Оте­че­ствен­ная тра­ди­ция ново­год­них филь­мов широ­ка и глу­бо­ка, как стра­на род­ная. Отсчи­ты­вать её при­ня­то с 1956 года, когда Эль­дар Ряза­нов снял «Кар­на­валь­ную ночь». А даль­ше поеха­ли: «Снеж­ная сказ­ка» (1959), «В три­на­дца­том часу ночи» (1969), «Эта весё­лая пла­не­та» (1973), «Иро­ния судь­бы, или С лёг­ким паром!» (1975), «Чаро­деи» (1982), «Опе­ра­ция „С новым годом!“» (1996). В кон­це кон­цов, серия «Ёлки» (2010–2021) Тиму­ра Бекмамбетова.

Но в дей­стви­тель­но­сти эта тра­ди­ция даже глуб­же. Ещё при Ста­лине была, по край­ней мере, одна ново­год­няя сказ­ка — «Сиби­ря­ки» (1940) Льва Куле­шо­ва. В ней все те эле­мен­ты, кото­рые мы ждём от празд­нич­ной исто­рии: весе­лье, Дед Мороз, подар­ки, при­клю­че­ния, любовь, вол­шеб­ство и хэп­пи-энд. И даже боль­ше — про­па­ган­да куре­ния труб­ки, а так­же уча­стие самых что ни на есть выс­ших крем­лёв­ских сил. VATNIKSTAN при­от­кры­ва­ет заве­су в таин­ствен­ный мир маги­че­ско­го соцреализма.

Дед Мороз

Глав­ный ново­год­ний герой появ­ля­ет­ся на дет­ском празд­ни­ке в сибир­ском посёл­ке Новая Уда, где и раз­вер­нут­ся основ­ные собы­тия филь­ма. Но на повер­ку он ока­зы­ва­ет­ся не таким уж и глав­ным, тут же пере­дав сло­во ува­жа­е­мо­му чинов­ни­ку при помо­щи весё­ло­го стишка:

«К вам в гости при­е­хал с моро­за сам пред­се­да­тель колхоза!»

Имен­но пред­се­да­тель, а не Дед Мороз, вру­ча­ет детям подар­ки. Воз­мож­но, это свя­за­но с тем, что к Деду ещё не вполне при­вык­ли: ска­зоч­ный ста­рик, как и сами зим­ние празд­ни­ки, пере­де­лан­ные из рож­де­ствен­ских, вер­ну­лись в СССР совсем недав­но, в 1935 году. А вот гла­ва кол­хо­за всем хоро­шо зна­ком и уж, конеч­но, авто­ри­тет­нее ряже­но­го в боро­де из ваты. И пре­зен­ты от него при­ят­нее и ценнее.

Отсю­да и непри­ем­ле­мая по сего­дняш­ним мер­кам «декон­струк­ция сказ­ки»: под конец празд­ни­ка Дед сни­ма­ет страш­но­ва­тую мас­ку с гла­за­ми без зрач­ков, ока­зав­шись про­стой совет­ской учи­тель­ни­цей Анной Фёдо­ров­ной. В 1940‑е дети суще­ству­ют, с одной сто­ро­ны, в ате­и­сти­че­ской пара­диг­ме, а с дру­гой — в луч­шей стране мира, кото­рая не тре­бу­ет допол­ни­тель­ных мисти­че­ских, пусть даже доб­рых под­по­рок: поэто­му, когда Дед Мороз пре­вра­ща­ет­ся в обыч­но­го чело­ве­ка, они не огор­ча­ют­ся, а смеются.

Но всё-таки живёт в совет­ском госу­дар­стве один все­мо­гу­щий вол­шеб­ник — Вы-Зна­е­те-Кто. Вме­сто фаль­ши­вой боро­ды у него насто­я­щие усы, а вме­сто холод­но­го посо­ха — горя­чая труб­ка. И сказ­ка от него детям ещё будет — она впереди.

Подарки

Во-пер­вых, пре­зен­ты полу­ча­ют не все, а толь­ко луч­шие уче­ни­ки шко­лы. Пер­вый урок «Сиби­ря­ков» под­рас­та­ю­ще­му поко­ле­нию — сам по себе ты нико­му не инте­ре­сен: даже в празд­ник тебя будут поощ­рять не про­сто так, а исхо­дя из дости­же­ний, име­ю­щих вес в дей­ству­ю­щем соци­у­ме. О чело­ве­ке ведь судят по поступ­кам, не так ли?

Во-вто­рых, какие имен­но подар­ки? Отлич­ни­це Вале дарят мате­рию на пла­тье. Урок вто­рой: зада­ча буду­щей жен­щи­ны — уметь рабо­тать рука­ми и про­во­дить вре­мя в тру­де, а не в лено­сти. Поэто­му не гото­вое пла­тье, а мате­рия: поза­ни­май­ся, сде­лай наряд сама.

Отлич­ни­ку Серё­же вру­ча­ют ружьё-бер­дан­ку. По совре­мен­ным мер­кам — нон­сенс, да и в то вре­мя город­ские дети вряд ли мог­ли рас­счи­ты­вать на огне­стрель­ные дары. Но шести­класс­ник Серё­жа — уже охот­ник, живёт в таёж­ном сибир­ском посёл­ке и зна­ет, как обра­щать­ся с оружием.

Опять же, в Евро­пе идёт вой­на, а в кино­те­ат­рах СССР не пер­вый год кру­тят «обо­рон­ные» филь­мы с крас­но­ре­чи­вы­ми назва­ни­я­ми: «Воз­мож­но, зав­тра» (1932), «Роди­на зовёт» (1936), «Если зав­тра вой­на…» (1938) и так далее. «Будь готов», — гово­рит пред­се­да­тель, под­ра­зу­ме­вая явно нечто боль­шее, чем про­сто девиз пио­не­ров. «Все­гда готов», — пыл­ко отве­ча­ет Серё­жа, гля­дя не по-дет­ски стро­го и креп­ко при­жав к гру­ди ствол.

Ещё один из тро­и­цы глав­ных геро­ев, маль­чик помлад­ше по име­ни Петя, полу­ча­ет бинокль. Здесь тоже мож­но усмот­реть под­текст: необ­хо­ди­мо не толь­ко уметь тру­дить­ся и сра­жать­ся, но и про­яв­лять бди­тель­ность. Петя тут же испы­ты­ва­ет пода­рок — уве­ли­чи­ва­ю­щие функ­ции в нор­ме, но пока на гори­зон­те чисто. Перед нами сверх­круп­ный план пред­се­да­тель­ско­го лица — вряд ли слу­чай­но он ста­но­вит­ся похо­жим на това­ри­ща Ста­ли­на. Наблю­дая вплот­ную усы и при­щур, Петя чув­ству­ет защи­щён­ность и пред­ска­зы­ва­ет сво­им «виде­ни­ем» даль­ней­шее необык­но­вен­ное раз­ви­тие сюжета.

Приключения

Сим­во­ли­че­ское зна­че­ние ружья — не толь­ко в «обо­рон­ной» бди­тель­но­сти и мили­та­риз­ме как несу­щих кон­струк­ци­ях госу­дар­ствен­ной идео­ло­гии. На наших гла­зах совер­ша­ет­ся обряд ини­ци­а­ции: из маль­чи­ка Серё­жа пре­вра­ща­ет­ся в под­рост­ка, буду­ще­го муж­чи­ну и воина.

Будет умест­ным при­ве­сти отры­вок из кни­ги «Пси­хо­ло­гия для сце­на­ри­стов» Уилья­ма Инди­ка, где пси­хо­ана­ли­ти­че­ское уче­ние Фрей­да про­еци­ру­ет­ся на зако­ны жан­ро­во­го кинематографа:

«Фал­ли­че­ские сим­во­лы, будучи агрес­сив­ны­ми по сво­ей при­ро­де, поз­во­ля­ют маль­чи­ку дать выход агрес­сии. <…> Поэто­му маль­чи­кам все­гда так инте­рес­но всё, что свя­за­но с ору­жи­ем: ножа­ми, ружья­ми, меча­ми, пуш­ка­ми, раке­та­ми, бита­ми, дубин­ка­ми и дру­ги­ми фал­ли­че­ски­ми сим­во­ла­ми раз­ру­ше­ния. <…> Вестер­ны, ганг­стер­ские филь­мы, детек­ти­вы, филь­мы о войне — во всех таких филь­мах и герои, и зло­деи в совер­шен­стве уме­ют обра­щать­ся с фал­ли­че­ски­ми сим­во­ла­ми (писто­ле­та­ми). Ору­жие ста­но­вит­ся нагляд­ным выра­же­ни­ем муже­ства геро­ев. Храб­рость и сила „кру­тых пар­ней“ <…> изме­ря­ет­ся дли­ной ство­ла их ружей и мет­ко­стью стрельбы».

Опи­сан­ный меха­низм инте­рес­но транс­фор­ми­ру­ет­ся в усло­ви­ях совет­ской мифо­ло­гии. Соглас­но непи­са­ным пра­ви­лам игры, самый кру­той парень ста­лин­ско­го кино — сам Ста­лин (чаще все­го в испол­не­нии актё­ра Миха­и­ла Гело­ва­ни). Но глав­ный фал­ли­че­ский сим­вол, свя­зан­ный с «отцом наро­дов», — не нож и не писто­лет, а, конеч­но, трубка.

Не лиш­ним будет вспом­нить, что Ста­ли­на назы­ва­ли вождём — как у индей­цев, кото­рые тоже были не дура­ки рас­ку­рить у кост­ра труб­ку мира. При­ме­ча­тель­но, что пер­вая встре­ча детей с лиде­ром СССР про­ис­хо­дит как раз на пио­нер­ском кост­ре. Полу­ча­ет­ся, что огне­стрель­ная фал­ли­че­ская сим­во­ли­ка — лишь пер­вый этап взрос­ле­ния. По-насто­я­ще­му взрос­лым ты ста­нешь, когда нач­нёшь курить, и не папи­ро­сы, а имен­но труб­ку. Все взрос­лые муж­чи­ны в посёл­ке Новая Уда курят труб­ки. Но понят­но, что самая глав­ная и «взрос­лая» из них не та, кото­рая длин­нее, а та, что в руках у Сталина.

В ново­год­нюю ночь ста­рый охот­ник Дошин­дон (судя по все­му, пред­ста­ви­тель одно­го из корен­ных наро­дов) рас­ска­зы­ва­ет Серё­же и Пете, буд­то дав­ным-дав­но, нахо­дясь в этих местах в ссыл­ке, Ста­лин пода­рил мест­но­му охот­ни­ку свою труб­ку. Затем охот­ник герой­ски погиб, а труб­ка про­па­ла. Узнать её лег­ко — по сле­ду от вра­же­ской пули.

Ока­зав­шись в досе­ле неве­до­мой им таёж­ной все­лен­ной, где нет ниче­го, кро­ме тем­но­ты и терп­ко­го табач­но­го дыма, маль­чи­ки заго­ра­ют­ся иде­ей: разыс­кать труб­ку и отвез­ти в Моск­ву, в Кремль — им кажет­ся, что это очень обра­ду­ет вождя. Пара­док­саль­ным обра­зом почти так всё и происходит.

Любовь высокая

Надо ска­зать, что Новая Уда — не выдум­ка сце­на­ри­ста Алек­сандра Ветин­зо­на или режис­сё­ра Льва Куле­шо­ва. Такой посё­лок и вправ­ду суще­ству­ет в Иркут­ской обла­сти, а в 1903–1904 годах там дей­стви­тель­но нахо­дил­ся Ста­лин. Всё, что в нача­ле лен­ты пред­се­да­тель гово­рит о пись­ме вождю от мест­ных пио­не­ров, его отве­те, постав­лен­ном в раму, и о пода­роч­ном при­ём­ни­ке в музее, — чистая правда:

«Село наше хоть малень­кое, но извест­ное. А поче­му оно извест­ное? А пото­му что здесь това­рищ Ста­лин был в ссыл­ке, о чём вы хоро­шо зна­е­те. И вы сами писа­ли това­ри­щу Ста­ли­ну. Ответ това­ри­ща Ста­ли­на у вас в раме висит. А радио­при­ём­ник, им пода­рен­ный, сто­ит у вас в школь­ном музее».

Полу­ча­ет­ся, что у ново­удин­ской детво­ры с вождём осо­бые отно­ше­ния — он прак­ти­че­ски их зем­ляк. Отсю­да, наря­ду с пред­во­ен­ной стро­го­стью и таёж­ной гру­бо­ва­то­стью «Сиби­ря­ков», в филь­ме рас­цве­та­ет совер­шен­но осо­бая тота­ли­тар­ная нежность.

Когда Серё­жа с Петей уеди­ня­ют­ся для того, что­бы обсу­дить пла­ны по поис­ку труб­ки, для это­го они выби­ра­ют место, тес­но свя­зан­ное в «боль­шой» совет­ской исто­рии с «отцом наро­дов». Идёт заду­шев­ный диалог:

«— Серёж. А ведь на кар­тине това­рищ Ста­лин как раз на этом месте нарисован.
— Знаю…
— Навер­ное, как и мы, на нашу Уду смотрел.
— Он здесь пись­мо от това­ри­ща Лени­на читал. Чтоб никто не видел.
— Навер­ное, эту труб­ку ему и пода­рил Ленин».

В этом чув­ству­ет­ся совер­шен­но осо­бая, пла­то­ни­че­ская, истин­но това­ри­ще­ская сер­деч­ность. Два луч­ших дру­га, спря­тав­шись, смот­рят на род­ную дерев­ню, при этом под­ра­жая вождю, кото­рый здесь же читал пись­ма от сво­е­го луч­ше­го дру­га — Лени­на. «Что­бы никто не видел» — оче­вид­но, для кинош­но­го Ста­ли­на дело было не толь­ко в сооб­ра­же­ни­ях без­опас­но­сти. Обще­ние с близ­ким через его пись­ма тре­бу­ет тиши­ны, уеди­не­ния, это пере­жи­ва­ние тре­пет­но и сакрально.

К тому же в слу­чае с Лени­ным речь идёт о тай­ном диа­ло­ге ни мно­го ни мало с «Богом-твор­цом» из совет­ско­го мифо­ло­ги­че­ско­го пан­тео­на. Мы зна­ем, что сокро­вен­ное место рас­по­ла­га­лось на горе Кит-Кай. В биб­лей­ских сюже­тах связь с небе­са­ми тоже часто тре­бу­ет подъ­ёма в горы. Имен­но на горе Синай Мои­сей полу­чил от Бога скри­жа­ли с запо­ве­дя­ми. Самая важ­ная про­по­ведь Иису­са извест­на как Нагор­ная, а мисти­че­ское Пре­об­ра­же­ние Хри­ста про­ис­хо­дит на вер­шине под назва­ни­ем Фавор.

На горе у Новой Уды Ста­лин читал запо­вед­ные ука­за­ния от вождя рево­лю­ции. А теперь Петя с Серё­жей при­хо­дят сюда, что­бы при­ду­мать, как им при­об­щить­ся к един­ствен­но­му извест­но­му им «Богу» — конеч­но, разыс­кав и вер­нув свя­зан­ную с ним утра­чен­ную реликвию.

При этом Петя предупреждает:

«Ты толь­ко Валь­ке не рас­ска­зы­вай: такие дела без дев­чо­нок делают».

Это важ­но, пото­му что любовь, о кото­рой здесь идёт речь, — чув­ство выс­ше­го поряд­ка, кото­рое не долж­но соеди­нять­ся с зем­ной, обыч­ной любо­вью. Серё­жа и Валя нра­вят­ся друг дру­гу, но Серё­жа кля­нёт­ся ниче­го не гово­рить. В этом один из рели­ги­оз­ных и одно­вре­мен­но тота­ли­тар­ных зако­нов — пре­вы­ше всех надо любить Его как источ­ник боже­ствен­ной силы, а уж потом всех остальных.

Нель­зя ска­зать, что фильм выстро­ен исклю­чи­тель­но по хри­сти­ан­ской моде­ли. Как что-то язы­че­ское и шаман­ское (всё-таки это Сибирь) герои раз за разом повто­ря­ют: «Труб­ку дру­га курить будешь — дру­га пом­нить будешь». Труб­ка дру­га — это язы­че­ский арте­факт куль­та пред­ков, поз­во­ля­ю­щий напи­тать­ся дедов­ской муд­ро­стью, поды­шав одним с ними воз­ду­хом, одной души­стой вечностью.

От Лени­на труб­ка пере­шла к Ста­ли­ну, от Ста­ли­на ушла в народ, а теперь сно­ва долж­на вер­нуть­ся к вождям — воз­мож­но, для «пере­за­ряд­ки». Пер­во­род­ное дыха­ние, кото­рое когда-то вло­жил в труб­ку тво­рец-осно­ва­тель совет­ско­го госу­дар­ства, исся­ка­ет, и теперь, нака­нуне новых войн, надо опять вло­жить арте­факт в уста Ильи­чу, что­бы стра­на вдох­ну­ла пол­ной грудью.

Конеч­но, до тако­го в филь­ме не дохо­дит. Но, ока­зав­шись в Москве, Петя и Серё­жа ночью на Крас­ной пло­ща­ди дол­го сто­ят перед Мав­зо­ле­ем и заво­ро­жен­но смот­рят на «храм» упо­ко­е­ния Ильи­ча, хотя так и не реша­ют­ся войти.

Пожа­луй, ни один дет­ский фильм с такой мно­го­зна­чи­тель­но­стью не рас­ска­зы­вал, как это важ­но для стра­ны и наро­да — курить трубку.

Любовь земная

Всё-таки у нас раз­вле­ка­тель­ный фильм, а зна­чит, в нём обя­за­на при­сут­ство­вать тра­ди­ци­он­ная мело­дра­ма. Одна из роман­ти­че­ских линий здесь под­рост­ко­вая — Серё­жа плюс Валя.

Узнав, что Петя с Серё­жей для чего-то ищут ста­рые труб­ки, девоч­ка реша­ет, что маль­чиш­ки курят. Ребя­та отри­ца­ют увле­че­ние таба­ком, но и для чего им труб­ки, не гово­рят. У Вали кри­зис — поче­му Серё­жа мол­чит? Раз­ве он ей не доверяет?

В кон­це кон­цов девоч­ке уда­ёт­ся заслу­жить при­зна­ние ребят: она нахо­дит Ту Самую Труб­ку и отда­ёт Серё­же. В мину­ту искрен­но­сти Валя гово­рит люби­мо­му: она верит, что тот не «курец» (то есть, не куря­щий) и гото­ва помо­гать, ни о чём не спра­ши­вая. Рас­тро­ган­ный Серё­жа нару­ша­ет клят­ву и рас­ска­зы­ва­ет всё о труб­ке — к неудо­воль­ствию Пети.

Кажет­ся, в этот момент клят­во­пре­ступ­ни­ка Серё­жу долж­на пора­зить мол­ния, но нет. Ведь клят­ва была в том, что­бы не впу­ты­вать дев­чо­нок. Но теперь Валя не про­сто девоч­ка, а гораз­до серьёз­нее — това­рищ, насто­я­щая ста­ли­нист­ка. Поз­же Валя ещё раз дока­жет пре­дан­ность выс­шим целям: отка­жет­ся от путе­ше­ствия в Моск­ву, что­бы труб­ку Ста­ли­ну пере­дал имен­но Серё­жа. Понят­но, что к тому, у кого самая глав­ная труб­ка, дол­жен ехать тот, у кого самое длин­ное ружьё.

Вто­рая роман­ти­че­ская линия — взрос­лая. Перед нами любов­ный тре­уголь­ник, в кото­ром участ­ву­ют учи­тель­ни­ца Анна Фёдо­ров­на, интел­ли­гент­ный док­тор Васи­лий Васи­лье­вич и охот­ник, небри­тый таёж­ный муж­чи­на дядя Алексей.

В этой исто­рии боль­ше дра­ма­тиз­ма и мень­ше умо­зри­тель­ных мате­рий — она дела­ет фильм более живым, зри­тель­ским, сле­дить за ней инте­рес­нее. Васи­лий Васи­лье­вич испы­ты­ва­ет сим­па­тию к мещан­ско­му уюту. Он дарит Анне Фёдо­ровне в честь Ново­го года кра­си­вый, но бес­по­лез­ный пода­рок — фар­фо­ро­во­го петуш­ка. Силь­ный и прак­тич­ный, но нелов­кий в быту Алек­сей тут же раз­би­ва­ет игруш­ку. Васи­лий Васи­лье­вич скле­и­ва­ет фигур­ку, но при сле­ду­ю­щей встре­че охот­ник сно­ва заде­ва­ет петуш­ка рукой. Упря­мый док­тор опять чинит свой пода­рок, но всё повто­ря­ет­ся — толь­ко теперь петуш­ка в оскол­ки пре­вра­ща­ет Анна Фёдо­ров­на, на радо­стях от встре­чи с Алек­се­ем широ­ко взмах­нув руками.

Дядя Алек­сей всё понял и тут же сде­лал пред­ло­же­ние, на кото­рое Анна Фёдо­ров­на, как кажет­ся, отве­ти­ла согла­си­ем. Но про­хо­дит вре­мя, и мы видим, что герои мир­но устро­и­лись втро­ём: учи­тель­ни­ца про­ве­ря­ет тет­ра­ди, а муж­чи­ны раз­вле­ка­ют себя игрой в шах­ма­ты. Со сте­ны за ними наблю­да­ет огром­ный порт­рет Мая­ков­ско­го, буд­то напо­ми­ная, что у него само­го был небезыз­вест­ный опыт полиамор­ных отно­ше­ний на тро­их — кото­рый, кста­ти, ничем хоро­шим не закончился.

В ито­ге Анна и Алек­сей, види­мо, всё же реша­ют­ся жить толь­ко вдво­ём, но нам не пока­жут их счаст­ли­вой пары — мы уви­дим лишь док­то­ра, что остал­ся один и ста­ра­ет­ся исце­лить раны на серд­це при помо­щи физ­куль­ту­ры. Похо­же, где-то здесь при­та­и­лась иро­ния по отно­ше­нию к взрос­лой люб­ви: здесь всё слиш­ком запу­тан­но и эго­цен­трич­но. То ли дело дети, кото­рые любят не для себя, а для стра­ны. Не для удо­воль­ствия, а для того, что­бы в люб­ви и согла­сии слу­жить выс­ше­му началу.

Тост за светлое будущее

Нетруд­но заме­тить, что иро­ния при­та­и­лась не толь­ко в обла­сти любов­но­го тре­уголь­ни­ка. Точ­нее, не «при­та­и­лась», а шумит и хохо­чет в «Сиби­ря­ках» вовсю. Или это толь­ко так кажется?

По вос­по­ми­на­ни­ям совре­мен­ни­ков, когда новая кар­ти­на масте­ра экс­пе­ри­мен­таль­ных зре­лищ­ных лент, таких как «Необы­чай­ные при­клю­че­ния мисте­ра Веста в стране боль­ше­ви­ков» (1924), «Луч смер­ти» (1925), «По зако­ну» (1926) и дру­гих, вышла в про­кат, мно­гие кол­ле­ги отре­а­ги­ро­ва­ли на неё в режи­ме «рука­ли­цо». Боль­шин­ство из них сочли, что Куле­шов снял подо­бо­страст­ный кринж. Об этом упо­ми­на­ет Гри­го­рий Марья­мов в кни­ге «Крем­лёв­ский цен­зор. Ста­лин смот­рит кино», где рас­ска­зы­ва­ет о масте­рах кино­ис­кус­ства, кото­рые, с его точ­ки зре­ния, опу­сти­лись до пропаганды:

«…сле­ду­ет назвать фильм „Сиби­ря­ки“ режис­сё­ра и педа­го­га Льва Куле­шо­ва, под­дав­ше­го­ся на уго­во­ры сде­лать кар­ти­ну о поис­ках сибир­ски­ми ребя­та­ми леген­дар­ной труб­ки „вождя“, след кото­рой зате­рял­ся в ссыл­ке. Фильм на подоб­ную тему не мог не ока­зать­ся на гра­ни пош­ло­сти. Даже горя­чие при­вер­жен­цы все­го, что про­слав­ля­ло люби­мо­го „вождя“, на про­смот­рах стыд­ли­во отво­ди­ли гла­за от экрана».

Но спу­стя 80 лет гла­за отво­дить не хочет­ся — хочет­ся гово­рить, что Куле­шов хоро­шо раз­би­рал­ся в мето­дах пости­ро­ни­че­ско­го повест­во­ва­ния. Это замет­но и по его глав­но­му хиту. «Мистер Вест» фор­маль­но рас­ска­зы­ва­ет о капи­та­ли­сте, кото­рый преж­де не любил СССР, но, посе­тив стра­ну, сме­нил гнев на милость. На прак­ти­ке лен­та обо­ра­чи­ва­ет­ся экс­цен­три­че­ским вестер­ном с при­клю­че­ни­я­ми ков­боя на фоне ещё не раз­ру­шен­но­го Хра­ма Хри­ста Спа­си­те­ля. В фина­ле Куле­шов уста­ми Веста при­зы­ва­ет аме­ри­кан­цев сжи­гать свои жур­на­лы и вешать в каби­не­тах порт­ре­ты Лени­на. Дума­е­те, он всерьёз?

Тот же под­ход и в «Сиби­ря­ках», толь­ко вме­сто совет­ско­го вестер­на перед нами ещё один новый жанр — маги­че­ский соц­ре­а­лизм с эле­мен­та­ми абсур­да. При этом чисто фор­маль­но мы не можем быть пол­но­стью уве­ре­ны, что это имен­но стёб, а не фана­тич­ное чино­по­чи­та­ние, заме­шан­ное на рели­ги­оз­ном отно­ше­нии к пра­ви­те­лю. А вдруг режис­сёр искре­нен в сво­ём соци­а­ли­сти­че­ском шаманизме?

Пости­ро­ния — не един­ствен­ное нова­тор­ство «Сиби­ря­ков», дела­ю­щее их филь­мом буду­ще­го. Буд­то стре­мясь убе­жать от все­го, что состав­ля­ло осно­ву пер­вых лет зву­ко­во­го кино (не толь­ко в СССР) — съём­ки в пави­льо­нах, ста­тич­ные пла­ны и так далее, — Куле­шов зама­ни­ва­ет сво­их геро­ев в густую лес­ную чащу, на нату­ру, где подол­гу сни­ма­ет в дви­же­нии маль­чи­ше­ские ноги, шага­ю­щие через болото.

Живые дере­вья и насто­я­щие лягуш­ки, дико­вин­ный танец, кото­рый необ­хо­ди­мо свер­шить, что­бы уда­лась охо­та на глу­ха­ря, — это же фран­цуз­ская новая вол­на попо­лам с ита­льян­ским нео­ре­а­лиз­мом, всё то, к чему миро­вое кино при­дёт толь­ко в 50‑х и 60‑х годах! Ока­зав­шись в этой совер­шен­но не кинош­ной, не госу­дар­ствен­ной, задол­го до людей суще­ство­вав­шей реаль­но­сти, мы пони­ма­ем, где на самом деле оби­та­ют «Ёлки» — те, кото­рые Бек­мам­бе­то­ву и не снились.

В Новый год при­ня­то желать, что­бы всё у нас в насту­па­ю­щем году было по-ново­му, жела­тель­но в хоро­шем смыс­ле. В этом отно­ше­нии «Сиби­ря­ки» Куле­шо­ва сня­ты как тост. Тост за то, что­бы даже в самых труд­ных усло­ви­ях худож­ни­кам уда­ва­лось тво­рить, не изме­няя себе, пусть и уме­ло мас­ки­ру­ясь: да так, что сра­зу не рас­по­зна­ешь, в чём соль.

Пусть офи­ци­аль­ные запре­ты и быто­вые слож­но­сти ста­нут источ­ни­ка­ми вдох­но­ве­ния, пово­да­ми для экс­пе­ри­мен­тов и юмо­ра, про­вод­ни­ка­ми новых при­ё­мов на экране и све­жих слов в искус­стве. И тогда в мире род­но­го кино нас будет ждать толь­ко луч­шее. Даже в том слу­чае, если реаль­ность вне экра­на, как кажет­ся, это­го пока не обещает.

Читай­те так­же «Captain Pronin — superstar: чему учит дис­ко-мили­ци­о­нер из 1990‑х».