ва­ний, вклю­чая кни­ги и ста­тьи о тер­ро­риз­ме в осво­бо­ди­тель­ных движениях.

Бла­го­да­ря архив­ной рево­лю­ции иссле­до­ва­те­ли отхо­дят от преж­них сте­рео­ти­пов, углуб­ля­ют пони­ма­ние исто­ри­че­ских про­цес­сов и пока­зы­ва­ют извест­ные явле­ния с новой стороны.

Рассекречивание — за и против

У сня­тия гри­фа «Сек­рет­но» с боль­шин­ства дел есть про­тив­ни­ки и сто­рон­ни­ки. Пер­вые утвер­жда­ют, что широ­кий доступ к закры­тым ранее доку­мен­там ско­рее вре­ден, так как ста­вит под угро­зу без­опас­ность стра­ны и отдель­ных людей — напри­мер, потом­ков работ­ни­ков КГБ и НКВД.

Сто­рон­ни­ки архив­ной рево­лю­ции под­чёр­ки­ва­ют, что отсут­ствие пла­но­мер­но­го и поэтап­но­го рас­сек­ре­чи­ва­ния не толь­ко вре­дит исто­ри­че­ской нау­ке, но и нару­ша­ет пра­ва граж­дан на доступ к инфор­ма­ции о про­шлом оте­че­ства, а так­же про­во­ци­ру­ет новые спе­ку­ля­ции. В рос­сий­ских архи­вах до сих пор оста­ют­ся закры­ты­ми дела, как-либо свя­зан­ные с меха­низ­мом при­ня­тия пар­тий­ных реше­ний, внеш­ней поли­ти­кой, репрес­си­я­ми. Даже доку­мен­ты 1970‑х — 1980‑х годов закры­ты, если там идёт речь о нару­ше­ни­ях прав чело­ве­ка — и они долж­ны быть рассекречены.

Одна­ко гораз­до инте­рес­нее исто­рии откры­тия архи­вов ответ на вопрос: спо­соб­ны ли рас­сек­ре­чен­ные доку­мен­ты все­рьёз пере­вер­нуть наше пред­став­ле­ние об исто­рии? На эту тему в эфи­ре «Эха Моск­вы» инте­рес­но выска­за­лись дирек­тор Госу­дар­ствен­но­го архи­ва РФ Сер­гей Миро­нен­ко и исто­рик Андрей Сахаров.

Сер­гей Мироненко:

«…С нача­лом пере­строй­ки, а затем с 1991 года про­изо­шла так назы­ва­е­мая архив­ная рево­лю­ция. Даже тер­мин такой есть. Это рас­сек­ре­чи­ва­ние. Сня­тие необос­но­ван­ных гри­фов с сотен тысяч дел. И эта мас­са была рас­сек­ре­че­на и про­цесс рас­сек­ре­чи­ва­ния идёт. Этот мас­сив неве­лик. Если вна­ча­ле, когда начал­ся про­цесс рас­сек­ре­чи­ва­ния, в госу­дар­ствен­ном архи­ве РФ при­мер­но треть, а может быть, даже боль­ше доку­мен­тов нахо­ди­лись на сек­рет­ном хра­не­нии… то сего­дня это 4–5%, пото­му что мы посто­ян­но ком­плек­ту­ем­ся. И поэто­му мы часть рас­сек­ре­чи­ва­ем, полу­ча­ем сек­рет­ные документы».

Андрей Саха­ров:

«…Боль­шин­ство доку­мен­тов всё-таки рас­сек­ре­че­но. Я вам ска­жу боль­ше, всё, что необ­хо­ди­мо знать о Ста­лине, о его окру­же­нии, мы всё зна­ем. В дета­лях. По часам. Извест­ная кни­га при­ё­мов Ста­ли­на, кото­рая сего­дня ана­ли­зи­ру­ет­ся, и по ней дела­ют­ся очень дале­ко иду­щие заклю­че­ния. Кста­ти я хотел ска­зать о таком важ­ном фак­то­ре, как пуб­ли­ка­ция доку­мен­тов „Лубян­ка — Ста­ли­ну. Совер­шен­но сек­рет­но“. С 1922 года по ини­ци­а­ти­ве Лени­на, Дзер­жин­ско­го была орга­ни­зо­ва­на сна­ча­ла еже­не­дель­ная, потом еже­ме­сяч­ная систе­ма опо­ве­ще­ния руко­во­ди­те­лей стра­ны о реаль­ном поло­же­нии в стране. И вот это всё было в даль­ней­шем засек­ре­че­но. И вот сего­дня это всё рас­сек­ре­че­но. И восемь томов опуб­ли­ко­ва­но с 1922 года по 1931 год. <…> Всё извест­но. Это страш­ная кар­ти­на реаль­ной жиз­ни стра­ны того пери­о­да. Это и иллю­зии людей, и про­тест людей и заба­стов­ки и орга­ни­за­ция про­тив сло­ма церк­вей, мече­тей. И про­чее. Всё это известно».

Поэто­му нет объ­ек­тив­ных при­чин счи­тать, что рас­сек­ре­чен­ные доку­мен­ты все­рьёз изме­нят наше пред­став­ле­ния об исто­ри­че­ских собы­ти­ях. Но они, бес­спор­но, в силах углу­бить их, напол­нить новым содер­жа­ни­ем, изба­вить от пред­рас­суд­ков и домыслов.

В 2000‑е годы архив­ная рево­лю­ция посте­пен­но сошла на нет, состав­лен­ные пла­ны по рас­сек­ре­чи­ва­нию не выпол­ня­ют­ся. Об этом пишет и гово­рит иссле­до­ва­тель репрес­сий, заме­сти­тель пред­се­да­те­ля Сове­та Науч­но-инфор­ма­ци­он­но­го и про­све­ти­тель­ско­го цен­тра обще­ства «Мемо­ри­ал» Ники­та Пет­ров (в 2022 году обще­ство вне­се­но вла­стя­ми Рос­сии в реестр «ино­стран­ных аген­тов» и лик­ви­ди­ро­ва­но). Одна­ко доку­мен­ты посте­пен­но рас­сек­ре­чи­ва­ют­ся — пусть не столь­ко и не те, что ждут иссле­до­ва­те­ли и общество.

Напри­мер, в 2016 году Гос­ар­хив обна­ро­до­вал мате­ри­а­лы о рас­стре­ле цар­ской семьи — 281 доку­мент, вклю­чая теле­грам­му пре­зи­ди­у­ма Ека­те­рин­бург­ско­го област­но­го сове­та рабо­че-кре­стьян­ско­го пра­ви­тель­ства Лени­ну и Сверд­ло­ву с сооб­ще­ни­ем о реше­нии рас­стре­лять «быв­ша­го царя Нико­лая, винов­на­го в без­чис­лен­ных кро­ва­вых наси­лии».

В том же 2016 году Комис­сия по защи­те госу­дар­ствен­ной тай­ны отве­ти­ла отка­зом на пети­цию с тре­бо­ва­ни­ем открыть архи­вы ВЧК-НКВД-КГБ, объ­яс­нив реше­ние так:

«Эти све­де­ния сохра­ня­ют акту­аль­ность в насто­я­щее вре­мя, посколь­ку их рас­про­стра­не­ние может нане­сти ущерб без­опас­но­сти Рос­сий­ской Феде­ра­ции, и тре­бу­ют про­дле­ния сро­ков рассекречивания».

Мини­стер­ство обо­ро­ны регу­ляр­но обна­ро­ду­ет доку­мен­ты вре­мён Вели­кой Оте­че­ствен­ной вой­ны, но чаще все­го толь­ко послед­них лет и толь­ко те, что пока­зы­ва­ют совет­ское коман­до­ва­ние с хоро­шей стороны.

В янва­ре 2020 года Вла­ди­мир Путин под­твер­дил наме­ре­ние создать обще­до­ступ­ный Центр архив­ных доку­мен­тов Вто­рой миро­вой вой­ны — так что надеж­да на про­дол­же­ние архив­ной рево­лю­ции и новые иссле­до­ва­ния живёт.

Читай­те так­же «„Рос­сий­ско-гер­ман­ское парт­нёр­ство“. Пере­вод ста­тьи 1940 года из жур­на­ла «Атлан­тик».

«Коренастый, в кепке». Как одевался Ленин

От
Анна Бородкина
-
Ленин на прогулке в Горках. Август-сентябрь 1922 года

Про­фес­си­о­наль­ные исто­ри­ки утвер­жда­ют, что Ленин нико­гда не был мод­ни­ком и был холо­ден к стиль­ной одеж­де. Жур­на­ли­сты подроб­но опи­сы­ва­ют дета­ли его гар­де­роба, упо­ми­ная их высо­кую сто­и­мость. Но что в дей­стви­тель­но­сти носил Ленин? Когда впер­вые сме­нил шля­пу на кеп­ку? Сколь­ко у него было гал­сту­ков? И как ста­рый костюм-трой­ка при­бли­жал его к народу?

VATNIKSTAN отве­тил на эти и дру­гие вопро­сы в ста­тье об одеж­де лиде­ра большевиков.

Раз­го­вор о том, как оде­вал­ся Ленин, сто­ит начать с обзо­ра его фото­порт­ре­тов. Во вре­ме­на сво­е­го сту­ден­че­ства и «Сою­за борь­бы за осво­бож­де­ние рабо­че­го клас­са» (1890‑е годы) Вла­ди­мир Ильич оде­вал­ся во вку­се сво­е­го вре­ме­ни: одно­тон­ные дву­борт­ные пиджа­ки с неши­ро­ки­ми лац­ка­на­ми, рубаш­ки с ост­ры­ми кон­ца­ми ворот­нич­ка, к ним — неболь­шие гал­сту­ки. О голов­ных убо­рах на осно­ве име­ю­щих­ся фото­гра­фий гово­рить нель­зя — извест­ные нам порт­ре­ты были сде­ла­ны в поме­ще­нии. В целом труд­но отме­тить что-либо экс­тра­ор­ди­нар­ное во внеш­нем виде Лени­на до 1900‑х годов — он про­сто сле­до­вал совре­мен­ной ему моде.

Ленин. Санкт-Петер­бург. Фев­раль 1897 года

О том, как рево­лю­ци­о­нер оде­вал­ся в сле­ду­ю­щем деся­ти­ле­тии, судить при­хо­дит­ся лишь по одной фото­гра­фии 1900 года, на кото­рой он выгля­дит так же, как и раньше.

Ленин. Москва. Фев­раль 1900 года

Инте­рес­ные изме­не­ния со сти­лем Вла­ди­ми­ра Ильи­ча про­изо­шли чуть поз­же, в пери­од вто­рой эми­гра­ции, кото­рая при­шлась на 1910‑е. Мы рас­по­ла­га­ем несколь­ки­ми сним­ка­ми того вре­ме­ни, на кото­рых Ленин одет с боль­шим вкусом.

Ленин. Париж. 1910 год
Ленин. Сток­гольм. 1917 год

Любо­пыт­но отме­тить, что вос­по­ми­на­ния совре­мен­ни­ков — вто­рой источ­ник инфор­ма­ции о сти­ле Лени­на — кон­тра­сти­ру­ют с визу­аль­ным мате­ри­а­лом. Напри­мер, на цюрих­ской фото­гра­фии 1917 года Вла­ди­мир Ильич одет в мод­ный пиджак в полос­ку и жилет в тон, рубаш­ку с отлож­ным ворот­нич­ком и длин­ный галстук.

Ленин. Цюрих. 1917 год

Вме­сте с тем в вос­по­ми­на­ни­ях сапож­ни­ка Кам­ме­ре­ра, у кото­ро­го он оста­но­вил­ся в Цюри­хе, мы чита­ем, что Ленин совер­шен­но не забо­тил­ся о сво­ём внеш­нем виде:

«Това­рищ Ленин <…> отли­чал­ся необы­чай­ной про­сто­той. Как он, так и его жена не при­да­ва­ли ника­ко­го зна­че­ния хоро­шей одеж­де и хоро­шей пище. Они пла­ти­ли мне 28 фран­ков в месяц. Зимой я дол­жен был делать им пару тяжё­лых кре­стьян­ских баш­ма­ков с боль­ши­ми гвоз­дя­ми. — “Това­рищ Ленин,— гово­рил я ему,— с эти­ми баш­ма­ка­ми вас при­мут за кре­стьян­ско­го ста­ро­сту.” Он сме­ял­ся, но про­дол­жал носить эти баш­ма­ки в тече­ние всей зимы».

Этот ком­мен­та­рий был при­ве­дён в ста­тье «Ленин как чело­век» (1924 года), и несо­мнен­но име­ет идео­ло­ги­че­скую окрас­ку — совет­ско­му чело­ве­ку «вождь про­ле­та­ри­а­та» не мог быть пред­став­лен как франт.

Инте­рес­но, что на эми­грант­ских фото­гра­фи­ях Вла­ди­мир Ильич носит на голо­ве шля­пу. Свою зна­ме­ни­тую кеп­ку он надел не ранее 1917 года, по воз­вра­ще­нии в Рос­сию – об этом сви­де­тель­ству­ют источники.

Вла­ди­мир Ленин и Надеж­да Круп­ская выхо­дят с засе­да­ния I Все­рос­сий­ско­го съез­да по про­све­ще­нию. Москва. 28 авгу­ста 1918 года

«<…> К три­буне идут два чело­ве­ка: один невы­со­кий, плот­ный, коре­на­стый, в кеп­ке; у него малень­кая рыже­ва­тая бород­ка и слег­ка при­щу­рен­ные гла­за. Я успе­ла рас­смот­реть, что гла­за — зор­кие и слов­но сме­ют­ся. — Ленин»,

— пишет Мар­га­ри­та Вла­ди­ми­ров­на Ямщи­ко­ва (лите­ра­тур­ный псев­до­ним «Ал. Алта­ев») о митин­ге 1917 года.

Кеп­ку так­же опи­сал маши­нист паро­во­за Гуго Ялава:

«22 авгу­ста (4 сен­тяб­ря) 1917 года из Пет­ро­гра­да по рас­пи­са­нию вышел дач­ный поезд № 71. Он дер­жал путь на Рай­во­лу. Паро­воз был подан вовре­мя; на нём сто­ял номер 293. На под­хо­де к стан­ции Удель­ная, что в деся­ти вер­стах от Пет­ро­гра­да, я стал вни­ма­тель­но всмат­ри­вать­ся в тем­но­ту, как вдруг уви­дел сред­не­го роста коре­на­сто­го чело­ве­ка, быст­ро иду­ще­го к паро­во­зу. Чело­век был в кеп­ке, в ста­рой «трой­ке», обыч­ной одеж­де питер­ско­го рабо­че­го, с глад­ко выбри­тым лицом. Он под­бе­жал к машине, не гово­ря ни сло­ва, цеп­ко схва­тил­ся за поруч­ни и вска­раб­кал­ся в паро­воз­ную буд­ку. Ленин — а это был он — при­вет­ли­во поздо­ро­вал­ся и снял пальто».

Важ­но отме­тить, что сло­ва Яла­ва о «ста­рой “трой­ке”», «обыч­ной одеж­де питер­ско­го рабо­че­го» под­дер­жи­ва­ют образ «про­сто­го», «сво­е­го» Лени­на. В том же клю­че про­дол­жа­ют и дру­гие оче­вид­цы. По вос­по­ми­на­ни­ям фото­гра­фа Фёдо­ра Васи­лье­ви­ча Фео­фа­но­ва, сни­мав­ше­го Лени­на и Круп­скую на откры­тии Кашин­ской элек­тро­стан­ции 14 нояб­ря 1920 года:

«Ильич — невы­со­ко­го роста, коре­на­стый, с доб­ро­душ­ным лицом, в сером костю­ме, поря­доч­но поно­шен­ном, одна коло­ша надо­рва­на. Надеж­да Кон­стан­ти­нов­на была тоже в про­стом платье».

Ленин и Круп­ская на откры­тии Кашин­ской элек­тро­стан­ции. 14 нояб­ря 1920 года

О бес­хит­рост­ном наря­де Вла­ди­ми­ра Ильи­ча вспо­ми­нал пол­ков­ник Хэс­келл, дирек­тор совет­ско­го пред­ста­ви­тель­ства «Аме­ри­кан­ской адми­ни­стра­ции помо­щи» (American Relief Administration, ARA). В интер­вью газе­те Chigago Tribune в 1922 году воен­но­слу­жа­щий даже отме­тил нос­ки Ленина:

«Он был одет в про­стой костюм, застёг­ну­тый до под­бо­род­ка, под кото­рым был мяг­кий ворот­ни­чок и гал­стук, в нос­ках из домаш­ней пря­жи и ботин­ках, кото­рые уже слу­жат ему мно­го лет».

Боль­шин­ство ком­мен­та­то­ров вспо­ми­на­ют, что Ленин в кон­це 1910‑х — нача­ле 1920‑х оде­вал­ся в костю­мы. На фото­гра­фи­ях чаще все­го мы видим его в костю­ме-трой­ке — пиджак, жилет, брю­ки. Из пиджа­ков на нём заме­че­ны дву­борт­ные и одно­борт­ные с ост­ры­ми лац­ка­на­ми. К ним под­би­ра­лись рубаш­ки с отлож­ным ворот­нич­ком и раз­ные гал­сту­ки, зака­лы­вав­ши­е­ся спе­ци­аль­ной булав­кой. Все­го за пери­од с 1918 по 1922 год мы видим на Вла­ди­ми­ре Ильи­че как мини­мум пять раз­ных галстуков.

Ленин. Москва. Октябрь 1918 года
Ленин. Москва. 1 мая 1920 года

Подроб­ный ком­мен­та­рий о внеш­нем виде Лени­на соста­вил ита­льян­ский ком­му­нист Вачир­ка, видев­ший его во вре­мя под­го­тов­ки тре­тье­го кон­грес­са Комин­тер­на (про­хо­дил в 1921 году):

«Ленин име­ет насто­я­щий вид “мел­ко­го бур­жуя”, чинов­ни­ка мини­стер­ства или вра­ча. Его мож­но вполне при­нять за фран­цу­за, швей­цар­ца или ита­льян­ца. Он одет вполне по-евро­пей­ски и костюм его не носит отпе­чат­ка каких-либо стран­но­стей. Люст­ри­но­вый пиджак, кото­рый обык­но­вен­но наши мини­стер­ские или бан­ков­ские чинов­ни­ки носят на служ­бе, брю­ки из тём­но­го сук­на в полос­ку, вни­зу загну­тые, но не пото­му, что того тре­бу­ет мода, а пото­му, что они слиш­ком длин­ны, хоро­шо вычи­щен­ные ботин­ки, из кото­рых один, одна­ко, с боль­шой дырой на подош­ве, невы­со­кий белый крах­маль­ный ворот­ни­чок, тём­ный гал­стук, и всё это бле­стит чисто­той и отли­ча­ет­ся простотой».

В холод­ное вре­мя Ленин ходил в паль­то с мехо­вым ворот­ни­ком и мехо­вой шап­ке, хотя ино­гда голов­ной убор заме­нял­ся на кепку.

Ленин. Москва. 7 нояб­ря 1919 года

Лите­ра­тор Ели­за­ве­та Драб­ки­на оста­ви­ла опи­са­ние, как виде­ла Лени­на в Боль­шом зале Кон­сер­ва­то­рии на кон­цер­те, посвя­щён­ном годов­щине Октябрь­ской рево­лю­ции. Веро­ят­но, это был 1918 год, посколь­ку она заме­ча­ет, что Ленин «ста­ра­ет­ся устро­ить поудоб­нее левое пле­чо, из кото­ро­го ещё не были извле­че­ны эсе­ров­ские пули», имея в виду поку­ше­ние, совер­шен­ное Фан­ни Кап­лан 30 авгу­ста 1918 года. Драб­ки­на пишет, что в тот год сто­я­ла холод­ная пого­да и зри­те­ли сиде­ли в зале Кон­сер­ва­то­рии в верх­ней одеж­де. Ленин не был исключением:

«Пря­мо пере­до мной место было сво­бод­но. Крес­ло рядом с этим сво­бод­ным местом зани­мал чело­век в шап­ке-ушан­ке, отде­лан­ной чёр­ным мехом. <…> Теперь он снял шап­ку и опу­стил ворот­ник. Я уви­де­ла, что это Вла­ди­мир Ильич».

Более кон­крет­ное опи­са­ние, веро­ят­но, того же паль­то при­во­дит писа­тель­ни­ца Лидия Сей­фул­ли­на, видев­шая его в 1920 году:

«На Все­рос­сий­ском съез­де по вне­школь­но­му обра­зо­ва­нию, в зале особ­ня­ка в Малом Хари­то­ньев­ском пере­ул­ке, я уви­де­ла и услы­ша­ла Лени­на. <…> В две­рях, веду­щих на воз­вы­ше­ние, заня­тое пре­зи­ди­у­мом съез­да, появил­ся неболь­шо­го роста чело­век в чёр­ном рас­пах­ну­том паль­то с бараш­ко­вым ворот­ни­ком, с шап­кой в руках».

Тёп­лое вре­мя года Ленин про­во­дит в под­мос­ков­ных Гор­ках, где оде­ва­ет­ся не в «трой­ки», а «по-дач­но­му» — в воен­ный френч и про­стор­ную рубашку.

Френч Лени­на. 1920‑е. Кол­лек­ция Госу­дар­ствен­но­го исто­ри­че­ско­го музея
Ленин на про­гул­ке в Гор­ках. Август-сен­тябрь 1922 года

Итак, все сви­де­тель­ства сооб­ща­ют, что Ленин на про­тя­же­нии сво­ей жиз­ни пред­по­чи­тал про­стую одеж­ду без изыс­ков. Но поче­му он делал так? На этот вопрос может отве­тить отры­вок из кни­ги De socialistische idee, кото­рую напи­сал тео­ре­тик соци­а­лиз­ма Хенд­ри­ка де Мана в сере­дине 1930‑х годов:

«Для колос­саль­но­го вли­я­ния лич­но­сти Лени­на на рус­ские народ­ные мас­сы совсем, конеч­но, небез­раз­лич­но было то, что он в сво­ей част­ной жиз­ни мог жить в шала­ше и в сво­ей внеш­но­сти обна­ру­жи­вал абсо­лют­ное без­раз­ли­чие ко всем при­зна­кам бур­жу­аз­но­го хоро­ше­го тона. Его порт­ре­ты вряд ли зани­ма­ли бы место ста­рых рус­ских икон в рус­ских рабо­чих жили­щах и кре­стьян­ских хижи­нах, если бы он носил вме­сто сво­е­го про­сто­го рабо­че­го костю­ма и рабо­чей кеп­ки при­лич­ный чинов­ни­чий костюм немец­ко­го пар­тий­но­го вождя или рос­кош­ное оде­я­ние мини­стра или дипло­ма­та во фра­ке и звёздах».

 

Будни советской больницы в фотографиях Владимира Соколаева

От
Виктор Кириллов
-
Перфокарты пациентов

Сего­дня вни­ма­ние мно­гих при­ко­ва­но к меди­цине и осо­бен­но к боль­ни­цам, хотя не каж­до­му, навер­ное, хочет­ся там ока­зать­ся. VATNIKSTAN решил обра­тить­ся к про­шло­му и посмот­реть, как жила типич­ная оте­че­ствен­ная боль­ни­ца несколь­ко деся­ти­ле­тий назад. В этом нам помо­гут фото­ре­пор­та­жи Вла­ди­ми­ра Соколаева.

Имя это­го совет­ско­го фото­гра­фа доволь­но извест­но на его родине, в Ново­куз­нец­ке, но выстав­ки его работ ино­гда про­хо­дят и в сто­лич­ных музе­ях. Это не уди­ви­тель­но — в сюже­тах, запе­чат­лён­ных на каме­ру Соко­ла­е­ва, сохра­ни­лось мно­го про­фес­сий, мест и собы­тий совет­ско­го Ново­куз­нец­ка и не толь­ко. Пред­став­лен­ные в нашей под­бор­ке сним­ки из город­ской боль­ни­цы №1 Соко­ла­ев делал в основ­ном в кон­це 1970‑х — нача­ле 1980‑х годов.

Редак­ция VATNIKSTAN бла­го­да­рит дочь фото­гра­фа Хри­сти­ну Соко­ла­е­ву за уточ­не­ния в назва­ни­ях и дати­ров­ке ряда снимков.

Общий вид больницы
В опе­ра­ци­он­ной
Кур­сан­ты ГИДУ­Ва в город­ской кли­ни­че­ской боль­ни­це № 1. Ново­куз­нецк. Май 1976 года
(ГИДУВ — Госу­дар­ствен­ный инсти­тут для усо­вер­шен­ство­ва­ния врачей)
Реги­стра­ту­ра
Нача­ло опе­ра­ции. Трав­м­от­де­ле­ние гор­боль­ни­цы № 1. Ново­куз­нецк. Апрель 1978 года
Опе­ра­ци­он­ная мед­сест­ра. Гор­боль­ни­ца № 1. Ново­куз­нецк. 1978 год
Орто­пе­ди­че­ское отде­ле­ние. Кли­ни­че­ская боль­ни­ца № 1. Ново­куз­нецк. 1978 год
Поле­вой хирург Глеб Валегов
Рент­ге­нов­ский сни­мок перед опе­ра­ци­ей. Гор­боль­ни­ца № 1. Ново­куз­нецк. 1978 год
Поле­вой хирург Глеб Вале­гов. Гор­боль­ни­ца № 1. Ново­куз­нецк. Апрель 1978 года
Окно про­це­дур­но­го каби­не­та на ули­це Энту­зи­а­стов. Ново­куз­нецк. 18 сен­тяб­ря 1981 года
Окно про­це­дур­но­го каби­не­та на ули­це Энту­зи­а­стов. Ново­куз­нецк. 18 сен­тяб­ря 1981 года
Ком­на­та для игр. Дет­ское глаз­ное отде­ле­ние гор­боль­ни­цы № 1. Ново­куз­нецк. 24 сен­тяб­ря 1981 года
Девоч­ка с оду­ван­чи­ком. Дет­ское орто­пе­ди­че­ское отде­ле­ние гор­боль­ни­цы № 1. Ново­куз­нецк. Май 1977 года
Пала­та дет­ской реани­ма­ции. Гор­боль­ни­ца № 1. Ново­куз­нецк. Июль 1978 года
Сест­рин­ский пост. Дет­ское глаз­ное отде­ле­ние гор­боль­ни­цы № 1. Ново­куз­нецк. 24 сен­тяб­ря 1981 года
Сня­тие электрокардиограммы
В фойе

Дет­ское глаз­ное отде­ле­ние гор­боль­ни­цы № 1. Ново­куз­нецк. 15 октяб­ря 1981 года
Дет­ский сад для детей с косо­гла­зи­ем. Ново­куз­нецк. 18 сен­тяб­ря 1981 года
Пер­фо­кар­ты пациентов
На при­ё­ме у сур­до­ло­га. Идёт запись аудио­грам­мы для про­вер­ки слуха.
Дет­ский сад для детей с косо­гла­зи­ем. Ново­куз­нецк. 18 сен­тяб­ря 1981 года
Дет­ское глаз­ное отде­ле­ние гор­боль­ни­цы № 1. Ново­куз­нецк. 15 октяб­ря 1981 года

Встре­ча с род­ствен­ни­ка­ми. Глаз­ная хирур­гия гор­боль­ни­цы № 1. Ново­куз­нецк. 16 янва­ря 1981 года
Дет­ское глаз­ное отде­ле­ние гор­боль­ни­цы № 1. Ново­куз­нецк. 14 нояб­ря 1978 года

Фото­сним­ки най­де­ны в Госу­дар­ствен­ном ката­ло­ге музей­но­го фон­да Рос­сий­ской Феде­ра­ции.

Десять лучших советских сериалов 1970‑х

От
Семён Извеков
-
Кадр из сериала «Следствие ведут знатоки»

Семи­де­ся­тые — послед­нее спо­кой­ное деся­ти­ле­тие жиз­ни в СССР, золо­тое вре­мя ста­биль­но­сти, кото­рую обо­зва­ли засто­ем. Люди актив­но нажи­ва­ли доб­ро, дела­ли карье­ры и поку­па­ли путёв­ки в Ана­пу или Ялту. В общем, пер­вое деся­ти­ле­тие, когда стране «дали пожить спокойно».

Что же до ТВ, то там царил Сер­гей Лапин — обер-цен­зор газет и цен­траль­но­го теле­ви­де­ния Стра­ны Сове­тов. Цен­зу­ра была доста­точ­но жёст­кая: были закры­ты КВН и «Кино­па­но­ра­ма». Тща­тель­ной про­вер­ке на пред­мет «чисто­ты» под­вер­га­лись все пере­да­чи. К при­ме­ру, Лапин не раз­ре­шал появ­лять­ся на экране теле­ви­зо­ра людям с боро­да­ми. Муж­чи­нам было запре­ще­но выхо­дить в эфир без гал­сту­ка и пиджа­ка. Жен­щи­нам не раз­ре­ша­лось носить брю­ки, а пош­ло­стью было пока­зы­вать пою­щую даму с мик­ро­фо­ном. Вот так, это не Турк­ме­ния, а Лапин и ЦТ СССР! С теле­экра­нов за «несе­рьёз­ность» выгна­ли клас­си­ков эст­ра­ды и по нашим мер­ках пури­тан­ских испол­ни­те­лей: Вале­рия Обод­зин­ско­го, Майю Кри­ста­лин­скую, Аиду Веди­ще­ву, Лари­су Мондрус.

Но вме­сте с тем Лапин счи­тал, что под­дер­жи­вать пра­виль­ные теле­филь­мы — это пер­во­оче­ред­ное заня­тие. Гово­ри­ли, что их любил смот­реть сам Бреж­нев и всё Полит­бю­ро. Поэто­му сери­а­лы полу­ча­ли гос­под­держ­ку и рота­цию в эфи­ре в слу­чае соблю­де­ния «чисто­ты» сюже­та. В чести были исто­ри­че­ские, лите­ра­тур­ные и детек­тив­ные сюже­ты по клас­си­ке СССР или Европы.

Кадр из сери­а­ла «След­ствие ведут знатоки»

«Вечный зов», 1973–1983 гг.

Сери­ал-эпо­ха, став­ший леген­дой ещё после выпус­ка на экран. Наша «Сага о Фор­сай­тах» — исто­рия семьи Саве­лье­вых на про­тя­же­нии полу­ве­ка, кино­ко­лосс с гале­ре­ей обра­зов, каж­дый из кото­рых — глы­ба. Белые, крас­ные, кула­ки, пар­тий­ные акти­ви­сты, тру­же­ни­ки кол­хо­за — все со сво­ей прав­дой, про­стой и чест­ной, гру­бой, но искрен­ней. Пери­пе­тии исто­рии, нало­жив­ши­е­ся на чело­ве­че­ские отно­ше­ния — это луч­шее сочетание.

Навер­ное, этот сери­ал — луч­шая попыт­ка рас­ска­зать о том, как совет­ская власть при­шла в жизнь кре­стья­ни­на, поче­му народ её при­нял и через что про­шли тру­же­ни­ки полей в 1900–1950х годах. Про­стой народ — глав­ный герой, как он есть, с хоро­ши­ми и пло­хи­ми, бла­го­род­ны­ми и гни­лы­ми людь­ми. Все мы вышли из кре­стьян. Моя бабуш­ка жила в кол­хо­зе до 1954 года, поэто­му для нас — это исто­рия предков.

«Следствие ведут Знатоки», 1971–2002 гг.

Про­ект МВД. Министр внут­рен­них дел Щёло­ков слыл боль­шим люби­те­лем теат­ра и кино, покро­ви­те­лем твор­че­ской интел­ли­ген­ции. У гла­вы МВД повы­сить пре­стиж сотруд­ни­ков мили­ции рож­да­ет­ся план: снять теле­фильм о коман­де с Пет­ров­ки, сде­лать геро­ев чело­веч­ны­ми, а не суперм­эна­ми. Если вы дума­ли, что пер­вы­ми это соору­ди­ли созда­те­ли «Ули­цы раз­би­тых фона­рей» — нет, увы вело­си­пед изоб­ре­ли уже тогда. Сери­ал был лиде­ром эфи­ра всё деся­ти­ле­тие, полу­чил мно­же­ство наград.

Зна­мен­ский, Томин и Киб­рит — коман­да как на под­бор, Зна­То­Ки так их и назы­ва­ли. Зна­мен­ский строг, умён и собран, бле­стя­щий ана­ти­лик с холод­ным рас­суд­ком и мораль­ны­ми нор­ма­ми. Томин — эмо­ци­о­на­лен, отлич­ный пси­хо­лог и бала­гур, может внед­рить­ся в любую бан­ду, а Киб­рит — иде­ал совет­ской жен­щи­ны, жен­ствен­ная и силь­ная одно­вре­мен­но, умна и прогрессивна.

«Вся королевская рать», 1973 год

Мно­гие смот­ре­ли фильм с Шоном Пен­ном и Джу­дом Лоу, но мало кто зна­ет, что и мы сни­ма­ли не хуже! Как же не поби­че­вать Аме­ри­ку, ещё и когда есть пре­крас­ная пье­са о том, что вся их «демо­кра­тия» — дешё­вый бала­ган­чик, слеп­лен­ный из лжи и трю­ков уров­ня напер­сточ­ни­ка. Но эта кар­ти­на не толь­ко об этом, она о лож­ных целях: когда чело­ве­ком дви­жет жаж­да вла­сти, он идёт в нику­да, и путь его трагичен.

Вил­ли Старк не ценит ниче­го, его амби­ций не уто­лить нико­му и ниче­му — это при­во­дит к тра­ги­че­ской концовке.

Непод­ра­жа­е­мый Геор­гий Жжё­нов и Миха­ил Коза­ков, Алла Деми­до­ва и Олег Ефре­мов. Супер­звез­ды СССР буд­то сни­ма­лись в Гол­ли­ву­де — так они правдоподобны.

«Рождённая революцией», 1974–1977 гг.

Супер­блок­ба­стер о рож­де­нии совет­ской мили­ции сквозь приз­му рево­лю­ции. Есте­ствен­но, тоже при под­держ­ке могу­ще­ствен­но­го гла­вы МВД Щёло­ко­ва. Как и сей­час, кому вой­на, а кому мать род­на, кто стро­ит новый мир и даёт наро­ду новую жизнь, а кому нра­вит­ся воро­вать по кар­ман­чи­кам да ножич­ком бить. Но совет­ская мили­ция, рож­дён­ная в пылу анар­хии и раз­бро­да в голо­вах и на ули­цах, желез­ной рукой наво­ди­ла поря­док. Режис­сер Г. Кохан при­ме­нил здесь удач­ный при­ем — съё­мок псев­до­до­ку­мен­та­ли­сти­ки, яко­бы это было в 1917 или 1941 году.

Про­стой негра­мот­ный рабо­тя­га Кон­дра­тьев по зову серд­ца пошёл в уго­лов­ный розыск, борол­ся с шан­тро­пой Лень­ки Пан­те­ле­е­ва, кула­ка­ми, сле­дил за поряд­ком в вой­ну, а после взрас­тил себе сме­ну. Конеч­но, это похо­же под­час на аги­та­цию совет­ской вла­сти, где иде­а­ли­зи­ру­ют мили­цию и очер­ня­ют вра­гов СССР, одна­ко это не так. В осно­ве лежит образ защит­ни­ка наро­да от пре­ступ­ни­ков, под­дер­жа­ние поряд­ка, то же самое, что вы уви­ди­те и сери­а­ле «Law and Order».

«Большая перемена», 1973 год

Коме­дий­ных сери­а­лов тогда было мало, всё боль­ше драм. Коме­дий были уде­лом филь­мов. Но всё же одна исто­рия про учи­те­ля и его уче­ни­ков-ровес­ни­ков зате­са­лась и в наш спи­сок. Нестор Пет­ро­вич идёт рабо­тать в шко­лу рабо­чей моло­дё­жи, где доучи­ва­лись стар­шие клас­сы парал­лель­но с тру­дом на заво­де. Уче­ни­ки стар­ше пре­по­да, ведут себя раз­вяз­но, погру­же­ны в семей­ную жизнь и не хотят пости­гать мир исто­рии и литературы.

Нестор Пет­ро­вич, пере­сту­пив через гнев, пыта­ет­ся не столь­ко обу­чать, сколь­ко стать анге­лом-хра­ни­те­лем для сво­их под­опеч­ных, решать их про­бле­мы. Это доб­рая исто­рия о том, что учи­тель — это не ЕГЭ и ОГЭ, а инже­нер души, кото­рый направ­ля­ет уче­ни­ка на вер­ный путь раз­го­во­ром, доб­ро­той и лич­ным при­ме­ром. Про­тя­нув руку каж­до­му, даже само­му труд­но­му «под­рост­ку», настав­ник Нестор и сам узна­ет «какой он заме­ча­тель­ный». Ну конеч­но, как не послу­шать пес­ню «Мы выби­ра­ем — нас выбирают».

«Семнадцать мгновений весны», 1973 год

Луч­ший фильм о раз­вед­ке всех вре­мён и наро­дов. Вы буде­те сме­ять­ся, но это пиар-акция КГБ. Да-да, о кино не забы­ва­ли нико­гда даже там. На Запа­де «Бон­ди­а­на», а мы, про­сти­те, чем хуже? У нас будет Штир­лиц. Гово­ри­ли, что про­то­ти­пом был Вил­ли Леман, тай­ный агент постав­ляв­ший цен­ней­шие све­де­ния чеки­стам аж до 1942 года. Инфор­ма­ция, при­но­си­мая Вил­ли, спас­ла тыся­чи людей, но геста­по его каз­ни­ло, он про­ва­лил­ся в декаб­ре 1942 года.

Юли­ан Семё­нов, автор шпи­он­ских рома­нов, был дру­жен с Юри­ем Андро­по­вым, вхож в дома запад­ных и совет­ских элит. Как-то в бесе­де у них про­мельк­ну­ла идея — экра­ни­зи­ро­вать напи­сан­ную кни­гу «Сем­на­дцать мгно­ве­ний» к 30-летию Вели­кой Побе­ды. Бит­ва не на пере­до­вой фрон­те, а в тылу, в каби­не­тах, не пулей, а интел­лек­том и хитростью.

Кни­га была спор­ной и не всем нра­ви­лась. Пожа­луй, если бы не Андро­пов, ходу бы никто ей не дал. Само тво­ре­ние Лиоз­но­вой было шоком для кри­ти­ков «ста­рой шко­лы», впер­вые в совет­ской исто­рии наци­сты в самом лого­ве пока­за­ны не толь­ко исча­дья­ми ада, а порой умны­ми, ярки­ми, инте­рес­ны­ми, порой даже поря­доч­ны­ми. Цита­ты Мюл­ле­ра до сих пор укра­ша­ют офис­ные поме­ще­ния, пере­сы­ла­ют­ся в ват­са­пе. А уж анекдоты…

Это не Бонд, это герой, кото­рый как и все боит­ся, борет­ся и идёт на смерть во имя стра­ны. Он чело­век, кото­рый не может ина­че, ему боль­но, но он идёт даль­ше. Здесь нет пуль и бомб, здесь уби­ва­ет взгляд. Непре­взой­ден­ная игра актё­ров — от Иса­е­ва-Штри­ли­ца (боже, чего сто­и­ло одно его мол­ча­ние в лесу в нача­ле) до голо­са Ефи­ма Копе­ля­на за кадром.

Уни­каль­ный стиль — по-воен­но­му чёт­кий, сдер­жан­ный, чёр­но-белый поко­ря­ет сра­зу. Каж­дая деталь рас­ска­за важ­на и выве­ре­на. Интел­лек­ту­аль­ные вой­ны, конеч­но, выиг­ра­ет Штир­лиц. Но смо­жет ли он вер­нуть­ся домой? В кни­гах Юли­а­на Семё­но­ва — да, а в филь­ме это оста­ёт­ся загад­кой. Когда ещё мол­ча­ние выра­жа­ло такую палит­ру эмо­ций чело­ве­ка, как взгляд жены Иса­е­ва в кафе «Эле­фант»? Эти две мину­ты, выво­ра­чи­ва­ю­щие душу.

«Красное и чёрное», 1976 год

Это не пес­ня Кин­че­ва. Сно­ва наши пер­вые кни­ги школь­ные. Один из пер­вых рома­нов в жан­ре пси­хо­ло­гиз­ма и роман­ти­ки. У юно­го Сор­ре­ля два пути как бед­ня­ка-дво­ря­ни­на — чёр­ный (кюре-свя­щен­ник) или крас­ный (воен­ный мун­дир). Он идёт учить­ся на духов­ное лицо, а ещё тру­дит­ся гувер­нё­ром. Его често­лю­бие и агрес­сия губят жизнь, он кру­тит роман с чужой женой и чужой доч­кой, что при­во­дит к тра­ге­дии — смерт­ной каз­ни. Он хотел быть Бона­пар­том, но не имел столь­ко талан­та и бла­го­род­ства. Он хотел сла­вы, но не знал, как достичь её чест­но. Соци­аль­ная дра­ма бед­ня­ка, желав­ше­го поко­рить Париж.

Бле­стя­щая роль Н. Ере­мен­ко — секс-сим­во­ла книж­ных деву­шек 1970‑х гг. Кино для под­рост­ков-мак­си­ма­ли­стов. Кра­сив, умён и често­лю­бив, прон­за­ет взгля­дом и сти­ха­ми. Здесь не так мно­го собы­тий, сколь­ко палит­ры чувств, типич­ных в рома­нах роман­ти­че­ской эпо­хи. Жюльен один про­тив мира, кото­рый ему не рад, он поста­вил себя выше Бога, но про­иг­рал, ведь эпо­ха рево­лю­ций и воз­мож­но­стей во Фран­ции тогда отгре­ме­ла, а при­шли застой и реак­ция. Увы-увы. При Мон­та­нья­рах он бы бли­стал в Кон­вен­те, а теперь лишь бес­смыс­лен­но сгорел.

«Приключения принца Флоризеля» или «Клуб самоубийц, или приключения титулованной особы», 1979 год

«В клу­бе само­убийц сно­ва горят огни!» — пела люби­мая мною в шко­ле груп­па «Оргазм Ностра­да­му­са». Леген­дар­ные пан­ки вос­пе­ли фильм с Оле­гом Далем и Дона­та­сом Бани­о­ни­сом. Мало­из­вест­ная кни­га Сти­вен­со­на о бла­го­род­ном прин­це Фло­ри­зе­ле и его дру­ге-пол­ков­ни­ке, кото­рые бро­си­ли вызов пре­ступ­но­му миру. При­клю­че­ния, детек­тив, тай­ны и любовь сре­ди пере­стре­лок и пого­ни — что же может быть лучше?

Одна из послед­них ролей Оле­га Даля, одно­го из самых талант­ли­вых актё­ров СССР и недо­оце­нён­ных пуб­ли­кой. Фильм пре­кра­сен бри­тан­ским юмо­ром, сте­бом над суи­ци­дом и депрес­си­ей. Тема, о кото­рой дума­ют мно­гие, но её не при­ня­то обсуж­дать. А поче­му бы над ней не посме­ять­ся?! Ведь сме­ясь, мы обес­це­ни­ва­ем, сни­жа­ем важ­ность и все про­бле­мы, из-за кото­рых люди хотят пой­ти и прыг­нуть с моста — лишь забав­ная шут­ка. Всем, кто при­уныл в эти дни!

«Хождение по мукам», 1974–1977 гг.

Совет­ский дво­ря­нин Алек­сей Тол­стой при­жил­ся при СССР и создал, пожа­луй, глав­ный роман о духов­ном паде­нии цар­ской Рос­сии, исто­ках рево­лю­ции и судь­бах интел­ли­ген­ции. Две сест­ры, две судь­бы, вой­на, сло­мав­шая одну семью и раз­де­лив­шая по две сто­ро­ны преж­де род­ных людей.

Ещё одна попыт­ка отве­та на вопрос: «Как это слу­чи­лось?». Поче­му цар­ская Рос­сия за год ста­ла совет­ской? Ответ ужа­сен — офи­це­ры и интел­ли­ген­ты не зна­ли наро­да и его чая­ний, не пони­ма­ли его, а зани­ма­лись лишь собой. Боль­ше­ви­ки не свя­тые, но и у них был один глав­ный козырь — вера в свою прав­ду и чёт­кий план действий.

«Два капитана», 1976 год

Люби­мая кни­га дет­ства о том, что сила в прав­де, у кого прав­да, тот и силь­нее. Я, как и мно­гие в дет­стве, был далёк от церк­ви, и Биб­лию заме­ня­ли совет­ские кни­ги о геро­ях. Конеч­но, Саня Гри­го­рьев был одним из них. Он после рево­лю­ции при­е­хал из про­вин­ци­аль­но­го горо­да Энска в Моск­ву и стал поляр­ным лёт­чи­ком. Во имя люб­ви к Кате он посвя­тил жизнь поис­кам про­пав­шей в Арк­ти­ке экс­пе­ди­ции капи­та­на Ива­на Тата­ри­но­ва. Саня влюб­лён в дочь капи­та­на Тата­ри­но­ва Катю, но их люб­ви меша­ет дядя Кати Нико­лай Анто­но­вич. Как бы ни била жизнь, всё будет хоро­шо, а прав­да победит.

Его любовь к Кате чистая, в ней нет гни­лых мыс­лей. Она силь­на настоль­ко, что он умрёт за неё в Арк­ти­ке, что­бы спа­сти чест­ное имя её отца и нака­зать пре­да­те­ля. Саша — это прав­да и сила. Рома­шов — это ложь и сла­бость. Он про­гнил до чер­но­ты, низость и под­лость застав­ля­ют его бро­сить уми­рать това­ри­ща, что­бы запо­лу­чить чужую жен­щи­ну. Он при­кры­ва­ет­ся дру­ги­ми, мани­пу­ли­ру­ет фак­та­ми и доби­ва­ет­ся сво­е­го идя по голо­вам, но прав­да вос­тор­же­ству­ет. Всё ста­нет ясно, как бы того ни хоте­лось лже­цам. Пожа­луй, это­го не хва­та­ет нам сей­час — веры в прав­ду, идею, чисто­ту помыслов.

Читай­те так­же «Луч­шие сери­а­лы 1980‑х: от рус­ской клас­си­ки до гар­де­ма­ри­нов». 

«Первый камень дружбы»: татаро-башкирская эмиграция в Японии

От
Саддам Хусейн
-

На сего­дняш­ний день точ­ное коли­че­ство мусуль­ман в Япо­нии уста­но­вить доволь­но-таки тяже­ло. В 2000 году, по дан­ным Keiko Sakurai, в Япо­нии про­жи­ва­ло око­ло 64 тысяч мусуль­ман, боль­шин­ство из кото­рых явля­лись выход­ца­ми из дру­гих стран. Толь­ко 10% мусуль­ман — этни­че­ские япон­цы. Это при­бли­зи­тель­но 7000 человек.

Когда мы гово­рим об Исла­ме, мало кто заду­мы­ва­ет­ся о Япо­нии. Это ост­ров­ное госу­дар­ство нахо­дит­ся за мно­го тысяч миль не толь­ко от стран Ближ­не­го Восто­ка, но и от Малай­зии, Индо­не­зии и Сул­та­на­та Бру­ней. На про­тя­же­нии мно­гих веков Япо­ния явля­лась закры­тым госу­дар­ством, изо­ли­ро­ван­ным от внеш­не­го мира. И лишь в 1853 году, при содей­ствии фло­та ВМС США под коман­до­ва­ни­ем коман­до­ра Пер­ри, Япо­нию скло­ни­ли к Кана­гав­ско­му дого­во­ру, кото­рый открыл стра­ну для ино­стран­ной торговли.

Так как же тогда Ислам про­ник в Япо­нию, и какую роль в этом сыг­ра­ли мусуль­мане России?

Пер­вые мусуль­ман­ские замет­ки о Япо­нии были напи­са­ны в кон­це IX века, араб­ским кар­то­гра­фом Ибн Хор­дад­бе­хом, кото­рый опи­сал эту стра­ну как бога­тую золо­том зем­лю. Дву­мя века­ми позд­нее, Махмуд Каш­га­ри, тюрк­ский фило­лог и лек­си­ко­граф Кара­ха­нид­ско­го госу­дар­ства, доба­вил Япо­нию в свой атлас, где ука­зал пути, свя­зы­ва­ю­щие Япо­нию и Вели­кий шёл­ко­вый путь. Затем, в сере­дине XVI века, во вре­мя пор­ту­галь­ской даль­не­во­сточ­ной экс­пе­ди­ции, на одном из кораб­лей был заме­чен араб, про­по­ве­до­вав­ший Ислам япон­цам из пор­то­вых городов.

В XIX веке, после про­ва­ла «Сако­ку» (поли­ти­ки изо­ля­ции), на бере­гах Япо­нии очу­ти­лись индо­не­зий­цы, при­быв­шие туда на Бри­тан­ских и Нидер­ланд­ских судах. Бла­го­да­ря им, в 1870 году, био­гра­фия про­ро­ка Мухам­ма­да (ﷺ) была пере­ве­де­на на япон­ский язык. В 1890 году Осман­ский Сул­тан Абдул-Хамид II пыта­ясь выра­зить знак друж­бы Япо­нии, напра­вил к ост­ро­вам корабль Эрто­грул кото­рый дол­жен был озна­ме­но­вать друж­бу меж­ду дву­мя восточ­ны­ми импе­ри­я­ми. Одна­ко, этот вояж не удал­ся, и корабль потер­пел кру­ше­ние в рай­оне насе­лён­но­го пунк­та Куси­мо­та на ост­ро­ве Хон­сю. Таким обра­зом, ни одно из ранее пред­при­ня­тых мусуль­ма­на­ми дава­тов (при­зы­вов), так и не окон­чи­лось успешно.

Воз­мож­но, Япо­ния так нико­гда бы и не столк­ну­лась с Исла­мом, если бы не поволж­ские тюр­ки, из чис­ла татар и баш­кир. Имен­но им и уда­лось напря­мую нала­дить кон­такт с япон­ским пра­ви­тель­ством, поло­жить нача­ло построй­ки мече­тей, и заин­те­ре­со­вать Япо­нию в силе про­дви­же­ния пан­ис­ла­мист­ских идей сре­ди жите­лей Тур­ке­ста­на и Поволжья.

Всё нача­лось после Октябрь­ской рево­лю­ции. Недо­воль­ные иде­я­ми Лени­на про­тив­ни­ки совет­ской вла­сти в лице татар и баш­кир бежа­ли из Совет­ской Рос­сии в Япо­нию, через Мань­чжу­рию. Мусуль­ман­ские эми­гран­ты в основ­ном обос­но­ва­лись в Токио и Кобе, в 1920‑х годах их чис­ло состав­ля­ло око­ло двух тысяч человек.

Абду­ра­шид Ибра­ги­мов с семьёй. Дата неизвестна.

Пер­вым успеш­ным ислам­ским мис­си­о­не­ром был Мухам­мед-Габ­дул­хай Кур­бан­га­ли­ев, быв­ший управ­ля­ю­щий Петер­бург­ско­го окру­га мусуль­ман, и глав­ный оппо­нент Ахмед-Заки Вали­ди. Он поки­нул род­ную зем­лю, не при­няв пере­хо­да Баш­кир­ско­го Пра­ви­тель­ства на сто­ро­ну совет­ской вла­сти. В нояб­ре 1920 года, полу­чив реко­мен­да­ции япон­ско­го кон­су­ла в Хар­бине, Кур­бан­га­ли­ев отпра­вил­ся в Токио. Там он пытал­ся решить вопрос об устрой­стве на житель­ство и служ­бу в Мань­чжу­рии око­ло двух тысяч баш­кир­ских бело­гвар­дей­цев из остат­ков армий Кап­пе­ля и Семе­но­ва. При­вет­ствуя при­езд в Токио Мухам­ме­да-Габ­дул­хая Кур­бан­га­ли­е­ва, япон­ская газе­та «Аса­хи Сим­бун» писала:

«Мусуль­мане, жаж­ду­щие воли и осво­бож­де­ния, ста­нут во гла­ве объ­еди­ни­тель­но­го дви­же­ния наро­дов Азии».

Посол цар­ской Рос­сии в Япо­нии Кру­пин­ский позна­ко­мил Мухам­ме­да-Габ­дул­хая с вид­ным обще­ствен­ным дея­те­лем этой стра­ны, пред­се­да­те­лем япо­но-рус­ской ассо­ци­а­ции — Гото. Имен­но Гото впо­след­ствии пред­ста­вил Кур­бан­га­ли­е­ва Гэн­ро и Оку­ме, япон­ским чинов­ни­кам, кото­рые помог­ли укре­пить авто­ри­тет Мухам­ме­да-Габ­дул­хая в кру­гах япон­ской общественности.

Япон­цы бла­го­склон­но отно­си­лись к анти­со­вет­ски настро­ен­ным белым офи­це­рам-мусуль­ма­нам, кото­рых при­влёк на свою сто­ро­ну Кур­бан­га­ли­ев. Инте­рес к ним был обу­слов­лен раз­ве­ды­ва­тель­ной дея­тель­но­стью япон­ско­го коман­до­ва­ния в рай­оне Южно-Мань­чжур­ской желез­ной доро­ги. В силу это­го Кур­бан­га­ли­е­ву была пред­ло­же­на долж­ность экс­пер­та по маго­ме­тан­ско­му вопро­су в прав­ле­нии ЮМЖД. На эту долж­ность, Мухам­ме­да-Габ­дул­хая поре­ко­мен­до­вал буду­щий министр ино­стран­ных дел Япо­нии — Ёсукэ Мацуока.

Мухам­мед-Габ­дул­хай (вто­рой сле­ва в зад­нем ряду) сре­ди лиде­ров япон­ских наци­о­на­ли­стов. 1930 год.

Поми­мо это­го, Мухам­мед-Габ­дул­хаю так­же уда­лось осно­вать пер­вое в Япо­нии обще­ство мусуль­ман Токио — махал­ля «Исла­мия». В 1927 году, бла­го­да­ря его дея­тель­но­сти, в Токио была откры­та пер­вая мед­ре­се (ислам­ская семи­на­рия) для мусуль­ман Япо­нии, а в 1928 году, Кур­бан­га­ли­ев орга­ни­зо­вал пер­вый съезд мусуль­ман Япо­нии. На этом съез­де все мусуль­ман­ские общи­ны объ­еди­ни­лись в союз маго­ме­тан, про­жи­ва­ю­щих в Япо­нии. Пре­зи­ден­том избра­ли Мухам­ме­да-Габ­дул­хай Кур­бан­га­ли­е­ва, кото­рый поз­же стал «Вели­ким има­мом Даль­не­го Востока».

В пока­за­ни­ях 1945–1946 годов, Кур­бан­га­ли­ев утвер­ждал, что об иде­ях общ­но­сти ура­ло-алтай­ских наро­дов он рас­ска­зы­вал пред­ста­ви­те­лям япон­ской прес­сы. В жур­на­ле «Япон Мух­би­ри» была ста­тья о воз­рож­де­нии ура­ло-алтай­ских наро­дов в еди­ном госу­дар­стве под про­тек­то­ра­том Японии.

Рёх­эй Ути­да, гла­ва наци­о­на­ли­сти­че­ской орга­ни­за­ции «Коку­рю­кай». Фото 1931 года.

С момен­та тата­ро-баш­кир­ской эми­гра­ции в Япо­нию, такие уль­тра­на­ци­о­на­ли­сти­че­ские орга­ни­за­ции как «Коку­рю­кай» были заин­те­ре­со­ва­ны в под­держ­ке анти­со­вет­ски настро­ен­ных мусуль­ман. Они напря­мую финан­си­ро­ва­ли дея­тель­ность Кур­бан­га­ли­е­ва, а впо­след­ствии и Абду­ра­ши­да Ибра­ги­мо­ва — пер­во­го има­ма Японии.

Коку­рю­кай — Амур­ский Союз, счи­тал, что идеи пан­ис­ла­миз­ма помо­гут осла­бить евро­пей­ское вли­я­ние на стра­ны Азии, пото­му они был заин­те­ре­со­ван в бас­ма­че­ском дви­же­нии Тур­ке­ста­на, и спон­си­ро­вал мусуль­ман­ские пар­ти­зан­ские отря­ды в Нидер­ланд­ской Индии. Для про­дви­же­ния инте­ре­сов в реги­оне, Япо­ния под­дер­жи­ва­ли ислам­ские груп­пи­ров­ки в стра­нах Азии.

В эру япон­ско­го мили­та­ризм и по мере при­бли­же­ния ко Вто­рой миро­вой войне, Япо­ния ста­вит ещё более амби­ци­оз­ные цели в Азии. Абду­ра­шид Ибра­ги­мов, быв­ший член Итти­фак аль-Мусли­мин (пер­вая все­рос­сий­ская ислам­ская пар­тия, обра­зо­ван­ная в 1905 году), про­жи­вал в Япо­нии в пери­од с 1908 по 1909 год. Тогда ему уда­лось уста­но­вить связь с мест­ны­ми наци­о­на­ли­сти­че­ски­ми сооб­ще­ства­ми, таки­ми как «Коку­рю­кай». В 1933 году Абду­ра­шид Ибра­ги­мов вновь при­был в Япо­нию, но на этот раз по осо­бо­му при­гла­ше­нию. На тот момент, вла­сти Япо­нии попы­та­лись сде­лать став­ку на Ислам, и их основ­ным направ­ле­ни­ем дея­тель­но­сти был Восточ­ный Тур­ке­стан (Синьц­зян), в кото­ром тогда буше­ва­ли уйгур­ские повстан­цы, под­няв­шие Кумуль­ское вос­ста­ние про­тив репрес­сив­ной поли­ти­ки китай­ской адми­ни­стра­ции Цзинь Шуж­эня и Шэн Шицая. Япон­цев так­же инте­ре­со­ва­ло и мусуль­ман­ское насе­ле­ние в совет­ском Тур­ке­стане, Повол­жья и Запад­ной Сибири.

Абду­ра­шид Ибра­ги­мов сре­ди япон­цев. Сере­ди­на 1930‑х годов (после 1933 года).

Абду­ра­шид Ибра­ги­мов помог япон­цам выстро­ить поли­ти­че­ские и рели­ги­оз­ные кон­так­ты с лиде­ра­ми Егип­та, Тур­ции и дру­гих ближ­не­во­сточ­ных госу­дарств. В СССР япон­ские аген­ты в основ­ном рабо­та­ли с актив­ны­ми участ­ни­ка­ми бас­ма­че­ско­го дви­же­ния, играя на рели­ги­оз­ных и наци­о­наль­ных чув­ствах тюрк­ско­го и таджик­ско­го насе­ле­ния реги­о­на. Так, летом 1941 года, япон­ская мис­сия в Афга­ни­стане доби­лась успе­ха в уста­нов­ле­нии кон­так­та со все­ми круп­ны­ми кур­ба­ши (глав­но­ко­ман­ду­ю­щи­ми) сред­не­ази­ат­ско­го бас­ма­че­ства. В авгу­сте 1941 года япон­ский пове­рен­ный Кацу­би, вме­сте со сво­им пере­вод­чи­ком Саи­то, встре­тил­ся с Сеидом Алим-ханом, послед­ним эми­ром Буха­ры. Сов­мест­но с Гер­ма­ни­ей, Япо­ния выде­ли­ла нема­лые сред­ства на воз­рож­де­ние бас­ма­че­ско­го дви­же­ния на тер­ри­то­рии совет­ско­го Туркестана.

В 1938 году за заслу­ги перед Япо­ни­ей Абду­ра­шид Ибра­ги­мов был назна­чен пред­се­да­те­лем обще­ства Дай Нип­пон Кай­кё Кёкай, япон­ской госу­дар­ствен­ной ислам­ской орга­ни­за­ции. В том же году была откры­та и пер­вая Токий­ская мечеть. На её откры­тии наря­ду с япон­ски­ми поли­ти­ка­ми при­сут­ство­ва­ли и пред­ста­ви­те­ли ислам­ских госу­дарств, напри­мер, посол коро­лев­ства Сау­дов­ской Ара­вии в Вели­ко­бри­та­нии Хафиз Вах­ба. Во вре­мя цере­мо­нии откры­тия Гаяз Исха­ки, ещё один вли­я­тель­ный пред­ста­ви­тель татар­ской эми­гра­ции, высту­пил с тор­же­ствен­ной речью, в кото­рой выска­зал­ся о дру­же­ских вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях меж­ду Япон­ской Импе­ри­ей и Ислам­ским миром.

«Эта мечеть, постро­ен­ная в вели­кой ази­ат­ской стране, Нип­пон, будет пер­вым кам­нем, зало­жен­ным в доро­гу дру­же­ских отно­ше­ний мусуль­ман­ских стран с Япо­ни­ей. Более того, эта мечеть не толь­ко место покло­не­ния, но и пер­вый исто­ри­че­ский факт нача­ла вза­и­мо­по­ни­ма­ния мусуль­ман­ских стран и Япо­нии… Эта мечеть сего­дня — плод сов­мест­ных уси­лий идель-ураль­ских мусуль­ман и мусуль­ман Индии. Она долж­на стать креп­ким фун­да­мен­том для сов­мест­ной рабо­ты по рас­про­стра­не­нию исла­ма и его философии…»

Про­фес­сор Токий­ско­го уни­вер­си­те­та Кома­за­ва, Оку­бо Код­жи, отме­чал важ­ность под­держ­ки тюр­ко-ислам­ско­го дви­же­ния япон­ца­ми. Он утвер­ждал, что тюр­ки — мно­го­чис­лен­ный народ, из кото­рых толь­ко 17 мил­ли­о­нов про­жи­ва­ет в Тур­ции, и более 30 мил­ли­о­нов в СССР. Он отме­чал, что три пятых тюрк­ской расы про­жи­ва­ют в Совет­ской Рос­сии, и это сыг­ра­ет важ­ную роль в про­дви­же­нии их наци­о­наль­ных идей.

Абду­ра­шид Ибра­ги­мов был назна­чен пер­вым има­мом Токий­ской мече­ти. До самой смер­ти он зани­мал­ся обра­ще­ни­ем япон­цев в Ислам. 17 авгу­ста 1944 года, в воз­расте 87 лет, Абду­ра­шид Ибра­ги­мов скон­чал­ся в Токио, там же и был захо­ро­нен. На его погре­баль­ной цере­мо­нии в основ­ном при­сут­ство­ва­ли мусуль­мане из чис­ла япон­цев. В насле­дие Абду­ра­ши­да Ибра­ги­мо­ва вхо­дит кни­га под назва­ни­ем «Ислам­ский мир и рас­про­стра­не­ние исла­ма в Япо­нии», в кото­рой он запи­сал цен­ные све­де­ния об Азии и тюр­ко-ислам­ском мире того периода.

В авгу­сте 1945 года Мухам­мед-Габ­дул­хай Кур­бан­га­ли­ев, аре­сто­ван­ный аген­та­ми СМЕРШ, был выве­зен обрат­но в СССР. Отси­дев десять лет во Вла­ди­мир­ском цен­тра­ле, Кур­бан­га­ли­ев воз­вра­ща­ет­ся в Баш­ки­рию толь­ко в 1956 году. Оста­ток дней он про­ве­дёт на родине, где и скон­ча­ет­ся в авгу­сте 1972 года.

С окон­ча­ни­ем Вто­рой миро­вой вой­ны ислам­ский рас­цвет в Япо­нии угас­нет, а боль­шин­ство мусуль­ман­ских эми­гран­тов пере­се­лит­ся в Тур­цию и Сау­дов­скую Аравию.

Инте­рес­ные факты:

  1. В 1937 году Оку­бо Код­зи, при под­держ­ке кня­зя Току­га­ва Иэма­са, осно­вы­ва­ет Кай­кёк­эн Кэн­кюд­зё (Инсти­тут Ислам­ско­го мира).
  2. Сюм­эй Ока­ва, один из гени­ев япон­ской про­па­ган­ды вре­мён Вто­рой миро­вой вой­ны, обви­нён­ный в воен­ных пре­ступ­ле­ни­ях клас­са А, во вре­мя заклю­че­ния завер­шил япон­ский пере­вод Кора­на. В 1957 году, перед смер­тью Сюм­эй Ока­ва при­ни­ма­ет Ислам.

Источ­ни­ки и литература:

  1. «Окно в Япо­нию», Лари­са Усманова.
  2. «Вели­кий имам Даль­не­го Восто­ка», Айс­лу Юнусова.
  3. «Пер­вый Имам Япо­нии», Наджи Джем Онджель.
  4. «Япо­ния — прав­да и вымыс­лы» Алек­сандр Дра­гун­кин и Кирилл Котков.

Пуб­ли­ка­ция под­го­тов­ле­на авто­ром теле­грам-кана­ла «Тур­ке­стан и Повол­жье» при под­держ­ке редак­то­ра руб­ри­ки «На чуж­бине» Кли­мен­та Тара­ле­ви­ча (канал CHUZHBINA).

1...132133134...171Страница 133 из 171

Новости

VATNIKSTAN проведёт паблик-ток «Историческая проза сегодня»

Редакция VATNIKSTAN - 0
Публичная лекция при участии Евгения Норина, Сергея Петрова и Владимира Коваленко.

Конкурс малой прозы «Время перелома» от VATNIKSTAN, CHUZHBINA и «Русского футуриста»

Редакция VATNIKSTAN - 0
Второй сезон конкурса малой прозы.

В Музее Москвы пройдёт лекция о Юрие Гагарине

Редакция VATNIKSTAN - 0
Лекция о становлении легенды Юрия Гагарина.

В Москве началась книжная ярмарка «non/fictioNвесна»

Редакция VATNIKSTAN - 0
Лучшее из художественной, научной и научно-популярной литературы — на большом книжном мероприятии.

VATNIKSTAN презентует мемуары Станислава Проппера на книжной ярмарке «non/fictioNвесна»

Редакция VATNIKSTAN - 0
О книге расскажут переводчик и научный редактор переиздания Игорь Баринов и основатель VATNIKSTAN Сергей Лунёв.
Telegram VKontakte Yandex Youtube
© 2023, VATNIKSTAN
Познавательный журнал о русскоязычной цивилизации