«У каждого есть свой Новочеркасск, но не каждый выходит из него Шапошниковым» — это крылатое выражение появилось несколько десятилетий назад и передаёт отношение народа к генералу Матвею Шапошникову, который отказался выполнять преступный приказ о разгоне протестующих рабочих танками. Из сложившейся тогда ситуации генерал вышел достойно, не совершив преступления, не замарав своего честного имени и сохранив жизни нескольких тысяч человек.
О Новочеркасском расстреле мы уже рассказывали, теперь настала пора рассказать и о главном положительном герое того ужасного дня.
Шахтёр, ставший офицером
Будущий генерал Матвей Кузьмич Шапошников родился в ноябре 1906 года в слободе Алексеевка Воронежской губернии в крестьянской семье. Как можно заметить по дате рождения, его ранняя юность пришлась на годы Гражданской войны и послевоенной разрухи. Однако это не помешало Шапошникову в 1920 году окончить семилетнюю школу. По тем временам, когда около половины населения страны вообще не умели ни читать, ни писать, такое образование можно было считать хорошим для крестьянского парня.
В том же году 14-летний Матвей покидает родительский дом и отправляется в Кривой Рог, где устраивается на шахту. Почти восемь лет он работает шахтёром, и проработал бы им ещё неизвестно как долго, если бы один случай не изменил его жизнь. Однажды в 1928 году 22-летний Шапошников посетил собрание, на котором выступал комиссар Одесской военной пехотной школы, агитировавший молодых людей идти служить в армию. Зажигательная речь комиссара подействовала на молодого шахтёра, и в том же году он отправляется в Одессу, где поступает в военную пехотную школу.
В это же время Шапошников женился. Своего первенца он назвал Артуром. Такое необычное для шахтёрской среды тех времён имя любивший много читать Шапошников дал сыну в честь героя романа «Овод».
В апреле 1931 года Шапошников с отличием оканчивает пехотную школу и становится офицером — командиром взвода. Он отправляется в Киев, где и принивает в своё командование пехотный взвод.
Шапошников в 1930‑е годы
В это время в Красной армии происходили существенные изменения. Высшее командование, наконец, поняло роль танков в современных войнах, и многие пехотные части были преобразованы в танковые. Офицерам — командирам этих частей — пришлось проходить дополнительные курсы. Стал танковой бригадой и полк, в котором служил Шапошников, в связи с чем в 1932 году он отправился в Москву на курсы технического усовершенствования командного состава.
Карьера молодого и способного офицера развивалась быстро. Вскоре он командует уже танковой ротой. В 1940 году окончил Военную академию РККА имени М.В. Фрунзе. За эти несколько лет Шапошников стал квалифицированным и опытным танковым командиром. Боевое крещение и первое применение полученных знаний на практике состоялось в советско-финскую войну. Однако более глубоко свои умения предстояло проявить уже на фронтах Великой Отечественной войны.
Великая Отечественная. От майора к генерал-майору
К 22 июня 1941 года Шапошников был майором и продолжал служить в Киевском военном округе. Сразу после начала войны он сражается на Юго-Западном фронте в составе 37‑й танковой дивизии. Первым крупным боем для него стало знаменитое танковое сражение в районе Дубно-Луцк-Броды в конце июня. По масштабам это танковое сражение уступает лишь Курской битве.
Далее шло долгое отступление на восток, непрерывные бои и контрудары. В ноябре 1941 года Шапошников был награждён орденом Боевого Красного Знамени за то, что «будучи начальником оперативного отделения, самоотверженной работой во всех операциях обеспечивал выполнение частями приказов командира дивизии, несмотря на исключительно трудные условия».
В 1942–1943 годах Шапошников участвует в Сталинградской битве, а с апреля 1943 года командует 178‑й танковой бригадой, входившей в состав Воронежского фронта. Во главе танковой бригады он прошёл Курскую битву и последовавшую затем Белгородско-Харьковскую наступательную операцию.
Осенью 1943 года полковник Шапошников отличился в боях за Днепр: его бригада форсировала реку, закрепилась на противоположном берегу, отбивая атаки противника, после чего обеспечила переправу через Днепр других воинских частей. Этот успех сыграл большую роль в захвате Букринского плацдарма.
Очередные награды после таких побед не заставили себя долго ждать. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 января 1944 года «за образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками», полковнику Шапошникову присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».
С февраля 1944 года Шапошников принимает под своё командование уже танковый корпус, действовавший на 3‑м Прибалтийском фронте. За успешные действия по освобождению Прибалтики в августе Матвей Кузьмич повышается до генерал-майора.
Шапошников в 1945 году
В 1945 году Шапошников участвует в Будапештской, Балатонской и Венской операциях. Закончилась для него война в апреле, когда его танковый корпус встретился с американскими союзниками в австрийских Альпах.
Как один из отличившихся командиров, Шапошников принял участие в знаменитом параде Победы 24 июня 1945 года на Красной площади, где под его командованием прошёл сводный батальон танкистов 3‑го Украинского фронта.
Главный экзамен на честность
После войны Шапошников в должности командира дивизии продолжил службу в составе Группы советских войск в Германии. На немецкой земле он прослужил в общей сложности около 12 лет, лишь в 1952–1955 годах Шапошников находился в Москве. С 1955 года он — генерал-лейтенант.
Шапошников крайний слева
В мае 1960 года Шапошников, наконец, покинул Германию и переехал в Ростов-на-Дону, где его ждало новое назначение — должность заместителя командующего Северо-Кавказским военным округом. На этой должности ему и предстоит сдать свой главный экзамен на честность и человечность перед самим собой.
События 1–2 июня 1962 года, вошедшие в историю как «Новочеркасский расстрел», были уже описаны нами, поэтому повторяться не будем. Отметим лишь, что, столкнувшись 2 июня с дилеммой, которая в итоге будет стоить ему карьеры, Шапошников ни на миг не колебался. Он с самого начала приказал подчинённым ему войскам сдать все боеприпасы, чтобы избежать любого кровопролития. И когда от начальства поступил однозначный приказ — атаковать протестующих рабочих танками — Шапошников выполнять его не стал. И этим сохранил несколько тысяч жизней.
Как уже упоминалось, в молодости Матвей Кузьмич сам был шахтёром, поэтому психология этих людей и их вполне справедливые требования были ему понятны.
Уже в 1989 году, спустя 27 лет после того злосчастного дня, Шапошников в беседе с журналистом так вспоминал те события:
«Около одиннадцати часов распахнулись заводские ворота, и толпа в семь-восемь тысяч человек направилась в сторону Новочеркасска. Я подошёл к рабочим и спросил: куда вы идёте? Один из них ответил: „Товарищ генерал, если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе“. По рации я доложил генералу Плиеву о том, что рабочие идут к центру города. „Задержать, не допускать!“ — услышал голос Плиева. „У меня не хватит сил, чтобы задержать семь-восемь тысяч человек“, — ответил я. „Я высылаю в ваше распоряжение танки. Атакуйте!“ — последовала команда Плиева. Я ответил: „Товарищ командующий, я не вижу перед собой такого противника, которого следовало бы атаковать нашими танками“. Плиев раздражённо бросил микрофон. Предчувствуя недоброе, я попытался на своём „газике“ перегнать колонну. Навстречу мне попался генерал Пароваткин, которого я посылал раньше за устными указаниями Плиева. „Командующий приказал применять оружие“, — сказал он мне. „Не может быть!“ — воскликнул я. Тогда Пароваткин протянул мне блокнот, развернул его, и я увидел: „Применять оружие“. Мы с Пароваткиным быстро вскочили в „газик“, чтобы успеть обогнать толпу и не допустить кровавой акции. Но, не доехав метров четыреста до площади перед горкомом партии, услышали массированный огонь из автоматов».
Генерал Исса Плиев
События того дня произвели переворот в мировоззрении генерала Шапошникова. Долгие годы он жалел, что буквально на несколько минут не успел к площади, чтобы предотвратить расстрел демонстрации.
И поэтому не стал молчать, в отличие от всех официальных советских СМИ.
Шапошников написал как минимум шесть писем о Новочеркасском расстреле, где описал события того дня, изложил свои взгляды на произошедшее и на сложившуюся в стране ситуацию, а также потребовал огласки. Письма он подписал псевдонимом «Неистовый Виссарион» и разослал в Союз писателей и в комсомольские организации. В одном из писем, помимо прочего, Матвей Кузьмич писал:
«…Партия превращена в машину, которой управляет плохой шофёр, часто спьяну нарушающий правила уличного движения. Давно пора у этого шофёра отобрать права и таким образом предотвратить катастрофу».
«Для нас сейчас чрезвычайно важно, чтобы трудящиеся и производственная интеллигенция разобрались в существе политического режима, в условиях которого мы живём. Они должны понять, что мы находимся под властью худшей формы самодержавия, опирающегося на огромную бюрократическую и вооружённую силу».
«Нам необходимо, чтобы люди начали мыслить, вместо слепой веры, превращающей нас в живые машины. Наш народ, если сказать коротко, превращён в политически бесправного международного батрака, каким он никогда не был».
Но никакой реакции на письма не последовало. Одно из них Шапошников подписал своим именем и отправил писателю Константину Симонову, но и от него не последовало ответа. Между тем вскоре об авторстве писем стало известно КГБ.
Опала и реабилитация
Гром грянул в июне 1966 года, когда в квартире Шапошникова сотрудники КГБ провели обыск. Спустя годы генерал так об этом вспоминал:
«Въезжаю в свой двор, но арка, через которую я всегда езжу, перекрыта, зачем-то вырыта яма. И тут только замечаю, что не только дом, но и квартал оцеплен. Первый, кого я вижу во дворе, — начальник особого отдела округа и с ним ещё человек двенадцать в форме и в штатском. Подходит ко мне: „Здравствуйте, Матвей Кузьмич, машину ставьте вот сюда и вылезайте“. Только мы с женой вылезли, машину тут же начали обыскивать, возможно, в надежде найти какую-то подпольную типографию. Поднимаемся по лестнице, и над моей квартирой, и под моей на площадках стоят странного вида молодые люди. Один из замков оказывается сломанным. Еле вошли в квартиру. Мне предъявляют ордер на обыск. Спрашиваю начальника особого отдела: откуда начнёте искать? Тот мгновенно указывает на кабинет, садится за мой стол и открывает именно тот ящик, где лежит мой личный архив, в том числе на самом верху рукописи писем „Неистового Виссариона“.
— Плохой же вы конспиратор, Матвей Кузьмич.
— А я ничего и не собирался прятать…
Я человек очень аккуратный и, бросив взгляд в ящик стола, понимаю, что его уже внимательно осматривали. Все бумаги перевёрнуты. Там же находят и переписанное мной письмо-воззвание по поводу новочеркасских событий, которое попало ко мне ещё в 1962 году. Объявили, что арестовывать меня не будут, взяли подписку о невыезде. После ухода жена подняла ковёр в нашей спальне и увидела, что под ним просверлены два отверстия в стене и в них вставлены трубочки. Техника у них тогда ещё, видимо, была никудышной».
Арестовывать Шапошникова, действительно, не стали, но с дальнейшей карьерой ему пришлось попрощаться. В том же месяце он был отправлен в отставку, а потом и исключён из партии.
А вскоре в дневнике Шапошникова появилась такая запись:
«Сегодня получил ответ на своё письмо Малиновскому Р. Я., которое я писал 08.06.66 года. Вот его резолюция на письме: „Тов. Шапошников М. К. Не смогли устроить Вас со службой, поэтому и состоялось Ваше увольнение. Большего чего-либо сделать не могу. Малиновский“».
Теперь опальный генерал остался не у дел. Более того, за ним был установлен тайный надзор работников КГБ, сам Шапошников так вспоминал об этом:
«Я жил практически под домашним арестом, за мной повсюду следовали люди в тёмных очках. Люди старались меня избегать. Чтобы со мной не здороваться, переходили на другую сторону улицы».
Лишённый средств и возможностей дальше бороться за правду, Матвей Кузьмич тем не менее не унывал. В своём дневнике в мае 1967 года он так оценивал итоги своего неудавшегося противостояния с режимом:
«Лично я далёк от того, чтобы таить обиды или злобу на носителей неограниченного произвола. Я только сожалею о том, что не сумел по-настоящему бороться с этим злом. В схватке с произволом и самодурством у меня не хватило умения вести смертельный бой. В борьбе с распространённым и укоренившимся в армейских условиях злом, каковым является произвол самодуров, подлость и лицемерие, у меня не оказалось достаточно эффективного оружия, кроме иллюзорной веры в то, что правда, вот так, сама по себе, победит и справедливость восторжествует».
В течение следующих 21 лет Матвей Кузьмич продолжал жить в безвестности, забытый всеми, кроме ближайших родственников. На официальном уровне о нём просто перестали упоминать, как будто его вообще никогда не существовало. Всё это очень напоминает знаменитый роман Оруэлла «1984».
Положительным моментом было лишь то, что его опала никак не отразилась на карьере сына Артура, который пошёл по стопам отца и тоже стал военным. В 1980 году Артур Шапошников дослужился до генерал-лейтенанта, то есть догнал по званию своего отца.
Генерал Артур Матвеевич Шапошников
Однако финал у этой истории всё же был счастливым. В декабре 1988 года 82-летний отставной генерал после неоднократных ходатайств получил из Главной военной прокуратуры на своё имя письмо с заветными словами: «Производство по Вашему делу прекращено за отсутствием в Вашем деле состава преступления».
Генерал Матвей Шапошников. 1993 год
Честное имя Шапошникова было восстановлено, он оказался полностью реабилитирован. Более того, с 1989 года запрет на упоминание Новочеркасского расстрела в СМИ был снят, и о Матвее Кузьмиче начала говорить вся страна как о «генерале, который не стрелял в народ».
Умер Матвей Кузьмич 25 июня 1994 года в возрасте 87 лет.
«Истина рождается в спорах». Фотограф Исаак Тункель. 1961 год.
Школы в виде близком к современному появились в 1919 году, когда декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» преобразовал церковно-приходские школы в начальные пятилетки. Однако это не значит, что до революции образование было сплошь религиозным. Нет, был и Царскосельский лицей для мальчиков из знатных семей, и одноклассные училища для крестьянских детей, и трёхклассные — для выходцев из купеческих семей.
В День знаний делимся снимками отечественных школ разных лет — посмотрите, как менялись учебные заведения с XIX века и до 1990‑х годов.
Заводская школа. 1895–1905 гг.Групповой портрет учащихся гимназии. Царицын (Волгоград). 1900‑е гг.Мариинская школа глухонемых. Обучение разговорной речи в младшем классе. Фотограф Яков Штейнберг. 1907 годТалмуд-тора (еврейское учебное заведение) в Большом Токмаке. 1900–1910 гг.Земская школа. Урок ведёт Серафима Александровна Мышкина. 1908–1912 гг.Праздник в гимназии. Фотограф Георгий Несытов. 1910–1913 гг.Учительница В. Борункова с учениками. Рязанская губерния. 1913 годУченики сельской школы. 1910–1917 гг.Учащиеся школы в Риге. 1910–1917 гг.Ветеринарно-фельдшерская школа Воронежского губернского земства. Занятие «Вскрытие иглокожих». 1917 год
Довоенные школы
Рязанская 1‑я советская школа первой ступени. 1920‑е гг.На уроке. 1920‑е гг.Трудовая школа-колония имени Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Челябинск. 1920‑е гг.Учащиеся средней школы с преподавателями физкультуры на лыжной прогулке. 1926–1928 гг.Подготовка наглядной агитации к празднику в школе. 1927–1929 гг.В сельской школе. Фотограф Аркадий Шишкин. 1928 годУченики за работой в столярной мастерской. 1928–1933 гг.Сельская школа. Фотограф Маргарет Бурк-Уайт. 1930 годIV группа школы – семилетки. 1930 годВ школе колхоза им. Карла Маркса. Фотограф Макс Пенсон. 1930‑е гг.Учимся считать. Образцовая школа № 9 им. Урицкого. Фотограф Эммануил Евзерихин. 1930 годНа уроке немецкого языка в школе. Фотограф Александр Устинов. 1930–1933 гг.В Дагестане. Фотограф Сергей Струнников. 1936 год«Трудная задача». В новой школе колхоза имени товарища Сталина Янги-Курганского района. Фотограф Макс Пенсон. 1939–1940 гг.
В Великую Отечественную войну
Подростки московской школы с лопатами идут на задание. Фотограф Аркадий Шайхет. 1941 годРемесленное училище. Учащиеся группы за формовкой изделий. 1941–1943 гг.Подготовка школы к новому учебному году. Фотограф Сергей Васин. 1943–1945 гг.Дети, эвакуированные из Ленинграда, в Карагандинской школе. Фотограф И. Александров. 1943–1945 гг.
Послевоенные школы
Пионерский парад в Сталинграде. Фотограф Семён Фридлянд. 1945 годДевочки ухаживают за цветами. Фотограф Сергей Васин. 1946 год.Пионер с младшими школьниками. Фотограф Сергей Васин. 1946 годКружок физики в школе № 114. Фотограф Сергей Васин. 1947 годУрок физкультуры. Дмитрий Бальтерманц. 1950 год«Цветы любимой учительнице». Фотограф Николай Козловский. 1952 годМальчики. Лосиноостровская школа № 57. Фотограф Сергей Васин. 1953 год1 сентября. Учительница с учениками в школьном классе. Фотограф Всеволод Тарасевич. 1958 год
В рубрике «Музыкальные релизы» мы каждый месяц рассказываем о новых интересных синглах и альбомах отечественных музыкантов самых разных жанров, которые вполне могут украсить ваш плейлист.
Сегодня в подборке мини-альбом Земфиры, истории из жизни детей от Касты и другие новинки.
Земфира — «Ах»
Земфира выпустила, возможно, самую необязательную запись. Это, однако, не делает её плохой. Наоборот, подобный релиз снимает пафос, сопутствующий каждому новому выходу Земфиры в свет. Если главная артистка России выпускает полноценный альбом, то практически невозможно не наткнуться на рецензию, где бы отмечалось, что альбом записан музыкантами не из России.
В случае с почти мимолётным «Ах» подобные замечания становится бессмысленными — и уже хотя бы из-за этого слушать новый релиз можно попросту с удовольствием, не отвлекаясь на саму фигуру Земфиры. Если угодно, этот альбом мог быть написан кем угодно (конечно, обладающим интонационным талантом певицы), а это, скорее, хороший знак.
В остальном на альбоме предстаёт классическая Земфира: меланхоличная и с обезличенными местоимениями, что и позволяет войти в её музыку каждому. Неважно какого вы пола — метод Земфиры устроен так, что с её песнями может резонировать каждый. За то и полюбили.
Каста — «Альбомба»
«Каста», как и Земфира, тоже выпустили один из своих самых ненужных альбомов. И по той же причине — один из лучших.
«Альбомба» — это короткие и смешные зарисовки из детской жизни в самом дворово-повседневном смысле этого слова. Простые и наивные истории, рассказанные с точки зрения самих детей: бабушка-динамит, суровая борьба за внимание девочки со двора, просиживания за домашкой и желание первенства во всём — от вызова лифта до угадывания пин-кода.
Позоры — «Троя»
Последние года «Позоры» были одной из главных панк-групп в России. Агрессивная читка Лены Кузнецовой вкупе с нетривиальным аккомпанементом покоряли одних и бесили других.
К сожалению, ничего этого нет на новом сингле, который внезапно оказался самым вялым треком группы. Вполне вероятно, сказывается уход Сергея Рококо, автора электронных партий прошлых релизов. Кто знает, возможно, между Кузнецовой и Сергеем была групповая химия, возможно и нет, но «Троя» по совместительству и худший номер фронтвумен группы. Если прошлые релизы били не в бровь, а в глаз такими строчками, как «я буду е*аться только с сексистом, то есть буквально со всеми» или «пойдём выйдем, подерёмся, кухонный е*аный в пиз*у бл*ть на*уй боксёр сука», то «Троя» — обычный спокен-ворд, едва ли раскрывающий какой-то иной талант Кузнецовой.
С другой стороны, стоит дождаться полноценного альбома (и молиться, что таких номеров там не встретится). В общем, меняться, не меняя название — круто. Не круто, когда название остаётся прежним, а изменения настолько малахольные.
Огни Святого Элмо — «Пустота»
Единственная причина, по которой можно написать об этом альбоме — это порассуждать, зачем кто-то до сих пор пишет подобную музыку? «Качественное британское инди» давно стало мемом, говорящим не только об однотипности и рафинированности подобной музыки, но и о её тематическом бессилии.
Иной раз создаётся ощущение, что отечественные музыканты, которые растут на брит-попе, предпочитают дочерний пост-бритпоп — настолько неконфликтно (в плохом смысле) звучит их музыка.
А если всё-таки растут на классике брит-попа, то тем более странно: как можно слушать The Stone Roses и игнорировать их звуковые инновации и левацкий пафос, который пропитывает большую часть их горько-сладких мелодий? Как можно слушать Pulp и не замечать классового реваншизма за каждым их жестом? Как можно слушать Suede и не замечать их интонационную гендерную интригу (и, видимо, не замечать харизмы всех упомянутых артистов)?
«Огни Святого Элмо» — ещё одна группа, которая может напомнить о брит-попе и об отсутствии культуры и образования музыкантов: во всяком случае, ничего в «ОСЭ» не выдаёт, что музыканты знают, зачем берут инструменты в руки. Отвратительный пафос, завязанный на раскрытии очередного внутреннего мира очередного музыканта. Иными словами каждая строчка их песен — пример вопиющей банальности. Музыкантам подобного кроя стоит порекомендовать написать свои «Муси-Пуси», потому что до того, как Катя Лель спела «Муси-Пуси» — их не существовало в природе. А «богатый внутренний мир» был всегда.
сизрс — «Сегодня и завтра рождают созвездия»
Полноформатный альбом от начала до конца сдобренный бодрым эмо-поп-роком. Пожалуй, самая убедительная русскоязычная запись в затасканном до смерти жанре. Сколько бы наши группы ни старались вывалить драйв, не отстающий от каких-нибудь PUP, со времён «Phooey!» никто так и не смог добиться действительно аутентичного впечатления.
«сизрс», кажется, первый удачный пример, хоть пока и не отличаются тем же стилистическим разнообразием, что и проект Никиты Огурцова. Пока большая часть наших социально-озабоченных групп выдают музыку а‑ля аниме-опенинги, желая добиться точно другого результата, «сирзс» встречают вас на своей странице прямым и забавным заявлением — «Эмоциональные опенинги для аниме». Не врут. Тем и хороши.
VATNIKSTAN продолжает регулярную кинорубрику «Русский киностриминг». В конце каждого месяца мы знакомим вас с новинками отечественного кинематографа и сериалов, появившихся на онлайн-площадках.
Август, «вечер года», не лучшее время для широкого экрана. «Летние блокбастеры», на которые студии делают самые большие ставки, отгремели в июне и июле, а все следующие крупные премьеры ожидаются в сентябре.
Отечественные онлайн-кинотеатры не стали исключением: громких кинематографических новинок в них не найдётся. Часть сериалов, в том числе тех, о которых мы рассказываем, показали только несколько премьерных эпизодов, а продолжения ожидаются уже осенью.
Но как минимум одна значительная премьера в сериальном формате всё же состоялась в августе. Речь об авторском сериале Виктора Шамирова «Большая секунда». Один из самых интересных российских режиссёров, известный умными меланхоличными драмеди («Упражнения в прекрасном», «Игра в правду»), в 2020 году выпустил выросшую из веб-сериала разудалую комедию «Непосредственно Каха», неприятно поразившую многих поклонников режиссёра юмором ниже пояса. BadComedian посвятил фильму большой разгромный ролик, после которого оценки «Кахи» на «Кинопоиске» стремительно сползли вниз.
Правда, это не помешало фильму стать самым кассово успешным за время пандемии, вырвавшись в лидеры российского проката. Новый сериал Шамирова примирит с ним тех, кто предпочитает творчество режиссёра в его интеллигентной ипостаси.
Другие новинки вливаются в тренд, который, пожалуй, можно назвать главным среди российских сериалов. Это триллеры про ловлю маньяков. Одной историей ангарского маньяка вдохновлены уже три относительно свежих проекта: сериалы «Хороший человек» (2020) Константина Богомолова и «Тень за спиной» (2019), а также документальное журналистское расследование «Самый страшный убийца в истории России» (2020) ютуб-канала «Редакция».
В августе российский сериальный нуар о кровавых монстрах пополнил серьёзный триллер «Коса» и пародийный «Маньячелло». А также смотрите сурвайвал-хоррор «Выжившие», заслуживающий не меньшее внимание, чем «Эпидемия», и экологическую комедию «Зелёный мэр», важнее которой сейчас нет ничего в России.
«Большая секунда», Start
Двое бывших (Виктор Шамиров и Ольга Мотина-Супонева) пытаются работать над сценарием сериала, который придумала она. В её истории учительница музыки Арина (Евгения Борзых) знакомится в «Тиндере» со свежеразведённым композитором Ростиславом (Дмитрий Лысенков, который давно должен был перейти из категории забавных идиотов в мейнстриме к трагикомическим ролям у серьёзных режиссёров), занимается с ним сексом, а затем выпроваживает.
Но своей смертельно больной маме (Людмила Артемьева) Арина врёт, что у неё постоянные отношения.
Мама прикладывает руку к сердцу и просит дочку представить её возлюбленного. Нервы зажав в узду, Арина вновь звонит Ростиславу с просьбой прийти к ней в гости. Расставание после одноразового секса не удаётся ещё и потому, что Ростислав — новый учитель в той же самой школе, где работает Арина.
BadComedian будет доволен: Шамиров вернулся к самому себе, каким мы его знали. Это новая история отчуждения (если отбросить туалетный юмор, «Непосредственно Каха» тоже был обычным для Шамирова упражнением в мизантропии) о нелепости, печальности и бессмысленности человеческого существования, которое оправдывает только возможность переплавлять его в художественные произведения.
В этот раз режиссёр даже изъясняется прямым текстом, суммируя собственное творчество:
«В жизни бывает всё, что угодно. На самом деле бывает смешно, бывает грустно. Всё, что угодно. И в ней нет смысла. Смысл есть в историях, которые люди рассказывают друг другу, себе самим. В том, что я предложил тебе, есть история. Может быть, скромная, может быть, вторичная. Но она же есть».
Когда-то такой же вывод делала Джулия Ламберт в «Театре» Моэма, мол, все вы нужны только для того, чтобы становиться материалом для наших пьес и ролей. Звучали её слова намного бодрее, чем у Шамирова, но оно и понятно: великой лондонской театральной актрисе не приходилось сражаться за артхаусный кинематограф в XXI веке, где ты бьёшься башкой о стену со своим разумным, добрым и вечным, а кассу собирает всё равно «Непосредственно Каха».
На Куршской косе находят тело убитой девушки с белой лилией в руке. Этот символ чистоты, подозревает суровая следовательница Ева Кайдас (звезда «Игры на выживание» Линда Лапиньш), оставил маньяк по прозвищу Жнец, орудовавший в районе Калининграда в девяностые. Маньяк щедро анонсировал себя перед публикой и позвонил однажды на шоу журналиста Романа Рахманова (Александр Горбатов), изложив в прямом эфире свою философию: «Я хочу, чтобы мир почувствовал мою боль».
С тех пор Роман никак не может его забыть, в связи с чем орёт на свою жену и бьёт дочь, а потом и вовсе бросает их и уезжает на Косу, чтобы помогать Еве в расследовании. Есть ещё бывший следователь Бекасов (Олег Васильков), который ловил Жнеца, а, не поймав, подался в сторожи парка аттракционов. На просьбу Евы поведать ему что-то о своём расследовании он наставляет на девушку ружьё.
В сериале царит типичная для российского экрана истерия: вопли, хлопанья дверями, беспричинная взаимная агрессия, токсичные отношения. Вроде бы хочется порадоваться, что до нашего нуара добрался феминизм с компетентными следовательницами. Но, к сожалению, как это было и в «Хорошем человеке», «сильная независимая героиня», в представлении российских режиссёров, это огрызающаяся на всех хамка, которая распускает руки.
Высказывание о боли слово в слово скопировано с «Американского психопата»; правда, Патрик Бейтмен не оставлял на телах своих жертв цветы, как каждый второй маньяк в голливудских триллерах 1990‑х годов.
Визионерские попытки украсить кадр текстовыми подсказками, взрывами цвета и чёрно-белыми флэшбеками помогают разнообразить зрелище, но не могут скрыть его глубокой вторичности. Впрочем, в сериале есть своя прохладная атмосфера, действие развивается бодро, а под боком у персонажей плещется серое Балтийское море, которое всегда будет «красою вечною сиять», помогая нашим авторам довольно удачно имитировать сканди-нуары.
В селе Сосновка проживает начитанный маньяк Тимофей (Владимир Барташевич), убивающий людей, инсценируя известнейшие эпизоды русской классики вроде отрезания головы на рельсах с пролитым маслом.
Но его старания пропадают втуне: местные полицейские (Владимир Ширапов, Жаргал Бадмацыренов и Вадим Гусевский) недостаточно образованны, чтобы распознать в его постановочных сценах литературные отсылки. Тимофей страдает от непонимания на груди у девушки Маши (Татьяна Нежельская), которую он когда-то хотел убить, а теперь она сидит у него дома на цепи, стирает окровавленные рубашки и познаёт в деталях стокгольмский синдром.
Наконец из столицы присылают следовательницу (Ася Касьянова), которая мигом считывает в художествах Тимофея «наши культурные коды». Только остальная полиция ей не верит.
Прелесть «Маньячелло» Жаргала Бадмацыренова даже не в том, что это очень экзотический продукт — снятый в Бурятии чёрный комедийный нуар, всего второй в России в своём поджанре после «Вампиров средней полосы» (не считая фильма «Арбитр» Ивана Охлобыстина родом из девяностых).
Как и «Вампиры», сериал обладает отечественным колоритом, и под этим в кои-то веки не подразумевается водка или безнадёга. И он отлично пародирует европеизированные «столичные» триллеры с выхолощенной картинкой той глянцевой жизни, какой в нашей стране живёт ничтожно малое количество людей.
Бадмацыренов снимает родную бурятскую глухомань без московской оптики Богомолова, изобразившего какую-то абстрактную провинцию с обязательным монструозным заводом во всё том же «Хорошем человеке». Местные виды в золотых объятиях ранней осени очень хороши, и хотя в них слишком откровенно тыкают камерой (вот речка, вот берёза, вот рубиновая рябиновая гроздь), смотреть на эти красоты приятно. Юмор кое-где отдаёт кэвээнщиной, но сериал всё равно весёлый, а, самое главное, оригинальный. Вот он — нуар по-русски. Ну или по-бурятски, а это ещё круче.
Капитан Егор Булатов (Михаил Евланов, злобный фээсбэшник из «Майора Грома») ищет убийцу коллеги, когда ему навязывают стажёра Владимира Данченко (Дмитрий Ендальцев), который два года работал в Англии в Интерполе и вот зачем-то приехал на родину, но с надеждой как можно скорее вернуться назад в Европу. У чёткого дерзкого Булатова плохая репутация в органах: с одной стороны, он всё раскрывает, с другой стороны — всем надоел, особенно конкурирующему оперативнику Портнову (Игорь Салимонов), метящему на место начальника, который скоро уйдёт на пенсию.
Если вы думаете, что это ещё один криминальный триллер про угрюмого следователя-одиночку и его более мягкого напарника… то вы совершенно правы. Вообще сериал украинский, но с российскими артистами в главных ролях; на украинском ТВ он шёл под названием «Булатов», по фамилии главного героя.
Сейчас, когда российские сериалы постепенно прокачались, любопытно наблюдать, как соседи снимают вариации на тему ментовских войн, разве что в менее обшарпанных декорациях, чем в девяностые, и с костюмами получше (на красивых свитерах Булатова почти виден свежий ценник, который на них недавно висел). Ощущение ширпотреба нельзя объяснить одной нехваткой бюджета: клишированные персонажи, беспомощные реплики — проблемы не финансирования, а творческого подхода, вернее, его отсутствия.
Нельзя сказать, что сериал со своей задачей совсем не справляется, к тому же Евланов с его яркой отрицательной харизмой способен вытащить на своих плечах даже такую хлипкую конструкцию. Жаль только, что амбиции настолько малы.
Нужно было снять с Булатова его дорогие свитера, потратить освободившиеся деньги на хорошего сценариста и продавливать социальную тематику (задел на это в сериале есть, тотальная нищета очевидна по кадру, вопросы коррупции в органах авторы поднимать не боятся). Словом, ребята, не повторяйте российские ошибки нулевых: мы их уже сделали. Снимайте «своё» и некрасиво. В этом намного больше потенциальной успешности, чем в очередном стереотипном жанровом шоу про ментов.
На безымянный российский городок обрушивается эпидемия неизвестного вируса. Немногие выжившие подвергаются новой напасти: если они спят дольше двух часов, то впадают в кому. Проходит время, в городе воцаряется мерзость запустения. В домах нет света и тепла, запасы продовольствия подходят к концу. Вырваться за установленный государством кордон, перекрывающий путь из города, невозможно. Поговаривают, что где-то на юге есть таинственный Институт, где разрабатывают вакцину или лекарство, но, кажется, это всего лишь байки, которыми люди себя утешают.
Продюсер сериала Борис Хлебников («Аритмия», «Обычная женщина») рассказывал в интервью, что проект был задуман ещё до пандемии коронавируса. Но разработка сценария, к которой подключились авторы «Последнего министра» Роман Волобуев и Елена Ванина, началась уже после того, как был объявлен локдаун.
Депрессивные ощущения, которые многие из нас испытали в реальности, действительно отчётливо чувствуются в сериале.
Снимали в не самой ласковой части России — Челябинской области, и к моменту наступления в сериале зимы, городок, названия которого мы так и не узнаем, превращается в настоящее сосредоточие постапокалипсиса. К этому даже не хочется добавлять «по-русски»: такие мрачные картины мы можем наблюдать во многих качественных фильмах и сериалах, снятых в других странах.
Постапокалиптические проекты обычно делятся на две категории: в одних всего несколько главных героев, кроме которых может не остаться буквально никого, как в перестроечном фильме «Письма мёртвого человека», в других, наоборот, даже некоторый переизбыток персонажей, каждый из которых отражает какую-то часть случившейся катастрофы.
«Выжившие» принадлежат ко второй категории. Среди персонажей молодая учительница младших классов (Валентина Лукащук), не вовремя вернувшийся домой чоповец (Артур Смольянинов), его маленькая дочка (талантливая юная актриса Виталия Корниенко) и бывшая жена (Дарья Савельева). Один из главных героев необычен не только для отечественного экрана, но и для современной российской культуры вообще, стигматизирующей людей с ментальными заболеваниями: это пациент психиатрической клиники (Алексей Филимонов), которому снятся пророческие сны.
Примерно с третьего эпизода более значительную роль в событиях начинает играть его лечащий врач (Анна Слю), но вообще это скорее «мужской» сериал, где довольно быстро «расправляются» с женскими героинями: жена чоповца ложится в кому, сестра пациента — в могилу, даром, что играет её Яна Сексте (стоило ли звать замечательную артистку на один эпизод?).
Только осенью, с выходом новых серий, станет понятно, насколько успешным получился сериал. Пока же, несмотря на жёсткость и убедительность, «Выжившим» можно предъявить всего одну, но важную претензию с точки зрения самого жанра постапокалипсиса: непонятно, зачем всё это нужно?
«На берегу» (и фильм Стэнли Крамера, и роман Невила Шюта) предупреждал о ядерной катастрофе. «Дорога» (и фильм с Вигго Мортенсеном, и роман Кормака МакКарти) — об экологической. «Остаться в живых» шесть сезонов держал нас у экранов загадкой Острова. Следующий сериальный проект Дэймона Линделофа «Оставленные», с которым у «Выживших» есть какие-то общие вайбы, был серьёзной экзистенциальной драмой с теологическими вопросами. У сериала пока не видно концептуальной подоплёки. А без неё такие сурвайвал-хорроры о тяжёлой жизни мы и так видим повсюду в России, особенно в коронавирусную эру.
Студент и рекламщик Кирилл (Илья Маланин), успевший преисполниться столичного высокомерия, возвращается на каникулы из Москвы в родимый городок Краснохолмск, где его ждут друзья Ярик и Миха (Филипп Ершов и Василий Копейкин). На малой родине Кира затирает ребятам о своих успехах в Москве, а те делятся местными новостями: Ярик собирается жениться на девушке Тане (Вероника Мохирева), а Миха взял в кредит крутой мотоцикл.
А ещё в городке под патронажем мэра и его протеже-бизнесмена (Григорий Сиятвинда) построили фабрику, успевшую загадить всю местную прекрасную природу. Выпивая, парни решают, что городу нужен новый молодой мэр, который займётся вопросом экологии. Кира с его московским лексиконом («ребрендинг», «экотуризм», «соевый латте»), считают они, идеальный кандидат на эту должность.
Новый сериал от создателей «Интернов» — ответ российских зумеров на вопросы, которые подняла Грета Тунберг, и не только. На фоне предстоящих выборов и горящей Якутии «Зелёный мэр» кажется самым актуальным зрелищем на наших экранах. За это ему хочется прощать недостатки: утомительный саундтрек, состоящий из худших образцов русского рэпа, облагороженную провинцию, вновь снятую с московской точки зрения, и мизогинный образ той самой девушки Тани, выкачивающей из несчастного Михи огромные деньги на предстоящую свадьбу, как будто она живёт не в Краснохолмске, а в каком-нибудь Майями, в принципе не понимая, на какие заработки может рассчитывать человек двадцати с чем-то лет в русской глубинке.
Несмотря на все недостатки, к третьему эпизоду сериал доходит до вступления, в котором Сиятвинда блистает почти на уровне Тома Круза в «Солдатах неудачи», да и вообще в какой-нибудь России будущего «Зелёного мэра» ещё будут изучать в школах — хотите верьте, хотите нет, — как первое социально-политическое высказывание нового поколения.
В музее-заповеднике «Херсонес Таврический» в Севастополе подготовили концепцию по созданию историко-археологического парка на территории бывших воинских частей рядом с современным музеем. К 2024 году там построят здания для новых экспозиций по истории античности и Византии, христианства, истории Крыма, а также филиал «Артека» и школу искусств. Проект реализует фонд «Моя история» на пожертвования при содействии министерства культуры России и правительства Севастополя.
Сейчас в «Херсонесе Таврическом» в закрытых помещениях для посетителей доступны две постоянные музейные экспозиции — античная и византийская — площадью 650 квадратных метров, общая площадь их зданий — 1900 квадратных метров. После строительства парка эти экспозиции смогут разместиться в здании площадью 14 тысяч квадратных метров и показать посетителям гораздо больше археологических находок; всего же под музеи будет выделено 44,2 тысячи квадратных метров. В целом общественное пространство займёт 23,3 гектара, из них под озеленение оставят 11,4 гектара.
Концепция предполагает, что здания музеев, кафе, сувенирных лавок и гостиниц для туристов и паломников будут построены в византийском стиле, они образуют променад на одной линии с Владимирским собором Херсонеса.
Ранее VATNIKSTAN сообщал, что зимой 2020–2021 года во время разведочных археологических работ в Херсонесе обнаружили остатки древней водопроводной системы.
«прожиточный» — шумный дуэт из Москвы и Владимира, интонационно наследующий как русскоязычной рок-музыке, так и независимой сцене начала девяностых. Музыку группы можно охарактеризовать как альтернативный рок и пост-панк с элементами шугейза, нойз-рока и абстрактного хип-хопа. С момента создания «прожиточный» работает в дистанционном формате, не сотрудничает с лейблами и придерживается философии DIY.
27 августа у группы вышел новый альбом — «Гетеротопы». Специально для VATNIKSTAN Владимир Заболотский (тексты, голос, гитары) и Владимир Скоп (ударные) рассказывают об истории создании и замысле каждой композиции.
Гетеротопы — это место без места. Ограниченное пространство внутри другого ограниченного пространства. Зеркало. Отсылка к Фуко не случайна: Треки альбома функционируют аналогичным образом — в первую очередь музыкально. Резкие переходы от тихого к громкому, гитарные фидбэки и игра с затухающими повторами и перегруженной реверберацией — приёмы, часто используемые в альтернативном роке и шугейзе, — создают звуковые пространства, не существующие за пределами аудиодорожки.
На их фоне выделяется нетипичный для упомянутых жанров нарочито грубый, почти речитативный вокал, позволивший сохранить и подчеркнуть литературные качества исходных текстов.
Тексты же объединяет болезненное стремление нащупать границу между местом, его описанием и субъектом, находящимся внутри. Сами текстовые обозначения пространств неспособны провести эту границу однозначно. Так, «Котельники» одновременно и название пункта назначения, и эпитафия лирического героя, поцелуй на ступеньках эскалатора станции Фрунзенская — не только поцелуй, но и попытка преодолеть коллективную травму ушедшей эпохи, а речитативная часть открывающего трека «Просто и легко» и вовсе ставит знак тождества между текстом и пространством-временем, заявляя их нераздельность.
Но важнее, пожалуй, оказывается невозможность отделить от места не текст, а самого себя: вызванные этим недоумение и разъятость сквозят сквозь альбом. Наиболее явно это читается в рефрене то ли время течёт, то ли место меняет места на «Притяжении» и в последнем куплете «Котельников»:
вот я стою здесь разъятый опешивший
морок виденья туман миражи
слышишь как люто неистово бешено?
вертится жизнь
Просто и легко
Владимир Заболотский: Этот трек мы написали где-то в ноябре, я тогда взял гитару в руки впервые после очередного двухмесячного перерыва. Рифф пришёл сразу же, а вот текст вообще не шёл — кроме трёх строчек куплетов-припевов так ничего и не придумалось. В итоге на срединной части уже думали оставить только инструменты да залить их эффектами поплотнее, но как-то случайно всплыл текст Лёши Колесниченко — моего близкого друга и по совместительству ох*ренного поэта, — и я его в кладовке поверх шума гитарного зачитал.
Владимир Скоп: С точки зрения продакшна — самый измученный трек. И первый, который мы попробовали сводить по видеосвязи. Я стримил в зуме свой экран с фрутилупсом и крутил ручки на эквалайзере. В один момент в папке с демо было семь финальных и ещё больше незаконченных по сведению версий, которые в итоге никто и не услышит. Зато, как по мне, это самая доведённая по звучанию композиция на альбоме.
На весу
Владимир Заболотский: Я лет до пяти жил на Урале, а потом ещё долго каждое лето приезжал туда к бабушке-дедушке. Кажется, вот эти ощущения детские здесь просвечивают, по крайней мере, низкое небо, ручьи, рисунки детские — всё оттуда, всё атрибуты того невозможного времени.
Владимир Скоп: Тёплая, ностальгическая песня, кульминационно — пожар в груди. Не люблю вот этот размытый, шугейзовый перегруз, но здесь к месту.
Владимир Заболотский: Гитары изначально хотели сделать максимально чистыми, чтобы была передышка перед остальным альбомом, но, как обычно бывает, нестерпимое желание навалить перегруза победило. Ну и хорошо, меня до сих пор пробирает, если громко слушаю.
Котельники
Владимир Заболотский: А вот с «Котельников» что-то всерьёз завертелось. Был август, мы решили, что что-то да запишем, я начал писать демки всяких гитар, и в один момент, забыв перестроиться, что-то такое точное сыграл. Взял текст старого стишка и набубнил его под получившийся рифф, пока ходил по улицам Болоньи с тетрапачным вином. Отправил потом Вовану запись уже с текстом, он сказал, мол, решено, будем делать шугейз-реп — шутка, конечно. В общем, мой любимый трек, читаю в нём такую вот одиссею от центра жизни к кромешной окраине.
Владимир Скоп: Что я там говорил про «Просто и легко»? Забудьте. В три раза больше «финальных» миксов и в пять забракованных демок. Лично меня музыка сначала злит, потом качает, потом вкупе с текстом опять выводит, но финал с завершающим всю эту эпопею соло до сих пор иногда выбивает из меня скупую мужскую.
Авитаминоз
Владимир Заболотский: Не очень люблю этот трек, он проходной какой-то, нет в нём глубины, хотя бас прикольный и есть удачные точки болевые и боевые — например, размазанный дилеями момент перед оутро, там гармонии классные. Текст слишком лобовой, про что мы и зачем, про карантины, дедлайны, поиски глубинного смысла и прочее — всё как у людей, одним словом, осталось до психотерапевта дойти.
Хорошо
Владимир Заболотский: Был у нас отличный рифф, но вот тексты к нему не липли никак, пока в два раза не ускорили — так «Хорошо» и выродилась. Очередной сеанс психотерапии, проработка травмы взросления, комедии говорения, анекдота познания и прочих высоких жанров. Впрочем, можно вообще слова не слушать, а просто головой трясти, идти ускоренно или, собственно, воображаемо в драку лезть — гитарного фидбэка здесь на три пластинки, а соответствующие желания, возникающие при прослушивании, мне кажутся одним из критериев хорошо.
Междометия
Владимир Заболотский: Этот текст написался после того, как бабушка моя мне рассказала о своём детстве-юности. Я пытался как-то понять-почувствовать, как история моей семьи через коллективную память преломляется, где она резонирует со мной отдельным, а где с тем, что я ещё не дорос говорить. Это проскакивает и в других треках, той же «Фрунзе», но здесь сильнее всего.
Владимир Скоп: Любимая песня на альбоме. Когда настала пора выбирать треки, которые мы пустим синглами, первым делом предложил его. Тут, как мне кажется, всё, что нам нравится: затягивающее интро, внезапный дроп и мощный рифф как из альтернативы нулевых.
Владимир Заболотский: Плюс — орать «судьба предикативная» очень круто, тут много отчаянного, но оно всё равно сдержанно-интеллигентное. Такие вещи орать вообще здорово, настроение потом на весь день.
Потоки
Владимир Скоп: «Кто я в этом потоке?..» — почти что плачущим голосом спрашивает первокурсник в поисках места, где он сядет на своей первой в жизни паре, как пошутил наш друг и немного коллега…
Владимир Заболотский: Да, какой-то страдальческий трек. То ли тональность не совсем моя, то ли темп немного не тот. Перестал нравиться: давит в плечах и в горле першит, хотя всерьёз цитировать цитату из романа об анекдоте я считаю достойной находкой.
Притяжение
Владимир Заболотский: Здесь всё вышло, хотя тоже многострадально — гитары меняли раза три-четыре. Текст ритмически параллелит с Лёшиным из «Просто и легко», плюс оба глобально о тексте-пространстве-времени, хотя и не целиком. Например, «преодолеть равновесие» — чисто экономическая шутка. Название «Гетеротопы», кстати, отсюда проклюнулось, так как места без места меняют места и время течёт-не течёт — ровно об этом.
Цинк
Владимир Заболотский: В июле прошлого года, снова оказавшись без постоянного жилья, я ехал к морю на чужом велосипеде, у которого странно трещала звёздочка — примерно «тс тстстс тс тс тс». Я ходил потом цыкал недели две, пока вокруг этого ритма уже всё остальное обрастало. Гитара здесь смешная, одна нота, по сути, а столько веселья.
Владимир Скоп: Если долго слушать именно звуковое сопровождение, вот эту одну ноту, то создаётся ощущение марша под трубу, как в пионерлагере.
Владимир Заболотский: Жалко, что живьём это сыграть может быть сложновато, мы плохо умеем синхронизироваться с педалями и компьютерами. Текст не самый сильный, но кричать его весело — звучит как протестная агитка в духе RATM, хотя он не про политическую борьбу вообще, а про отказ от понимания. Не понимать — чудесно, и игры со словами такую возможность дают.
Фрунзе
Владимир Заболотский: Целоваться в общественных местах — самое юное и живое, что можно делать: серьёзные мёртвые люди таким не занимаются. Но целоваться можно по-разному, да и в разных местах эффекты будут разные. Вот, например, если делать это в окружении заряженных символов вроде названия «Фрунзенская», то можно преломить коллективную травму ушедшей эпохи, всю вот эту историю нашу болезненную, и признаться себе в решимости просто быть человеком и человеком любить.
Похож
Владимир Скоп: Пожалуй, лучший трек на свете, выросший из пьяного джема на репетиции.
Владимир Заболотский: Мы обещали себе никогда не записывать его, но передумали. Говорить тут вроде нечего, приходите на концерты (если будут — мы пока не загадываем), там мы обычно только его и играем. Бонусом — слова каждый раз разные.
Девяностые — время возможностей и безграничной свободы. Вызывающие откровенные песни по телевидению, открытые дискуссии о религии и Второй мировой войне, «жёлтые репортажи» с подкупными героями… Разбираемся, что было нормальным в конце прошлого века, а сейчас запрещено законом.
Откровенные песни о сексе
Вряд ли хорошо, что по недосмотру в те годы это было дозволено. Например, дуэт «Полиция нравов», занимавшийся пропагандой секса после распада страны. Две лысые дамы не умели петь, показывали тела, крутились и должны были, видимо, возбуждать. Колхозная версия «Виа Гры», короче, созданная пресловутым кудрявым Укупником.
Так как контроля не было от слова совсем, то эпатажные дамы решили спеть о сексе для самых маленьких на всю страну. Самое прекрасное не фразы вроде «ты хочешь секса, а не конфет», а отпадная подтанцовка из шоу-балета возрастом лет десяти. Они как бы показывают, что руки в их годы не для того, чтобы держать мяч или есть мороженку, а для чего-то серьёзнее. Изумителен и конец, который повторяет песню Джексона «I am bad».
Наверное, хорошо, что в 1998 году появился федеральный закон «Об основных гарантиях прав ребёнка в Российской Федерации», который поставил запрет на показ такого по ТВ. Прекрасно и то, что Укупник забросил продюсирование и стал исполнять нетленки про «сим-сим».
Просьба убрать детей, младших братьев и сестёр от «Ютуба»
Оскорбление верующих
Конечно, 1990‑е годы были для РПЦ временем Ренессанса. Первое десятилетие без гонений и давления властей. В целом, прежде атеисты и коммунисты принимали крещение, зачастую искренне уверовав в Бога. Росла паства, священники гостили в разных передачах. В те годы отношение общества и СМИ к церкви было искренне благожелательным, патриарх Алексий вызывал доверие. Журналисты любили снимать и предстоятеля РПЦ, и монахов, всё это было в новинку, а в насельниках видели пострадавших от безбожия.
Канал НТВ также никогда не позволял себе оскорбления верующих, но однажды в рамках показа киноклассики они решили в ночь Пасхи 1997 года показать «Последнее искушение Христа» Скорсезе. Это вызвало публичный протест православных граждан — от Алексия до бабушек. Самым ярким образчиком стала речь отца Андрея Кураева:
«Но не только с точки зрения верующих кощунственен этот фильм. Заведомо заниженное прочтение Евангелия поддерживает более широкое и мощное антикультурное движение. Жажда опошлить, опоганить всё то, что высоко, характерна для нынешнего мещанства. Пушкин оказывается интересен не своей поэзией, а своим „донжуанским списком“; о Чайковском чаще вспоминают в связи с проблемами сексуальных меньшинств… Вот и Христа так хочется затащить в постель — представить „таким же, как и мы“».
Надо сказать, что под давлением общества показ был перенесён на май, а потом на летний вечер. Однако демонстрации продолжились несмотря на дачный сезон.
Тогда же НТВ пригласило верующих отстоять свои права в новой передаче «Суд идёт». Отец Всеволод Чаплин и иные оскорблённые выступали против, а Владимир Ворошилов и иные интеллигенты — за фильм. На самом деле, сегодня это кажется очень полезным способом открытой дискуссии. Вместо толп недовольных и советской агитации, была цивилизованная дискуссия. Увы, присяжные вынесли вердикт в адрес журналистов.
Репортаж о дискуссии
Вы удивитесь, но главным оскорбляющим тогда был Борис Моисеев. Казалось бы, эпатажный певец не касался христианским тем, но был один случай. Только вернувшись из Нового Орлеана, он штурмовал нашу сцену. Атака на общественный вкус велась с американским напором — камин-аут в интервью «Аргументам и фактам», «голубые шоу» в клубах. Волосатый Боря наносил тонны грима, одевался в платья с кринолином, декольте их обнажали волосатую чернявую грудь. О нём говорили по всей стране.
Пожалуй, пиком артподготовки стало шоу памяти… Фредди Меркьюри.
Помянуть собрата и жертву СПИДа Моисеев решил в стиле литургии. Заключительной песней шоу была ни много ни мало «С нами Бог». Распятие, которое везли на двух фурах, сияло под покровами из тюля, певец стоял на коленях и пел псалмы о милосердии и Христе, на сцене стояли лысые женщины, карлики, выпускники школ с лентами, хор гимназии. Знал бы Меркьюри о таком концерте, что бы сказал? Мы не знаем. Но сегодня я так и представляю, как во время финальной песни ворвались бы в зал батюшки, крепкие мужчины с хоругвями. Прокуратура заводит дело, по госканалам Киселёв и Соловьёв проклинают содомитов.
Хорошо ли, плохо ли, в июне 2013 года приняты поправки об увеличении ответственности «за оскорбление чувств верующих». Теперь показать такое по телевидению не выйдет.
Сравнение Третьего Рейха и СССР
Безусловно, в девяностые цензуры не было, смеяться можно было над прошлым, настоящим и будущим. А критика Сталина была жёсткой ещё с перестройки. Дискуссия о Пакте Молотова — Риббентропа не утихала, а сравнивать Кобу с Гитлером было если не нормой, то точно не редкостью. Либералы не желали «отца народов». Как и в этой фантазии передачи «Куклы», где Сталин поведал, как он расширял пределы страны. Но над ним издеваются, поговаривая, мол «Риббентроп тебе Прибалтику подарил».
Конечно, такой контент запрещает статья 6.1 Федерального закона № 236-ФЗ от 1 июля 2021 года — «Запрет публичного отождествления целей, решений и действий руководства СССР, командования и военнослужащих СССР с целями, решениями и действиями руководства нацистской Германии».
Пропаганда ЛГБТ*
Эта тема волнует и сегодня, но в те годы она была в новинку. Статью за гомосексуализм отменили в 1993 году. По легенде, Ельцин сказал:
«Государству не место в постели».
Но, конечно, о геях знали мало, а их образ жизни был овеян легендами. Сейчас даже гомофобы всё-таки знают больше, тогда же многие искренне считали, что в СССР этого всего не было. Конечно, журналисты хотели откровенно поговорить на горячие темы. Не столько важен был герой, сколько гости на трибуне.
Однажды Познер пригласил в эфир и откровенно расспросил представителя ЛГБТ о жизни геев. Надо сказать, что люди не осуждали гостя, а скорее сожалели, что ему так в жизни не повезло — его сердце в землю зарывать никто не хотел.
Познер допросил гея
Сегодня такие интервью попали бы под запрет статьи КоАП 6.21. «Пропаганда нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних».
Фейкньюз
Этим особенно отличался обер-атеист Невзоров. Его репортажи славились зашкаливающей чернухой, часто Александр Глебович подговаривал алкашей, чтоб они произносили заготовленный текст. Видимо, и здесь нам никто не скажет, были ли каннибалы или нет. За бутыль многие сыграют похлеще Энтони Хопкинса.
Повесть о «людоедах» с окраины Северной Пальмиры, которые якобы нападают на людей и не брезгуют трупами. Однажды они сожрали всю семью, но девочку не тронули. Ужас повсюду и во всём. Будто приквел фильма «Брат»: грязь, водка, плесень на стенах и серость окраин.
Установлено, что лживым был сюжет о лесбийских отношениях в колониях России. Откровенные признания узниц о плотской страсти в кандалах выглядели весьма убедительно: подробности сексуальной жизни, иерархия и градация. Если бы не одно «но» — после и заключённые, и тюремный персонал признались, что на самом деле Невзоров подкупил зэчек, предложив щедрые подарки за «игру в любовь». В 1995 году журналиста и депутата за это не оштрафовали, не вызывали даже в суд, а сегодня бы могли быть проблемы.
По закону о недостоверной информации в социальных сетях провинившие сайты будут блокироваться.
* Данный материал не является пропагандой ЛГБТ. Мы соблюдаем законодательство РФ.
Виссарион Белинский за работой. Художник Борис Лебедев. 1947 год
Виссарион Григорьевич Белинский писал:
«Борьба есть условие жизни: жизнь умирает, когда оканчивается борьба».
Свою жизнь критик положил на алтарь служения русской литературе и предал ей то исключительное значение, какое она занимает в мировой культуре и сегодня. Уже в 1859 году начинают издавать собрание его сочинений, которое насчитывает 12 томов. А в своих статьях о творчестве Пушкина, Гоголя, Грибоедова, Лермонтова он один из первых развил теорию реализма, основой которой стали такие этические принципы, как народность, соответствие действительности и современность.
Белинский совместил в себе литературно-критический талант и пламенность революционного публициста. Бескомпромиссность стиля его изложения мысли и постоянное стремление к истине стали эталоном для становления журналистики в нашей стране. В царской России его имя запрещалось упоминать в печати, а в советское время «Письмо Н. В. Гоголю» учили наизусть.
VATNIKSTAN рассказывает об основных вехах жизненного пути великого русского критика Виссариона Григорьевича Белинского.
Детство и учёба в Пензенской гимназии
Виссарион Григорьевич родился 11 июня 1811 года в крепости Свеаборг (сейчас Суоменлинна, Финляндия) в семье флотского врача. Его отец Григорий Никифорович был сыном священника села Белынь Пензенской губернии. Поступив в духовную семинарию, ему, как и всем семинаристам, по старинному обычаю было дано прозвище по месту происхождения, так и появилась фамилия Белынский. Не желая связывать жизнь с духовной сферой, Григорий Никифорович оставил семинарию и поступил в Санкт-Петербургскую медико-хирургическую академию, откуда был выпущен кандидатом хирургии в морской госпиталь в Кронштадте, а затем отправлен в крепость Свеаборг.
В Кронштадте Григорий Никифорович познакомился с дочерью морского офицера Марией Ивановной Ивановой, происходившей из бедной дворянской семьи. Вскоре они поженились. Кроме Виссариона, у них были ещё дети: два сына, Константин и Никифор, и дочь Александра. Когда Виссариону исполнилось пять лет, семья решила вернуться в родные края отца, в город Чембар Пензенской губернии, где Григорий Никифорович был назначен уездным лекарем.
Семейной идиллии в доме Белынских не было. Как вспоминает сам Виссарион и его друзья детства, мать была женщиной раздражительной, малообразованной и не выказывала особой любви к детям. Между супругами постоянно случались ссоры и скандалы. Жалования лекаря не хватало на нужды семьи, что давало ещё один повод к разногласиям.
У Григория Никифоровича не сложились дружеские связи с жителями Чембар. За пренебрежительное отношение к воскресным службам и религиозным праздникам, горожане считали его вольнодумцем и вольтерьянцем, чем он вызывал к себе недоверие. Вольтера Григорий Никифорович действительно читал, но уже крайне враждебными отношения сделались из-за прямолинейного и заносчивого характера уездного лекаря, не стеснявшегося высказывать всё, что он думает прямо в глаза пациентам.
В конце концов, к нему стали обращаться только в крайней необходимости, а с появлением в Чембаре 9‑го егерского полка, который имел своих докторов, его практика сошла на нет. Григорий Николаевич стал много выпивать.
Напряжённая домашняя обстановка, постоянные скандалы и пристрастие отца к спиртному, естественно, неблагоприятно влияли на детей. Вспоминая своё детство, Виссарион Григорьевич писал:
«Я в семействе был чужой».
Уже с ранних лет будущий критик находил покой в уединении, проводя время за книгой.
При этом Виссарион Григорьевич был любимым сыном отца, и внешностью, и по характеру он был похож на него. И хотя читать и писать мальчик научился не дома, а с уездной воспитательницей, некой Ципровской, вовремя разглядев его стремление к знаниям и любознательность, отец стал давать сыну уроки латинского языка. Когда в 1820 году в Чембаре открылось уездное училище, Виссарион поступил туда.
Чембарское уездное училище (сейчас город Белинский, Пензенская область)
Педагогический штаб вначале состоял из одного смотрителя — Авраама Григорьевича Грекова, который преподавал все предметы. Позже количество учителей увеличилось до двух. Некоторые уроки стал вести Василий Рубашевский. Ситуация от этого не улучшилась.
Педагоги любили выпить и часто оставляли детей во время занятий одних.
Только присущая Виссариону уже с детства самостоятельность и невероятная пытливость ума помогли обрести необходимые знания и развить заложенные таланты. Об этом времени он вспоминал так:
«Ещё будучи мальчиком и учеником уездного училища, я в огромные кипы тетрадей, неутомимо, денно и нощно, и без всякого разбора, списывал стихотворения Карамзина, Дмитриева, Сумарокова, Державина, Хераскова, Петрова, Богдановича, Крылова и других… я плакал, читая „Бедную Лизу“ и, „Марьину рощу“, и вменял себе в священнейшую обязанность бродить по полям при тёмном свете луны, с пасмурным лицом, а‑ля Эраст Чертополохов».
В 14 лет в 1825 году Виссарион Григорьевич, окончив чембарское училище, поступил в первый класс Пензенской мужской гимназии, которая состояла из четырёх старших классов. Первые два года Виссарион был одним из лучших учеников, среди гимназистов имел популярность благодаря остроумию и отстаиванию справедливости, а среди учителей обрёл уважение за старательность и увлечение литературой.
Один из учителей гимназии, Михаил Максимович Попов, с которым у Виссариона ещё долгие годы после гимназии сохранялись тёплые отношения, рассказывал о Белинском-гимназисте следующее:
«Он брал у меня книги и журналы, пересказывал мне прочитанное, судил и рядил обо всём, задавал мне вопрос за вопросом… По летам и тогдашним отношениям нашим он был неровный мне; но не помню, чтобы в Пензе с кем-нибудь другим я так душевно разговаривал, как с ним, о науках и литературе».
Однако в 1829 году мальчика отчислили из гимназии с отметкой «за нехождение в класс», то есть за пропуски занятий. Причиной этому стало как неудовлетворение уровнем образования, так и желание поступить в Московский университет. Впереди Виссариона Григорьевича поджидали настоящие испытания, но он твёрдо решил осуществить свою мечту.
Московский университет и литературный кружок
Несмотря на то что поездка стоила семье больших усилий, в августе 1829 года Виссарион выехал в Москву, которая произвела на него сильное впечатление. В письме к родным он пишет:
«Изо всех российских городов Москва есть истинный русский город, сохранивший свою национальную физиономию, богатый историческими воспоминаниями, ознаменованный печатью священной древности, и зато нигде сердце русского не бьётся так сильно, так радостно, как в Москве».
Уже при въезде в город не обошлось без курьёза. У Виссариона Григорьевича не оказалось с собой метрического свидетельства (свидетельства о рождении). Что это может повлечь за собой большие неприятности, выяснилось у московской заставы, где его не хотели пропустить в город. К счастью, с ним вместе ехал его родственник Владыкин, человек состоятельный. Виссарион назвал себя лакеем Владыкина и только после этого был пропущен через заставу.
Но на этом злоключения не закончились. Несчастный документ оказался необходим для поступления в университет. В панике, боясь пропустить вступительные экзамены и не поступить в этом году, Виссарион Григорьевич умоляет родителей как можно быстрее прислать необходимые бумаги.
Чудом метрическое свидетельство пришло в срок, и Виссарион смог сдать экзамены. В документе писарь допустил ошибку — так фамилия «Белынский» превратилась в «Белинский».
Однако это только гипотеза, существует также версия, что Виссарион Григорьевич сам пожелал изменить фамилию на более звучную. Так или иначе, уже студент словесного факультета Виссарион Белинский писал своим родителям в Чембар:
«С живейшей радостью и нетерпением спешу уведомить вас, что я теперь принят в число студентов императорского московского университета… Я со своей стороны сделал всё, что только мог сделать: я перед вами оправдался. Тем более меня радует и восхищает, что я оным обязан не покровительству и стараниям кого-нибудь, но собственно самому себе… Итак, я теперь студент, и состою в XIV классе (низший класс чинов по табели о рангах), имею права носить шпагу и треугольную шляпу».
Московский университет. Художник Д. Н. Афанасьев. 1820‑е гг.
Уже в октябре, в силу крайне бедственного положения, Белинский подаёт прошение о принятии его на казённое содержание в университет, на так называемый «казённый кошт». Ответ последовал нескоро. Только в январе 1830 года Белинского зачислили в число «казённых студентов».
Значение Московского университета в 1830–1840‑е годы трудно преувеличить — он был центром русского образования. Многие выпускники тех лет стали ведущими деятелями науки и общественно-политической жизни страны. На курсе Виссариона Григорьевича читали лекции такие выдающиеся личности, как Михаил Григорьевич Павлов и Иван Иванович Давыдов, на занятие к которому однажды пришёл Александр Сергеевич Пушкин. На старших курсах начал преподавать профессор теории изящных искусств и археологии Николай Иванович Надеждин. Поскольку в 1826 году кафедра философии была закрыта, учёные пытались восполнить пробел в знаниях и на своих занятиях знакомили слушателей с основными философскими учениями.
В 1830 году в Москве началась эпидемия холеры. Были предприняты меры предосторожности: лекции прекращены, казённых студентов не выпускали из университета. Плохое содержание на карантине, непригодное питание и назначение нового неуравновешенного инспектора сделали «казённый кошт» нестерпимым. Белинский с возмущением пишет домой:
«Я теперь нахожусь в таких обстоятельствах, что лучше согласился бы быть подьячим в чембарском земском суде, нежели жить на этом каторжном, проклятом казённом коште. Если бы я прежде знал, каков он, то лучше бы согласился наняться к кому-нибудь в лакеи и чищением сапог и платья содержать себя, нежели жить в нём».
Во время холеры, спасаясь от скуки в затворничестве, Белинский и ещё человек пять составили в комнате «номер 11» общество под названием «Литературные вечера». В комнате проводились еженедельные собрания, на которых каждый из членов читал своё сочинение, обсуждались новые произведения, завязывались горячие споры.
Подталкиваемый кружком Виссарион Григорьевич задумал написать романтическую драму. Это была уже не первая попытка испробовать свои силы на литературном поприще. Вскоре трагедия под названием «Дмитрий Калинин» была прочитана на одном из собраний.
Как подобает пылкому девятнадцатилетнему юноше, Белинский со всей серьёзностью отнёсся к своему произведению и возложил на него чрезмерно большие надежды. Он верил, что трагедия непременно принесёт ему деньги для избавления от нужды и литературную славу. В письме к родным он сообщает о своих планах:
«Ежели моя трагедия будет иметь успех, то вырученные за оную деньги употреблю на освобождение себя от проклятого, адского казённого кошта… Ежели первая моя надежда не сбудется, — то я погиб без возврата!.. Лучше соглашусь живой провалиться в ад и достаться на завтрак червям, нежели страдать от казённого кошта!».
После нескольких неудачных попыток пустить в ход трагедию, Белинский решается предоставить её в цензурный комитет, который состоял тогда из университетских профессоров.
Когда он вернулся через неделю, чтобы узнать дальнейшую судьбу своего сочинения, его ждал не самый приятный ответ. Цензор Лев Алексеевич Цветаев оценил работу по достоинству, но трагедия, в которой осуждались крепостнические устои, вызвала гнев ректора Ивана Алексеевича Двигубского. Он назвал сочинение безнравственным, бесчестившим университет. Двигубский приказал ежемесячно доставлять ему донесения о Белинском и пригрозил выгнать его за малейший проступок.
Раздосадованный Виссарион Григорьевич писал домой:
«В этом сочинении, со всем жаром сердца, пламенеющего любовью к истине, со воем негодованием души, ненавидящей несправедливость, я в картине довольно живой и верной представил тиранства людей, присвоивших себе гибельное и несправедливое право мучить себе подобных».
«Проступок» Белинского не заставил себя долго ждать. В 1831 году он тяжело заболел и не мог держать переходные экзамены на следующий курс. Четыре месяца он провёл в больнице с диагнозом «хроническое воспаление лёгких». Это стало поводом для исключения из университета. Формальной причиной значилось «бессилие для продолжения наук» и «ограниченность способностей». Это нанесло сильный удар по Виссариону Григорьевичу. Молодой человек 21 года остался без каких-либо средств существования в большом городе. Он не сообщал об этом родным почти год.
Молодой Виссарион Белинский. Художник К. А. Горбунов. 1832 год
Путь к литературной критике и «принятие действительности
Положение дел оказалось крайне неблагоприятным, юноша был вынужден искать любой заработок. Сначала это были какие-то уроки, потом Белинский попытался перевести французский роман, но труд не принёс долгожданного заработка.
Наконец, он снова вернулся к сочинительству и написал стихотворение «Русская быль». Его напечатали в маленьком журнале «Листок» и выплатили гонорар. Это единственное сохранившееся стихотворение Белинского. По стилистике оно близко к русской народной песне:
«На коне сижу,
На коня гляжу,
С конем речь веду:
„Ты, мой добрый конь,
Ты, мой конь ретивой,
Понесись что стрела,
Стрела быстрая,
Меня молодца неси
Ты за дальние поля
И за синие леса…“»
Через время в этом же журнале была напечатана его заметка об одной брошюре, разбиравшей «Бориса Годунова» Пушкина. Через редакцию журнала Белинский познакомился с поэтом Алексеем Кольцовым, с которым они сильно сдружились. Виссарион Григорьевич по достоинству оценил поэтическое дарование Кольцова и позже сделался его биографом.
В 1832 году Виссарион Григорьевич сблизился с университетским студенческим кружком Николая Васильевича Станкевича, который собрал вокруг себя многих выдающихся представителей русской молодёжи. Они занимались изучением трудов немецкой идеалистической философии: Кант, Фихте, Шеллинг и Гегель.
Членом кружка был и Михаил Александрович Бакунин. Белинский сразу подпал под влияние будущего теоретика анархизма и с головой погрузился в научные и философские занятия. Позже в письме Бакунину, Виссарион Григорьевич признавался:
«Ты показал мне, что мышление есть нечто целое, что в нём всё выходит из одного общего лона, которое есть Бог, сам себя открывающий в творении».
Особый интерес членов кружка Станкевича вызывало учение Гегеля. Александр Иванович Герцен в «Былом и думах» в шутку называл их «наши московские гегельянцы». Строго следуя букве учения философа, многие, в том числе и Белинский, близко приняли тезис Гегеля: «Что разумно, то действительно, и что действительно, то разумно». С этого момента начинается период «примирения с действительностью» Белинского. За отчаянную защиту разумности устоявшегося порядка вещей и за яростное отстаивание своей позиции критик получил в кружке прозвище «неистовый Виссарион».
При этом окружающая «неистового Виссариона» действительность мало отвечала разумности. Один товарищ Белинского так описывал условия его существования в те годы:
«Он квартировал в бельэтаже, в каком-то переулке между Трубой и Петровкой… Внизу жили и работали кузнецы. Пробираться к нему надо было по грязной лестнице; рядом с его каморкой была прачечная, из которой беспрестанно неслись к нему испарения мокрого белья и вонючего мыла…».
В 1833 году Виссарион Белинский лично познакомился с Николаем Ивановичем Надеждиным, издававшим московские журналы «Телескоп» и «Молва». Знакомство открыло Белинскому дорогу в публицистику. Надеждин, справедливо оценив талант юноши, сделал его литературным критиком в своих журналах.
В 1834 году в газете «Молва» (литературное приложение к «Телескопу») была напечатана первая большая статья Белинского «Литературные мечтания (Элегия в прозе)». В статье, которая помещалась частями в десяти номерах газеты, был изложен в виде стройной философской и эстетической концепции обзор истории русской литературы. Белинский приходит к следующим выводам:
«У нас нет литературы, я повторяю это с восторгом, с наслаждением, ибо в сей истине вижу залог наших будущих успехов. Присмотритесь хорошенько к ходу нашего общества, и вы согласитесь, что я прав… Век ребячества проходит, видимо. И дай Бог, чтобы он прошёл скорее. Но ещё более дай Бог, чтобы поскорее все разуверились в нашем литературном богатстве. Благородная нищета лучше мечтательного богатства! Придёт время, просвещение разольётся в России широким потоком, умственная физиономия народа выяснится, и тогда наши художники и писатели будут на все свои произведения налагать печать русского духа. Но теперь нам нужно ученье! ученье! ученье!…».
Статья произвела на читателей сильное впечатление. В ней ещё чувствовалось влияние Надеждина, критикующего романтизм за отвлечённые мечтания, и влияние кружка Станкевича, из которого Белинский почерпнул идею личного саморазвития, безотносительно к окружающей действительности. Тем не менее смелым ниспровержением старых авторитетов и литературных канонов, а также требованием к искусству быть народным, Белинский внёс в критику совершенно новый стиль повествования, а искренностью и стремлением к истине взял недосягаемую высоту.
Портрет Н. И. Надеждина. Редактор журнала «Телескоп». Художник П. З. Захаров
Во время пребывания Надеждина в 1835 году за границей, редактура журналов была доверена Белинскому. За это короткое пребывание редактором Виссарион Григорьевич приложил много усилий, чтобы повысить читаемость «Телескопа» и «Молвы».
Он опубликовал ещё одну критическую статью «Ничто о ничём, или отчёт г. издателю „Телескопа“ за последнее полугодие (1835) русской литературы». В ней критик также указывает на отсутствие в России народной литературы, но связывает надежды с появлением повестей Гоголя и поэзией Кольцова. Отчёт также перекликается со статьёй Надеждина «Европеизм и народность в отношении к русской словесности». Оба автора критикуют теорию «официальной народности» и вступают в конфликт с журналом «Московский наблюдатель», который стоял на славянофильских позициях.
Однако уже в следующем году Надеждин вернулся из-за границы и опубликовал в «Телескопе» знаменитое «Философическое письмо» Петра Яковлевича Чаадаева, после чего последовал разгром журнала, и Белинский остался без работы. К этой неприятности добавилась неразделённая любовь к сестре Бакунина Александре, а затем ухудшение здоровья. Все попытки найти работу были безуспешны, изданная им в середине 1837 года «Русская грамматика» не имела никакого успеха.
Казалось, луч надежды замелькал вдалеке, когда Белинским заинтересовался Александр Сергеевич Пушкин. Он давно следил за деятельностью молодого критика и, начав издание журнала «Современник» в 1836 году, хотел привлечь его к себе. Когда Александр Сергеевич узнал, что Виссарион Григорьевич остался без работы, он попытался наладить переговоры о дальнейшем сотрудничестве. Но роковая дуэль, произошедшая в 1837 году, лишила жизни великого русского писателя и расстроила надежды критика.
Из-за ухудшения здоровья Белинский вынужден был занять денег у друзей и в июне 1837 года отправиться на Кавказ. Он провёл три месяца в Пятигорске, его здоровье улучшилось, но Виссарион Григорьевич продолжал существовать за счёт займов и не мог не тревожиться таким положением дел, о чём сообщал в письмах друзьям. Осенью 1837 года он возвращается в Москву в мыслях о решении финансовых проблем.
Только в 1838 году Белинский смог найти работу. Уже убыточный на тот момент журнал «Московский наблюдатель» взял в аренду книготорговец и типографщик Степанов и принял на себя издательские обязанности. Неофициальным редактором «Московского наблюдателя» по его просьбе стал Виссарион Григорьевич. С его приходом обновился состав сотрудников за счёт бывших участников кружка Станкевича. Журнал стал рупором идей немецкой философии, в том числе философии Гегеля.
В своих многочисленных критических статьях, напечатанных в «Московском наблюдателе», Белинский продолжал отстаивать принцип примирения с действительностью, осуждая протестующее искусство и возвышая в творчестве созерцание жизни и внутреннюю гармонию, что наиболее полно, по мнению критика, было выражено в творчестве Гёте.
Александр Герцен о Белинском тех лет вспоминал:
«Белинский — самая деятельная, порывистая, диалектически-страстная натура бойца, проповедовал тогда индийский покой созерцания и теоретическое изучение вместо борьбы. Он веровал в это воззрение и не бледнел ни перед каким последствием, не останавливался ни перед моральным приличием, ни перед мнением других, которого так страшатся люди слабые и не самобытные, в нём не было робости, потому что он был силён и искренен; его совесть была чиста».
Обложка журнала «Московский наблюдатель» за 1838 год
Однако, несмотря на сильный литературный отдел, возможно даже лучший в России, публику не очень подкупали отвлечённые философские теории и особенно идея примирения с действительностью. В 1839 году издание «Московского наблюдателя» прекратилось из-за недостатка подписчиков. При этом «неистовый Виссарион» даже не думал отступать от своих взглядов. Его не поколебали ни закрытие журнала, ни ссора с Александром Ивановичем Герценом и Николаем Платоновичем Огарёвым, которые стояли на позициях непременных политических изменений в России.
Белинский снова оказался без постоянного дохода, но уже в более выгодном положении. За время работы в «Телескопе» и «Московском наблюдателе» он сделал себе имя. На этот раз спасение от хронической бедности пришло из Санкт-Петербурга.
Жизнь в Санкт-Петербурге и смена взглядов
В апреле 1939 года издатель петербургского журнала «Отечественные записки» Андрей Краевский послал своего сотрудника, писателя Ивана Панаева, в Москву, чтобы договориться с Белинским о совместной работе. Виссарион Григорьевич сразу согласился взять на себя критический отдел в «Отечественных записках».
Первые три статьи Виссариона Григорьевича на новом месте («Бородинская годовщина», о «Горе от ума» и «Менцель, критик Гёте»), ещё с большей силой выражают веру в правильность примирения с действительностью. Как выразился Герцен, Белинский «дал по нас последний яростный залп».
Критик поселился на Грязной улице, близ Семёновских казарм, в деревянном двухэтажном доме, в котором занял одну комнату. Между тем действительность столичной жизни произвела не самое благоприятное впечатление на Белинского. Он так описывает первые дни пребывания в городе:
«Питер навёл на меня апатию, уныние и чорт знает что… ибо Питер имеет необыкновенное свойство оскорбить в человеке всё святое и заставить в нём выйти наружу всё сокровенное. Только в Питере человек может узнать себя — человек он, получеловек или скотина: если будет страдать в нем — человек, если Питер полюбится ему — будет или богат, или действительным статским советником».
Санкт-Петербург сильно повлиял на Виссариона Григорьевича, именно в нём он увидел и ощутил, что действительность, в которой царит крепостное право, не соответствует разумности и гармонии. Сам Белинский признавался, что Санкт-Петербург убедил его в неверности идей примирения с действительностью больше, чем все словесные доводы. В Белинском произошла кардинальная ломка старых убеждений, он в письмах к друзьям «проклинал» своё примирение и чувствовал себя «выздоравливающим», а статью «Бородинская годовщина» определял как «промах» и «глупая статейка». В 1840 году Герцен и Белинский помирились.
С той же силой и энергией, какой защищал Виссарион Григорьевич разумность действительности, он взялся обличать пороки крепостного права, несправедливость и лицемерие властей, а от литературы требовать реального описания жизни людей и правды.
1840‑е годы — наиболее плодотворный и успешный период творческой деятельности «неистового Виссариона». В своих критических статьях и ежегодных обзорах русской литературы Белинский непревзойдённо тонко и глубоко раскрывал смысл значения творчества Державина, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, а также только начинающих тогда писателей, таких как Тургенев, Гончаров, Некрасов, Достоевский.
Многих молодых писателей Белинский всячески поддерживал и помогал им вырасти в художников мирового значения. Квартира Виссариона Григорьевича у Аничкова моста стала центром притяжения мыслящей молодёжи, где бывали многие великие русские мыслители. Его критические статьи принесли «Отечественным запискам» невиданную славу. Герцен в «Былом и думах» пишет:
«Статьи Белинского судорожно ожидались в Москве и Петербурге с 25-го числа каждого месяца. Пять раз хаживали студенты в кофейные спрашивать, получены ли „Отечественные записки“. Номер журнала рвали из рук в руки. „Есть Белинского статья?“ — „Есть!“ — и она поглощалась с лихорадочным сочувствием, со смехом, со спорами…».
К 1842 году Белинский окончательно приходит к убеждению о необходимости полного переустройства России революционным путём. Философской основой его литературной критики становится социализм. Как он сам признавался, социализм стал для него «идеею идей». В 1843 году Виссарион Григорьевич женится на Марии Васильевне Орловой, классной даме московского института. Однако увлечённый борьбой и беспрерывной работой, он не уделял особого внимания семейным делам и брак не был удачным.
Виссарион Белинский. Художник К. А. Горбунов. 1843 год
Работы в эти годы у Виссариона Григорьевича было немало. Редактор журнала возложил на него обязанность не только писать критические статьи о русской литературе, но и рецензии на азбуки, сонники, гадательные книги и много другое, в чём зачастую критик не разбирался. Работа сильно выматывала. В 1845 году у критика развилась чахотка. Для лечения он отправляется со своим другом, артистом Щепкиным, на юг России. Перед поездкой Белинский уходит из «Отечественных записок».
Вернувшись в Петербург, Виссарион Григорьевич узнаёт, что его друзья Николай Некрасов и Иван Панаев решили приобрести журнал «Современник». Возможность работать в том самом «Современнике», который когда-то издавал Пушкин, воодушевила критика. В 1847 году издание окончательно перешло в руки новым владельцам. «Современник» сразу же сделался самым популярным и авторитетным литературным и общественно-политическим журналом. К работе в нём помимо Белинского были привлечены самые выдающиеся писатели того времени. Как всегда, Виссарион Григорьевич с полной самоотдачей погрузился в работу, как будто не замечая постоянной физической боли. Однако его силы уже начинали таять.
Последние годы жизни и письмо к Гоголю
Из-за обострения туберкулёза врачи настаивали на отъезде Белинского за границу. В 1847 году Виссарион Григорьевич отправляется лечиться на немецкий курорт Зальцбрунн. Там он получает письмо Николая Васильевича Гоголя с ответом на критику своей последней книги «Выбранные места из переписки с друзьями». В этом произведении писатель выражает идеи славянофилов и говорит о христианском послушании, терпении и покорности русского народа. В своём письме Гоголь упрекает Белинского за резкость статьи о книге.
Письмо Гоголя разбудило в Белинском последние искры былого пламени «неистового Виссариона», как и прежде, он готов был наброситься на оппонента с полной силой, забывая о своей болезни. Его ответ Гоголю был не просто ответом писателю, это был ответ всей несправедливости, которая существовала в государстве.
«Россия видит своё спасение не в мистицизме, не в аскетизме, не в пиетизме, а в успехах цивилизации, просвещения гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, сколько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а со здравым смыслом и справедливостью… И в это время великий писатель, который своими дивно-художественными творениями так могущественно содействовал самосознанию России, давши ей возможность взглянуть на самое себя как будто в зеркале, — является с книгою, в которой во имя Христа и церкви учит варвара-помещика наживать от крестьян больше денег…
Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов — что Вы делаете?!!».
Лечение на немецких курортах не помогает Белинскому. Перед возвращением на родину он отправляется в Париж, чтобы продолжить лечение, и встречается там со своими московскими друзьями, Герценом и Бакуниным. Осенью 1847 года он возвращается в Россию и продолжает работать. В первых книгах «Современника» за 1848 год был напечатан ряд статей и рецензий критика, из которых две представляли собою обширные статьи с обзором русской литературы за 1847 год. В это время, в связи с начавшейся на Западе революцией, цензурные препятствия в России усилились. В феврале и марте 1848 года Виссариона Григорьевича два раза вызывали в Третье жандармское отделение, начальник которого выразил желание «познакомиться» с критиком, но Белинский по состоянию здоровья появиться там не мог.
Весной 1848 года ему становится хуже.
Н. А. Некрасов и И. И. Панаев у больного В. Г. Белинского. Художник А. Наумов. 1881 год
Умер Виссарион Григорьевич Белинский 7 июня 1848 года в 36 лет. Его похоронили на Волковском кладбище Санкт-Петербурга, в той части кладбища, которая позже станет называться «Литераторские мостки».
«Письмо Н. В. Гоголю» стало громом среди ясного неба. Публиковать его где-либо, было запрещено до 1905 года, и текст распространялся только в виде рукописных копий среди интеллигенции нелегально. Именно за чтение «Письма» Фёдора Михайловича Достоевского приговорили к смертной казни, которая была заменена каторгой. Ещё долгое время после смерти Белинского его имя не разрешалось упоминать в печати, и заменялось выражением «критик гоголевского периода».
Виссарион Григорьевич до конца своих дней был патриотом России и верил в её светлое и великое будущее. Он оставил глубокий след, как в литературной критике, так и в становлении революционных идей в нашей стране. О роли Белинского лучше всего написал поэт Николай Алексеевич Некрасов в произведении «Медвежья охота»:
«Белинский был особенно любим…
Молясь твоей многострадальной тени,
Учитель! перед именем твоим
Позволь смиренно преклонить колени!
В те дни, как всё коснело на Руси,
Дремля и раболепствуя позорно,
Твой ум кипел — и новые стези
Прокладывал, работая упорно.
Ты не гнушался никаким трудом:
„Чернорабочий я — не белоручка!“ —
Говаривал ты нам — и напролом
Шёл к истине, великий самоучка!
Ты нас гуманно мыслить научил,
Едва ль не первый вспомнил об народе,
Едва ль не первый ты заговорил
О равенстве, о братстве, о свободе…»
Сотрудники Высшей школы экономики, специалисты по средневековой лингвистике Фёдор Успенский и Анна Литвина смогли установить точную дату рождения Бориса Годунова. Ранее дату рождения Годунова указывали приблизительно, как 1552 год. Успенский и Литвина изучили записки дипломата Священной Римской империи Георга Тектандера, собранные в книге «Путешествие в Персию через Московию: 1602–1603 год», и обнаружили там точное указание дня рождения Годунова — 2 августа по старому или 12 августа по новому стилю:
«Также и 2‑го августа, когда Великий Князь [Борис Годунов] праздновал день своего рождения, нам, как и раньше, прислали из дворца 200 человек, которые несли каждый по блюду с разными рыбами, ибо это был постный день у московитов».
Учёные верифицировали и подтвердили указанную дату с помощью других источников начала XVII века, в частности, записок имперского посла в Москве, барона Генриха фон Логау. Результаты исследования были опубликованы в итальянском журнале «Studi Slavistici».
Стоит отметить, что записки Георга Тектандера были переведены на русский язык ещё в 1896 году, однако указанная им дата оставалась незамеченной в исследовательской литературе. В целом историки отмечают, что Тектандер предельно точен в датах, отчего его свидетельству можно доверять.
В начале XX века новые производственные технологии порождали изменения и в формах искусства. В 1919 году состоялся диспут «Художник и машина», на котором была обозначена наиважнейшая и первоочередная задача деятелей культуры — помочь инженеру, конструктору, рабочему создавать качественные функциональные вещи без брака и помарок, которые можно было бы назвать самыми настоящими произведениями искусства.
Рассказываем историю «Механических танцев» Николая Фореггера, где театр сплетался с производством, а творчество — с тяжёлым физическим трудом.
В основе производственного подхода лежала идея о том, что работа с машинами рождает новый тип современного человека, а искусство будущего виделось руководящим органам в результатах производственного труда.
Публичные общественные площадки были призваны визуально воплотить связь техники и культуры. Удобнее всего это было реализовать на театральных подмостках.
Режиссёр превращался в «художника-машиниста», актёр в «механизированное тело», а сам театр становился «предприятием индустриального типа».
Научная организация труда (НОТ), существовавшая в тот период, на первое место ставила именно человеческий фактор, не разграничивала технику и искусство, считая создание средств производства творческим процессом. Принципы механизации и абстракции интересовали театральных режиссёров, в том числе Николая Фореггера, о котором мы уже упоминали в одном из предыдущих материалов.
Николай Михайлович Фореггер, театральный режиссёр
Для постановок создавали целые мобильные пространства с движущимися ступенями и дорожкой, светящимися электрическими вывесками и киноафишами, вращающимися декорациями. Часто театральные действия совмещались с демонстрацией киноизображений.
Очень многие приёмы, придуманные Николаем Фореггером в постановках, дали пищу современным хореографам. В 1923 году состоялась премьера так называемых «Механических танцев», в которых люди, становясь определённым образом, символизировали различные приспособления или инструменты. Например, определёнными позами изображали передаточный механизм: двое мужчин становились на расстоянии трёх метров друг от друга, а несколько женщин, держа друг друга за лодыжки, цепочкой двигались вокруг них.
В то время модно было изображать производственные процессы, поэтому даже названия балетных постановок отсылали к технике — «Стальной скок» (1927) и «Болт» (1931).
Эскиз номера «Циркулярная пила»
Воспоминания Любови Серебровской-Грюнталь дают прекрасную возможность представить во всех подробностях постановки Николая Фореггера и атмосферу, царившую на театральных подмостках. Вот что пишет Любовь Александровна, впоследствии известная балерина и танцовщица, о своём участии в одном из механических танцев:
«Я изображала что-то вроде поршня: ложилась на авансцене на спину, головой к зрительному залу, обхватывала руками ноги под коленями, а двое учеников актёрской студии брали меня за щиколотки с разных сторон и раскачивали взад и впёред на протяжении всего номера, который длился минут двадцать! Зажмурившись, я с ужасом ждала, когда же они зацепят мною об пол, и это снова происходило. На позвонке у меня образовалась незаживающая рана, но я молчала, боялась, что меня заменят какой-нибудь другой девочкой. А быть на сцене, участвовать в спектаклях — казалось нам невыразимым счастьем».
Любовь Серебровская-Грюнталь, артистка, балетмейстер
Николай Фореггер не всегда занимался постановками лично. Его жена и единомышленница София Савицкая, состоявшая с ним в браке до 1919 года, также выступала режиссёром, ставя танцы «рычагов, колёс и всего прочего», как она это называла.
Для многих актёров, в том числе для Серебровской-Грюнталь, участие в спектаклях, и даже само присутствие на сцене было очень важно. Однако актёрам приходилось физически нелегко. Любовь Александровна описывает участие в «Летающем балете» следующим образом:
«Надели на меня какие-то приспособления и зацепили крючок за колечко сзади пояса и без всякой репетиции выпустили на сцену. Я летала от одной кулисы к другой по восходящей линии. Я летела с прогнутой спиной, распростёртыми руками и однажды стукнулась грудью о твёрдую кулису. Кулисы на сцене бывают жёсткие — из фанеры, обтянутой бархатом. Удар был довольно сильный, и я сразу сникла и больше уж не „летала“».
К травмам актёров относились спокойно — они считались своеобразными издержками производства.
«Танцы машин» Николая Фореггера. Москва. Начало 1920‑х годов
Сам режиссёр писал, что согласно духу эпохи он «подсматривал» движения у городской улицы, сравнивал тело танцовщика с машиной, его волю с машинистом, а исполнительский темперамент с «горючей смесью для мотора».
Общественность неоднозначно встретила механические танцевальные постановки. Критик Александр Черепнин считал, что это «полумифическое подражание Америке», поскольку русская аудитория воспринимала механическое искусство Николая Фореггера как чуждое. Постановщика даже обвинили в том, что он двигался больше в направлении развлекательного жанра, развивая исключительно эстетическую часть представления, забыв об общественном и политическом содержании, которое было просто необходимо в то время.
Несмотря на развитие идей механических танцев и новаторские приёмы режиссёров, эта форма просуществовала недолго. Уже к началу 1930‑х годов определился «новый тип» человека, а руководство отказалось от авангардного искусства, отдав предпочтение классическому театру.
Производство визуально отделилось от искусства на долгое время.
